Новости
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
«Листая старые подшивки» ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
Дата публикации: 06.07.2006
«Листая старые подшивки»
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
ТАТЬЯНА ПАНКОВА: «Я ЛЮБЛЮ ВСЕ СВОИ РОЛИ…»
Народной артистке России Татьяне Петровне Панковой исполнилось 80 лет. Исполнилось 55 лет ее служения сцене Малого театра. Да, да - она из той великой плеяды актеров, которые не просто работают в театре, а служат высоким идеалам русского драматического искусства. За ее спиной - более ста работ в театре и двадцати в кино. А в наше творческое безвременье в свои восемьдесят она снимается в фильмах и занята в шести спектаклях текущего репертуара. Последний из них - мюзикл «Свадьба Кречинского», где в роли тетушки Атуевой она поет и танцует... И остается только воскликнуть по-грибоедовски: «Вы, нынешние, ну-тка!»
-Актрисой я мечтала стать с того самого дня, когда мой старший брат впервые пошел в театр. Он соблазнял меня своими рассказами. Но я ведь очень некрасива: не смотрите так, сейчас я Полина Виардо или Наталья Гончарова в сравнении с тем, что было. Поэтому я и не могла поверить, что смогу стать актрисой, и не могла с этим примириться. После школы поступила в ленинградский университет на физико-математический. Отец сказал: сначала положи мне диплом на стол, а потом делай, что хочешь. Но я решила: если я и не буду актрисой, то должна сказать себе, что, по крайней мере, пыталась. И диплом я уже писала, курсируя из Москвы в Ленинград: поступала во все московские театральные вузы, но мечтала о Щепкинском при Малом. К своему удивлению, была принята везде, а когда узнала, что принята в Щепкинское,- счастью моему не было предела! Шел тридцать девятый год. Моим учителем стал великолепный актер и педагог Константин Александрович Зубов.
- Студентам в те годы жилось труднее, чем сегодня...
- Нас выручал «Мосфильм»: массовки, озвучание. Тогда технология озвучания была другая... У меня голос грубый и я, например, копировала ржание лошади под Ворошиловым в «Первой конной». Это моя запись! Где-то как-то что-то перепадало. Каждое лето помогала заработать Елена Николаевна Гоголева: устраивала в военно-шефскую комиссию, где платили небольшие суточные. Что-то собирали к зиме. Но училище я окончила на сплошные долги. Последние деньги - 300 рублей - я отдала Игорю Ильинскому, который никому не давал в долг, но меня выручал, поскольку я всегда была очень точна: если обещала отдать во вторник днем, то это было во вторник днем, а не вечером.
- Насколько известно, ваша творческая биография началась во фронтовом театре?
- Да, после окончания Щепкинского училища я сразу была принята во фронтовой филиал Малого театра. Мы с начала войны были связаны с фронтом - так решили наши старики: Пашенная, Рыжова, Ильинский, Остужев, Климов, Яковлев... Они одними из первых выехали с бригадами на фронт, а потом организовался фронтовой филиал, в котором я провела два года. Мы были на передовых, очень близко от линии огня. Солдаты мастерили нам в лесу сцену, а мы играли. Как только зажигался свет - летели мессершмиты, артисты прятались под сцену, все гасилось. Спектакли шли часов по семь-восемь. В декабре сорок четвертого года меня отозвали на роль в Москву. Это была пьеса Погодина «Сотворение мира».
- Расскажите о ваших первых работах в Малом театре. Вам довелось работать со многими корифеями - как вы вспоминаете об этих годах?
- Тогда на мое счастье в труппе был очень большой возрастной разрыв между стариками и молодежью. Среднего поколения почти не было. Я не думаю, что старики не допускали - им бояться было нечего. Кого можно бояться великой Пашенной? Они просто не любили вторые составы. «Я не боюсь, что кто-то еще будет играть мою роль,- говорила мне Вера Николаевна Пашенная.- Это даже хорошо, потому что не всегда есть вдохновение (а она была актрисой вдохновения), но я перестаю любить роль. Словно она мне изменила. Для меня роль - всегда живой человек, и вот она ушла к другой... Ну и уходи! И я начинаю играть все хуже и хуже...»
- Но ведь это была идея Веры Николаевны, чтобы в Малом театре никогда не было отмен спектаклей?
