ЮРИЙ СОЛОМИН: МЫ АКТЕРЫ ИСЧЕЗНУВШЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Народный артист СССР, художественный руководитель Государственного академического Малого театра, экс-министр культуры России Юрий Соломин в год 255-летия основания в Санкт-Петербурге Русского театра поделился с читателями «Фонтанки» тревогой о судьбе классического русского театра, объяснил, почему не приемлет иностранных режиссёров и почему практически перестал сниматься в кино, рассказал, какие роли ещё мечтает сыграть, и существует ли бренд «Юрий Соломин».
- «Ругать телевидение бессмысленно. Стоит ругать его руководителей. Главный грех телевизора в том, что всю страну посадили на пиво. Это ужас!..» Этот, по Вашим словам, ужас ведь начался как раз в бытность Вашу министром культуры России — в 1990-1992 годы...
- Нет, это явление начало набирать обороты после 1992-1993 годов. Как только разобрались с ваучерами, занялись спаиванием народа. Это можно назвать бизнесом, но можно назвать и по-другому. Обездоливая основную массу населения страны, искусственным путём увеличивали количество богатых людей. У меня вообще такое ощущение, что в Москве все скоро станут миллионерами. (Смеётся). Смотрите, кризис прошёл, а количество миллиардеров в России резко возросло.
- Как боролись на своём высоком посту?
- Ну, например, тогда некоторые товарищи хотели вообще закрыть все бесплатные музыкальные школы, сделав их платными. Это было как раз в 1992 году. Я категорически этому воспротивился, и смог отстоять свою позицию. Сегодня об этом, правда, никто уже не помнит, но внутренне я этим горжусь. Точно так же произошло и с попыткой вернуть норму сыгранных спектаклей театрам. В советское время ведь каждый театр должен был сыграть около 500 спектаклей в год. Разумеется, эта норма не была никем просчитана. В году всего 365 дней, как можно за этот срок сыграть 500 спектаклей?
Кстати, и сегодня находятся «умные головы», которые снова хотят обязать театры отыгрывать не менее 300 спектаклей. Слава Богу, конечно, что всего 300, а не 500, но всё равно это безумие, которое говорит о том, что законы в нашей стране создают люди абсолютно непрофессиональные. Причём, на мой взгляд, не только в культуре, но и в науке, в образовании, в медицине... Никто не упрекнёт человека за то, что он средний инженер или посредственный актёр, но законы должны создавать лучшие из лучших, а не случайные обычные люди.
- По каким критериям искать этих лучших?
- А лучших и искать особенно не надо. В конце концов, регулярно проходит «Лучший учитель года», кто-то же регулярно побеждает в этой номинации, и мне очень интересно, поговорил ли кто-нибудь на тему законов об образовании хоть с одним из этих учителей. То же самое и с театрами. Я знаю, что и петербургские руководители театров, так же, как и многие московские, много чего дельного говорят, борются, переживают, попадают в больницы, им в это время сверху отвечают: «Погодите, погодите, обязательно учтём ваше мнение», а потом — бах! — принимается абсолютно другое постановление или закон. То есть они дожидаются, пока всё затихнет, а потом быстро действуют по-своему.
- Интернациональна ли профессия актёра или Вы — сугубо русский артист?
- Народной артистке СССР Софико Чиаурели незадолго перед её смертью задали вопрос: «Как вас правильнее называть: грузинской артисткой или как-то по-другому?» «Я артистка исчезнувшей цивилизации», — ответила Софико. Мне нравилась та наша большая цивилизация, огромная странища, где жили Акакий Хорава и Софико Чиаурели, и многие, многие другие, и мы все друг друга знали, была масса встреч, приезжали они к нам и мы к ним, восток-запад-юг... Это был, если можно так сказать, питательный момент для наших культур. Очень хорошо помню, как приезжал Таллинский театр с его замечательной труппой, братья Эскола... Рижский, Вильнюсский театры. Кстати, литовцы стараются и сегодня не рвать контакты с русским театром; много их режиссёров работает у нас, много наших ездят туда на гастроли. Так что я, как и Софико, актёр исчезнувшей цивилизации.
А в принципе, существует школа русского классического театра, к которой я себя и отношу. У традиционного русского драматического театра своя ниша в искусстве, и своих студентов мы учим так, чтобы зритель это чувствовал. С болью замечаю, что в последнее время, как мне кажется, есть тенденция — хотя, могу сразу сказать, что она не выполнима – уничтожить эту школу. Я не буду говорить пофамильно, кто этим занимается, но могу назвать причину таких действий. Этим людям не нравится, что классический русский драматический театр жив, поскольку в 1990-е годы они предсказывали, что, например, Малого театра не будет. Помню, мы были первым театром, выехавшим на гастроли в Израиль, так вот некоторые товарищи писали в газетах: «А хорошо было бы, если бы они не возвратились!» Наш режиссёр в аэропорту дал мне экземпляр газеты с такой статьёй.
