16 марта исполнилось 35 лет служения Малому театру народного артиста России Александра Викторовича Коршунова. От души поздравляем Александра Викторовича и желаем ему крепкого здоровья и успехов во всех делах!

Дорогие друзья! Вчера, в день своего юбилея, народный артист России Александр Коршунов был гостем программы Юлиана Макарова "В главной роли". Предлагаем вашему вниманию запись этого выпуска.

Дорогие друзья! В день рождения Александра Викторовича Коршунова предлагаем Вашему вниманию фрагмент буклета, посвященного артисту. Автор - Нина Шалимова.

11 февраля исполняется 65 лет актеру Малого театра и главному режиссеру театра "Сфера" народному артисту России Александру Викторовичу Коршунову. От всего сердца поздравляем дорогого Александра Викторовича с юбилеем!

Народный артист России Александр Коршунов — о народном артисте СССР Евгении Веснике, 95-летие со дня рождения которого отмечает Малый театр

Дорогие друзья! Предлагаем вашему вниманию запись авторской программы писательницы Татьяны Устиновой на канале ТВЦ - "Мой герой". Гость студии - артист Малого театра, главный режиссёр театра "Сфера" народный артист России Александр Викторович Коршунов. Эфир - 15 марта 2017 года.

Смотрите запись передачи на сайте телеканала "Россия - Культура"

Народный артист России Александр Коршунов о Твери, Островском и театре

Евгений Петренко, tverlife.ru, 9 октября 2014 года

СОВРЕМЕННЕЕ НЕ БЫВАЕТ

Народный артист России Александр Коршунов о Твери, Островском и театре

Гостем фестиваля «Вишневый сад», проходящего в Тверском театре драмы и посвященного 40-летию одноименного спектакля Веры Ефремовой, стал прославленный Малый театр. Московские артисты сыграли на хорошо знакомой им сцене «Бедность не порок» Островского в постановке Александра Коршунова.

Нестранные сближения

– Мы были очень рады приглашению участвовать в фестивале «Вишневый сад», – говорит Александр Викторович. – Как вы знаете, Малый театр не в первый раз приезжает в Тверь. Нынешний наш визит связан с приближающимся юбилеем Веры Ефремовой, с которой нас связывает очень многое, мы с большим теплом и уважением относимся и к ней, и к Тверскому театру драмы. Я встречался с ней сегодня и передал привет от Юрия Соломина и замечательную книгу о нем, которая недавно вышла. Виктор Коршунов, мой отец, многолетний генеральный директор Малого тетра, также передавал привет и труппе, и всем тверским зрителям, и ребятам, как он выразился, то есть тому поколению актеров вашего театра, к выпуску которых в Щепкинском училище он имел непосредственное отношение.

Тверь для нас – близкое и, можно сказать, родное место. Впервые я приехал сюда со спектаклем «Дядюшкин сон», вчера мы подсчитали, что это было почти 20 лет назад. Потом я привозил постановки «Волки и овцы», «День на день не приходится», и каждый раз это сердечная и радостная встреча. Повторю, что с Тверью у нас особые связи. В спектакле «Бедность не порок» и постановке «Дети Ванюшина» занят Миша Мартьянов, один из ведущих молодых актеров Малого театра, мой ученик и ученик моего отца в Щепкинском училище, – он из Твери. Его мать Валентина Мартьянова служит в Тверском театре драмы. У меня на курсе в этом же училище учится студентка из вашего города, сегодня ее родители были на спектакле. В театре работает группа ребят, выпускников Тверского курса «Щепки», которых бывший ректор Николай Афонин и Виктор Коршунов опекали, а теперь они составляют основу молодой труппы.

– Это, кажется, внутреннее родство…

– Совершенно верно, близость неслучайная. К понятию «традиция» я отношусь с большим уважением, если это традиция подлинная, настоящая, живая. Сохранение богатого наследия русского репертуарного театра, замечательной литературы – это очень дорого, и в наше сумасшедшее время, когда многое меняется, что-то рушится, мы – театр и зритель – особенно нуждаемся в точке опоры, в настоящей вере, в той традиции, которая передается из поколения в поколение и составляет суть всей жизни. Когда мы репетировали спектакль «Бедность не порок», который сегодня увидел тверской зритель, то договорились между собой о посыле, который будем нести в зал. В пьесе есть удивительная мысль: у нас есть все, для того чтобы все было хорошо, надо только не забывать об этом, надо в это верить.

Рядом с какими-то постановками, решенными условно, в современной манере, наша работа может, наверное, показаться несколько старомодной. Задник, костюмы – для кого-то вроде бы прошлый век, но для меня в этом есть известное тепло. Посмотрите на задник – вы видите, он у нас кустодиевский, и мы очень хотели, чтобы это был не баннер, не фотография, а именно картина. Долго бились над тем, чтобы выполнить ее так поэтично. Она – образ этого спектакля, будет другой спектакль – будет другое внешнее решение.

Помнится, «Бедность не порок» внутренне связан с Тверью. В октябре 2006 года мы сыграли два премьерных спектакля, а на следующий день сели в поезд и поехали к вам играть «День на день не приходится»… Если постановка долго живет на сцене, она непременно растет и меняется так, как меняется наша жизнь и мы сами. Я все время призываю актеров: играйте «Бедность не порок» как современную пьесу, как современную историю, то, что вы носите костюмы XIX века, не противоречит этому. И мне очень хочется, чтобы спектакль был современный, живой в своих интонациях.

Актер – режиссер

– Основная сцена Малого, который открыл 259-й сезон, сейчас на ремонте, и труппа очень много ездит по стране. Тверь – лишь один из многочисленных маршрутов.

Это непростой период для театра. Несколько дней назад мы играли спектакль «День на день не приходится» в небольшом городке между Челябинском и Уфой, где очень редко бывают актеры вообще. Перед этим Малый театр был в самом Челябинске, потом поехал в Курск, дальше – Тюмень. Ремонт на основной сцене обязывает к таким большим разъездам. Филиал же на Ордынке работает в обычном режиме, а с ноября мы будем играть во Дворце культуры и техники МАИ, который любезно приютил Малый театр.

– Ваши спектакли особенно часто выезжают на гастроли…

– Да, с постановками «Бедность не порок» и «День на день не приходится», которые я поставил и в которых занят как актер, мы довольно много поездили по России, они везде собирают залы. Но если говорить о Твери, то, мне кажется, зритель здесь требовательный, потому как город театральный. Когда мы играли в Иркутске, то чувствовали, выходя на сцену, настроение людей: ну, давайте, посмотрим, что вы сейчас покажете, и полспектакля мы играли на преодоление, потом только возникал контакт. В Твери – и это давно замечено – оценивают происходящее на площадке гораздо серьезнее, зритель здесь воспитан на настоящей драматургии, и встречаться с ним – ответственно и очень приятно одновременно: здесь по-особенному ощущаешь заряд, который идет из зала.

– Александр Викторович, а как вы пришли к режиссуре?

– Это естественным образом сложилось. Просто возникла потребность, захотелось самому что-то попробовать сделать. В 1996 году в Малом театре вышел первый спектакль в моей постановке – «Чудаки» Горького. Он родился как самостоятельная работа, с актерами труппы мы репетировали в свободное время, потом показали получившееся руководству, оно одобрило, и в результате спектакль был принят в репертуар и вышел на сцене филиала. Затем был «Трудовой хлеб» Островского, который тоже возник как самостоятельная работа. Следующие спектакли рождались уже как плановые постановки Малого театра. Как режиссер я достаточно много работаю в Московском драматическом театре «Сфера», очень интересном, я бы даже сказал, уникальном. Он был создан моей мамой Екатериной Еланской, которая больше 30 лет являлась его художественным руководителем. Особенность этого театра в том, что в нем нет разделения пространства на сцену и зрительный зал, он построен по принципу сферы – вокруг центральной игровой площадки располагаются места для публики. Цель наша – максимально сблизить актера и зрителя, который должен почувствовать себя участником происходящего. Год назад мама ушла из жизни, а шесть месяцев назад я стал главным режиссером «Сферы» и продолжаю начатое ею дело. Так что сейчас я достаточно сильно уже врос в режиссуру. Помогает этому и педагогика. Мы говорили с Верой Андреевной, и я сказал ей, что если у нее возникнет желание пригласить театр в Тверь, то мы с удовольствием приедем: у нас есть спектакли и для малой сцены, и для большой площадки.

Хрустальная поэзия

– В списке ваших режиссерских работ в основном пьесы Островского, причем те, которые не на слуху. Почему?

– Есть желание показать то, что мало играется, что практически неизвестно сейчас. Вообще я очень люблю Островского, мне кажется он удивительно современным и духовно необходимым автором. Наверное, я уже надоел всем этой цитатой, но она очень важна для понимания Островского-драматурга. Его брат Петр, уже после смерти Александра Николаевича, писал: «Забывают, что прежде всего он был поэт, и большой поэт, с настоящей хрустальной поэзией, какую можно встретить у Пушкина или Аполлона Майкова!.. Согласитесь, что только большой поэт мог создать такой перл народной поэзии, как «Снегурочка»? Возьмите хотя бы «жалобу Купавы» царю Берендею — ведь это ж чисто пушкинская красота стиха!!» Это поэтическое начало – главное у Островского. Он возвращает нас к изначальным, простым и прекрасным вещам. Мне кажется, что люди сейчас нуждаются в подлинной поэтичности, подлинной нежности душевной, в настоящих духовных опорах. Когда-то в советское время говорили, что Островский – это музей, такого у нас нет, а потом появились банки, векселя, разорения, и драматург стал современен в буквальном смысле. Но это внешние приметы, а по своей сути он вечен, поэтому и актуален.

