Для народного артиста России Бориса Клюева нынешний сезон отмечен двойным юбилеем — из 75 прожитых лет 50 отдано родному Малому театру. Широчайший актерский диапазон, помноженный на мощную харизму и невероятное обаяние, обеспечил ему неугасающую зрительскую любовь. Приближающийся юбилей артист, как водится, встречает новой знаковой ролью. На сей раз — Маттиаса Клаузена в драме Герхарта Гауптмана «Перед заходом солнца». Герой, беря пример со своего кумира — императора Марка Аврелия, следует завету: «Не смерти должен бояться человек, а должен бояться не начать жить». В плотном графике актера нашлось время для встречи с корреспондентом «Культуры».

культура: Вы служите в Малом полвека. Редкая удача для актера сразу попасть в «свой» театр.
Клюев: Для меня такого понятия не существует. Перебирать театры или режиссеров в поисках «своего» — не мой путь. Ну, нашел ты, даже, возможно, что-то успел сыграть, а потом режиссер из театра ушел или там изменилась творческая политика. И что дальше? Новый поиск с таким же ненадежным итогом? Глубинное содержание того, что играешь, мне всегда было интереснее внешней формы. Малый — это бессмертная классика, которая, как я со временем понял, и вылепила из меня настоящего артиста.
культура: И что, ни разу не возник соблазн покинуть alma mater?
Клюев: Возник. И еще какой! Иннокентий Михайлович Смоктуновский, игравший в Малом единственный спектакль — «Царь Федор Иоаннович», где я тоже был занят, от имени Ефремова пригласил меня в Художественный театр. Три дня я взвешивал все за и против, прекрасно понимая, что приглашение сулит лучезарные перспективы в творчестве и вполне осязаемые материальные блага. И все-таки отказался. Как показало будущее, интуиция меня не подвела.
культура: В отличие от большинства артистов Вам не пришлось годами бегать в массовке.
Клюев: Ну, гостей на балу, вторых лордов и третьих полицейских я тоже переиграл немало. Но, правда, первую заметную роль — в пьесе Константина Симонова «Так и будет» — Леонид Викторович Варпаховский доверил мне уже на второй сезон. Видимо, что-то такое он во мне разглядел еще в училище — наш дипломный спектакль «Варвары» он смотрел дважды и вскоре пригласил меня в театр. Борис Бабочкин дал мне Кудряша в «Грозе», но самым суровым испытанием стал для меня Замыслов в «Дачниках», когда Борис Андреевич решил ввести в спектакль нескольких молодых артистов. Моей партнершей была Быстрицкая, уже окутанная немереной славой «Тихого Дона». Первую репетицию — сцену свидания у стога — не забуду никогда: мне предстояло не только поцеловать ее, но еще и завалить в этот самый стог. Я жутко переживал, был совершенно зажат — характер у Элины Авраамовны был очень непростым, и если бы ей что-то не понравилось, она просто отказалась бы со мной играть. А тут еще не занятые в сцене коллеги от души юморят, предлагая показать, как надо играть любовную сцену. Но случилось чудо — мы с ней как-то поладили. Уже потом я узнал, что ей одна давняя поклонница после спектакля сказала, что на моем фоне она — такая хрупкая и изящная — прекрасно смотрится.
культура: В актерскую профессию Вы пошли по стопам отца?
Клюев: Отчасти, ведь прямого примера перед глазами не было — мне было четыре, когда его не стало, детская память мало что сохранила. Мне очень его не хватало: мать не всегда может дать сыну разумный совет, ведь у женщин преобладает эмоциональный взгляд на мир. Отец окончил Щукинское училище и вместе с курсом уехал в Комсомольск-на-Амуре, в маленький гарнизонный театр. Вскоре началась война, он, несмотря на слабое сердце, ушел в ополчение, потом работал во фронтовых концертных бригадах, и к тому времени, когда жизнь вернулась в мирное русло, он уже был серьезно болен. В свои тридцать с небольшим он просто не успел состояться как артист. Перебирая его сценические фотографии, понимаю, что он обладал потенциалом, на раскрытие которого ему просто не было отпущено времени.
культура: Самой первой Вашей ролью была Баба-Яга. Не обидело такое распределение?
Клюев: Не было никакого распределения. Я учился в пятом классе, о театре даже не помышлял. Хотел стать капитаном дальнего плавания и носить красивую форму. Много лет спустя на съемках «Моонзунда» мечта, можно сказать, сбылась. А тогда ко мне на перемене подошел пионервожатый и попросил помочь третьеклашкам сыграть кукольную сказку — Баба-Яга у них заболела. Текст учить было некогда, пришлось импровизировать. И меня, что называется, понесло. Сюжет полетел к чертям, зато успех шелестел крыльями за спиной. Впрочем, эйфория длилась недолго, отцовские гены пробудились во мне несколько позже.
культура: Когда сыграли черта первого разряда у мамы легендарной Валентины Серовой?
Клюев: Вот-вот! Клавдия Михайловна Половикова, замечательная актриса, поставила у нас в школе «Чертову мельницу» — веселую комедию по мотивам сказки чешского драматурга Яна Дрды. Мы с моим другом и одноклассником Мишей Шабровым, автором «Лаванды», до сих пор с удовольствием вспоминаем это время — в нас, ничем, кроме спорта, не интересовавшихся, впервые проснулась тяга к искусству. Я записался в драмкружок Домжура, где вовсю шли репетиции пьесы известного журналиста Семена Нариньяни «Опасный возраст», ставшей весьма популярной после спектакля в Театре им. Ленинского комсомола. А в школе мы с Мишкой слыли мастерами скетчей — сначала черпали их из брошюры серии «В помощь самодеятельности», потом стали придумывать сами — ни один вечер без нас не обходился. Я осмелел, вошел во вкус и поставил «Каменного гостя». Это было безумно смешно: взятые напрокат костюмы сидели на нас кое-как, а мы на полном серьезе играли пушкинскую драму. Убив своего противника, я прочувствованно произносил: «И кровь нейдет из треугольной ранки», а тот лежал на сцене с голым пузом — камзол при падении задрался. Все, кто стоял за кулисами, просто давились смехом.
культура: Мама одобрила Ваше намерение стать актером?
Клюев: Нет, конечно. Убеждала, что надо получить серьезную профессию. Но я стоял на своем. Хотел учиться в Щукинском, как отец, хотя поступал, как и все, везде. Прошел туры и в Школе-студии, и в «Щуке». Выбор был очевиден. Сдал экзамены, жду зачисления. Но вместо этого меня и еще троих ребят вызывают к ректору, и Борис Евгеньевич Захава сообщает, что у нас равные результаты, но взять он может только одного и называет фамилию. По правде говоря, это был первый и последний раз, когда я ее слышал. А курс-то был замечательный: Женя Стеблов, Боря Хмельницкий, Настя Вертинская, Инна Гулая. Мне дали справку о сданных экзаменах и отпустили с миром. Я рванул в Школу-студию, но там уже набор закончили. Меня ведут к ректору, и Вениамин Захарович Радомысленский долго говорит о том, как трудно к ним поступить, а я тут с наскока хочу прорваться. Не знаю, что на меня нашло, но я сказал, что все понял, повернулся и ушел. Ну, откуда мне было тогда знать, что это всего лишь педагогический прием?! К счастью, в Щепкинском объявили дополнительный набор. Вот так судьба и распорядилась. Видимо, так и было нужно.

