07.10.2005
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге
Малый театр называют «домом Островского», и это буквально так: Александр Николаевич сидит перед входом в виде памятника и отгоняет всякую режиссерскую нечисть, в сатанинской гордыне возомнившую, что она умнее Автора. А никак это невозможно, господа, чтобы какие-нибудь болтливые, насквозь порочные, малограмотные самозванцы вдруг стали умнее Островского, демиурга русского театра. Именем Малого театра — символа косности — ругались новаторы ХХ века, уничтожая русский бытовой «жизнеподобный театр». Когда он был, наконец, уничтожен и на его обломках уселись пировать нетопыри и панночки, оказалось, что забыли спросить зрителя — а хочет ли он уничтожения бытового театра? Малый театр отвечает на этот вопрос — подробно и развернуто.
Когда открывается занавес, обещая рассказать, что «На всякого мудреца довольно простоты», и перед нами не трубы, канаты, бревна, тряпки, баобабы или еще какие-то приметы режиссерского самовыражения, а нормальные добротные декорации, верные принципу историзма (художник Э. Стенберг), да еще будет пять перемен декораций, да с бутафорией, да чистый текст Островского пойдет, без отсебятины, да с хорошим ласковым московским говором — зритель начинает даже как-то постанывать от счастья. Как будто после салатов из полиэтилена с уксусом, которыми потчуют театралов всего в двух шагах от Малого театра, ему наконец дали хлеба и воды: живое слово, умную речь, сыгранный характер, человекоразмерную, мудро придуманную историю.
Островский, автор 49 пьес, сохранил в поэтически преображенном виде русскую жизнь нескольких веков, запечатлел ее в совершенстве русской разговорной речи. Малый театр, со своей стороны, консервировал приемы русского бытового театра. Когда две эти субстанции удачно соединяются, на театральный организм это производит резкое и замечательно оздоровляющее действие — что-то вроде вливания озона. Так заулыбался, обрадовался гастролям «доброго Малого» измученный и хмурый Петербург (здесь по-прежнему Островского играть не умеют, удачи редки). То есть с ходом времени эстетический консерватизм Малого театра стал не тормозом какого-то там «прогресса» (какой, к лешему, в театре может быть прогресс?), а благодетельным чудом, доставляющим истинное наслаждение.
Спектакль «Правда — хорошо, а счастье лучше» режиссера Сергея Женовача считается признанной удачей. Хотя в Петербург не приехала часть декораций, и зал БДТ, где проходили гастроли, сначала пугал чопорностью и известным свойством местной публики — беспрерывным чахоточным кашлем, живые, веселые токи этого легкого представления почти тотчас же побежали в зал. Семья строгой купчихи Барабошевой живет в своем доме, «за забором» — немножко не так, как мы, а в общем — похоже. Это наши глубокие родственники — смешные, самодурные, чудаковатые русские люди. Кстати, с другой стороны забора все время идет невидимая жизнь, там говорят, поют, но — вот мелочь, в которой сказывается класс режиссера! — говорят там тексты из других комедий Островского. Несправедливость житейского уклада в доме Барабошевых предопределена тем, что главная женщина тут — одна-одинешенька, словно окаменела без счастья (Евгения Глушенко). А счастье в любой пьесе Островского только одно и бывает: это благодетельный, любовный союз мужчины и женщины. И вот хитроумная нянька Фелицата (Людмила Полякова) находит хозяйке ее мужчину, бывшего любовника, а ныне старого солдата с дивным именем: Сила Ерофеич Грознов.
В этой роли совершенно прекрасен Василий Бочкарев. Играет он лихо, озорно, с огоньком — и при этом на удивление мягко, ласково, без гротескных излишеств. Веселый старый солдат, с лукавинкой, себе на уме, появляется в осеннем саду этой комедии как бог из машины или черт из коробочки. Бочкарев заставляет вспомнить об игре прославленных комиков Малого театра, известной, увы, только по гравюрам и описаниям. Нет, что-то есть еще! Что-то словно живет в воздухе «островских» спектаклей Малого, словно тени вьются — не злобные и голодные, а веселые и добрые, всегда готовые помочь и подсобить нашим бедным современникам...
Но нисколько не меньше прославленного спектакля Женовача, основного, опорного режиссера Малого театра (Сергей Женовач, абсолютный, волевой режиссер, мог бы в экстазе демонического самоупоения открыть театр своего имени и там самоутверждаться, издеваясь над классикой — нет, пошел служить настоящему делу, как полный молодец), мне понравилась композиция режиссера Владимира Бейлиса по «На всякого мудреца довольно простоты». И не только добротностью сценической фактуры, учитывающей, что в кабинете генерала стоит не та мебель, что в гостиной небогатого чиновника, хотя и это дорогого стоит. Пьеса Островского (Боже мой, в пяти действиях! Попробуйте напишите пьесу, чтобы в ней хватило мыслей и характеров на пять действий, вы, «новые драматурги», которых и на два-то акта не хватает!), рисующую нравы пореформенной России, блистательно рассказывающую о карьере подловатого молодого человека, да чтобы не превратилась в набор сверкающих афоризмов. Нет, она оживленна, осмысленна — но не путем вивисекции и осквернения. Бейлис создал ансамбль из живых, смешных характеров: вот озорная девчонка, неожиданно для себя превратившаяся в «тетку», с чем она никак не может смириться (Ирина Муравьева — Клеопатра Львовна), вот бравый, жизнелюбивый генерал, выкинутый из активного хода жизни (Борис Клюев — Крутицкий), вот растерянная, заплутавшая бывшая красотка, добрая, глуповатая, тайком попивающая (отличная Элина Быстрицкая — Турусина) и прочие: Да, они грешные, не шибко умные пожилые люди — но горе тому, кто решит их обмануть. Пожалуй, впервые на русской сцене обаяние Глумова, как его сыграл Александр Вершинин, уступило нравственной оценке его действий. Перед нами подлец — умный, обаятельный, но несомненный подлец, обманувший доверившихся ему людей. Стихия веселой и подробной игры напоена смыслом, который пронизывает весь спектакль, не дает ему рассыпаться на сценки и репризы. А как говорят в Малом, Боже, как говорят! Крупно, чисто, звонко, поэтично, с чувством ритмов, всегда живущих в тексте Островского: слышно с любого ряда.
Дай Бог здоровья и крепости духа всем служителям Малого театра, и особенно его руководителю Юрию Соломину. Я знаю, что в планах юбилейного сезона — постановка пьесы Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Если театру удастся воплотить это — поверьте специалисту — гениальное, почти не имеющее сценической истории произведение, вот будет событие для всей отечественной культуры!
Для меня несомненно, что на сегодняшний день Малый театр — главный театр страны. Его можно смело рекомендовать любому провинциалу, приехавшему в столицу на два-три дня. Сюда не стыдно и не обидно зайти верующему человеку — его ничем не оскорбят. В Малый не страшно идти всей семьей, но и одному будет не скучно. Режиссеры Малого, преодолев гордыню, служат Автору и Отечественному театру, а что касается артистов, то их организмы не вывихнуты, не сорваны с резьбы скверной, выдаваемой за «новаторство» игрой. Здесь царит золотое русское слово, спокойствие нравственной и эстетической нормы, добротная работа мастеров. Слава Богу, спор о том, нужен ли русский бытовой жизнеподобный театр, закончен. Я надеюсь — навсегда.
ТАТЬЯНА МОСКВИНА
«Московские новости», 07.10.2005
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге
Малый театр называют «домом Островского», и это буквально так: Александр Николаевич сидит перед входом в виде памятника и отгоняет всякую режиссерскую нечисть, в сатанинской гордыне возомнившую, что она умнее Автора. А никак это невозможно, господа, чтобы какие-нибудь болтливые, насквозь порочные, малограмотные самозванцы вдруг стали умнее Островского, демиурга русского театра. Именем Малого театра — символа косности — ругались новаторы ХХ века, уничтожая русский бытовой «жизнеподобный театр». Когда он был, наконец, уничтожен и на его обломках уселись пировать нетопыри и панночки, оказалось, что забыли спросить зрителя — а хочет ли он уничтожения бытового театра? Малый театр отвечает на этот вопрос — подробно и развернуто.
Когда открывается занавес, обещая рассказать, что «На всякого мудреца довольно простоты», и перед нами не трубы, канаты, бревна, тряпки, баобабы или еще какие-то приметы режиссерского самовыражения, а нормальные добротные декорации, верные принципу историзма (художник Э. Стенберг), да еще будет пять перемен декораций, да с бутафорией, да чистый текст Островского пойдет, без отсебятины, да с хорошим ласковым московским говором — зритель начинает даже как-то постанывать от счастья. Как будто после салатов из полиэтилена с уксусом, которыми потчуют театралов всего в двух шагах от Малого театра, ему наконец дали хлеба и воды: живое слово, умную речь, сыгранный характер, человекоразмерную, мудро придуманную историю.
Островский, автор 49 пьес, сохранил в поэтически преображенном виде русскую жизнь нескольких веков, запечатлел ее в совершенстве русской разговорной речи. Малый театр, со своей стороны, консервировал приемы русского бытового театра. Когда две эти субстанции удачно соединяются, на театральный организм это производит резкое и замечательно оздоровляющее действие — что-то вроде вливания озона. Так заулыбался, обрадовался гастролям «доброго Малого» измученный и хмурый Петербург (здесь по-прежнему Островского играть не умеют, удачи редки). То есть с ходом времени эстетический консерватизм Малого театра стал не тормозом какого-то там «прогресса» (какой, к лешему, в театре может быть прогресс?), а благодетельным чудом, доставляющим истинное наслаждение.
Спектакль «Правда — хорошо, а счастье лучше» режиссера Сергея Женовача считается признанной удачей. Хотя в Петербург не приехала часть декораций, и зал БДТ, где проходили гастроли, сначала пугал чопорностью и известным свойством местной публики — беспрерывным чахоточным кашлем, живые, веселые токи этого легкого представления почти тотчас же побежали в зал. Семья строгой купчихи Барабошевой живет в своем доме, «за забором» — немножко не так, как мы, а в общем — похоже. Это наши глубокие родственники — смешные, самодурные, чудаковатые русские люди. Кстати, с другой стороны забора все время идет невидимая жизнь, там говорят, поют, но — вот мелочь, в которой сказывается класс режиссера! — говорят там тексты из других комедий Островского. Несправедливость житейского уклада в доме Барабошевых предопределена тем, что главная женщина тут — одна-одинешенька, словно окаменела без счастья (Евгения Глушенко). А счастье в любой пьесе Островского только одно и бывает: это благодетельный, любовный союз мужчины и женщины. И вот хитроумная нянька Фелицата (Людмила Полякова) находит хозяйке ее мужчину, бывшего любовника, а ныне старого солдата с дивным именем: Сила Ерофеич Грознов.
В этой роли совершенно прекрасен Василий Бочкарев. Играет он лихо, озорно, с огоньком — и при этом на удивление мягко, ласково, без гротескных излишеств. Веселый старый солдат, с лукавинкой, себе на уме, появляется в осеннем саду этой комедии как бог из машины или черт из коробочки. Бочкарев заставляет вспомнить об игре прославленных комиков Малого театра, известной, увы, только по гравюрам и описаниям. Нет, что-то есть еще! Что-то словно живет в воздухе «островских» спектаклей Малого, словно тени вьются — не злобные и голодные, а веселые и добрые, всегда готовые помочь и подсобить нашим бедным современникам...
Но нисколько не меньше прославленного спектакля Женовача, основного, опорного режиссера Малого театра (Сергей Женовач, абсолютный, волевой режиссер, мог бы в экстазе демонического самоупоения открыть театр своего имени и там самоутверждаться, издеваясь над классикой — нет, пошел служить настоящему делу, как полный молодец), мне понравилась композиция режиссера Владимира Бейлиса по «На всякого мудреца довольно простоты». И не только добротностью сценической фактуры, учитывающей, что в кабинете генерала стоит не та мебель, что в гостиной небогатого чиновника, хотя и это дорогого стоит. Пьеса Островского (Боже мой, в пяти действиях! Попробуйте напишите пьесу, чтобы в ней хватило мыслей и характеров на пять действий, вы, «новые драматурги», которых и на два-то акта не хватает!), рисующую нравы пореформенной России, блистательно рассказывающую о карьере подловатого молодого человека, да чтобы не превратилась в набор сверкающих афоризмов. Нет, она оживленна, осмысленна — но не путем вивисекции и осквернения. Бейлис создал ансамбль из живых, смешных характеров: вот озорная девчонка, неожиданно для себя превратившаяся в «тетку», с чем она никак не может смириться (Ирина Муравьева — Клеопатра Львовна), вот бравый, жизнелюбивый генерал, выкинутый из активного хода жизни (Борис Клюев — Крутицкий), вот растерянная, заплутавшая бывшая красотка, добрая, глуповатая, тайком попивающая (отличная Элина Быстрицкая — Турусина) и прочие: Да, они грешные, не шибко умные пожилые люди — но горе тому, кто решит их обмануть. Пожалуй, впервые на русской сцене обаяние Глумова, как его сыграл Александр Вершинин, уступило нравственной оценке его действий. Перед нами подлец — умный, обаятельный, но несомненный подлец, обманувший доверившихся ему людей. Стихия веселой и подробной игры напоена смыслом, который пронизывает весь спектакль, не дает ему рассыпаться на сценки и репризы. А как говорят в Малом, Боже, как говорят! Крупно, чисто, звонко, поэтично, с чувством ритмов, всегда живущих в тексте Островского: слышно с любого ряда.
Дай Бог здоровья и крепости духа всем служителям Малого театра, и особенно его руководителю Юрию Соломину. Я знаю, что в планах юбилейного сезона — постановка пьесы Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Если театру удастся воплотить это — поверьте специалисту — гениальное, почти не имеющее сценической истории произведение, вот будет событие для всей отечественной культуры!
Для меня несомненно, что на сегодняшний день Малый театр — главный театр страны. Его можно смело рекомендовать любому провинциалу, приехавшему в столицу на два-три дня. Сюда не стыдно и не обидно зайти верующему человеку — его ничем не оскорбят. В Малый не страшно идти всей семьей, но и одному будет не скучно. Режиссеры Малого, преодолев гордыню, служат Автору и Отечественному театру, а что касается артистов, то их организмы не вывихнуты, не сорваны с резьбы скверной, выдаваемой за «новаторство» игрой. Здесь царит золотое русское слово, спокойствие нравственной и эстетической нормы, добротная работа мастеров. Слава Богу, спор о том, нужен ли русский бытовой жизнеподобный театр, закончен. Я надеюсь — навсегда.
ТАТЬЯНА МОСКВИНА
«Московские новости», 07.10.2005
15.09.2005
Подробнее
БЕДНОСТЬ — НЕ ПОРОК, А ГРАНТ ЛУЧШЕ
В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА
Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное...
Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное...
БЕДНОСТЬ — НЕ ПОРОК, А ГРАНТ ЛУЧШЕ
В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА
«Повелели мы нынче учредить русский для представления комедий и трагедий театр», — так начинался Указ, который императрица Елизавета Петровна подписала 30 августа 1756 года.
Таким образом, Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное. Начался сбор с выступления главы ФАККа Михаила Швыдкого, которого весь прошлый сезон принято было ассоциировать с грозной опасностью, нависшей над всем репертуарным театром в виде театральной реформы. На сей раз Михаил Ефимович выступил совершенно в другом амплуа: сообщил прославленной труппе о том, что Малый театр — «второй университет, где рождалась великая русская драматургия» и вообще «место, где нация должна познавать саму себя» — ждет президентский грант с 1 января следующего года, который даст возможность «значительно повысить зарплаты и больше средств тратить на творчество». А от себя лично добавил, что хоть грант и рассчитан на три года, по истечении этих трех лет никто не будет его отбирать, так что Малый театр может «смело планировать семейный бюджет на многие годы вперед».
Ну а в середине Юрий Соломин поздравил юбиляров (в Малом отмечают круглые даты непрерывного стажа, и даты эти сопоставимы с человеческой жизнью — 50, 60 лет работы в Малом театре), представил пополнение (вместе со вчерашними студентами в труппу театра пришел Борис Невзоров) и огласил планы на сезон. Первой (и главной) премьерой будет «Мнимый больной» в постановке Сергея Женовача с участием «первачей» труппы: Василия Бочкарева, Евгении Глушенко, Людмилы Титовой, Владимира Носика, Глеба Подгородинского, Виктора Низового и других. Официальная премьера будет принесена в дар Петербургу в конце сентября, а москвичи увидят ее 8 октября.
Худрук театра Юрий Соломин будет ставить гоголевский «Ревизор» на основной сцене, а директор театра Виктор Коршунов — «Бедность не порок» Островского на сцене филиала. Там же (на Малой сцене) режиссер Владимир Федоров возьмется за энную по счету в сегодняшней Москве «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина. У режиссера Виталия Иванова в работе сразу два спектакля — «Свадьба, свадьба, свадьба» по Чехову и «Мария Стюарт» Шиллера, отложенная из-за ухода из театра замечательного актера Валерия Баринова. А Владимир Бейлис уже второй год работает над «Госпожой министершей» Нушича. Твердо гарантировать выпуск спектакля в этом сезоне театр не берется, но, как предупредил своих подчиненных Соломин, «любая задержка с премьерой — это наши с вами деньги». Владимир Драгунов (который выпустил в прошлом сезоне «Последнюю жертву» с такой мощной работой Василия Бочкарева в роли Прибыткова, что спектакль сразу попал в разряд больших удач) в этом сезоне берется за другую пьесу Островского — «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ну а к юбилею Соломин обещает пригласить на постановку некоего Режиссера, имя которого пока держится в строгом секрете. Среди других наполеоновских планов — фестиваль национальных театров («Комеди Франсез», Королевский Шекспировский, «Гешер» и другие), над программой которого сейчас активно работают выездные эксперты.
Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва», 07.09.2005
В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА
«Повелели мы нынче учредить русский для представления комедий и трагедий театр», — так начинался Указ, который императрица Елизавета Петровна подписала 30 августа 1756 года.
Таким образом, Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное. Начался сбор с выступления главы ФАККа Михаила Швыдкого, которого весь прошлый сезон принято было ассоциировать с грозной опасностью, нависшей над всем репертуарным театром в виде театральной реформы. На сей раз Михаил Ефимович выступил совершенно в другом амплуа: сообщил прославленной труппе о том, что Малый театр — «второй университет, где рождалась великая русская драматургия» и вообще «место, где нация должна познавать саму себя» — ждет президентский грант с 1 января следующего года, который даст возможность «значительно повысить зарплаты и больше средств тратить на творчество». А от себя лично добавил, что хоть грант и рассчитан на три года, по истечении этих трех лет никто не будет его отбирать, так что Малый театр может «смело планировать семейный бюджет на многие годы вперед».
Ну а в середине Юрий Соломин поздравил юбиляров (в Малом отмечают круглые даты непрерывного стажа, и даты эти сопоставимы с человеческой жизнью — 50, 60 лет работы в Малом театре), представил пополнение (вместе со вчерашними студентами в труппу театра пришел Борис Невзоров) и огласил планы на сезон. Первой (и главной) премьерой будет «Мнимый больной» в постановке Сергея Женовача с участием «первачей» труппы: Василия Бочкарева, Евгении Глушенко, Людмилы Титовой, Владимира Носика, Глеба Подгородинского, Виктора Низового и других. Официальная премьера будет принесена в дар Петербургу в конце сентября, а москвичи увидят ее 8 октября.
Худрук театра Юрий Соломин будет ставить гоголевский «Ревизор» на основной сцене, а директор театра Виктор Коршунов — «Бедность не порок» Островского на сцене филиала. Там же (на Малой сцене) режиссер Владимир Федоров возьмется за энную по счету в сегодняшней Москве «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина. У режиссера Виталия Иванова в работе сразу два спектакля — «Свадьба, свадьба, свадьба» по Чехову и «Мария Стюарт» Шиллера, отложенная из-за ухода из театра замечательного актера Валерия Баринова. А Владимир Бейлис уже второй год работает над «Госпожой министершей» Нушича. Твердо гарантировать выпуск спектакля в этом сезоне театр не берется, но, как предупредил своих подчиненных Соломин, «любая задержка с премьерой — это наши с вами деньги». Владимир Драгунов (который выпустил в прошлом сезоне «Последнюю жертву» с такой мощной работой Василия Бочкарева в роли Прибыткова, что спектакль сразу попал в разряд больших удач) в этом сезоне берется за другую пьесу Островского — «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ну а к юбилею Соломин обещает пригласить на постановку некоего Режиссера, имя которого пока держится в строгом секрете. Среди других наполеоновских планов — фестиваль национальных театров («Комеди Франсез», Королевский Шекспировский, «Гешер» и другие), над программой которого сейчас активно работают выездные эксперты.
Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва», 07.09.2005
13.09.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
«Листая старые подшивки»
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу»...
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу»...
«Листая старые подшивки»
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
«Царь Борис» А. К. Толстого в Малом театре. Режиссер-постановщик В. Бейлис. Художник И. Сумбаташвили
Граф Алексей Константинович Толстой был сочинитель изрядный, но со странностями. К примеру, пьесы свои слагал в стихах, утверждая, что так оно ему легче, чем прозой. Ему-то легче, но каково актерам и зрителям, в сознании которых пятистопный ямб неотделим от бессмертного Васисуалия Лоханкина! Не умея расслышать гармонии стиха (в общем-то, чуждой большинству русских стихотворных пьес, в том числе и переводам из Шекспира и Шиллера), исполнители наши борются с текстом двумя способами: либо подымают патетически-концертный вой, либо ломают непослушные строчки «психологическими» паузами. Первое — дань жанру (все-таки трагедия! все-таки классик сочинил!). Второе — дань призванию; надо же создать «образ», разумеется, «сложный и противоречивый».
Со сложностью, правда, возникают сложности. Переходы с крика на звучный таинственный шепот свидетельствуют об определенном квалификационном уровне артистов, но мало говорят о персонажах, что неизменно равны себе. Датский принц Христиан (А. Вершинин) наивен и чист, Семен Годунов (Н. Верещенко) зловещ и исполнителен, послы и бояре сияют достаточным количеством цветов радуги, а у стрельцов наличествуют бердыши. XVII век — понятное дело. Такое же понятное, как муки Бориса, лукавое коварство Шуйского, страдания инокини Марфы — матери убитого царевича. XVII век, Древняя Русь, средние века (или как это называется?) — но в меру. Не заниматься же «археологией». А потому обрядим актеров в условно-древнерусские кафтаны, обозначим боярские бороды эспаньолками и шкиперками, возведем грандиозную декорацию (благо потолок в театре высокий) с куполами, иконными окладами (дыры вместо ликов, вероятно, что-то символизируют) и крестами, врубим по радио юрловскую капеллу и напишем в программе: композитор Г. В. Свиридов. А что? Разве не Свиридов? Все правда, и все правильно. И главное — понятно, словно и не стихами писана треклятая пьеса.
Каких событий надобно, если первая сцена — светлое торжество царя Бориса — сопровождается пением молитвы «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас». Молитва, которая поется при проводах усопшего из церкви на кладбище? Борис уже мертв. И исполнитель (я видел В. Бочкарева; в очередь с ним играет В. Коршунов) с этим фактом вполне согласен. Уже в начальных эпизодах царь напряжен, взволнован и почти испуган. В нем нет ни грана того величия, что обнаруживает толстовский герой. В устах Бочкарева слова
«Разорвана отныне
С прошедшим связь! Пережита пора
Кромешной тьмы — сияет солнце снова –
И держит скипетр для правды и добра.
Лишь царь Борис — нет боле Годунова!»
- очередная демагогическая увертка, как и мечты о милостивом правлении, как и убежденность в своем высоком назначении, выплескивающаяся в споре с сестрой — вдовой царя Феодора. Все это столь же случайно, как рифменный взрыв в конце Борисова монолога, благополучно проглоченный исполнителем. Борис Малого театра дожидается своего часа, когда можно будет свирепствовать и пугаться, хватать Шуйского за бороду и имитировать шаляпинские метания. И чего это умница Шуйский его не узнает? Вероятно, составил представление о государе по сочинению графа Толстого, а освоить трактовку режиссера В. Бейлиса не удосужился. (Шучу, но не только. Артисты и впрямь не слишком слушают друг друга и словно торопятся произнести свою реплику.)
Толстой назвал свою трагедию «Царь Борис» не для того, чтоб разойтись с Пушкиным. Он и писал о царе, более того — о царе великом. О том, кто знает свой грех и искренне верит, что должен был его совершить для блага государства. Того государства, что он любит больше своей души (вот где трагедия, неведомая банальному интригану-невротику), того, править которым призван. Отсюда недоступное ансамблю Малого театра и исполнителю заглавной роли торжественное величие первого акта. Отсюда особая значимость линии Христиана Датского, сопряженной с заветным делом Бориса — возвращением России в Европу. Все речи о «варяжском» прошлом, все мечты о морском просторе, вся любовь к рыцарственной красоте и просвещению — дары поэта герою. Но любимые идеи частью похерены тем, кто готовил сценическую редакцию, частью проболтаны актерами. Гибель Христиана — возмездие тому, кто решил бороться с татарщиной татарскими методами. Жена царя Бориса, дочь Малюты Скуратова, губит «немчина» не в силу дурного характера: это напоминание о неотменяемом годуновском прошлом.
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу». Трагедия предполагает изначальную светоносность соблазненного героя. Трагедия предполагает тяжелую цену возмездия — но главная боль Бориса осталась без внимания, катастрофа в отношениях с молодыми героями (царевич Феодор — А. Белый; царевна Ксения — Т. Скиба; Христиан – А.Вершинин) кажется очередной неприятностью, ибо молодые исполнители играют веселых и наивных детишек, а не наследников великого государя, живущего надеждой на то, что они довершат его великие замыслы. Трагедия предполагает судьбу, но ее-то и нет на сцене Малого театра.
Устранение народных сцен в спектакле настолько предсказуемо, что и толковать о том скучно. Массовка положена представлениям «археологическим» или, напротив, «таганским», но не умеренно культурному разыгрыванию нравственно-исторического сочинения с психологией и красивыми костюмами. Все бы ничего, но, выбросив сцену в разбойничьем лагере, где демонический посадский, незнамо откуда взявшись и по-колдовски исчезнув, поворачивает ход истории, театр обессмыслил дальнейшие рассуждения Бориса о битве с призраком, сделал непонятным его стремление придумать самозванцу имя, примитивизировал страшный спор царя с иноком Левкием (его былым пособником в углицком убийстве). Кстати, сцена эта производит грустное впечатление даже на общем нерадостном фоне. Н. Анненков бряцает веригами и говорит замогильным голосом, заставляющим вспомнить о фантастических персонажах советских мультфильмов. Понятное дело — страшный монах! (А почему старый такой? — А чтоб страшнее!) Почтенный актер вызывает сочувствие, ибо принужден играть нечто «вообще ужасное», а по сути — незапланированно смешное. Запланированно комикует Шуйский (Э. Марцевич). Характерный актер — характерная роль. Иногда даже похоже на трагедию Толстого. Правда, непонятно, зачем совершать крестные знамения с экстазом обличаемого «изувера» из атеистической агитки. Шуйский у Толстого (да и в истории) был интриганом, но не пустосвятом. Зато так смешнее. Эффектнее. Поучительнее. А если от трагедии Толстого остались рожки да ножки, так вольно ж ему было писать так заумно. И так длинно. Сокращали-сокращали, а спектакль все равно три часа тянется. Крепки были люди минувшего века. Где уж нам!
Андрей Немзер
«Сегодня», 12.01.1994
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
«Царь Борис» А. К. Толстого в Малом театре. Режиссер-постановщик В. Бейлис. Художник И. Сумбаташвили
Граф Алексей Константинович Толстой был сочинитель изрядный, но со странностями. К примеру, пьесы свои слагал в стихах, утверждая, что так оно ему легче, чем прозой. Ему-то легче, но каково актерам и зрителям, в сознании которых пятистопный ямб неотделим от бессмертного Васисуалия Лоханкина! Не умея расслышать гармонии стиха (в общем-то, чуждой большинству русских стихотворных пьес, в том числе и переводам из Шекспира и Шиллера), исполнители наши борются с текстом двумя способами: либо подымают патетически-концертный вой, либо ломают непослушные строчки «психологическими» паузами. Первое — дань жанру (все-таки трагедия! все-таки классик сочинил!). Второе — дань призванию; надо же создать «образ», разумеется, «сложный и противоречивый».