– Из героев Островского кто наиболее близок вам, в ком, на ваш взгляд, воплощен идеал драматурга?

– У него женщины удивительные, но женские роли я не могу сыграть. Островский восхищался духовной сутью наших русских женщин и создал совершенно цельные образы Катерины, Ларисы, многих других. Помимо спектаклей, которые вышли в Малом театре, я ставил Островского у себя на курсе – «Грозу», «Доходное место», «В чужом пиру похмелье». В них действуют герои с удивительной нравственной меркой, как Катерина, например. Важно это чувствовать, понимать. Если нет актера, который способен гибель матери и убийство отца воспринять как порвавшуюся связь времен, которую он призван восстановить, то нечего браться за «Гамлета». Если режиссер не видит вокруг себя актрису с такой индивидуальностью, которая могла воплотить вещи несовместные – потребность абсолютной свободы, живое начало и в то же время внутреннюю святость и цельность души, то нечего браться за «Грозу». Совсем недавно я принимал участие в программе «Культурная революция» на телевидении, где шел разговор об Островском. Одна очень уважаемая дама, юрист, признавалась, что она не понимает, почему утопилась Катерина… Когда достаточно образованный человек так говорит, это… диагноз времени: мы перестали понимать, почему Катерина совершила самоубийство, мы перестали понимать, что могут быть люди высочайшей нравственной силы, о чем и писал Островский, к которому мы и должны приблизиться.

Евгений Петренко
tverlife.ru, 9 октября 2014 года

24 июня (Малая сцена на Большой Ордынке) состоится вечер памяти народного артиста России Виктора Андреевича Борцова. В вечере примут участие народный артист СССР Юрий Соломин, народные артисты России Людмила Полякова, Людмила Титова, Василий Бочкарев, Александр Коршунов, артист Сергей Потапов. Ведущая – кандидат искусствоведения Вера Максимова. Начало в 18:30. Вход свободный.

Памяти Ярослава Павловича Барышева

АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «КРАСИВЫЙ, СВОБОДНЫЙ, ЯРКИЙ ЧЕЛОВЕК»

2 июня исполняется год со дня смерти артиста...

Памяти Ярослава Павловича Барышева

АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «КРАСИВЫЙ, СВОБОДНЫЙ, ЯРКИЙ ЧЕЛОВЕК»

- Первоё моё впечатление от Ярослава Павловича Барышева связано с гастролями Малого театра в Киеве, куда я ездил вместе с папой и мамой, это были 60-ые годы. Прекрасно помню тогдашнюю молодёжь Малого театра, и среди них особенно выделялся очень красивый, романтической внешности, порывистый, с развевающимися волосами артист. Я спросил тогда у папы: «А кто это?», и папа сказал: «Это наш молодой актёр, он сыграл Шекспира в «Человеке из Стратфорда».

- Ведь он же ради Шекспира отказался от Гамлета в Театре Маяковского – перед тем, как пригласить Эдуарда Евгеньевича, Охлопков звал Барышева.

- Да, я знаю, но тогда это была большая удача, «Человек из Стратфорда» прозвучал в Москве. Я не видел сам спектакль, но много про него слышал. И всё время этот молодой, порывистый, романтичный, очень красивый человек вставал в моей памяти. В 84-м году я перешёл в Малый театр. Я тогда посмотрел чуть ли не весь репертуар, и работа Барышева в «Фиеско» мне очень понравилась. Его всегда отличала колоссальная внутренняя свобода существования на сцене, при наличии и школы, и подробностей, и всего, что необходимо. Было ощущение жизни на сцене. Именно не игры, а жизни. Потом уже я узнал о легендарном курсе Николая Александровича Анненкова, и Ярослав с абсолютно полным правом встал с ними в один ряд – Олег Даль, Михаил Кононов, Виктор Павлов, Виталий Соломин, Всеволод Соболев… И объединяет их, как ни странно, яркость индивидуальностей при всей непохожести друг на друга, внутренняя свобода.

- Соболев говорил, что они сравнивали себя с лицейским пушкинским выпуском. И ведь Барышев в своё время играл Пушкина в радиоспектаклях. Вот уж Александр Сергеевич, по-моему, олицетворение полной свободы.

- У нас было родство – человеческое и душевное. Я очень благодарен Ярославу Павловичу за тёплое отношение. Меня действительно прекрасно приняли в Малом театре. Многое давало общение с партнёрами, и Барышев был одним из самых ярких их представителей. Он всегда относился ко мне по-доброму, дружески и на равных, несмотря на то, что старше. Потом я встречался с ним неоднократно на сцене, и в «Недоросле», и в «Волках и овцах», «Живом трупе»…

- Но акцент мы, конечно, сделаем на «Князе Серебряном» и «Иоанне Грозном». В чём, как Вам кажется, принципиальная разница в интерпретации роли Ивана в этих двух спектаклях? Один и тот же драматургический материал. И там, и там Алексей Константинович Толстой. Но, по моим ощущениям, получились два немного разных, отличающихся друг от друга образа. А как Вам это виделось изнутри?

- Мне кажется, они действительно несколько разные, хотя это тот же самый автор. Но в «Серебряном» акцент всё-таки делается на князе, а во втором случае Грозный – главный герой, потому больше рассматривается именно его личность. Определённая разница шла и от самого Ярослава. В «Князе Серебряном» образ был жёстче. А в «Царе Иоанне» – шире, многообразное, глубже, внутренне старше. И когда мы с ним репетировали – всё-таки спектакль уже вышел, сыграл Михайлов (очень хорошо и очень по-своему), – и Ярослав входил в имеющийся рисунок, не было каких-то кардинальных перемен мизансцен или принципиально иного решения сцен, но он старался всё сделать по-своему, и Драгунов, и мы все ему помогали. Какие-то вещи он, безусловно, менял и в чём-то спорил с режиссёром в трактовке отдельных моментов. Просто шёл процесс «пропахивания» и «вживания» в эту историю «через себя». Грозного, на мой взгляд, Ярослав Павлович сыграл замечательно. И играл достаточно долго, и спектакль менялся вместе с ним, и он тоже менялся, и всё, что он вбирал в себя извне, он включал в роль. Пьеса-то, действительно, потрясающая, как и трилогия в целом. Не случайно отдельные места «Грозного», «Царя Фёдора», «Царя Бориса» часто «выстреливают» так, будто написаны к нынешним нашим событиям, и он это прекрасно чувствовал. Наверное, одно из его отличительных качеств – ощущение в каждой роли себя. Когда-то, я помню, цитировал Казаков, рассказывая про Луспекаева: Зубов, его педагог, говорил ему: «Вы опирайте каждое слово, каждую фразочку на что-то своё, «луспекаевское». Вот это качество как раз в Ярославе было – он всё опирал на что-то своё, «барышевское». Второй момент, о котором я бы хотел сказать. Притом, что это исторический персонаж, нету буквального переноса во времени, он играл всегда очень современно – о сегодняшних событиях, ассоциациях, с сегодняшним ощущением времени, отношением к тому, что происходит вокруг. Роль, конечно, колоссальная, многоплановая, в ней очень много перепадов. Алексей Константинович писал, что, может быть, Грозный был другим, но мой Грозный способен и на искреннее покаяние и на, при всей дьявольщине, какие-то прозрения чистоты и глубины – вот это как раз у Ярослава было.

- Он, разумеется, оправдывал Ивана Грозного, и даже какие-то комедийные нотки в этой роли находил.

- Тоже, кстати говоря, одно из его качеств – он чувствовал юмор и любил его, находя все моменты и возможности комического. Так было и в «Волках и овцах», и в «Недоросле». Юмор у него был прекрасный.

- Но в названных спектаклях это нормально и оправдано. А вот в «Иоанне Грозном» довольно неожиданно.

- Разные качества юмора, но это тоже присутствовало.
…Одна из мизансцен, которую Барышев поменял, связана с покаянием Грозного. Он обращался к стоявшим перед ним боярам, но на словах «каюсь, моим грехам нет меры и числа. Душою скотен, разумом растлен», разворачивался и кланялся в зал. Михайлов этого не делал и Драгунов так не выстраивал. Здесь был момент опять-таки очень личный, «барышевский»… Наша профессия тем и ценна, что она исповедальна.

- Он рассказывал, как на одном из спектаклей из зала раздался женский голос: «Бог простит».

- Да-да-да, это было, зрительный зал действительно замирал, чувствуя возникающее электричество. Такой современный ход, единение зала со сценой, актёров и зрителей, буквальный переход через грань сценического образа, взаимодействие напрямую.

- Возможность всеобщего покаяния.