культура: Когда-то в спектакле «Перед заходом солнца», где главную роль играл Михаил Царев, Вы выходили гостем на балу. Тогда Вы себя Клаузеном не видели?
Клюев: Я был слишком молод. И потом, у меня всегда желание сыграть ту или иную роль держится в узде пониманием границ своих возможностей. Хотеть сыграть — одно, суметь — совсем другое. С возрастом выстраивать трактовку образа все сложнее — требования к себе растут. А еще ведь нужно, чтобы и зритель ее принял. Мне было очень интересно играть короля Людовика в «Кабале святош», хотя роль небольшая. Следующим этапом стал Арбенин. Я сам предложил поставить «Маскарад». И вдруг испугался — смогу ли. А потом понял — сейчас или никогда. Очень сложно давалась мне эта роль — никогда прежде не играл личность такого масштаба. Однажды накатило такое отчаяние, уже думал отказаться. Немалых сил стоило взять себя в руки. Когда мы играли «Маскарад» на сцене Александринки, в гримерной, которую мне предоставили, на стене висел портрет Юрия Юрьева, первого исполнителя роли Арбенина на русской сцене. И вот теперь — Маттиас Клаузен, о котором тоже давно мечтал, не решаясь подступиться. Такие роли помогают поверить в себя, осознать степень своего мастерства — об этом не принято говорить, но это так.
культура: Пьеса идет в переводе, сделанном Виктором Леденёвым в начале 2000-х. В чем его отличие от хрестоматийного?
Клюев: Он не столь академичен, зато лаконичнее и жестче. В спектакле, поставленном в свое время Леонидом Хейфецем, было больше философии, подчеркивалась атмосфера надвигающегося фашизма, ведь пьеса была написана Гауптманом в 1932 году. Нас с режиссером Владимиром Бейлисом больше интересовала другая проблема, поскольку реалии, носившие для советского зрителя отвлеченный характер, вроде фамильных драгоценностей и особняков по заграницам, оказались прочно вклинены в сегодняшний день.
культура: Получается, что пьеса Гауптмана в наше время даже более актуальна, чем в пору создания?
Клюев: По сути, это современная интерпретация вечной темы отцов и детей: в погоне за ускользающим наследством, дети лишают отца права на счастье, фактически — на саму жизнь. Их протест против его новой любви — не спонтанный взрыв эмоций, а тщательно спланированная кампания. Они отстаивают не память покойной матери, а защищают свои меркантильные интересы. И для оскорбленного Маттиаса их поведение — не что иное, как предательство, которого он не может простить. И я его понимаю.
культура: Сохраняя верность театру, Вам удается много сниматься — число картин давно перевалило за полторы сотни. Точкой отсчета кинематографического успеха стал граф Рошфор в «Д’Артаньяне и трех мушкетерах». Как думаете, почему за 40 лет фильм не растерял зрительских симпатий?
Клюев: Он обладает редким и по нынешним меркам качеством — атмосферой молодого азарта и чистой романтики. Ее нельзя сымитировать. Она не зависит ни от бюджета, ни от костюмов, ни от антуража. Мы все были чертовски молоды — в пределах тридцатника с небольшим. При этом и старшее поколение было все как на подбор — Лев Дуров, Олег Табаков, с таким же молодым задором. На площадке царило то бесшабашное хулиганство, которое сыграть невозможно! Ну, и конечно, великолепная музыка Дунаевского. Такой теперь для кино не пишут.
культура: Судьбе было угодно приводить Вас в картины по-настоящему культовые. Каково было играть Майкрофта Холмса — человека, без совета которого не принимает ни одного решения сама королева Виктория?
Клюев: Спасибо Игорю Масленникову, рискнувшему снять детектив без идеологической подоплеки. Мне Майкрофт был очень интересен — там есть второй план. Он не просто анализирует происходящее, а смотрит на мир чуть отстраняясь. Он и на любимого брата, и на королеву Викторию смотрит чуть свысока, поскольку ему ведомы те пружины, которые на самом деле двигают миром. И особенно это видно в последнем фильме — «Двадцатый век начинается». Но в его снисходительном «мальчик мой» — неисчерпаемая нежность к младшему брату, которого он до конца своих дней будет опекать по праву старшего.
культура: Что думаете о современной версии приключений великого сыщика, придуманной «Би-би-си»?
Клюев: Не хочу сравнивать — это абсолютно разные вещи. На мой взгляд, к шерлокиане это не имеет никакого отношения, потому что герои лишены того заряда, которым наделил их когда-то автор. Если изменить имена персонажей, никому и в голову не придет, что это — Конан Дойл.
культура: Есть в Вашей биографии еще одна отрицательная роль, подарившая огромную зрительскую популярность, — Сергей Дубов в «ТАСС уполномочен заявить...» Не задумывались над природой отрицательного обаяния?
Клюев: Мы с Сашей Белявским на эту тему много разговаривали. Он ведь сыграл множество ролей, а у зрителя первая ассоциация — Фокс из «Места встречи». Почему? Как ни объясняй, непонятно. А насчет Дубова я долго сомневался, нужна ли мне эта роль, негодяев к тому времени уже наигрался. Верх взял принцип, которому следую всю жизнь: не дают играть то, что хочется, играй, что дают. И по мере того как я вгрызался в роль, становилось все интереснее. У режиссера Владимира Фокина была даже идея сделать отдельную серию про историю предательства. Очень хотелось понять, почему Дубов, у которого было все, о чем только в те времена можно было мечтать, — положение, зарплата, машина, загранкомандировки, — пошел на вербовку. Жаль, компетентные органы не разрешили. А поработать с этим моральным уродством было бы очень интересно.
культура: Своя версия у Вас есть?
Клюев: Вербовала его Пилар и, видимо, всерьез зацепила в нем мужское начало. Ведь это по советским меркам он был удачником, а для нее — ничего особенного. Каждый, кто тогда попадал за границу, видел, что там совсем другая жизнь. Думаю, он хотел со временем перебраться за кордон и доказать ей, что он чего-то стоит. Потому он и разделался с Ольгой Винтер, как с ненужным свидетелем, ведь где-то там была Пилар. Ну и, конечно, неадекватное восприятие собственного интеллекта. Нам показывали выдержки из дневников реального Трианона. Там были комментарии к «Семнадцати мгновениям». Прочитав их, Вячеслав Васильевич Тихонов только и смог сказать: «Какая сволочь!» Злую шутку с Дубовым сыграло чувство собственного превосходства.
культура: Вы общались с «куратором» настоящего Трианона?
Клюев: Конечно! Полковник Перетрухин консультировал картину. Это же была идея Андропова — сделать фильм о том, как действует советская контрразведка. Юрий Владимирович пригласил к себе Юлиана Семенова, попросил написать сценарий. Тот, ясное дело, согласился. Его допустили в архивы, он работал с реальным делом и многое оттуда позаимствовал. Его даже журили за излишнюю «документальность». Я тогда впервые осознал, что «параллельная» война идет не в кино, а на самом деле. Как-то мы с другим консультантом — Вячеславом Кеворковым, кстати, прототипом героя Юрия Соломина, ехали в их служебной машине на съемку. Зашел разговор, не слишком ли много выдуманного в фильме, и тот включил служебную станцию. Из динамика голос: «Штангист» сел в машину у студии Горького и движется в сторону проспекта Мира». Мы сначала засмеялись, а потом сообразили — все действительно всерьез. Потом мне жизнь подкинула еще одно доказательство. Въезжаю в туннель на Садовом кольце около американского посольства и вдруг вижу, как впереди машина с дипномерами непонятно почему врезается в другой автомобиль. Не сильно, но так, чтобы перегородить полосы. Все выскакивают, начинают костерить дипломатов, которые позволяют себе в пьяном виде садиться за руль, а я замечаю, как в глубине скрывается еще одна дипномерная машина. И понимаю, никакая это не пьяная езда, а операция по отсеканию «хвоста», пусть и не слишком умело проведенная.
культура: Вы сыграли немало реальных исторических персонажей — Аракчеева, Михаила Воронцова, Григория Орлова. Как готовитесь к таким ролям? Штудируете историческую литературу или опираетесь только на контекст, заданный автором пьесы или сценария?
Клюев: Ну, не штудирую, но читаю что-то непременно, понимая, что далеко не все смогу использовать в работе: фильм или спектакль — все-таки не исторический документ. По правде говоря, реальные личности даются мне легко, я как-то сразу влезаю в их внутреннюю логику. А остальное — манеры, умный, ироничный взгляд — просто вытаскиваем из «потайного кармашка» и надеваем.
культура: Вы для режиссеров актер сложный?
Клюев: Если режиссер попадается не слишком подготовленный, то, наверное, да. Порой ведь не могут элементарных вещей объяснить. Когда-то я очень переживал по этому поводу, потом успокоился: зачем тратить нервы? Возьми и сам разберись. Никогда не забуду первый съемочный день у Масленникова. Репетируем сцену. Он молчит, никаких указаний-замечаний. Подхожу, спрашиваю, все ли правильно мы сделали, а он мне в ответ: «Я учился режиссуре, а вы — актерству. Давайте каждый будет делать свое дело».
культура: Как удается распределять силы в диапазоне от Арбенина до Воронина?
Клюев: Я не люблю снобистского отношения к профессии. Профессионал должен хорошо делать свою работу, какой бы она ни была. Если роль кажется тебе такой уж недостойной — не берись, а уж взялся — будь добр, выложись по максимуму. В нашем деле многое зависит от случая. Во время съемок «Шерлока» меня попросили сняться в крошечном эпизоде в «Паганини». Работы — на день, а у меня как раз выходной намечался. Правда, накануне, после трудного дня, мы очень дружно посидели с коллегами, и утром я был не в самой лучшей форме. Но обещал же. Волю в кулак — и на площадку. Сцену сняли. Можно расслабиться. Но вдруг я понял, что можно сыграть иначе. Прошу еще дубль. Потом третий. Крошечный эпизод! Но он потом попался на глаза режиссеру, который пригласил меня в свою картину на главную роль.
культура: Человек, живущий так ярко и насыщенно, наверняка знает секрет преодоления жизненных трудностей. Не поделитесь?
Клюев: С удовольствием. Он, кстати, прост — только вперед!

