Новости

АДЪЮТАНТ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ТЕАТРА

Юрий Соломин о служении сцене, «хождении во власть», родстве Мельпомены и Церкви, маршале Язове и Вячеславе Тихонове…


Слово «адъютант» мы употребили в заголовке, памятуя о первом советском замечательном приключенческом телесериале «Адъютант его превосходительства». Но по большому счёту, художественный руководитель Государственного академического Малого театра Юрий Соломин (который сыграл в упомянутом фильме главную роль) — истовый слуга сцены. Во всяком случае, из интервью, которое он дал журналу «Союзное государство», это вытекает, что называется, со всей очевидностью. Он не оставил Малый в те несколько лет, что был в правительстве, — носил портфель министра культуры и продолжал выступать как артист (что было одним из его условий того недлительного «хождения во власть»). Актёрской игрой он заболел раз и «на всю оставшуюся жизнь», большую часть которой посвятил именно Малому театру, художественным руководителем которого является вот уже третий десяток лет.



«НАШ ТЕАТР — САМЫЙ ДОСТУПНЫЙ»

- Юрий Мефодьевич, мир и вместе с ним Россия продолжают переживать экономический кризис. Как он отражается на Малом театре, которым вы руководите?
- Проблемы у Малого и его труппы аналогичны тем, которые окружают всех нас в жизни. Какие они у наших зрителей — такие и у артистов. А мы традиционно имеем самый близкий, я бы сказал, наитончайший контакт со зрителями. А коль зритель — это народ, то Малый театр — будем говорить откровенно — всегда был ближе к народу, чем к властям (хотя начинался театр в 1756 году как императорский). И это несмотря на то, что финансируют нас в основном именно власти, государство.
Финансирование это с момента возникновения кризиса сколько-нибудь не увеличилось. И ныне мы вынуждены пользоваться товарами, которые подорожали в иных случаях в разы, а то и в десятки раз. Дорожают лес, гвозди, ткани, появляются также новые дорогие материалы, которые нам хотелось бы использовать. Разумеется, не для себя лично, а для того, чтобы выразительнее впечатлять зрителей. Но, увы, далеко не всё мы можем себе позволить.

- Но труппа Малого, как я понимаю, и сама зарабатывает какие-то деньги?
- Да, доходы такие есть — это те деньги, которые артисты зарабатывают, главным образом, гастролями. Но на эти средства мы содержим наших актёров — больных и тяжёлобольных, которые уже не выходят на сцену, не играют. Рука не поднимается отправить их на пенсию или в инвалидный дом. Они получают у нас зарплату.

- А спонсоры?
- У нас их особо нет. Хотя бывают случаи, когда мы имеем такое подспорье. Когда несколько лет назад отмечалось 250-летие Малого театра, нас очень поддержал Сбербанк. Не то что это была какая-то манна небесная. Но мы смогли выпустить литературу, сделать определённую рекламу, поддержать студентов театральных вузов… Впрочем, Сбербанк помог нам и провести гастроли: мы проплыли по Волге, выезжали в Сибирь… Но потом сменилось руководство этого заведения — и всё вернулось на круги своя.
Сегодня генеральным партнёром Малого театра является фирма «ФосАгро», с помощью которой мы уже провели гастроли в Казани и Санкт-Петербурге, а в июне 2010 года намереваемся совершить круиз по Волге со спектаклями и концертами, которые будут посвящены двум значимым датам — 65-летию великой Победы и 150-летию со дня рождения Антона Павловича Чехова.

