Новости

«Ко дню рождения Марии Николаевны Ермоловой»

ВЕЛИКАЯ И ПРЕКРАСНАЯ

Сегодня 150 лет Марии Ермоловой

Что можем написать о Ермоловой мы, никогда не видевшие ее потомки, если даже современники, начинавшие описывать ее игру, зачастую заходили в тупик. Прочитав ворох воспоминаний об актрисе, понимаешь: она была великой. Какой великой — ответить сложнее.

«Поэт правды и света, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва», — пишет о Ермоловой известный журналист, управляющий труппой Московского императорского Малого театра Владимир Нелидов. И продолжает, описывая одну из ее ролей: «Когда Ермолова не знаю как, не помню как, говорила «дети мои», вам жалко было «всех бедных матерей». В этих «не знаю как», «не помню как» — вся соль проблемы, ибо несколькими строками выше тот же Нелидов, человек редкой наблюдательности и отменной памяти, превосходно описывает игру исполнявшей эту же роль знаменитой француженки Режан. Он знает «как» и помнит «как». Он очень конкретно описывает — видишь Режан словно живую. А Ермолову не видишь, просто веришь автору на слово.

Ермолова не могла перевоплотиться на сцене в кого и во что угодно. Ермолова не была виртуозна. Ермоловский диапазон был довольно узок — роли героические и трагические ей шли, а комические, характерные, отрицательные находились за пределами ее возможностей. Но она составила эпоху в русском театре. Но она была кумиром. Но о ней слагали легенды. Но ее как-то раз после представления драмы «Овечий источник» Лопе де Вега — кто же этого не знает! — повезла домой карета, в которую от переизбытка чувства впряглись московские студенты. Почему? Думаю, потому что она сделала больше, чем может и должна сделать актриса. Она представила на сцене абсолютно прекрасного человека. Точнее, абсолютно прекрасную женщину. Она воплотила на сцене идеал. Этот идеал, по всей видимости, и любили в ней люди рубежа веков, настроенные куда более возвышенно и мечтательно, чем люди рубежа веков нынешних. Этот идеал они отождествляли с актрисой. Ее роли и сама ее личность воспринимались ими как нечто неразрывное. Ее служение сцене — как нечто высоконравственное, хотя нравственность категория внеэстетическая. О каком нынешнем артисте вы можете сказать без иронии, что он служит искусству? Таких актеров больше нет, и уже, видимо, никогда не будет. Я, как Василий Иванович Чапаев, такого артиста и представить-то себе не могу. Потому что этика и эстетика давным-давно безвозвратно разошлись. В Ермоловой — вопреки всем законам — они праздновали свое единство и свое торжество.

Мы решили, что правильнее всего будет предоставить слово самой Ермоловой. В 1909 году некто, скрывшийся за псевдонимом Р., взял у нее интервью для «Петербургской газеты». У нас есть возможность узнать кое-что о ее вкусах, весьма консервативных, о ее пристрастиях, весьма предсказуемых, о том, что думает она о «художниках» (артистах Художественного театра). В том же 1909-м в печати появилось взволнованное письмо читателя, разочарованного консервативностью своего кумира. «Ах, зачем вы посылали к ней интервьюеров!» — сокрушается он. Читателя можно понять. Прикосновение к легенде чревато некоторым разочарованием. Но мы, живущие через столетие, вряд ли его испытаем. Мы уже не мечтательны, не возвышенны и не идеалистичны, и мы можем только догадываться — какой великой она была.

Марина ДАВЫДОВА

«Известия»



У М.Н. ЕРМОЛОВОЙ

В Петербург на короткое время приезжала М.Н. Ермолова. Нельзя было не воспользоваться случаем, чтобы поговорить с той, чье имя золотыми буквами впишется в историю русского театра. М.Н. остановилась на квартире своего мужа, члена государственной думы и известного московского адвоката, Н.П. Шубинского. Много лет я не видел нашу знаменитую артистку. С тех пор она много хворала, долго не появлялась на сцене, и я ожидал увидеть «не ту Ермолову». Но когда отворилась дверь гостиной и на пороге показалась, залитая солнцем, знакомая фигура, с гордо поднятой головой и орлиным взглядом, похожим на взгляд Шаляпина, я сказал себе: — Время щадит таланты!

Мы сели к столу, и я осведомился о здоровье славной артистки.

- Здоровье мое теперь поправилось, но, конечно, я уже не та, что была... Что было — того не вернешь... Доктора не велят часто играть, да и вообще, надо давать дорогу молодежи!

- Но кому, Марья Николаевна? Ведь в том-то и беда, что нет молодых дарований.

- Я с вами не согласна. У нас, в Москве, есть способные молодые актрисы. Вот Пашенная или Найденова... Они талантливые. Гзовскую вы сами видели и знаете. Как можно, безусловно есть молодые дарования!

- Не находите ли вы, что Малый театр страдает от конкуренции московского Художественного?

- Нисколько. В Москве хватит публики на оба театра, и наша публика не любит модернизованных и декадентских пьес. Чехова мы тоже не играем и предоставляем его «художникам».

- Какого вы мнения о «Синей птице» и о последних постановках «художников»?

- «Синяя птица» — это не пьеса, а феерия, сказка, основанная на эффектах. Для ума она ничего не дает. Такие вещи очень быстро изглаживаются из памяти. Вот «Ревизор» мне понравился.

- Неужели понравился? А у нас нашли, что «художники» его окарикатурили...

- Я не нахожу этого. Некоторые роли были очень недурно исполнены. Очень недурно играла Корнева Марью Антоновну, хороши были Уралов, Москвин, Горев. Вообще, напрасно говорят, что у «художников» нет актеров. У них есть прекрасные актеры. Возьмите Качалова или Уралова. Но главный секрет их успеха заключается, конечно, в поразительной энергии и огромной любви к своему делу. Энергии их надо прямо изумляться!

- Чем вы объясняете, что Сарра Бернар в свой последний приезд к нам не имела успеха?

- Я не пошла ее смотреть, потому что не могу видеть разрушающийся талант... Удивляюсь ее смелости: в 70 лет играть «Даму с камелиями!»

- Кого вы ставите выше: Сарру Бернар или Дузе?

- По-моему, их нельзя сравнивать. Это совершенно разные величины. Дузе — вся темперамент, и оттого она не так типична. (При слове «темперамент» М.Н. сделала красивый жест, давший представление о чем-то стихийном). Сарра Бернар — это актриса ума, отделки, внешности, и она больше создает типов...

М.Н. оживилась и закурила папиросу.

- Смотрели вы итальянца ди-Грассо?

- Нет. Ультра-реальных актеров я не признаю. Я держусь того мнения, что все, что можно в жизни, можно на сцене. На сцене все должно быть художественно. Мой идеал актера — Сальвини. Вот кто соединяете себе все, что необходимо иметь актеру! Сальвини — гений, и я перед ним всегда преклонялась...

- Правда ли, М.Н., что дирекция хочет командировать вас в будущем сезоне на несколько гастролей в Петербург?

- Об этом был разговор, но я откажусь ехать. В мои годы это тяжело, да и нет таких ролей, из-за которых стоило бы приезжать на гастроли. В минувшем
сезоне я только и играла, что «Холопы». Прежних ролей я не могу играть, а то, что подходит к моим годам, — неинтересно для гастролей.

Вчера знаменитая артистка уехала обратно в Москву.

«Петербургская газета» №133 17 мая 1909 года

Дом-музей М.Н.Ермоловой на Тверском бульваре