Виктория Пешкова, "Культура", 23 мая 2019 года

Спектакль поставил режиссер Владимир Бейлис. Ревизор.ru снял видеосюжет о спектакле и пообщался с народными артистами России Борисом Клюевым и Еленой Харитоновой.

Дорогие друзья!

В студии программы Первого канала «Сегодня. День начинается» участники спектакля "Перед заходом солнца" Г.Гауптмана народный артист России Борис Клюев, артисты Игорь Петренко и Полина Долинская. Смотрите выпуск от 15 мая 2019 года. Начало - 10:45.

За большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность указом Президента России народный артист России Борис Владимирович Клюев награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. От души поздравляем Бориса Владимировича с этим замечательным событием и желаем ему неизменно крепкого здоровья и новых творческих успехов!

Указ был подписан 29 апреля 2019 года.

Режиссёр Владимир Бейлис поставил в Малом театре спектакль по пьесе Герхарта Гауптмана "Перед заходом солнца". В роли советника Маттиаса Клаузена выступил народный артист России Борис Клюев. Смотрите видеосюжет об этом спектакле на портале Ревизор.ru

Что и говорить, классика не устаревает, а великое произведение велико тем, что в нём всегда находишь новые краски и новые смыслы. Драматургия высшей пробы богата палитрой эмоций и мыслей, к такой со всей справедливостью можно отнести драму "Перед заходом солнца"

Непримиримые конфликты терзают отца – Маттиаса Клаузена (народный артист России Борис Клюев), его сыновей, дочерей и их родственников. В семье Короля Лира ХХ-го века царит смятение – после смерти супруги, прогоревав три года, Маттиас Клаузен снова встретил любовь (возможно, то самое настоящее чувство!) – молодую девушку Инкен Петерс (Лауреат Государственной премии России, Ирина Леонова), медсестру, ухаживающую за ним во время болезни. Всё бы, конечно, ничего, но что будет с наследством? Кому и в каком размере оно достанется? И все ли домочадцы будут довольны? У каждого жены, мужья, есть и дети… Да и как можно забыть маму? История, конечно, стара как мир, и ничего удивительного для современного зрителя вроде бы нет…Но только вроде…Блестящая игра всего состава спектакля сподвигла меня на размышления…

Всё можно объяснить, как и всех можно понять. Можно, безусловно, понять и поведение одной из дочерей Маттиаса Беттины (народная артистка России Елена Харитонова), отчаянно сражающейся за своё прочное место хозяйки дома (после смерти матери она ведёт дом). Да, этой женщине не довелось встретить такого мужчину, как её отец, ибо Маттиас во всём был (и есть) для неё идеалом. С исступлённой силой львицы она до последнего не хочет уступать ни в чём будущей хозяйке дома, молоденькой Инке Петерс.

Можно понять и сыновей Матиаса – Вольфганга Клаузена (Лауреат Государственной премии России Игорь Петренко), его супругу Паулу Клодильду (Ольга Абрамова), зятя Маттиаса Клаузена Эриха Кламрота (заслуженный артист России Алексей Фадддеев). Всех можно понять – герои обуреваемы страстями, ненавистью к любимой женщине отца и собственным эгоизмом. Но были ли они любимы отцом? Да, они всегда были сыты, накормлены, получили образование, жили и не нуждались ни в чём, ибо их отец был весьма состоятельным человеком – тайным советником коммерции. Бытовая обстановка, книги, скульптуры известных исторических личностей подчёркивают аристократичность и вкус главы семейства (особая благодарность художнику-постановщику – народному художнику России, лауреату Государственных премий России Борису Мессереру).

Возможно, старания отца были необходимым условием в деле воспитания детей, но не достаточным – в этой семье не хватало главного – любви. Лишь только младший сын Маттиаса, 20-летний Эгмонт (Максим Филатов), способен понять чувства отца, понять и принять Инкен Петерс (он её и сам любит).
Конфликт следует за конфликтом, ссора за ссорой, и ничего не предвещает счастливого конца. Он и не происходит, ибо уходит добровольно из жизни Маттиас Клаузен, уходит за ним и Инкен Петерс.

Блистательный и завершающий монолог Бориса Клюева полон глубочайших раздумий о судьбе, жизни, о трагедии этой жизни. Поздно, поздно в семьдесят лет менять что-либо в своей жизни – на её склоне, закате, а повернуть всё вспять – невозможно тем более. Маттиас уходит в мир иной тем же способом, что и его кумир – Марк Аврелий, за ним же последует и Инкен Петерс. Мы слышим звук выстрела за сценой. Она – девушка молодая, бесстрашная, для неё Маттиас Клаузен был всем – любимым мужчиной, отцом, идеалом, единственным на свете во все времена.

Они встретятся в финальной сцене, у озера, оба – в белом. А за ними пламенеюще будет догорать заход солнца.

Марина Абрамова, "Музыкальные сезоны", 26 марта 2019 года

Исследователи творчества Гауптмана часто подчёркивают: любовную драму, в которой старый Маттиас Клаузен влюбляется в юную Инкен, писатель написал в 1932 г., незадолго до прихода нацистов к власти. Наверное, это действительно важная деталь для понимания пьесы — рушатся устои, рушится жизнь. История, рассказанная в Малом, берёт за живое: здесь и тема отцов и детей, и подлость и благородство. Алчность наследников не просто перечёркивает надежды на счастье их отца, но и лишает его жизни. Главного героя, тайного советника Маттиаса Клаузена играет народный артист России Борис Клюев. Его талант перевоплощения сияет всеми гранями. В начале спектакля Клаузен — потерявший вкус жизни вдовец. Сцена за сценой — и он оживает. Благодаря вечному источнику сил — любви — 70-летний мужчина снова хочет танцевать, рыбачить, смотреть на звёзды. Но его лишают всего этого. Когда Клюев играет сцену сумасшествия, а потом выпивает яд, не плакать невозможно.

«Перед заходом солнца» — подарок для думающего, любящего психологический театр зрителя. Такая публика, собственно, всегда и приходила в Малый.

"Аргументы и факты" (Ольга Шаблинская, 8 марта 2019 года)

Гость программы Арины Шараповой народный артист России Борис Клюев в детстве так любил футбол, что играл с товарищами днями напролет, переколотил немало стекол в округе, за что не раз оказывался в милиции. Какую непростую военную специальность он освоил в армии? И как это совпало с актерским дебютом? Какие обстоятельства заставили его выучить китайский язык? За что ему благодарны актеры Якутского драматического театра? Почему ловелас и повеса Клюев «успокоился» в третьем браке? И какую фразу старшего Воронина – его знаменитого телегероя последних лет – кричат ему вслед на улицах? Весело и с юмором - неожиданные пассажи судьбы одного из самых любимых актеров страны в программе «Десять фотографий».

Малый театр готовится к премьере: на сцену вернется легендарная пьеса Герхарда Гауптмана "Перед заходом солнца". Зрители увидят обновленную версию одного из самых пронзительных спектаклей начала XX века.

3 марта на Основной сцене прошла премьера спектакля "Перед заходом солнца" Г.Гауптмана в постановке народного артиста России Владимира Бейлиса. В главных ролях выступили народный артист России Борис Клюев (Маттиас Клаузен) и Ирина Леонова (Инкен Петерс). От души поздравляем всех участников и создателей спектакля и желаем новых творческих успехов, моря зрительских аплодисментов и интересной критики!