Со сложностью, правда, возникают сложности. Переходы с крика на звучный таинственный шепот свидетельствуют об определенном квалификационном уровне артистов, но мало говорят о персонажах, что неизменно равны себе. Датский принц Христиан (А. Вершинин) наивен и чист, Семен Годунов (Н. Верещенко) зловещ и исполнителен, послы и бояре сияют достаточным количеством цветов радуги, а у стрельцов наличествуют бердыши. XVII век — понятное дело. Такое же понятное, как муки Бориса, лукавое коварство Шуйского, страдания инокини Марфы — матери убитого царевича. XVII век, Древняя Русь, средние века (или как это называется?) — но в меру. Не заниматься же «археологией». А потому обрядим актеров в условно-древнерусские кафтаны, обозначим боярские бороды эспаньолками и шкиперками, возведем грандиозную декорацию (благо потолок в театре высокий) с куполами, иконными окладами (дыры вместо ликов, вероятно, что-то символизируют) и крестами, врубим по радио юрловскую капеллу и напишем в программе: композитор Г. В. Свиридов. А что? Разве не Свиридов? Все правда, и все правильно. И главное — понятно, словно и не стихами писана треклятая пьеса.
Каких событий надобно, если первая сцена — светлое торжество царя Бориса — сопровождается пением молитвы «Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас». Молитва, которая поется при проводах усопшего из церкви на кладбище? Борис уже мертв. И исполнитель (я видел В. Бочкарева; в очередь с ним играет В. Коршунов) с этим фактом вполне согласен. Уже в начальных эпизодах царь напряжен, взволнован и почти испуган. В нем нет ни грана того величия, что обнаруживает толстовский герой. В устах Бочкарева слова
«Разорвана отныне
С прошедшим связь! Пережита пора
Кромешной тьмы — сияет солнце снова –
И держит скипетр для правды и добра.
Лишь царь Борис — нет боле Годунова!»
- очередная демагогическая увертка, как и мечты о милостивом правлении, как и убежденность в своем высоком назначении, выплескивающаяся в споре с сестрой — вдовой царя Феодора. Все это столь же случайно, как рифменный взрыв в конце Борисова монолога, благополучно проглоченный исполнителем. Борис Малого театра дожидается своего часа, когда можно будет свирепствовать и пугаться, хватать Шуйского за бороду и имитировать шаляпинские метания. И чего это умница Шуйский его не узнает? Вероятно, составил представление о государе по сочинению графа Толстого, а освоить трактовку режиссера В. Бейлиса не удосужился. (Шучу, но не только. Артисты и впрямь не слишком слушают друг друга и словно торопятся произнести свою реплику.)
Толстой назвал свою трагедию «Царь Борис» не для того, чтоб разойтись с Пушкиным. Он и писал о царе, более того — о царе великом. О том, кто знает свой грех и искренне верит, что должен был его совершить для блага государства. Того государства, что он любит больше своей души (вот где трагедия, неведомая банальному интригану-невротику), того, править которым призван. Отсюда недоступное ансамблю Малого театра и исполнителю заглавной роли торжественное величие первого акта. Отсюда особая значимость линии Христиана Датского, сопряженной с заветным делом Бориса — возвращением России в Европу. Все речи о «варяжском» прошлом, все мечты о морском просторе, вся любовь к рыцарственной красоте и просвещению — дары поэта герою. Но любимые идеи частью похерены тем, кто готовил сценическую редакцию, частью проболтаны актерами. Гибель Христиана — возмездие тому, кто решил бороться с татарщиной татарскими методами. Жена царя Бориса, дочь Малюты Скуратова, губит «немчина» не в силу дурного характера: это напоминание о неотменяемом годуновском прошлом.
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу». Трагедия предполагает изначальную светоносность соблазненного героя. Трагедия предполагает тяжелую цену возмездия — но главная боль Бориса осталась без внимания, катастрофа в отношениях с молодыми героями (царевич Феодор — А. Белый; царевна Ксения — Т. Скиба; Христиан – А.Вершинин) кажется очередной неприятностью, ибо молодые исполнители играют веселых и наивных детишек, а не наследников великого государя, живущего надеждой на то, что они довершат его великие замыслы. Трагедия предполагает судьбу, но ее-то и нет на сцене Малого театра.
Устранение народных сцен в спектакле настолько предсказуемо, что и толковать о том скучно. Массовка положена представлениям «археологическим» или, напротив, «таганским», но не умеренно культурному разыгрыванию нравственно-исторического сочинения с психологией и красивыми костюмами. Все бы ничего, но, выбросив сцену в разбойничьем лагере, где демонический посадский, незнамо откуда взявшись и по-колдовски исчезнув, поворачивает ход истории, театр обессмыслил дальнейшие рассуждения Бориса о битве с призраком, сделал непонятным его стремление придумать самозванцу имя, примитивизировал страшный спор царя с иноком Левкием (его былым пособником в углицком убийстве). Кстати, сцена эта производит грустное впечатление даже на общем нерадостном фоне. Н. Анненков бряцает веригами и говорит замогильным голосом, заставляющим вспомнить о фантастических персонажах советских мультфильмов. Понятное дело — страшный монах! (А почему старый такой? — А чтоб страшнее!) Почтенный актер вызывает сочувствие, ибо принужден играть нечто «вообще ужасное», а по сути — незапланированно смешное. Запланированно комикует Шуйский (Э. Марцевич). Характерный актер — характерная роль. Иногда даже похоже на трагедию Толстого. Правда, непонятно, зачем совершать крестные знамения с экстазом обличаемого «изувера» из атеистической агитки. Шуйский у Толстого (да и в истории) был интриганом, но не пустосвятом. Зато так смешнее. Эффектнее. Поучительнее. А если от трагедии Толстого остались рожки да ножки, так вольно ж ему было писать так заумно. И так длинно. Сокращали-сокращали, а спектакль все равно три часа тянется. Крепки были люди минувшего века. Где уж нам!
Андрей Немзер
«Сегодня», 12.01.1994
06.09.2005
Подробнее
6 сентября
в преддверии открытия театрального сезона в Малом театре состоялся традиционный сбор труппы, на котором выступили художественный руководитель Юрий Соломин и генеральный директор Виктор Коршунов.
6 сентября в преддверии открытия театрального сезона в Малом театре состоялся традиционный сбор труппы, на котором выступили художественный руководитель Юрий Соломин и генеральный директор Виктор Коршунов. Мэтры Малого подвели итоги сезона минувшего и сообщили о планах на новый сезон.
29, 30 сентября 2005 г. в Петербурге состоится премьера спектакля Сергея Женовача «Мнимый больной», которая знаменует собой начало торжеств, посвященных 250-летию со дня основания Малого театра в обеих столицах 30 августа 1756 года высочайшим указом императрицы всея Руси. В юбилейный сезон Малый театр преподнесет зрителям великолепный подарок: зритель увидит не только уже любимые спектакли, но и новые работы — «Госпожа министерша» (режиссер В.М.Бейлис), «Расплюевские веселые дни» А.В. Сухово-Кобылина (режиссер В.Е.Федоров), «Бедность — не порок» (режиссер А.В.Коршунов), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (режиссер В.Н.Драгунов), «Ревизор» в постановке Ю.М.Соломина. Откроем огромный секрет: в конце сезона в театре планируются репетиции спектакля приглашенного режиссера, имя которого Юрий Мефодьевич Соломин оставил в тайне.
29, 30 сентября 2005 г. в Петербурге состоится премьера спектакля Сергея Женовача «Мнимый больной», которая знаменует собой начало торжеств, посвященных 250-летию со дня основания Малого театра в обеих столицах 30 августа 1756 года высочайшим указом императрицы всея Руси. В юбилейный сезон Малый театр преподнесет зрителям великолепный подарок: зритель увидит не только уже любимые спектакли, но и новые работы — «Госпожа министерша» (режиссер В.М.Бейлис), «Расплюевские веселые дни» А.В. Сухово-Кобылина (режиссер В.Е.Федоров), «Бедность — не порок» (режиссер А.В.Коршунов), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (режиссер В.Н.Драгунов), «Ревизор» в постановке Ю.М.Соломина. Откроем огромный секрет: в конце сезона в театре планируются репетиции спектакля приглашенного режиссера, имя которого Юрий Мефодьевич Соломин оставил в тайне.
05.07.2005
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» «МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
«Пресса о гастролях Малого театра»
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске...
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске...
«Пресса о гастролях Малого театра»
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске.
Придя домой после спектакля, первым делом открыла том Островского с комедией «На всякого мудреца довольно простоты». И убедилась, что слово «капиталист» действительно звучит из уст ретрограда Крутицкого. Так он и говорит, вербуя — Глумова в ряды сторонников таких же, как он, противников реформ вообще: «Будешь капиталистом, найдем тебе место видное, покойное. Нам такие люди нужны... а то молокососы одолевать начали».
Вот уже как минимум два десятилетия Александр Николаевич Островский — самый актуальный драматург. Не то чтобы при советской власти его мало ставили, хоть с оглядкой, но как классика — постоянно.
Но только в конце двадцатого века ситуации некоторых его пьес показались просто слепком с нашей действительности, словно писал их не бородатый человек XIX века в подбитом мехом халате, глядящий на нас с известного портрета Василия Перова, а наш современник, наблюдательный и язвительный. И в этом случае мы без труда назвали бы «прототипов»: и неуспокоившегося генерала гэкачеписта Крутицкого, и лжелиберала Городулина, и «новейшего самоучителя», но уже нашего времени, Мамаева, и, конечно, журналиста-шантажиста Голутвина... А Глумовых, упустивших свое время, спохватившихся, что никаких дивидендов от участия в перестройке, в отличие от других, не ухвачено, каждый назвать сможет.
Тех, кто ставит Островского сегодня, чаще всего привлекает именно возможность провести параллели между временем, о котором писал драматург, и сегодняшним днем. Очень соблазнительно. И публика довольна, и театр сказал свое смелое слово о ситуации в стране.
В спектакле Малого театра, открывшего гастроли в Челябинске именно «Мудрецом», никаких настойчивых аллюзий нет. Есть бережное отношение к тексту пьесы, в угоду нынешнему «формату» театрального зрелища куски текста не вымарываются.
На сцене действуют люди XIX века в костюмах и обстановке, соответствующих времени и месту действия.
Подгонку Островского под современную ситуацию Малый оставляет тем, для кого пьесы Островского редкое блюдо в их театральном меню, кто каждый раз заново учится готовить и подавать это зрителю.
А у Малого Островский — нечто постоянное, как ежеутренние овсянка и яичница с беконом у англичан. Чтобы не приелось, надо достичь совершенства в приготовлении привычной еды.
Опыт наработан полутора веками постановок. Тот же «Мудрец», например, 1 ноября 1868 года был поставлен Александрийским театром в Петербурге, а 6 ноября, то есть через пять дней, — в Малом. Но в отличие от петербургской сцены эта комедия уже практически не покидала подмостков Малого театра, возобновлялась и возобновлялась. В сорок первом году, например, театр, эвакуированный в Челябинск, привез постановку 1935 года и показывал ее в нашем городе.
Девятая по счету постановка, которой открылись нынешние гастроли, для Малого, где спектакли сохраняются в репертуаре десятилетиями, можно считать поданной нам с пылу, с жару: премьера состоялась 5 октября 2003 года. То есть это современный взгляд Малого театра на одну из самых острых пьес своего «фирменного» драматурга.
Театр пьеса интересует прежде всего как блестящая комедия с мастерски выписанными персонажами, стремительно развивающейся интригой, остроумным текстом. Здесь понимают, что зрители обязательно станут реагировать на «острые» места в тексте, и подчеркивать это еще дополнительно будет явным перебором.
Если учесть, какой выучки и какого мастерства артисты выходят на сцену в спектакле: Лилия Юдина (Турусина), Ирина Муравьева (Мамаева), Борис Клюев (Крутицкий), Александр Потапов (Мамаев), Татьяна Панкова (Манефа), Александр Клюквин (Городулин), Александр Вершинин (Глумов), то понимаешь, что актерская виртуозность — главная составляющая спектакля.
Добавьте к этому декорации Энара Стенберга, как всегда в Малом, подробные и красивые, костюмы Натальи Поваго, богатые и тоже красивые, музыку Шандора Каллоша, жизнерадостную и неназойливую...
И получается, что режиссер-постановщик Владимир Бейлис создал стильный спектакль, смотреть который — удовольствие.
А острота текста? Она никуда не делась.
Ирина МОРГУЛЕС
«Южноуральская Панорама» (Челябинск), 14.05.2005
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске.
Придя домой после спектакля, первым делом открыла том Островского с комедией «На всякого мудреца довольно простоты». И убедилась, что слово «капиталист» действительно звучит из уст ретрограда Крутицкого. Так он и говорит, вербуя — Глумова в ряды сторонников таких же, как он, противников реформ вообще: «Будешь капиталистом, найдем тебе место видное, покойное. Нам такие люди нужны... а то молокососы одолевать начали».
Вот уже как минимум два десятилетия Александр Николаевич Островский — самый актуальный драматург. Не то чтобы при советской власти его мало ставили, хоть с оглядкой, но как классика — постоянно.
Но только в конце двадцатого века ситуации некоторых его пьес показались просто слепком с нашей действительности, словно писал их не бородатый человек XIX века в подбитом мехом халате, глядящий на нас с известного портрета Василия Перова, а наш современник, наблюдательный и язвительный. И в этом случае мы без труда назвали бы «прототипов»: и неуспокоившегося генерала гэкачеписта Крутицкого, и лжелиберала Городулина, и «новейшего самоучителя», но уже нашего времени, Мамаева, и, конечно, журналиста-шантажиста Голутвина... А Глумовых, упустивших свое время, спохватившихся, что никаких дивидендов от участия в перестройке, в отличие от других, не ухвачено, каждый назвать сможет.
Тех, кто ставит Островского сегодня, чаще всего привлекает именно возможность провести параллели между временем, о котором писал драматург, и сегодняшним днем. Очень соблазнительно. И публика довольна, и театр сказал свое смелое слово о ситуации в стране.
В спектакле Малого театра, открывшего гастроли в Челябинске именно «Мудрецом», никаких настойчивых аллюзий нет. Есть бережное отношение к тексту пьесы, в угоду нынешнему «формату» театрального зрелища куски текста не вымарываются.
На сцене действуют люди XIX века в костюмах и обстановке, соответствующих времени и месту действия.
Подгонку Островского под современную ситуацию Малый оставляет тем, для кого пьесы Островского редкое блюдо в их театральном меню, кто каждый раз заново учится готовить и подавать это зрителю.
А у Малого Островский — нечто постоянное, как ежеутренние овсянка и яичница с беконом у англичан. Чтобы не приелось, надо достичь совершенства в приготовлении привычной еды.
Опыт наработан полутора веками постановок. Тот же «Мудрец», например, 1 ноября 1868 года был поставлен Александрийским театром в Петербурге, а 6 ноября, то есть через пять дней, — в Малом. Но в отличие от петербургской сцены эта комедия уже практически не покидала подмостков Малого театра, возобновлялась и возобновлялась. В сорок первом году, например, театр, эвакуированный в Челябинск, привез постановку 1935 года и показывал ее в нашем городе.
Девятая по счету постановка, которой открылись нынешние гастроли, для Малого, где спектакли сохраняются в репертуаре десятилетиями, можно считать поданной нам с пылу, с жару: премьера состоялась 5 октября 2003 года. То есть это современный взгляд Малого театра на одну из самых острых пьес своего «фирменного» драматурга.
Театр пьеса интересует прежде всего как блестящая комедия с мастерски выписанными персонажами, стремительно развивающейся интригой, остроумным текстом. Здесь понимают, что зрители обязательно станут реагировать на «острые» места в тексте, и подчеркивать это еще дополнительно будет явным перебором.
Если учесть, какой выучки и какого мастерства артисты выходят на сцену в спектакле: Лилия Юдина (Турусина), Ирина Муравьева (Мамаева), Борис Клюев (Крутицкий), Александр Потапов (Мамаев), Татьяна Панкова (Манефа), Александр Клюквин (Городулин), Александр Вершинин (Глумов), то понимаешь, что актерская виртуозность — главная составляющая спектакля.
Добавьте к этому декорации Энара Стенберга, как всегда в Малом, подробные и красивые, костюмы Натальи Поваго, богатые и тоже красивые, музыку Шандора Каллоша, жизнерадостную и неназойливую...
И получается, что режиссер-постановщик Владимир Бейлис создал стильный спектакль, смотреть который — удовольствие.
А острота текста? Она никуда не делась.
Ирина МОРГУЛЕС
«Южноуральская Панорама» (Челябинск), 14.05.2005
04.07.2005
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
«Пресса о гастролях Малого театра»
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
«Пресса о гастролях Малого театра»
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
- В нашем театре главное место занимают не режиссеры, как во многих других театрах, а актерский коллектив. Так было принято с самого давнего времени, еще когда Малый театр возглавлял Б. А. Бабочкин. У нас — и мы этого не скрываем — коллективное искусство. Это значит, что все актеры в одинаковой степени участвуют в создании спектакля. Мы не шьем сюртук по готовым (в голове режиссера) «лекалам». Режиссер предлагает рисунок роли, но не навязывает его, не давит на актера. У каждого свой почерк, свое видение. То, что предлагает сам актер, иногда может не совпасть с первоначальным режиссерским замыслом, но это бывает неожиданно и очень хорошо. Так в процессе совместной работы над образом получается нечто качественно иное — неповторимый характер персонажа. Но самая главная задача каждого режиссера нашего театра (а нас четверо) — связать воедино яркие рисунки так, чтобы получилась гармоничная картина. Это процесс непростой, но необычайно интересный.
- Как родился такой необычный «Вишневый сад»?
- Да, вы увидели спорный вариант Чеховской пьесы. Спорный, потому что герои немного отличаются от наших привычных представлений о том, какими должны быть Раневская, Гаев, Аня. Петя. Я сам предложил роль главной героини Ирине Муравьевой. Муравьева, при всей своей многогранности и пластичности, внутренней изменчивости, все равно остается Муравьевой. Фактура такая, что никуда от нее не денешься, и в любой роли зритель актрису узнает. Ирине было нелегко работать, мы с ней шли, преодолевая внутреннее сопротивление, но получилось интересно, необычно, по-моему. О том, что это было интересно, свидетельствовало даже то, что билеты на «Вишневый сад» были раскуплены нижегородцами за неделю до приезда театра в наш город. Зал был забит до отказа, а мнения после спектакля были самые разные. Большинство были в восторге, а кому-то, напротив, хотелось видеть классическую хрестоматийную Раневскую. Но удовольствие получили и те и другие.
Вера КОСТРОВА
«Город и горожане» (Нижний Новгород), 21.06.2005
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
- В нашем театре главное место занимают не режиссеры, как во многих других театрах, а актерский коллектив. Так было принято с самого давнего времени, еще когда Малый театр возглавлял Б. А. Бабочкин. У нас — и мы этого не скрываем — коллективное искусство. Это значит, что все актеры в одинаковой степени участвуют в создании спектакля. Мы не шьем сюртук по готовым (в голове режиссера) «лекалам». Режиссер предлагает рисунок роли, но не навязывает его, не давит на актера. У каждого свой почерк, свое видение. То, что предлагает сам актер, иногда может не совпасть с первоначальным режиссерским замыслом, но это бывает неожиданно и очень хорошо. Так в процессе совместной работы над образом получается нечто качественно иное — неповторимый характер персонажа. Но самая главная задача каждого режиссера нашего театра (а нас четверо) — связать воедино яркие рисунки так, чтобы получилась гармоничная картина. Это процесс непростой, но необычайно интересный.
- Как родился такой необычный «Вишневый сад»?
- Да, вы увидели спорный вариант Чеховской пьесы. Спорный, потому что герои немного отличаются от наших привычных представлений о том, какими должны быть Раневская, Гаев, Аня. Петя. Я сам предложил роль главной героини Ирине Муравьевой. Муравьева, при всей своей многогранности и пластичности, внутренней изменчивости, все равно остается Муравьевой. Фактура такая, что никуда от нее не денешься, и в любой роли зритель актрису узнает. Ирине было нелегко работать, мы с ней шли, преодолевая внутреннее сопротивление, но получилось интересно, необычно, по-моему. О том, что это было интересно, свидетельствовало даже то, что билеты на «Вишневый сад» были раскуплены нижегородцами за неделю до приезда театра в наш город. Зал был забит до отказа, а мнения после спектакля были самые разные. Большинство были в восторге, а кому-то, напротив, хотелось видеть классическую хрестоматийную Раневскую. Но удовольствие получили и те и другие.
Вера КОСТРОВА
«Город и горожане» (Нижний Новгород), 21.06.2005
25.04.2005
Подробнее
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса. Выпускник легендарной мастерской М.О.Кнебель в ГИТИСе, В.М.Бейлис с 1975 года работает в Малом театре. Среди поставленных Владимиром Михайловичем спектаклей – «Доходное место», «Таланты и поклонники», «Царь Пётр и Алексей», «Царь Борис», «На всякого мудреца довольно простоты» и многие другие. Огромным зрительским успехом пользуются идущие на сцене филиала «Тайны Мадридского двора». Артисты обожают репетировать с Владимиром Бейлисом. Недаром Юрий Соломин — художественный руководитель театра, которому без малого 30 лет служит режиссер В.Бейлис, называет его главными профессиональными и человеческими качествами — «любовь к артисту, которая видна во всех его спектаклях».
Сейчас Владимир Михайлович репетирует пьесу Б.Нушича «Госпожа министерша», которая, возможно, появится в репертуаре театра в начале следующего театрального сезона. Главную роль в ней сыграет народная артистка России Ирина Муравьева.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
Сейчас Владимир Михайлович репетирует пьесу Б.Нушича «Госпожа министерша», которая, возможно, появится в репертуаре театра в начале следующего театрального сезона. Главную роль в ней сыграет народная артистка России Ирина Муравьева.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
01.04.2005
Подробнее
Р А С П О Р Я Ж Е Н И Е № 104 по Государственному академическому Малому театру России
Р А С П О Р Я Ж Е Н И Е № 104
по Государственному академическому Малому театру России
по Государственному академическому Малому театру России
Р А С П О Р Я Ж Е Н И Е № 104
по Государственному академическому Малому театру России
1 апреля 2005 г.
А.А.Милн
«Винни-Пух и все-все-все»
сказка в 5-ти действиях
Действующие лица:
Кристофер Робин — Ю.М.Соломин,Э.Е.Марцевич
Винни-Пух — В.А.Борцов, А.В.Клюквин, В.П.Павлов
Пятачок — И.В.Муравьёва, Е.К.Глушенко
Кролик — В.И.Бочкарёв, В.К.Бабятинский
Иа-Иа — В.Г.Богин, В.Б.Носик
Тигра — В.А.Баринов, А.С.Кудинович
Кенга — Л.П.Полякова
Крошка Ру — Г.В.Подгородинский
Сова — Т.П.Панкова
Сашка-букашка — А.В.Коршунов
Слонопотам — Я.П.Барышев, В.А.Борцов
Режиссёры-постановщики – В.М.Бейлис, В.Н.Драгунов, В.Н.Иванов
Художник-постановщик – А.К.Глазунов
Композиторы – Г.Я.Гоберник, Э.Я.Глейзер
Режиссёр – З.Е.Андреева
по Государственному академическому Малому театру России
1 апреля 2005 г.
А.А.Милн
«Винни-Пух и все-все-все»
сказка в 5-ти действиях
Действующие лица:
Кристофер Робин — Ю.М.Соломин,Э.Е.Марцевич
Винни-Пух — В.А.Борцов, А.В.Клюквин, В.П.Павлов
Пятачок — И.В.Муравьёва, Е.К.Глушенко
Кролик — В.И.Бочкарёв, В.К.Бабятинский
Иа-Иа — В.Г.Богин, В.Б.Носик
Тигра — В.А.Баринов, А.С.Кудинович
Кенга — Л.П.Полякова
Крошка Ру — Г.В.Подгородинский
Сова — Т.П.Панкова
Сашка-букашка — А.В.Коршунов
Слонопотам — Я.П.Барышев, В.А.Борцов
Режиссёры-постановщики – В.М.Бейлис, В.Н.Драгунов, В.Н.Иванов
Художник-постановщик – А.К.Глазунов
Композиторы – Г.Я.Гоберник, Э.Я.Глейзер
Режиссёр – З.Е.Андреева
28.02.2005
Подробнее
Александр Вершинин: «Искренность на сцене – прежде всего» Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
Александр Вершинин: «Искренность на сцене – прежде всего»
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
Александр Вершинин: «Искренность на сцене – прежде всего»
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым. Впрочем, в их судьбе тоже есть нечто общее. Прежде чем пойти учиться на актера, Вершинин закончил радиомеханический техникум, поработал в НИИ. Потом заболел театром, поступил в Театральное училище им. М.С.Щепкина и по его окончании в 1992 г. был принят в Малый театр. Можно сказать, что молодому человеку повезло. Довольно быстро он стал получать большие роли, что в Малом театре — не в традиции, здесь любят «помариновать» актера, дать ему время осмотреться и вжиться в театральную семью. Поначалу были вводы, но уже через год Александр сыграл трудную роль датского принца Христиана в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Потом был разбитной Клавдий Горецкий в комедии А.Н.Островского «Волки и овцы» и благородный Анри д\\\'Альбрэ в «Тайнах мадридского двора» Сриба (кстати, потом Александру пришлось исполнить еще две роли в этом спектакле – неудачливого Гватинару и короля Франциска). Главная и несомненная удача первых лет работы в театре – роль Нехлюдова в спектакле по роману Льва Толстого «Воскресение», поставленном Эдуардом Марцевичем. Почти через десять лет после прихода в театр Александр Вершинин сыграл одну из своих лучших ролей – Глумова в комедии «На всякого мудреца довольно простоты». Телезрителям актер запомнился, конечно, по фильму «На заре туманной юности», где он создал великолепный образ русского поэта Алексей Кольцова, и по сериалу «Воровка. Счастье напрокат». На днях на телеэкраны должен выйти еще один сериал с участием Александра Вершинина – «Сыщики районного масштаба». В театре актер репетирует роль Чеды в пьесе Бронислава Нушича «Госпожа министерша», где его партнершей снова станет Ирина Муравьева.
«Yтро»: Саша, «Yтро» – электронная газета и первый вопрос как раз по поводу Интернета. пользуетесь ли вы Интернетом, есть ли у вас дома Интернет?
Александр Вершинин: Даже компьютер еще не приобрел. Честно говоря, руки не доходят.
«Y»: Саша, в прошлом году Вы получили звание заслуженного артиста. Как Вы относитесь к разного рода званиям среди актеров. Накладывает ли это какой-либо отпечаток на человека?
А.В.: Несколько дней назад мы праздновали присвоение звания нашему артисту Дмитрию Кознову. Ровно год назад, в январе, звание было присвоено мне. Это очень радостно, очень приятно. Звание обязывает. И конечно, это радость для родителей, для матери и для брата. Отец, к сожалению не дождался, ушел в мир иной три года назад. Я дума он оттуда это ощутил и порадовался. Своим объемом это звание накатывает прежде всего на родных. А на общение с коллегами звание не влияет. Я такой человек, что на меня такие вещи не влияют. К сожалению, это и зарплату не увеличивает, но разряд прибавится.
«Y»: Раньше, когда по коридору театра шел Михаил Иванович Царев или, например, Борис Андреевич Бабочкин, все выстраивались по стеночке и кланялись. Сейчас этого нет в театре?
А.В.: (смеется) Есть. Когда идут Юрий Мефодьевич или Виктор Иванович, выстраиваются – и молодежь, и среднее поколение. Но это от глубокого уважения. Ведь даже Царева хотя и боялись, и любили очень. И Соломина и Коршунова очень любят. Да и не только с ними так. Панкова, Быстрицкая, Самойлов, Николай Александрович Анненков – это все легенды, старейшины. На этом и стоит Малый театр, светится от этого. Это намоленный дом.
