Новости

ИСКУССТВО САМОУВАЖЕНИЯ

Театр – это отражение национальных традиций, считает Юрий Соломин

Юрию Соломину исполнилось 75 лет. Он снимается в кино, играет на сцене, руководит Малым театром. Кроме того, знаменитый артист занимается педагогикой и режиссурой. Об этом мы с ним и говорили.

– Про Малый театр иногда говорят, что в нём культивируют устаревшие формы, но вы, несмотря ни на что, продолжаете эту академическую линию. Почему вы это делаете, в чём видите обаяние академизма?

– Академичность – это точность. Есть ведь академические научные институты, есть консерватория – тоже академия. И академические театры сохраняют какие-то устои, традиции, которые, к счастью, ещё остались в нашей культурной жизни. По-моему, совершенно очевидно, что их нужно беречь, не давать им разрушаться. Ведь из традиции возникает что-то новое. Существуют национальные культуры. Это не связано, конечно, ни с какой национальной принадлежностью конкретного человека. В каждой из этих культур – огромное богатство. Они проникают друг в друга естественным образом, но их надо сохранять, оберегать, чтобы оставалось что-то своё. Вот у меня был в Щепкинском училище, где я преподаю уже почти пятьдесят лет, корейский курс – студенты из Южной Кореи четыре года учились у нас. И я всё время говорил им: ни в коем случае вы не должны отказываться от своего национального. Пожалуйста, впитывайте в себя культуру Запада, западноевропейского театра, русского театра, но не забывайте, что вы – корейцы. Вы должны всё это перемолоть в себе и рассчитать, что нужно зрителю, который будет вас смотреть. А ставить в Корее спектакли так, как ставят их в Германии или в США, – зачем?

Ещё академизм – это уважение к автору, к драматургу, которого вы играете. Мы уверены, что с текстом, который переносится на сцену, нужно обращаться бережно, нужно в него вдумываться, ни в коем случае нельзя приносить его в жертву собственным амбициям. А то, например, ставят «Без вины виноватых» Островского, где все персонажи раздеты донага. Всё прекрасно, но Островский ничего такого не писал. Как-то я смотрел «Вишнёвый сад» в одном театре. Там есть два персонажа – слуги. И они занимаются там на сцене тем, чем публично заниматься не принято. Спрашивается, для чего это? Ведь Чехов не писал о том, кто с кем живёт. У него совершенно другая тема. А в том спектакле она не прочитывается, оказывается вытесненной. Вот академизм в театре предполагает, что написанное классиком переносится на сцену так, как оно задумано.

– В начале карьеры вы оказались среди корифеев театра. Как вам с ними работалось?

– О знаменитостях Малого театра чего только теперь не говорят. Да, театр был, что называется, придворный, сюда ходило правительство. Актёров принимали на самом высоком уровне. Сейчас я вспоминаю их и думаю, что более доброжелательных и отзывчивых людей я пока не встречал. И это я так думаю не потому, что человеку свойственно идеализировать своё прошлое. Я вспоминаю, как они относились к молодым актёрам, как помогали, как сочувствовали. Мне посчастливилось играть с Ильинским, Царёвым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Очень яркие артисты, очень популярные тогда, и люди очень значительные. Существовала такая традиция: когда в театре появлялся новый актёр, то эти корифеи ему обязательно что-то дарили: книгу или какую-нибудь фотографию. Это были знаки внимания, очень драгоценные для молодого человека.

– Сегодня статус профессии актёра, конечно, изменился, но всё же она остаётся популярной. Как вы думаете, почему молодые люди по-прежнему рвутся на сцену?

– Честно говоря, сам не очень понимаю. И всё время задаю абитуриентам этот вопрос. Чего вы сюда ломитесь? Говорю им, что ведь у нас в театре не разбогатеешь, слава приходит лишь к некоторым, очень немногим. А здоровье теряют все без исключения, нервы у всех потрёпаны. И надо быть готовым к тому, что всю жизнь можешь играть только «кушать подано». И надо тысячу раз, прежде чем поступать, подумать, силы свои рассчитать.

– Что сегодня читают абитуриенты на экзаменах? Репертуар изменился за последние десятилетия?

– Не принципиально. Кое-что изменилось, но в целом всё как было. У девушек по-прежнему в моде стихи Ахматовой и Цветаевой, читают Блока, иногда Пушкина. Раньше очень часто читали Твардовского и Симонова, теперь они почти исчезли из репертуара. Мне кажется, что они вернутся. Это ведь настоящие поэты, их никогда не забудут. Кроме того, раньше Горького много читали, а теперь перестали почему-то. А заодно перестали и Толстого читать. Вообще, надо сказать, что молодые люди совершенно не знают русской литературы.

– Кроме педагогики вы занимаетесь ещё и режиссурой. Как вы пришли к этому?

– Да я не могу сказать, что пришёл к режиссуре. Я прежде всего актёр. Но как руководитель театра иногда вынужден браться за постановки. Как правило, не от хорошей жизни. То не можем найти режиссёра для нового спектакля, то режиссёр обещает и подводит нас. А началась моя режиссёрская работа совершенно неожиданно. Когда-то я снимался в советско-японском фильме «Дерсу Узала». Его постановщик – великий режиссёр Акира Куросава. Куросава попросил показать ему фильмы с русскими актёрами. Ему показали «Адъютант его превосходительства», он сказал, что хватит и двух серий. Показали две, и вдруг он просит показать и остальные. Тогда всё и было решено, и я практически не пробовался – только костюмы примерял. Потом мы больше месяца репетировали за столом, оговаривали, как он будет снимать. Потом мы просто подружились. И тридцать лет до его смерти переписывались и встречались, когда была возможность. Обсуждали и какие-то планы совместной работы, но, к сожалению, больше не получилось. Но он меня некоторым образом благословил на режиссёрскую работу. В каком-то интервью сказал, что у меня есть способности к режиссуре. Я этого тогда не читал, но вдруг во время гастролей Малого театра в Болгарии ко мне подходят и приглашают поставить «Лес» Островского. Я очень удивился, а мне на это ответили, что Куросава думает – вы справитесь. С тех пор я иногда действительно ставлю спектакли. И некоторые имеют успех у зрителей.

– В перестройку вы были министром культуры. Этот опыт оказался полезным?

– Наверное, но очень тяжёлым. Кое-что, однако, удалось сделать. Например, отстоять детские музыкальные школы, которые собирались все сделать платными. Я доказывал, что тогда у нас не будет лауреатов международных конкурсов. И, к счастью, музыкальные школы работают для детей до сих пор. Ещё при мне из бюджета на культуру стало выделяться 2% денежных средств. Это мало, конечно. Но ведь раньше и того не было.

– Почему вы ушли из министерства?

– Потому что в один прекрасный момент я ехал в машине и услышал по радио, что в единое учреждение слили Министерство культуры и Министерство туризма. Я был уверен, что это совершенно невозможно. Сразу развернул машину и больше в министерство не возвращался.

Беседовал Олег Афанасьев.
ТРИБУНА, 2 июля 2010 года