Новости

ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ: «НЕ ЖДИТЕ ЛАСКИ – ДАРИТЕ ЕЕ САМИ»

«Как вам удается сохранять такую потрясающую форму?» — этот вопрос задали в Риге великой Элине Быстрицкой сразу несколько журналистов. В апреле актрисе исполнится 78 лет, но она по–прежнему красавица с чарующим голосом и пластичными движениями.

–Знаете, это подарок от папы и мамы, — ответила народная артистка СССР, актриса Малого театра. — Большую часть жизни я занималась танцем, до сих пор делаю упражнения и даже время от времени занимаюсь на тренажере. Но главное — я так люблю театр, свою профессию, что ради нее иной раз не грех чего–то и лишиться. Я очень надеюсь, что меня моя физическая природа не подведет, чтобы в полной мере осуществить духовное призвание, которое и приятнее, и выше.

У Элины Авраамовны особые связи с Латвией. Она не раз бывала здесь на гастролях, почти каждый год отдыхала в Юрмале, прекрасно помнит нашу «Молодежку», которая, на ее взгляд, была «смелой и умной». Актриса вообще очень уважает в людях эти два качества.

— Судя по всему, у Малого театра в наше время особая миссия: вернуть русской драматургии достойное классическое прочтение. Это и какая–то воспитательная функция. Как вы себя ощущаете в этом качестве?

— Я не могу ставить перед собой задачу кого–то воспитать. Просто своим трудом, творчеством и общением я произвожу определенное впечатление. Какие–то люди ко мне тянутся, я с ними общаюсь. В этом общении и моя потребность, и потребность тех, кто ко мне подходит. И, наверное, в общении рождается это взаимовлияние: я беру то, что мне нравится, от них, сегодняшних, а они — что–то от меня.

— А много ли вокруг вас таких людей?

— Это те, с кем общаешься на духовном уровне. Но у меня есть и друзья юности — с ближайшей подругой нас мамы вывозили по очереди в одной и той же коляске гулять. Подруга, правда, сейчас живет в Бостоне. С другой приятельницей мы дружим уже 26 лет, я ей оставляю своего пекинеса, когда уезжаю на гастроли. Но это свои, практически родные, которым не надо ничего объяснять. Мы очень дружны и с руководителем Государственного ансамбля танца, легендарным Игорем Моисеевым, который недавно отметил свои 100 лет. Несмотря на возраст, он сохранил и внутренний свет, и блеск глаз, и ясный ум, и чувство юмора.

Я бы посоветовала людям, чтобы они не чувствовали своего одиночества, не ждать, пока к ним кто–то подойдет и обратится с добром, а самим обращаться с добром к окружающим. И тогда одиночества не будет, а будет свет в глазах и у тех, и у других.

— Наверное, ваш свет помогал вам переживать и неудачи, и недоброжелательство, досужие разговоры о вас, которые всегда в обилии сопутствуют таланту и успеху?

— Знаете, случилось так, что у меня в театре почти 10 лет не было ролей. Меня учили, наказывая за то, что от какой–то из ролей я отказалась. Ну и я в это время делала что–то другое. Скоро должен выйти на экраны фильм Булата Мансурова, ученика Сергея Герасимова, где я сыграла святую равноапостольную княгиню Ольгу. И на днях отец Роман, интеллигентный и образованный батюшка, которому показали фильм, позвонил мне с благодарностью и словами, что «верующему христианину будет понятно, что это образ славный». Мне эта работа очень много дала.

Соприкосновение с образом княгини Ольги поселило во мне какой–то внутренний свет. В старых летописях можно найти совсем немного о ней — всего три эпизода. Поэтому много приходилось додумывать, но, наверное, раз священник похвалил, что–то мне удалось.

Ведь когда играешь образ, проникаешься сущностью этого человека. Когда я сыграла Екатерину Великую, я поняла, что такое абсолютная вседозволенность, полное отсутствие преград. Преграды только в тебе самом. Ее никто не мог поправить и сказать: «Государыня, вы что–то не то делаете». Вопрос здесь в выборе.