«Y»: Что это значит?
А.В.: Души артистов здесь остаются после смерти. Вся энергия, затраченная на репетициях и спектаклях, тоже остается здесь. Лет десять назад была реконструкция театра, но потолок при этом не трогали. Считается, что вот эта намоленность там и скапливается, как в храме.
«Y»: А когда на сцене играешь, эта намоленность, эта скопившаяся творческая энергия чувствуется?
А.В.: Чувствуется и даже слышится. Однажды Василий Иванович Бочкарев рассказал такую историю. Репетировали они на другой день после похорон Руфины Нифонтовой. А народных артистов в Малом со сцены прямо провожают. Все еще естественно под впечатлением от похорон, атмосфера неуютности, утраты. И вдруг на сцене под потолком такой звук странный «кхх..» — несколько раз. Помолчали, а потом кто-то говорит: «Руфина себе место ищет!».
Молодых актеров у нас во время репетиций просят не сходить со сцены там, где ходит режиссер – по центру, а обойти и спуститься или подняться сбоку. Семечек в театре никто никогда не грызет.
«Y»: Саша, все мы в своей работе ориентируемся на какие-то образцы, эталоны. Кто и что для Вас в профессии является таким образцом?
А.В.: Я очень рад, что попал на курс к Виктору Ивановичу Коршунову. Он гениальный педагог. И команда его — Наталья Васильевна Шаронова, Наталья Алексеевна Петрова и другие – лучшие педагоги, на мой взгляд. Ведь есть же целая плеяда поколений учеников Коршунова – Бочкарев, Любшин, Домогаров и т.д. Недавно ему дали Педагогическую премию им. М.И.Царева, первую, по-моему. Он объясняет и показывает так, что потом по-другому уже и не сделаешь. А на сцене, как партнер, он заражает своим… самосожжением. Для меня в «Мудреце» самая сложная сцена – с Крутицким, которого он играет, как говорится, на аорту. Может быть, в таком возрасте это и не надо делать вообще. Ведь как раз в нашей сцене был «звоночек». Я не знаю, заметили ли зрители, но он на несколько секунд потерял сознание. Благо я был сзади, придержал его. Я ему: «Ваше превосходительство, ваше превосходительство!» Зрители наверное подумали, что так по роли и нужно. Дали занавес, подбежал помощник режиссера, усадили его. А сам Виктор Иванович сразу и не понял, что с ним произошло. Потом обратил все в шутку, подошел после спектакля, хлопнул по щеке: «Ну что, родной, испугался!? Ничего, я тоже испугался!»
Он играет и каждый раз выше планки, еще выше, еще выше. После сцены с ним выходишь весь выжатый, играть еще четверть спектакля сил нет. Самосожжение, другого слова я даже подобрать не могу. Почему, например, «Царя Федора Иоанновича» не восстанавливают? Да потому что так, как он, никто не может сыграть. Ведь он ни одного «Царя Федора» не пропустил за все время, сколько спектакль существует, а это тридцать лет! Хотя Годунова и Василий Иванович Бочкарев в «Царе Борисе» играет, и Александр Коршунов в «Царе Иоанне Грозном». А вообще у нас много есть актеров, у которых есть чему поучиться.
Еще будучи студентом, я любил забежать посмотреть, как делают этюды на других курсах. Однажды на разборе, который делал Юрий Мефодьевич, я затаился за кулисами и радовался: понял, что школа Щепкина она едина. Пусть разные педагоги, но они одно плетут, они обжигают горшки по одной школе.
«Y»: А вне театра? Например, в западном кинематографе кто для Вас является эталоном?
А.В.: Наверное, Де Ниро. Он актер щепкинской школы. Я видел почти все его роли. Каждая роль – на зависть богам. Это и переживание, и представление, и глубина, и темперамент. Полное перерождение. И с юмором у него вообще все в порядке. Диапазонище самый огромный.
«Y»: Нет желания самому преподавать?
А.В.: Я преподавал чуть-чуть – один год. Работал на курсе Н.Афонина. Этюды с ними делал, «предметы», «животных». Это были заочники, парочка даже старше меня по возрасту. Преподавать можно тогда, когда ты чувствуешь, что ты переполнен и пришло время кому-то этот багаж передать. А у меня даже Интернета нет (смеется). Времени не хватает на чтение, просмотр чего-то.
«Y»: Есть мнение, что профессия актера – недостойна мужчины.
А.В.:Мне почему-то сразу в голову пришел на ум Михаил Ульянов, Николай Олялин, другие актеры, которые играли в фильмах о войне, например, в «Освобождении» Озерова. Там что ни актер, то настоящий мужчина. Если ты не настоящий мужчина, то роль свою не сыграешь так. Так же как и Де Ниро. Взять хотя бы фильмы «Охотник на оленей» или «Бешеный бык», ведь там затраты сил очень большие, потери невероятно огромные. Для меня, например, очень ценна непрерывность переживаний, не важно, на сцене или в кино, даже в сериалах. Чем она длиннее в сцене или в дубле, тем она ценнее.
«Y»: Саша, а после спектакля Вы долго из образа выходите?
А.В.: Дело, может быть даже не в том, что выходишь из образа. Мне, чтобы встать и пойти домой, особенно если не на машине, надо, конечно, набраться сил.
«Y»: А после спектакля не хочется опять играть? В жизни Вы «актер»?
А.В.: В жизни играть? Конечно, где-то можно, приходится. Ну, вот беда у тебя с правами, останавливает тебя ДПС и ты начинаешь косить под дурачка и еще что-то. С гаишниками просто по-другому нельзя. (смеется) Но вообще искренность на сцене – прежде всего, а черпаешь искренность только в жизни.
«Y»: Многие актеры ищут себя в смежных профессиях – режиссуре, сценаристике, продюссировании. У вас такого желания не возникало?
А.В.: Пока нет. Когда учился — хотелось, больше ощущал свои возможности, иногда по прочтении какого-либо произведения мне хотелось его снять. Мне казалось, что я смогу это сделать. Все мы любим кино. Но в то время у нас сериалы-то даже не снимали. Сложно было все это запускать, поднимать, финансово, организационно. Я занимался только театром – слава Богу, на отсутствие работы грех было жаловаться – и успокоился. А вот мой друг и однокурсник Кирилл Белевич после окончания Щепки где-то поработал актером, потом поставил несколько спектаклей в Русском духовном театре «Глас» — и получилось. Пошел учиться на высшие режиссерские курсы во ВГИК, закончил их. Начал снимать клипы, монтировать. А недавно я снялся в одной из главных ролей в его телефильме «Сыщики районного масштаба». Его желание оказалось настолько сильным, что реализовалось. Я очень рад за него.
«Y»: Может быть, это зависит от свободного времени?
А.В.: Да нет, не только. У него трое детей и он успевает. Время – это не оправдание. Снимать надо тогда, когда подступит так, что дальше некуда: нельзя не снять, нельзя не написать, нельзя не поставить. А так: «пойду в режиссеры, пойду в актеры, пойду в сценаристы» – это не дело. Мировоззрение должно достигнуть определенного уровня.
«Y»: Ну, а предположим такую ситуацию, Юрий Мефодьевич Вам говорит: «Саша, хочешь поставить что-нибудь на главной сцене или в филиале?» И тогда бы отказались? Ведь в Малом театре многие актеры ставили замечательные спектакли: сам Соломин, Эдуард Марцевич, Александр Коршунов.
А.В.: Пока, наверное, отказался бы. У меня нет пока такой темы, которую я бы хотел выплеснуть.
«Y»: А не тяжело еще играть мальчишку – Елесю в спектакле «Не было ни гроша, да вдруг алтын»?
А.В.: Нет, наоборот. Хотя вообще надо засечь, сколько килограмм теряешь после Елеси и после Глумова.
«Y»: Саша, а съемка в сериалах – это компромисс?
А.В.: Нет, мне не стыдно за то, что я сделал, например, в «Воровке». Меня после нее даже на Черном море и в Адыгее узнавали. Женщины в Москве торгуют и мне вслед говорят: «Вон-вон Лопахин пошел». (смеется) Мне не стыдно за эту роль потому, что, как мне кажется, мне удалось передать его человечность и искренность.
«Y»: Саша, с какой из своих ролей ты бы сейчас ни за что не хотел расстаться?
А.В.: Конечно, с Глумовым.
«Y»: Эта роль имеет свою историю на сцене Малого театра. Ее играл Царев, потом Виктор Иванович Коршунов. Он на репетициях не учил, как ее надо играть? Не показывал?
А.В.: Нет, показывать не показывал. Разве только подсказывал, как учитель в некоторых сценах.
«Y»: А старые записи этого спектакля приходилось смотреть?
А.В.: К сожалению, ничего не видел. Видел современные постановки с Безруковым и Раковым в этой роли, но это другое. К Островскому, мне кажется, ближе мы. В «Ленкоме» мне понравилось начало, там где Глумов видит «железную дверь», тупик, нищету, из которой хочется вырваться.
«Y»: Может быть, специфика Малого театра в том и заключается, что зрителю не навязывается никакое определенное суждение о героях пьесы и предоставляется возможность самому решать, что хорошо, а что плохо?
А.В.: Да, может и так. Что делает Глумов? — Глумится над остальными. Это хорошо или плохо? — Плохо. Но над чем он глумится? — Над пороками, над болезнью человеческого общества. Как он это делает? – Льстит, подкупает, подмазывается и т.д. Его поступки хорошими не назовешь.
«Y»: Эту ситуацию можно описать цитатой из фильма «Берегись автомобиля»: «Юрий Деточкин, конечно, виноват, но он… и не виноват. Пожалейте его, граждане судьи!»
А.В.: Да-да! (смеется) Но ведь и все остальные персонажи – то же в них, кажется, ну чего уж такого плохого. В «Мудреце» так Потапов играет, Муравьева. Все они человечные, в них и положительные качества уживаются и порок. Мы изображаем людей, а не карикатуры на людей. Мы узнаем себя в этих персонажах и зритель тоже должен.
Роль Глумова очень богатая, все находишь в себе, не нужно ничего играть. Только всколыхни и пошло.
«Y»: А легко «всколыхивать» каждый раз?
А.В.: Чтобы легко «всколыхнулось», его надо долго и кропотливо готовить самому, с режиссером, со зрителем и, главное, с автором. Конечно, не всегда это удается. Спектакль на спектакль не приходится. У меня это случается с Молчалиным.
«Y»: Саша, когда Вы с Марцевичем репетировали «Воскресение», на что он Вас ориентировал, какие установки для игры давал?
А.В.: Спектакль был нацелен на духовность. На одухотворение персонажей. На их духовное воскресение. И за это нам была очень благодарна публика. И зритель был в основном довольно сложный – школьники.
«Y»: А легко было эту одухотворенность играть? Тяжелее, чем Глумова?
А.В.: Физически тяжелее играть Глумова, а душевных затрат было больше, конечно, в роли Нехлюдова. Это же не комедия, а глубочайший мировой роман. Целый роман за три часа – это непросто. Тяжелые были тюремные сцены, сцены монологов, откровений, молитв. Сделать их действенными было непросто. «Русский актер – актер исповеди», — постоянно повторял на репетициях Эдуард Евгеньевич. У меня тогда родился сын, я был на пике чувств, поэтому многое «всколыхнуть» в душе было легче. Я очень благодарен Марцевичу, жалко, что сняли спектакль. Была идея перенести его на малую сцену филиала, убрать некоторые массовые сцены, которые не так и важны были. Но не получилось, хотя желание так и не прошло.
«Y»: Огромное количество зрителей были бы благодарны, если бы спектакль был восстановлен…
А.В.: Для молодого поколения такого плана спектаклей очень мало в Москве. А ведь не прочитают очень многие этот роман.
«Y»: Саша, а легко ли делать шаг на сцену или, как говорил К.Зубов, «прыжок в нечто»?
А.В.: Да, слава Богу. С опытом вообще проблем с этим не испытываешь. Срочные вводы хорошо тренируют. Вот благодаря Владимиру Михайловичу Бейлису, я три роли сыграл в «Тайнах мадридского двора»: и Анри, и Гватирнару, и Франциска. Правда, Гватинару сейчас не играю, жалко. Но могу в любой момент вскочить. Мне нарвятся срочные вводу, они убивают весь этот страх. Думаешь не о том, чтобы этот шаг на сцену сделать, а о сквозном действии, цели сцены, мизансцены и, конечно, о том, чтобы не забыть текст.
«Y»: Саша, а как Вы относитесь к поклонницам?
А.В.: Нормально. (смеется) Первый раз автограф у меня взяли, когда я выходил из филиала со спектакля «Князь Серебряный», в котором я играл заглавного персонажа. Но тогда я сыграл первый раз роль Басманова вместо заболевшего Александра Клюквина. Вот тогда школьницы подбежали с криком и просили автографы и сфотографироваться с ними. После князя Серебряного не подходили, а тут вот подошли. Приятно было. Многих актеров знают по сериалам. А когда узнают после спектакля – это дороже.
«Y»: Саша, напоследок расскажите какой-нибудь веселый случай из вашей жизни.
А.В.: Есть такой анекдот про царя, который постоянно повышал налоги. Каждый день. Народ начал волноваться, возмущаться, восставать. Когда уже все это дошло до предела, воеводы приходят к нему и говорят: «Ваше величество, народ смеется!». Вот так недавно и со мной было. Я живу на Минском шоссе. Метро там нет, и каждый день то Путина везут, то депутатов, то еще кого – сплошные пробки. А раньше Брежнева возили. И для меня это всегда было отмазкой при опоздании, еще в училище: «Брежнева везли!». Теперь: «Путина везли!» Совсем недавно опоздал на репетицию из-за того, что кого-то опять везли. Приезжаю на репетицию в театр, объясняю это Бейлису, а он и говорит: «Саша, не надо – народ уже смеется!».
Беседовали Константин Цареградский и Александра Солнечная.
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым. Впрочем, в их судьбе тоже есть нечто общее. Прежде чем пойти учиться на актера, Вершинин закончил радиомеханический техникум, поработал в НИИ. Потом заболел театром, поступил в Театральное училище им. М.С.Щепкина и по его окончании в 1992 г. был принят в Малый театр. Можно сказать, что молодому человеку повезло. Довольно быстро он стал получать большие роли, что в Малом театре — не в традиции, здесь любят «помариновать» актера, дать ему время осмотреться и вжиться в театральную семью. Поначалу были вводы, но уже через год Александр сыграл трудную роль датского принца Христиана в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Потом был разбитной Клавдий Горецкий в комедии А.Н.Островского «Волки и овцы» и благородный Анри д\\\'Альбрэ в «Тайнах мадридского двора» Сриба (кстати, потом Александру пришлось исполнить еще две роли в этом спектакле – неудачливого Гватинару и короля Франциска). Главная и несомненная удача первых лет работы в театре – роль Нехлюдова в спектакле по роману Льва Толстого «Воскресение», поставленном Эдуардом Марцевичем. Почти через десять лет после прихода в театр Александр Вершинин сыграл одну из своих лучших ролей – Глумова в комедии «На всякого мудреца довольно простоты». Телезрителям актер запомнился, конечно, по фильму «На заре туманной юности», где он создал великолепный образ русского поэта Алексей Кольцова, и по сериалу «Воровка. Счастье напрокат». На днях на телеэкраны должен выйти еще один сериал с участием Александра Вершинина – «Сыщики районного масштаба». В театре актер репетирует роль Чеды в пьесе Бронислава Нушича «Госпожа министерша», где его партнершей снова станет Ирина Муравьева.
«Yтро»: Саша, «Yтро» – электронная газета и первый вопрос как раз по поводу Интернета. пользуетесь ли вы Интернетом, есть ли у вас дома Интернет?
Александр Вершинин: Даже компьютер еще не приобрел. Честно говоря, руки не доходят.
«Y»: Саша, в прошлом году Вы получили звание заслуженного артиста. Как Вы относитесь к разного рода званиям среди актеров. Накладывает ли это какой-либо отпечаток на человека?
А.В.: Несколько дней назад мы праздновали присвоение звания нашему артисту Дмитрию Кознову. Ровно год назад, в январе, звание было присвоено мне. Это очень радостно, очень приятно. Звание обязывает. И конечно, это радость для родителей, для матери и для брата. Отец, к сожалению не дождался, ушел в мир иной три года назад. Я дума он оттуда это ощутил и порадовался. Своим объемом это звание накатывает прежде всего на родных. А на общение с коллегами звание не влияет. Я такой человек, что на меня такие вещи не влияют. К сожалению, это и зарплату не увеличивает, но разряд прибавится.
«Y»: Раньше, когда по коридору театра шел Михаил Иванович Царев или, например, Борис Андреевич Бабочкин, все выстраивались по стеночке и кланялись. Сейчас этого нет в театре?
А.В.: (смеется) Есть. Когда идут Юрий Мефодьевич или Виктор Иванович, выстраиваются – и молодежь, и среднее поколение. Но это от глубокого уважения. Ведь даже Царева хотя и боялись, и любили очень. И Соломина и Коршунова очень любят. Да и не только с ними так. Панкова, Быстрицкая, Самойлов, Николай Александрович Анненков – это все легенды, старейшины. На этом и стоит Малый театр, светится от этого. Это намоленный дом.
«Y»: Что это значит?
А.В.: Души артистов здесь остаются после смерти. Вся энергия, затраченная на репетициях и спектаклях, тоже остается здесь. Лет десять назад была реконструкция театра, но потолок при этом не трогали. Считается, что вот эта намоленность там и скапливается, как в храме.
«Y»: А когда на сцене играешь, эта намоленность, эта скопившаяся творческая энергия чувствуется?
А.В.: Чувствуется и даже слышится. Однажды Василий Иванович Бочкарев рассказал такую историю. Репетировали они на другой день после похорон Руфины Нифонтовой. А народных артистов в Малом со сцены прямо провожают. Все еще естественно под впечатлением от похорон, атмосфера неуютности, утраты. И вдруг на сцене под потолком такой звук странный «кхх..» — несколько раз. Помолчали, а потом кто-то говорит: «Руфина себе место ищет!».
Молодых актеров у нас во время репетиций просят не сходить со сцены там, где ходит режиссер – по центру, а обойти и спуститься или подняться сбоку. Семечек в театре никто никогда не грызет.
«Y»: Саша, все мы в своей работе ориентируемся на какие-то образцы, эталоны. Кто и что для Вас в профессии является таким образцом?
А.В.: Я очень рад, что попал на курс к Виктору Ивановичу Коршунову. Он гениальный педагог. И команда его — Наталья Васильевна Шаронова, Наталья Алексеевна Петрова и другие – лучшие педагоги, на мой взгляд. Ведь есть же целая плеяда поколений учеников Коршунова – Бочкарев, Любшин, Домогаров и т.д. Недавно ему дали Педагогическую премию им. М.И.Царева, первую, по-моему. Он объясняет и показывает так, что потом по-другому уже и не сделаешь. А на сцене, как партнер, он заражает своим… самосожжением. Для меня в «Мудреце» самая сложная сцена – с Крутицким, которого он играет, как говорится, на аорту. Может быть, в таком возрасте это и не надо делать вообще. Ведь как раз в нашей сцене был «звоночек». Я не знаю, заметили ли зрители, но он на несколько секунд потерял сознание. Благо я был сзади, придержал его. Я ему: «Ваше превосходительство, ваше превосходительство!» Зрители наверное подумали, что так по роли и нужно. Дали занавес, подбежал помощник режиссера, усадили его. А сам Виктор Иванович сразу и не понял, что с ним произошло. Потом обратил все в шутку, подошел после спектакля, хлопнул по щеке: «Ну что, родной, испугался!? Ничего, я тоже испугался!»
Он играет и каждый раз выше планки, еще выше, еще выше. После сцены с ним выходишь весь выжатый, играть еще четверть спектакля сил нет. Самосожжение, другого слова я даже подобрать не могу. Почему, например, «Царя Федора Иоанновича» не восстанавливают? Да потому что так, как он, никто не может сыграть. Ведь он ни одного «Царя Федора» не пропустил за все время, сколько спектакль существует, а это тридцать лет! Хотя Годунова и Василий Иванович Бочкарев в «Царе Борисе» играет, и Александр Коршунов в «Царе Иоанне Грозном». А вообще у нас много есть актеров, у которых есть чему поучиться.
Еще будучи студентом, я любил забежать посмотреть, как делают этюды на других курсах. Однажды на разборе, который делал Юрий Мефодьевич, я затаился за кулисами и радовался: понял, что школа Щепкина она едина. Пусть разные педагоги, но они одно плетут, они обжигают горшки по одной школе.
«Y»: А вне театра? Например, в западном кинематографе кто для Вас является эталоном?
А.В.: Наверное, Де Ниро. Он актер щепкинской школы. Я видел почти все его роли. Каждая роль – на зависть богам. Это и переживание, и представление, и глубина, и темперамент. Полное перерождение. И с юмором у него вообще все в порядке. Диапазонище самый огромный.
«Y»: Нет желания самому преподавать?
А.В.: Я преподавал чуть-чуть – один год. Работал на курсе Н.Афонина. Этюды с ними делал, «предметы», «животных». Это были заочники, парочка даже старше меня по возрасту. Преподавать можно тогда, когда ты чувствуешь, что ты переполнен и пришло время кому-то этот багаж передать. А у меня даже Интернета нет (смеется). Времени не хватает на чтение, просмотр чего-то.
«Y»: Есть мнение, что профессия актера – недостойна мужчины.
А.В.:Мне почему-то сразу в голову пришел на ум Михаил Ульянов, Николай Олялин, другие актеры, которые играли в фильмах о войне, например, в «Освобождении» Озерова. Там что ни актер, то настоящий мужчина. Если ты не настоящий мужчина, то роль свою не сыграешь так. Так же как и Де Ниро. Взять хотя бы фильмы «Охотник на оленей» или «Бешеный бык», ведь там затраты сил очень большие, потери невероятно огромные. Для меня, например, очень ценна непрерывность переживаний, не важно, на сцене или в кино, даже в сериалах. Чем она длиннее в сцене или в дубле, тем она ценнее.
«Y»: Саша, а после спектакля Вы долго из образа выходите?
А.В.: Дело, может быть даже не в том, что выходишь из образа. Мне, чтобы встать и пойти домой, особенно если не на машине, надо, конечно, набраться сил.
«Y»: А после спектакля не хочется опять играть? В жизни Вы «актер»?
А.В.: В жизни играть? Конечно, где-то можно, приходится. Ну, вот беда у тебя с правами, останавливает тебя ДПС и ты начинаешь косить под дурачка и еще что-то. С гаишниками просто по-другому нельзя. (смеется) Но вообще искренность на сцене – прежде всего, а черпаешь искренность только в жизни.
«Y»: Многие актеры ищут себя в смежных профессиях – режиссуре, сценаристике, продюссировании. У вас такого желания не возникало?
А.В.: Пока нет. Когда учился — хотелось, больше ощущал свои возможности, иногда по прочтении какого-либо произведения мне хотелось его снять. Мне казалось, что я смогу это сделать. Все мы любим кино. Но в то время у нас сериалы-то даже не снимали. Сложно было все это запускать, поднимать, финансово, организационно. Я занимался только театром – слава Богу, на отсутствие работы грех было жаловаться – и успокоился. А вот мой друг и однокурсник Кирилл Белевич после окончания Щепки где-то поработал актером, потом поставил несколько спектаклей в Русском духовном театре «Глас» — и получилось. Пошел учиться на высшие режиссерские курсы во ВГИК, закончил их. Начал снимать клипы, монтировать. А недавно я снялся в одной из главных ролей в его телефильме «Сыщики районного масштаба». Его желание оказалось настолько сильным, что реализовалось. Я очень рад за него.
«Y»: Может быть, это зависит от свободного времени?
А.В.: Да нет, не только. У него трое детей и он успевает. Время – это не оправдание. Снимать надо тогда, когда подступит так, что дальше некуда: нельзя не снять, нельзя не написать, нельзя не поставить. А так: «пойду в режиссеры, пойду в актеры, пойду в сценаристы» – это не дело. Мировоззрение должно достигнуть определенного уровня.
«Y»: Ну, а предположим такую ситуацию, Юрий Мефодьевич Вам говорит: «Саша, хочешь поставить что-нибудь на главной сцене или в филиале?» И тогда бы отказались? Ведь в Малом театре многие актеры ставили замечательные спектакли: сам Соломин, Эдуард Марцевич, Александр Коршунов.
А.В.: Пока, наверное, отказался бы. У меня нет пока такой темы, которую я бы хотел выплеснуть.
«Y»: А не тяжело еще играть мальчишку – Елесю в спектакле «Не было ни гроша, да вдруг алтын»?
А.В.: Нет, наоборот. Хотя вообще надо засечь, сколько килограмм теряешь после Елеси и после Глумова.
«Y»: Саша, а съемка в сериалах – это компромисс?
А.В.: Нет, мне не стыдно за то, что я сделал, например, в «Воровке». Меня после нее даже на Черном море и в Адыгее узнавали. Женщины в Москве торгуют и мне вслед говорят: «Вон-вон Лопахин пошел». (смеется) Мне не стыдно за эту роль потому, что, как мне кажется, мне удалось передать его человечность и искренность.
«Y»: Саша, с какой из своих ролей ты бы сейчас ни за что не хотел расстаться?
А.В.: Конечно, с Глумовым.
«Y»: Эта роль имеет свою историю на сцене Малого театра. Ее играл Царев, потом Виктор Иванович Коршунов. Он на репетициях не учил, как ее надо играть? Не показывал?
А.В.: Нет, показывать не показывал. Разве только подсказывал, как учитель в некоторых сценах.
«Y»: А старые записи этого спектакля приходилось смотреть?
А.В.: К сожалению, ничего не видел. Видел современные постановки с Безруковым и Раковым в этой роли, но это другое. К Островскому, мне кажется, ближе мы. В «Ленкоме» мне понравилось начало, там где Глумов видит «железную дверь», тупик, нищету, из которой хочется вырваться.
«Y»: Может быть, специфика Малого театра в том и заключается, что зрителю не навязывается никакое определенное суждение о героях пьесы и предоставляется возможность самому решать, что хорошо, а что плохо?
А.В.: Да, может и так. Что делает Глумов? — Глумится над остальными. Это хорошо или плохо? — Плохо. Но над чем он глумится? — Над пороками, над болезнью человеческого общества. Как он это делает? – Льстит, подкупает, подмазывается и т.д. Его поступки хорошими не назовешь.
«Y»: Эту ситуацию можно описать цитатой из фильма «Берегись автомобиля»: «Юрий Деточкин, конечно, виноват, но он… и не виноват. Пожалейте его, граждане судьи!»
А.В.: Да-да! (смеется) Но ведь и все остальные персонажи – то же в них, кажется, ну чего уж такого плохого. В «Мудреце» так Потапов играет, Муравьева. Все они человечные, в них и положительные качества уживаются и порок. Мы изображаем людей, а не карикатуры на людей. Мы узнаем себя в этих персонажах и зритель тоже должен.
Роль Глумова очень богатая, все находишь в себе, не нужно ничего играть. Только всколыхни и пошло.
«Y»: А легко «всколыхивать» каждый раз?
А.В.: Чтобы легко «всколыхнулось», его надо долго и кропотливо готовить самому, с режиссером, со зрителем и, главное, с автором. Конечно, не всегда это удается. Спектакль на спектакль не приходится. У меня это случается с Молчалиным.
«Y»: Саша, когда Вы с Марцевичем репетировали «Воскресение», на что он Вас ориентировал, какие установки для игры давал?
А.В.: Спектакль был нацелен на духовность. На одухотворение персонажей. На их духовное воскресение. И за это нам была очень благодарна публика. И зритель был в основном довольно сложный – школьники.
«Y»: А легко было эту одухотворенность играть? Тяжелее, чем Глумова?