- Вот вы говорите: у Малого «наитончайший контакт со зрителями». А доступны ли зрителю ваши спектакли? В иных театрах цены на билеты, знаете ли…
- Знаю, конечно. Но что касается нашего театра, то он всегда был доступным для зрителя и таковым остаётся даже в условиях нынешних экономических сложностей. Да будет известно, что билеты в Малый театр из всех больших государственных культурных заведений подобного типа, насколько я знаю, самые доступные. Наиболее дорогой билет у нас стоит полторы тысячи, самый дешёвый — 100 рублей. Такой разброс даёт возможность театралу с разным достатком посещать наши постановки…
Далее. У нас существует такая… ну, акция — слово нехорошее, я его не люблю, но пока мы не заменили его лучшим… Так вот, уже год, как мы ввели следующую норму: если студент подходит к кассе со студенческим билетом, то он имеет право купить два билета в театр по цене одного. К примеру, заплатив 800 рублей, он может получить в амфитеатре два места. Эта акция действует и в других городах, куда мы выезжаем с гастролями.
Другая наша акция — «Всей семьёй в театр» — действует с 1 июня 2009 года. Мы как-то подумали: День ребёнка отмечается всего раз в году, а потом о детях забывают. Мы решили, что это негоже для нашего театра, у нас традиции совершенно другие… И, памятуя о том, как в начале 1900‑х годов вот этот человек (показывает на портрет в своём кабинете, где проходила беседа) — Александр Павлович Ленский — был выдающимся артистом своего времени и первым настоящим педагогом, который работал в Малом театре, хотя прошёл очень мощно провинцию, — он первым предложил играть спектакли для детей. Именно он дал импульс возникновению детских театров. Вот мы вдруг вспомнили об этом и в его память придумали эту акцию. Смысл её в том, что если родители идут в театр и покупают на себя по билету, они могут взять ещё один-два билета бесплатно — на своих детей в возрасте до 14 лет, причём дети будут сидеть рядом с отцом и матерью.
Наконец, мы никогда ни в какие годы не отказывались от шефства над Вооружёнными силами. И — опять-таки памятуя о народной артистке СССР Елене Николаевне Гоголевой, которая более 40 лет была председателем шефской комиссии в самые сложные годы — военные и послевоенные. Поэтому у нас принято обслуживать воинские части. И мы делаем это не только 23 февраля, когда в обязательном порядке принимаем у себя солдат и офицеров, причём офицеров мы стали приглашать в последние годы, потому что, надо полагать, они не часто могут покупать билеты и ходить в театр…
К сказанному хочу добавить следующее. Я спокойно буду умирать, потому что уверен: в Малом театре ни на шаг, ни на йоту не отступили от принципов, которые нам завещали наши учителя… Дальше в этом плане, полагаю, всё будет, конечно, сложнее. Но всё же надеюсь, что найдутся у нас и в среднем поколении актёров, и в молодом поколении те, кто будет делать точно так же, как мы и наши предшественники.


«РАБОТАЯ МИНИСТРОМ, Я ОСТАВАЛСЯ АРТИСТОМ»

- Юрий Мефодьевич, при том, что вы с 1957 года служите в Малом театре, вы уже и руководите им более 22 лет… Сцена, кино, профессорство в Щепкинском училище, гастроли… Откуда вы черпаете «внутренние резервы», чтобы находиться, как я понимаю, в неплохой физической форме? Как «восстанавливаетесь»?
- Спортом я никогда специально не занимался… Когда-то давно я прочитал в журнале «Огонёк» статью известного академика — хирурга Николая Амосова, которую запомнил на всю жизнь. Он рядом убедительных примеров показывал, что нельзя заставлять свой организм через силу делать то, против чего он протестует, «вводить в него часы». Допустим, не хочется тебе есть утром — не ешь. Захочется поесть ночью — поешь.
Я всю жизнь ем после спектакля, а они заканчиваются, как правило, позднее 22 часов, около 23. Ем много. Почему? Потому что я восстанавливаю силы, я же их затрачиваю. Организм требует. Артист, играющий на сцене большую роль, теряет несколько килограммов в весе! Против этого уже никто не протестует, а я не раз проверял это на себе. До двух с половиной килограммов терял!..

- За спектакль?!
- Да, за несколько часов вечернего представления. Это и пот, и физические нагрузки, и эмоциональный выход… Поэтому — тьфу-тьфу! — вы, спасибо, справедливо заметили: я, слава богу, в форме. И в общем, 22 года каждый день я здесь, в театре, а вечером иногда — и в спектакле на сцене.
Другой вопрос, что есть какие-то болячки: кое-что вырезали, подшили, пришили. Несколько лет назад сердце мне оперировали — шунтирование… Но физически я выношу очень многие часы работы и перелёты. Лишь лет пять-восемь назад я стал меньше сниматься…

- В 1990–1992 годах вы были министром культуры России. Кто вас «сосватал» на эту должность?
- Переговоры со мной вёл тогдашний премьер‑министр российского правительства Иван Степанович Силаев. Удивительный человек! Когда он меня пригласил, я сказал: Иван Степанович, я же театр-то не брошу. А он: а кто тебе говорит, что надо бросать? Наоборот! Я: дело в том, что мне же надо будет играть, но я буду это делать не в ущерб работе министра. Он: а сможешь? — Смогу! (Смеётся.) Поэтому кто-то из журналистов в шутку тогда написал, что министром я работаю до 18 часов, а после 18 часов я уже артист…
Сам Иван Степанович был одним из немногих встретившихся на моём жизненном и творческом пути высоких руководителей, кто чувствовал необходимость культуры для развития общества. Иногда он мог позвонить мне и после 12 ночи и посоветоваться, что-то спросить…