- Эпоха «шоковой терапии» характеризовалась в культуре в том числе и отпаданием от России культур национальных окраин. Кому стало хуже всего?
- Страдают все, в том числе и русские. Более-менее нормально живут Москва и Санкт-Петербург, а провинция страдает. Но, конечно, хуже всех бывшим республикам СССР — особенно азиатским, потому что, хотим мы этого или нет, но русский театр всегда был примером для других народов Советского Союза хотя бы потому, что он существует уже 255 лет. Всё-таки это уже отработанный организм, нашей структуре государственного театра до сих пор завидует весь мир. Ни в одной стране, кроме, кажется, Германии, которая после войны переняла нашу систему, нет больше государственных театров. Так что бывшие советские окраины как-то пытаются существовать, «бултыхаются», но это, конечно, уже не та полнокровная театральная жизнь, которая была у них в советское время. Мы, разумеется, стараемся им помочь, наш Дом актёра устраивает в Москве встречи с артистами Казахстана, Таджикистана... С таджиками я, кстати, в своё время учился, Щепкинское училище тогда выпускало их целыми театрами. Так что, как ни парадоксально это прозвучит, разрушать надо тоже с умом.
- Свято место пусто не бывает. Как относитесь к наплыву в Россию западных театральных режиссёров?
- Мне очень не нравится сегодняшняя мода, чуть что кричать: «Вот! Приехал западный режиссёр! Сейчас он нас научит!» Зачем это? У нас полно прекрасных режиссёров, и молодых в том числе, я уж не говорю о таких опытных, как Фоменко, Захаров, Додин. Кстати, есть целая плеяда работающих режиссёров, которых почему-то не принимает критика, не зрители, а именно критика. Хотя у той же зарубежной критики об этих режиссёрах совершенно другое мнение; когда мы выезжаем на гастроли, мы видим, что о них пишут незаинтересованные люди. Но, главное, на спектакли таких режиссёров ходят люди, а поскольку качество актёрской игры определяется в том числе и тем, приходят ли в театр зрители, то, значит, эти режиссёры ставят качественные спектакли.
Кроме того, хочу подчеркнуть более важную вещь, отвечая на ваш вопрос. Театр — это прежде всего дом, в котором коллектив, труппа — единомышленники. А когда разных режиссёров приглашают на один спектакль, потом на другой, на третий... получается, что в единый организм постоянно вносят чужую кровь, а к чему приводит введение другой группы крови, можно спросить у медиков. Для развития культуры это пагубно, а особенно это вредно для русского театра, который создан на великой русской литературе. Возьмите период от Фонвизина до Твардовского: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Чехов, Достоевский, все Толстые, Тургенев, Булгаков... Вот вам навскидку больше десяти великих писателей, благодаря которым состоялся русский театр. Ну и, разумеется, мы с благодарностью вспоминаем Елизавету Петровну, которая своим указом от 1756 года учредила русский государственный публичный театр в Санкт-Петербурге на Васильевском острове. Отделить русский театр от русской литературы — значит, отрезать пуповину без разрешения врача.
- Один из Ваших коллег сказал о Вас, что «когда Россия стала жертвой культурного потопа, Вы, как праведный Ной, сумели превратить Малый театр в спасительный ковчег для русского классического искусства». Вам не кажется, что русское классическое искусство и поныне носит такой вот очаговый характер?
- Более того скажу: его пытаются убрать совсем. Разные коллективы сами по себе избегают этой участи. Малый театр, например, жив до сих пор только потому, что у определённых людей на него не поднимается рука, потому что они не могут вслух сказать: «А кому это надо?» Хотя нас, конечно, постоянно обзывают «музейным театром», на что я отвечаю: «Для меня такие слова — большая похвала». (Смеётся). Музейный театр — это же прекрасно! Значит, мы находимся на уровне стандартных, исторических мировых театров. Или нередко звучит упрёк в традиционности Малого театра... А каким должен быть русский театр?
Сейчас вот уничтожают Станиславского, хотя до этого говорили: «Станиславский и Малый театр — антиподы». Ничего подобного! Я снимался и работал с очень многими великими стариками и во МХАТе, и в Малом театре — с Жаровым, Грибовым, Кторовым, Ливановым, Царёвым, и я видел, что все они — друзья между собой. Они не могли воевать, уничтожать культуру во имя собственных амбиций; их, конечно, пытались стравливать, но МХАТ и Малый театр продолжали дружить. Помню, был период, что в выходные дни мы даже менялись сценами: МХАТ играл на нашей основной сцене, а мы в это же время на сцене МХАТа.