- Да. И общение за кулисами у нас с ним было лёгким, доброжелательным. И очень для меня ценным, приятным, дорогим. Когда мы выходили на поклоны в «Грозном», он всегда как-то со значением пожимал руку: вот, дескать, вместе честно отработали спектакль. Ярослав прекрасно чувствовал и ценил ощущение партнёрства. Он оставил у меня впечатление очень мощного, красивого, свободного, яркого, разнопланового, разносторонне одарённого человека, который и стихи писал, и рисовал, очень любил свою семью, своих детей – это была значительная часть его жизни.

Беседовала Ольга Петренко

Открыл Восьмой театральный фестиваль имени Н.Х. Рыбакова Государственный академический Малый театр России спектаклем «День на день не приходится» А.Н. Островского в постановке народного артиста РФ Александра Коршунова.

ФОТОРЕПОРТАЖ onlinetambov.ru

В ТАМБОВЕ СОСТОЯЛОСЬ ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ ТЕАТРАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ ИМЕНИ Н.Х. РЫБАКОВА

В Тамбове состоялось торжественное открытие Восьмого межрегионального театрального фестиваля имени Н.Х. Рыбакова, посвященного Году культуры в России. Это ожидаемое мероприятие интересно не только актерам и режиссерам, участникам фестиваля, но и тамбовским театралам. Фестиваль имени Н.Х. Рыбакова необычен для театральной России. Его уникальность в том, что это актерский фестиваль и члены жюри в первую очередь оценивают игру актера, его самобытность, органичность. Открыл Восьмой театральный фестиваль имени Н.Х. Рыбакова Государственный академический Малый театр России спектаклем «День на день не приходится» А.Н. Островского в постановке народного артиста РФ Александра Коршунова. Всё действие разворачивается в течение одного дня – понедельника. Как известно, с этим днём недели связано великое множество примет и суеверий. Самый распространённый предрассудок, связанный с понедельником, — то, что это тяжёлый день. В сюжете спектакля сработала именно эта примета. В этот день чванливый купец-самодур Тит Титыч Брусков, выпив лишнего, побил в трактире незнакомого барина, а тот потребовал в качестве компенсации триста тысяч рублей. И только находчивый мелкий чиновник Досужев смог уладить это дело, заодно сосватав Андрея Титыча Брускова и купеческую дочку Сашеньку Круглову.

Фестиваль, учреждённый администрацией Тамбовской области, проводится при организационной поддержке Государственного академического Малого театра России и Общероссийской общественной организации «Союз театральных деятелей Российской Федерации (ВТО)». Организаторами фестиваля являются управление культуры и архивного дела области, Тамбовское областное государственное автономное учреждение культуры «Тамбовтеатр».

В результате конкурсного отбора художественно-экспертная комиссия, в состав которой вошли ведущие актеры Государственного академического Малого театра России и московские театральные критики, для участия во II туре фестиваля выдвинула шесть спектаклей с участием шести номинантов на премии им. Н.Х.Рыбакова «Актер России» и «Актриса России».

В этом году в конкурсной программе фестиваля примут участие: Пензенский областной драматический театр имени А.В. Луначарского, Смоленский государственный драматический театр имени А.С. Грибоедова, Нижегородский государственный ордена Трудового Красного Знамени академический театр имени М. Горького, Новосибирский городской драматический театр под руководством Сергея Афанасьева, Вологодский театр для детей и молодежи, Самарский академический театр драмы имени М. Горького и Тамбовский государственный ордена «Знак Почета» драматический театр.

Жюри Восьмого театрального фестиваля возглавил актер Государственного академического Малого театра России, народный артист России Виталий Коняев.

onlinetambov.ru, 12 мая 2014 года

16 марта исполнилось 30 лет работы на подмостках Малого театра народного артиста России Александра Викторовича Коршунова. От души поздравляем Александра Викторовича с этим знаменательным событием и желаем ему новых актёрских и режиссёрских успехов!

Актер Александр Коршунов

Светлана ПОЛЯКОВА, «Новые Известия», 21 февраля 2014 года

«ЗНАМЕНИТЫМ Я НЕ ПРОСЫПАЛСЯ НИКОГДА»

Актер Александр Коршунов



В феврале свой шестидесятилетний юбилей отметил актер Александр Коршунов, знакомый широкому зрителю по ролям в фильмах Александра Котта, Владимира Досталя и Михаила Калатозова, а также в самых популярных телесериалах. Московские театралы в свою очередь восхищаются его актерскими и режиссерскими работами на сцене Малого театра, а также театра «Сфера», главным режиссером которого Александр КОРШУНОВ был назначен неделю назад. В интервью «Новым Известиям» актер рассказал о планах театра, об актерской династии Коршуновых и о взлете своей кинокарьеры после двадцати лет работы.

– Александр Викторович, за первые двадцать лет вашей кинокарьеры вы снялись примерно в шести фильмах. Зато за последние десять лет – почти в двадцати. Что случилось на рубеже веков?

– Несколько дней назад еду в метро, ко мне пробирается человек, думаю: «Сейчас скажет что-нибудь про «Третью мировую» или про «Две зимы и три лета», которые как раз шли по телевизору». А он говорит: «Это ведь вы играли влюбленного милиционера на мотоцикле? Наша семья очень любит этот фильм!» – и я понимаю, что речь идет о «Не могу сказать: «Прощай». Так что иногда узнают по работе тридцатилетней давности. Нас снималось несколько человек из Нового драматического театра, который был создан на основе выпускников нашего курса в 1975 год. Мы все ужасно сами себе не понравились, а фильм оказался кассовым, нам премию заплатили, и его до сих пор регулярно показывают по телевидению. Потом кино про меня забыло лет на двадцать, а в 2003-м стали снимать бесконечный сериал «Возвращение Мухтара». Кто-то – ассистент режиссера, кажется – видел спектакль «Волки и овцы», почему-то порекомендовал меня на роль судмедэксперта.

– Вы на тот момент были актером Малого театра, педагогом Щепкинского училища и режиссером. Почему согласились на сериал?

– Посмотрел сценарий и не увидел в нем никакого безобразия или дурновкусия. Безобидный, добрый, даже наивный. Мне не стыдно – ничего плохого я там не делал. Но серьезным продолжением моей кинематографической карьеры стал фильм «Мелюзга» Владимира Морозова по рассказу Куприна – рассказ о людях, которые живут в глубинке, один из них фельдшер (я) а другой – учитель (Дима Муляр). Причем учитель – интеллигентный, трогательный человек (в основном такие роли как раз играл я – это близко складу моего характера). А мне вдруг предложили сыграть фельдшера – смурного, пьющего, конфликтного, сложного мужика. Для меня это было неожиданно и заманчиво. Но вот в сериале «Черные волки» я сам выбрал трогательного, интеллигентного и опять «влюбленного милиционера» по фамилии Гарозий – мозговой центр следственной группы. Хотя мне там предлагали роль – наивного и грубоватого Тумилевича, но режиссер уловил мое желание, и я получил роль с любовной историей, в которой моей замечательной партнершей стала Юлия Свежакова.

– Но знаменитым вы проснулись уже после «Брестской крепости»?

– Тема фильма – особенная. И мой персонаж – майор Гаврилов – грандиозный. Помню, приезжал со съемок и говорил отцу: «Надо было тебе эту роль играть, не знаю, хватит ли у меня силенок». Но знаменитым я не просыпался никогда. Хотя фильмы с моим участием – «Дикое поле» Калатозова (там у меня небольшой эпизод мужика с коровой, но на тот момент больше всего комплиментов я получил за эту роль!), «Петя по дороге в Царствие Небесное» и «Брестская крепость» – получали призы. А два приза за лучшую мужскую роль я получил за роль в фильме «Голубка» – не «прогремевшая», но очень добрая история о замечательном художнике из Казани Геннадии Архирееве. Он приходил на съемки, принимал нас в мастерской… Умер в самом конце работы над фильмом, успев посмотреть черновой вариант. Мои дети, Клавдия и Степан, сыграли там моих родителей!

– В сериалах «Две зимы и три лета» и «Третья мировая», которые снимались параллельно, вы потрясающе сыграли советских крестьян. Откуда так достоверно знаете «мужика»? Ведь вы росли в исключительно театральной среде…

– Я – актер в третьем поколении. Нашу династию начали актеры второй студии МХАТа Илья Судаков и Клавдия Еланская – Илюша с Клавдюшей, как мы называем их в семье. Но отец Клавдии Николаевны был служащим на железной дороге. А отец Ильи Яковлевича был из деревни Ростовки Пензенской области, сын дьячка. Это по линии мамы – Екатерины Ильиничны Еланской, основательницы театра «Сфера». А по линии папы, актера Малого театра Виктора Коршунова, много деревенских корней – из Калужской области, из Тверской. Дед Ваня когда-то приехал юношей из деревни в Москву – поступил «в мальчики» к какой-то барыне, потом работал в гастрономе на Тверской, недалеко от МХАТа, туда ходили все артисты Художественного. Я очень рад, что наша кинорежиссура обратилась к деревне. Мы – в долгу перед ней! Столько там наворочено за XX век! И войны, и раскулачивание, и ссылки. И голод, и вырубание яблонь, и отбирание паспортов. А сейчас такое ощущение, что деревни и вовсе нет. И сценарий «Третьей мировой» (режиссер – Александр Котт) – великолепный. И сценарий по Федору Абрамову – очень мощный материал, с сохранением подробных авторских интонаций. Невыносимо тяжелая жизнь – и при этом такая любовь, такая вера, такая поэзия, любовь автора к этим людям!