- На август 1991‑го пришёлся ГКЧП…
- Это были непростые дни… Помню, Силаев стал вызывать в Белый дом всех министров, но при этом говорил: я не настаиваю, у вас семья, дети… Пришли все. И я, естественно, тоже. Телефоны в Белом доме были все отключены. Смешно, но работала междугородная и международная связь только в двух министерствах — лесного хозяйства и культуры. И Иван Степанович, когда узнал это, сказал мне: поезжай в министерство, будешь держать связь. А уже появились баррикады. И для меня их разобрали. Сказали: пропустите, пропустите его! (Смеётся.) Где бы вот это сыграть? Я снимался в детективных, приключенческих фильмах, а тут оказался в реальной роли. Мы дежурили ночью в министерстве и не зажигали огонь, чтобы не привлечь внимания…

- У вас в следующем году юбилей. Если не секрет, будете ли его отмечать и если да, то как? А то рассказывают, что вы на своё 70-летие пять лет назад «сбежали» из Москвы в «неизвестном направлении», многие вас обыскались — хотели поздравить…
- Честно говоря, я пока не знаю. Хотя тут уже готовятся. Но я не испытываю большого желания. Может быть, если позволит здоровье, мне хотелось бы в этот день оказаться на родине, в Чите. У меня есть потребность доложить землякам о том, что я должен сделать. Годы имеют свойство не улучшать здоровье (смеётся), и может быть, в Чите я буду в последний раз. Тем более, что там и отец похоронен… Ну а кто захочет посмотреть спектакли… В юбилей, если всё со мной будет благополучно, я обязательно буду играть…


«АКТЁРСТВО — ЭТО НЕИЗЛЕЧИМАЯ БОЛЕЗНЬ»

- Судя по вашей театральной биографии, актёр — это диагноз. Вы заболели театром ещё в юном возрасте и вот до сих пор…
- Верно. Профессия наша — она как неизлечимая болезнь, она не проходит. Театр — это у любого актёра второй дом, в котором случаются все его радости и горести. И даже если преследует череда каких-то неудач, что-то никак не складывается, редко кто уходит…

