Новости

ЛЮБОВЬ ПОБЕЖДАЕТ ТЬМУ

Режиссёр-постановщик премьерного спектакля «Дон Жуан» Александр Клюквин рассказывает о пьесе и работе над ней

- Александр Владимирович, существует множество драматических версий истории о дон Жуане. Почему вы выбираете пьесу Алексея Толстого?

-Во-первых, потому, что это малоизвестная пьеса. Она очень редко шла, а если и шла, то ее быстро снимали. А трудности увеличивают желание. А во-вторых, а может быть, в главных, потому, что мне Юрий Мефодьевич предложил прочитать именно эту пьесу. Я прочел, пришел к нему на следующий день и сказал: «Хорошая пьеса. Дайте мне роль Лепорелло». Он ответил: «Нет, не дам, потому что ты будешь ставить». Потом были два года работы над пьесой. Я ее очень сильно сократил. Ведь у Толстого она определена как драматическая поэма. То есть, по большому счету, это сочинение не для игры, а для чтения. Герой говорит сам с собой, там очень затянутый ритм – она ведь писалась в середине позапрошлого века, темп жизни был другой, и можно было читать разговор духов на тринадцати страницах. Сегодня никто это слушать не станет. Я начал сокращать и понял, что возникает еще один главный герой – Сатана, который затевает интригу с целью сгубить дон Жуана, чтобы выиграть спор у Бога. Он перевоплощается по ходу пьесы: то он присутствует как внутренний голос, то он монах в инквизиции, то пират. И в какой-то момент он едва не поглощает дон Жуана. Там есть такие слова: «Я сделаю его похожим на себя». И Сатане это почти удается. В начале второго акта дон Жуан не задумываясь убивает двух человек – Октавио и дона Цезаря, и не испытывает по этому поводу никаких эмоций. Убивает со словами: «Один мне надоел, а другого не жаль». Единственное, что его может спасти – это любовь, которая, как и должно быть, побеждает тьму. На протяжении всего спектакля Сатана не появляется на сцене вместе с донной Анной. Его либо нет, либо он в своем особом пространстве – доме Сатаны.
Пьеса очень интересная – и очень странная, не похожая на другие. Дон Жуан в ней совершенно не такой, как в других произведениях. Не развратник, не подлец, не любитель женщин. Это человек, ищущий любовь, не находящий ее и оттого разочаровавшийся во всем. В конце концов, когда Анна себя убивает, тут-то и появляется любовь. И это спасает героя. В «Дон Жуане» очень много написано мною стихов для песен, почти все они о любви. Вообще сам спектакль – о любви. Женщина, как существо высшее, чиста и любит с самого начала. И из-за этого убивает себя. А дон Жуан не видит и не понимает любви Анны, да еще его всячески сбивает с пути истинного Сатана. Но любовь в этой трагической ситуации все равно побеждает – она ведь сильнее всего.

- А как бы вы определили жанр спектакля?

- О, это очень сложно. Мне нравится название «музыкальная трагедия», оно мне кажется красивым. А музыкальный руководитель постановки Григорий Гоберник считает, что это неправильно. Может быть, «музыкальная драма» или «мистерия». В репертуаре Малого театра музыкальные спектакли вообще занимают очень важное место. Чем больше музыки, тем лучше. У нас все сказки на музыке, у нас водевиль. Помилуйте, у нас свой оркестр – грешно не использовать!

- Расскажите немного о распределении ролей и об исполнителях, занятых в спектакле.

- Там есть разные роли. Женских всего три. Анна – Ольга Абрамова – была известна с самого начала. Ирина Жерякова – очень хорошая актриса – получила совсем небольшую роль, но, думаю, на меня не обиделась. Все участники заняты от начала до конца – они и хор, они и танцы, они и маски, и народ, и персонажи, и монахи, и слуги Сатаны. Дон Жуан – Алексей Фаддеев – тоже был очевиден изначально. Если не он, то кто? Сатана – Борис Георгиевич Невзоров, на мой взгляд, один из лучших актеров России. Имея его в труппе, глупо было бы не предложить ему эту роль. Александр Ермаков, само собой разумеется, Командор. Посмотрите на него, это видно! Лепорелло – Виктор Низовой. Лучше него эту роль никто в театре не сыграет. И сразу было понятно, что Инквизитор – это Вася Дахненко. Как он поет, послушайте! Это что-то невероятное! Если бы можно было назначить на все роли народных артистов, я бы назначил. Но, во-первых, у меня нет таких полномочий, а во-вторых, я считаю, что молодежи надо давать играть как можно больше и как можно чаще. С ними в работе возникают определенные сложности, но они искупаются их азартом, желанием работать, тем, как они вгрызаются в материал. Они ведь последний месяц совсем не отдыхают: с утра занимаются вокалом, затем у них репетиция, потом они танцуют, потом играют спектакль либо снова репетируют. Я не знаю, что появится в конце нашего пути, но я им всем, всем без исключения, очень благодарен. Они все очень сильно выросли за последнее время. Они становятся актерами. Тем более, когда работают с Ермаковым, с Невзоровым…

- Вы говорили, что поставить эту пьесу вам предложил Юрий Мефодьевич. Что оказалось для вас самым сложным, когда вы сели за режиссерский столик?

- Самое сложное для меня в этом деле – говорить неприятные вещи товарищам своим, артистам. Говорить: «неправильно, не так». Это очень неприятно, я сам актер, я понимаю, каково это, когда ты делаешь вроде всё как надо, а потом тебе говорят, что это всё впустую. Трудностей много. Мне, например, не хватает опыта в организации самого процесса, множество вещей, которые необходимо контролировать. У меня великолепный помощник – Владимир Егоров, который взял на себя очень многое, я за ним как за каменной стеной. У меня есть мудрый старый товарищ Гоберник, который подменяет меня, делает за меня много моей работы. Есть великолепнейший композитор Глейзер, который пишет потрясающую музыку, есть великолепный художник Александров из Екатеринбурга. Есть хореограф Люба Парфенюк, есть хормейстер Галя Гусева… Вот без этих людей у меня ничего не получилось бы совершенно точно. Они все снимают с меня часть груза. Мне очень нравится сидеть в зале за режиссерским столиком, но я очень часто выбегаю на сцену и показываю, как надо, как я бы это сделал. Это не очень правильно. Показ – дело хорошее, но злоупотреблять им не нужно. Сейчас у нас очень сжатые сроки. Мы делаем огромный спектакль – по движению, по музыке, по вокалу этого хватило бы на две постановки – фактически за два месяца. У нас был подготовительный период в репзале, но спектакли такого масштаба в зале не делаются. Но вообще профессия режиссера затягивает, ею можно заболеть. Главное понять, что ты имеешь право это делать. Я для себя пойму это на премьере.

Беседовал Вячеслав Уваров