Людмила Титова - актриса широкого диапазона. Она умеет быть одинаково точной и в комедии, и в трагическом репертуаре. Ей подвластен тонкий, болезненный мир пьес Теннесси Уильямса и высокая комедия Мольера, интеллигентный театр Чехова и полнокровный театр Островского.
Алла Шевелева, "Театральная афиша столицы", ноябрь 2019 года
Людмила Титова - актриса широкого диапазона. Она умеет быть одинаково точной и в комедии, и в трагическом репертуаре. Ей подвластен тонкий, болезненный мир пьес Теннесси Уильямса и высокая комедия Мольера, интеллигентный театр Чехова и полнокровный театр Островского. Людмила Титова умеет заставить зрителя сопереживать самым малосимпатичным персонажам классического репертуара от Вассы Железновой до Клары Цеханассьян, она умеет быть на сцене наивной, ранимой и гомерически смешной. Интеллигентная, умная, стильная Людмила Титова более 30 лет преданно служит Дому Островского, пройдя за эти годы путь от подающей надежды молодой героини до ведущей актрисы Малого театра.
- Вы служите в Малом театре всю свою жизнь. Ваш театр один из немногих чтит традиции. Вы застали великих актёров старшего поколения. Какие уроки профессии они вам преподнесли?
- Может быт, самое ценное, что никто из них никогда никого специально не учил, лекций не читал. Учили своим примером, отношением к профессии, отношением к молодежи. Помню, спросила Татьяну Петровну Панкову перед выходом на сцену: «Татьяна Петровна, вы волнуетесь?» Она ответила: «60 лет уже волнуюсь». И я успокоилась, поняла, что волнение – нормальное состояние артиста перед выходом на сцену. Фаина Раневская говорила: «Из театра уходит трепет». Я очень хорошо это понимаю, чувствую – много производства и мало творчества. Когда меня взяли в театр, я выходила в массовке «Ревизора» и больше у меня ролей не было. Помню, как волновалась перед входом в театр. Испытывала восторг вместе со страхом. Распределилась я удачнее, чем поступала. Было несколько предложений в разные театры. Это приятно. Но счастьем стало приглашение в Малый театр. Во-первых, потому что здесь работал мой мастер - Юрий Мефодьевич Соломин. Он никогда не бросает своих учеников, подскажет, направит, поможет. Рядом с ним всегда чувствую себя ученицей.
Я много общалась со «стариками» и «старухами» Малого театра. У них трепет не пропал даже через 50 лет службы в театре. Восхищаюсь удивительной преданностью Малому, искренности их отношения к театру. Они никогда не считали унизительным для себя восхищаться мастерством своих коллег. Анатолий Михайлович Торопов, ушедший в этом году, рассказывал, как они «бежали с Пашкой Лускепаевым за Александром Остужевым после спектакля, и Пашка упал перед Остужевым на колени от избытка чувств и невозможности выразить их по-другому».
- Вы принадлежите к тому типу актрис, у которых нет определенного амплуа. Испытывали ли вы трудности по этому поводу?
- Я поступала в театральное училище три раза, и веру в себя обретала постепенно. Четыре года в училище – это время познания себя, это исследование своей психофизики. Нужно понять, как ее можно использовать в профессии. Меняется представление о самой себе, о своих возможностях, способах выражения. И этот процесс занимает всю жизнь. «Актер растет на ролях», – говорят в театре. У меня, слава Богу, есть такая возможность.
[GALLERY:507]
- Вы могли бы назвать роль, после которой ваша судьба в Малом театре в корне переменилась?
- Когда я пришла в театр, были вводы в уже идущие спектакли. Первая роль была – горничная Акулина в спектакле «Дети Ванюшина», с Михаилом Царевым в главной роли. Моя роль состояла из трех слов: «Мамаша велела. Заметили». Но как часто бывает, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Мы объездили с этим спектаклем много стран и даже собирались в Америку.
Потом в театр пришёл Борис Морозов и началась работа над новыми интересными спектаклями: «Леший», «Пир победителей», «Убийство Гонзаго».
Американский режиссер Теодор Манн поставил спектакль «Ночь игуаны». Роль Ханны стала для меня проверкой собственных возможностей. Работа была сложной. Выпускали спектакль за месяц. Моя героиня была странная, с непонятной для себя любовью, с непривычным для всех видением мира и с больным дедом на руках. У режиссера не было времени заниматься ролями и погружаться в их психологию. Пришлось самой пытаться открывать для себя сложный мир Теннесси Уильямса. Со временем я поняла, как много дала мне эта работа. Моими партнерами были Евгений Самойлов и Виталий Соломин.