– А что вам не очень удается в кино?

– Постепенно набираюсь опыта. И у меня есть домашние критики – дочь, которая может сказать: «Не жарь! Не наигрывай! Не будь театральным актером в кино! Это – разные вещи». Я слушаюсь.

– То есть в вас ученичество живет?

– Обязательно! Ученичество, наивность и детскость – необходимые стороны профессии, которые надо сохранять.

– Как изменит жизнь «Сферы» ваше назначение главным режиссером? Вы будете менять стилистику театра, нацеленного на определенное поколение, или останетесь в традициях прежней «Сферы»?

– После ухода из жизни мамы, Екатерины Ильиничны Еланской, основательницы и бессменной руководительницы «Сферы», в театре более полугода не было официального худрука. Летом коллектив написал письмо в департамент культуры с просьбой назначить худруком меня. Ожидая решения, мы представили в департамент культуры план развития театра, согласно которому работали и будем продолжать работать. Театр должен меняться (меняется зритель!), и он будет меняться – не может быть иначе. Но первое, что мы сделали, – восстановили и посвятили памяти мамы спектакль «Нездешний вечер» по прозе Цветаевой и стихам русских поэтов. В новой редакции участвуют приглашенные Евгений Киндинов (из первого состава 1982 года), а также Евгения Симонова, Валерий Баринов, Георгий Тараторкин, Лариса Гребенщикова и актеры «Сферы». Кроме того, мы восстановили «Священные забавы» – клубные вечера. А в декабре выпустили спектакль «Три толстяка» Юрия Олеши. Я пригласил и молодых режиссеров – в апреле должна состояться премьера спектакля «Афродита» в постановке ученицы Хейфеца Юлии Беляевой по рассказам Платонова, сейчас приступает к работе ученик Сергея Женовача Владимир Смирнов – к лету выпустит «Безотцовщину» Чехова. А к слову «традиции» я отношусь уважительно – если это традиции серьезные и живые. Это наши связи. Это – смысл. Важно помнить и развивать то, ради чего все затевалось.

– В чем принципиальная разница между «Сферой» и Малым театром, на сцене которого вы тоже играете и ставите?

– Думаю, что абсолютной разницы нет. Важен живой, человеческий, психологический театр. Которому меня учили и который я исповедую. Разница – в актерском существовании. Круговой амфитеатр, в котором сломана перегородка между зрителем и сценой, зритель – со всех сторон и очень близко. Это надо учитывать. Есть и дополнительные обязательства – не показывать, не играть, а существовать. И дополнительные возможности – непосредственный контакт со зрителем. Тогда, в 80-е, «Сфера» был единственным в стране театром такой формы. Здесь впервые получили сценическое воплощение некоторые произведения Булгакова, Набокова, Шукшина. Я попал в это пространство, когда мама позвала меня на роль Летчика в «Маленьком Принце» – это был ее первый спектакль, который она сначала поставила на сцене театра Станиславского, – событие для театральной Москвы! Потом умерла Ольга Бган, игравшая Принца, в 1981 году был открыт театр «Сфера», и Екатерина Ильинична сделала новую редакцию. В ней Маленького Принца нет, а есть Летчик, который рассказывает о Маленьком Принце и существует иногда от его лица. Этот спектакль идет до сих пор! Сегодня мне сложно существовать от лица Маленького Принца, сейчас я делаю это совсем по-другому: Маленький Принц – то существо, которое живет в каждом человеке изначально и к которому Летчик возвращается в те минуты, когда что-то ломается в душе.

– Придя в «Сферу», вы ушли из Нового театра, в котором проработали восемь лет после окончания Школы-студии МХАТ…

– С мамой было нелегко, она была очень требовательной, у меня не все сразу получалось, но она верила в меня, и я почувствовал, что это какой-то новый рывок. Но из Нового я ушел «в никуда»! Правда, тогда у меня были переговоры с Ефремовым, он предложил мне немного подождать, наверное, взял бы во МХАТ, но я не дождался – пригласили в Малый.

– В марте исполнится тридцать лет вашего трудового стажа на сцене Малого театра, директором которого много лет работал ваш отец. Какие преимущества вам это дало?

– Когда я пришел в театр, папа был просто ведущим артистом. Принимал меня Михаил Иванович Царев – по-отечески. Начинал я с выхода в массовке, но вскоре получил роль и поважнее. Игорь Ильинский ввел меня на роль Курчаева в спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» (Глумова играл мой отец). А через год папа стал директором – и в первые пять – семь лет было несколько моментов, когда я чуть не ушел.

– Почему?

– Авторитет отца и отношение к нему невольно сказываются на отношении к сыну – я не могу этого не понимать. Но льщу себя надеждой, что меня довольно быстро стали воспринимать как самостоятельную творческую единицу. Но все же… Я как-то снимался в Казахстане, так мне один местный актер пожаловался: «У меня тоже отца назначили руководителем. И на другой день аксакалы нашего театра стали мне кланяться и протягивать обе руки в ответ на мое рукопожатие – так делают только по отношению к уважаемым старикам. Я тут же подал заявление и ушел». У меня такого, слава богу, не было, но психологическая несвобода поначалу была. Но потом это прошло, и я очень благодарен актерам, которые поверили в меня, а позже работали со мной в свободное время в моих первых режиссерских пробах – внеплановых спектаклях «Чудаки» и «Трудовой хлеб». Причем не только молодежь, но и корифеи – Баринов, Борцов, Демина. Но когда мою дочь Клавдию приглашали в Малый театр, она не согласилась – здесь уже работали и дед, и отец, и брат Степан. Ей уже не хотелось попадать под этот семейный пресс (наверное, и у Степы бывает такое же ощущение). И Клавдия была очень рада, когда Галина Борисовна Волчек пригласила ее в «Современник». Я ее хорошо понимаю.

СПРАВКА «НИ»
Актер Александр КОРШУНОВ родился 11 февраля 1954 года. В 1975 году окончил Школу-студию МХАТ и был приглашен в труппу Нового драматического театра, где прослужил до 1983 года. В 1981 году начал сотрудничать с Московским драматическим театром «Сфера». Среди его работ – роли в спектаклях «Маленький Принц», «Театральный роман», «Доктор Живаго». В 1984 году Коршунов стал артистом Малого театра, в котором играет по сей день. Среди его ролей в Малом – Митрофанушка («Недоросль»), Мозгляков («Дядюшкин сон»), Аполлон Мурзавецкий («Волки и овцы»), Шубин («Накануне»), Треплев («Чайка»), Борис Годунов («Царь Иоанн Грозный»). В 1996 году дебютировал как режиссер, поставив спектакль по пьесе Горького «Чудаки», в котором сам исполнил главную роль. В настоящее время Коршунов является режиссером пяти спектаклей Малого театра. Среди его киноработ – фильмы «Не могу сказать «Прощай!», «Двойной обгон», «Мелюзга», «Дикое поле», «Петя по дороге в Царствие Небесное», «Брестская крепость», «Печорин», «Раскол», а также роли в телесериалах. С февраля 2014 года – главный режиссер театра «Сфера».

Светлана ПОЛЯКОВА, «Новые Известия», 21 февраля 2014 года

Пишу ночью — по следам только что пережитых хороших мгновений на юбилейном спектакле Александра Коршунова «Бедность не порок».

Нина Шалимова, «Петербургский театральный журнал», 13 февраля 2014

60 ЛЕТ АЛЕКСАНДРУ КОРШУНОВУ

Пишу ночью — по следам только что пережитых хороших мгновений на юбилейном спектакле Александра Коршунова «Бедность не порок». Все было, как положено в таких случаях: юбиляра встретили аплодисментами, по окончании поздравили и завалили цветами, зачитали правительственную телеграмму от Дмитрия Медведева, выступили с приветными словами коллеги, а потом все пошли «отмечать». Все как всегда, и писать, казалось бы, особо не о чем. Но на душе уж больно хорошо — и от самого Коршунова, выступившего в легендарной роли Любима Торцова, и от праздничного спектакля, не только ни в малейшей степени не состарившегося, но еще и приобретшего дополнительные актерские краски.

Особенно хороши Ольга Жевакина и Ирина Жерякова в роли «подружек» невесты. Хоть на видео снимай и показывай студентам, как надо играть небольшие рольки, в которых нет ни одного актерского «соло», но есть жизнь, характер, судьба, мастерски вплетенные в общий сценический сюжет. Впрочем, это «фирменный» знак педагогической режиссуры Коршунова: ему важнее всего на сцене не изобрести ход или сочинить концепцию, а «заглянуть в лицо», то есть посмотреть в глубину души человека. Из этой исходной установки, в равной мере профессиональной и человеческой, рождаются великолепные актерские создания в поставленных им спектаклях. Навскидку, из первых, вспомнившихся в этот вечер: Василий Бочкарев-Неизвестный («Пучина»), Валерий Баринов-Корпелов («Трудовой хлеб»), Евгения Дмитриева-Круглова и Сергей Потапов-Андрей («День на день не приходится»), Григорий Скряпкин-Митя («Бедность не порок»).