А.В.: Физически тяжелее играть Глумова, а душевных затрат было больше, конечно, в роли Нехлюдова. Это же не комедия, а глубочайший мировой роман. Целый роман за три часа – это непросто. Тяжелые были тюремные сцены, сцены монологов, откровений, молитв. Сделать их действенными было непросто. «Русский актер – актер исповеди», — постоянно повторял на репетициях Эдуард Евгеньевич. У меня тогда родился сын, я был на пике чувств, поэтому многое «всколыхнуть» в душе было легче. Я очень благодарен Марцевичу, жалко, что сняли спектакль. Была идея перенести его на малую сцену филиала, убрать некоторые массовые сцены, которые не так и важны были. Но не получилось, хотя желание так и не прошло.
«Y»: Огромное количество зрителей были бы благодарны, если бы спектакль был восстановлен…
А.В.: Для молодого поколения такого плана спектаклей очень мало в Москве. А ведь не прочитают очень многие этот роман.
«Y»: Саша, а легко ли делать шаг на сцену или, как говорил К.Зубов, «прыжок в нечто»?
А.В.: Да, слава Богу. С опытом вообще проблем с этим не испытываешь. Срочные вводы хорошо тренируют. Вот благодаря Владимиру Михайловичу Бейлису, я три роли сыграл в «Тайнах мадридского двора»: и Анри, и Гватирнару, и Франциска. Правда, Гватинару сейчас не играю, жалко. Но могу в любой момент вскочить. Мне нарвятся срочные вводу, они убивают весь этот страх. Думаешь не о том, чтобы этот шаг на сцену сделать, а о сквозном действии, цели сцены, мизансцены и, конечно, о том, чтобы не забыть текст.
«Y»: Саша, а как Вы относитесь к поклонницам?
А.В.: Нормально. (смеется) Первый раз автограф у меня взяли, когда я выходил из филиала со спектакля «Князь Серебряный», в котором я играл заглавного персонажа. Но тогда я сыграл первый раз роль Басманова вместо заболевшего Александра Клюквина. Вот тогда школьницы подбежали с криком и просили автографы и сфотографироваться с ними. После князя Серебряного не подходили, а тут вот подошли. Приятно было. Многих актеров знают по сериалам. А когда узнают после спектакля – это дороже.
«Y»: Саша, напоследок расскажите какой-нибудь веселый случай из вашей жизни.
А.В.: Есть такой анекдот про царя, который постоянно повышал налоги. Каждый день. Народ начал волноваться, возмущаться, восставать. Когда уже все это дошло до предела, воеводы приходят к нему и говорят: «Ваше величество, народ смеется!». Вот так недавно и со мной было. Я живу на Минском шоссе. Метро там нет, и каждый день то Путина везут, то депутатов, то еще кого – сплошные пробки. А раньше Брежнева возили. И для меня это всегда было отмазкой при опоздании, еще в училище: «Брежнева везли!». Теперь: «Путина везли!» Совсем недавно опоздал на репетицию из-за того, что кого-то опять везли. Приезжаю на репетицию в театр, объясняю это Бейлису, а он и говорит: «Саша, не надо – народ уже смеется!».
Беседовали Константин Цареградский и Александра Солнечная.
03.12.2004
Подробнее
«Помню только хорошее» Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви. Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
«Помню только хорошее»
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
«Помню только хорошее»
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Зрители живо реагировали на реплики юного обличителя Глумова, а когда на сцену вышла Быстрицкая в роли Турусиной, зал разразился аплодисментами. За спиной я услышала: «Господи, сколько же ей лет?» Хотелось ответить стихами: «Сколько лет, столько зим. Сорока еще нет». Затянутая в корсет, в платье, достойном императрицы, она по-молодому отплясывала канкан, пела романсы, прикладываясь к рюмочке с домашней наливкой, и была так весела и обворожительно хороша, что легко могла обмануть насчет своего возраста. Впрочем, она его никогда и не скрывала.
Ее строгой, классической красотой восторгается уже не одно поколение. Ее сравнивали с Джиной Лоллобриджидой и Элизабет Тейлор. Ее приглашали в Голливуд, без сомнения, она стала бы мировой знаменитостью, но система не позволила «выбиваться из ряда». Но и то, что удалось воплотить на сцене и на экране, принесло ей славу и любовь.
– Элина Авраамовна, сильно ли изменился зритель с тех пор, как вы вышли на сцену Малого театра?
– У меня нет такого ощущения. Может быть, он стал более восприимчивым к каким-то моментам, потому что люди научились открыто проявлять свои эмоции. Разницы я не вижу, для меня зритель все тот же теплый и благодарный, как 20 и 40 лет назад.
– Близка ли вам, актрисе, воспитанной в жестких рамках соцреализма, модная нынче теория самовыражения любой ценой?
– В Малом театре, в который я пришла в 1958 году, мастера были ни в чем не ограничены и учили нас, молодежь, тому же. Не думаю, что сейчас мы стали больше самовыражаться на сцене. Мы с таким же уважением относимся и к автору, и к постановочным решениям, и к зрителю прежде всего. Другое дело, что драматургия сегодня представлена более широко, запретов нет.
Но я бы, например, запретила некоторые драматические и режиссерские изыски, которые сейчас расплодились на сценах многих театров, когда на сцену выносится откровенная пошлость под видом самовыражения. Я этого категорически не приемлю. Во-первых, как актриса я никогда не приняла бы участия в подобном проекте, во-вторых, я бы не хотела этого видеть как зритель. Театр все-таки должен вести зрителя за собой.
– Как вы относитесь к тому, что искусство все больше попадает под власть денег? Продвинутые молодые режиссеры называют спектакль не явлением искусства, а продуктом. Доверчивый зритель покупается на глянцевую упаковку, но душа его ничего не получает взамен.
– Вы знаете, как бы это ни называть, а театра без зрителя не бывает. Как нет театра без сцены. Это обязательные компоненты. А как назвать – продукт или явление – это зависит от того, что имеется в виду. Ведь продукт может быть и очень высокого качества. Но все-таки вы правы, это циничное определение для театра.
Театр – штучное искусство, оно требует вдохновения. Это нечто, что создается талантом и духовными силами с учетом того, как это будет воспринято зрителем. В Малом театре, который в будущем году готовится отметить свое 250-летие, всегда думают о зрителе. Нам не все равно, что он вынесет после нашего спектакля, о чем будет думать. Поэтому предметом искусства все-таки должно быть духовное обращение к зрителю, влияние на его ум и сердце.
– Элина Авраамовна, но ведь жизнь сильно изменилась. Раньше на 7 ноября в театре непременно давали бы «Оптимистическую трагедию» или «Кремлевские куранты», а сейчас в этот день вы играете комедию Островского, и при этом – аншлаг.
– У нас всегда полный зал на «Мудреце», с момента премьеры. Режиссер Владимир Бейлис замечательно, по-моему, угадал в ней сегодняшний день. Мы, ыартисты, хорошо это чувствуем по реакции зала.
– Вы пришли в Малый театр, когда на его сцене блистали Вера Пашенная, Елена Гоголева. Легко ли складывалась ваша судьба в театре?
– По-разному. У меня были большие простои. Это зависело от множества причин: от моего здоровья, репертуара, от моих взаимоотношений с руководством театра. Случалось, я сама отказывалась от каких-то ролей, что в театре не принято.
Были и другие причины, о которых мне вспоминать не хочется, слишком давно это было. Я ведь пришла не на пустое место. Надо было кого-то подвинуть. Естественно, кто-то при этом что-то терял, потому что я действительно была популярна...
В Малом театре ее долго «выдерживали». Быстрицкая терпеливо ждала и дождалась роли Глафиры в «Волках и овцах» – может быть, лучшей своей работы в Малом театре. А сколько не сбылось! Весь свой жар души она бросила на общественную работу. Быстрицкая выбивала квартиры для артистов, устраивала их детей в детские сады, помогала ветеранам театра. Власти ее любили, поэтому никогда не отказывали.
– Как получилось, что после блистательных работ в «Тихом Доне», «Неоконченной повести», «Добровольцах» ваши взаимоотношения с кинематографом как бы не заладились? Что мешало – ваша мощная энергетика, яркая индивидуальность или отсутствие своего режиссера?
– Да нет, не могу этого сказать. Как только я начала работать в Малом, он сразу поглотил меня. Я ведь всегда хотела быть театральной актрисой, а Малый театр был моей большой мечтой. Кинематограф существовал как бы отдельно. В картине «Добровольцы» я снималась, уже работая в Малом театре, но еще не была занята в репертуаре. А потом я часто отказывалась от каких-то съемок, боясь потерять роль в театре.
И, знаете, я ведь была приезжая в Москве. Я выросла не здесь, училась в Киевском театральном институте имени Карпенко-Карого. У меня не было здесь связей, знакомых, друзей-однокурсников. Думаю, мне просто повезло в самом начале на режиссеров, которые открыли меня для кино.
Потрясающий Фридрих Маркович Эрмлер, снявший меня в «Неоконченной повести», где моим партнером был Сергей Бондарчук, гениальный Сергей Аполлинариевич Герасимов, доверивший мне роль Аксиньи в «Тихом Доне», его ученик Юрий Павлович Егоров, снявший меня в «Добровольцах». Со мной ведь режиссерам непросто, потому что у меня всегда есть свое представление о роли, которое я стараюсь сохранить. Я не очень послушная актриса.
– На роль Аксиньи пробовалось десяток претенденток, в том числе и Нонна Мордюкова. Позже в своей книге «Не плачь, казачка» она напишет, что так и не простила режиссеру, что казачку отдали Быстрицкой. По ее мнению, она истинная казачка, сыграла бы лучше.
– Исполнителей утверждал сам Шолохов. Когда ему принесли фотопробы, он сразу ткнул пальцем в мою карточку: «Это – Аксинья». Я-то думала, что ему понравились мои пробы. А в этом году на празднике «Шолоховская весна» в Москву приезжали сын и дочь Михаила Александровича. И дочь, Светлана Михайловна, рассказала, что они с братом увидели меня в «Неоконченной повести». А тут как раз пошли разговоры, что Герасимов запускается с «Тихим Доном», искали Аксинью. И тогда дети сказали Михаилу Александровичу, что Аксиньюы больше искать не надо, и показали мое фото.
О съемках в «Тихом Доне» я рассказала недавно в книге «Моей судьбы нелегкий выбор». Она быстро разошлась. Сейчас я готовлю второе издание. А что касается, истинная ли казачка моя Аксинья или нет, свое слово сказал зритель.
Кстати, сама Нонна Мордюкова после премьеры фильма подошла ко мне со словами: «А ты все-таки сыграла Аксинью, проклятая!» Я поняла это как шутку. Да, наверное, проклятая, потому что соперница. После выхода картины тридцать старейшин-казаков прислали мне письмо, чтобы отныне я не называлась Элина Быстрицкая, а Аксинья Донская. За признание сердечно поблагодарила.
Быстрицкой во время съемок фильма «Тихий Дон» пришлось научиться ездить верхом, носить воду на коромысле, полоскать белье в речке. Станичные дивились: «Неужели не казачка? И ходит, и гуторит по-нашему».
– Элина Авраамовна, у вас нет ощущения, что после трагедии в Беслане наша жизнь разделилась на до и после? Мы стали искать шахидку в каждой кавказской женщине, косимся на гастарбайтеров…
– Терроризм, действительно, необъявленная война, с этим приходится считаться. А что касается гастарбайтеров, то куда, скажите, им деться? У них нет работы, они страдают. Слава Богу, что Россия принимает их, дает им здесь работу.
Случилось так, что распалась большая страна, интегрированная на общую экономику. Но надо как-то выбираться. Вот Запад объединяется, а мы разъединяемся. Это плохо! Я не политолог, но не могу не видеть, что происходит. Когда стали говорить об объединении Белоруссии с Россией, я подумала: «Слава Богу, ума хватило». Но, оказывается, не так все просто, потому что трудно делиться властью. На днях Дума приняла Закон, по которому граждане Украины могут до 90 дней жить в России без регистрации, а россияне – в Украине. Следующим шагом будет Закон о двойном гражданстве. Это замечательно, потому что поможет соединить разорванные связи, в том числе и родственные.
– И все-таки не озлобились ли мы? Возможно ли такое, как в годы Великой Отечественной войны, когда людей из оккупированных областей принимали на Урале, в Средней Азии, в Казахстане, делились и хлебом, и кровом?
– Неля, все было… И принимали, и делились. А были такие, кто наживался на чужом горе. Я стараюсь помнить только хорошее. У меня в городе Сталино, теперь Донецке, где временно стоял наш передвижной госпиталь, была квартирная хозяйка. Четверо ее сыновей ушли на фронт. Так она каждый божий день после работы бежала на вокзал, где проходили эшелоны с ранеными, искала своих сыновей, подкармливала чужих.
У моей маленькой сестрички пошли язвы по всему телу. Кругом ведь были незахороненные трупы, инфекция и прочее, так эта женщина заваривала какие-то травки, купала ее в отваре, лечила, выхаживала. А были и другие, кто пускал на ночлег за хлеб-муку или лекарства.
- Элина Авраамовна, в давнем фильме «Николай Бауман» вы играли Марию Андрееву, актрису-большевичку, подругу Горького. Ваша героиня, помнится, ходила к Савве Морозову просить деньги на театр. Есть ли сейчас в России новые Морозовы, Третьяковы?
– Знаете, прошли десятилетия, чтобы оценить и Морозова, и Третьяковых, и Рябушинского. Но и сегодня такие люди в деловых кругах есть. Десять лет назад я учредила Благотворительный фонд в поддержку талантливых студентов творческих вузов. Это была отчаянная смелость. Ну где у меня деньги, я же бюджетница. Но, знаете, люди дали. И сейчас дают, у фонда 135 стипендиатов. Нет, наша земля российская не иссякла доброхотами. Я и себя причисляю к ним, но не кричу об этом на всю округу, просто делаю свое дело. И пожертвователи не бьют себя в грудь. Главное, они есть.
В России всегда ценились честь, достоинство, доброта, любовь. Эти ценности непреходящи. Они есть и всегда будут. Другое дело, что нет идеологии, которая нас объединяла. Я была пионеркой, преданной комсомолкой, почти как моя Лелька в «Добровольцах». В институте на комсомольском собрании я дала пощечину однокурснику, он позволил себе оскорбительное хулиганство.
Меня вызвали в райком, предложили сдать билет. Я показала его издали и сказала: «Можете на него посмотреть. В руки не дам, я его получила на фронте». Понимаете, это было определенное мировоззрение. Я в это верила. По-другому, наверное, невозможно было защитить идеалы, которыми мы жили тогда.
– Почти всю войну вы прослужили в передвижном фронтовом госпитале. Ведь вы были совсем девочкой, неужели без вас не обошлись бы, или это желание помочь отцу-врачу?
– Нет, это была моя помощь Родине, я очень высоко ценила это. Меня на фронт призвали плакаты «Родина-мать зовет», «Что ты сделал для фронта?», которые тогда были повсюду. Я считала своим долго быть полезной Родине. Отец был с нами в госпитале недолго, зимой 1942 года он уже был под Сталинградом. А мы остались – мама, я и маленькая сестричка, которую в госпитале нам приходилось прятать, чтобы не отдавать ее в детский дом.
Я овладела навыками лаборантки, в палаты меня не очень-то пускали. Мне было 13 лет, потом исполнилось 14, 15, 16. А в ноябре 1944 года я освободилась от службы в госпитале, меня послали учиться в медицинское училище. Я собиралась пойти по папиным стопам, но после дипломной практики поняла: не смогу быть врачом.
– Но это не помешало вам убедительно сыграть роль врача в «Неоконченной повести».
– Знаете, этой ролью я как бы отдавала долги папе с мамой. Моя первая роль на сцене тоже врач – арбузовская Таня в Вильнюсском русском драматическом театре. Передо мной был выбор – «Двенадцатая ночь», сразу две роли, в итоге их сыграла Клавдия Лучко. А я предпочла романтической шпаге скромный медицинский халат врача в «Неоконченной повести»...
Быстрицкая никогда не говорит о личном. Не считает нужным «перетряхивать подробности своей жизни на людях». В 19 лет она, юная фельдшер-акушерка, приняла 15 родов. Естественно, никаких обезболиваний не было, медикаментов в достатке – тоже… Тогда у нее появились первые седые волосы, а на собственного ребенка она так и не решилась. Ее детьми стали ученики, много лет она вела творческую мастерскую в Щепкинском училище при Малом театре. Бороться с сединой бросила не так давно, когда вдруг перекрасилась в блондинку. Это, конечно, был смелый шаг, но красоту ничем не испортишь. К новой Быстрицкой быстро привыкли.
– Элина Авраамовна, вас знают как отличную бильярдистку, вы любите бокс. Наконец, вы 18 лет возглавляли Федерацию художественной гимнастики СССР и вывели ее на олимпийский помост. Откуда такой интерес к спорту?
– Это моя давняя любовь. В юности я всерьез занималась гимнастикой, хореографией, потом увлекалась бильярдом, бокс смотрю как болельщица. Мне это интересно. В 1975 году, перед вылетом нашей сборной на чемпионат в Базель, меня пригласили на встречу с командой. Я выступила, они пошли обедать, а я заглянула в спортзал. Честно говоря, хотела проверить, не потеряла ли форму. Я вошла в зал и увидела, что одна гимнастка обедать не пошла, стоит на растяжке. О, думаю, это характер, это чемпионка. Поделилась своими наблюдениями со старшим тренером Валентиной Григорьевной Батаен. А та девочка, Ирочка Дерюгина, в Базеле стала чемпионкой.
Тогда это было непросто. У нас была еще довольно тяжелая жизнь, даже приличный купальник купить было проблемой. Потом я уехала сниматься в Болгарию. Вернулась, звонок: «Элина Авраамовна, мы вас выбрали президентом федерации». Я устроила так, что соревнования гимнастов стали показывать по ТВ, и постепенно о гимнастике стали говорить всерьез. Как-то я пришла к руководителям Спорткомитета СССР, говорю, пора думать об участии гимнастов в Олимпийских играх, а мы еще и на Спартакиаде народов СССР не выступали. Нас выключили, ну а потом был период взлетов. Я счастлива, что была причастна к этому.
– Некоторые ваши коллеги теперь как-то болезненно относятся к прежним заслугам, а у вас, я как-то видела в Доме кино, целый иконостас на груди.
– Ну что вы, я горжусь своим званием народной артистки СССР, всеми своими наградами, у меня их более двух десятков, пять – фронтовых. Это ведь моя жизнь. Я их надеваю два раза в год – на 23 февраля и 9 Мая, в День Победы.
– Элина Авраамовна, вы баллотировались в Думу. Зачем вам, востребованной актрисе, это надо?
– Я не могу смириться с тем, что не платят достойную зарплату врачам, учителям, работникам культуры. Не могу смириться с тем, что в провинции гибнет культура. В Думу я не пошла, уступила место другому человеку. Только сказала, пусть он выполнит то, что я хочу.
– Ну и как, выполняет?
– По-моему, да. Он работает, помогает культуре. Но свое место в Малом театре я никому не уступлю. Это мой дом. Я люблю его сцену, мою гримуборную, порядки Малого, его легенды. Я люблю своих партнеров, люблю его дух, его ауру. В его стенах я черпаю вдохновение и силы. Нигде, кроме стен Малого театра, я не чувствую себя такой молодой, энергичной...
Вопреки слухам, Быстрицкая никогда не прибегала к пластическим операциям. Как медик она опасается последствий. У нее есть свои секреты красоты, которые актриса тщательно оберегает. Она каждый день делает гимнастику по полчаса, на завтрак съедает яблоко, несколько орехов. Ее бабушка говорила: «Детка, каждому дается ведро воды. Вопрос в том, как его донести». Быстрицкая расходовала его экономно. Она и сейчас остается одной из самых красивых актрис отечественного театра и кино.
– Элина Авраамовна, что вас радует сейчас?
– Новая роль. Я играю две – в «Горе от ума» и «Мудреце». Репетирую новую, заглавную, в «Госпоже министерше» Нушича. Премьера – в конце декабря.
Нелли ПРОТОРСКАЯ
«Трибуна»
25 НОЯБРЯ, 2004 ГОДА
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Зрители живо реагировали на реплики юного обличителя Глумова, а когда на сцену вышла Быстрицкая в роли Турусиной, зал разразился аплодисментами. За спиной я услышала: «Господи, сколько же ей лет?» Хотелось ответить стихами: «Сколько лет, столько зим. Сорока еще нет». Затянутая в корсет, в платье, достойном императрицы, она по-молодому отплясывала канкан, пела романсы, прикладываясь к рюмочке с домашней наливкой, и была так весела и обворожительно хороша, что легко могла обмануть насчет своего возраста. Впрочем, она его никогда и не скрывала.
Ее строгой, классической красотой восторгается уже не одно поколение. Ее сравнивали с Джиной Лоллобриджидой и Элизабет Тейлор. Ее приглашали в Голливуд, без сомнения, она стала бы мировой знаменитостью, но система не позволила «выбиваться из ряда». Но и то, что удалось воплотить на сцене и на экране, принесло ей славу и любовь.
– Элина Авраамовна, сильно ли изменился зритель с тех пор, как вы вышли на сцену Малого театра?
– У меня нет такого ощущения. Может быть, он стал более восприимчивым к каким-то моментам, потому что люди научились открыто проявлять свои эмоции. Разницы я не вижу, для меня зритель все тот же теплый и благодарный, как 20 и 40 лет назад.
– Близка ли вам, актрисе, воспитанной в жестких рамках соцреализма, модная нынче теория самовыражения любой ценой?
– В Малом театре, в который я пришла в 1958 году, мастера были ни в чем не ограничены и учили нас, молодежь, тому же. Не думаю, что сейчас мы стали больше самовыражаться на сцене. Мы с таким же уважением относимся и к автору, и к постановочным решениям, и к зрителю прежде всего. Другое дело, что драматургия сегодня представлена более широко, запретов нет.
Но я бы, например, запретила некоторые драматические и режиссерские изыски, которые сейчас расплодились на сценах многих театров, когда на сцену выносится откровенная пошлость под видом самовыражения. Я этого категорически не приемлю. Во-первых, как актриса я никогда не приняла бы участия в подобном проекте, во-вторых, я бы не хотела этого видеть как зритель. Театр все-таки должен вести зрителя за собой.
– Как вы относитесь к тому, что искусство все больше попадает под власть денег? Продвинутые молодые режиссеры называют спектакль не явлением искусства, а продуктом. Доверчивый зритель покупается на глянцевую упаковку, но душа его ничего не получает взамен.
– Вы знаете, как бы это ни называть, а театра без зрителя не бывает. Как нет театра без сцены. Это обязательные компоненты. А как назвать – продукт или явление – это зависит от того, что имеется в виду. Ведь продукт может быть и очень высокого качества. Но все-таки вы правы, это циничное определение для театра.
Театр – штучное искусство, оно требует вдохновения. Это нечто, что создается талантом и духовными силами с учетом того, как это будет воспринято зрителем. В Малом театре, который в будущем году готовится отметить свое 250-летие, всегда думают о зрителе. Нам не все равно, что он вынесет после нашего спектакля, о чем будет думать. Поэтому предметом искусства все-таки должно быть духовное обращение к зрителю, влияние на его ум и сердце.
– Элина Авраамовна, но ведь жизнь сильно изменилась. Раньше на 7 ноября в театре непременно давали бы «Оптимистическую трагедию» или «Кремлевские куранты», а сейчас в этот день вы играете комедию Островского, и при этом – аншлаг.
– У нас всегда полный зал на «Мудреце», с момента премьеры. Режиссер Владимир Бейлис замечательно, по-моему, угадал в ней сегодняшний день. Мы, ыартисты, хорошо это чувствуем по реакции зала.
– Вы пришли в Малый театр, когда на его сцене блистали Вера Пашенная, Елена Гоголева. Легко ли складывалась ваша судьба в театре?
– По-разному. У меня были большие простои. Это зависело от множества причин: от моего здоровья, репертуара, от моих взаимоотношений с руководством театра. Случалось, я сама отказывалась от каких-то ролей, что в театре не принято.
Были и другие причины, о которых мне вспоминать не хочется, слишком давно это было. Я ведь пришла не на пустое место. Надо было кого-то подвинуть. Естественно, кто-то при этом что-то терял, потому что я действительно была популярна...
В Малом театре ее долго «выдерживали». Быстрицкая терпеливо ждала и дождалась роли Глафиры в «Волках и овцах» – может быть, лучшей своей работы в Малом театре. А сколько не сбылось! Весь свой жар души она бросила на общественную работу. Быстрицкая выбивала квартиры для артистов, устраивала их детей в детские сады, помогала ветеранам театра. Власти ее любили, поэтому никогда не отказывали.
– Как получилось, что после блистательных работ в «Тихом Доне», «Неоконченной повести», «Добровольцах» ваши взаимоотношения с кинематографом как бы не заладились? Что мешало – ваша мощная энергетика, яркая индивидуальность или отсутствие своего режиссера?
– Да нет, не могу этого сказать. Как только я начала работать в Малом, он сразу поглотил меня. Я ведь всегда хотела быть театральной актрисой, а Малый театр был моей большой мечтой. Кинематограф существовал как бы отдельно. В картине «Добровольцы» я снималась, уже работая в Малом театре, но еще не была занята в репертуаре. А потом я часто отказывалась от каких-то съемок, боясь потерять роль в театре.
И, знаете, я ведь была приезжая в Москве. Я выросла не здесь, училась в Киевском театральном институте имени Карпенко-Карого. У меня не было здесь связей, знакомых, друзей-однокурсников. Думаю, мне просто повезло в самом начале на режиссеров, которые открыли меня для кино.
Потрясающий Фридрих Маркович Эрмлер, снявший меня в «Неоконченной повести», где моим партнером был Сергей Бондарчук, гениальный Сергей Аполлинариевич Герасимов, доверивший мне роль Аксиньи в «Тихом Доне», его ученик Юрий Павлович Егоров, снявший меня в «Добровольцах». Со мной ведь режиссерам непросто, потому что у меня всегда есть свое представление о роли, которое я стараюсь сохранить. Я не очень послушная актриса.
– На роль Аксиньи пробовалось десяток претенденток, в том числе и Нонна Мордюкова. Позже в своей книге «Не плачь, казачка» она напишет, что так и не простила режиссеру, что казачку отдали Быстрицкой. По ее мнению, она истинная казачка, сыграла бы лучше.
– Исполнителей утверждал сам Шолохов. Когда ему принесли фотопробы, он сразу ткнул пальцем в мою карточку: «Это – Аксинья». Я-то думала, что ему понравились мои пробы. А в этом году на празднике «Шолоховская весна» в Москву приезжали сын и дочь Михаила Александровича. И дочь, Светлана Михайловна, рассказала, что они с братом увидели меня в «Неоконченной повести». А тут как раз пошли разговоры, что Герасимов запускается с «Тихим Доном», искали Аксинью. И тогда дети сказали Михаилу Александровичу, что Аксиньюы больше искать не надо, и показали мое фото.
О съемках в «Тихом Доне» я рассказала недавно в книге «Моей судьбы нелегкий выбор». Она быстро разошлась. Сейчас я готовлю второе издание. А что касается, истинная ли казачка моя Аксинья или нет, свое слово сказал зритель.
Кстати, сама Нонна Мордюкова после премьеры фильма подошла ко мне со словами: «А ты все-таки сыграла Аксинью, проклятая!» Я поняла это как шутку. Да, наверное, проклятая, потому что соперница. После выхода картины тридцать старейшин-казаков прислали мне письмо, чтобы отныне я не называлась Элина Быстрицкая, а Аксинья Донская. За признание сердечно поблагодарила.
Быстрицкой во время съемок фильма «Тихий Дон» пришлось научиться ездить верхом, носить воду на коромысле, полоскать белье в речке. Станичные дивились: «Неужели не казачка? И ходит, и гуторит по-нашему».
– Элина Авраамовна, у вас нет ощущения, что после трагедии в Беслане наша жизнь разделилась на до и после? Мы стали искать шахидку в каждой кавказской женщине, косимся на гастарбайтеров…
– Терроризм, действительно, необъявленная война, с этим приходится считаться. А что касается гастарбайтеров, то куда, скажите, им деться? У них нет работы, они страдают. Слава Богу, что Россия принимает их, дает им здесь работу.