[GALLERY:441]

Народный артист России один из ведущих актеров Малого театра Борис Клюев по просьбе mos.ru выбрал из личной библиотеки пять книг, любовь к которым проверена годами.

— Я люблю читать. Когда я еду на гастроли или съемки, у меня с собой всегда электронная книга, память которой целиком заполнена. Так что времени в дороге зря не теряю.
Любовь к чтению передалась мне от мамы. Я с детства очень много читал, даже то, что не входило в школьную программу. Например, в десятом классе поставил себе задачу прочесть всего Эмиля Золя (22 тома) — и сделал это.

И мне до сих пор интересна серьезная, высокая литература, развлекательные книги я не воспринимаю. Для меня имеют значение только те произведения, которые могут способствовать формированию личности.

Джек Лондон «Мартин Иден»
В юности огромное влияние на меня оказало знакомство с книгами Джека Лондона о сильных, мужественных людях, о том, как они выживают в непростых условиях.
Несколько лет роман «Мартин Иден» был моей настольной книгой. Я многое понял благодаря ей: например, что формировать жизнь нужно за счет воли, упорства, упрямства. Вот тогда действительно можно достичь высот. Если ты по-настоящему ставишь цель — ты ее добиваешься.
Эта книга помогла мне собраться, взять себя в руки в определенные моменты. Наверное, без нее я бы не стал таким, какой я есть.

Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
Во времена моей молодости было модно читать Ремарка, в особенности роман «Три товарища». Эффект был ошеломительный, я долго не мог прийти в себя — послевкусие, аромат этой книги меня не оставляли. Насколько автор смог передать тонкости и оттенки мужского характера! Как он писал о дружбе, об отношениях мужчины и женщины! Ремарк мастерски говорит о трагической любви.
Потом ко мне в руки попали и другие его произведения, среди которых «Черный обелиск» — его я тоже очень люблю. Но роман «Три товарища» все равно стоит особняком в творчестве писателя — по крайней мере, для меня.

Стихи Михаила Лермонтова
Творчеством Михаила Юрьевича я увлекся еще во времена учебы в Театральном училище имени М.С. Щепкина. До этого, конечно, я читал какие-то его произведения, но толком их не понимал — наверное, нужно было до них дозреть.
И вот на первом курсе мне попадается стихотворение «Я не унижусь пред тобою…». Впечатление было магическим. Оно меня просто околдовало. Подумать только: Лермонтов, когда писал это, был еще совсем мальчиком, но какая глубина! Это талант от бога!
Однажды мне пришлось готовить концертную программу, в которой я использовал стихи Лермонтова. Как ни парадоксально, но его произведения довольно сложные для зрительского восприятия. Я думаю, не все могут их понять.

Михаил Лермонтов «Маскарад»
Пьесу «Маскарад» я впервые прочел в юности. Уже тогда сюжетные перипетии произвели на меня большое впечатление. В 2014 году я начал репетировать в Малом театре роль Арбенина — и еще раз проникся глубиной этого произведения. Скажу честно: вначале я даже испугался, что не смогу понять и передать характер героя, этого русского Отелло.
Сейчас, после нескольких лет работы с материалом, я не изменяю своей традиции: в день, когда я играю в «Маскараде», я не занимаюсь больше ничем — не отвечаю на телефонные звонки, никуда не выезжаю, кроме театра. Я полностью погружен в поэзию Лермонтова. Это автор, который требует к себе очень серьезного отношения.
Я с удовольствием вспоминаю строки одного из наших критиков, который написал: «Если бы Лермонтов дожил до 36 лет, неизвестно, кто был бы первым писателем России». Я рад, что он есть в моей судьбе.

Эрнест Хемингуэй «По ком звонит колокол»
Одна из моих любимых книг — «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя — была запрещена у нас в стране до 1962 года. Я прочел роман залпом, потом не раз к нему возвращался, но до сих пор не могу разгадать его до конца. Потом познакомился с другими произведениями Хемингуэя — повестью «Старик и море», романом «Прощай, оружие!».
Будучи за границей, я старался покупать там книги, несмотря на то, что тогда у меня был очень скромный гонорар. Еще я читал все, что было написано о самом авторе, и эти издания до сих пор хранятся в моей домашней библиотеке.
Во всех моих электронных книгах есть полное собрание сочинений Хемингуэя, так что он всегда путешествует со мной. Это абсолютно мой автор, могу открыть его произведение на любой странице и сразу в него погрузиться. Я знаю его тексты почти наизусть, но тем не менее могу их бесконечно читать.

mos.ru, 7 декабря 2018 года

Ольга Шаблинская, «АиФ»: Борис Владимирович, сегодня театральный мир разделился. Кто-то говорит: на сценах царит вседозволенность, надо вернуть цензуру, а кто-то считает: свободы не хватает, художники чувствуют давление государства.

Борис Клюев: Не цензура, но вкус должен быть. А вкус - это та же цензура. В театре категорически нельзя ругаться матом, нельзя показывать обнажёнку - мне кажется, это не предмет для искусства. У нас ещё есть много физиологических процессов, которые мы делаем, но это не значит, что мы должны всё это вытаскивать на сцену. Люди иногда просто прикрываются этим, а на самом деле это их беспомощность творческая, неумение прочесть автора, правильно сформулировать и поставить пьесу, неумение выбрать актёров, работать с ними. Прошло очень много лет после того, как всё разрешили, но, к сожалению, не вырос ни один Товстоногов, Эфрос,да и актёров мало выдающихся. Способные есть. Крупный план дайте мне, и я вам сразу скажу, хороший это артист или нет.
Да и потом, обнажёнка и мат - это вовсе не «новое слово на сцене». Великий актёр Михаил Иванович Царёв, царствие ему небесное, лет 20-25 тому назад, приехав из-за границы, рассказывал, что происходит в театрах Европы. Это всё уже было - ну и где это? Всё прошло, а Шекспир остаётся, потому что есть общечеловеческие ценности - любовь, ненависть, зависть, вот на них держится всё.

- Вы профессор Театрального училища имени Щепкина, много лет преподаёте. Чем нынешние студенты отличаются от студентов вашего времени?

- Разница только в том, что социально мы жили по-другому. Не знали, что такое джинсы, и достать их было очень сложно. Жвачку - то же самое. У нас не было машин, мобильных телефонов, но мы читали книги, дружили, пели под гитару. Мы ездили на поливальных машинах, я до сих пор помню, как водитель тебя за 2 или 3 рубля куда-то везёт.
А в принципе ничего не изменилось. Стали одеваться лучше, стали пользоваться техникой, но это процесс неумолимый. А так это такие же наивные дети, они так же влюбляются, так же страдают, у них так же не получается, они так же стараются быть лучше - не всегда это удаётся. Им сейчас сложнее, потому что, когда мы были молодыми, у нас были мастера, они выбирали талантливых людей. А сейчас молодёжи очень сложно работать. Они не нужны никому. Даже если ты сверхгениальный, всё зависит от многих других причин.

- А как же популярные молодые актёры, которые активно играют в театре, в кино, наперебой играют в сериалах?

- Ну что значит «они играют»? Надо не просто играть, надо потрясать! А если ты не потрясаешь, а просто выходишь и играешь - таких много. Сейчас стараются все идти в телевизионные проекты, там всё материально очень хорошо. А я считаю главным для молодого актёра другое: ты не 5 минут сыграй, а 3 часа вот здесь на сцене. Тогда докажешь, что ты актёр, и будешь зрительское внимание держать. А потом, я вам скажу: даже среди мелькающих молодых актёров мало кто потом выходит на другой уровень. Все они становятся популярными, но популярность, как известно, проходит.

- А у самого Бориса Клюева когда был самый сильный взлёт популярности?

- Надо смотреть на эти вещи этапно: когда я был молодым, были «Три мушкетёра» и роль графа Рошфора. Потом, когда я был уже зрелым мужчиной, сыграл Дубова в «ТАСС уполномочен заявить...», в это же время появился «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», где был Майкрофт Холмс, старший брат сыщика. И, простите, на склоне веков мне выпало сыграть Воронина, чему я очень рад. Потому что популярность сериала «Воронины» огромная, рейтинг высокий. Он идёт 9 лет, что говорит только о том, что зрителю нравится.
Секрет популярности «Ворониных»? Во-первых, это просто добрый фильм: он с юмором, о нашей жизни, нашей семье - недаром люди подходили ко мне и говорили: «Как вы похожи на моего деда», «Вы копия моего отца» и т. д. Нет ни крови, ни убийств, ни предательств, ни мата - всего того, чем сейчас завлекают зрителя. И, видите, зритель сам выбирает, что ему нравится, что ему не нравится.

