Новости

«Листая старые подшивки» 1002-й ВОПРОС О ЗАГАДКЕ МУЖСКОГО ОБАЯНИЯ

«Листая старые подшивки»

1002-й ВОПРОС О ЗАГАДКЕ МУЖСКОГО ОБАЯНИЯ

Передо мной чистый лист бумаги, альбом об истории киностудии «Мосфильм», «Словарь иностранных слов», книга Владимира Шахиджаняна «1001 вопрос про это», несколько газетных заметок о последних постановках Малого театра и редакционное предложение, написать статью о Юрии Соломине. Кажется: что тут сложного? Соломин — актер известный, любимый, правда, последнее время о нем слышно больше в связи с бедственным положением отечественной культуры и руководимого им Малого театра в том числе. Но с другой стороны, пожалуй, самый известный фильм с участием Соломина — «Адъютант его превосходительства» — телевидение показывает с завидным постоянством. У меня лично еще свежи в памяти впечатления от спектакля «Чайка», где Тригорин-Соломин выгодно отличался от Тригорина-Янковского и Тригорина-Филатова (постановки «Ленкома» и «Содружества актеров Таганки» соответственно). Но об этом чуть позже, а сейчас, сейчас...
— А что сейчас? «С чего начнешь? Осмелюсь... или нет», — ехидно вмешалось в привычный ход мыслей второе «я» искаженными словами пушкинского Дон Гуана.
— Во-первых, не перебивай меня и не мешай думать; во-вторых, если цитируешь, то цитируй правильно; в-третьих...
— Ну ты перечисляй пока, а я полистаю альбом о «Мосфильме»: тут фотографий много — кадров из разных фильмов знакомых. Кроме их названий, кстати, и слов-то почти нет. Так что тебе эта книга вряд ли пригодится.
— Ладно. Не мешай хотя бы, разглядывай картинки молча. А я лучше другие книги посмотрю, может быть, найду что-нибудь полезное. Так... «Словарь иностранных слов». Эротика — «чувственность, обращенность к половой жизни, к изображению ее». Сейчас вспомню... В каких же эротических фильмах сыграл
Юрий Соломин? Или хотя бы эротические сцены в картинах с его участием?
— «Коммунист», «Председатель», «Броненосец «Потемкин». Какая эротика может быть в советских фильмах?!
— Ну в тех картинах, что ты перечислила, конечно, никакой. Но там и Соломина нет.
— Хорошо, вот тебе фильм с Соломиным — «ТАСС уполномочен заявить...». Где в нем эротика? Да тут самим образом Славина, контрразведчика с двадцатитрехлетним стажем и безупречной репутацией, которого посылают на самые сложные и запутанные дела, отсекается всякий намек на показ половых отношений или чего-то в этом роде.
— Вот, вот. В этом и разница. Можно снять фильм или поставить спектакль, напичканный сексуальными сценами, а вместо актеров «положить в постель» моделей из журнала «Плейбой». Только получится уже не произведение искусства, а пособие по половому воспитанию. А своеобразие, привлекательность и эротичность Славина-Соломина состоит не во внешнем, показном ее проявлении, хотя он красив, но красота здесь иная, чем у героя-любовника. Это внимательный, сосредоточенный на собеседнике, всепроникающий взгляд; добрая или чуть ироничная улыбка; гордая прямая осанка; сдержанность в эмоциях, но и доверительность в общении (конечно, в меру своеобразия профессии).
— Уже неплохо. Так, что там в альбоме дальше? Ага, кинопостановки отечественной классики. Положим, в том, что эротика — это вовсе не обязательно постель, ты меня убедила. Теперь, будь добра, объясни, в чем своеобразие эротики произведений из классического репертуара.
— Охотно. Только чтобы было не слишком утомительно слушать, я вернусь к театральной работе Юрия Соломина — к чеховской «Чайке» на сцене Малого театра. Проведу небольшое сравнение. Тригорин-Филатов — человек, уставший от всего: от славы, от похвал, от любви Аркадиной, а восторженное поклонение Нины Заречной лишь на некоторое время «пробуждает» его. Полную противоположность такому пониманию чеховского героя составляет Тригорин-Янковский — это писатель, буквально купающийся в лучах собственной славы. Для него все в мире представляет интерес, но интерес мимолетный, он редко задумывается над своими поступками, поэтому и Нину губит, не осознавая того. Однако, несмотря на данные различия, Тригорины Филатова и Янковского схожи между собой в понятности своих характеров, в предсказуемости реакции на то или иное событие. Тригорин-Соломин другой. Его появление в первом действии не производит ровно никакого впечатления ни на персонажей комедии, ни на зрителей — он тих и незаметен. Нина для него остается только поклонницей его писательского таланта, желающей достичь той славы, о которой он мечтал
в юности и которой добился ценой личного счастья. В ходе действия пьесы меняется не Нина, а Тригорин: от задумчивости и меланхолии к восторженному, почти детскому рассказу о надеждах и их крушениях, о трудном пути на вершину известности и о потерях, сопровождающих этот путь; от готовности откликнуться на малейший каприз Аркадиной до нежелания, невозможности услышать ее в момент потрясенности словами из собственной книги, звучащими как признание Нины в любви. Кажется, что преображается даже внешность Тригорина. Вместо человека неопределенного возраста в первом действии предстает не желающий выглядеть молодым любовник Аркадиной. А в конце пьесы — познавший славу и любовь, но разочаровавшийся и в том и в другом человек.
— Каким-то Тригорин у тебя идеальным получается, а ведь он погубил Нину, рассорил Аркадину с Треплевым, явился одной из косвенных причин самоубийства последнего.
— Я прекрасно понимаю твои возражения и с точки зрения разума принимаю их, однако мои чувства и эмоции тянутся к такому разному, меняющемуся герою. Я даже на какие-то мгновения представляю себя на месте Нины и, понимая все отрицательные последствия в соединении жизни и судьбы с Три-гориным-Соломиным... все же поступаю так же, как это сделала чеховская героиня.
— Ты со своими размышлениями ушла куда-то в область фантастических переживаний.
— Зато ты заговорила книжным языком. То есть почти по книге «1001 вопрос про это» Шахиджаняна: «Эрос — все, что связано с любовью, со страстью, с фантазиями и переживаниями...»
— Знаешь, лучше заглянем в альбом об истории «Мосфильма». Смотри: «Вызываем огонь на себя», «Обыкновенное чудо»... Ура! «Адъютант его превосходительства». Что за глаза! Вроде обращены они не к тебе, а смотришь в них — и не можешь оторваться.
— А взгляд! Казалось бы, такой далекий, как океан, но такой же глубокий, всепроникающий, таинственно-неизведанный. И чем дальше ты находишься от этого человека, тем больше ты хочешь быть рядом с ним и тем привлекательней он становится...
— А помнишь тот эпизод, где...
Тут мое второе «я» и «я» первое слились в единое целое, и начались бесконечные воспоминания о замечательном фильме. На столе лежали те же книги да несколько исписанных листков бумаги. А где-то там внутри, в глубине души осталась загадка необыкновенной притягательности образов, созданных Актером Юрием Соломиным.