- Наверное, всё же не театром единым живы российские актёры. Вот, скажем, на Западе нет института присвоения почётных званий артистам, а в России есть. И порой за то, чтобы получить «заслуженного» или «народного», деятели Мельпомены ведут подковёрные битвы. Да и другой есть аспект. Высоцкий вот не был «народным» в официальном понимании, в то время как был таковым по сути. А сколько «народных», мало кому известных… Так ли уж важны актёрам эти звания?
- Давайте говорить честно. Бывают средние учителя, средние водители, средний командный состав (офицеров я тут имею в виду по способностям, а не по расположению в табели о рангах), средние врачи… Тут как-то в одном заведении слышу повышенный голос моей знакомой, врача-окулиста (она и пациентов принимает, и преподаёт). Интересуюсь, чего она кричит, — а она так на студентов. Она и отвечает: «Юрий Мефодьевич, да через пять лет вам лечиться не у кого будет». — «Что вы имеете в виду?» — «Да они же не учатся, они же сдают за деньги!..» Ведь это известно: уровень врачебный у нас падает.
И педагогический падает… Все эти ЕГЭ, шмегэ — что, благо? Я одно время обрадовался, думаю, умно ЕГЭ придумали… Всё обвиняли педагогов, профессоров институтов, что они берут на лапу, а теперь эту лазейку им прикрыли… Кстати, у нас в театральном институте — я знаю точно — не берут! Почему? Потому что нам бездарности не нужны! Скажут, кого они навыпускали?! А потом более или менее посмотрел на этот ЕГЭ, я же тоже преподаю… Теперь, наверное, и учителя будут брать в школах (смеётся). И будут, а что ж! Потому что те деньги, которые им платят, — это государственная несправедливость. И то, что многие из них работают на полторы-две ставки, — это безобразие. Ведь они воспитывают новое поколение… Что, дети не будут видеть, какие лазейки учителям даёт ЕГЭ? Ну, не видят, так кое о чём догадываются… И какие будут складываться нравы?!
Прежде не так было. Вот я своих учителей многих помню. И первую учительницу — Наталью Павловну Большакову, и классного руководителя — Елизавету Ивановну Гулакову… Да всех их помню! Я учился во время войны, и помнится другое отношение. Мы тогда все мечтали о скорой победе, все хотели доказать, какой мы крепкий, сплочённый, свободолюбивый народ… В первый класс я пошёл в Чите в 1943 году. Чита — глубокий тыл вроде. А на самом деле это было недалеко от границы, и сразу после завершения войны в Европе началась война здесь, против японской Квантунской армии. Поэтому здесь сохраняли кадровое ядро и специалистов, которые работали на фронт, и войска стояли…
Помню, были сильные морозы. Нас закутают, и до школы шли мы за руку втроём. Темно ещё было, свет не горел, потому что и экономили, и соблюдали требования затемнённости города. И никто не нападал, не убивал. Школа была деревянная, одноэтажная. И вот один урок мы выдерживали, а далее уже сильно есть хотелось. Поэтому нас подкармливали. В школу приносили ливерные пирожки. На противне разогревали на печке, и когда их несли — о, какой аромат доносился! Нюх детский сразу его слышал!.. А учительница кипятила нам чай, у каждого ученика в парте была кружка. Она разливала кипяток, а потом доставала из своей сумки четвертинку, в которой у неё был разведён сахарин. И она обходила парты и всем по ложечке в кружки разливала… И так каждый день зимой… Разве можно это забыть?! Это забыть невозможно!..
Простите, я немножко отвлёкся, но думаю, что я рассказал о важных вещах для понимания каких-то особенностей нашего сегодняшнего житья-бытья…
Так что, возвращаясь к званиям, — нужны, не нужны?.. Ведь есть и средние артисты. По разным причинам они, может быть, никогда не поднимутся выше среднего уровня, хотя претензий у них бывает много. Вот потому и нужны эти звания: чтоб высокий талант был замечен и отмечен, в том числе и материально.

- Можно ли сказать, что для актёра выходить на сцену — это как для лётчика летать?
- Это вы абсолютно точно подметили. Или как для хирурга — скальпель. Это тоже болезни… Мне тут недавно рассказывали, что один мой знакомый хирург делал операцию своему другу — тот попросил его, чтобы только он и никто больше. А хирург этот, едучи в электричке на операцию, сам плохо себя почувствовал. Но до больницы доехал и в операционную пошёл. Закончил своё дело и упал без сознания. Даже попал в реанимацию. Всё случилось, так сказать, на боевом посту. Вот и у актёров так же бывает. Отыграет сцену, акт и теряет сознание. Зритель этого за занавесом не видит. А актёр может потом играть другой акт, выдержать весь спектакль, хотя врачи против…


«ЦЕРКОВЬ И ТЕАТР ДЕЛАЮТ ОДНО ДЕЛО…»

