Новости

«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ» А.Н.ОСТРОВСКОГО НА СЦЕНЕ МАЛОГО ТЕАТРА

М.Н. Ермолова в роли царицы Марфы.

По книге С.Н.Дурылина «Мария Николаевна Ермолова»

31 марта 1909 г. А. И. Южин был назначен управляющим труппой Малого театра.

26 апреля в Малом театре начался подготовленный Южиным цикл спектаклей по случаю открытия памятника Н. В. Гоголю. М. Н. Ермолова приняла участие в спектакле «Ревизор» в крошечной роли жены Коробкина — это был знак ее любви к Малому театру и к великому драматургу.

Перед открытием сезона 1909/10 г. А. И. Южин произнес речь на тему о ближайших задачах Малого театра: «...придется теперь годами завоевывать пошатнувшуюся популярность нашего театра, еще недавно перевивавшего и еще не пережившего вполне свои долгие черные дни и тяжелый гнет». Призывая труппу старейшего русского театра к усиленной работе, Южин, актер и драматург, говорил: «Наш театр — русский театр. Русский писатель, как русский актер,— хозяева этого театра. Русская жизнь — главный, если не единственный предмет его художественного воспроизведения в ее прошлом, в ее настоящем, даже в ее будущем, потому что нет пределов творчеству гения, и бессмертие Пушкиных, Гоголей и Шекспиров — именно в том, что, рисуя свое настоящее, они берут из него именно то, что не умрет и в будущем, говорят и мыслят о нем так, как будут говорить и мыслить лучшие люди «веков грядущих».

Свою задачу Южин, как управляющий труппой, видел в том, «чтобы из числа спектаклей, отведенных на долю русских писателей, выпадало по крайней мере в два, если не в три раза больше, чем иностранных...» Широкий показ на сцене современной русской драматургии, отражающей действительность, Южин признавал одной из важнейших задач театра: «Мы не можем быть даже специально театром трагедий, театром драм или театром комедий. Все формы драматической литературы должны находить воплощение на нашей сцене. Такова традиция нашего театра». Южин проводил мысль, что Малый театр был и должен быть театром актера и драматурга: «Отец и мать пьесы (точнее бы сказать—спектакля.— С. Д.)—автор и труппа, а режиссеры всех наименований и степеней — всегда только повивальные бабки или акушеры... Задача режиссера как художника — создать на сцене все окружающее человека, а значит, и отражающееся на его душе. Создавать же самого человека на сцене во всей его духовной сущности — это и право и обязанность актера... Раз мы отводим актеру такую высокую роль и признаем за ним право на свободное творчество... мы и требуем от актера творческого дара. Только способностью к творчеству, только даром творчества и обусловливаются за актером права на творчество... Театр обязан дать актерам, его составляющим, полную возможность... разработать свое врожденное дарование, дать актеру над чем работать. Как бы ни гениален был инженер, он ничего не добьется, если ему не дадут строить, певцу — петь, писателю — писать, значит, актеру — играть. Это азбучная истина, но основательно забытая практикой многих театров» (А. И. Южин-Сумбатов. Ближайшие задачи имп. Московского Малого театра. «Ежегодник...», 1909, кн. IV, стр. 57, 63, 65, 70. 72, 73.). Свое обещание дать актеру «над чем работать» Южин исполнил в первый же сезон 1909/10 г.: в Малом театре прошли 12 премьер. Это количество было чрезмерным, да и в репертуар наряду с полноценными произведениями вошли пьесы невысокой художественной ценности.

Ермолова участвовала в двух лучших спектаклях сезона. Сезон в Малом театре открылся хроникой Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Южину непременно хотелось, чтобы Ермолова играла в спектакле, которым открывался не только новый сезон, но- и, как хотелось верить многим, новый период в жизни Малого театра. Ермолова выступила в роли царицы Марфы, которая участвует всего в одной сцене. Вся роль заключается в 17 репликах и 85 стихах. Но образ, созданный Ермоловой, своим трагическим величием возвышался над всеми действующими лицами хроники. Трагическая судьба вдовы Грозного стала центром спектакля. В небольшой сцене Ермолова показала сложный и многогранный образ: испуганную старуху инокиню; царицу, не потерявшую своей царственности под мантией монахини; вдову Грозного, гневно отвечающую на Угрозы Басманова:

Пугать меня, жену царя Ивана,—
Того Ивана, перед кем вы прежде,
Как листья на осине, трепетали!

и прежде и больше всего несчастную мать, тоскующую по Убитом сыне. Нельзя забыть того гордого движения посохом, каким Марфа — Ермолова властно останавливала Самозванца (П. М. Садовский), бросавшегося с криком «Родимая!» в ее объятия: «Постой-ка!» Отстранив его от себя, она внимательно» вглядывалась в его лицо, ища сходства с сыном. Тут была одна из пауз, доступных только ей, великой артистке. На мгновение в ее лице вспыхивала искра надежды, что этот победитель Бориса — ее чудом спасенный сын, и вот-вот эта искра готова обжечь радостью ее лицо: она еще раз глубоким взглядом всматривается в лицо Самозванца и с горечью, с тоской отворачивается от него со словами: «Ничего-то ты не похож». Слова эти, столь опасные для нее, находящейся в полной власти Самозванца, звучат такой трезвой, строгой правдой, что Самозванец вынужден принять эту правду: «Зачем тебе наружность?» Он знает, что у него нет сил заставить эту мать отказаться от правды.

Все это занимало каких-нибудь две секунды, и произносила в это время Ермолова всего четыре слова, но ее молчание действовало сильнее монологов в сотни слов.

В дальнейших репликах Марфы звучала тоска одиночества, неутолимая жажда материнства, живущая в душе этой несчастной женщины. Трагедию целой жизни вкладывала Ермолова в маленькую сцену.