У истоков собственных актерских созданий Александра Коршунова — то же стремление к раскрытию внутренней, духовно-душевной содержательности играемых ролей. Они крупно взяты и круто замешаны: Кисельников, Досужев, Корпелов, Любим Торцов, но особенно — слесарь Егор в «Детях солнца». В каждом из них сильно бьется, яро тоскует, оглашенно ревет, скоморошничает и горько рыдает русская душа.

Не тонкие извивы интеллигентской психологии, не прихотливая игра актерского воображения, а народная почва, национальная судьба — здесь исток сценических созданий Коршунова. Роль очерчивается резко, печать характера врезывается глубоко, светотень внутреннего и внешнего отчетлива. Для разработки сценического характера берутся две-три краски и накладываются размашисто, густо, бугристо. Но упругие, сильные, грубые натуры в его исполнении всегда изнутри освещены какой-то застенчивой нежностью, сближающей и сливающей воедино личное «я» артиста с исполняемой ролью. За отдельной ролью, конкретной сценической судьбой всегда проступает свойственное ему чувство и знание России. Даже странно, откуда у московского мальчика, рожденного в семье потомственных театральных интеллигентов (а семейная родословная у Александра — на зависть), такое знание потаенных сторон жизни русского простонародья, такое осознанное чувство народности. Александр Коршунов — плоть от плоти русской демократической интеллигенции, не мыслящей свою жизнь в отрыве от общенациональной, народной судьбы. Он в высшей степени сущностный, содержательный артист, в нем глубоко вкоренена школа русского актерства, причем в том ее стиле, жанре и типе, в котором ее сохраняет и культивирует современный Малый театр.

Александру Коршунову — 60! Неужели?

Словно предвидя это восклицание, Валерий Баринов не без юмора сказал со сцены: «Саша, поверь, шестьдесят — это не страшно. Я через это прошел».

Нина Шалимова, «Петербургский театральный журнал», 13 февраля 2014

ЦДА ИМ. А.А.ЯБЛОЧКИНОЙ ПОЗДРАВЛЯЕТ АЛЕКСАНДРА КОРШУНОВА

Дорогой Александр Викторович!


Примите от коллектива Дома актёра самые тёплые и искренние поздравления в День Вашего юбилея!
От всей души мы желаем Вам крепкого здоровья, радости творчества, вдохновения, хорошего настроения и удачи!
Счастья и благополучия Вам и Вашим близким!
Двери нашего Дома всегда открыты для Вас!










С уважением,
Директор ЦДА Золотовицкий И.Я.

«Листая старые подшивки»

АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ЧЕЛОВЕКА ДЕРЖАТ НА ЗЕМЛЕ ВЕРА И ЛЮБОВЬ»

Любовь ЛЕБЕДИНА, «Трибуна» 20.02.2013

«Листая старые подшивки»

АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ЧЕЛОВЕКА ДЕРЖАТ НА ЗЕМЛЕ ВЕРА И ЛЮБОВЬ»

Народный артист России Александр Коршунов принадлежит к знаменитой актерской династии Коршуновых и Еланских, аксакалов легендарного МХАТа и Малого театра. Его дети: Клавдия и Степан тоже пошли по стопам отца, играют вместе с ним в спектаклях и фильмах. А жена Александра Викторовича Ольга оформляет спектакли мужа. Это коренные москвичи, впитавшие в себя традиции истинных столичных интеллигентов, коих сейчас почти не осталось. Одни уехали, другие переродились, а вот эти выжили. В течение нескольких месяцев Александр Викторович отказывал мне в интервью. Не потому, что капризничал или хотел набить себе цену, просто день и ночь репетировал спектакль и не мог позволить себе схалтурить. Как только премьера состоялась, он тут же согласился встретиться.

– Накануне своего дня рождения вы сделали себе отличный подарок: поставили в театре Екатерины Еланской «Сфера» «Вишневый сад». Спектакль получился необычный и весьма интригующий, поскольку тема, выбранная вами, поразительно современная: если красота не приносит доход, то она вообще не нужна. Будучи довольно известным актером Малого театра, вы не первый год выступаете в качестве режиссера. Почему? Вам хочется себя как-то выразить и в качестве постановщика, и педагога Щепкинского училища?

– Желание попробовать себя в качестве режиссера возникало давно. Поначалу руководитель нашего курса в школе-студии МХАТ Радомысленский предложил мне остаться у него стажером. Я полгода пытался вникать в педагогику. Это было интересно и трудно, но потом поблагодарил и ушел. В Малом театре Николай Верещенко, замечательный актер, руководитель курса в Щепкинском училище, тоже предлагал пойти к нему, но я и тут отказался. Через какое-то время начал репетировать в Малом театре «Чудаков» Горького и дальше уже не мыслил себя без режиссуры, так как возникло желание делать что-то свое, выражать в художественной форме одолевающие тебя мысли. Со студентами тоже интересно работать, от них очень много получаешь. В этом году мы вместе с моим папой Виктором Ивановичем набрали первый курс. Эта работа продлевает себе жизнь.

– Почему в основном ставите классику?

– Это идет от традиций Малого театра, где классика всегда была в почете. Ведь в классике есть все: и возможность высказаться о своем времени, и духовная система координат, и то, чего нам не хватает сегодня.

– Интересно, а чего не хватает?

– Истинного понимания ценностей, душевного здоровья, опоры на что-то непреложное. Ведь мы предпочитаем безоглядно все разрушать, а потом на голом месте строить по новой. Классика духовно очищает и несет в себе положительный заряд.

– Скажите, театр для вас – это уход в другой параллельный мир, где все гармонично, в отличие от окружающей действительности, или это соединение жизни и художественного вымысла?

– Театр ни в коем случае не должен существовать в своей химической колбе, где все варятся и преображаются. Именно в театре зрители должны находить то, чего им не хватает, а главное – душевно согреться. Я сторонник театра-дома. Он необходим, но многие этого не понимают, перестают ценить. А ведь именно в нем выращиваются артисты, именно здесь передается опыт от старшего поколения к молодому. Ну а когда люди собираются на какой-то короткий период, в том же кино или антрепризе, там уже не до воспитания, все нацелено на результат, быстрый успех, ни о какой-то семье и речи не может быть. Хотя однажды, когда в страшные 90-е годы мы репетировали с Борисом Морозовым «Горячее сердце», а рядом с Малым театром образовался импровизированный рынок, напоминающий нэп, то он сказал: «Как хорошо, что у нас есть возможность прийти сюда, отгородиться от всего, что происходит вокруг, и заниматься тем делом, которое любим». Таким образом, театр – своего рода и крепость.

– Итак, с 1984 года вы укрываетесь в этой крепости, иногда покидая ее, и переселяетесь в «Сферу», где руководит ваша мама Екатерина Еланская.

– Однажды мама предложила мне сыграть в «Маленьком принце» Экзюпери, а потом в «Театральном романе» Булгакова, и меня это затянуло. Я полюбил этот театр. В свое время мама задумала его в виде необычного пространства, где сцена похожа на арену, а зрители сидят вокруг. В традиционном портальном пространстве такого единения со зрительным залом добиться невозможно, здесь же каждый актер на виду, ему не за что спрятаться. Конечно, здесь тоже необходима психологическая правда жизни, но выразительные средства совсем другие, более обнаженные. Поэтому и «Вишневый сад» после долгих раздумий и колебаний я решил поставить в «Сфере» и сообщил об этом год назад маме. Риск был большой, но она мне поверила и, насколько мне кажется, не жалеет об этом.

– Скажите, вам, как актеру, трудно репетировать с мамой-режиссером?

– Поначалу было очень трудно. Мешало многое. Во-первых, у всех нас свои характеры, во-вторых, мы хорошо знаем друг друга, но при этом хотим быть самостоятельными. Попервоначалу я не понимал, чего она от меня требует. Я нервничал, сопротивлялся, спорил, хотя главное слово всегда оставалось за ней. Кстати, вы видели в роли Лопахина Рената Кадырова, а сейчас в очередь с ним играет мой Степан. Так вот ему со мной и мне с ним тоже во время репетиций было трудно, потому что он очень самостоятельный человек и на все у него есть свое понимание.

– Но до открытых конфликтов на труппе у вас не доходит?

– Нет, нет. Конфликты, конечно, бывают, но они рабочего порядка, без этого на репетициях никак нельзя.

– Вы не пошли после окончания училища в Малый театр потому, что директором был ваш папа Виктор Коршунов или Новый театр показался перспективнее? К тому же никто не подумал вас в чем-то упрекнуть.

– Новый театр был создан на базе нашего курса, выпущенного в 1975 году, и худруком его стал Виктор Манюков. Тогда все мы были заражены идеей создания своего коллектива, и у меня не было никаких сомнений, что мое место именно там, хотя некоторых, в том числе и меня, приглашал к себе Олег Ефремов во МХАТ. Нас было 18 человек, а потом я сыграл у мамы «Маленького принца», к руководству театром пришел Виталий Ланской, и все пошло наперекосяк. Появилась потребность все изменить. Когда в 1984 году я пришел в Малый театр, то отец еще не был директором, он стал им только в 1985 году. Наверное, если бы тогда он был директором, то я бы в Малый не пошел. В труппу меня принимал Михаил Царев.

