Новости

ГОРЬКИЙ ЧЕХОВ

В Малом театре советская классика напомнила «Вишневый сад»

В Малом театре отважились на эксперимент: допустили до постановки режиссера со стороны - Адольфа Шапиро. Для первого сотрудничества он выбрал пьесу Максима Горького «Дети Солнца», написанную более ста лет назад, в разгар революции 1905 года. интерпретация советской классики вышла неожиданно чеховской.

Когда-то Владимир Немирович-Данченко очень метко подметил разницу между Антоном Чеховым и Максимом Горьким. Чехов, писал он, это «сладкая тоска солнечного заката, стонущая мечта вырваться из этих будней...» Горький «тоже рвется из тусклого «сегодня», но как? С боевым кличем, с напряженными мускулами, с бодрой, радостной верой в «завтра», а не в «двести - триста» лет».
Однако Адольф Шапиро, который уже дважды и очень успешно ставил Горького на московской сцене («Последние» и «На дне» в «Табакерке»), отчего-то посчитал иначе. Он перечитал классика еще раз, посмотрел на него в фас и в профиль и неожиданно увидел в нем... Чехова. Поводы для такой интерпретации, конечно, были. Горький восхищался Чеховым, обожал «Чайку» и «Дядю Ваню». Именно Чехов в свое время вдохновил сомневавшегося в себе Горького попробовать себя в драме. «Дети солнца» были написаны через два года после «Вишневого сада», спустя полгода после смерти Чехова. Мотивы во многом схожи: начало века, умирающая усадьба, декаданс и вечная русская тоска по новой красивой жизни, людям, подобным солнцу, и далекому будущему, когда человечество превратится в «величественный, стройный организм». Правда, отличий тоже немало: Горький писал не в Ялте, а в Петропавловской крепости в 1905 году, сразу после «Кровавого воскресенья».
В советское время «Детей солнца» ставили как пьесу остросоциальную, классовую. На сцене Малого театра все иначе. Это тихий, нежный и лиричный спектакль о «чеховских людях» и загубленной бессмысленной жизни. Натуральный «Вишневый сад». Светлая просторная сценография, придуманная Владимиром Ковальчуком, воссоздает руины дворянского гнезда на фоне обнаженной сценической коробки. Здесь уже нет сада, только зыбкий песок. Вместо воздуха - пары от химических опытов «дяди Вани» Протасова. Приближается холера, но милые и смешные дачники в летних костюмах заняты собой. Все они, кроме деятельного химика-биолога Протасова, патологически одиноки, несчастны и влюблены: причем безнадежно, вплоть до самоубийства. И, разумеется, все они друг друга не слышат и не понимают.
Фирменная чеховская глухота чувствуется в каждом, включая няньку, горничную и нетрезвых деревенских мужиков, но в Протасове, которого играет Василий Бочкарев, выглядит совсем анекдотично. Горе-ученый носится с идеей создать гомункула и познать тайны жизни. При этом водоросль под микроскопом его интересует значительно больше, чем собственная супруга. Вокруг него - совершенно автономно - происходят классические «пять пудов любви»: жена Елена от обиды крутит роман с другом семьи Вагиным, сестра Лиза играет в мучительные кошки-мышки с ветеринаром Чепурным, а к самому Протасову подбирается вдова мясника Мелания, мечтающая купить себе нового - такого чистого и умного - мужа.
Как и положено чеховским героям, временами «дети солнца» тревожно вглядываются вдаль и, стоя на авансцене, произносят долгие монологи о будущем. «Человек будет владыкой всего...» и так далее. Когда-то горьковские сентенции окрыляли. Сегодня слушать их без улыбки просто невозможно. Тут не хочешь, а вспомнишь слова Чехова: «Не люблю я, когда Горький, точно священник, выходит на амвон и начинает читать проповедь своей пастве, с церковным «оканьем». Оптимистичные прогнозы Елены и Протасова производят такое же впечатление: в эти минуты даже грешным делом кажется, что пьеса безнадежно устарела. Лет на сто.
Резонером в спектакле выступает мрачная, как «дитя подземелья», Лиза. Она - единственная, кто чувствует катастрофу и знает то, что давно не новость: жизнь полна грязи, ненависти и ужаса, люди - звери, а интеллигенты - ах! - как страшно они далеки от народа. По-видимому, эту простую мысль можно считать в постановке Адольфа Шапиро основной. О том же, но другими словами, он говорил в предыдущей своей работе: фантастической притче «451 по фаренгейту» по повести Рэя Брэдбери в театре Et Cetera. По стилистике это совершенно разные работы, но по сути одно и то же: попытка достучаться до слепоглухонемой интеллигенции (в финале монолог Протасова обрубается на полуслове: «люди должны быть...») Но, увы, попытка провалилась на корню. Колокольный звон в спектакле слышен хуже, чем звонки мобильников в зале. А фразы, высвечивающиеся на дальней стене лазером, выглядят хитрым маневром, отвлекающим от смысловых пустот. В результате зрителям остается одно: любоваться акте рами.
Актерский ансамбль Малого театра неисправимо хорош. Василий Бочкарев простодушен и забавен в роли русского Фауста Протасова. Правда, есть неловкие моменты, когда кажется, что режиссер зомбировал народного артиста ради неведомой нам сверхзадачи. Это два монолога на авансцене, исполненные на полном серьезе, с блеском голубых глаз. Женщины в спектакле очаровательны, но несколько однотонны. Людмила Титова (Лиза) старательно играет маниакальную депрессию. А Светлана Аманова (Елена) рисует идеальную русскую женщину: воплощение терпения, красоты и мудрости, что вообще-то очень скучно. На фоне занудных интеллигентов празднично-яркими выглядят мещане: сияющая стразами «подлая бабенка» Мелания в исполнении Евгении Глушенко и ее брат - грубый цинике нежным сердцем Чепурной Виктора Низового. Всю горьковскую иронию по поводу «детей солнца» и светлого будущего можно оценить, изучая персонажей из народа: дремуче-диких баб и вечно пьяных мужиков во главе со слесарем-разбойником Егором, которого блестяще играет Александр Коршунов.
Помимо концептуальных недочетов, у «Детей солнца» есть и другие: новаторская для Малого театра сценография с обнаженной коробкой сцены сильно повредила акустике. Иногда актеров просто не слышно, что очень плачевно, если учесть, что главный адресат спектакля - слепоглухонемые интеллигенты.

Автор: ЕВГЕНИЯ ШМЕЛЕВА
Источник: Новые известия
Дата: 21.10.2008