- Конечно, они все понимали, что должно быть два состава. Я никогда не играла молодых, как Блюменталь-Тамарина, которая сызмальства играла роли старух. Но я никогда не делала ни специальной походки, ни голоса. Никогда не играла возраст, а просто работала над ролью по существу. И, выходя на сцену, становилась старше. Я только сейчас играю свой возраст, а раньше - лет на сорок - пятьдесят старше себя. Не могу сказать, что мне не удалась моя первая роль в «Сотворении мира» - я ее очень люблю. А первым огромным счастьем была следующая - роль Ефросиньи Старицкой, которую я играла в очередь с Верой Николаевной. Мне был 21 год, а моей героине 70. Пашенная сломала ногу в щиколотке, как электрическую лампочку разбила. Это было надолго. А спектакль этот очень любил Сталин - смотрел шесть или семь раз. В те времена не оставляли без внимания желания правительства. Вот я и играла Ефросинью. Роль принимали Яковлев, Садовский, Рыжова, Турчанинова - я горжусь, что они поставили меня в прямую очередь с Пашенной. Третья роль - Степанида в «Мещанах» Горького. Премьера... Столики других участниц спектакля завалены цветами, только мой пустует. Приходит Зубов: чей это пустой столик? Это, говорят, Панковой. Он вышел, послал знакомую: сходите, купите хоть что-нибудь, это же неприлично. И мне какие-то цветы поставили на стол. Но вдруг к концу спектакля приносят в кадке огромный куст сирени. Разворачивают - Панковой от Михоэлса. Он был на спектакле. Эти три роли были моим становлением в театре.
- И у вас никогда не было провалов?
- Почему? Я так плохо играла в пьесе Гольдони «Бабьи сплетни», что, когда приехала в Венецию, сказала: наверное, здесь есть памятник Гольдони, и я хоть попрошу у него прощения за то, как я его опозорила. Впрочем, никогда не страдаю, когда роль не выйдет, и опять же вспоминаю слова моего учителя Константина Александровича Зубова: Таня, поймите, растут не на успехе, растут на провалах. Растут, когда начинают думать, от чего надо избавиться немедленно, от чего скоро не избавишься... Не бойтесь провалов! И я их действительно не боюсь - только ужасно трудно играть. Со лба течет пот, думаешь: скорее бы кончился спектакль... Когда хорошо - во всем легкость, какой бы тяжести ни был костюм. Но никогда не отказываюсь от роли, не даю себе поблажки. Мол, давай, мучайся, ты не сделала, ты и мучайся. - Какими партнерами на сцене были ваши великие учителя? - Я очень много играла в театре срочно. Ведь наши старухи были люди неверные - им было по восемьдесят, по восемьдесят девять лет. Однажды я играла за Турчанинову. Подхожу к Рыжовой: «Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я что-то волнуюсь». Она отвечает: «Душка моя, зачем повторять? Здесь темно. Выйдем на сцену, там светло, увидим друг друга и сделаем все как надо». Потом я вспоминала эту фразу как великое учение. Когда я говорила с Варварой Николаевной, ее глаза были заняты только мной, партнером. Этому научили старики. Вспоминаю еще один случай. Мы были на гастролях в Ленинграде - привезли туда три спектакля. Внезапно заболела артистка, игравшая няньку в спектакле по Островскому «Правда - хорошо, а счастье лучше». Я в этом спектакле не участвовала и со спокойной душой ушла в гости. Меня нашли за полтора часа до начала представления и сказали, что буду играть няньку. Роли я не знала, спектакля давно не видела. Очень разволновалась: «Дайте мне десять минут, если не успокоюсь, играть не буду». Заставила себя успокоиться и согласилась. Взяла книгу, и вся роль будто запечатлелась у меня в мозгу. Моей партнершей по сцене была Турчанинова. Как только она видит, что я волнуюсь, сразу же возьмет за руку, погладит. А в последнем акте я, как требовалось в спектакле, пошла в пляс. Слышу - аплодисменты. Думаю: Турчанинова вышла, ее всегда встречают аплодисментами. Оглянулась - нет. Значит, мне аплодируют. На следующий день мне в пять утра позвонил Зубов. Сказал: «Знаю, что ты все равно не спишь (конечно, после такого волнения не спится!). Тебе благодарность в личное дело - ты выручила спектакль». Но я хотела рассказать не о том, как я выручила спектакль, а о том, как Турчанинова и другие наши старики заботились о партнере. Главное на сцене - партнер. Как только забываешь об этом и начинаешь заботиться о себе - зритель теряет к тебе интерес. Сейчас это не все артисты понимают и часто пытаются переиграть друг друга.
- Татьяна Петровна, вы не могли бы рассказать случай из вашей творческой жизни, который вам больше всего запомнился?