- Недавно в интервью одного священника я наткнулся на то, как он определил «суть актёрской профессии». Извините за длинноватую цитату: «Можно ли назвать мужским делом профессию комедианта? Взрослый мужчина прыгает по сцене — это же несерьёзно! Посвятить этому всю свою жизнь — этого я не понимаю!.. У актёров со временем вырабатывается комплекс неполноценности: они сами себе постоянно доказывают важность профессии, её особую роль в мировой культуре. Получается, взрослый дядя, как ребёнок, всю жизнь живет «себя в коня преобразив». Прокомментируйте, пожалуйста.
- Мнение его мне понятно, но я не хочу с ним спорить, потому что он абсолютно не прав! Но, отвергая его неправоту, мне не хотелось бы быть голословным…
Знаете, после выхода в 1969 году на телеэкраны фильма «Адъютант его превосходительства» я стал получать немало писем, получаю их и по сей день. А в 70‑е годы их был просто завал, я даже не справлялся. Я, как правило, читаю все письма, но у меня нет возможности ответить на каждое, да и много, извините, просто глупых «откровений»… И вот в ту пору я получил одно письмо, о котором помню и сейчас. Даже написал ответ, но на конверте не оказалось обратного адреса, а по штемпелю письмо было из Свердловска. Это была исповедь, благодаря которой, прослужив к тому времени в театре уже более двух десятков лет, я понял, что это всё-таки такое — профессия актёра…
Мы — артисты и священники — делаем, между прочим, одно и то же дело. Потому что в зрительном зале люди не только смеются, но и плачут. Не только уходят бездумно, спесиво, но и задумываются. Не выкидывают тут же из головы увиденное и услышанное, а не могут иногда дома заснуть после вечернего просмотра… Почему? А это — к вопросу о душе, о которой обычно заботится Церковь. Но в известные годы, когда Церковь не имела такой возможности — заботиться о душах всех страждущих, это право на себя в немалой степени брало искусство…
Могу привести и примеры другого плана.
Как-то будним апрельским днём — это было опять-таки в то время, когда я ведал делами Министерства культуры, — ко мне обратились приехавшие из Тверской области, из города Вышний Волочёк, настоятель храма и матушка тамошнего женского монастыря. И просят меня о помощи. Что случилось? Хотят они, чтобы в Волочке начал полноценно действовать женский монастырь, и уже взяли на воспитание 12 девочек из детских домов. Речь идёт о монастыре во имя Казанской Божией Матери, который ныне является главной достопримечательностью этого городка, а в те годы в его помещениях находилось лётное училище. Решение о его выходе оттуда было принято, но военные с этим тянули и тянули. Понимаете, говорят мне и батюшка и матушка, наши девочки и курсанты‑мальчики — так не годится. Понимаю вас, отвечаю, но чем же я могу помочь? Поговорите с министром обороны. А им был тогда Дмитрий Тимофеевич Язов, маршал Советского Союза. Хорошо, попробую.
Звоню Язову. Ну, не ему напрямую, а адъютанту. Тот интересуется: а какой вопрос, Юрий Мефодьевич? И батюшка пересказывает ему суть дела. Пауза. Потом адъютант говорит: а вы знаете что, приезжайте-ка в ближайшее воскресенье, я вас сведу с министром, сможете? Да, конечно! И в воскресенье в полдень я был на Арбате. Меня провели в здание Минобороны, в кабинет министра. Язов был в рубашке, разговаривал по телефону с одним, как я быстро понял, очень высоким человеком, не буду называть его фамилию. Рукой мне: садись, мол. Они общались по поводу вывода войск из Германии. Язов ругался матом. Я сидел, слушал, думал: он что, не понимает, что я-то уже понял, с кем он разговаривает?! Положил трубку — и ко мне: «Чё у тебя-то?»
Мне очень запомнились эти интонации: мол, тут такое чёрт-те какое, а ты-то с чем? Рассказываю ему эту волочковскую историю… Он за телефон, звонит в Тверь. «Слушай, у тебя там в Вышнем Волочке есть женский монастырь? Что? Он не в твоём ведении, в ПВО?» Соединяется с командующим ПВО страны. И вот его слова, дословно: «Слушай, там у тебя лётное училище в монастыре… Угу, угу… Но там 12 девчонок… Угу… Так, 24 часа тебе — эвакуируйся!» Вот так! 24 часа — и проблема решена…
Я встал и говорю ему: «Вы знаете, я, наверное, должен поблагодарить вас, вы не будете против, если я выступлю в печати?» — «Что ты, какая газета?! Нет! Ничего не надо! Чтоб такое, зачем?!» Я его понял…(смеётся). Вот вам, пожалуйста, Язов — военный человек, маршал… Я специально рассказал эту историю с деталями и нюансами — они, на мой взгляд, небезынтересны.
А вот другой случай, тоже связанный с армией. Обращается ко мне с письмом священник из Коломны. Ну, о том о сём. И о ребятах-военных, которых он привечает в церкви: то, другое, крещу их, даю оловянные крестики… Фотографии этих крещений прислал… И, пишет, вожу их в Москву на экскурсии, в храмы. Но в церкви на это нет достаточных средств, потому что приход небольшой. Командование солдат тоже — что может… И список — сколько на что надо. В общем, всякая жизненная мелочь. Я вызываю работников нашей бухгалтерии, дал деньги — отправьте вот по этому адресу. Священник поблагодарил… И ещё раз мы им так помогали — перед Новым годом…

- Над вашим креслом в кабинете руководителя Малого театра икона…
- Это освящённая икона, которую мне подарила Патриархия. На ней святой Георгий-Победоносец. Надо полагать, подарили за что-то…

- Давно её здесь поместили?
- Да уже года три она надо мной.

