Новости

Валерий БАРИНОВ: «Приобретения нового времени»

Этого замечательного артиста Малого театра массовый зритель узнал лишь после памятных «Петербургских тайн», любимого народом сериала.

- Скажите, Валерий Александрович, не обидно, что славу вам, артисту, ценимому избранной публикой, принесли сериалы «Досье детектива Дубровского», «След оборотня», те же «Тайны», а из последних - «Русское», «Грехи отцов», «Веревка из песка»?..
- Что же делать, многим моим коллегам по театральному цеху популярность тоже принесли телесериалы. А раньше и обиду чувствовал, и даже боль, но все давно прошло, осталось где-то в юности. Я всегда готов был тягаться с любым артистом: если не всякого смогу переиграть, то компании не испорчу. Это моя профессиональная гордость. Сейчас работать становится труднее. Никогда не думал, что у моих сил есть предел.
Очень много играю. Роли огромные, сложные, с тяжелой психологической нагрузкой.
- Ваш гробовщик Яков Бронза из «Скрипки Ротшильда» в постановке МТЮЗа стал откровением не только для нашего зрителя. Вам удалось задеть за живое и американцев - премьера этого спектакля по рассказу Чехова состоялась в Иельском репертуарном театре. В связи с этим хотелось бы узнать ваше отношение к контрактной системе.
- Появилась возможность идти туда, где тебе интересно, встречаться с тем режиссером, которого любишь, - это удачное приобретение нового времени. Раньше так было в кино: ты встречался с артистами других театров, собирался какой-то свой коллектив. А сейчас кино, к сожалению, редкость. Сам я называю своих коллег-актеров бойцами невидимого фронта. Где-то мы снимаемся, но никто, кроме участников фестивалей, наш труд не видит. Прокат? Просто смешно, сами знаете, что русских фильмов на экране нет.
- Когда вы состоялись как киноактер?
- Думаю, в фильме режиссера Леонида Головни «Вишневый омут» по замечательному роману Михаила Алексеева. Фильм сделали в двух сериях, но прокат закапризничал, и пришлось выкраивать «одноразовый» фильм. Мало кто из критиков заметил эту ленту, и понятно: был 1981 год. На одной встрече со зрителями кто-то меня спросил: «А про что картина-то? « Я отвечаю: «Про русских». «А кто такие русские? « - задают вопрос
«Русские, - говорю, - которые не пустили татар в Европу, а потом фашизм - в Азию. Про это мы фильм и снимали».
У меня там герой начинает молодым сельским парнем, а заканчивает стариком. Те первоначальные две серии были очень национальными, глубокими, сильными. Картина что-то во мне перевернула. В самом себе - как актере.
- Есть ли для вас такой образ - Россия?
- Мне выпала радость много читать на радио. Куприна, Ивана Шмелева, Бунина - «Суходол», «Иду» и «Личарду». Бунин был орловским жителем. Он рассказывает про Суходол, а мне видится свое детство. Никогда ни в какой усадьбе не живал, рос в рядовой орловской деревеньке, но вот это обаяние запахов, раздольной степи, грибного леса пронизывает сердце. Это и есть Россия.
Но сколько себя помню, всегда мечтал жить в Москве. Парнишкой чуть ли не каждый день бегал на вокзал провожать идущие в Москву с юга поезда. Гасил всеми силами желание вспрыгнуть на подножку проходящего мимо состава. Москва с детства занимала мое воображение. Страстно желал подрасти и поскорее вырваться из губительных, как мне тогда казалось, оков душной патриархальной провинции на столичный простор.
- А когда цель была достигнута...
- Если честно, то воспринял как достойную меня данность.
- Но вы же, по всем актерским справочникам, начинали в Александринке. Каким же образом в вашу жизнь вошел Питер?
- Лишь за год до окончания Школы-студии при МХАТ решил взглянуть на былую славу Российской империи. В ту пору я был влюблен, собирался жениться. А родственники моей невесты жили в Ленинграде. Вот мы и отправились туда на зимние каникулы.
Помнится, сели мы на трамвай номер три, который шел от Сенной площади мимо Летнего сада. Зимнее солнце в зените. На небе ни облачка. И когда выехали на Кировский, теперь Троицкий, мост, мне впервые открылась стрелка Васильевского острова. В медово-прозрачных солнечных струях. Мы миновали Ростральные колонны, Эрмитаж. Вдали посверкивал силуэт Петропавловской крепости... Я сказал самому себе: «Хочу здесь жить! «Так и случилось. Спустя год я показывался сразу в нескольких ленинградских театрах. В Александринке в то время блистали Толубеев, Симонов, Горбачев, Фрейндлих. И я остановил свой выбор на этом красивейшем храме российского драматического искусства.
- «Хочу жить в Москве, хочу в Ленинграде»... Вам всегда с такой легкостью доставались желанные подарки судьбы?
- Как бы не так! За все приходилось платить сполна. Везде и всегда. Петербург в этом плане не знает себе равных. Он ломал меня, ранил душу. А когда уже не хватало сил бороться, вдруг приоткрывал источник возрождения...
Моя семейная идиллия в Ленинграде длилась чуть больше дня. Мне было 22 года, и я едва ли не в одночасье остался один в незнакомом городе.
Правда, театр меня принял. Поселился в коммуналке, соседкой оказалась милейшая женщина Александра Силантьевна, коренная ленинградка. Мы подружились, но в душе с каждым прожитым днем росло чувство безысходности.