Случилось так, что распалась большая страна, интегрированная на общую экономику. Но надо как-то выбираться. Вот Запад объединяется, а мы разъединяемся. Это плохо! Я не политолог, но не могу не видеть, что происходит. Когда стали говорить об объединении Белоруссии с Россией, я подумала: «Слава Богу, ума хватило». Но, оказывается, не так все просто, потому что трудно делиться властью. На днях Дума приняла Закон, по которому граждане Украины могут до 90 дней жить в России без регистрации, а россияне – в Украине. Следующим шагом будет Закон о двойном гражданстве. Это замечательно, потому что поможет соединить разорванные связи, в том числе и родственные.
– И все-таки не озлобились ли мы? Возможно ли такое, как в годы Великой Отечественной войны, когда людей из оккупированных областей принимали на Урале, в Средней Азии, в Казахстане, делились и хлебом, и кровом?
– Неля, все было… И принимали, и делились. А были такие, кто наживался на чужом горе. Я стараюсь помнить только хорошее. У меня в городе Сталино, теперь Донецке, где временно стоял наш передвижной госпиталь, была квартирная хозяйка. Четверо ее сыновей ушли на фронт. Так она каждый божий день после работы бежала на вокзал, где проходили эшелоны с ранеными, искала своих сыновей, подкармливала чужих.
У моей маленькой сестрички пошли язвы по всему телу. Кругом ведь были незахороненные трупы, инфекция и прочее, так эта женщина заваривала какие-то травки, купала ее в отваре, лечила, выхаживала. А были и другие, кто пускал на ночлег за хлеб-муку или лекарства.
- Элина Авраамовна, в давнем фильме «Николай Бауман» вы играли Марию Андрееву, актрису-большевичку, подругу Горького. Ваша героиня, помнится, ходила к Савве Морозову просить деньги на театр. Есть ли сейчас в России новые Морозовы, Третьяковы?
– Знаете, прошли десятилетия, чтобы оценить и Морозова, и Третьяковых, и Рябушинского. Но и сегодня такие люди в деловых кругах есть. Десять лет назад я учредила Благотворительный фонд в поддержку талантливых студентов творческих вузов. Это была отчаянная смелость. Ну где у меня деньги, я же бюджетница. Но, знаете, люди дали. И сейчас дают, у фонда 135 стипендиатов. Нет, наша земля российская не иссякла доброхотами. Я и себя причисляю к ним, но не кричу об этом на всю округу, просто делаю свое дело. И пожертвователи не бьют себя в грудь. Главное, они есть.
В России всегда ценились честь, достоинство, доброта, любовь. Эти ценности непреходящи. Они есть и всегда будут. Другое дело, что нет идеологии, которая нас объединяла. Я была пионеркой, преданной комсомолкой, почти как моя Лелька в «Добровольцах». В институте на комсомольском собрании я дала пощечину однокурснику, он позволил себе оскорбительное хулиганство.
Меня вызвали в райком, предложили сдать билет. Я показала его издали и сказала: «Можете на него посмотреть. В руки не дам, я его получила на фронте». Понимаете, это было определенное мировоззрение. Я в это верила. По-другому, наверное, невозможно было защитить идеалы, которыми мы жили тогда.
– Почти всю войну вы прослужили в передвижном фронтовом госпитале. Ведь вы были совсем девочкой, неужели без вас не обошлись бы, или это желание помочь отцу-врачу?
– Нет, это была моя помощь Родине, я очень высоко ценила это. Меня на фронт призвали плакаты «Родина-мать зовет», «Что ты сделал для фронта?», которые тогда были повсюду. Я считала своим долго быть полезной Родине. Отец был с нами в госпитале недолго, зимой 1942 года он уже был под Сталинградом. А мы остались – мама, я и маленькая сестричка, которую в госпитале нам приходилось прятать, чтобы не отдавать ее в детский дом.
Я овладела навыками лаборантки, в палаты меня не очень-то пускали. Мне было 13 лет, потом исполнилось 14, 15, 16. А в ноябре 1944 года я освободилась от службы в госпитале, меня послали учиться в медицинское училище. Я собиралась пойти по папиным стопам, но после дипломной практики поняла: не смогу быть врачом.
– Но это не помешало вам убедительно сыграть роль врача в «Неоконченной повести».
– Знаете, этой ролью я как бы отдавала долги папе с мамой. Моя первая роль на сцене тоже врач – арбузовская Таня в Вильнюсском русском драматическом театре. Передо мной был выбор – «Двенадцатая ночь», сразу две роли, в итоге их сыграла Клавдия Лучко. А я предпочла романтической шпаге скромный медицинский халат врача в «Неоконченной повести»...
Быстрицкая никогда не говорит о личном. Не считает нужным «перетряхивать подробности своей жизни на людях». В 19 лет она, юная фельдшер-акушерка, приняла 15 родов. Естественно, никаких обезболиваний не было, медикаментов в достатке – тоже… Тогда у нее появились первые седые волосы, а на собственного ребенка она так и не решилась. Ее детьми стали ученики, много лет она вела творческую мастерскую в Щепкинском училище при Малом театре. Бороться с сединой бросила не так давно, когда вдруг перекрасилась в блондинку. Это, конечно, был смелый шаг, но красоту ничем не испортишь. К новой Быстрицкой быстро привыкли.
– Элина Авраамовна, вас знают как отличную бильярдистку, вы любите бокс. Наконец, вы 18 лет возглавляли Федерацию художественной гимнастики СССР и вывели ее на олимпийский помост. Откуда такой интерес к спорту?
– Это моя давняя любовь. В юности я всерьез занималась гимнастикой, хореографией, потом увлекалась бильярдом, бокс смотрю как болельщица. Мне это интересно. В 1975 году, перед вылетом нашей сборной на чемпионат в Базель, меня пригласили на встречу с командой. Я выступила, они пошли обедать, а я заглянула в спортзал. Честно говоря, хотела проверить, не потеряла ли форму. Я вошла в зал и увидела, что одна гимнастка обедать не пошла, стоит на растяжке. О, думаю, это характер, это чемпионка. Поделилась своими наблюдениями со старшим тренером Валентиной Григорьевной Батаен. А та девочка, Ирочка Дерюгина, в Базеле стала чемпионкой.
Тогда это было непросто. У нас была еще довольно тяжелая жизнь, даже приличный купальник купить было проблемой. Потом я уехала сниматься в Болгарию. Вернулась, звонок: «Элина Авраамовна, мы вас выбрали президентом федерации». Я устроила так, что соревнования гимнастов стали показывать по ТВ, и постепенно о гимнастике стали говорить всерьез. Как-то я пришла к руководителям Спорткомитета СССР, говорю, пора думать об участии гимнастов в Олимпийских играх, а мы еще и на Спартакиаде народов СССР не выступали. Нас выключили, ну а потом был период взлетов. Я счастлива, что была причастна к этому.
– Некоторые ваши коллеги теперь как-то болезненно относятся к прежним заслугам, а у вас, я как-то видела в Доме кино, целый иконостас на груди.
– Ну что вы, я горжусь своим званием народной артистки СССР, всеми своими наградами, у меня их более двух десятков, пять – фронтовых. Это ведь моя жизнь. Я их надеваю два раза в год – на 23 февраля и 9 Мая, в День Победы.
– Элина Авраамовна, вы баллотировались в Думу. Зачем вам, востребованной актрисе, это надо?
– Я не могу смириться с тем, что не платят достойную зарплату врачам, учителям, работникам культуры. Не могу смириться с тем, что в провинции гибнет культура. В Думу я не пошла, уступила место другому человеку. Только сказала, пусть он выполнит то, что я хочу.
– Ну и как, выполняет?
– По-моему, да. Он работает, помогает культуре. Но свое место в Малом театре я никому не уступлю. Это мой дом. Я люблю его сцену, мою гримуборную, порядки Малого, его легенды. Я люблю своих партнеров, люблю его дух, его ауру. В его стенах я черпаю вдохновение и силы. Нигде, кроме стен Малого театра, я не чувствую себя такой молодой, энергичной...
Вопреки слухам, Быстрицкая никогда не прибегала к пластическим операциям. Как медик она опасается последствий. У нее есть свои секреты красоты, которые актриса тщательно оберегает. Она каждый день делает гимнастику по полчаса, на завтрак съедает яблоко, несколько орехов. Ее бабушка говорила: «Детка, каждому дается ведро воды. Вопрос в том, как его донести». Быстрицкая расходовала его экономно. Она и сейчас остается одной из самых красивых актрис отечественного театра и кино.
– Элина Авраамовна, что вас радует сейчас?
– Новая роль. Я играю две – в «Горе от ума» и «Мудреце». Репетирую новую, заглавную, в «Госпоже министерше» Нушича. Премьера – в конце декабря.
Нелли ПРОТОРСКАЯ
«Трибуна»
25 НОЯБРЯ, 2004 ГОДА
04.10.2004
Подробнее
До встречи с «Ревизором»
Спектаклем «Горе от ума» 7 сентября открыл свой 249-й сезон Малый театр. Весь сбор от этого спектакля коллектив решил передать жертвам трагедии в Беслане.
До встречи с «Ревизором»
Спектаклем «Горе от ума» 7 сентября открыл свой 249-й сезон Малый театр. Весь сбор от этого спектакля коллектив решил передать жертвам трагедии в Беслане.
Начинается подготовка к 250-летнему юбилею старейшего русского театра, который будет отмечен в будущем сезоне. Четверть тысячелетия! Лучшими подарками зрителям к знаменательной дате станут, конечно, новые спектакли.
Пополнение репертуара будет идти больше всего за счет отечественной классики. «Дом Островского» немыслим без постановок пьес А.Н.Островского, и сейчас в работе еще одна из них — «Последняя жертва». Тема ее, любовь и деньги, как подчеркивает режиссер-постановщик Владимир Драгунов, очень современна. Много современных ассоциаций будет и в спектакле «Свадьба, свадьба, свадьба!» по одноактным пьесам А.П.Чехова.
А о классической комедии серба Бранислава Нушича «Госпожа министерша» ее постановщик Владимир Бейлис говорит, что наша нынешняя действительность даже превзошла все сатирические фантазии драматурга: «По сравнению с тем, что происходит сегодня у нас, Нушич — просто ребенок». Главную роль в этом спектакле исполнит народная артистка СССР Элина Быстрицкая.
Среди запланированных работ — «Смерть Тарелкина», «Мнимый больной». Особый интерес вызывает гоголевский «Ревизор», который собирается поставить художественный руководитель театра народный артист СССР Юрий Соломин.
Виктор КОЖЕМЯКО.
«Правда» 14-15 сентября 2004 г.
Спектаклем «Горе от ума» 7 сентября открыл свой 249-й сезон Малый театр. Весь сбор от этого спектакля коллектив решил передать жертвам трагедии в Беслане.
Начинается подготовка к 250-летнему юбилею старейшего русского театра, который будет отмечен в будущем сезоне. Четверть тысячелетия! Лучшими подарками зрителям к знаменательной дате станут, конечно, новые спектакли.
Пополнение репертуара будет идти больше всего за счет отечественной классики. «Дом Островского» немыслим без постановок пьес А.Н.Островского, и сейчас в работе еще одна из них — «Последняя жертва». Тема ее, любовь и деньги, как подчеркивает режиссер-постановщик Владимир Драгунов, очень современна. Много современных ассоциаций будет и в спектакле «Свадьба, свадьба, свадьба!» по одноактным пьесам А.П.Чехова.
А о классической комедии серба Бранислава Нушича «Госпожа министерша» ее постановщик Владимир Бейлис говорит, что наша нынешняя действительность даже превзошла все сатирические фантазии драматурга: «По сравнению с тем, что происходит сегодня у нас, Нушич — просто ребенок». Главную роль в этом спектакле исполнит народная артистка СССР Элина Быстрицкая.
Среди запланированных работ — «Смерть Тарелкина», «Мнимый больной». Особый интерес вызывает гоголевский «Ревизор», который собирается поставить художественный руководитель театра народный артист СССР Юрий Соломин.
Виктор КОЖЕМЯКО.
«Правда» 14-15 сентября 2004 г.
05.06.2004
Подробнее
6 июня
на основной сцене состоится 300-й спектакль Э.Скриба, Е.Легуве «Тайны мадридского двора». Комедия в 2 частях.
Начало спектакля в 18 часов
Начало спектакля в 18 часов
ОСНОВНАЯ СЦЕНА
Театральная пл., 1/6
Телефон 923-26-21
6 июня 2004 год
300-Й СПЕКТАКЛЬ
Э.Скриб, Е.Легуве
ТАЙНЫ МАДРИДСКОГО ДВОРА
Комедия в 2 частях
Перевод с французского С.Борового и С.Радзинского
Сценический вариант Малого театра
В спектакле заняты:
народный артист России
В.И.Езепов (300)
заслуженные артисты России
Т.Н.Лебедева, О.Л.Пашкова, В.В.Петров, Е.Г.Харитонова (300)
артисты
А.Н.Анохин, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, П.В.Абрамов, Е.В.Баринов, О.В.Доброван, Л.В.Ещенко, О.Г.Жевакина, В.Г.Зотов, О.В.Молочная, Г.Г.Микшун, В.А.Низовой, Д.Н.Подгорная, Ю.В.Сафронова, Д.Н.Солодовник, Н.П.Швец
Придворные – артисты театра
Режиссёр-постановщик – заслуженный деятель искусств России В.М.Бейлис
Художник – народный художник России Э.Г.Стенберг
Композитор — Ш.Каллош
Художник по костюмам – Н.Ю.Поваго
Ассистент художника – постановщика – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Помощники режиссёра – Г.И.Маркина, Т.А.Егорова А.А.Гончарова
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН
Информационная поддержка: газеты «Труд», «Аргументы и факты», радиокомпания «Маяк», «Yтро.ru
Начало спектакля в 18 часов
Касса театра основной сцены открыта – в будние дни с 10 час. до 20 час., в выходные дни с 10 час. до 19 час. Без перерыва на обед.
Театральная пл., 1/6
Телефон 923-26-21
6 июня 2004 год
300-Й СПЕКТАКЛЬ
Э.Скриб, Е.Легуве
ТАЙНЫ МАДРИДСКОГО ДВОРА
Комедия в 2 частях
Перевод с французского С.Борового и С.Радзинского
Сценический вариант Малого театра
В спектакле заняты:
народный артист России
В.И.Езепов (300)
заслуженные артисты России
Т.Н.Лебедева, О.Л.Пашкова, В.В.Петров, Е.Г.Харитонова (300)
артисты
А.Н.Анохин, В.А.Андрианов, Е.В.Арановский, П.В.Абрамов, Е.В.Баринов, О.В.Доброван, Л.В.Ещенко, О.Г.Жевакина, В.Г.Зотов, О.В.Молочная, Г.Г.Микшун, В.А.Низовой, Д.Н.Подгорная, Ю.В.Сафронова, Д.Н.Солодовник, Н.П.Швец
Придворные – артисты театра
Режиссёр-постановщик – заслуженный деятель искусств России В.М.Бейлис
Художник – народный художник России Э.Г.Стенберг
Композитор — Ш.Каллош
Художник по костюмам – Н.Ю.Поваго
Ассистент художника – постановщика – заслуженный работник культуры России А.К.Глазунов
Помощники режиссёра – Г.И.Маркина, Т.А.Егорова А.А.Гончарова
Руководство художественно-постановочной частью – заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин
Художественный руководитель театра — народный артист СССР Ю.М.СОЛОМИН
Информационная поддержка: газеты «Труд», «Аргументы и факты», радиокомпания «Маяк», «Yтро.ru
Начало спектакля в 18 часов
Касса театра основной сцены открыта – в будние дни с 10 час. до 20 час., в выходные дни с 10 час. до 19 час. Без перерыва на обед.
19.05.2004
Подробнее
Островский «с выходом» «На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
Островский «с выходом»
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
Островский «с выходом»
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
Как известно, молодой человек Егор Дмитриевич Глумов решил предпослать трактату ретрограда Крутицкого судьбоносное название: «О вреде реформ вообще». Между прочим, фраза эта отчасти актуальна и для самого Малого театра. Не то чтобы всяческие реформы были вредны действительно «вообще», но в Малом они как-то не слишком приживаются. Когда здесь хотят как лучше, получается не как всегда, но порой гораздо хуже. Быть может, потому и режиссер очередной версии «Мудреца» Владимир Бейлис решил пойти достаточно традиционным путем, что в данной ситуации — не упрек, а как раз наоборот. Постановщик предпочел не столько навязывать зрительному залу свое видение пьесы, сколько спрятаться за актерами, поданными, как водится в Малом, крупными планами, да еще вкупе с эффектными сольными номерами. Потому и зрительское впечатление напрямую зависело от уровня актерского профессионализма, темперамента и вкусовых границ.
Бейлис, конечно, не забыл, что пьеса Островского актуальна на все времена, но счел это само собой разумеющимся и на аллюзиях не тормозил. Хотя частенько та или иная реплика тонула в спонтанных аплодисментах. Другое важнее — режиссер не отрекся от жанрового определения «комедия» и построил действо целиком по ее законам, то есть в основном развлекал, поучая лишь отчасти. Жанр же этот многое оправдывает — и музыкально-танцевальные переборы, и впадения в шарж и карикатуру, и определенные актерские «вольности».
Впрочем, вечность российского сюжета замечательно отразилась в изобретательной сценографии Энара Стенберга. Три эпохи столетия позапрошлого, вписанные в быт московских обитателей, запросто сошлись на одной сцене. Квартира Крутицкого, почитателя ломоносовско-державинских од, радует глаз классицистскими полотнами на мифологические сюжеты, муляжом рыцаря, бронзовым амурчиком, а также многочисленными оленьими рогами. У Мамаевых — антураж посовременнее, с изящными портретными «головками» и внушительного вида зеркалами. Глумов же облагородил свое скромное жилище фотографиями и картинами импрессионистского толка. Когда же декорации меняются, вращающуюся и затемненную сцену затягивает дымком. Не иначе как «дымом отечества».
Впрочем, подобно внешним приметам, образ жизни домовладельцев намертво слит с излюбленной эпохой. Перемен они не желают «вообще». В устоявшемся мирке чувствуют себя как рыбы в воде. «Либералами» или «консерваторами» разве что слывут, сами удивляясь звучным названиям. И от скуки тешат себя занятиями несерьезными. Вот Нил Федосеич Мамаев — Александр Потапов, например, любит квартирки приглядывать. Заходит, осматривается, вальяжно рассаживается и давай языком молоть, перемежая банальности с поучениями, сопровождаемыми поднятием перста указующего. Престарелый Крутицкий — Виктор Коршунов о годах своих и думать не желает — с легкостью управляется с тяжеленными гирями, не прочь тут же выдать зажигательный «танец с саблями», для чего последний атрибут заимствуется у рыцаря. До дамского пола большой охотник — охаживает одновременно и Турусину, и собственную горничную (Анна Жарова). Даром что пьет одно лишь молоко. Чего не скажешь о Турусиной — Элине Быстрицкой. У вдовы-ханжи в часах — хитроумный тайничок с наливками, к которым она то и дело прикладывается со всеми вытекающими отсюда последствиями, как-то: пение романсов и нехитрые пляски. В конце концов язык заплетается окончательно, и дама предпочитает успокоиться на диване.
В общем, корифеям Малого театра позволено «оторваться» и похулиганить всласть. Добавьте сюда уморительную Манефу — Татьяну Панкову с ее вечными прибаутками и тем же желанием сорваться в пляс, несмотря на основательность комплекции. Делают они это с видимым удовольствием, реакция в зале соответственная, несмотря на частично утраченную актерскую «виртуозность». Хотя «жизни человеческого духа» от них никто и не требует, комедиантам же позволительна некоторая грубость формы и содержания. Те, кто помоложе, впрочем, тоже не отстают. Пышнотелая Клеопатра Львовна Мамаева в темпераментном исполнении Ирины Муравьевой порхает по сцене весомой розовой бабочкой, кокетничает напропалую, изо всех сил пытаясь продлить ускользающие любовные забавы. Под стать ей и бравый Городулин — Александр Клюквин, эдакая смесь громогласного солдафона и кем-то высоко поставленного лица.
Ясное дело, что с подобной компанией начинающий «карьерист» Глумов — Александр Вершинин справится без труда. Даже подумаешь, а стоит ли эта игра свеч, а овчинка — выделки, если цель всего этого — оказаться в такой компании? Вершинин, успешно освоивший амплуа циника-подлеца еще в роли Молчалина, уверенно в эту игру вписывается, ее же и провоцируя. Без труда выдает каскад комедиантских построений — от праведного гнева до льстивого подобострастия. Лебезит и покрикивает, падает на колени и прохаживается колесом, врет и исповедуется. А когда в разоблачительном финале спрыгивает в зрительный зал и оттуда декламирует свой последний саркастический монолог, так и хочется его подтолкнуть: бежал бы ты, Егор Дмитрич, отсюда подальше, глядишь, и уцелел бы душевно и физически. Впрочем, подобный финал Островским не предусмотрен.
Ирина Алпатова
Культура, 17 октября 2002 года
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
Как известно, молодой человек Егор Дмитриевич Глумов решил предпослать трактату ретрограда Крутицкого судьбоносное название: «О вреде реформ вообще». Между прочим, фраза эта отчасти актуальна и для самого Малого театра. Не то чтобы всяческие реформы были вредны действительно «вообще», но в Малом они как-то не слишком приживаются. Когда здесь хотят как лучше, получается не как всегда, но порой гораздо хуже. Быть может, потому и режиссер очередной версии «Мудреца» Владимир Бейлис решил пойти достаточно традиционным путем, что в данной ситуации — не упрек, а как раз наоборот. Постановщик предпочел не столько навязывать зрительному залу свое видение пьесы, сколько спрятаться за актерами, поданными, как водится в Малом, крупными планами, да еще вкупе с эффектными сольными номерами. Потому и зрительское впечатление напрямую зависело от уровня актерского профессионализма, темперамента и вкусовых границ.
Бейлис, конечно, не забыл, что пьеса Островского актуальна на все времена, но счел это само собой разумеющимся и на аллюзиях не тормозил. Хотя частенько та или иная реплика тонула в спонтанных аплодисментах. Другое важнее — режиссер не отрекся от жанрового определения «комедия» и построил действо целиком по ее законам, то есть в основном развлекал, поучая лишь отчасти. Жанр же этот многое оправдывает — и музыкально-танцевальные переборы, и впадения в шарж и карикатуру, и определенные актерские «вольности».
Впрочем, вечность российского сюжета замечательно отразилась в изобретательной сценографии Энара Стенберга. Три эпохи столетия позапрошлого, вписанные в быт московских обитателей, запросто сошлись на одной сцене. Квартира Крутицкого, почитателя ломоносовско-державинских од, радует глаз классицистскими полотнами на мифологические сюжеты, муляжом рыцаря, бронзовым амурчиком, а также многочисленными оленьими рогами. У Мамаевых — антураж посовременнее, с изящными портретными «головками» и внушительного вида зеркалами. Глумов же облагородил свое скромное жилище фотографиями и картинами импрессионистского толка. Когда же декорации меняются, вращающуюся и затемненную сцену затягивает дымком. Не иначе как «дымом отечества».
Впрочем, подобно внешним приметам, образ жизни домовладельцев намертво слит с излюбленной эпохой. Перемен они не желают «вообще». В устоявшемся мирке чувствуют себя как рыбы в воде. «Либералами» или «консерваторами» разве что слывут, сами удивляясь звучным названиям. И от скуки тешат себя занятиями несерьезными. Вот Нил Федосеич Мамаев — Александр Потапов, например, любит квартирки приглядывать. Заходит, осматривается, вальяжно рассаживается и давай языком молоть, перемежая банальности с поучениями, сопровождаемыми поднятием перста указующего. Престарелый Крутицкий — Виктор Коршунов о годах своих и думать не желает — с легкостью управляется с тяжеленными гирями, не прочь тут же выдать зажигательный «танец с саблями», для чего последний атрибут заимствуется у рыцаря. До дамского пола большой охотник — охаживает одновременно и Турусину, и собственную горничную (Анна Жарова). Даром что пьет одно лишь молоко. Чего не скажешь о Турусиной — Элине Быстрицкой. У вдовы-ханжи в часах — хитроумный тайничок с наливками, к которым она то и дело прикладывается со всеми вытекающими отсюда последствиями, как-то: пение романсов и нехитрые пляски. В конце концов язык заплетается окончательно, и дама предпочитает успокоиться на диване.
В общем, корифеям Малого театра позволено «оторваться» и похулиганить всласть. Добавьте сюда уморительную Манефу — Татьяну Панкову с ее вечными прибаутками и тем же желанием сорваться в пляс, несмотря на основательность комплекции. Делают они это с видимым удовольствием, реакция в зале соответственная, несмотря на частично утраченную актерскую «виртуозность». Хотя «жизни человеческого духа» от них никто и не требует, комедиантам же позволительна некоторая грубость формы и содержания. Те, кто помоложе, впрочем, тоже не отстают. Пышнотелая Клеопатра Львовна Мамаева в темпераментном исполнении Ирины Муравьевой порхает по сцене весомой розовой бабочкой, кокетничает напропалую, изо всех сил пытаясь продлить ускользающие любовные забавы. Под стать ей и бравый Городулин — Александр Клюквин, эдакая смесь громогласного солдафона и кем-то высоко поставленного лица.
Ясное дело, что с подобной компанией начинающий «карьерист» Глумов — Александр Вершинин справится без труда. Даже подумаешь, а стоит ли эта игра свеч, а овчинка — выделки, если цель всего этого — оказаться в такой компании? Вершинин, успешно освоивший амплуа циника-подлеца еще в роли Молчалина, уверенно в эту игру вписывается, ее же и провоцируя. Без труда выдает каскад комедиантских построений — от праведного гнева до льстивого подобострастия. Лебезит и покрикивает, падает на колени и прохаживается колесом, врет и исповедуется. А когда в разоблачительном финале спрыгивает в зрительный зал и оттуда декламирует свой последний саркастический монолог, так и хочется его подтолкнуть: бежал бы ты, Егор Дмитрич, отсюда подальше, глядишь, и уцелел бы душевно и физически. Впрочем, подобный финал Островским не предусмотрен.
Ирина Алпатова
Культура, 17 октября 2002 года
25.04.2004
Подробнее
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
От всей души поздравляем замечательного режиссёра с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса. Выпускник легендарной мастерской М.О.Кнебель в ГИТИСе, В.М.Бейлис, начиная с 1975 года работает в Малом театре. Среди поставленных Владимиром Михайловичем спектаклей – «Доходное место», «Таланты и поклонники», «Царь Пётр и Алексей», «Царь Борис», «На всякого мудреца довольно простоты» и многие другие. Огромным зрительским успехом пользуются идущие на сцене филиала «Тайны Мадридского двора». Артисты обожают репетировать с Бейлисом. Недаром Юрий Соломин — художественный руководитель театра, которому без малого 30 лет служит режиссер В.Бейлис, называет его главными профессиональными и человеческими качествами — «любовь к артисту, которая видна во всех его спектаклях. Всеизвестна его доброта и мягкость и вместе с тем принципиальность в достижении художественного замысла».
Сейчас Владимир Михайлович репетирует пьесу Б.Нушича «Госпожа министерша», которая, возможно, появится в репертуаре театра еще до Нового года. Главную роль сыграет Элина Быстрицкая.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
27.03.2004
Подробнее
Дорогие друзья!
Дорогие друзья!
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
Дорогие друзья!
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
В нынешнем сезоне Малый театр показал зрителям три премьеры:
«Старый добрый ансамбль» по комедии чешского драматурга Иржи Губача — на сцене филиала. Поставил спектакль Владислав Константинов, художник Лариса Ломакина, композитор Григорий Гоберник. В этой постановке заняты опытные, замечательные мастера Малого театра: Алевтина Евдокимова, Лилия Юдина, Виктор Борцов, Юрий Каюров, Афанасий Кочетков, Анатолий Торопов, Владимир Носик, Владимир Дубровский.
«День на день не приходится» по комедии А.Н.Островского «Тяжелые дни» — на малой сцене филиала. Режиссер-постановщик – Александр Коршунов, художник Ольга Коршунова. В спектакле заняты Виктор Борцов, Александр Коршунов, Евгения Дмитриева, Ирина Тельпугова, Георгий Дронов и другие. Здесь есть несколько дебютных работ: молодые актрисы Ольга Жевакина и Любовь Ещенко и студент Театрального училища имени М.С.Щепкина Сергей Потапов.
