Новости

ЖЕНСКИЕ БОИ

В Малом театре состоялась премьера «Марии Стюарт» в режиссуре Виталия Иванова. Спектакль неоднозначный и сложный, больше похожий на штормовое море, чем на работу по классике «для галочки».

Мощные мрачные декорации Валерия Левенталя – две крепостные стены, призраками реющие в воздухе, поворотный круг, который преобразует сцену то в темницу Марии Стюарт, то во дворец королевы, то в парк. А на заднике периодически возникает плаха – залитая мертвяще белым или угрожающе алым светом. Роскошные костюмы – шелковые штаны мужчин, расшитые платья женщин.

Самая что ни на есть классика, да еще в Малом: все говорят поставленными голосами, с идеальным произношением. Но вдруг выясняется: ни Паулет (Ярослав Барышев), обещавший хранить жизнь пленницы, ни неудачливый любовник Лестер (Виталий Петров), ни все остальные не значат в спектакле ничего. Они – марионетки вокруг Елизаветы. Неважно ничто, даже казнь Марии. Важен процесс противостояния Елизаветы и Стюарт (Ольга Молочная).

Оттого «Мария Стюарт» и становится спектаклем-матриархатом с отчетливым феминистским духом. Это особенно передает встреча двух царственных дам в парке, когда остальные отступают в относительную сень чахлых древ. Они сходятся на сцене, будто на ринге, но бой лишь словесный. Кинжалами и кулаками пусть решают споры мужчины, а путь этих – более изящный и жестокий.

Строгое платье монахини на Стюарт как карнавальный костюм. Она возвышает голос, рубит воздух сжатыми кулачками, яростно сверкает глазами: вместо смирения и всепрощения – гордыня и страсть. Ее движения порывисты, но не от отчаяния, – от недобрых эмоций. Даже предстоящая казнь ее, обуреваемую злым азартом, не пугает, и возникает нелепое сравнение – ни дать ни взять, перед нами Лара Крофт. Указывает рукой в белой манжетке, обвиняет, клеймит. Стюарт наступает на королеву, и та, поспешно отступая, неловко валится в пыль. Бесформенная груда расшитой парчи шевелится на авансцене, будто перевернувшаяся черепашка, пытается подняться Елизавета, и все кажет залу напряженное, пылающее от ужаса, стыда и гнева лицо.

Но кодой становится не этот диалог двух королев, а мучительная сцена выбора Елизаветы: подписать ли смертный приговор противнице? Она то склоняется над приказом, то бежит прочь, потом падает на пол – и размашисто чертит, скрипя пером. В ней сейчас нет ни женщины, ни человека – лишь государственность. Все будет потом – и заламывания рук, и тоска, и ужас, но в самый момент подписания – оловянные глаза как офицерские пуговицы. Елизавета Титовой стала редкой за последние несколько лет ролью Великой Женщины, которую современная актриса сумела по-настоящему сделать на сцене. Женщины, которая умеет любить, но не влачить рабское существование. Которая не поддается ни единому слову извне, тем более мужскому: она все решает сама, но при этом остается женственной.

Несмотря на нелепый микрофон, нацепленный на костюм актрисы («эхо» слов должно обозначить внутреннюю речь мятущейся королевы), несмотря на иногда пропадающий ритм спектакля (действие порой ползет невероятно медленно), за внутренней борьбой Елизаветы-Людмилы Титовой по-настоящему интересно следить.

Но, пожалуй, самым важным в спектакле оказалось то, что обычно проскальзывает мимо сознания: музыка. Гениальные композиции Эдуарда Артемьева, автора знаменитых саундтреков к «Сталкеру» и «Свой среди чужих…», делают спектакль не драматическим, а философским действом, спасая даже не лучшие сцены.

«Театральные Новые Известия», 01.03.2006
Анастасия Томская