Новости

ЮРИЙ СОЛОМИН: «АКТЕРУ ПУБЛИЧНОСТЬ НЕ НА ПОЛЬЗУ»

Постюбилейные заметки постороннего

Виктория Пешкова, Театрал-онлайн, 24 июня 2015 года

В этот вечер художественный руководитель Малого театра входил не со служебного подъезда, а с главного. Предъявил билеты. Прошел через рамку под бдительным оком народных артистов Бориса Клюева и Бориса Невзорова, ради такого случая переквалифицировавшихся в охранников. Получил номерок у народной «гардеробщицы» Евгении Глушенко и программку у не менее народной «капельдинерши» Ирины Муравьевой. И несказанно удивил «администратора» – тоже, разумеется, народного и даже дважды лауреата – Василия Бочкарева, открыв дверь в зал своим ключом.
С первого ряда амфитеатра, а вовсе не из «царского» кресла на сцене, Юрий Мефодьевич Соломин и наблюдал за действом, устроенным в его честь. Устроенном, кстати сказать, по всем правилам «капустного» искусства, что для Малого театра, оплота академизма и высокого вкуса, оказалось не просто легко, а даже в кайф. Впрочем, началось все сугубо академически: кантату «Учил Соломин» исполнил в буквальном смысле этого слова сводный хор – билетеры и сапожники, постижеры и монтировщики, гримеры и звуковики, сметчицы и учетчицы – словом все те, кого на сцене никто никогда не видит, но без кого никакого театра быть не может. А дальше – понеслось: опереточные арии перемежались с солдатскими балладами, а гран-канкан с шоу-гёрлз. Апогеем же стало поздравление от «звезд континентов» – коллег-режиссеров-худруков, причем созвездие и впрямь подобралось уникальное: Алексей Бородин, Роман Виктюк, Сергей Женовач, Марк Захаров, Евгений Каменькович, Александр Коршунов, Евгений Писарев, Константин Райкин, Иосиф Райхельгауз, Геннадий Хазанов и Александр Ширвиндт.



Последний, между прочим, предложил ближайшей же ночью перетащить фигуру Островского на место Маркса – благо нести недалеко, чтобы из освободившегося кресла Юрию Мефодьевичу было удобней наблюдать за ходом реконструкции родного театра. Виновник торжества признался, что изнутри здания наблюдать все-таки сподручней, а снаружи и забронзоветь недолго.



Олег Табаков, воздавая должное талантам юбиляра, не без некоторой зависти подчеркнул, что Соломин всегда делал то, что любил и любил то, что делал, и назвал было Юрия Мефдьевича дуайеном – то есть старейшиной – театрального цеха, но тот скромно переложил ответственность на Владимира Зельдина.

Марк Захаров вспомнил о том, как виновник торжества, пребывая в ранге министра культуры РФ, пел нежный лирический дуэт в «Обыкновенном чуде», и назвал его тончайшим комиком «английского разлива». С присущей ему дипломатичностью юбиляр посетовал, что его комический дар так и не был по достоинству оценен режиссерами, но надежды он все-таки не теряет. А Юлия Константиновна Борисова просто назвала Соломина человеком-надеждой и была в этом абсолютно права.



А что же юбиляр? Выйдя, наконец-таки на сцену, он, поблагодарив всех и каждого, озадачил собравшуюся вокруг него труппу: «И что же, после всего этого, я вам завтра играть-то предложу?»


Собственно, с этого вопроса и начался наш недолгий разговор средь шумного бала.


- Так что же дальше, Юрий Мефодьевич?

- Работа-работа-работа.

- Скажите, вы свой возраст чувствуете?

- Конечно! Это не бравада и не жалоба. Это – объективная реальность. Актеру без этого нельзя, ведь у каждой роли – свой возрастной рубеж, если его не чувствовать, такого наиграть можно. Вот почему, когда у меня спрашивают, почему я не играю ту или иную роль – вы же в такой хорошей форме – я возражаю – форма может и неплохая, а с содержанием что делать? В смысле с тем, чем голова наполнена…

- Многие дорого бы дали за то, чтобы проникнуть в мысли талантливого артиста.

- И ничего бы им это не дало. Каждый актер, независимо от степени одаренности – единственен в своем роде. Нам это еще на студенческой скамье Вера Николавна Пашенная внушала. Мои мысли не помогут ни вам, ни кому бы то ни было еще. Тем более, что актер играет все-таки не столько головой, сколько душой, а туда и вовсе никому не проникнуть….

- Если актер ее сам наизнанку не вывернет.

- На сцене – пожалуйста. Там иначе и нельзя. Это ведь не герой мой стреляется на дуэли или в любви объясняется – это я сам. Это мои нервы звенят, мои руки в кулаки сжимаются, из моих глаз слезы льются. А во всех остальных случаях актеру это противопоказано. Актер, настоящий актер, очень чувствителен ко всякому внешнему воздействию. Даже слишком пристальное внимание режиссера может пойти ему не на пользу, а уж агрессивное внимание прессы или публики – тем более. Рискну вызвать недоумение, но актерская профессия должна быть публична только на сцене или экране. И нигде больше!

- Но сегодня именно на сцене начинаются скандалы, потрясающие театр чуть ли не до основания.

- Щепкинский завет «священнодействуй или убирайся вон» как только не высмеивали и не критиковали. Думали даже, что отменили. Нет, он действует. Сцена – отражение жизни, но это не значит, что ее нужно превращать в улицу, подворотню или публичный дом. Жизнь сегодня через чур стремительна, но времена-то не выбирают, сетовать на них было бы глупо. Волны любого стремительного потока несут пену. Но рано или поздно поток возвращается в свое русло и пена исчезает. Можно сколько угодно спорить о том, что можно и чего нельзя делать на сцене. Аргументы «за» и «против» у каждой стороны будут непробиваемо убедительными для нее самой и ровным счетом ничего не будут значить для оппонентов. Только время все расставит по своим местам. И его приговор уже не оспорить.