«Три сестры» по А.П.Чехову. Режиссер-постановщик — Юрий Соломин, художник Александр Глазунов, композитор Григорий Гоберник. В спектакле заняты практически все поколения артистов Малого театра: Алена Охлупина, Ольга Пашкова, Варвара Андреева, Александр Клюквин, Инна Иванова, Александр Ермаков, Валерий Бабятинский, Эдуард Марцевич, Галина Демина, Алексей Кудинович, Глеб Подгородинский, Виктор Низовой и другие.
В театре сегодня идут репетиции спектаклей:
«Свадьба, свадьба, свадьба!» по водевилям А.П.Чехова. Режиссер-постановщик Виталий Иванов. Упрямого помещика Чубукова сыграет Александр Потапов, его дочь Настасью Степановну – Ольга Жевакина, мнительного Ломова – Глеб Подгородинский, неотесанного Смирнова — Виктор Низовой, очаровательную вдовушку Попову — Елена Харитонова, храброго капитана Ревунова-Караулова — Афанасий Кочетков, знойную акушерку Змеюкину сыграет Светлана Аманова, грека-кондитера Дымбу — Владимир Дубровский, невесту Дашеньку – Любовь Ещенко, а ее родителей — Виталий Коняев и Алевтина Евдокимова, жениха Эпаминонда Апломбова – Александр Коршунов, и другие.
«Госпожа министерша» по комедии Бронислава Нушича. Режиссер-постановщик – Владимир Бейлис. В роли вздорной и своевольной министерши Живки – Элина Быстрицкая. Ее мужа, министра Симу Поповича, сыграет Александр Ермаков, дочь – Наталья Боронина, зятя, обаятельного прохвоста Чеду — Александр Вершинин, хитрого любовника доктора Нинковича — Виктор Коршунов, ужасного ребенка Раку — Алексей Фаддеев, добродушного клептомана дядю Васу — Александр Потапов, наглого самозванца Каленича — Владимир Дубровский, кокетливую служанку Анку — Инна Иванова, самодовольного Ристу — Борис Клюев, и другие.
«Последняя жертва» по комедии А.Н.Островского. Режиссер-постановщик – Владимир Драгунов. Роль молодой вдовы Юлии Тугиной исполнит Людмила Титова, любящего ее Флора Федулыча — Виктор Коршунов, любимого ею Дульчина — Олег Доброван, Глафиру Фирсовну — Людмила Полякова, Дергачева – Петр Складчиков, Лавра Мироныча — Борис Клюев, Ирину Лавровну — Екатерина Базарова, и другие.
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
В нынешнем сезоне Малый театр показал зрителям три премьеры:
«Старый добрый ансамбль» по комедии чешского драматурга Иржи Губача — на сцене филиала. Поставил спектакль Владислав Константинов, художник Лариса Ломакина, композитор Григорий Гоберник. В этой постановке заняты опытные, замечательные мастера Малого театра: Алевтина Евдокимова, Лилия Юдина, Виктор Борцов, Юрий Каюров, Афанасий Кочетков, Анатолий Торопов, Владимир Носик, Владимир Дубровский.
«День на день не приходится» по комедии А.Н.Островского «Тяжелые дни» — на малой сцене филиала. Режиссер-постановщик – Александр Коршунов, художник Ольга Коршунова. В спектакле заняты Виктор Борцов, Александр Коршунов, Евгения Дмитриева, Ирина Тельпугова, Георгий Дронов и другие. Здесь есть несколько дебютных работ: молодые актрисы Ольга Жевакина и Любовь Ещенко и студент Театрального училища имени М.С.Щепкина Сергей Потапов.
«Три сестры» по А.П.Чехову. Режиссер-постановщик — Юрий Соломин, художник Александр Глазунов, композитор Григорий Гоберник. В спектакле заняты практически все поколения артистов Малого театра: Алена Охлупина, Ольга Пашкова, Варвара Андреева, Александр Клюквин, Инна Иванова, Александр Ермаков, Валерий Бабятинский, Эдуард Марцевич, Галина Демина, Алексей Кудинович, Глеб Подгородинский, Виктор Низовой и другие.
В театре сегодня идут репетиции спектаклей:
«Свадьба, свадьба, свадьба!» по водевилям А.П.Чехова. Режиссер-постановщик Виталий Иванов. Упрямого помещика Чубукова сыграет Александр Потапов, его дочь Настасью Степановну – Ольга Жевакина, мнительного Ломова – Глеб Подгородинский, неотесанного Смирнова — Виктор Низовой, очаровательную вдовушку Попову — Елена Харитонова, храброго капитана Ревунова-Караулова — Афанасий Кочетков, знойную акушерку Змеюкину сыграет Светлана Аманова, грека-кондитера Дымбу — Владимир Дубровский, невесту Дашеньку – Любовь Ещенко, а ее родителей — Виталий Коняев и Алевтина Евдокимова, жениха Эпаминонда Апломбова – Александр Коршунов, и другие.
«Госпожа министерша» по комедии Бронислава Нушича. Режиссер-постановщик – Владимир Бейлис. В роли вздорной и своевольной министерши Живки – Элина Быстрицкая. Ее мужа, министра Симу Поповича, сыграет Александр Ермаков, дочь – Наталья Боронина, зятя, обаятельного прохвоста Чеду — Александр Вершинин, хитрого любовника доктора Нинковича — Виктор Коршунов, ужасного ребенка Раку — Алексей Фаддеев, добродушного клептомана дядю Васу — Александр Потапов, наглого самозванца Каленича — Владимир Дубровский, кокетливую служанку Анку — Инна Иванова, самодовольного Ристу — Борис Клюев, и другие.
«Последняя жертва» по комедии А.Н.Островского. Режиссер-постановщик – Владимир Драгунов. Роль молодой вдовы Юлии Тугиной исполнит Людмила Титова, любящего ее Флора Федулыча — Виктор Коршунов, любимого ею Дульчина — Олег Доброван, Глафиру Фирсовну — Людмила Полякова, Дергачева – Петр Складчиков, Лавра Мироныча — Борис Клюев, Ирину Лавровну — Екатерина Базарова, и другие.
11.02.2004
Подробнее
Распоряжение №3 по Государственному академическому Малому театру России «ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
Распоряжение №3 по Государственному академическому Малому театру России
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
Распоряжение №3 по Государственному академическому Малому театру России
29 января 2004
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША»
Б. Нушич
Действующие лица:
Сима Попович — А.Ю.ЕРМАКОВ
Живка, его жена — Э.А.БЫСТРИЦКАЯ
Дара, их дочь — О.Л.ПАШКОВА
Рака, их сын — А.Е.ФАДДЕЕВ
Чеда, их зять — А.В.ВЕРШИНИН
Доктор Нинкович — В.И.КОРШУНОВ
Дядя Васа — А.С.ПОТАПОВ
Тетя Савка — Г.А.ЕГОРОВА
Тетя Даца — Т.П.ПАНКОВА
Иова — А.Р.ХОМЯТОВ
Дядя Панта — В.А.САФРОНОВ
Миле, его сын — П.В.КИПНИС
Соя, разведенная — Т.Н.ЛЕБЕДЕВА
Яков — А.С.КУДИНОВИЧ
Савва — В.А.БОРЦОВ
Риста, торговец — Б.В.КЛЮЕВ
Каленич — В.А.ДУБРОВСКИЙ
Анка — И.В.ИВАНОВА
Пера — В.Г.ЗОТОВ
Г-жа Ната — В.В.СВЕТЛОВА
Учительница — Е.В.ДОРОНИНА
Полицейский — В.В.ДАХНЕНКО
Посыльный — В.АНДРИАНОВ
Первый понятой — Е.АРАНОВСКИЙ
Второй понятой — Г.Г.МИКШУН
Режиссёр-постановщик — В.БЕЙЛИС
Художник-постановщик — И.СУМБАТАШВИЛИ
Композитор — Ш.КАЛЛОШ
Режиссёр — А.ШУЙСКИЙ
Пом. режиссёра — В.ЕГОРОВ, Г.МАРКИНА
Суфлер — И.ВАРЛАМОВА
Художественный руководитель Ю.М.Соломин
Генеральный директор В.И.Коршунов
29 января 2004
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША»
Б. Нушич
Действующие лица:
Сима Попович — А.Ю.ЕРМАКОВ
Живка, его жена — Э.А.БЫСТРИЦКАЯ
Дара, их дочь — О.Л.ПАШКОВА
Рака, их сын — А.Е.ФАДДЕЕВ
Чеда, их зять — А.В.ВЕРШИНИН
Доктор Нинкович — В.И.КОРШУНОВ
Дядя Васа — А.С.ПОТАПОВ
Тетя Савка — Г.А.ЕГОРОВА
Тетя Даца — Т.П.ПАНКОВА
Иова — А.Р.ХОМЯТОВ
Дядя Панта — В.А.САФРОНОВ
Миле, его сын — П.В.КИПНИС
Соя, разведенная — Т.Н.ЛЕБЕДЕВА
Яков — А.С.КУДИНОВИЧ
Савва — В.А.БОРЦОВ
Риста, торговец — Б.В.КЛЮЕВ
Каленич — В.А.ДУБРОВСКИЙ
Анка — И.В.ИВАНОВА
Пера — В.Г.ЗОТОВ
Г-жа Ната — В.В.СВЕТЛОВА
Учительница — Е.В.ДОРОНИНА
Полицейский — В.В.ДАХНЕНКО
Посыльный — В.АНДРИАНОВ
Первый понятой — Е.АРАНОВСКИЙ
Второй понятой — Г.Г.МИКШУН
Режиссёр-постановщик — В.БЕЙЛИС
Художник-постановщик — И.СУМБАТАШВИЛИ
Композитор — Ш.КАЛЛОШ
Режиссёр — А.ШУЙСКИЙ
Пом. режиссёра — В.ЕГОРОВ, Г.МАРКИНА
Суфлер — И.ВАРЛАМОВА
Художественный руководитель Ю.М.Соломин
Генеральный директор В.И.Коршунов
07.02.2004
Подробнее
ДРАМА СЛОМЛЕННОЙ ДУШИ Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет сп
ДРАМА СЛОМЛЕННОЙ ДУШИ
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота»...
...Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра.
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота»...
...Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра.
ДРАМА СЛОМЛЕННОЙ ДУШИ
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота».
Раньше мы видели в фигурах государей Петра III и его сына Павла капризных и безумных фанатиков солдатской муштры. А сегодня многие распоряжения и деяния их представляются не только разумными, но и намного опережающими свое время.
В «Хронике...» драматург Галина Турчина и режиссер-постановщик Владимир Бейлис представили нам непривычного Петра Федоровича — реформатора, болеющего за судьбу России, человека с любящей и ранимой душой, которому, правда, порой не хватает житейской рассудительности и политической мудрости. Воплотил этот образ на сцене заслуженный артист России Николай Верещенко. И сколько же тонких психологических переходов находит он в этой роли! От сдержанной суровости — к ярости, от гнева — к тихому отчаянию... Как нежен и ласков может он быть и как жесток!
Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра. Артист, который может из любой, даже небольшой по размеру роли, сделать значительную, сыграв ее сдержанно и точно, словно по нотам. Артист, который умеет работать практически в любом амплуа. Вот он суровый и бескомпромиссный резонер Правдин в «Недоросле». Вот циничный и деловитый Беркутов в «Волках и овцах». А вот коварный Гватинара, «лукавый царедворец» в «Тайнах Мадридского двора», преисполненный ощущения собственной значимости и бесконечно забавный. А среди прежних работ — добрый, искренний, чуткий Иван Петрович в «Униженных и оскорбленных», холодный и чопорный Стахов в «Накануне».
В «Хронике дворцового переворота» краткое царствование Петра III представлено как переломный момент российской истории. А Петр III, соответственно, как государь, который пытается направить Россию по иному историческому пути, но не выдерживает сопротивления окружающей действительности, став заложником собственных убеждений. Петр в исполнении [link ">Николая Верещенко — артистическая натура в отличие от своей жены Катерины (ее играет Людмила Титова), для которой люди — фигуры на шахматной доске. Главный конфликт спектакля — столкновение идеалиста-государя с окружающей российской реальностью. Верещенко очень убедительно показывает его путь от оптимистического убеждения в собственных силах до полной сломленности.
Зыбкость государственных устоев подчеркивает символическое оформление замечательного художника Энара Стенберга — золотые колонны, которые кажутся чем-то незыблемым, а на самом деле сделаны из невесомых полосок ткани. История государства Российского сплетается с историей человеческой души.
Автор: ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВА.
«Парламентская газета»
№ 1361 за 16.12.2003
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота».
Раньше мы видели в фигурах государей Петра III и его сына Павла капризных и безумных фанатиков солдатской муштры. А сегодня многие распоряжения и деяния их представляются не только разумными, но и намного опережающими свое время.
В «Хронике...» драматург Галина Турчина и режиссер-постановщик Владимир Бейлис представили нам непривычного Петра Федоровича — реформатора, болеющего за судьбу России, человека с любящей и ранимой душой, которому, правда, порой не хватает житейской рассудительности и политической мудрости. Воплотил этот образ на сцене заслуженный артист России Николай Верещенко. И сколько же тонких психологических переходов находит он в этой роли! От сдержанной суровости — к ярости, от гнева — к тихому отчаянию... Как нежен и ласков может он быть и как жесток!
Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра. Артист, который может из любой, даже небольшой по размеру роли, сделать значительную, сыграв ее сдержанно и точно, словно по нотам. Артист, который умеет работать практически в любом амплуа. Вот он суровый и бескомпромиссный резонер Правдин в «Недоросле». Вот циничный и деловитый Беркутов в «Волках и овцах». А вот коварный Гватинара, «лукавый царедворец» в «Тайнах Мадридского двора», преисполненный ощущения собственной значимости и бесконечно забавный. А среди прежних работ — добрый, искренний, чуткий Иван Петрович в «Униженных и оскорбленных», холодный и чопорный Стахов в «Накануне».
В «Хронике дворцового переворота» краткое царствование Петра III представлено как переломный момент российской истории. А Петр III, соответственно, как государь, который пытается направить Россию по иному историческому пути, но не выдерживает сопротивления окружающей действительности, став заложником собственных убеждений. Петр в исполнении [link ">Николая Верещенко — артистическая натура в отличие от своей жены Катерины (ее играет Людмила Титова), для которой люди — фигуры на шахматной доске. Главный конфликт спектакля — столкновение идеалиста-государя с окружающей российской реальностью. Верещенко очень убедительно показывает его путь от оптимистического убеждения в собственных силах до полной сломленности.
Зыбкость государственных устоев подчеркивает символическое оформление замечательного художника Энара Стенберга — золотые колонны, которые кажутся чем-то незыблемым, а на самом деле сделаны из невесомых полосок ткани. История государства Российского сплетается с историей человеческой души.
Автор: ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВА.
«Парламентская газета»
№ 1361 за 16.12.2003
02.02.2004
Подробнее
На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг. На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг.
На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг. По театральному выражению, зрители «висят на люстре». Комедия Эжена Скриба повествует о хитроумной принцессе Маргарите, вызволившей брата-короля из плена. Но почему-то на первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов. Каждое его появление на сцене вызывает просто шквал аплодисментов, каждая реплика — отклик в зале. А потом идешь по фойе и слышишь диалог мамы с маленьким сыном: «Что тебе больше всего понравилось в спектакле?» — «Король».
Наверное, секрет в удивительном обаянии артиста и его озорной фантазии, которая помогает вносить новые краски в образ, созданный драматургом, вставлять какие-то словечки от себя, не искажая, но оживляя авторский замысел. Например, король, увлеченный разговором с молодыми принцессами, восклицает: «Но только, девочки, никому ни слова!» И это «девочки» вырывается у него столь непроизвольно, что просто невозможно не расхохотаться.
Вячеслав Иванович Езепов сыграл сотни ролей в театре и кино, но, по его словам, всего три у него было таких, в которых он отвечает за каждое слово, за каждый жест. Первые две — давно, когда он, молодой артист, играл в Киевском театре имени Леси Украинки: это Крылов в спектакле «Иду на грозу» и Чехов в «Насмешливом моем счастье». А третья роль — та, которую он играет сегодня. Это король Карл из «Тайн Мадридского двора».
А ведь родители Вячеслава Ивановича сперва и не помышляли об актерской карьере для своего сына. Отец — из белорусских крестьян, мать — из рязанских. Актеров в роду никогда не было. Но уже во втором классе, к изумлению всех окружающих, мальчик обнаружил, выражаясь литературным языком, «тягу к перевоплощению».
«Я сам, без помощи взрослых, выучил басню Михалкова «Заяц во хмелю». Она привлекала меня тем, что, читая ее, можно быть то наглым пьяным зайцем, то грозным львом. И предложил, что выступлю с ней на одном из школьных вечеров. Успех был грандиозный. Я сразу стал достопримечательностью школы и «пошел нарасхват». Все хотели посмотреть на малыша, который изображает зайца и льва. Меня приглашали на все вечера, концерты, комсомольские собрания. И я везде читал «Зайца во хмелю» — больше ничего не знал. И получал от своих выступлений огромное удовольствие!»
Вячеслав Иванович благодарен своим родителям, которые отнеслись серьезно к детскому увлечению сына драматическим искусством и привели мальчика в театральную студию при Доме пионеров Киевского района. Здесь судьба свела его с удивительным педагогом — Александрой Георгиевной Кудашевой-Тинниковой.
«Александра Георгиевна происходила из старинного дворянского рода, заканчивала школу Михаила Чехова. Она не только учила нас актерскому искусству, но занималась нашим воспитанием, образованием. От нее мы узнавали о великих художниках и композиторах... Во всем ее отличали прекрасный вкус и благородство. Знаете, я не люблю, когда наш брат актер говорит о своих учителях называя при этом только самых знаменитых. Вот мне хочется в первую очередь вспомнить Александру Георгиевну, которая волею судьбы знаменитой не стала, но очень много дала всем своим ученикам, среди которых много прекрасных актеров: Олег Ефремов, Женя Киндинов, Слава Шалевич, Галя Кирюшина... Учился у нее и мой брат Миша — он тоже стал актером». Артисты, как правило, верят в судьбу, и Вячеслав Езепов — не исключение. Надо признать, что для этого у него немало оснований. Сколько в его жизни было неожиданных поворотов и фантастических совпадений, которых и совпадениями-то не назовешь — рука судьбы, да и только. Именно так — как будто случайно — Вячеслав Езепов поступил в Школу-студию МХАТ.
«Мы с моим товарищем Юрой Шерстневым уже отдали все документы в Вахтанговский театр... И вот. В момент, когда нам совершенно нечего было делать, нам кто-то сказал, что в Школе-студии МХАТ сегодня — последний день консультаций. И мы — из какого-то хулиганства, от юношеской наглости, что ли, — решили: ну пойдем, попробуем, просто так, ради интереса! Уборщица во МХАТе сказала нам: «Что ж вы так поздно, ребята? Все уже ушли, только один Виктор Карлович Монюков сидит, попробуйте подойти к нему на всякий случай...» И самое удивительное, что Виктор Карлович прослушал нас и сразу принял к себе на курс! Мы только потом поняли, к какому блестящему педагогу привела нас судьба».
Четыре года учебы в Школе-студии МХАТ, которую тогда возглавлял замечательный человек — В.З.Радомысленский, Вячеслав Иванович вспоминает как сказку. Преподавали и великие — В.Я.Станицын, В.О.Топорков, и совсем тогда молодые — К.Н.Головко, В.М.Невиный, О. В. Всеволодекая. Литературу читали А.Д.Синявский, А.А.Белкин... На четвертом курсе тогда учился Владимир Высоцкий, и в Школе-студии постоянно слышался рокот его гитары, его голос... Особенно запомнилась удивительная атмосфера, царившая в Школе, — дух настоящего актерского братства.
«Вспоминается такой случай. Мы в Школе готовили дипломный спектакль «Борис Годунов». Народный артист СССР Василий Осипович Топорков, вернувшись из поездки по Пушкинским горам, сказал: «Я хочу сыграть Пимена в «Борисе Годунове» в очередь со студентом. Мы все были изумлены. И он играл на учебной сцене с нами, студентами! Такое могло происходить только в той атмосфере старого МХАТа. Проходя в Школу-студию, я всегда шел мимо Малого театра. И, конечно, не представлял себе, что буду когда-то в нем работать. Вспоминаю одну удивительную встречу, которая произошла на этом пути. Я стою на переходе через площадь Революции. Толпа, милиционер-регулировшик, машины едут. И я увидел в толпе необыкновенно красивую женщину в строгом костюме, с брошью на груди. Я узнал Елену Николаевну Гоголеву. Она очень нервничала, видимо, опаздывала на репетицию в Малый театр. А машины все шли, и регулировщик не останавливал. И вдруг она, резко выйдя из толпы, пошла по проезжей части. Свисток, машины стали, милиционер бросился к ней, она обернулась — я на всю жизнь это запомнил, эту красоту, это яростное лицо человека, который не может себе позволить даже на пять минут опоздать на репетицию... Милиционер ошалело начал что-то говорить ей, она ему что-то коротко ответила... Он поднял жезл, остановил все движение, и она летящей походкой прошла через всю площадь к Малому театру. Мог ли я думать тогда, что пройдут годы, и я буду с Еленой Николаевной играть на одной сцене, в одних спектаклях...»
После окончания Школы Вячеслав Иванович был принят во МХАТ. Но ему не довелось играть там... На третьем курсе он женился. Жена Марина, приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, начинала как актриса. Ее обещали принять в труппу МХАТа, потом не приняли (сказали — нужно подождать). Вячеслав, человек самолюбивый, стал думать о других театрах... У него было много хороших предложений, но больше всего его заинтересовал Киевский театр Леси Украинки, режиссер которого Н.А.Соколов пригласил группу выпускников курса. В то время там было целое созвездие замечательных актеров — М.Романов, П.Луспекаев, А.Роговцева, Ю.Мажуга, Ю.Лавров, Н.Рушковский, В.Халатов, Е.Опалова, О.Борисов! В общем, забрав документы из МХАТа, артист позвонил директору Театра Леси Украинки. Тот, мудрый человек, сказал ему так: «Я боюсь, что ваше решение принято под влиянием минуты. Я сейчас дома, пойду в театр — вы мне туда позвоните через полчаса. Если позвоните — значит, ваше решение твердое. Если нет — что ж, я не обижусь». Он позвонил. И вскоре переехал в Киев.
Киевский театр стал новым этапом жизни артиста Вячеслава Езепова. Там он встретился с молодым режиссером, учеником Товстоногова, Михаилом Резниковичем и молодым художником Давидом Боровским. Первой их совместной работой на сцене Театра Леси Украинки стал спектакль «Иду на грозу», где артист сыграл роль Крылова. Многие дебютируют в массовке — Езепов начинал с крупных и самых ответственных ролей.
«Я буквально жил тем, что я играл. Я не замечал того, что происходит в зрительном зале, не слышал ни аплодисментов, ни смеха. Я был полностью погружен в образ, жил, наверное, на сцене по всем законам, которые внушила мне мхатовская школа».
Молодому артисту поручали все новые и новые интересные роли. Вскоре двадцатитрехлетний актер сыграл Чехова в спектакле «Насмешливое мое счастье» в постановке М.Резниковича. Этот спектакль стал живой легендой киевского театра, он не сходил со сцены на протяжении многих лет.
«Замечательный, смелый, острый спектакль. Изучая творчество Чехова, читая его письма, я стал совсем другим человеком. Чехов переделывал меня, а я старался доносить это до публики».
Роль Чехова не только много дала артисту в творческом плане, но и принесла ему известность. Много лет спустя, приезжая в Москву и видя на афишах Малого театра фамилию Езепов, киевляне восклицали: «А, это наш Езепов! Который играл Чехова!»
«В один прекрасный день в моей квартире раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стояли Анатолий Эфрос, художественный руководитель Театра имени Ленинского комсомола, и директор театра Анатолий Колеватов. Они вошли, Эфрос взял на руки мою маленькую дочь, она его тут же описала. Колеватов сказал мне: «Ну что, Вячеслав Иванович? Вот лучший режиссер Советского Союза, он приглашает вас вместе с женой в лучший театр страны, будьте добры в сентябре приехать в Москву». Я опешил: «Дайте мне хоть подумать!» — «Да что тут думать? Посмотри, сам Эфрос у тебя сидит, ребенка твоего нянчит, а ты думать будешь!» И я согласился. Но, конечно, я не мог представить, что приду в последний год существования этого театра как театра Эфроса». Режиссеру пришлось уйти из Лейкома, а артисты остались «у разбитого корыта». Но Анатолий Колеватов не забыл о талантливом молодом артисте, которого он уговорил уехать из Киева. Придя в Малый театр директором-распорядителем, он устроил Вячеславу Ивановичу встречу с художественным советом театра. Выдержав суровый экзамен, Вячеслав Езепов был принят в Малый. «В течение первого года мне не давали ролей. Потом я сыграл Философа (главу банды) в спектакле «Криминальное танго». Это был успех. Колеватов сказал мне: «Ну все, поздравляю тебя, сейчас пойдет полоса удачи». Он был прав».
Роли посыпались одна за другой: «Дипломат», «Рождество в доме синьора Купьело», «Бешеные деньги», «Путешественник без багажа», «Так и будет». Чего ж еще нужно артисту? Жить бы да радоваться! Проблема заключалась в одном: Вячеславу Ивановичу приходилось играть в театре исключительно... негодяев и убийц. «Я помню, Иннокентий Михайлович Смоктуновский сказал мне: «Слава! Какое счастье — иметь амплуа! Вы можете не беспокоиться о том, какую вам дадут роль. Как только Яго или убийца с кастетом — это вы». Однако меня это «счастье» совершенно не устраивало. В Киеве я играл разные роли. А здесь — штатный убийца! Помню, как я пришел в Чеховский музей что-то рассказать из «Насмешливого моего счастья». Служительницы посмотрели на меня, пошушукались, подходят и говорят: «Мы вас узнали». Думаю: «Ну, как приятно!» А они и говорят: «Как это вы Жарова-то по голове кастетом — тюк! Тюк!» Это они вспомнили спектакль «Самый последний день». У меня все внутри оборвалось. Ну да, говорю, это я. А они и спрашивают: «А что ж вы у нас-то делаете?»
Какие чувства испытывают артисты, играющие злодеев? Мешает ли их «злодейский образ» им в жизни? Многие актеры, постоянно изображающие отрицательных персонажей, относятся к своему амплуа с нежной любовью. Но Вячеслав Иванович Езепов в какой-то момент понял, что больше выдержать этого не может... «У меня был такой взрыв ярости — я по всему театру гонялся за режиссером Хейфецем! Потому что увидел распределение на спектакль «Перед заходом солнца». Там один подлец — Ганафелъд — ну, естественно, это я. Но на все роли есть два состава актеров, и только Ганафельд — один я. Я просто заплакал. Что ж это такое — в театре нельзя найти и двух подлецов?»
Вячеслав Иванович умеет принимать волевые решения. И, проработав шесть лет в Малом театре, по приглашению Б.В.Эрина он решает вернуться в Театр Леси Украинки. Все обстоятельства были против этого, семью пришлось оставить в Москве. Вячеслав Иванович признается, что годы возвращения в Киев были непростым периодом в его жизни...
Но четыре киевских сезона, за которые было многое сыграно, резко расширили его актерский диапазон — от лирического Пальчикова в «Вечернем свете» А.Арбузова до Джека — экстравагантного героя комедии О.Уайльда «Как важно быть серьезным». В это время Вячеслав Иванович стал заслуженным артистом Украины, чем очень гордится.