– Но ведь Малый театр – сложный организм, недаром его прозвали императорским. Там что ни актер – то легенда русской сцены. Боязно было входить в привилегированный коллектив?

– Как ни странно, меня приняли очень хорошо. Ко мне сразу проникся симпатией Игорь Ильинский, и ввел на роль Курчаева в спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Хотя моменты бывали разные, иногда хотелось уйти и все бросить.

– И, наверное, каждый раз вас удерживал от спонтанных решений отец? Ведь когда он играл, в зале никогда не было свободных мест. Вам хотелось подражать ему или вы понимали, что это невозможно?

– Конечно, слава великих родителей всегда давит на их детей. Неминуемо возникает ответственность, которая заставляет подтягиваться… А с другой стороны, есть на кого равняться, к чему тянуться. И это великий стимул. Так свою дочь Клавдию я прекрасно понял и не осудил, когда она выбрала «Современник», позвавший ее, а не Малый театр. Ведь там никто не упрекнет, что она получает главные роли из-за папы и деда… Конечно, мои маленькие дети всегда страдали от того, что я был сильно занят. Как я, в свою очередь, страдал от чрезмерной занятости своего отца и мамы, и когда у меня начались какие-то недоразумения в школе, то бабушка – прима МХАТа Клавдия Еланская строго сказала маме: «Ничего нет важнее в жизни, чем судьба твоего ребенка». Сейчас то же самое я говорю своему сыну, у которого растет маленькая дочурка.

– Когда ваш папа был директором театра, то вместе с художественным руководителем Юрием Соломиным они представляли крепкий тандем и всегда шли единым «фронтом». Будучи актерами, они прекрасно понимали, каким должен быть театр, и первостепенное внимание уделяли его художественной стороне. С приходом нового директора, как мне кажется, атмосфера стала другой. Или я ошибаюсь?

– Конечно, многое изменилось. Само время изменилось, требования к театру изменились.

– Вот и я о том же. К театру, в том числе и к Малому, стали относиться как к обычному культурному учреждению по обслуживанию зрителей. Забывая великую заповедь Гоголя: «Театр, это кафедра, с которой можно миру много сказать добра». Сейчас чиновников от культуры больше волнует не художественная сторона театра, а план, количество зрителей.

– Оценивать по-настоящему искусство гораздо сложнее, чем заниматься арифметикой. Возьмите те же фильмы Сокурова, поначалу на его фильмах не набиралось и половины зала. А ведь это великие картины, требующие от публики работы ума и сердца. Думаю, если и дальше продолжится дебилизация публики за счет мыльных сериалов и разной попсы, то очень скоро классика не будет нужна. При том, что в школах литература уже не считается главным предметом.

– Как могло такое случиться, что почти двадцать лет вы не снимались, и вдруг теперь на вас обрушились киношники?

– В 80-е годы я снялся в нескольких фильмах, но потом мои кинороманы как-то не складывались: то сценарий был слабый, то роль слишком узкая. Не хотелось «плевать в вечность». И только где-то в 2003 году возникли стоящие кинопроекты.

– А как проходили съемки «Брестской крепости», где вы сыграли одну из главных трагических ролей?

– Саша Котт очень хороший режиссер и отличный человек, что для меня всегда важно. Я ему благодарен за доверие и за то, что позволял импровизировать, поскольку тема войны для меня особая, как, впрочем, для всей нашей семьи.

– Еще вы прекрасно сыграли в телесериале «Спасите наши души», где речь идет о зэках на Крайнем Севере во время войны.

– Эту картину снимал Кирилл Белевич, который когда-то учился у моего отца на актерском факультете. Он весьма одержимый человек и, несмотря на сжатые сроки, добивался предельной достоверности и старался быть убедительным во всех деталях. Я также у него работал в сериале о буднях МЧС.

– Почему тема войны так важна для вас?

– Для отца это тоже особая тема. По всей нашей семье война прокатилась катком. Всю войну прошел мой дед, папин папа и, слава богу, вернулся живой. У бабушки старший брат погиб под Москвой в 41-м году. Валентин был очень красивым человеком, и его фотография постоянно стоит у нас на полке. После его гибели приезжал комиссар и рассказывал, как это произошло. Валентин Еланский был начальником штаба, и когда командир полка отказался вести солдат на неминуемую гибель, то был тут же расстрелян, и мой дядя повел за собой солдат, и все они полегли. Другой младший брат бабушки Клавдии был в ополчении, попал(???) в плен, бежал оттуда и тут же попал(???) в наш лагерь. В детстве он повредил себе глаз и вместо живого у него стоял протез, так что в армию его не призывали. А бабушка – Клавдия Николаевна застыдила его и заставила идти в ополчение. После она страшно корила себя за то, что фактически послала брата на голгофу. Им с дедом (режиссер МХАТа Илья Судаков. – Ред.) пришлось много ходить по высоким кабинетам, чтобы ему скостили лагерный срок, и в конце концов это произошло.

– Он что-то рассказывал о ГУЛАГе?

– Никто об этом после войны не рассказывал. С одной стороны, было слишком больно и обидно, а с другой – боялись, не доверяли. Так, отец рассказал мне, что мой дед Иван Алексеевич тоже сидел на Соловках, но это было до войны, и когда однажды они разговорились, и другой(???) дед Василий (???)спросил: «Ну что, страшно было на войне, то он ответил: «Конечно, страшно, но не страшнее, чем на Соловках». А папа, будучи мальчишкой, сбрасывал зажигалки с московских крыш и в эвакуацию не уехал, в отличие от моей мамы, которая со своими родителями – актерами МХАТа побыла и в Саратове, и в Челябинске.

– Как Виктор Иванович сейчас чувствует себя?

– Ничего. Ничего. И в театр заходит, и курсом руководит. Остался очень доволен прошедшим экзаменом по актерскому мастерству.

– Несомненно, вашим родителям и моим тоже многое пришлось пережить во время войны, что забыть никак нельзя. Но почему сейчас, в мирное время, по стране прокатилась волна детских суицидов, и среди молодежи так популярна игра со смертью? Взять хотя бы Треплева, которого вы играли в чеховской «Чайке», ведь он тоже застрелился. Почему?

– Его смерь можно трактовать по-разному, и мы об этом говорили с нашими студентами. Я считаю, что образ Чайки, это мечта, то есть те крылья, идеальное, высокое, к чему стремился каждый человек в молодости. Но потом в силу разных обстоятельств, ударов судьбы он ломается. Треплев настолько бескомпромиссен, настолько требователен к себе и раним, что в какой-то момент не захотел принять жизнь в ее подмене. У Николая Рубцова есть такие стихи:

Мы сваливать не в праве вину свою на жизнь.
Кто едет – тот и правит, поехал – так держись!

– Скажите, почему у всех русских поэтов такая трагическая судьба. Тот же Борис Пастернак писал: «Я заставил весь мир плакать над красотой моей земли». Почему именно жертвенность является составляющей менталитета русского народа? Ведь вся великая русская литература построена на страдании, на преодолении этого страдания.

– В нашей природе есть такая странная, непонятная Западу болезнь. Не случайно мало кому известный, но замечательный поэт Прасолов когда-то писал: «Смерть живая не ужас, ужас – мертвая жизнь». Тут очень важен вопрос веры. Поэтому герой «Чайки» не Треплев, который не верит, а Нина, поскольку несет свой крест и верует. Несмотря на то, что все ее существо изломано и изранено, она все равно поднимается вверх. Если мы заговорили о жертвенности, то мне гораздо ближе поступок друга Экзюпери (???) Иомэ (???), потерпевшего аварию в пустыне и выбиравшегося оттуда мучительно долго. Так вот его спасала и грела одна мысль: что будет с моими близкими, когда они узнают о моей гибели… Для Экзюпери тоже был намного важнее этот поступок друга, чем самоубийство юноши от несчастной любви. Человека держат на этой земле вера и любовь. И для нас – русских – это особенно важно. Нам надо обязательно знать, ради чего мы живем и страдаем. И если мы верим, то преодолеваем все трудности. Именно вопрос веры страшно важен сегодня. Одним благополучием, карьерой, успехом мы не обойдемся. Очень скоро затоскуем, и нам понадобится национальная идея. Но только не декларированная, а выстраданная. Так как любую правду надо выстрадать. Ведь в нашем искусстве, литературе всегда все шло от совести, от нравственного начала. И когда она звучит сейчас, то бьет наотмашь. К примеру, тот же Чехов говорил: «Я верю в отдельных честных и порядочных людей». И у меня тоже такое ощущение: я верю в честных и порядочных людей.


