Новости

ЖЕСТКИЙ УЧИТЕЛЬ

Виктор Коршунов говорит, что ни разу не ошибся, отчисляя нерадивых студентов

Виктор Иванович Коршунов – народный артист России, директор Малого театра, сегодня празднует 80-летие. Торжественный вечер пройдет, конечно, в стенах Малого театра, поздравлять актера и начальника придут и актеры, и многочисленные ученики, поскольку Коршунов 55 лет преподает в Щепкинской школе. Накануне юбилея Виктор Иванович ответил на вопросы корреспондента «НГ».

– Если не об актерстве и педагогике, а о хозяйственных вопросах, стройка Большого Малому не угрожает? Вы следите?

– Следим. Нет, не угрожает, мы болеем за них, все-таки Большой – наша гордость, я уж не говорю, что это наш старший брат. Большой театр и Малый когда-то были соединены подземным ходом, актеры, когда работали, переходили из одного в другой.

– А сейчас его нет?

– Закрыт, но существует. Когда в 80-х годах проводили ремонт, ко мне прибежали строители. Виктор Иванович, идите, смотрите, вот дверь, ход. Я посмотрел, но там было все перекрыто, ход есть, только им не пользуются – два разных коллектива, разная жизнь.

– Одно время вы неважно себя чувствовали, говорили, что болеете. Но ведь актер не может не играть. Какую бы роль вы оставили, если бы врач разрешил играть только одну?

– Да, в какой-то момент я заболел, врач посмотрел и сказал: нужно обязательно отдохнуть, так нельзя. И рекомендовал исключить сильные эмоциональные спектакли – «Царь Федор», «Царь Петр и Алексей», «Царь Борис». А все остальные – пожалуйста. Я сделал некоторую паузу в отношении этих тяжелых спектаклей.

– А не сказал ли врач, что какой-то спектакль для здоровья полезен?

– Сказал, что работать можете, и мало того что можете, даже должны работать – работа будет способствовать вам, но надо сохранить чувство меры. Действительно, в пору перестройки приходилось решать очень трудные вопросы. Одна власть уходила, другая не утвердилась, утром зайдешь в кабинет Иванова, говорят, Иванова уже нет, вместо него Петров. А я решил все вопросы с Ивановым, Петров говорит: ничего не знаю, придется пересматривать все заново, а время, строители не ждут, нужно все решать.

– Меня, скажу честно, трогает, что в Малом хранят традиции: костюм сценический надевается на белую рубаху, например. Возникает ощущение: вам – от них, им – от предыдущих поколений перешло такое святое отношение к сцене.

– Так оно и есть.

– Вы можете поцеловать сцену?

– Могу.

– Чего вы не можете сделать на сцене и что вы говорите своим студентам, чего нельзя делать на сцене? Ну, понятно, нельзя материться, нужно снимать шапку. Что еще?

– На сцене нельзя делать того, что не понравится сцене, ее надо любить, уважать, нельзя приходить в верхней одежде, ругаться, нельзя громко говорить – это святое. В Малом театре существует такое понятие, как энергетика поколений. Все люди, которые прошли эту сцену, здесь эту энергетику оставляли. Это все передается следующим поколениям. В грустные минуты, когда мы прощаемся с товарищами, говорим и чувствуем – ты остаешься здесь, с нами, в стенах этого театра, твоя душа, энергетика не могут уйти отсюда.

– Ваш сын замечательный и актер, и режиссер, не пострадал от того, что вы стали директором?

– Ни капли. Слава Богу, он пришел, когда я не был директором, пришел при Михаиле Ивановиче Цареве. Михаил Иванович внимательно следил за актерами других театров. Он мне говорил несколько раз, что смотрел спектакль Нового театра – сын был подвижник молодежного театра и работал там, – хвалил сына и говорил, что стоит обсудить возможность его работы в Малом театре. Я передал разговор сыну, он принял не очень хорошо: ты там работаешь, это неудобно. И только через какое-то время согласился встретиться с Михаилом Ивановичем. Они разговаривали очень долго, и после этого он был принят в театр.

– Клавдия Коршунова, ваша внучка. Вы видели ее в «Современнике»?

– Нет, она меня не пускает. Когда она выпустила «Даму с камелиями», я сказал ей, что пойду посмотрю, а она говорит, что еще должна «добрать», просила не приходить. Но до сих пор так и не позвала. Я видел отдельные куски по телевидению, но не люблю советовать, тем более не глядя. Совет актера – вещь тонкая, своеобразная. Некоторым можно посоветовать, а иногда не надо.

– Почему?

– Актеры по-разному воспринимают то, что ты ему советуешь. И надо знать, как советовать.

– Как в бильярде – иногда нужно ударить в одну сторону, чтобы попасть в другую?

– До некоторой степени так. Нельзя научить быть актером, можно – воспитать. Когда мы принимаем студентов, на две вещи я обращаю внимание: первое – способности: заразительность, темперамент, своеобразие, голос, внешние, внутренние данные и второе, обязательно – человеческий момент. Я обычно долго беседую с человеком, прошу рассказать о маме, папе, братьях, сестрах, если есть, то есть пытаюсь понять позиции человеческие. Меня интересует его понятие доброты, его отношение к каким-то мечтам, это очень важно. Без учета человеческих качеств трудно потом найти верный ключ к актерству.

– А двойки вы ставите?

– Не только ставлю, я отчисляю, я считаюсь, не знаю, правильно-неправильно, но довольно жестким педагогом. Я говорю: голубчик, я не могу советовать вам дальше продолжать эту профессию.


– Бывало, что вы ошибались?

– Нет, к сожалению.

Григорий Заславский
«Независимая газета», 26 ноября 2009 года