Хорошо, что к этому времени у него уже было имя — он успел сняться в фильме «Хождение по мукам» у В.Ордынского, потом его пригласил И.Хейфиц на роль в фильм «Ася». И здесь в его судьбе снова произошел поворот. На студии «Ленфильм» он встретился с Юрием Соломиным. Сказал, что хочет вернуться в Москву, но снова поступить в Малый театр не надеется, потому что Михаил Царев, который тогда был директором Малого театра, не простит ухода. Из Малого театра так не уходят, в тридцать с небольшим лет бросить Малый и уехать в Киев — это было, с точки зрения Царева, просто смешно. Но Соломин сказал, что поговорит с Царевым... И Царев потом встретился с Езеповым, сказал, что год надо подождать... Вячеслав Иванович уехал в Киев, а через неделю ему сказали: срочно позвоните в Москву. Он в ужасе позвонил жене: «Что случилось?» А она ему: «Не волнуйся, все нормально. Я тебя поздравляю, ты актер Малого театра». Так он снова оказался в Малом, до сих пор в нем и пребывает...
Роли, сыгранные Вячеславом Езеповым за последние десятилетия в Малом театре, исключительно разнообразны. Он много играл в пьесах любимого им Чехова. Энергичный, хитрый, шумный, болтливый Шамраев в «Чайке». Преданный, добрый старый Фирс в «Вишневом саде» (Езепов — из тех актеров, для которых возраст — понятие растяжимое; он с легкостью может играть героев как гораздо моложе, так и гораздо старше себя). Несколько особняком в галерее чеховских героев стоит простодушный и трогательный Вафля из «Лешего» со своим вечно неуместным восклицанием «Это восхитительно!». Езепову удалось удивительно тонко почувствовать акварельный тон чеховского «Лешего», и Вафля предстал перед зрителями таким жалким, таким смешным и таким по-чеховски хорошим! Может быть, в нем было что-то от блаженного, обладающего своей, особой мудростью, недоступной остальному миру. Не менее ярки два персонажа из пьес Островского: пройдоха Чугунов из «Волков и овец» и бестолковый, по-глупому упрямый, панически боящийся конца света Курослепов из «Горячего сердца». На редкость злободневным получился у Вячеслава Езепова образ политического перевертыша шестнадцатого века князя Василия Шуйского в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Просто захватывает дух от его бесстыдной откровенности в предательстве, когда он, сам приняв участие в заговоре, ретиво бросается карать заговорщиков! И совсем другая роль в том же спектакле — суровый и непреклонный схимник Левкий, бывший в миру злодеем Андрееем Клешниным. Это человек, которому приоткрылись тайны иного мира, и потому на земле ему вообще ничего не страшно...
«Судьба актера в театре во многом зависит от «любовных романов» с режиссурой. Ведь отношения актера и режиссера очень похожи на отношения мужчины и женщины. И взлет, и охлаждение, и расставание — все похоже. Мне повезло. У меня были достаточно бурные «романы» с Леонидом Барпаховским, с Борисом Морозовым, это было серьезно и интересно. Довелось работать с Б.Равенских, с Б.Львовым-Анохиным, с Л.Хейфецем, В.Андреевым, В.Ивановым. А потом... Знаете, произошла удивительная вещь. Иногда актеры так разговаривают между собой: «Ты хорошо сыграл, поздравляю». — «Ну да, но если бы этот спектакль поставил Стреллер или Брук...» А режиссеры говорят: «Если бы у меня в спектакле играли Аль Пачино, Клаудиа Кардинале!» С режиссером Владимиром Бейлисом мы относились друг к другу спокойно, вежливо, уважительно. И параллельно существовали в театре, по принципу — мне бы Аль Пачино, а мне бы Стреллера. И потом, через много лет мы вдруг открыли, что можем, оказывается, неплохо работать вместе! Так у меня появились роли в спектаклях «Тайны Мадридского двора», «Хроника дворцового переворота», «Как скрыть убийство»(«Хэппи Энд»).
Если роль императора Карла в «Тайнах» — бенефисная, и артист просто «купается» в ней, две другие роли в спектаклях Владимира Бейлиса не так привлекают к себе внимание и тем не менее являются крупными актерскими удачами. Бирон в «Хронике дворцового переворота» — казалось бы, всего лишь эпизод. Но какой! Согбенная старческая фигура в огромном парике появляется под старомодную музыку... Бирон дает императору Петру Третьему очень простой совет: «править нужно... кнутом и топором». Вначале кажется, что этот старик — всего-навсего жалкий, волею какой-то ошибки задержавшийся на белом свете обломок прошлого, и его совет можно не принимать в расчет. Но голос Бирона крепнет, становится зловеще-пророческим...
Грегори Рид в спектакле «Как скрыть убийство» олицетворяет собой грех жадности или, выражаясь церковным языком, сребролюбия. Езепов играет суетливого еврейского коммерсанта, глубоко безразличного к чужой жизни и смерти. Его жадность убивает в буквальном смысле этого слова; по вине Рида погибли несколько рабочих. Но каким страхом загораются его глаза, когда он сам встречается со смертью! Езепову, как немногим артистам, удается необыкновенно убедительно представлять своих героев в критических ситуациях, ужас на пороге бездны.
«Каких только приключений не пришлось мне пережить за годы работы в театре и кино! Выходил на сцену и с переломом ноги, и с разбитой головой, и со сломанными ребрами. Если театру было нужно — я играл в любом состоянии, давал врачу подписку, что беру ответственность на себя, и играл. Горел в театре, на гастролях в Одессе. Пожар начался прямо во время спектакля. Огонь погасили и продолжили представление. Прыгал из поезда в поезд, из Петербурга в Москву, когда вечером играл там, а на следующий день здесь. Было и такое, что неделю не снимал грима: театр гастролировал в Одессе и Николаеве, и днем я должен был играть в Николаеве, а вечером в Одессе. После дневного спектакля я не оставался на поклоны, бежал вниз. Меня ждал шофер с заведенной машиной, мы мчались в Одессу и поспевали как раз к началу вечернего спектакля. Администратор ждал, когда покажется наша машина. Когда видел нас, махал, что можно начинать спектакль. Как у всякого человека, недостатков у меня хватает, но в чем я не могу себя упрекнуть, так это в недостаточно серьезном отношении к театру».
Когда просишь Вячеслава Ивановича рассказать какой-нибудь забавный случай из его богатой биографии, он задумывается: какую бы историю рассказать, чтобы она не задевала никого из друзей и близких, никому не показалась бы обидной?
«Если уж рассказывать, так что-нибудь такое, что касалось бы только меня. Ну вот, например. Дело в том, что я с первых лет в театре никогда не играл в массовках. Я сразу начал с больших ролей. Я, бывало, далеко заходил в своем общении с Бахусом, но перед театром у меня мало грехов. Однако, когда мне, уже опытному артисту, пришлось принять участие в массовке, бывали моменты, когда общая «растренированность» меня подводила. В 1980-м году мы выпускали «Признание» Саввы Дангулова. Там нас, уже ведущих артистов, попросили принять участие в выходе послов иностранных держав. Послы слышат речь Ленина на каком-то приеме и возмущаются, грозно смотрят на него... Когда была сдача спектакля — ЦК, горкому, Министерству культуры — наш «дипкорпус» (с досады, что нас заставили играть в массовке) был несколько «аван кураж». Но, поскольку мы все вместе стояли на сцене, трудно было выделить кого-то одного для наказания. А на меня всегда в такие моменты нападало творчество. И, вспомнив замечание нашего замечательного режиссера Рачика Капланяна, что в массовке надо тоже действовать, я подумал: почему же весь дипкорпус осуждает Ленина? Ну хоть одного-то посла может перевоспитать речь Ленина? И я выхожу из общего строя и очень прочувствованно говорю: «Браво, Ленин!» И, разумеется, получаю за это наказание, с зарплаты меня тогда сняли. Весь театр очень веселился: оказывается, можно человека наказать и за «Браво, Ленин!».
Но судьба есть судьба. И через десять лет, в постановке этого же режиссера Капланяна шел спектакль «Сирано де Бержерак». В загранпоездки студентов не брали. И мы в Германии снова играли в массовке. И там тоже был такой случай, когда я, находясь «аван кураж», пришел в восторг от монолога Сирано, который читал Юрий Соломин. И так же, выйдя из общего строя солдат, я с радостью зааплодировал и сказал: «Браво, Сирано!» А тогда как раз была объявлена антиалкогольная борьба. И сказать, что за это чуть не четвертовали, было бы даже мягко. Вот так мне пришлось пострадать за творчество!»
Вячеслав Езепов много снимался в кино — на его счету более сорока фильмов. Среди них — «Пять минут страха», «Кодекс бесчестия», «Ася», «Хождение по мукам», «Господин Великий Новгород». Он работал с замечательными режиссерами — Озеровым, Ордынским, Хейфицем, Салтыковым, Шиловским...
«Конечно, на съемках в кино происходило немало смешного. Помню, в Америке со мной произошел достаточно занятный случай. Я снимался в фильме «Приговор» у Всеволода Шиловского. Мы снимались в Америке, это был первый фильм, снятый только в Америке. Я там играл полицейского, шефа полиции города Кентона. И я был очень похож на своего коллегу, настоящего шефа полиции Кентона. Он даже тоже очки носил. И мне подошла его форма. У нас не было проблем, он мне дал свою запасную форму, и режиссер предложил мне ее немножко «обжить». И вот, представьте себе, жара, Кентон, полицейский участок, рядом платан огромный, кафе, я в полной форме шефа полиции города Кентона прогуливаюсь, пью водичку, курю, а группа вся уехала выбирать натуру, где будем снимать. «А ты, говорят, пока здесь попривыкни к форме». И вот, стою я, и вдруг ко мне подлетает огромная красивая машина, серебристо-белая, за рулем сидит почтенный седой американец, очень взволнованный. Он открывает окно и начинает быстро что-то говорить по-английски, по-видимому, обращаясь ко мне за помощью (принимая меня, разумеется, за шефа полиции). Ситуация пикантная — я не настолько знаю английский, чтобы объяснить ему, что я актер, что снимается кино... Камеры нет, группы нет — как ему объяснить? А он продолжает взывать ко мне о помощи. Но поскольку я год жил с родителями в Германии, с немецким у меня получше. И я сочиняю на немецком языке фразу, объясняющую, что я актер, что группа уехала, что ему надо обратиться в полицейский участок. Наклоняюсь к нему и в последний момент вспоминаю, что я должен спросить — я же вежливый человек! — знает ли он немецкий. И поэтому я прерываю его и в ответ на все его нервные просьбы задаю вопрос: «Шпрехен зи дойч, сэр?» Реакция была ошеломительная. Я увидел в ужасе уставившиеся на меня глаза, испуг, потом полную растерянность. Он открыл противоположную от меня дверь, выскочил из машины, стал дико озираться кругом... Стоит перед ним шеф полиции в полной форме и спрашивает, знает ли он, американец, немецкий язык! Он увидел полицейский участок и бегом бросился туда, бросив и машину, и меня. Через пять минут оттуда показались хохочущие американские полицейские во главе с Джоном, и этот американец, тоже смеющийся. Мы с ним познакомились, и он, разрешив все свои проблемы, уехал довольный».
Но два фильма, которые принесли артисту наибольшую творческую радость, — это «Ася» и «Хождение по мукам». Фильм «Ася» получил первый приз в городе Кобуре на фестивале романтического кино.
«Ну, конечно, мы, артисты, узнали об этом из газет, а приз получали чиновники. Вообще же у меня достаточно сдержанное отношение к кинематографическому успеху. Кино — это как ветреная любовница, и очень жестокая. Там никто не занимается педагогикой: кино высасывает из вас все, что вы имеете на данный момент. Хотя у меня в дипломе написано: «актер театра и кино», — я никогда не считал себя актером кино. И слава Богу. Потому что я знаю много актерских судеб, сломанных кинематографом. Я всегда спокойно относился к кино, как и к телевидению. Хотя, когда телевидение только начиналось, я очень много работал на нем. Помню, мы тогда жили в коммуналке, и мой сосед как-то раз кричит мне: «Подойдите сюда, Вячеслав Иванович, сейчас чудо покажу!» А тогда было три телевизионных канала. Включает он первый канал — там мое лицо. Включает второй, потом третий — я на всех каналах! «Вот, говорит, до чего вы дожили, Вячеслав Иванович! По всем программам только вас показывают!»
Вера в судьбу, видимо, определила и хобби Вячеслава Ивановича. Он человек азартный: одно время увлекался преферансом, играл на бегах, любил велосипедные гонки. Всегда был страстным спортивным болельщиком. Сегодня он любит поиграть на бильярде. Как ни удивительно, эта любовь к азартным играм — тоже одна из семейных традиций. Вячеславу Ивановичу привил это увлечение его тесть, Василий Осипович Топорков, который считал, что артист должен в жизни все испытать и все познать.
Одной из больших радостей в жизни Вячеслав Иванович считает путешествия. Ему повезло — он повидал множество стран. Недавняя поездка в Канаду оказалась интересной тем, что была связана с одним из дорогих имен — Л.В.Варпаховским. Его дочь Анна, прекрасная актриса, пригласила Вячеслава Ивановича выступить в театре имени Л.В.Варпаховского в спектакле, поставленном ее братом Григорием Зискиным. Да еще и свозила на Ниагарский водопад!
О своем доме и семье Вячеслав Иванович всегда говорит с нежностью. Его жена Марина, наследница двух театральных семей — не только приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, но и внучка прославленного Мамонта Дальского, — оставила актерскую профессию и занялась научной деятельностью. Она кандидат искусствоведческих наук, работает в Государственном институте искусствознания. Марина — автор книги о Марии Савиной, а сейчас занимается изданием дневников директора Императорских театров, Теляковского. У Вячеслава Ивановича есть дочь Ксения, зять Олег и внучка Полина, которой исполнилось восемь лет. О своей внучке он может говорить бесконечно: «Полина — это сегодня самое большое мое увлечение. Она у нас главный человек в семье, и все наши надежды связаны с нею».
Вячеслав Иванович считает, что у гармонично развитого человека должно быть три поколения друзей: старшие, сверстники и молодежь. Он счастлив, что у него самого дело обстоит именно так. Среди старших друзей — семья А.А.Вишневского (сына знаменитого актера МХАТа). Сверстники — певец Виктор Кулешов, семья полковника С.Скворцова, сокурсники, с которыми он не перестает общаться вот уже несколько десятилетий, — питерская актриса Тамара Абросимова, актриса МХАТ имени Горького Любовь Стриженова, актриса Театра им. Гоголя Людмила Гаврилова и вся ее семья. Дружит он и с молодежью — с будущим врачом Вадимом Александровым. Есть, разумеется, близкие друзья в Малом театре. Особенно тепло Вячеслав Иванович отзывается о В.Бабятинском, с которым многие годы делит одну гримерную. Много киевских друзей, встречам с которыми он всегда радуется, — семья Ю.Ельченко, И.Дука, В.Бессараб, Рушковские, Любочка Духина, М.Ю.Резникович... Разумеется, всех друзей, даже близких, в одной книге назвать невозможно, но нельзя не вспомнить, говорит Вячеслав Иванович, тех, кого уже нет, с кем был наиболее близок, кто оказал огромное влияние на него, — это блистательные актеры Малого театра М.И.Царев, Е.Н.Гоголева, Н.А.Аннненков, Е.П.Ве-лехов, Н.В.Подгорный, В.Б.Носик. А говоря о себе, он добавляет: «Я не из тех актеров, которые считают, что с них началось театральное искусство, ими и кончится. Мне очень повезло: у меня дома висят портреты Дольского, Топоркова, есть портреты Шаляпина с дарственными надписями Дальскому, портреты Станиславского с надписями Василию Осиповичу Топоркову. Поэтому у меня дома никогда не было своих портретов и афиш. Рядом с великими людьми это было бы смешно. Один из наших крупных писателей, когда у него спросили, не бывает ли у него приступов тщеславия, ответил: «Да, бывает, напишу и думаю: я гений». — «А как вы с этим справляетесь ?» — «Да подниму глаза к полкам и вижу: Чехов, Пушкин, Толстой, Достоевский... И чувствую себя спокойнее». Вот так и я. А если серьезно — я каждый день, входя в комнату, прохожу мимо чудесного фотопортрета Станиславского. Он сидит, завтракает, белая салфетка... На фотографии надпись: «Дорогому Василию Осиповичу, полюбившему искусство в себе, а не себя в искусстве». Мысль известная, но, поверьте, следовать ей очень и очень трудно. Это принципиальная разница: либо ты любишь, ценишь тот дар, который тебе дан, либо ты занимаешься своим устройством в искусстве, любя только себя. Каждый день я смотрю на эту надпись и пытаюсь, стараюсь следовать ей».
Сегодня в Малом театре — снова «Тайны Мадридского двора», а значит, снова успех.
«Я считаю, есть четыре составляющие актерского успеха: зритель, критика, коллеги, власть. Надо отметить, что власть меня не баловала: звания и награды не сыпались на меня как из рога изобилия, все давалось с трудом, с опозданиями... Отношения с критикой складывались по-разному, с переменным успехом. Вот с коллегами мне повезло: везде, где я работал, встречал столько замечательных людей, находил столько друзей! Коллеги повсюду относились ко мне хорошо. Но самая бесспорная величина для меня — это зритель. Я никогда не забуду одного человека, который, после «Тайн Мадридского двора», подошел к администратору и сказал: «Спасибо вашим артистам! Я поссорился с женой, а теперь, посмотрев ваш спектакль, пойду и поцелую ее!» Ради таких людей стоит играть.
Я принадлежу к актерам-профессионалам, актерам-работягам и не очень люблю теоретизировать, какой театр сегодня нужен... Знаю одно: пока существует человечество, будет существовать и театр. Он будет разный, но я, конечно, приверженец классического репертуарного театра — такого, как Малый.
Малому театру уже больше двух столетий... На мой взгляд, мы достойно прожили трудные годы перестройки. И сегодня мы знаем, что нужны зрителю. Подтверждение тому — полные залы не только в Москве и других городах России, но и за рубежом: от Японии до Мексики, от Израиля до Германии. Мы даем зрителю то, что он от нас ждет: хорошие пьесы, режиссуру, которая уважает авторов, замечательные декорации, великолепную работу постановочной части (низкий поклон рабочим, костюмерам, гримерам) и, конечно же, сильный актерский ансамбль. Малый, как говорят в церкви, «намолен» сотнями и сотнями тысяч зрителей, а среди них были и Достоевский, и Чехов, и Толстой... Я счастлив, что я служу в Малом театре. Это счастье, трудное, но счастье».
Автор: Ольга Буткова
Наверное, секрет в удивительном обаянии артиста и его озорной фантазии, которая помогает вносить новые краски в образ, созданный драматургом, вставлять какие-то словечки от себя, не искажая, но оживляя авторский замысел. Например, король, увлеченный разговором с молодыми принцессами, восклицает: «Но только, девочки, никому ни слова!» И это «девочки» вырывается у него столь непроизвольно, что просто невозможно не расхохотаться.
Вячеслав Иванович Езепов сыграл сотни ролей в театре и кино, но, по его словам, всего три у него было таких, в которых он отвечает за каждое слово, за каждый жест. Первые две — давно, когда он, молодой артист, играл в Киевском театре имени Леси Украинки: это Крылов в спектакле «Иду на грозу» и Чехов в «Насмешливом моем счастье». А третья роль — та, которую он играет сегодня. Это король Карл из «Тайн Мадридского двора».
А ведь родители Вячеслава Ивановича сперва и не помышляли об актерской карьере для своего сына. Отец — из белорусских крестьян, мать — из рязанских. Актеров в роду никогда не было. Но уже во втором классе, к изумлению всех окружающих, мальчик обнаружил, выражаясь литературным языком, «тягу к перевоплощению».
«Я сам, без помощи взрослых, выучил басню Михалкова «Заяц во хмелю». Она привлекала меня тем, что, читая ее, можно быть то наглым пьяным зайцем, то грозным львом. И предложил, что выступлю с ней на одном из школьных вечеров. Успех был грандиозный. Я сразу стал достопримечательностью школы и «пошел нарасхват». Все хотели посмотреть на малыша, который изображает зайца и льва. Меня приглашали на все вечера, концерты, комсомольские собрания. И я везде читал «Зайца во хмелю» — больше ничего не знал. И получал от своих выступлений огромное удовольствие!»
Вячеслав Иванович благодарен своим родителям, которые отнеслись серьезно к детскому увлечению сына драматическим искусством и привели мальчика в театральную студию при Доме пионеров Киевского района. Здесь судьба свела его с удивительным педагогом — Александрой Георгиевной Кудашевой-Тинниковой.
«Александра Георгиевна происходила из старинного дворянского рода, заканчивала школу Михаила Чехова. Она не только учила нас актерскому искусству, но занималась нашим воспитанием, образованием. От нее мы узнавали о великих художниках и композиторах... Во всем ее отличали прекрасный вкус и благородство. Знаете, я не люблю, когда наш брат актер говорит о своих учителях называя при этом только самых знаменитых. Вот мне хочется в первую очередь вспомнить Александру Георгиевну, которая волею судьбы знаменитой не стала, но очень много дала всем своим ученикам, среди которых много прекрасных актеров: Олег Ефремов, Женя Киндинов, Слава Шалевич, Галя Кирюшина... Учился у нее и мой брат Миша — он тоже стал актером». Артисты, как правило, верят в судьбу, и Вячеслав Езепов — не исключение. Надо признать, что для этого у него немало оснований. Сколько в его жизни было неожиданных поворотов и фантастических совпадений, которых и совпадениями-то не назовешь — рука судьбы, да и только. Именно так — как будто случайно — Вячеслав Езепов поступил в Школу-студию МХАТ.
«Мы с моим товарищем Юрой Шерстневым уже отдали все документы в Вахтанговский театр... И вот. В момент, когда нам совершенно нечего было делать, нам кто-то сказал, что в Школе-студии МХАТ сегодня — последний день консультаций. И мы — из какого-то хулиганства, от юношеской наглости, что ли, — решили: ну пойдем, попробуем, просто так, ради интереса! Уборщица во МХАТе сказала нам: «Что ж вы так поздно, ребята? Все уже ушли, только один Виктор Карлович Монюков сидит, попробуйте подойти к нему на всякий случай...» И самое удивительное, что Виктор Карлович прослушал нас и сразу принял к себе на курс! Мы только потом поняли, к какому блестящему педагогу привела нас судьба».
Четыре года учебы в Школе-студии МХАТ, которую тогда возглавлял замечательный человек — В.З.Радомысленский, Вячеслав Иванович вспоминает как сказку. Преподавали и великие — В.Я.Станицын, В.О.Топорков, и совсем тогда молодые — К.Н.Головко, В.М.Невиный, О. В. Всеволодекая. Литературу читали А.Д.Синявский, А.А.Белкин... На четвертом курсе тогда учился Владимир Высоцкий, и в Школе-студии постоянно слышался рокот его гитары, его голос... Особенно запомнилась удивительная атмосфера, царившая в Школе, — дух настоящего актерского братства.
«Вспоминается такой случай. Мы в Школе готовили дипломный спектакль «Борис Годунов». Народный артист СССР Василий Осипович Топорков, вернувшись из поездки по Пушкинским горам, сказал: «Я хочу сыграть Пимена в «Борисе Годунове» в очередь со студентом. Мы все были изумлены. И он играл на учебной сцене с нами, студентами! Такое могло происходить только в той атмосфере старого МХАТа. Проходя в Школу-студию, я всегда шел мимо Малого театра. И, конечно, не представлял себе, что буду когда-то в нем работать. Вспоминаю одну удивительную встречу, которая произошла на этом пути. Я стою на переходе через площадь Революции. Толпа, милиционер-регулировшик, машины едут. И я увидел в толпе необыкновенно красивую женщину в строгом костюме, с брошью на груди. Я узнал Елену Николаевну Гоголеву. Она очень нервничала, видимо, опаздывала на репетицию в Малый театр. А машины все шли, и регулировщик не останавливал. И вдруг она, резко выйдя из толпы, пошла по проезжей части. Свисток, машины стали, милиционер бросился к ней, она обернулась — я на всю жизнь это запомнил, эту красоту, это яростное лицо человека, который не может себе позволить даже на пять минут опоздать на репетицию... Милиционер ошалело начал что-то говорить ей, она ему что-то коротко ответила... Он поднял жезл, остановил все движение, и она летящей походкой прошла через всю площадь к Малому театру. Мог ли я думать тогда, что пройдут годы, и я буду с Еленой Николаевной играть на одной сцене, в одних спектаклях...»
После окончания Школы Вячеслав Иванович был принят во МХАТ. Но ему не довелось играть там... На третьем курсе он женился. Жена Марина, приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, начинала как актриса. Ее обещали принять в труппу МХАТа, потом не приняли (сказали — нужно подождать). Вячеслав, человек самолюбивый, стал думать о других театрах... У него было много хороших предложений, но больше всего его заинтересовал Киевский театр Леси Украинки, режиссер которого Н.А.Соколов пригласил группу выпускников курса. В то время там было целое созвездие замечательных актеров — М.Романов, П.Луспекаев, А.Роговцева, Ю.Мажуга, Ю.Лавров, Н.Рушковский, В.Халатов, Е.Опалова, О.Борисов! В общем, забрав документы из МХАТа, артист позвонил директору Театра Леси Украинки. Тот, мудрый человек, сказал ему так: «Я боюсь, что ваше решение принято под влиянием минуты. Я сейчас дома, пойду в театр — вы мне туда позвоните через полчаса. Если позвоните — значит, ваше решение твердое. Если нет — что ж, я не обижусь». Он позвонил. И вскоре переехал в Киев.
Киевский театр стал новым этапом жизни артиста Вячеслава Езепова. Там он встретился с молодым режиссером, учеником Товстоногова, Михаилом Резниковичем и молодым художником Давидом Боровским. Первой их совместной работой на сцене Театра Леси Украинки стал спектакль «Иду на грозу», где артист сыграл роль Крылова. Многие дебютируют в массовке — Езепов начинал с крупных и самых ответственных ролей.
«Я буквально жил тем, что я играл. Я не замечал того, что происходит в зрительном зале, не слышал ни аплодисментов, ни смеха. Я был полностью погружен в образ, жил, наверное, на сцене по всем законам, которые внушила мне мхатовская школа».
Молодому артисту поручали все новые и новые интересные роли. Вскоре двадцатитрехлетний актер сыграл Чехова в спектакле «Насмешливое мое счастье» в постановке М.Резниковича. Этот спектакль стал живой легендой киевского театра, он не сходил со сцены на протяжении многих лет.
«Замечательный, смелый, острый спектакль. Изучая творчество Чехова, читая его письма, я стал совсем другим человеком. Чехов переделывал меня, а я старался доносить это до публики».
Роль Чехова не только много дала артисту в творческом плане, но и принесла ему известность. Много лет спустя, приезжая в Москву и видя на афишах Малого театра фамилию Езепов, киевляне восклицали: «А, это наш Езепов! Который играл Чехова!»
«В один прекрасный день в моей квартире раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стояли Анатолий Эфрос, художественный руководитель Театра имени Ленинского комсомола, и директор театра Анатолий Колеватов. Они вошли, Эфрос взял на руки мою маленькую дочь, она его тут же описала. Колеватов сказал мне: «Ну что, Вячеслав Иванович? Вот лучший режиссер Советского Союза, он приглашает вас вместе с женой в лучший театр страны, будьте добры в сентябре приехать в Москву». Я опешил: «Дайте мне хоть подумать!» — «Да что тут думать? Посмотри, сам Эфрос у тебя сидит, ребенка твоего нянчит, а ты думать будешь!» И я согласился. Но, конечно, я не мог представить, что приду в последний год существования этого театра как театра Эфроса». Режиссеру пришлось уйти из Лейкома, а артисты остались «у разбитого корыта». Но Анатолий Колеватов не забыл о талантливом молодом артисте, которого он уговорил уехать из Киева. Придя в Малый театр директором-распорядителем, он устроил Вячеславу Ивановичу встречу с художественным советом театра. Выдержав суровый экзамен, Вячеслав Езепов был принят в Малый. «В течение первого года мне не давали ролей. Потом я сыграл Философа (главу банды) в спектакле «Криминальное танго». Это был успех. Колеватов сказал мне: «Ну все, поздравляю тебя, сейчас пойдет полоса удачи». Он был прав».