Я не мог его преодолеть. Не мог жить в этом царственно прекрасном городе. До боли в скулах раздражала прямолинейная идеальность питерских улиц, холодный размах его площадей, изощренное совершенство всевозможных архитектурных стилей.
А знали бы вы, как бесили меня белые ночи! Помню, однажды вышел после спектакля под моросящий июльский дождь и, сообразив, что их время закончилось, зарыдал от радости. Белые ночи подошли к концу, но моя жизнь и не думала возвращаться в нормальное русло. Я чувствовал себя узником, запертым в клетку.
- Вы говорите поразительные вещи. По-моему, Петербург подобным образом влиял на людей только в русской классике. Но вы-то человек современный, да и город, где вы жили, назывался Ленинградом.
- Петербург ли, Ленинград - необъяснимый город. Не случайно именно в нем творил Федор Михайлович Достоевский. Не будь на земле Петербурга, не было бы и этого писателя. А тому, кто вкусил драму страстей этого города, от него не убежать.
- Как же вы разрешили свой внутренний конфликт?
- Чтобы разорвать путы, не нашел ничего лучшего, как пойти в военкомат. Там искренне удивились, но в просьбе не отказали. И вскоре я уже проходил военную службу в Монголии.
- А потом?
- Вернулся и в город, и в театр. Вернулся, осознав, что мне никуда не скрыться от этого рокового для моей жизни и творческой судьбы города. Я все еще сопротивлялся магии Петербурга, но уже его любил.
Началось очень странное время. Я в одиночестве бродил по городу ночами. В любую погоду: в слякоть, вьюгу, под проливным дождем. Со стороны это могло выглядеть примитивным помешательством рассудка. В холод я облачался в привезенную из Монголии овчинную солдатскую бекешу, брал палку вроде посоха. Обходил места жизни реальных исторических персон и литературных героев. Дышал и не мог надышаться флюидами имперской столицы, возникшей по воле гениального самодержца. Возникшей там, где изначально не могло появиться ничего напоминающего нормальную человеческую жизнь.
Случай позволил мне однажды переночевать в пушкинской квартире на Мойке. Там шли реставрационные работы. Незабываемый вихрь чувств! Мог ли Пушкин убить Дантеса? Судьба не дала ему шанса стать убийцей. И он сам, как мне думается, предвосхитил драматичный финал собственной жизни, написав провидческие строки: «Гений и злодейство - две вещи несовместные».
- Некоторые ваши герои на сцене и в кино сводят счеты с жизнью. Может ли артист отстраниться от роли, которую играет?
- Я стрелялся в спектакле «Молва», и, когда падал, в зале стояла звенящая тишина. От нее у меня сердце рвалось от счастья.
- Чем, если не секрет, закончились ночные питерские скитания?
- Сегодня, не стану лукавить, для меня нет города роднее и любимее, чем Петербург. Я прожил в нем семь лет и обрел самого себя. Сейчас, если не удается побывать в Питере хотя бы раз в полгода, остро ощущаю, как меня буквально начинает ломать от тоски.
Не представляю, как бы создавал без его участия сценические образы Рогожина в «Идиоте», Лужина в «Преступлении и наказании», Шатова в «Бесах», Белкина в «Болдинской осени».
Уезжая из Ленинграда в Москву в середине 70-х, я не мог и предположить, что многие мои открытия этого города еще впереди.
- Вы говорите о своих ролях, о съемках в Петербурге?
- В «Красных колоколах» Сергея Бондарчука я играл Подвойского. Помню, как меня ошеломил своей неожиданностью образ революционного Петрограда. Его восстановило воображение и режиссера, и великого оператора Юсова. А спустя еще какое-то время - съемки фильма «Роман императора» о фатальных взаимоотношениях Александра II и Екатерины Долгорукой. Снимали не в декорациях - в музеях. Тогда, в начале 90-х, музеи стали обретать самостоятельность. Они соглашались сдать в аренду свои уникальные территории. Заезжие киношники с большим кошельком спасали их от нищеты. Наш кошелек был предоставлен спонсором. И эта жизнь перед камерой в подлинных интерьерах ушедшей эпохи стала для меня, исполнявшего роль графа Шувалова, нечаянным подарком судьбы.
Как передать глубину чувств, рожденных подлинностью, высокого стиля зодчеством или обиходной утварью? Все это рукотворное наваждение (и я не раз в том убеждался) способно влиять не только на наш душевный настрой. Ему подвластны и наши судьбы.
- Какие оценки собственной работы вам особенно дороги?
- На фестиваль во французском городе Анфлер - кстати, рядом с ним находится Довиль, где снимался знаменитый фильм «Мужчина и женщина», - привезли нашу картину «Агапэ», там в главных ролях я и Алексей Петренко. Французы назвали меня лучшим актером фестиваля и русским Жаном Габеном, что не просто лестно, а удивительно... Однако звания и премии сами по себе ничего художнику не дают.
В 300-летнюю годовщину Петербурга на фестивале «Виват, кино России! « я получил (неожиданно для себя) фестивальный приз с обязывающей формулировкой: «Немеркнущей зрительской любви». Я, помнится, гулял тогда по городу. Зашел в церковь на Конюшенной площади, где отпевали Александра Сергеевича. Там теперь служит настоятелем отец Константин - мой давний друг, в миру Костя Смирнов, игравший со мной на подмостках Александринки. Когда-то он учился в Щепкинском училище вместе с Николаем Караченцовым и Евгением Киндиновым. Сколько воды утекло... И как все переплелось: воспоминания, фантазии, сегодняшняя реальность...

Беседу вела Марина Тарасова
«БОСС», 31.08.2005