- Кстати, дети вас обожают. Это впервые в моей практике, когда я шла на интервью и моя дочка по¬просила взять автограф у «дедушки Воронина».

- (Улыбается.) Мне даже присудили премию «Самый добрый дедушка СТС», дети выбрали. Значит, что-то их привлекает, значит, этот мой характер, мой юмор доходят до них, нравятся. Одна маленькая девочка мне сказала: «Вы такой прикольный!» Ну, я подумал, что это высшая степень похвалы в её понимании, и был очень доволен.

- Роль ворчащего деда в трениках не похожа на всё то, что вы играли в театре и кино. Были ли у вас муки творчества, назовём это так, в сериале?

- Вначале, конечно, были. Всё дело в том, что я ведь совершенно другой человек и у меня очень опасная внешность - я могу быть очень интеллигентным и аристократичным. Поэтому одежду для Воронина в первое время мы никак не могли «поймать». Было действительно сложно: что ни наденешь - аристократ.
И тогда я сказал: давайте вспомним Чаплина: для того чтобы это было забавно и смешно, брюки на два размера больше, верх на два размера меньше - и всё, и тогда получается нелепость. Поэтому появились эти треники. Я вспомнил всех мужиков из нашего двора, которые на столе из кровельного железа долбили в домино. Воронин - это собирательный образ. И мне он удался.

- Как вы считаете, как с годами оставаться активным, не «скукоживаться»? А то часто бывает: люди в возрасте не ходят даже на бесплатные мероприятия, просто сидят дома и смотрят телевизор...

- Вы знаете, здесь навязывать ничего нельзя. Я считаю, что каждый человек должен выбирать сам себе свой путь. Кто-то любит покой, с удовольствием выходит на пенсию и сидит на даче, у телевизора. А я как заболел, мне пришлось подобным заняться. Чуть с ума не сошёл! Мне нужно кипеть, чтобы всё вертелось, всё крутилось вокруг. Я считаю, что, если есть возможность, мужчина обязан продлевать свою жизнь тем, что он работает, тем, что он кому-то нужен, тем, что он зарабатывает деньги.

Ольга Шаблинская, "Аргументы и факты", 30 сентября 2018 года

Завершились съемки очередного сезона комедийного ситкома СТС «Воронины». Роль главы семейства Николая Петровича, эксцентричного, прямолинейного и шумного, в очередной раз сыграл актер Малого театра Борис Клюев. «Известия» встретились с народным артистом России, чтобы расспросить его о кино- и театральных работах.

— Как говорят ваши коллеги по ситкому, Борис Клюев — один из тех немногих артистов, кто треники носит, как фрак.

— Это работа, моя профессия. Никакого надлома или сопротивления я не испытываю, надевая треники. Если надо для роли, значит, надо.

— Коллеги по театру не смотрят на вас свысока — мол, отдался легкому жанру?

— Как-то мы полетели на гастроли в Мюнхен. В самолете никто ко мне не подходил. Но когда вошли в здание аэропорта, ко мне бросились люди. Кто-то хотел сфотографироваться, кто-то взять автограф. Нужно было видеть лица моих коллег, стоявших рядом... Вечером, когда чуть-чуть выпили, я услышал всё, что полагается по этому поводу. В легких тонах, но яда было много. Я прекрасно понимаю этих людей. Много лет назад, когда я только начинал, в Малом театре работал Юра Васильев. На экраны только вышел фильм «Журналист» (картина Сергея Герасимова. — «Известия»), сделавший его популярным. Зрители после спектакля бежали к служебному входу с желанием получить автограф. Я смотрел на него и завидовал.
А потом настало время «ТАСС уполномочен заявить» (телесериал по мотивам романа Юлиана Семенова. — «Известия»). И выстраивалась очередь из поклонников, желающих поднести мне цветы. В глазах Юры, который в это время уже перестал сниматься, я видел тоску. Так что, к успеху надо относиться философски. Если сейчас ты на пьедестале, не думай, что это навечно.

— Ваша последняя роль на сцене Малого театра — Арбенин в «Маскараде», постановка Андрея Житинкина. Будет ли что-то новое?

— Много сил потрачено на эту роль. Сейчас приступаю к спектаклю «Перед заходом солнца» по пьесе Герхардта Гауптмана. У меня главная роль — Маттиус Клаузен. Сам захотел в этом участвовать. Ставить будет Владимир Бейлис. Очень интересный материал. Трагедия отцов и детей. В Малом театре много лет назад за эту пьесу брался Михаил Иванович Царев.

— Вы недавно завершили съемки в масштабном историческом проекте «Годунов» режиссера Алексея Андрианова...

— Я играю митрополита Дионисия. Годунова играет Сергей Безруков. В «Главкино» построили роскошные декорации. Снимали и в монастырях. Материал отличный, но это не значит, что будет отличный фильм. Многое зависит от монтажа.

— Случается, актер оставляет театр ради съемок. Вы много снимались, но Малый театр не предали.

— Надо уметь совмещать. Это целая наука, если хочешь усидеть на двух, а то и на трех стульях. Бывало, опаздывал в театр, выговор получал. Как-то, находясь на съемках в Минске, не успевал к спектаклю. Позвонил в театр, попросил коллегу расписаться за меня в явочном листе. А сам на самолет — и в Москву. В театр добрался ровно к своему выходу в 21:45.
И такое бывало, но уйти из Малого даже мысли не возникало. Как только артист бросает сцену, тут же теряется. Наша профессия требует постоянного тренажа. А его дает только сцена. Мы в «Ворониных» хотели снимать одну народную артистку. Придумали ей роль моей старшей сестры. А она не могла текст выучить, потому что растренированная.

— Вы почти полвека преподаете в Театральном училище имени Щепкина. От каких театральных реалий предостерегаете своих студентов?

— На первом же занятии первого курса я говорю: «Когда вступаете в театр, не думайте, что вас там ждут романтические грезы, любовь, нежность, аплодисменты. Театр — это прежде всего зависть, иногда месть. Очень многие неприличные стороны человеческого бытия».
Как говорил Антон Павлович Чехов, актеры — насквозь прожженные самолюбием люди. Они только о себе думают. Должно пройти очень много времени, и только если судьба в искусстве, как кажется артисту, складывается успешно, он может стать немножко добрым, ласковым, внимательным.

— Мне казалось, что человек скорее проявит сострадание, если сам испытал несчастье.

— Нет. У актеров всё ровно наоборот. Народ этот самолюбивый и завистливый. А самолюбие — вещь, которая в каждом сидит, как аппендикс. У одного он воспаляется и его вырезают. А другой так и проживет всю жизнь с ним. Любой человек завидует. А уж актерская профессия наиболее подвержена этому пороку. Это как в спорте. На старте собирается много, а первым на финиш приходит один.

— Наверное, непросто вам приходится с вашей прямотой...

— Да, у меня есть недостаток — говорю правду. Я перестал ходить в Дом кино, ездить на кинофестивали. Предложили недавно стать председателем жюри на одном из них. Посмотрел два фильма и отказался. Зачем это, о чем? Где режиссер, что с актерами? Ничего не понимаю. Если что не нравится, скажу прямо. Черное белым не назову. Ничего не могу поделать, такой уж родился.

— Вам ближе советская школа кино?

— Это классика. Я преподавал в Нью-Йорке, рассказывал студентам про фильм «Дом, в котором я живу» Льва Кулиджанова. Там всё в павильоне снималось. Представьте себе: фанерная декорация коммунальной квартиры, потом пауза, экран черный, и с заднего плана медленно разгорается огонек, как от газовой плиты. И ты понимаешь, что пламя по всему заднику идет. На этом фоне поднимаются из фанеры выпиленные цифры «1941». Какое впечатление колоссальное! Американцы понять не могли, как это сделано.
А «Летят журавли» Калатозова? Оператор Сергей Урусевский, чтобы снять смерть героя Алексея Баталова в березовой роще, сделал кран из березы. Привязал к дереву камеру и поднимал ее. С выдумкой к делу подходили. Таня Самойлова так больше ничего и не сыграла достойней картины «Летят журавли», и это было чудо. Урусевский так ее поймал... Сейчас пересматриваешь эти сцены, а там сплошная высокая эротика.