- А сами вы ходите в Церковь? Крещёный вы человек?
- Я крещёный…
Так что во многих вещах Церковь и театр пересекаются, а в каких-то выполняют одну миссию… Представьте себе, когда в 1990–1992 годах я возглавлял Министерство культуры, то мне посчастливилось встретится с ныне покойным Патриархом Московским и всея Руси Алексием Вторым. Это был очень разумный и сердечный человек. В эти годы я, будучи министром, передал Патриархии, если мне не изменяет память, 1260 церквей, монастырей, развалившихся храмов, в которых находились объекты культуры, и многие из них были сохранены лишь потому, что они были во владении Минкультуры. Это библиотеки, дома культуры, кинотеатры, клубы, хранилища картин… С Алексием Вторым я ездил тогда в Смоленск, в Псков… И всегда на таких передачах храмов или икон, «отчуждённых» когда-то у Церкви советской властью, было много людей, иной раз тысячи…

- У вас сложились потом какие-то отношения с Алексием Вторым, не только деловые?
- Позже мы познакомились и поближе, и я, пожалуй, могу сказать, что он ко мне неплохо относился… Я даже имею два ордена, вручённых мне Патриархом Алексием Вторым — я это не афиширую, но, коль вы задали такой вопрос… А вон, видите, Кирилл и Мефодий, основатели славянской письменности (показывает в направлении одного из углов кабинета на большую «кабинетную» копию известной скульптуры Кирилла и Мефодия, установленной на Славянской площади в Москве). Это была премия Малому театру от нашей Церкви, лет десять назад мы её получили… Вручал её 24 мая, в праздник Кирилла и Мефодия, у памятника им сам Патриарх. Он был в очень таком… не в весёлом, а в приподнятом, что ли, состоянии духа. Мне вообще кажется, что по жизни Алексий Второй был очень добрым человеком… Нас было пятеро номинантов на эту премию, среди них — Михаил Ульянов, который руководил Вахтанговским театром, кто-то из Академии наук… Я стоял скраешку (никогда не лезу вперёд). Патриарх говорил речь, как всегда, очень проникновенную: вручается премия, за то-то и то-то… Потом так косонул на меня глазом и закончил: премия Мефодия и Кирилла. А я ведь — Мефодьевич. Вот что это такое? Я так расшифровываю, что ему хотелось как-то… ну, не знаю… погладить меня, короче говоря…
Уже многие годы в Малом театре проходит Патриаршая ёлка. Под неё мы помещение отдаём бесплатно. И Алексий Второй всегда на эту ёлку приезжал. Он смотрел у нас детские спектакли. Сказку Пушкина — в основном здании и сказку Андерсена «Снежная королева» — в филиале. Когда он приехал в первый раз, я, помню, ещё до начала представления предложил ему в антракте попить чаю. Он: нет-нет-нет, что вы, какой чай, я очень занят! А обслуга, которая его сопровождает, гляжу, подаёт мне знак глазами: мол, поговори ещё с ним, убеди. Я ему: Ваше Святейшество, если у Вас получится, попьёте горяченького, а потом поедете… В антракте пошёл проводить его: думал, собрался-таки уезжать Патриарх. А он и говорит: а знаете что, я, пожалуй, посмотрю второй акт. И посмотрел весь спектакль. И так с того первого случая каждый раз было!


«ЛУКАШЕНКО НАС ВСЕГДА ПОЗДРАВЛЯЕТ…»

- Юрий Мефодьевич, связывает ли вас что-либо с Беларусью? Бывали ли вы в этой республике? Снимались ли там?
- В 1971 году на Всесоюзном телефестивале в Минске фильм «Адъютант его превосходительства» получил Большой приз… Во времена СССР мне доводилось бывать в белорусской столице во время гастролей, впрочем, так же, как и в Киеве и других центрах союзных республик… А в последний раз я был в Минске года три назад: Малый театр выезжал туда с гастролями — не с такими большими, как в советские времена, но тем не менее… Мне известны многие белорусские театральные и киноактёры. А вот сниматься в Беларуси, к сожалению, не довелось, хотя я знаю, что сейчас в республике снимается много российских фильмов, особенно сериалов: там дешевле, чем в России, декорации, аренда площадей и другое…
Должен отметить вот что. Белорусский Президент Александр Григорьевич Лукашенко во все юбилейные праздники и в праздник Победы всегда поздравляет Малый театр. Это один из немногих президентов стран СНГ, который так поступает. Для нас и для меня лично это очень важно. Спасибо ему.