Любовь ЛЕБЕДИНА, «Трибуна» 20.02.2013

Ольга Романцова, «Театральная афиша», февраль 2014 года

АЛЕКСАНДР КОРШУНОВ: «ХОРОШО, ЕСЛИ ЕСТЬ ДОМ, ГДЕ ЛЮБЯТ И ЖДУТ»

Ольга Романцова, «Театральная афиша», февраль 2014 года

Александр Викторович Коршунов — актер, режиссер и представитель замечательной актерской династии. Герои, которых играет Коршунов в театре и кино, — люди, тонко чувствующие боль других, всегда готовые бороться с несправедливостью и при этом внутренне ранимые, не вписываются в рамки привычных жанров и амплуа. Посмотрев хотя бы один спектакль, поставленный Александром Викторовичем, понимаешь, как обостренно он ощущает ритмы и проблемы нашего времени. Обычно актеры, начиная активно ставить спектакли, уходят из своей первой профессии, но Коршунов этого не сделал.
Ведь он отдал театру большую часть жизни и относится к своему делу очень ответственно. Уже больше 20 лет Александр Викторович играет и ставит спектакли и Малом театре, и в театре «Сфера». В Малом Коршунова называют перфекционистом, не жалеющим времени и сил для достижения совершенного результата. В «Сфере», где он, продолжая дело своей матери Екатерины Еланской, в нынешнем сезоне взял на себя обязанности художественного руководителя, считают главной надеждой и опорой.

— Четыре поколения вашей семьи занимаются театром. Уже сложилась настоящая творческая династия. Кто был ее основателем?

— Бабушка и дедушка, Клавдия Николаевна Еланская и Илья Яковлевич Судаков. Отец Ильи Яковлевича, церковный дьячок, отправил сына учиться в семинарию в Пензу Но дедушка увлекся революционной деятельностью и театром — возглавлял подпольную революционную ячейку и ставил спектакли. Например, поставил в семинарском кружке пьесу Островского «Бедность не порок», которую я спустя 100 лет поставил в Малом театре. В 1910 году деда схватили, осудили и сослали на каторгу. Чтобы ему скостили срок, его отец написал прошение и поехал из деревни Ростовка Пензенской области, где жил и служил в церкви, в Петербург, в Царское Село. Он дождался выхода царя Николая II и встал на колени на дорожку сада, держа прошение в вытянутых руках... В результате деда освободили на два или три года раньше. Он решил тогда, что будет заниматься только театром. Окончил школу Станиславского при Художественном театре, играл в Первой студии МХТ и набирал студентов во Вторую. Когда Клавдия Николаевна Еланская туда поступала, он сидел в приемной комиссии.

— Есть легенда, что Судаков тогда сказал: «Еланская — очень талантливая девушка, жаль только, что так некрасива!»

— Да, это было так. На самом же деле она была красавица. Вскоре он влюбился в нее без памяти и на всю жизнь. Клавдия Николаевна была героической личностью — например, в старших классах гимназии хотела бежать на фронт. Потом решила стать врачом. Училась на московских Высших женских курсах, работала в госпитале. Театр был ее потаенной мечтой, но когда Клавдия Николаевна объявила, что будет поступать во Вторую студию МХТ, отец, конторский служащий на железной дороге, ее проклял и выгнал из дома.
Клавдия Николаевна и Илья Яковлевич — два совершенно удивительных, мощных и красивых человека. Я называл их не бабушка и дедушка, а Клавдюша и Илюша. Дед — фигура грандиозная, во многом трагическая и недооцененная. Мария Осиповна Кнебель в книге «Вся жизнь» в главе, посвященной Судакову, писала, что ряд его выдающихся постановок, «Дни Турбиных» например, позже были как-то незаметно приписаны Станиславскому.

— Интересно, почему в 1937 году Судакова назначили главным режиссером Малого театра, во всем разительно отличавшегося от МХАТ?

— В 1920-е годы во МХАТ возникла «молодежная шестерка», куда входили мой дед Судаков, Марков, Прудкин, Баталов, Хмелев... Наверное, независимость и мощный темперамент этих молодых талантливых людей пугали стариков, и Немирович-Данченко, будучи великим политиком, попытался эту шестерку нейтрализовать. Судакова он с почетом направил руководить Малым театром. Когда я пришел в Малый, мне много рассказывали о спектаклях Судакова «Отелло», «Варвары», «Уриэль Акоста». Работу деда в Малом театре оборвала разгромная статья в «Правде» о его спектакле «Иван Грозный». После нее можно было только подать заявление об уходе. И тогда Хмелев снова позвал его во МХАТ актером. Судаков играл во МХАТ, параллельно возглавлял Центральный театр транспорта (сейчас Гоголь-центр. — Ред.), потом Театр имени Янко Купалы в Белоруссии. Он работал на износ.

— Он рассказывал вам что-нибудь о Станиславском?

- Авторитет Станиславского и Немировича-Данченко всегда был в нашей семье непререкаем. Мама и ее сестра, Ирина Судакова, в детстве часто бывали в Художественном театре. Они выросли в театральной семье, жили в этой атмосфере и никогда не думали о других профессиях, кроме актерской и режиссерской. Дед написал книгу «Моя жизнь в труде и борьбе», которая так и не была издана. Прочитав ее первый вариант, Клавдия Николаевна сказала: «Ты не должен ее никому показывать». Дед ответил, что написал правду (мне этот разговор пересказал папа). На что бабушка сказала: «Твоя правда никому не нужна». И дед уничтожил первый вариант книги. Остался только второй, уже переработанный. Сейчас он хранится у нас дома.

— Семья вашего отца, Виктора Ивановича Коршунова, тоже была связана с театром?

— Нет, папина семья была совсем не театральной. Дедушка Ваня и бабушка Катя выросли в деревне и приехали в Москву Дед рассказывал, как служил мальчиком в магазине, затем стал приказчиком. В советское время он работал продавцом в гастрономе на Тверской, напротив Центрального телеграфа. Всю Великую Отечественную войну дед прошел солдатом, а до этого побывал и на Соловках. За что его репрессировали, никто толком не знает. Это случилось перед войной, папа тогда был мальчиком. Как-то деда Ваня рассказывал о войне своему брату, дяде Васе, а папа был рядом. «В общем, страшно было, Вася», — заключил дед. «Ну не страшнее, чем на Соловках?» — спросил его брат. Но тут дед увидел, что папа их слушает, и заговорил о другом.

— Слушая ваш рассказ о деде-фронтовике, я вспоминала майора Гаврилова, сыгранного вами в фильме «Брестская крепость». Способны ли люди, живущие в наше время, на такие подвиги?

— По-моему, в нашей стране всегда есть люди, способные на подвиг: русские люди все вынесут. Фильм снимали в Брестской крепости, практически там, где шла ее оборона. Но те люди все же были особенные, и, приезжая со съемок, я говорил папе: «Вот тебе надо было бы Гаврилова играть!»

— Как ваш отец стал артистом Малого театра? Где он познакомился с вашей мамой, Екатериной Ильиничной Еланской?

— Папа занимался в театральном кружке, поступил в Школу-студию МХАТ. Они с мамой учились на одном курсе. Все думали, что их как талантливых студентов возьмут во МХАТ, но взяли совсем других выпускников. Маму тогда пригласили в Малый театр, а год спустя туда пришел и отец. Мама много играла, режиссеры ее любили, хотя она часто с ними спорила: у нее всегда было свое собственное видение роли и спектакля.

— Вы выросли в доме актеров МХАТ, что в Глинищевском переулке, и наверняка с детства бывали в театре и за кулисами.

— Да, мы жили все вместе — родители, я, дедушка и бабушка и наша замечательная Марфуша (Марфа Ивановна — домработница и няня), которая прожила у нас больше 30 лет и растила меня. Близкие подруги бабушки, актрисы Ольга Андровская и Анастасия Зуева, приходили к нам домой, пили чай, разговаривали. И я, маленький, вертелся рядом. Бывали друзья папы и мамы, и все разговоры были всегда только о театре. Но не могу сказать, что я рос за кулисами. Первый в жизни спектакль, «Два клена» в ТЮЗе, посмотрел в первом классе, когда нас повели в театр.
Я ни разу не видел маму на сцене. Никто не готовил меня в артисты и не настаивал, чтобы я продолжил династию. В старших классах я увлекся рисованием и в последний школьный год не мог решить, быть актером или художником. Мама отвела меня к художнику Николаю Пименову. Посмотрев мои работы, он отметил только один из этюдов, но посоветовал позаниматься со своим другом, художником Рубинштейном, и я к нему несколько месяцев ходил. Когда я решил, что буду поступать в театральный, Рубинштейн посоветовал мне не бросать живопись. Время от времени — в отпуске, на даче или на гастролях — я кое-что рисую, правда теперь очень редко.

- Ваш сын, Степан Коршунов, тоже хорошо рисует.

— Да, мы даже отдавали его в художественную школу. Но он год проходил туда из-под палки, а вот в театральный класс школы пошел поступать сам. Прошел конкурс без всяких хлопот с нашей стороны, потом окончил Щепкинское училище, сейчас работает актером в Малом театре и снимает кино как режиссер. А дочь Клава сначала говорила, что будет психологом, журналистом, а потом тоже увлеклась нашим делом. Сейчас она актриса театра «Современник» и часто снимается в кино.

— Вы уделяли много времени детям, когда они были маленькими?