— Есть мнение, что в нашем кино не умели снимать эротику. Даже целоваться толком не могли.

— Стеснялись. Я сам сталкивался с этим. Нужно целоваться — я не могу. И она не может. У нас же секса в СССР не было. Но смотришь ту же Самойлову — был, оказывается, секс. Обязательно на экране должна быть загадка. Теперь голых показывают, и ничего интересного.

— Зато теперь актрисы и в зрелом возрасте выглядят на 20 благодаря повальному увлечению «пластикой».

— Я не сторонник тюнинга. Но понимаю, что это от желания быть молодым. Мне же нравится, когда женщина стареет. В этом тоже есть шик и красота. Говорят, кто хорошую жизнь прожил, тому и красивая старость дается. В Иерусалиме я пошел в женский монастырь. Смотрел на лица монахинь. Без косметики, хороший цвет лица и, главное, какой-то покой. Трудно определить возраст.

— У вас тоже лицо, как у монахини из Иерусалима.

— Это мамочкин подарок. У нее до 82 лет не было морщин. Коллеги спрашивают: «Делал что-нибудь с собой?» «Нет», — говорю. Не верят. Ведь сейчас и мужчины увлеклись. Это очень глупо.

— Что важнее в актерской профессии — трудолюбие или везение?

— Трудолюбие. Никогда не надо отказываться от работы. У меня был такой эпизод. Сыграл спектакль, выхожу и вижу человека. «Вы можете сейчас вместе со мной поехать в Ленинград? Завтра съемки, а Ефремов не отпускает Гафта». Приезжаем в Ленинград. Тогда известный режиссер Корж Саблин говорит: «Хороший мальчик, фактурный, быстро его загримируйте».
Мне усы какие-то приклеили, проборчик сделали, и я вышел на площадку министром Временного правительства Шульгиным. А там уже были Владислав Стржельчик, Михаил Волков из БТД. Фильм назывался «Крушение империи». Через год приехал на белорусскую студию. «Рудобельская республика» фильм назывался, Николай Калинин — режиссер. Они, как только пробы увидели, говорят: «Ой, так это же Шульгин». Уже шлейф пошел. И меня стали приглашать на белорусскую студию.
Самое интересное, что однажды я познакомился с Шульгиным. Он жил в однокомнатной квартире во Владимире. Я сидел и думал: что вообще происходит? Как это может быть? Передо мной — сама история. Ему уже было за 90. Высокий, худой, как лунь седой, борода. А глаз такой... Всё просчитывает. Мы с ним музицировали. Он играл на скрипке, я на гитаре. Политики не касались совершенно. Рассказал про семью: «У меня вторая жена была артистка, но пришлось ей покинуть театр. Я поставил такое условие». Много рассказывал про Временное правительство, про Керенского. Я после этого прочитал все его книги, подпольно изданные.

— Малый театр — оплот академизма. Не стоит ли разнообразить репертуар современными пьесами?

— Я сам интересовался, но ничего достойного Малого театра пока не нашел. Да что пьесы, нет хороших режиссеров. Уйдут последние из могикан и — всё, дальше ничего не видно. Богомолов и Серебренников — несерьезно. К счастью для Малого театра, у него есть Островский, а он вечен, как Шекспир.

— Когда классическую пьесу переносят в современность, вам интересно?

— Нет. Ты возьми сам напиши и ставь сколько угодно. Зачем уродовать чужое произведение? Реформаторы, кстати, начинали со своего видения классики. Мейерхольд ставил «Горе от ума», назвав его «Горе уму». Но тогда было революционное время, и его подход понятен.

— Какие годы вы бы назвали золотыми для театра?

— В театре начинается жизнь, когда появляется талантливый человек. Появился Товстоногов — и БДТ заработал, ушел Товстоногов — и БДТ не стало. Были Охлопков, Гончаров, Эфрос — и были театры. Ушли они — нет этих театров. Марк Захаров уйдет, что будет с «Ленкомом»? Неизвестно.

— Вы видите в окружении Марка Анатольевича равного ему по таланту?

— Не вижу. Раков и Певцов, которых некоторые видят его преемниками, — актеры. Руководить театром и работать актером — разные уровни. Надо быть, как Табаков, который еще и менеджером прекрасным был. Он внес в академический театр современность, тем самым показав, что даже академический театр может быть разным.

— При Олеге Павловиче в МХТ появились молодые режиссеры, те же Богомолов и Серебренников.

— Извините, я их не считаю режиссерами. Это люди, которые эпатируют, а не создают шедевры. Не уверен, что лет через 30–40 кто-то вспомнит о них. А классические талантливые поставки навсегда останутся в истории.
Был спектакль «Соло для часов с боем», в котором переиграли все старики МХАТа. Ничего подобного больше в этом театре не появилось. Зато о стариках вспомнил Римас Туминас, и в Вахтанговском театре появилась «Пристань». В нем выходили и до сих пор выходят народные артисты СССР — Лановой, Этуш, Борисова. А сколько уже ушло из жизни... Актеры уходят, спектакль становится короче. Замены им режиссер не находит. Это принципиально.

— Малый театр не бросает своих стариков?

— В этом всё и дело. У нас есть актеры, которым нужна помощь. Всем помогает театр. Я заболел, два месяца был на больничном, театр мне помогал. Это традиция!

Зоя Игумнова, «Известия», 22 августа 2018 года

В Театральном училище имени Щепкина завершились приёмные экзамены - набор на первый курс под руководством народного артиста России Бориса Клюева. Будущие студенты ждут опубликования пофамильных списков. А перечень книг, которые им необходимо прочитать летом, уже размещён на сайте вуза. Это классические произведения от древнегреческих мифов до пьес Чехова. За ходом вступительных испытаний следила Анастасия Егорова.

Эти 47 ребят оказались лучшими из 5000 абитуриентов Щепкинского училища. Конкурс в этом году небывалый. Такой наплыв приемная комиссия объяснить не может. Евгения Смородкина весь июнь подавала документы в театральные вузы Москвы. Щепкинское училище - уже десятое в ее списке. И самое желанное. «Помню, пришла в институт, мне сказали, что я никогда не стану актрисой, в каком-то институте сказали больше никуда не ходить… Зависит только от мастера и от судьбы», - говорит абитуриент Евгения Смородкина.

Курс набирает народный артист России Борис Клюев. Выпускник «Щепки» преподает в родном учебном заведении почти полвека. Уже полтора месяца длятся испытания. Абитуриенты читают басни, стихи, поют. В «клюевцах» должно быть все прекрасно: голос, пластика, внешность. Важно выбрать подходящий темпераменту репертуар.
«Что такое "Горе от ума": ты смотришь, это у тебя Фамусов, это у тебя Чацкий, это у тебя Молчалин, это у тебя Софья и так далее. Идет формирование курса», - комментирует народный артист России Борис Клюев.

Случайных ребят здесь не осталось. Для каждого из них быть артистом - заветная мечта. Они трезво рассуждают о будущем, обсуждают, нужно ли актеру профессиональное образование. Стратегия поступления у каждого своя.

«Нужно не бояться, когда ты начинаешь бояться, это мешает тебе, ты выходишь и дрожишь перед комиссией, сразу это видно», - считает абитуриент Олег Акимов.
Знают о грустной статистике за прошлые годы. Выпускников театральных вузов много, театры переполнены. Однако для тех, кто не думает предавать мечту, совет от профессионала: «Если Вы чего-то хотите, надо этого добиваться».

Высокий, сдержанный, интеллигентный, без кокетства и наигранности – таким запомнился народный артист РФ, член правления Гильдии актёров кино России Борис Владимирович Клюев во время интервью «Крымской газете».