Екатерина Перфильева
«Театральная жизнь», №4, 1997 год

Дата публикации: 18.10.2010
«Листая старые подшивки»

1002-й ВОПРОС О ЗАГАДКЕ МУЖСКОГО ОБАЯНИЯ

Передо мной чистый лист бумаги, альбом об истории киностудии «Мосфильм», «Словарь иностранных слов», книга Владимира Шахиджаняна «1001 вопрос про это», несколько газетных заметок о последних постановках Малого театра и редакционное предложение, написать статью о Юрии Соломине. Кажется: что тут сложного? Соломин — актер известный, любимый, правда, последнее время о нем слышно больше в связи с бедственным положением отечественной культуры и руководимого им Малого театра в том числе. Но с другой стороны, пожалуй, самый известный фильм с участием Соломина — «Адъютант его превосходительства» — телевидение показывает с завидным постоянством. У меня лично еще свежи в памяти впечатления от спектакля «Чайка», где Тригорин-Соломин выгодно отличался от Тригорина-Янковского и Тригорина-Филатова (постановки «Ленкома» и «Содружества актеров Таганки» соответственно). Но об этом чуть позже, а сейчас, сейчас...
— А что сейчас? «С чего начнешь? Осмелюсь... или нет», — ехидно вмешалось в привычный ход мыслей второе «я» искаженными словами пушкинского Дон Гуана.
— Во-первых, не перебивай меня и не мешай думать; во-вторых, если цитируешь, то цитируй правильно; в-третьих...
— Ну ты перечисляй пока, а я полистаю альбом о «Мосфильме»: тут фотографий много — кадров из разных фильмов знакомых. Кроме их названий, кстати, и слов-то почти нет. Так что тебе эта книга вряд ли пригодится.
— Ладно. Не мешай хотя бы, разглядывай картинки молча. А я лучше другие книги посмотрю, может быть, найду что-нибудь полезное. Так... «Словарь иностранных слов». Эротика — «чувственность, обращенность к половой жизни, к изображению ее». Сейчас вспомню... В каких же эротических фильмах сыграл
Юрий Соломин? Или хотя бы эротические сцены в картинах с его участием?
— «Коммунист», «Председатель», «Броненосец «Потемкин». Какая эротика может быть в советских фильмах?!
— Ну в тех картинах, что ты перечислила, конечно, никакой. Но там и Соломина нет.
— Хорошо, вот тебе фильм с Соломиным — «ТАСС уполномочен заявить...». Где в нем эротика? Да тут самим образом Славина, контрразведчика с двадцатитрехлетним стажем и безупречной репутацией, которого посылают на самые сложные и запутанные дела, отсекается всякий намек на показ половых отношений или чего-то в этом роде.
— Вот, вот. В этом и разница. Можно снять фильм или поставить спектакль, напичканный сексуальными сценами, а вместо актеров «положить в постель» моделей из журнала «Плейбой». Только получится уже не произведение искусства, а пособие по половому воспитанию. А своеобразие, привлекательность и эротичность Славина-Соломина состоит не во внешнем, показном ее проявлении, хотя он красив, но красота здесь иная, чем у героя-любовника. Это внимательный, сосредоточенный на собеседнике, всепроникающий взгляд; добрая или чуть ироничная улыбка; гордая прямая осанка; сдержанность в эмоциях, но и доверительность в общении (конечно, в меру своеобразия профессии).
— Уже неплохо. Так, что там в альбоме дальше? Ага, кинопостановки отечественной классики. Положим, в том, что эротика — это вовсе не обязательно постель, ты меня убедила. Теперь, будь добра, объясни, в чем своеобразие эротики произведений из классического репертуара.