Всё это я рассказываю к тому, чтобы было понятно, что всё искусственное, что было сделано во имя собственных амбиций, на пользу искусству не идёт. Зачем, скажем, какая-то часть критики пытается замалчивать, что существует театр Дорониной? И никто не объяснит, почему это делается. Да потому, что Доронина отстояла и спасла в сложное время определённую категорию артистов. Хороших артистов. Да и сегодня она держит этот театр, как и раньше посещаемый зрителями, артисты которого, как и раньше, снимаются в кино. За что с ней так? За то, что она правду говорит? За то, что она ни перед кем не пресмыкается?
- Можете сравнить тенденцию посещаемости театров в советское время, в 1990-е годы и сейчас?
- Сейчас, конечно, получше, чем в 1990-е годы. Устоялась система коммерческих гастролей, Малый театр, например, таким образом был и в Азии, и в Европе, к сожалению, сейчас произошла трагедия в Японии, с которой у нас в этом смысле были хорошие контакты, готовились уже четвёртые гастроли за последние 10 лет.
- Кому-нибудь из Ваших коллег-актёров запретили бы подниматься на театральную сцену?
- Конечно, запретил бы, но, к сожалению, все мы люди, и прекрасно понимаем, что больше такой человек нигде не устроится, а ему надо кушать, у него есть семья. Каждый коллектив сразу сам для себя определяет людей, которые не могут играть выше какого-то уровня. Понимаете, всем легко работать с хорошим режиссёром, который постоянно говорит тебе, что надо делать, а что не надо, и остаётся лишь выполнять его указания, но бывает, что актёру самому нужно принимать те или иные творческие решения, а он в силу бездарности на это не способен. Такого человека сразу видно. Он, конечно, пытается что-то придумывать, а придумывать-то как раз ничего и не стоит, ведь существует только семь нот.
- Ваша самая удачная роль в театре?
- Трудно сказать... Что-то мне, безусловно, удалось лучше, что-то так и не получилось довести до конца. Когда я стал театральным руководителем, я, естественно, стал меньше играть, а в последние годы чисто актёрской карьеры, в 1984-1985 годах, у меня были, пожалуй, самые лучшие работы, которые уже вошли в историю русского драматического театра. «Пучина» Островского, «Царь Фёдор Иоаннович», «Сирано де Бержерак»... Или Фамусов, которого я играю уже 11-й год.
- В каком спектакле Вы ещё не сыграли, но очень хотите сыграть?
- Есть, конечно, такие спектакли, но говорить об этом не хочется: вдруг ещё сыграю? (Смеётся). Хотя... Лет 10 назад я очень хотел сыграть короля Лира; в то время его много ставили другие театры, я ходил на эти спектакли, и каждый раз убеждался, что я на правильном пути. Но после того, как коллектив избрал меня художественным руководителем театра, я стал для себя в этом плане безвластен. Я не могу формировать себе роли в театре. В кино могу, а в театре нет.
- Кстати, а в кино Вы нас почему давно не радуете, Юрий Мефодьевич?
- Для кино у меня сейчас нет времени. Жалко, конечно, тем более, что когда я вижу как играют многие актёры моего возраста, я понимаю, что вполне мог сыграть и лучше их. Кстати, может быть, кто-то уже не помнит, но я в сериалах снимался больше, чем где-либо. В советское время это были одни из самых длинных сериалов: «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить». Но я не дружу с современными продюсерами, поскольку понимаю, что от того, что мне будут предлагать они, я наверняка откажусь. Поэтому после «Московской саги» у меня и не было больших работ в кино, зато свою игру в этом фильме я считаю хорошей для моего возраста; хорошая роль, добротный фильм.
Было, правда, несколько попыток сняться в небольших ролях, но я быстро понял, что именно в небольших ролях сниматься не стоит. Потому что режиссёры как правило не обращают пристального внимания на игру актёров второго или третьего плана. У меня как-то была роль о ненужности сегодня человека, который когда-то был человеком. Я читал сценарий, у меня душа кровью обливалась. Сказал себе: «Надо попробовать!» Играю с полной отдачей, но режиссёр так вырезает и монтирует мои фрагменты, что у зрителя наверняка остаётся ощущение, что я просто отбывал номер за деньги.
- Юрий Соломин — бренд?
- Я не знаю, бренд я или нет. Могу сказать, что я не отмечал ни 70-летний, ни 75-летний свои юбилеи. Давал интервью журналистам, да и то, до определённого времени, но официальных мероприятий не было. А бренд бы такими поводами наверняка воспользовался. Так что судите сами, бренд Юрий Соломин или нет.
Беседовал Лев Сирин, Москва,
«Фонтанка.ру»
23.03.2011