«ХОЧУ СЫГРАТЬ БЫВШЕГО НУЖНОГО РАЗВЕДЧИКА…»

- У вашего киногероя, красного разведчика капитана Кольцова, был реальный прототип — Павел Васильевич Макаров. Известно, что судьба его сложилась более или менее благополучно, он дожил до преклонных лет. Доводилось с ним встречаться?
- К сожалению, нет, но я знаю, что он умер в начале 70‑х. Была возможность с ним познакомиться, но я опоздал на несколько месяцев: к тому времени Макарова уже похоронили. Судьба его и впрямь сложилась необыкновенно. После ареста вместе с другими большевиками, пленёнными белыми, его отправили на корабле в тюремном трюме в севастопольскую тюрьму. Пока плыли, он обнаружил у себя в кармане чудом сохранившееся удостоверение адъютанта генерал-лейтенанта Май-Маевского, у которого он служил, и предложил своим товарищам побег. Несколько человек согласились. Побег удался. По пути в Симферополь белые заподозрили что-то в группе бежавших. Макаров предъявил своё удостоверение, и все были спасены, остались живы. А потом Макаров воевал в партизанах и позже даже написал об этом книгу «Партизаны Таврии».

- А где он жил в последнее время?
- На юге… И представляете, он избежал всех репрессий — может быть, потому, что его называли «городским сумасшедшим». Дело в том, что он имел обыкновение громко выкрикивать у здания горисполкома всё, что он думает по поводу местных властей…

-«Адъютант…» в начале 70‑х гремел! А потом появились «Семнадцать мгновений…» с Тихоновым в главной роли. Простите, вас никогда не посещала ревность по поводу того, что Штирлиц явно «переиграл» Кольцова?
- Нет-нет, здесь сравнивать невозможно!.. Я очень хорошо отношусь к Вячеславу Васильевичу Тихонову, очень! (Интервью состоялось за несколько дней до кончины Вячеслава Тихонова, случившейся 4 декабря 2009 года). Я с ним работал в сериале 1984 года «ТАСС уполномочен заявить…», и потом мы встречались… Он очень доброжелательный человек, никогда не лез ни в какие интриги или ещё во что-то подобное… Я даже иной раз думаю: как бы остаться таким вот, как Тихонов, понимаете?.. Я был у него на юбилее в прошлом году, когда ему исполнилось 80 (Тихонов родился в 1928 году. — И. П.). Он приехал из больницы, направлялся на сцену, увидел меня, подошёл, говорит: «Ну вот, Юрий, видишь, я еле хожу». Я — ему: да я сам еле стою (смеётся). И поэтому у меня никогда даже мысли не возникало позавидовать ему или испытать иное недоброе чувство, не говоря уж о том, чтобы язык повернулся сказать что-то в отношении этого большого артиста… Я считаю, что Исаев-Штирлиц Тихонова — это идеальное исполнение, идеальное — и всё!
Не надо сравнивать его и с вновь вышедшим сериалом «Исаев», в котором я тоже немножко снимался — сыграл отца главного героя, роль которого исполнил Даниил Страхов. Очень хороший парень! И когда вдруг на него навалились, стали сравнивать: вот, мол, чуть ли не на «вторые» «Семнадцать мгновений…» замахнулись, а в результате… Не надо этого делать! И реклама зря педалировала: Тихонов — Страхов… Но, что бы ни говорили, а Страхов — парень, который обладает видным качеством добротности человеческой, и это очень заметно на крупном плане. Понимаете? Мне кажется, что это не просто удачный выбор режиссёра, а лучшего исполнителя на эту роль сегодня просто нельзя было найти.
Я очень рад, что мне посчастливилось сниматься в этом фильме, что режиссёр очень хороший — Сергей Урсуляк… Пусть там небольшие сценки, но они сделаны хорошо и очень мне дороги. И дорого зрительское восприятие меня просто как артиста Юрия Соломина, о котором никто не скажет: ну, это он из-за денег, наверное… Другое отмечают: ты, говорят, там очень замечательно молчишь! (Смеётся.) И действительно, по-другому нельзя было, потому что Даниил Страхов, этот молодой актёр, лично у меня вызывал большие симпатии…