Я поняла, что для меня, как для человека, очень важно самой себе быть цензором, определять для себя, что я могу, а что нет, что хорошо, а что просто недопустимо. Абсолютная свобода — это страшно. Я поняла, что такое высокий пост, как много нужно понимать и знать, чтобы зависимость от тебя многих людей не становилась их рабством.

— А как вы ощущаете свою «легендарность»? Ведь образ Аксиньи в «Тихом Доне» останется, без преувеличения, жить в веках. Что для вас слава — бремя или?..

— Знаете, утомляет частенько. Бывает, приду на какое–то событие, где собирается много народу, — и сразу же ко мне выстраивается очередь за автографами. Народ–то у нас любит автографы брать. И половину времени я должна провести, подписывая фото или открытки. Я никак не пойму, что это дает? Я в своей жизни один раз попросила автограф.

— А у кого, если не секрет?

— У Маргарет Тэтчер. Лет 8–10 назад я была в Лондоне, и меня пригласили в ее дом. Я сказала, что хотела бы иметь ее автограф. «Yes! All right!» — ответила она и действительно через некоторое время прислала мне в Москву свое фото с автографом.

— А кто еще, составляющий «эпоху» в нашем сегодняшнем мире, вам запомнился?

— Майя Плисецкая, которую я считаю величайшей балериной нашего времени. Когда мы еще обе были молодыми и я должна была играть Донну Анну в спектакле Малого театра, мне нужно было освоить, как обращаться с кастаньетами. И за этим я пошла к Плисецкой. Мало того, что она мне подробно рассказала и показала, как это делается, так она еще подарила мне пару кастаньет, которые до сих пор у меня хранятся. Очень люблю балетную пару — Володю Васильева и его жену Катеньку Максимову. К сожалению, Мариса Лиепы нет уже с нами. Помню, на пляже в Юрмале, когда его дети Илзе и Андрис были еще маленькие, они просили меня сделать «карусель»: я брала обоих за руки и крутила вокруг себя… Я рада тому, как сложилась их жизнь, — они замечательные танцовщики, актеры, хорошие люди.

— Несмотря на вашу внешнюю мягкость, у вас железный характер. Ведь вы 13–14–летней девчонкой уже работали санитаркой во фронтовом госпитале, где ваш папа был военврачом. Кто воспитал у вас такое бесстрашие?

— Это мама. Когда я была такой маленькой, что не доставала до выключателя на кухне, мама просила меня поздним вечером принести ей водички из–под крана. Я ужасно боялась, но шла в темную кухню. А мама меня хвалила, говоря: «Какая ты у меня бесстрашная!» И я стала бесстрашной. Знаете, когда между приемом раненых в госпитале выдавалась минутка поспать в постели, а не на стуле, я выходила, сжимая в кармане остро заточенную расчесочку.

— Все–таки не могу не спросить: как вас выбрали сниматься в «Тихом Доне»? Ведь говорят, что Нонна Мордюкова, узнав о том, что Аксинья не она, чуть не наложила на себя руки…

— Меня не выбрали, я сама попросилась на роль, потому что на нее претендовало больше 30 актрис. Я была проездом в Москве, и Алла Ларионова мне сказала, что Герасимов начинает работу над «Тихим Доном». А я во время войны побывала с госпиталем в донских станицах и просто влюбилась в тамошних людей. Я позвонила Герасимову, сказала, кто я (меня уже знали), и он тут же ответил: «Приезжайте прямо сейчас. У меня тут один Григорий уже сидит».

До поезда у меня время было, и я поехала. Григорий мне не понравился. Герасимов дал нам обоим по книжке почитать сцену, которую я пробовала играть еще в институте, и у меня не получилось. Я отказалась, сказав, что мне нужно перечитать роман, и уехала (я тогда служила в Вильнюсском драмтеатре) в уверенности, что все пропало. А через две недели меня вызвали для кинопроб — подбор актеров шел полгода! Меня выбрал сам Михаил Шолохов, когда просмотрел фотопробы. Увидев мое фото, он воскликнул: «Так вот же Аксинья!» Вот это было счастье!.

Информационный портал Даугавпилса
15.03.2006