- Современный театр в погоне за зрителем часто становится зрелищем. Как соблюсти грань, чтобы привлечь публику, но не стать неприличным в этой погоне?
- Я не против любого жанра, но должна быть чёткая градация, что есть национальный театр. Здесь не должно быть экспериментов, но даже если они есть, то они должны быть направлены на углубление материала. Рядом может быть другой театр, который, допустим, уходит в психологию, драму - он тоже имеет право на существование. Имеет право на существование театр экспериментальный, где можно много разного пробовать. И не надо эти разные театры в кашу сваливать.
Я часто рассказываю следующую историю: был на фестивале в Москве, приехал немецкий крупный театр. На сцене играл большой актер, уже в возрасте. Довольно скучная была постановка из какой-то там королевской жизни. И вдруг в какой-то из моментов этот актёр начал раздеваться – подробно, долго. Я еще подумал – как это смело! И вдруг он разделся абсолютно догола. С точки зрения эстетики смотреть на обрюзгшего человека было неприятно. А передо мной сидел мальчик и мама. Мальчик смотрел на сцену, потом оборачивается к маме и говорит: «Мама, что это?!» И мне показалось, что вот эта реплика ребенка была всей оценкой спектакля. С точки зрения профессионала я понимаю, что бывает нужно оживить, резко сменить темпоритм, чтобы привлечь зрителя, но не этим же! Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят бывает сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип.

- Вы играли, особенно в фильмах, аристократов, холеных немецких офицеров, агента ЦРУ. Но широкую известность вам принесла роль Николая Петровича Воронина, человека в спортивных штанах. Кого сложнее играть?
- Воронина сложнее, безусловно. Во-первых, я чувствую в себе породу, меня не нужно учить манерам, во мне это есть. В своё время я с моей интеллигентной мордой не вписывался в председателей колхоза. Я не социальный герой, а только эсер, белогвардеец и так далее. Я к этому привык. Но идет время, я становлюсь старше, меняется страна, и вдруг оказываются нужны западные герои, олигархи – это как раз то, что я всегда играл.
Когда приехали американцы (а «Воронины» - это их проект), они пригласили меня на пробы, дали задание: вы любите смотреть футбол по телевизору и пить пиво. И я стал импровизировать: комментировал матч, подхохатывал, шмыгал пивом, в общем, дал дрозда! Мне это было не сложно. Меня утвердили, но столкнулись с проблемой: из-за моей интеллигентной внешности одежда очень опасна. Тут я стал вспоминать свое детство, огромный московский двор, стол, обитый кровельным железом, то, как мужики в семирублевых трениках и майках-алкоголичках во дворе сидели и играли в домино. Люди, которые меня знают, они не могут понять, как так может быть: Клюев это совсем не Воронин! Более того, когда я сыграл Арбенина в «Маскараде», некоторые зрители после этого кричали, что я должен уйти из «Ворониных». А я считаю, что это профессионализм – уметь играть разных людей.

- Теперь вопрос про вашу специфическую внешность. Откуда она у вас такая, где ваши корни?
- Я, к сожалению, плохо об этом знаю. Я знаю, что дед мой - Фёдор Васильевич Клюев – был околоточный надзиратель в Москве. То ли казачья у меня кровь, то ли польская, - не известно ничего. Несколько раз пытался выяснить это, покопаться в родословной, даже за деньги, но оказывается, что не всё могут найти, нити обрываются. Единственное моё детское воспоминание, это мои две красавицы-бабушки: высокие брюнетки с голубыми глазами. Моей бабушке Клюевой было 70 лет и у неё не было ни одного седого волоса.

- Николай Петрович Воронин служил в погранвойсках. А вы?
- В то время служили три года. Меня забрали после второго курса «Щепки», в Гороховецких лагерях я окончил сержантскую школу, оператор ПТУРС. А потом меня перевели в отдельный показательный оркестр министерства обороны, им был нужен ведущий и чтец, и там я уже заканчивал службу. Более того, после армии меня пригласили в ансамбль им. Александрова, но я отказался – хотел учиться дальше. Хотя, надо признаться, в ансамбле платили живые деньги, можно было поездить по гастролям, мир повидать, очень многие из приглашённых оставались. А я считал, что нужно учиться, у меня были другие мысли и фантазии.

- По поводу фантазий – вы же с детства хотели быть актёром?
- До шестого класса я хотел быть моряком торгового флота. Потому что мне кто-то сказал, что мне очень пойдет морская форма. И этого было достаточно (смеётся).

- Вы сами учились в Щепкинском училище, а теперь там преподаёте. Так нужно ли учиться актёрству?
- Любой дар нужно развивать. Алмаз должен быть в огранке, иначе он так и останется серым булыжником. Обязательна тонкая работа. Необходимо, прежде всего, терпение. К сожалению, многие педагоги спешат, торопятся, и молодые актеры получаются незрелые. Я стараюсь этого избегать.

- А проблема со снижением уровня качества «абитуриентского материала» коснулась и театральных вузов?
- Это же не абитуриенты виноваты, а система. Иосиф Виссарионович Сталин говорил, что приходится работать с теми людьми, которые есть. И я всегда говорю педагогам, которые начинают мне жаловаться на студентов как заведующему кафедрой, что к нам приходят полуфабрикаты. А наше дело – сделать из них готовых артистов.

- Есть мнение, что чем актёр глупее и бесхарактернее, то тем режиссеру легче с ним работать, что актёр – только лишь инструмент или же глина в режиссерских руках. Как вы относитесь к этому мнению?
- Я всегда его ставлю под большое сомнение. Это мнение - исключительно позиция режиссёра. Я считаю, что, прежде всего, нужна актёрская индивидуальность. Режиссёр формует глину и уходит, а артист остаётся и другому режиссёру такая его слепленая форма не нужна. Я всегда учу студентов самостоятельности, чтобы они не зависели ни от кого, чтобы делали всё сами, ни на кого не надеялись. Это мой опыт, я эту школу прошел. Если есть хороший режиссёр – это прекрасно, но артист всегда должен думать над ролью, все время думать, и тогда он будет развиваться как личность: чем больше огранки, тем алмаз ценнее.
Я всё время говорю студентам – возьми, подготовь отрывок. Я помню, однажды в молодости у меня сложилась ситуация дикой нехватки денег. И я поехал заработать на целину с концертной бригадой, не зная ничего, не понимая, что я буду там делать. В самолете мы стали вспоминать отрывок из Островского и выстроили этот отрывок, он получился очень здоровским! Программу надо готовить. Когда ко мне пришел бешеный успех после «ТАСС уполномочен заявить», меня стали везде приглашать, я стал писать собственную концертную программу: готовил чтецкие материалы, романсы пел под гитару. Совсем недавно этот опыт мне пригодился снова: мы приехали в Тулу, в городе были дикие пробки и один наш актёр не успевал на спектакль. Два часа тысяча человек зрителей ждали. Они бы разошлись, а я по просьбе организаторов гастролей закатал им еще и творческий вечер на полтора часа.

- Вы в хорошей форме, как вы себя в ней поддерживаете?
- Всю жизнь занимался спортом: начинал с борьбы (у меня первый разряд по борьбе и баскетболу), в армии мне это очень помогло, потому что я играл за сборную. Затем, безусловно, футбол. На каждых гастролях у нас была традиция - мы играли с журналистами, это была традиция. Ещё большой теннис, но в футбол за сборную артистов играл больше всех, я центральный защитник. Это очень здорово! Я помню, когда мы с правительством Москвы играли, на поле депутаты, помощники Лужкова, а ты их плечом толкаешь: «Ты чего?», «А ты чего?!». Такие себе мужские конфликты в трусах.

- А как вы отдыхаете? Вы в других интервью рассказывали, что ваше увлечение – цветоводство, в частности, розы.
- Я работаю в горячем цеху и мне очень нужен отдых, работаю без выходных, график расписан на полгода. Пять лет назад в Италии купили квартиру на первом этаже с террасой и небольшим садиком. Это тихое курортное место, там солнце, тепло, море хорошее. Я начинаю увлекаться виноградом, два лимона во дворе посадил, правда, они что-то плодоносят плохо. Розы на второй план отошли. Но и сейчас, когда я вижу розы, – я пройти мимо не могу, обязательно куплю. Когда были у меня на даче собаки, я стремился туда – к розам и собакам. Но и по-прежнему очень дачу люблю, меня там никто не трогает, а если трогает, то я начинаю сразу орать. Если я приезжаю туда, то я лежу, сплю, читаю, хожу по лесу, копать – ни-ни.

- Вы сказали про виноградарство. Значит, не за горами виноделие?
- Я литературу собираю по этому делу.