- Когда-то ваша наставница по Щепкинскому училищу Вера Николаевна Пашенная рекомендовала Сергею Бондарчуку взять вас на роль Андрея Болконского. Жалеете, что не довелось сыграть этого героя?
- Нет-нет. В этот фильм подбирался другой состав актёров, постарше, чем я, — тот же Тихонов, Скобцева, Бондарчук, и я это понимал… А лет через десять (может, меньше) после выхода на экран «Войны и мира» о том, почему мнение моей наставницы не было учтено, мне рассказал и сам режиссёр, Сергей Фёдорович Бондарчук. Этот разговор состоялся, как помню, на кинофестивале в Белграде, куда я приехал с фильмом «Дерсу Узала», в котором сыграл Арсеньева. Было застолье, я оказался в компании Людмилы Гурченко и Бондарчука, он являлся руководителем нашей делегации. Он предложил: ребята, девчата, а пойдёмте в номер! И мы пошли, взяв, как водится, с собой кое-что. И очень долго разговаривали с Бондарчуком. Так мы подружились, и потом, до самой смерти Сергея Фёдоровича, были в очень хороших отношениях… И вот в Белграде он вдруг ко мне обращается: «А что же ты не спросишь, почему я тебя не утвердил на роль князя Андрея?» Я пожал плечами: «Ну-у… а чего спрашивать? Да и фильм уже давно вышел». И он объяснил: «Потому что ты был молодой — совсем молоденький!»
Что бы ни говорили про эту работу Тихонова и как бы он сам к ней критически ни относился, но лично я и сейчас не представляю, кто бы из тогдашних артистов мог лучше, чем он, исполнить эту роль!

- Сейчас вы снимаетесь в основном в ролях второго, а то и третьего плана, в боевиках — например, «Родина ждёт», «Непобедимый», в которых вы сыграли генерала ФСБ Рокотова…
- У меня нет времени соглашаться на большие роли. А из малых ролей есть те, которые меня греют… Ну, а так… Предложения есть, но я отказываюсь. Потому что, к сожалению, нет добротных материалов… Вот в одном фильме уже начал сниматься, поначалу всё нормально шло, а потом я увидел, что режиссёр не понимает, что он снимает. И я сказал: «Простите, до свидания»…
Многие режиссёры забыли дорогу в театры, чтобы посмотреть актёров. В былые времена это была практика подбора на кинороли. Вот автор «Непобедимого» Олег Погодин перед тем, как предложить мне сыграть генерала Рокотова, приходил, видел все спектакли, в которых я участвую. А теперь агенты… А у меня нет агентов, я — сам агент…

- А на какую не эпизодическую, но большую кинороль вы бы могли согласиться сейчас?
- Недавно мне пришла мысль, что я мог бы сыграть старого, давно вышедшего в отставку и на пенсию, вернувшегося на родину разведчика-нелегала, какими были, скажем, те же Павел Кольцов или Исаев-Штирлиц. А есть ведь реальные герои, и я их знаю, которые находятся сейчас в таком положении. Вот как они, интересно, живут?
Здесь могло бы быть очень много трогающих до глубины души нюансов, и, поверьте, это очень значимая, глубокая тема! Она касается также всех наших старых профессионалов — врачей, учителей, актёров… Знаете, я несколько лет назад увидел объявление: «Меняю двухкомнатную квартиру на меньшую с условием оплаты задолженности». Я этого забыть не могу! Вот с тех пор и вынашиваю эту идею…

- Почему именно разведчик, а не тот же врач, учитель, актёр?
- Потому что разведчики — это, по моему глубокому представлению, благороднейшие люди высочайшего класса! Разведчик-нелегал — это очень высокий уровень, на фоне которого можно высветить отношение Родины, государства к своим сыновьям, людям, выдающимся деятелям…
А образ этот мог бы быть, конечно, собирательным. Может быть, в него могло бы войти что-то, скажем, и от Георгия Михайловича Вицина, который был потрясающим артистом, какие Западу, извините, и не снились! Вицин в последние свои годы оставался совсем один, кормил бездомных собак и умер, в общем-то, в полунищенском состоянии. Таких людей я постоянно вижу и сейчас, много их ходит по улицам… Вот соединить в собирательный такой образ — нужность и ненужность человека…
Я прошёл жизнь, не пропуская ни одной ступеньки в своей артистической судьбе, и никого никогда не перескакивал ни по службе, ни по таланту… Дальше в моей профессии мне скакать уже некуда. Поэтому единственное, что хочется ещё, — сыграть роль, которую я для себя обозначил, последнюю крупную роль в кино, чтобы она осталась и запомнилась зрителям. Именно в кино. В театре у меня такая возможность есть.

Беседу вёл Игорь ПЛУГАТАРЁВ

Журнал «Союзное государство», январь-февраль 2010