— Меньше, чем хотелось бы. В театральных семьях это, наверное, неизбежно. Бывало, что и я редко видел маму и папу: они выпускали премьеры, ездили на гастроли, съемки. В фильме, снятом к юбилею мамы, она вспоминает, как я, маленький, рассказывал, что мама делает дома — думает, разговаривает сама с собой, стоит у батареи. Чтобы она обратила на меня внимание, надо подойти к ней, взять за руку, посмотреть ей в глаза и сказать: «Мама, мама!»

— На ваш взгляд, творческому человеку нужны семья, дети?

— Люди бывают разные, но для меня это очень важно. Семья — это тыл. Хорошо, если у человека есть дом, где его любят и ждут, когда существует связь между поколениями, семейные традиции, которые передаются от родителей к детям, от дедов к внукам. Я помню, Клавдия Николаевна не раз говорила маме: «Нет у тебя дела в жизни важнее твоего сына! Все остальное к этому прилагается!» Моя жена Оля уделяет детям гораздо больше времени, чем я. И со Степиной дочкой, Катюшей, она видится гораздо чаще. Внучке уже семь лет, она ходит во второй класс, учится танцевать, недавно стала заниматься музыкой.

— Думаете, она будет артисткой?

— Ее прадедушка, Виктор Иванович Коршунов, на этот вопрос отвечает: «Задатки есть, обаяние есть, темперамент есть, вполне возможно». Когда снимали фильм к 110-летию со дня рождения Клавдии Николаевны Еланской, я принес на съемки фотографию Катюши: она совсем маленькая, но у нее такие же сияющие, распахнутые, лучистые глаза, как у Клавдии Николаевны.

- Вы бы могли, как Клавдия Николаевна, играть во МХАТ: ваша однокурсница по Школе-студии рассказывала в интервью, что Олег Ефремов приглашал в 1975 году во МХАТ часть студентов вашего курса, в том числе и вас, но вы пошли в Новый драматический театр.

— Создавался новый театр, и нас окрыляло то, что мы станем его труппой. Я довольно много играл в Новом драматическом театре, но первая же моя работа с Екатериной Ильиничной — спектакль «Маленький принц» в «Сфере», где я сыграл Летчика, — вызвала у меня потребность поменять жизнь. Мы выпустили «Маленького принца» в декабре 1982 года, и я ушел из Нового театра практически в никуда. Разговаривал с Ефремовым, он обещал подумать, но просил подождать. Я почти год ждал, периодически ему звонил. А потом не выдержал и встретился с Михаилом Царевым (в то время руководитель Малого театра. — Ред.), он пригласил меня, и я пошел в Малый театр.

— Вы и сейчас играете в «Маленьком принце». Что за эти годы изменилось в вашей трактовке роли?

— И моя роль, и спектакль с годами, наверное, сильно изменились. В нашем спектакле нет Маленького принца. Летчик рассказывает о нем и от его лица. В 1980-х я в такие моменты как бы становился им, Маленьким принцем. Сейчас я думаю, что Маленький принц — это ребенок, который живет в каждом из нас, способный искренне любить, верить и отвечать за тех, кого приручил. Он появляется, когда Летчик переживает душевный кризис. Встретившись с Маленьким принцем, мой герой возвращается к самому себе.

— С 1980-х годов вы работаете и в «Сфере», и в Малом театре. В чем разница между ними? Что вам дает работа в каждом?

— Я бы не стал их сравнивать. Просто бывает театр живой и неживой. Это театры живые, и для меня они дополняют друг друга, хотя специфика существования актера на портальной сцене и в сферическом пространстве, безусловно, есть. Играя в «Сфере», я поначалу привыкал к тому, что зрители окружают меня со всех сторон, они совсем рядом и видят мои глаза. У большой сцены другие выразительные средства. Мне было интересно репетировать с мамой, я благодарен ей за уроки настоящего, живого театра и поэтической жизненной правды.

— Вы играли с великими актрисами Малого театра — Еленой Гоголевой, Татьяной Панковой. Чем они вам запомнились?

— У всех стариков Малого театра при всем их мастерстве и самобытности была изумительная детская природа восприятия. Я больше никогда не встречал такого героического служения театру и самоотверженности. Помню, возобновляли спектакль «Холопы». Начало июля, почти 30-градусная жара. Елена Николаевна Гоголева и Татьяна Петровна Панкова в тяжелых костюмах и в гриме, несмотря на эту жару и возраст, репетировали с полной отдачей. А как относилась к работе Панкова! Как-то мы на гастролях играли спектакль «Волки и овцы» (она — Анфусу Тихоновну, я — Аполлона). У Татьяны Петровны поднялось давление, и после первого акта пришлось вызвать скорую. Захожу в антракте к ней в гримерку, предлагаю в нашей сцене не бегать, поменять мизансцену. Татьяна Петровна на мои уговоры отвечает: «Все будем делать как всегда!» Как она, репетируя новую роль, переживала, что у нее ничего не получится! Борис Александрович Львов-Анохин вспоминал: «Встречаю Татьяну Петровну на Тверской, она идет в театр. Здороваюсь, спрашиваю как дела, а она отвечает трагически и мрачно: «Проваливаю роль!».

— Как у вас возникло желание заниматься режиссурой? Может быть, оно появилось от несыгранных ролей?

— Не думаю. И с режиссерами, как мама, я не спорил, хотя порой понимал, что и спектакль, и трактовка ролей могут быть другими. Просто постепенно сформировалось желание что-то поставить самому. Репетируя свой первый спектакль «Чудаки», я думал: «Только бы довести эту работу до показа! Никогда не буду заниматься режиссурой!» Бывало и такое. Но выпустишь спектакль, начинают бродить какие-то мысли, актеры, с которыми ты поработал, спрашивают, не собираешься ли ты ставить что-то еще — и появляется энергия для следующей пробы.

— Сейчас режиссеры, как правило, осовременивают пьесы Островского: его сюжеты предельно актуальны. Ваш спектакль «Бедность не порок» в Малом театре — одно из редких исключений: он радостный, наполнен атмосферой Святок, песнями, танцами.

— Во время репетиций эмоциональным зерном нашей работы была «страстная потребность душевного праздника». Хотелось, чтобы стало понятно: у нас в России есть все для того, чтобы жизнь наладилась. Нужно только опереться на то, что вечно, прекрасно и всем нам дает силы жить, любить и двигаться дальше. Стихия Святок в моем спектакле — от Островского. Святки — это время, когда все ждут чудес, куролесят, шутят и хулиганят. Мне кажется, пьеса будет современной, только если она попадает в систему координат автора — не важно, одет исполнитель в джинсы или в исторический костюм.

— Попытка осознать, что такое вечные ценности и истинная вера, — ключевая тема сериала «Раскол», где вы играете старообрядца Ивана Неронова.

— Мне хотелось, насколько я могу, сыграть человека, который искренне верует. Неронов был одним из лидеров движения за чистоту и истинность веры, начавшегося в XVII веке. Оно захватывало страну, набирало силу. Чтобы ввести это движение в какие-то рамки, царю Алексею Михайловичу понадобились реформы патриарха Никона. Мне кажется, что в «Расколе» возникает некая аналогия с нашим временем: старая вера порушена, новая — не обретена.

— В новой версии восстановленного вами спектакля Екатерины Еланской «Нездешний вечер» звучат слова Цветаевой об эмиграции: «Из времени, когда мои стихи... были нужны как хлеб, я попала во время, когда они нужны как десерт — если десерт кому-нибудь нужен». Нужны ли сейчас стихи?

— Идея этого вечера, его интонации и неповторимое звучание, созданные Екатериной Ильиничной, сейчас стали еще современнее. Строки, написанные Цветаевой в эмиграции, вызывают у меня ассоциации с нашим временем. Мне кажется, что сейчас оно непоэтическое. Мы как будто попали в то время, когда стихи никому не нужны. И наш спектакль — попытка создать и подарить людям атмосферу нездешнего вечера, чтобы они услышали поэзию и почувствовали, что стихи нам тоже нужны как хлеб, что они ищут ответы на главные жизненные вопросы, лечат, дают силы жить.

— Ваш новый спектакль — постановка «Трех толстяков» Олеши в театре «Сфера» — называется «Балаганчик дядюшки Бризака». Почему вы изменили название?

— Это название придумала Екатерина Ильинична. Когда мы искали материал для новой постановки для детей и взрослых, я вспомнил о спектакле «Три толстяка» во МХАТ, в котором играл студентом, и предложил поставить это произведение. Маму очень увлекла моя идея, она нашла инсценировку «Трех толстяков», написанную Олешей для МХАТ в 1930-е годы, вскоре после выхода романа. Название спектакля не случайно: основная стихия инсценировки — актерская стихия балаганчика.

Для меня главная тема этой работы — взаимоотношения наследника Тутти и его сестры Суок. Их разлучили: ее выкупили бродячие артисты, его похитили и воспитывают Три Толстяка. У Тутти нет друзей, только кукла. Он уверен, что у него железное сердце, и он должен не просить, а повелевать. Суок будит в нем живое сердце, искреннюю потребность в любви. Тираны ведь могут править только в том случае, если живые сердца или дремлют, или очерствели. Театр должен их пробудить, зажечь.

11 февраля народному артисту России Александру Викторовичу Коршунову исполняется 60 лет! Сердечно поздравляем Александра Викторовича с юбилеем и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и новых актерских и режиссерских работ на подмостках Малого театра!