- Вам довелось сыграть много спектаклей, выходящих за рамки привычного представления о классическом театре. Например, вы играли в спектаклях Виталия Соломина «Свадьбе Кречинского» и «Иванов». Как в театре воспринимали эти работы?
- Если ты попадал в команду Виталия – значит, ты избранный. Все хотели с ним поработать. Хотя это было непросто. Он был перфекционист. Его не устраивало «нормально», все должно было быть идеально. «Свадьбу Кречинского» репетировали долго. Он изнурял себя и всех остальных: вокал, танцы… Это был один из первых мюзиклов в Москве. И все получилось. Мы играли пять спектаклей в месяц с неизменным успехом. После премьеры Виталий сказал, что хочет ставить чеховского «Иванова». «Ты – Сарра, я – Иванов», – предложил он. Я буду помнить это всегда. Это был миг счастья. Виталий искал новые формы, соединяя их с точным психологическим существованием. Восхищала его чистота отношения к работе, к профессии – никаких компромиссов. Как бы это не потерять, сохранить в театре?!
- Помимо человеческой потери, для вас смерть Соломина стала непростым периодом в профессии?
- Да. После ухода Виталия у меня остался всего один спектакль – «Волки и овцы», в два состава, один раз в два месяца. Прошло несколько лет, прежде чем у меня появилась новая работа в спектакле «Последняя жертва».
- Вы умеете прощаться с ролями – это ведь тоже искусство?
- Есть роли, с которыми было очень тяжело прощаться в силу их незавершенности. Например, я не успела доделать свою Сарру в «Иванове». Мало поиграли – обидно. Дело в том, что за короткий промежуток времени ты успеваешь выполнить только задачи режиссера, а обрести в роли объем, воздух, свободу – на это нужно времени побольше.
Я много лет играю Глафиру в спектакле «Волки и овцы», и, казалось, я все знаю об этой роли. Но появляются новые краски вместе с абсолютнейшей свободой – это большое удовольствие и радость от каждого спектакля.
- Переход к комическим ролям был для вас в радость, или вы чувствовали, что не готовы к таким ролям?
- Они появлялись вовремя. Исчез страх сделать что-то неправильно, появилась смелость, уверенность в том, что сможешь это сделать – и мне это нравится. Ты получаешь роль, начинаешь делать ее и постепенно доходишь до гротеска. Ты сама себе даешь право на это. В ролях героических, трагических всегда можно найти характерность – и это интересно.
- Когда вышла ваша «Последняя жертва», было очевидно, что ваш дуэт с Василем Бочкаревым – событие для театральной Москвы. Как складывался этот спектакль?
- Для меня это была очень важная и долгожданная работа. Мне нравилась пьеса, я понимала свою героиню и чувствовала, что могу её сыграть. Прибыткова репетировал Виктор Иванович Коршунов. Почему-то я боялась, что что-то случится и премьера не состоится. За несколько дней Виктор Иванович заболел и премьеру отложили. На роль пригласили Василия Ивановича Бочкарева. Так как ввести его в готовый рисунок невозможно – он сам кого хочешь введёт! – все сцены в спектакле зазвучали по-другому. Выпустили спектакль. А Виктор Иванович говорил мне: «Мы ещё с тобой сыграем». Ждали, что он выздоровеет, но не случилось.
- Сегодня вы очень востребованная актриса, но период некого затишья в вашей судьбе тоже был. Что вы делали в это время?
- Я ничего специально не делала. Читала книги. Дочка была маленькой, нужно было много времени отдавать урокам, музыке. Снималась, много работала на радио. Почему-то всегда верила, что это ненадолго. Паники не было, но было обидно, что наконец-то знаю, как нужно играть, а ролей нет.
Выпустили с Андреем Харитоновым «Двое на качелях». Но Андрей ушел из театра, и роль, так любимая мною, тоже ушла.
- За что вы любили её?
- Это роль-мечта. В ней было всё: юмор, драма, судьба. Малая сцена давала возможность просто и легко общаться с партнером и добиваться такой степени искренности, о которой можно только мечтать. Наверное, можно было играть с другим артистом, но тогда мне это казалось предательством по отношению к Андрею. Это была ошибка.
- В спектакле «Дети солнца» - знаковом для Малого театра, вы сыграли сложнейшую роль Лизы. Как вы для себя решали эту героиню?