- Наверное, это был последний спектакль Веры Николаевны Пашенной. Когда она болела и долго не приходила в театр, я встретила ее дочь и спросила: Вера Николаевна не будет играть? Она ответила: «Таня, у нее очень мало сил, она боится, что недоиграет». И тогда я предложила, что буду сидеть за кулисами в гриме, в костюме. Пусть она играет, а если не сможет, то выйду и доиграю я. (Речь шла о спектакле «Гроза» в постановке Пашенной, где мы в очередь играли Кабаниху.) Вера Николаевна приехала и стала играть. Сначала она мне сказала, что гримироваться не надо. Через некоторое время попросила: Танечка, загримируйтесь, но костюма не надевайте, успеем. Еще через некоторое время говорит: будьте в полной форме. Я в гриме и костюме стою за кулисами. Она отыграла два акта, а потом, тяжело дыша, попросила: Таня, идите на сцену, больше не могу. Я ей говорю: Вера Николаевна, я пойду, я готова, но ведь если вы сейчас не выйдете, то больше никогда не выйдете на сцену... И предложила, что буду стоять у занавеса: «Возьмите платок в руку. Если вы бросите его - дам занавес». Она вышла на сцену, начала играть - задыхается. Потом смотрю - одышка проходит. Она доиграла спектакль. Когда я снова попыталась уговорить ее играть, то в ответ услышала: «Нет, я же на вашей воле доиграла. Но я вам благодарна за то, что я сыграла, а зритель ничего не заметил». И это еще одна традиция Малого театра: что бы ни было, зритель не должен отвлекаться от игры.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в кино.
- Первая моя работа в кино - маленькая роль портнихи в знаменитом фильме Анненского «Анна на шее». Сначала я должна была играть девочку, которая приносит от портнихи платье. Я пришла, сделала какой-то реверанс... И вдруг Анненский говорит - стоп, перерывчик! Тут же написал мне текст и сказал: вы будете портнихой, будете примеривать даме платье и говорить ей комплименты. И я ей говорю: «Не женщина - фея!» Есть такой фильм «Мимолетные шедевры» - в нем поет Раневская и в него же вошел мой кусочек из «Анны на шее». С тех пор Анненский всегда занимал меня в своих фильмах. Я никогда не смотрю - маленькая роль или большая. Если образ интересен - я за него берусь. Недавно я закончила сниматься в шестнадцатисерийном фильме для телевидения. Сейчас играю очень смешную роль в картине молодого режиссера Попова «Все красное» - двух теток. Одна из них сумасшедшая, а другая нормальная. Следующая работа мне предстоит в картине «Дом для богатых» режиссера Фокина. Это очень современная и трагическая история.
- У вас есть несыгранная роль?
- У меня была мечта, которая чуть ли не исполнилась... Несколько лет тому назад один американский продюсер предложил режиссеру Худякову сделать к юбилею Достоевского фильм «Игрок». Там должны были сниматься очень большие зарубежные актеры, и в их числе Настасья Кински. Даже русского Алешу должен был играть очень хороший немецкий актер. Меня Худяков пригласил на роль Бабуленьки. Я прошла пробы, которые утвердили американцы. И в один прекрасный день мы все едем в Баден-Баден. Там обращаемся в банк, где должны были получить деньги, а счет этого американца оказался арестованным. Все вернулись назад - не состоялось. Потом я подошла к режиссеру Львову-Анохину, который тогда работал в Малом театре, и спросила, не будет ли он ставить «Игрока» - очень хочется сыграть Бабуленьку. Борис Александрович ответил, что его будет ставить молодой режиссер Федоров, а он будет курировать. Почему так? Потому что он не может ставить спектакли, которые где-то видел. Над ним тяготеет виденное. И только мы решили, а Юрий Мефодиевич Соломин нас поддержал, как Львов-Анохин ушел из театра. Так что мечта моя пока не состоялась... Но еще надеюсь.
- Ваша любимая роль?
- Я люблю все свои роли. Но больше всего, как правило, последнюю. Ее восприятие свежее. Сейчас это тетушка Атуева в мюзикле Александра Колкера по пьесе Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
- Вам трудно было войти в эстетику мюзикла?
- Нет. Он ведь не поставлен авангардистски. Сухово-Кобылин сохранен. Просто в пьесу введены музыкальные номера. Приходится петь и танцевать. Малый театр и раньше ставил водевили, что вовсе не зазорно. Эта постановка Виталия Соломина выходит из общего ряда, но она все равно в традициях Малого. Нам доступно и это, причем в таком качестве, что даже Ленком может позавидовать.
Беседу вела Татьяна СЕМАШКО. (C) «РОССИЙСКИЕ ВЕСТИ» N 218(1385) 22/11/97
Дата публикации: 06.07.2006
Художественный руководитель Малого театра — народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Партнеры
Информационная поддержка
Оценка качества услуг учреждений культуры