- А к крымскому вину как вы относитесь?
- Я с 1968 года регулярно бываю в Крыму, неоднократно снимался на Ялтинской киностудии. Сладкие крымские вина мне не нравятся, я пью только сухое красное вино. Но мой любимый напиток – водка. В Италии в жару её пить нельзя. Крымское сладкое ликёрное вино было всегда большим подарком, и я всегда его дарил другим, но самому мне оно не по вкусу.

- Говорят, что у мужчин-актеров характер сложный…
- Сложный, безусловно. Любой нормальный актёр всё время погружен в себя. Что такое репетиция, работа над ролью? Это работа постоянная. Я могу сидеть с вами разговаривать, но думать о роли. Если у тебя, не дай Бог, что-то не получается, то ты ночью просыпаешься и думаешь об этом. Каждый актер безумно самолюбив, самолюбие -двигатель и толкач артиста: быть первым, хотеть славы, получив её, прятаться -это нормально. Самолюбие и самоедство как обратная сторона медали. Актёры все воспринимают несколько по-другому, чем нормальный человек.

- Вы рассказываете множество эпизодов из жизни, у вас не было мысли сесть за мемуары?
- Мне многие мне говорили, что это было бы неплохо. Но я всегда верю в то, что идея должна созреть. Я регулярно себя проверяю – ленюсь или не созрел. Пока второе.

- Предлагали ли вам идти в политику или же вы сами думали об этом?
- Одно время были такие мысли, но потом я понял, что это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества.

- Вы в марте 2014 года были среди подписантов письма деятелей российской культуры в поддержку действий президента Путина по Украине и Крыму. Что для вас Крым, какой у вас с этим словом ассоциативный ряд?
- Для меня Крым – это, прежде всего, история. Я считаю, что то место, где пролилась кровь русского солдата, оно святое. Это память. Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью. А её один идиот подарил, так как делал политическую карьеру, другой спьяну отдал. Разве так можно делать?! На Крым кроме России еще могли бы претендовать татарские ханы, но причем здесь Украина? Я благодарен Путину, который вдруг заставил меня гордиться тем, что я русский. За свою жизнь (а я снимался во Франции, Америке, Китае, Англии) я везде старался показать, какие русские артисты классные. Для меня важна держава и державность. Украинцы после этой подписи объявили меня врагом культуры и народа. Но я очень люблю Украину, Киев, там у меня есть любимые места, друзья. Уверен, сменится украинская нынешняя власть, придут нормальные люди, и всё восстановится.

- Вы вообще имперец?
- Я не монархист в прямом смысле этого слова, но я за монархию. Объясню почему. Я человек Советского Союза, мало знал о жизни царя. Но осознание того, что ты будешь царем, с детства воспитывает человека особым образом. В наследника трона мысль, что он - вершитель, вкладывают вместе с кровью, с молоком матери. Ему не нужно завоевывать власть и начинать деребанить всё, что только можно. Нет. «За Веру, Царя и Отечество» - вот на что присягали. Очень здорово и правильно, что – избранный - ты не можешь себе позволить курить где-то в подворотне, носить свастику, как это делали дети принца Чарльза. Я это осознал, стал читать Столыпина, и меня он поразил. Однажды мы приезжаем в Киев, я сплю в гостинице, и мне снится Столыпин - я с ним разговариваю. На следующий день иду в Лавру, и вижу, что могилу Столыпина снова открыли народу. Это было что-то мистическое.
Одна из моих первых киноработ была роль министра Временного правительства Владимира Шульгина. Он мало того, что был министром, он был основателем Белого движения, я его вживую видел, мы ездили к нему на встречу во Владимир, где он жил в однокомнатной квартире. Это был высокий худой старик с седой бородой. И когда мы стали ему петь романсы, он взял скрипку и заиграл. Так он и жил в однокомнатной квартире - человек-история. На меня это произвело большое впечатление. Я тогда понял, как обожженная земля со временем даёт зелёные ростки, так и Россия возродится.

ЦИТАТЫ
О Крыме: «Я бы эту землю не отдал никогда, потому что она полита русской кровью».
О политике: «Это не моё: я слишком честен, горд, не могу идти на компромиссы, обманывать, а в политике нужны эти качества».
О принципах: «Я не люблю мат со сцены или в кино. Я когда на пробы новой картины прихожу, меня просят, бывает, сказать что-то эдакое, я отказываю, я этого говорить не буду, даже для характерности роли, это мой принцип».
Об актёрстве: «Актёры воспринимают всё иначе, чем нормальные люди».

Ольга Леонова, «Крымская газета», 3 ноября 2016

В первом номер газеты «Малый театр» мы начали рубрику «Пять вопросов о театре», сегодня на вопросы анкеты Императорских театров отвечает народный артист России Борис Владимирович Клюев

1. Сколько нужно времени на то, чтобы актер мог усвоить роль и овладеть ею?
Это очень индивидуально, зависит от памяти актера, от его интеллекта, потому что каждый простраивает свою роль самостоятельно. Подготовка к роли, первый этап, идет где-то месяца два-три. А затем… нельзя сказать, что роль готова, – она продолжает расти и после того, как ты выпустил спектакль. Ты постоянно о ней думаешь, постоянно находишь какие-то детали, которые пропустил в начальном периоде. Поэтому конкретное время назвать нельзя.

2. Сколько нужно времени на перегримировку и переодевание?
Это зависит от грима. Иногда грим бывает почти портретный, приходится делать много наклеек, а, например, в роли Фромантеля («Школа налогоплательщиков» («Как обмануть государство») Л. Вернея и Ж. Берра) у меня только усы и тон, это всего 5 минут. Столько же я переодеваюсь – я быстро это делаю. В среднем же обычно это занимает 15 минут, если есть наклейки. У меня не было ролей, которые требовали бы более длительного переодевания и перегримировки. Но вот, например, когда Юрий Иванович Каюров играл Ленина, то естественно, он приходил за час до начала спектакля.

3. Участие режиссера в работе актера и постановке пьесы.
От режиссера зависит очень многое. Прежде всего – решение спектакля – какой это будет жанр. И чем талантливее режиссер, тем это сложнее и интереснее для актера. Но, на мой взгляд, какой бы ни был талантливый режиссер, артист все равно должен для себя простраивать какие-то смыслы. В идеале, нужно чтобы актер приходил на репетиции уже готовый и с какими-то предложениями. Вот тогда это может быть очень интересно. На моей практике был авторитет Бориса Андреевича Бабочкина, которому мы, будучи молодыми артистами, бесконечно верили. Что он говорил – я это и делал. Потом прошло время, и я понял, что он всё говорил правильно.

4. Ваше отношение к театральной критике?
Я отношусь спокойно к критике. Безусловно, неприятно, когда тебя критикуют. Неприятно, когда не находят в твоей игре то, что тебе кажется интересным, что ты придумал, и тебе это дорого досталось. Если это не замечается, то, конечно, обидно. Но, с другой стороны, нельзя обижаться на критику. Всегда нужно больше претензий предъявлять к себе. Если критикуют – значит, есть за что. Значит, что-то не доработал, надо какие-то вещи пересмотреть. Обычно, это вызывает чувство протеста, а потом уже идет осмысление того, что о тебе написали. И потом, есть умные критики, а есть просто информационные, с формальным отношением к спектаклю. Это уже не критика, а просто пересказ сюжета.

5. О зрителях.
Зритель это общее понятие: человек, который пришел на зрелище. Бывает, люди случайно купили билет и пришли. Бывает, люди целенаправленно идут на пьесу, на режиссера, на актера. Я считаю, что любой актер всё, что делает, делает для публики. И реакция зрителя очень важна. Как только ты кидаешь первый пробный «шар» в зрительный зал, и зал тебе отвечает, у тебя вырастают крылья. Но когда зрители не отвечают, тогда нужно переосмыслить то, что ты делаешь. И сделать так, чтобы зрителю стало интересно. Поэтому я всегда очень внимательно отношусь к зрителю, я его люблю. Та энергетика, которая идет от зала, передается актеру и делает его счастливым. Актер должен играть даже для 10 человек, которые внимательно его слушают.

Запись сделана в июне 2016 года

Оператор - Евгений Павлов

Во вторник 1 декабря смотрите на телеканале ТВЦ ток-шоу «Мой герой». Гость ведущей Татьяны Устиновой – народный артист России Борис Клюев.
Начало в 13:40.

Слушать запись эфира от 12 ноября 2015 года

Смотреть запись на сайте Четвертого канала (Екатеринбург)