Новости

ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»

Он сыграл много замечательных ролей в хороших фильмах («Блокада», «Дерсу Узала», «Мелодии белой ночи», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...»), но зрители любят его, в первую очередь, как обаятельного капитана Кольцова из популярного телесериала «Адъютант его превосходительства».

В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов.

— Страна узнала вас по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства», а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста в фильме «И был вечер, и было утро».

— Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм—зло, но, играя разведчика - фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Как говорится, долго копался в характере. Это интересно.

— А правда, что в картину «Адъютант его превосходительства» вас сначала звали на другую роль, а не на капитана Кольцова?

— Да, мне предложили небольшую роль белогвардейского офицера, такого коварного типа с садистскими наклонностями. Я согласился, потому что до этого сыграл гестаповца в фильме «Сильные духом», а режиссер «Адъютанта...» Ташков увидел меня в этой роли. Но потом он почему-то решил попробовать меня на Кольцова. Никогда не говорил почему, а я не расспрашивал — не люблю лезть в душу. На роль Кольцова меня пробовали шесть раз и все не утверждали. Но Ташков все-таки настоял.

— Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?

— С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимание — жил, рос... и вдруг семьдесят! — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?

— Что может заставить вас пойти на компромисс?

— Нужда.

— Что значит «нужда»?

— Самая простая нужда. Мы с женой не москвичи, и родители у нас не были богатыми людьми. Мои родители были музыкантами, так сказать, деятелями культуры периферийного масштаба. Можете себе представить, что они там зарабатывали! Нам с женой с самого начала пришлось ковыряться самим. Ольга с третьего курса начала играть в московском ТЮЗе, а меня в Малый театр пригласили. Квартиры не было, снимали углы. Задним умом понимали, что Москва, конечно, центр культуры, но был момент, когда собрались уехать в провинцию: звали, квартиру обещали... Помню, подошел я к Михаилу Ивановичу Цареву, руководителю Малого, и сказал, что ухожу. Правда, ухожу не потому, что меня творчески что-то не устраивает, а просто мы с женой физически устали.

— Решение уехать в провинцию и было компромиссом?

— Жить по подвалам, с полусумасшедшими соседями — это, знаете, тяжело. Царев спросил: «Два месяца сможешь потерпеть?» Я ответил, что потерплю, тем более что до конца сезона примерно два месяца и оставалось. И через два месяца нам дали общежитие, на улице Станиславского. А потом появилась дочка Даша, начались проблемы с няньками... Так что иногда я соглашался на все.

— Странно, что ваша дочь выбрала профессию, никак не связанную с театром. Актерская семья, вы с Ольгой Николаевной преподаете в театральном. Казалось бы...

— А Даша выбрала стезю музыкальную. Они пианистка. Муж у нее тоже музыкант. Сейчас они оба преподают в Лондоне. У внучки есть ярко выраженные актерские способности, но, к сожалению, она тоже занимается музыкой...

— Как отдыхаете?

— Люблю просто помолчать.

— Говорят, вы большой любитель животных...

— У нас в семье четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне ее подарили. Маклаю в этом году десять лет. Еще есть тринадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.

— Юрий Мефодиевич, как получилось, что вашим именем назвали планету?

— Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальное отдаю театру.

Подготовил Олег Просихин
«Правда Украины», 17.07.2006