- Когда читаешь пьесу, кажется, что про героиню всё понятно – больная, истеричка. У Шапиро был свой взгляд на Лизу. Он говорил: «Она не сумасшедшая, просто она знает больше, чем другие, она чувствует, что будет». И оказывается права. Я не знаю другого режиссёра, который бы так разбирал материал. Работа над спектаклем была чистым творчеством. Я бы даже сказала, что все испытали муки творчества. Было непросто. Но атмосфера была, мне кажется, такая, о которой говорил Михаил Чехов, – и без нее спектакль бы не состоялся: как на сцене, так и за кулисами, на репетициях.
- Вами сыграна целая галерея безумных героинь. Та же Клара из «Визита старой дамы». Если у вас механизм, позволяющий не впускать внутрь себя персонажа?
- Нет, он внутри тебя, пока ты его призываешь, пока она тебе нужен. Когда ты репетируешь, думаешь о нем, объясняешь себе его поступки... Потом снимаешь костюм, разгримировываешься и идешь домой.
- У актрис всегда дефицит хороших ролей, актерам в этом смысле больше повезло. Но есть в русском репертуаре роль, которая может соперничать с шекспировскими ролями – это Васса Железнова. Ваша Васса не похожа на других. В ней очень много человечного, её оправдываешь. Как создавалась эта роль?
- Я никогда о ней не мечтала. Это был подарок руководства. Они решили, что Вассу должна сыграть я. Режиссёр выбрал первый вариант пьесы Горького. Он дает больше свободы, можно что-то допридумывать, поимпровизировать на авторские темы. Я не старалась Вассу оправдывать. Она – плохой человек. Но объяснить её поступки для себя я могу. Я ее понимаю. Она знала, что она делает – оправдывала себя тем, что другого выхода нет. Спектакль про несчастных людей. Ничего хорошего в их жизни нет. Васса работала всю жизнь. Муж бил ее смертным боем. Мы решили с режиссером, что Васса не должна жить после всего того, что произошло. Она раскаялась, но прощения не получала.
В этом спектакле весь состав был очень молодой. Я почувствовала себя возрастной актрисой. Молодые актеры прислушивались к советам, старались выполнять. Наверное, доверяли. С возрастом хочется, чтобы не только ты хорошо играл, но и у партнеров все получалось. Это важнее. Приятно работать в хорошем спектакле.
- Глядя на вас трудно поверить, что в феврале вы отметите юбилей. Вы готовитесь к ролям другого плана?
- У меня они уже есть. Я постепенно приучаю себя к мысли, что я возрастная актриса. Нужно трезво к себе относиться, чтобы не выглядеть смешно. К тому же, у меня есть уже роли, подходящие моему возрасту. Та же Клара в «Визите старой дамы».
- Что чувствует актриса, когда ей говорят: «Мы хотим вас пригласить на роль женщины с искусственной рукой и искусственной ногой»?
- Если бы предложение было сформулировано именно так, я была бы счастлива. Даже не спросив названия. Это подарок для актрисы, счастливый билет. О том, что я буду играть Клару, узнала случайно, в коридоре. Было неожиданно. С режиссером из Израиля Иланом Роненом я работала 30 лет назад в спектакле «Мещанин во дворянстве», и вдруг такая нечаянная радость. Было очень приятно.
- Ваша Клара – похожа на машину, запрограммированную на месть.
- Шаг от любви до ненависти моя Клара растянула на 40 лет. Все эти годы она копила в себе ненависть. Но хотя её любовь и превратилась в ненависть, она всё равно хочет, чтобы Илл её любил. Ведь ей подчинено всё, кроме любви. Она ищет, за что зацепиться, чтобы не убивать возлюбленного, но не находит. Любовь, предательство, изгнание, унижение – ничего она не забыла. Ее любовь была такой силы, такой страсти, что месть должна быть ей адекватна. Она увезет его с собой, и ей не важно, что в гробу.
- Вы любите всех своих героинь, даже негодяек?
- Очень. Хочу понять, что с ними произошло, почему они стали такими. Люди сейчас предпочитают комедии, хотят смеяться – привыкли. Раньше говорили, что рассмешить зрителей сложнее, чем заставить плакать. Сейчас все наоборот. Покажи палец – хохочут. Тем ценнее те редкие моменты, когда зритель сопереживает тебе и пишет в «Инстаграме»: «Спектакль разбивает твою душу, и ты не можешь однозначно воспринимать мир». Вот ради такого катарсиса я хочу играть «Вассу».
Блиц
Любимый вид спорта?
- Я играю в большой теннис. Мне нравится, что во время занятий моя голова свободна, никакого напряжения – только физика!
Есть ли у вас домашний питомец?
- У меня есть любимая и очень вредная собака.
Чем вы занимаетесь, когда не заняты в театре?
- Читаю. Я очень люблю читать.
Алла Шевелева, "Театральная афиша столицы", ноябрь 2019 года