— Охотно. Только чтобы было не слишком утомительно слушать, я вернусь к театральной работе Юрия Соломина — к чеховской «Чайке» на сцене Малого театра. Проведу небольшое сравнение. Тригорин-Филатов — человек, уставший от всего: от славы, от похвал, от любви Аркадиной, а восторженное поклонение Нины Заречной лишь на некоторое время «пробуждает» его. Полную противоположность такому пониманию чеховского героя составляет Тригорин-Янковский — это писатель, буквально купающийся в лучах собственной славы. Для него все в мире представляет интерес, но интерес мимолетный, он редко задумывается над своими поступками, поэтому и Нину губит, не осознавая того. Однако, несмотря на данные различия, Тригорины Филатова и Янковского схожи между собой в понятности своих характеров, в предсказуемости реакции на то или иное событие. Тригорин-Соломин другой. Его появление в первом действии не производит ровно никакого впечатления ни на персонажей комедии, ни на зрителей — он тих и незаметен. Нина для него остается только поклонницей его писательского таланта, желающей достичь той славы, о которой он мечтал
в юности и которой добился ценой личного счастья. В ходе действия пьесы меняется не Нина, а Тригорин: от задумчивости и меланхолии к восторженному, почти детскому рассказу о надеждах и их крушениях, о трудном пути на вершину известности и о потерях, сопровождающих этот путь; от готовности откликнуться на малейший каприз Аркадиной до нежелания, невозможности услышать ее в момент потрясенности словами из собственной книги, звучащими как признание Нины в любви. Кажется, что преображается даже внешность Тригорина. Вместо человека неопределенного возраста в первом действии предстает не желающий выглядеть молодым любовник Аркадиной. А в конце пьесы — познавший славу и любовь, но разочаровавшийся и в том и в другом человек.
— Каким-то Тригорин у тебя идеальным получается, а ведь он погубил Нину, рассорил Аркадину с Треплевым, явился одной из косвенных причин самоубийства последнего.
— Я прекрасно понимаю твои возражения и с точки зрения разума принимаю их, однако мои чувства и эмоции тянутся к такому разному, меняющемуся герою. Я даже на какие-то мгновения представляю себя на месте Нины и, понимая все отрицательные последствия в соединении жизни и судьбы с Три-гориным-Соломиным... все же поступаю так же, как это сделала чеховская героиня.
— Ты со своими размышлениями ушла куда-то в область фантастических переживаний.
— Зато ты заговорила книжным языком. То есть почти по книге «1001 вопрос про это» Шахиджаняна: «Эрос — все, что связано с любовью, со страстью, с фантазиями и переживаниями...»
— Знаешь, лучше заглянем в альбом об истории «Мосфильма». Смотри: «Вызываем огонь на себя», «Обыкновенное чудо»... Ура! «Адъютант его превосходительства». Что за глаза! Вроде обращены они не к тебе, а смотришь в них — и не можешь оторваться.
— А взгляд! Казалось бы, такой далекий, как океан, но такой же глубокий, всепроникающий, таинственно-неизведанный. И чем дальше ты находишься от этого человека, тем больше ты хочешь быть рядом с ним и тем привлекательней он становится...
— А помнишь тот эпизод, где...
Тут мое второе «я» и «я» первое слились в единое целое, и начались бесконечные воспоминания о замечательном фильме. На столе лежали те же книги да несколько исписанных листков бумаги. А где-то там внутри, в глубине души осталась загадка необыкновенной притягательности образов, созданных Актером Юрием Соломиным.

Екатерина Перфильева
«Театральная жизнь», №4, 1997 год

Дата публикации: 18.10.2010