Роли посыпались одна за другой: «Дипломат», «Рождество в доме синьора Купьело», «Бешеные деньги», «Путешественник без багажа», «Так и будет». Чего ж еще нужно артисту? Жить бы да радоваться! Проблема заключалась в одном: Вячеславу Ивановичу приходилось играть в театре исключительно... негодяев и убийц. «Я помню, Иннокентий Михайлович Смоктуновский сказал мне: «Слава! Какое счастье — иметь амплуа! Вы можете не беспокоиться о том, какую вам дадут роль. Как только Яго или убийца с кастетом — это вы». Однако меня это «счастье» совершенно не устраивало. В Киеве я играл разные роли. А здесь — штатный убийца! Помню, как я пришел в Чеховский музей что-то рассказать из «Насмешливого моего счастья». Служительницы посмотрели на меня, пошушукались, подходят и говорят: «Мы вас узнали». Думаю: «Ну, как приятно!» А они и говорят: «Как это вы Жарова-то по голове кастетом — тюк! Тюк!» Это они вспомнили спектакль «Самый последний день». У меня все внутри оборвалось. Ну да, говорю, это я. А они и спрашивают: «А что ж вы у нас-то делаете?»
Какие чувства испытывают артисты, играющие злодеев? Мешает ли их «злодейский образ» им в жизни? Многие актеры, постоянно изображающие отрицательных персонажей, относятся к своему амплуа с нежной любовью. Но Вячеслав Иванович Езепов в какой-то момент понял, что больше выдержать этого не может... «У меня был такой взрыв ярости — я по всему театру гонялся за режиссером Хейфецем! Потому что увидел распределение на спектакль «Перед заходом солнца». Там один подлец — Ганафелъд — ну, естественно, это я. Но на все роли есть два состава актеров, и только Ганафельд — один я. Я просто заплакал. Что ж это такое — в театре нельзя найти и двух подлецов?»
Вячеслав Иванович умеет принимать волевые решения. И, проработав шесть лет в Малом театре, по приглашению Б.В.Эрина он решает вернуться в Театр Леси Украинки. Все обстоятельства были против этого, семью пришлось оставить в Москве. Вячеслав Иванович признается, что годы возвращения в Киев были непростым периодом в его жизни...
Но четыре киевских сезона, за которые было многое сыграно, резко расширили его актерский диапазон — от лирического Пальчикова в «Вечернем свете» А.Арбузова до Джека — экстравагантного героя комедии О.Уайльда «Как важно быть серьезным». В это время Вячеслав Иванович стал заслуженным артистом Украины, чем очень гордится.
Хорошо, что к этому времени у него уже было имя — он успел сняться в фильме «Хождение по мукам» у В.Ордынского, потом его пригласил И.Хейфиц на роль в фильм «Ася». И здесь в его судьбе снова произошел поворот. На студии «Ленфильм» он встретился с Юрием Соломиным. Сказал, что хочет вернуться в Москву, но снова поступить в Малый театр не надеется, потому что Михаил Царев, который тогда был директором Малого театра, не простит ухода. Из Малого театра так не уходят, в тридцать с небольшим лет бросить Малый и уехать в Киев — это было, с точки зрения Царева, просто смешно. Но Соломин сказал, что поговорит с Царевым... И Царев потом встретился с Езеповым, сказал, что год надо подождать... Вячеслав Иванович уехал в Киев, а через неделю ему сказали: срочно позвоните в Москву. Он в ужасе позвонил жене: «Что случилось?» А она ему: «Не волнуйся, все нормально. Я тебя поздравляю, ты актер Малого театра». Так он снова оказался в Малом, до сих пор в нем и пребывает...
Роли, сыгранные Вячеславом Езеповым за последние десятилетия в Малом театре, исключительно разнообразны. Он много играл в пьесах любимого им Чехова. Энергичный, хитрый, шумный, болтливый Шамраев в «Чайке». Преданный, добрый старый Фирс в «Вишневом саде» (Езепов — из тех актеров, для которых возраст — понятие растяжимое; он с легкостью может играть героев как гораздо моложе, так и гораздо старше себя). Несколько особняком в галерее чеховских героев стоит простодушный и трогательный Вафля из «Лешего» со своим вечно неуместным восклицанием «Это восхитительно!». Езепову удалось удивительно тонко почувствовать акварельный тон чеховского «Лешего», и Вафля предстал перед зрителями таким жалким, таким смешным и таким по-чеховски хорошим! Может быть, в нем было что-то от блаженного, обладающего своей, особой мудростью, недоступной остальному миру. Не менее ярки два персонажа из пьес Островского: пройдоха Чугунов из «Волков и овец» и бестолковый, по-глупому упрямый, панически боящийся конца света Курослепов из «Горячего сердца». На редкость злободневным получился у Вячеслава Езепова образ политического перевертыша шестнадцатого века князя Василия Шуйского в трагедии А.К.Толстого «Царь Борис». Просто захватывает дух от его бесстыдной откровенности в предательстве, когда он, сам приняв участие в заговоре, ретиво бросается карать заговорщиков! И совсем другая роль в том же спектакле — суровый и непреклонный схимник Левкий, бывший в миру злодеем Андрееем Клешниным. Это человек, которому приоткрылись тайны иного мира, и потому на земле ему вообще ничего не страшно...
«Судьба актера в театре во многом зависит от «любовных романов» с режиссурой. Ведь отношения актера и режиссера очень похожи на отношения мужчины и женщины. И взлет, и охлаждение, и расставание — все похоже. Мне повезло. У меня были достаточно бурные «романы» с Леонидом Барпаховским, с Борисом Морозовым, это было серьезно и интересно. Довелось работать с Б.Равенских, с Б.Львовым-Анохиным, с Л.Хейфецем, В.Андреевым, В.Ивановым. А потом... Знаете, произошла удивительная вещь. Иногда актеры так разговаривают между собой: «Ты хорошо сыграл, поздравляю». — «Ну да, но если бы этот спектакль поставил Стреллер или Брук...» А режиссеры говорят: «Если бы у меня в спектакле играли Аль Пачино, Клаудиа Кардинале!» С режиссером Владимиром Бейлисом мы относились друг к другу спокойно, вежливо, уважительно. И параллельно существовали в театре, по принципу — мне бы Аль Пачино, а мне бы Стреллера. И потом, через много лет мы вдруг открыли, что можем, оказывается, неплохо работать вместе! Так у меня появились роли в спектаклях «Тайны Мадридского двора», «Хроника дворцового переворота», «Как скрыть убийство»(«Хэппи Энд»).
Если роль императора Карла в «Тайнах» — бенефисная, и артист просто «купается» в ней, две другие роли в спектаклях Владимира Бейлиса не так привлекают к себе внимание и тем не менее являются крупными актерскими удачами. Бирон в «Хронике дворцового переворота» — казалось бы, всего лишь эпизод. Но какой! Согбенная старческая фигура в огромном парике появляется под старомодную музыку... Бирон дает императору Петру Третьему очень простой совет: «править нужно... кнутом и топором». Вначале кажется, что этот старик — всего-навсего жалкий, волею какой-то ошибки задержавшийся на белом свете обломок прошлого, и его совет можно не принимать в расчет. Но голос Бирона крепнет, становится зловеще-пророческим...
Грегори Рид в спектакле «Как скрыть убийство» олицетворяет собой грех жадности или, выражаясь церковным языком, сребролюбия. Езепов играет суетливого еврейского коммерсанта, глубоко безразличного к чужой жизни и смерти. Его жадность убивает в буквальном смысле этого слова; по вине Рида погибли несколько рабочих. Но каким страхом загораются его глаза, когда он сам встречается со смертью! Езепову, как немногим артистам, удается необыкновенно убедительно представлять своих героев в критических ситуациях, ужас на пороге бездны.
«Каких только приключений не пришлось мне пережить за годы работы в театре и кино! Выходил на сцену и с переломом ноги, и с разбитой головой, и со сломанными ребрами. Если театру было нужно — я играл в любом состоянии, давал врачу подписку, что беру ответственность на себя, и играл. Горел в театре, на гастролях в Одессе. Пожар начался прямо во время спектакля. Огонь погасили и продолжили представление. Прыгал из поезда в поезд, из Петербурга в Москву, когда вечером играл там, а на следующий день здесь. Было и такое, что неделю не снимал грима: театр гастролировал в Одессе и Николаеве, и днем я должен был играть в Николаеве, а вечером в Одессе. После дневного спектакля я не оставался на поклоны, бежал вниз. Меня ждал шофер с заведенной машиной, мы мчались в Одессу и поспевали как раз к началу вечернего спектакля. Администратор ждал, когда покажется наша машина. Когда видел нас, махал, что можно начинать спектакль. Как у всякого человека, недостатков у меня хватает, но в чем я не могу себя упрекнуть, так это в недостаточно серьезном отношении к театру».
Когда просишь Вячеслава Ивановича рассказать какой-нибудь забавный случай из его богатой биографии, он задумывается: какую бы историю рассказать, чтобы она не задевала никого из друзей и близких, никому не показалась бы обидной?
«Если уж рассказывать, так что-нибудь такое, что касалось бы только меня. Ну вот, например. Дело в том, что я с первых лет в театре никогда не играл в массовках. Я сразу начал с больших ролей. Я, бывало, далеко заходил в своем общении с Бахусом, но перед театром у меня мало грехов. Однако, когда мне, уже опытному артисту, пришлось принять участие в массовке, бывали моменты, когда общая «растренированность» меня подводила. В 1980-м году мы выпускали «Признание» Саввы Дангулова. Там нас, уже ведущих артистов, попросили принять участие в выходе послов иностранных держав. Послы слышат речь Ленина на каком-то приеме и возмущаются, грозно смотрят на него... Когда была сдача спектакля — ЦК, горкому, Министерству культуры — наш «дипкорпус» (с досады, что нас заставили играть в массовке) был несколько «аван кураж». Но, поскольку мы все вместе стояли на сцене, трудно было выделить кого-то одного для наказания. А на меня всегда в такие моменты нападало творчество. И, вспомнив замечание нашего замечательного режиссера Рачика Капланяна, что в массовке надо тоже действовать, я подумал: почему же весь дипкорпус осуждает Ленина? Ну хоть одного-то посла может перевоспитать речь Ленина? И я выхожу из общего строя и очень прочувствованно говорю: «Браво, Ленин!» И, разумеется, получаю за это наказание, с зарплаты меня тогда сняли. Весь театр очень веселился: оказывается, можно человека наказать и за «Браво, Ленин!».
Но судьба есть судьба. И через десять лет, в постановке этого же режиссера Капланяна шел спектакль «Сирано де Бержерак». В загранпоездки студентов не брали. И мы в Германии снова играли в массовке. И там тоже был такой случай, когда я, находясь «аван кураж», пришел в восторг от монолога Сирано, который читал Юрий Соломин. И так же, выйдя из общего строя солдат, я с радостью зааплодировал и сказал: «Браво, Сирано!» А тогда как раз была объявлена антиалкогольная борьба. И сказать, что за это чуть не четвертовали, было бы даже мягко. Вот так мне пришлось пострадать за творчество!»
Вячеслав Езепов много снимался в кино — на его счету более сорока фильмов. Среди них — «Пять минут страха», «Кодекс бесчестия», «Ася», «Хождение по мукам», «Господин Великий Новгород». Он работал с замечательными режиссерами — Озеровым, Ордынским, Хейфицем, Салтыковым, Шиловским...
«Конечно, на съемках в кино происходило немало смешного. Помню, в Америке со мной произошел достаточно занятный случай. Я снимался в фильме «Приговор» у Всеволода Шиловского. Мы снимались в Америке, это был первый фильм, снятый только в Америке. Я там играл полицейского, шефа полиции города Кентона. И я был очень похож на своего коллегу, настоящего шефа полиции Кентона. Он даже тоже очки носил. И мне подошла его форма. У нас не было проблем, он мне дал свою запасную форму, и режиссер предложил мне ее немножко «обжить». И вот, представьте себе, жара, Кентон, полицейский участок, рядом платан огромный, кафе, я в полной форме шефа полиции города Кентона прогуливаюсь, пью водичку, курю, а группа вся уехала выбирать натуру, где будем снимать. «А ты, говорят, пока здесь попривыкни к форме». И вот, стою я, и вдруг ко мне подлетает огромная красивая машина, серебристо-белая, за рулем сидит почтенный седой американец, очень взволнованный. Он открывает окно и начинает быстро что-то говорить по-английски, по-видимому, обращаясь ко мне за помощью (принимая меня, разумеется, за шефа полиции). Ситуация пикантная — я не настолько знаю английский, чтобы объяснить ему, что я актер, что снимается кино... Камеры нет, группы нет — как ему объяснить? А он продолжает взывать ко мне о помощи. Но поскольку я год жил с родителями в Германии, с немецким у меня получше. И я сочиняю на немецком языке фразу, объясняющую, что я актер, что группа уехала, что ему надо обратиться в полицейский участок. Наклоняюсь к нему и в последний момент вспоминаю, что я должен спросить — я же вежливый человек! — знает ли он немецкий. И поэтому я прерываю его и в ответ на все его нервные просьбы задаю вопрос: «Шпрехен зи дойч, сэр?» Реакция была ошеломительная. Я увидел в ужасе уставившиеся на меня глаза, испуг, потом полную растерянность. Он открыл противоположную от меня дверь, выскочил из машины, стал дико озираться кругом... Стоит перед ним шеф полиции в полной форме и спрашивает, знает ли он, американец, немецкий язык! Он увидел полицейский участок и бегом бросился туда, бросив и машину, и меня. Через пять минут оттуда показались хохочущие американские полицейские во главе с Джоном, и этот американец, тоже смеющийся. Мы с ним познакомились, и он, разрешив все свои проблемы, уехал довольный».
Но два фильма, которые принесли артисту наибольшую творческую радость, — это «Ася» и «Хождение по мукам». Фильм «Ася» получил первый приз в городе Кобуре на фестивале романтического кино.
«Ну, конечно, мы, артисты, узнали об этом из газет, а приз получали чиновники. Вообще же у меня достаточно сдержанное отношение к кинематографическому успеху. Кино — это как ветреная любовница, и очень жестокая. Там никто не занимается педагогикой: кино высасывает из вас все, что вы имеете на данный момент. Хотя у меня в дипломе написано: «актер театра и кино», — я никогда не считал себя актером кино. И слава Богу. Потому что я знаю много актерских судеб, сломанных кинематографом. Я всегда спокойно относился к кино, как и к телевидению. Хотя, когда телевидение только начиналось, я очень много работал на нем. Помню, мы тогда жили в коммуналке, и мой сосед как-то раз кричит мне: «Подойдите сюда, Вячеслав Иванович, сейчас чудо покажу!» А тогда было три телевизионных канала. Включает он первый канал — там мое лицо. Включает второй, потом третий — я на всех каналах! «Вот, говорит, до чего вы дожили, Вячеслав Иванович! По всем программам только вас показывают!»
Вера в судьбу, видимо, определила и хобби Вячеслава Ивановича. Он человек азартный: одно время увлекался преферансом, играл на бегах, любил велосипедные гонки. Всегда был страстным спортивным болельщиком. Сегодня он любит поиграть на бильярде. Как ни удивительно, эта любовь к азартным играм — тоже одна из семейных традиций. Вячеславу Ивановичу привил это увлечение его тесть, Василий Осипович Топорков, который считал, что артист должен в жизни все испытать и все познать.
Одной из больших радостей в жизни Вячеслав Иванович считает путешествия. Ему повезло — он повидал множество стран. Недавняя поездка в Канаду оказалась интересной тем, что была связана с одним из дорогих имен — Л.В.Варпаховским. Его дочь Анна, прекрасная актриса, пригласила Вячеслава Ивановича выступить в театре имени Л.В.Варпаховского в спектакле, поставленном ее братом Григорием Зискиным. Да еще и свозила на Ниагарский водопад!
О своем доме и семье Вячеслав Иванович всегда говорит с нежностью. Его жена Марина, наследница двух театральных семей — не только приемная дочь Василия Осиповича Топоркова, но и внучка прославленного Мамонта Дальского, — оставила актерскую профессию и занялась научной деятельностью. Она кандидат искусствоведческих наук, работает в Государственном институте искусствознания. Марина — автор книги о Марии Савиной, а сейчас занимается изданием дневников директора Императорских театров, Теляковского. У Вячеслава Ивановича есть дочь Ксения, зять Олег и внучка Полина, которой исполнилось восемь лет. О своей внучке он может говорить бесконечно: «Полина — это сегодня самое большое мое увлечение. Она у нас главный человек в семье, и все наши надежды связаны с нею».
Вячеслав Иванович считает, что у гармонично развитого человека должно быть три поколения друзей: старшие, сверстники и молодежь. Он счастлив, что у него самого дело обстоит именно так. Среди старших друзей — семья А.А.Вишневского (сына знаменитого актера МХАТа). Сверстники — певец Виктор Кулешов, семья полковника С.Скворцова, сокурсники, с которыми он не перестает общаться вот уже несколько десятилетий, — питерская актриса Тамара Абросимова, актриса МХАТ имени Горького Любовь Стриженова, актриса Театра им. Гоголя Людмила Гаврилова и вся ее семья. Дружит он и с молодежью — с будущим врачом Вадимом Александровым. Есть, разумеется, близкие друзья в Малом театре. Особенно тепло Вячеслав Иванович отзывается о В.Бабятинском, с которым многие годы делит одну гримерную. Много киевских друзей, встречам с которыми он всегда радуется, — семья Ю.Ельченко, И.Дука, В.Бессараб, Рушковские, Любочка Духина, М.Ю.Резникович... Разумеется, всех друзей, даже близких, в одной книге назвать невозможно, но нельзя не вспомнить, говорит Вячеслав Иванович, тех, кого уже нет, с кем был наиболее близок, кто оказал огромное влияние на него, — это блистательные актеры Малого театра М.И.Царев, Е.Н.Гоголева, Н.А.Аннненков, Е.П.Ве-лехов, Н.В.Подгорный, В.Б.Носик. А говоря о себе, он добавляет: «Я не из тех актеров, которые считают, что с них началось театральное искусство, ими и кончится. Мне очень повезло: у меня дома висят портреты Дольского, Топоркова, есть портреты Шаляпина с дарственными надписями Дальскому, портреты Станиславского с надписями Василию Осиповичу Топоркову. Поэтому у меня дома никогда не было своих портретов и афиш. Рядом с великими людьми это было бы смешно. Один из наших крупных писателей, когда у него спросили, не бывает ли у него приступов тщеславия, ответил: «Да, бывает, напишу и думаю: я гений». — «А как вы с этим справляетесь ?» — «Да подниму глаза к полкам и вижу: Чехов, Пушкин, Толстой, Достоевский... И чувствую себя спокойнее». Вот так и я. А если серьезно — я каждый день, входя в комнату, прохожу мимо чудесного фотопортрета Станиславского. Он сидит, завтракает, белая салфетка... На фотографии надпись: «Дорогому Василию Осиповичу, полюбившему искусство в себе, а не себя в искусстве». Мысль известная, но, поверьте, следовать ей очень и очень трудно. Это принципиальная разница: либо ты любишь, ценишь тот дар, который тебе дан, либо ты занимаешься своим устройством в искусстве, любя только себя. Каждый день я смотрю на эту надпись и пытаюсь, стараюсь следовать ей».
Сегодня в Малом театре — снова «Тайны Мадридского двора», а значит, снова успех.
«Я считаю, есть четыре составляющие актерского успеха: зритель, критика, коллеги, власть. Надо отметить, что власть меня не баловала: звания и награды не сыпались на меня как из рога изобилия, все давалось с трудом, с опозданиями... Отношения с критикой складывались по-разному, с переменным успехом. Вот с коллегами мне повезло: везде, где я работал, встречал столько замечательных людей, находил столько друзей! Коллеги повсюду относились ко мне хорошо. Но самая бесспорная величина для меня — это зритель. Я никогда не забуду одного человека, который, после «Тайн Мадридского двора», подошел к администратору и сказал: «Спасибо вашим артистам! Я поссорился с женой, а теперь, посмотрев ваш спектакль, пойду и поцелую ее!» Ради таких людей стоит играть.
Я принадлежу к актерам-профессионалам, актерам-работягам и не очень люблю теоретизировать, какой театр сегодня нужен... Знаю одно: пока существует человечество, будет существовать и театр. Он будет разный, но я, конечно, приверженец классического репертуарного театра — такого, как Малый.
Малому театру уже больше двух столетий... На мой взгляд, мы достойно прожили трудные годы перестройки. И сегодня мы знаем, что нужны зрителю. Подтверждение тому — полные залы не только в Москве и других городах России, но и за рубежом: от Японии до Мексики, от Израиля до Германии. Мы даем зрителю то, что он от нас ждет: хорошие пьесы, режиссуру, которая уважает авторов, замечательные декорации, великолепную работу постановочной части (низкий поклон рабочим, костюмерам, гримерам) и, конечно же, сильный актерский ансамбль. Малый, как говорят в церкви, «намолен» сотнями и сотнями тысяч зрителей, а среди них были и Достоевский, и Чехов, и Толстой... Я счастлив, что я служу в Малом театре. Это счастье, трудное, но счастье».
Автор: Ольга Буткова
16.11.2003
Подробнее
Во главе национального достояния «Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
Во главе национального достояния
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
Во главе национального достояния
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного. После его исполнения роли последнего русского царя — человека с мягким голосом и несуетными манерами, покорного судьбе, но духовно не сломленного («...И Аз воздам», Малый театр), — стало возможным свободно обсуждать проблемы канонизации Николая II, до того чаще поминаемого как Кровавый. Известный своей принципиальностью и, по мнению многих, имеющий достаточно оснований не любить нынешнюю власть, Юрий Соломин тем не менее никогда не примыкал к оппозиционным «платформам». Юрий Мефодьевич Соломин родился 18 июня 1935 г. в Чите. В 1957 г. окончил Театральное училище имени М.С.Щепкина, принят в Малый театр, где работает по сей день. В театре сыграл Хлестакова, царя Федора, Сирано, Николая II, Войницкого, Тригорина и другие роли. С 1960 г. преподает в Училище имени Щепкина. Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1971), 1-й премии КГБ за роль полковника Славина в телефильме «ТАСС уполномочен заявить...» (1985). Народный артист СССР. В 1988 г. становится художественным руководителем Малого театра. В 1990-1992 гг. — министр культуры РФ. В связи с этой должностью и прежде сыгранной актером ролью капитана Кольцова в фильме «Адъютант его превосходительства» в те годы ходила шутка, что Соломину удалось сыграть не только роль адъютанта, но также и «его превосходительства». Среди наиболее известных киноролей — Арсеньев в фильме Куросавы «Дерсу Узала», Телегин («Хождение по мукам»), Трактирщик («Обыкновенное чудо»).
- ВЫ СЛИШКОМ редко встречаетесь с журналистами, чтобы можно было отказаться от первого простого вопроса: откуда вы родом, Юрий Мефодьевич?
- На свет я появился в Чите, в 35-м. Отец и мать у меня были учителя музыки, оба поступали в консерваторию в Ленинграде и были приняты: отец по классу дирижирования и скрипки, а мама как вокалистка. Но мама получила осложнение после болезни и оглохла на одно ухо. Она вернулась в Читу, за ней поехал и отец, оставив учебу. И вот вдвоем остались с незаконченным высшим, хотя среднее образование получили в той же Чите. Оба были театралами, в городе действовал очень даже неплохой театр: во время войны туда выехало много видных актеров. Иван Александрович Любезнов рассказывал мне, что в Чите работала группа артистов из Театра сатиры и он в том числе. Родители занимались с детьми всю жизнь, прежде всего в Доме пионеров, через который я тоже прошел и благодарю судьбу, что общался с интересными ребятами. Не все из них стали артистами, но вышли оттуда и замечательные медики, и космические специалисты, достигшие высот в своем деле. Жизнь была тихая, это был тихий город. Я бы сказал, что в нем бродила старая культура: в Чите хватало сосланных туда людей, не со времен декабристов, конечно, а много позже. И это были образованные люди. Ох, если бы, как сегодня, я все это понимал тогда по-настоящему... Что сформировать поколение — это очень важно для дальнейших всяких дел.
У меня были очень хорошие учителя, начиная с моей первой учительницы, которая не оставляла нас на протяжении всех 10 лет обучения в школе. Мы поддерживали с нею связь через все десятилетия. Год назад она была жива, но уехала из Читы, я потерял ее след, где-то она в Новосибирске. Удивительно талантливый человек. Расскажу один эпизод. Я уже был артистом, приехал в Читу после первого года работы в театре и пришел к ней в школу. У нее был тогда, по-моему, 4-й класс. Зашел к ней на урок, она сказала: «Юра, посиди, посмотри на эту девочку и на этого мальчика». Я говорю: хорошо. Потом она мне рассказывает историю, которая произошла зимой. «Вхожу, — говорит, — в класс и чувствую: что-то стряслось, глаза у всех горят... И вдруг эта девочка встает и говорит: «Наталья Павловна, мне Вова Петров написал любовное письмо». Класс раскололся. Смотрю на Вову Петрова, у него вот-вот сердце разорвется, а девчоночка несет письмо и отдает мне. Что делать? Беру письмо: написано сердцем, хоть и коряво. Машинально взяла карандаш, начала исправлять, а сама думаю: как мне быть, потому что все ждут моей реакции. Говорю: написано грамотно, по русскому ставлю «4», а по литературе «5». Инцидент был снят». О ней можно рассказывать много. Мне везло на учителей. А знаете, чем был смотр художественной самодеятельности в таких небольших городах, как Чита? Это был праздник в городе. Болели родители, как за футбольную команду: за 4-ю школу, за 5-ю и т.д. Сколько людей участвовало в нем! И прежде всего родители шили костюмы, до отказа заполняли Дом офицеров, в котором обычно проходил смотр. Все это я вспоминаю с удовольствием, потому что дало мне возможность проверить себя и поверить в себя. Мои родители были, разумеется, в эпицентре этих смотров. Поэтому куда бы я не приходил и не приезжал, всюду вспоминали Зинаиду Ананьевну и Мефодия Викторовича. Приятно, что это не забывается. Естественно, семья была малообеспеченная. Плюс еще к тому приняла на себя все тяготы тех времен... Я только в конце 80-х узнал подробности заключения деда. Где он был с 37-го года, мы не знали: был «без права переписки». Оказывается, практически как забрали его, так его и не стало. Узнали об этом в 49-м, а до этого надеялись, что жив.
- А за что вашего деда посадили?
- За то, что сидел в 1905 году, за то, что сидел после.
Протоколы его допросов были напечатаны в газете «Забайкальский рабочий», а потом в «Совершенно секретно» и в газете «Щит и меч». Ни на один вопрос, какие ему были заданы, он не ответил положительно. И деда не стало. А я всю жизнь помню: мне около трех лет, какой-то праздник и дед — как в кадре из кино. Я все время сомневался, думал, что в кино это где-то видел или нафантазировал, как маленький ребенок выходит из двери в длинной рубашке, то бишь я, навстречу деду... И только в конце 80-х узнаю, что его арестовали 30 декабря. Да, был праздник, я теперь абсолютно верю: все, что помню, — не кино, не моя выдумка. Поэтому я со своей внучкой разговариваю очень серьезно: она все понимает, все запомнит. Семья на себе испытала многое: и из дома выселяли, и всегда жили в одной комнате, лишь перед самой смертью отец получил в Чите квартиру. Отца в городе знали, был он фигурой весьма заметной. Да и обладал он даром общительности. Любил кутнуть. (Смеется).
- Когда вы навсегда покинули Читу?
- В 1953-м. Закончил школу и сразу же отправил в Училище имени Щепкина все документы, не сделав даже никаких копий. Почему в Щепкинское училище? Когда-то увидел фильм «Малый театр и его мастера». Он был снят к 125-летию театра. Фильм потряс меня. Там показывали и училище, и преподавателей. Я все это хорошо запомнил и через несколько лет отправил все документы в Москву. Мать очень не хотела, чтобы я пошел в артисты. Очень. Хотела, чтобы я стал хирургом. А отец поддерживал меня. Он даже поехал со мной в Москву: отец подрабатывал в Доме культуры железнодорожников, и ему предоставили бесплатный билет. Кстати, и мне тоже. Особых денег в семье не было. А здесь случилось непредвиденное: у него все украли — документы, обратные железнодорожные билеты, партбилет (он потом всю жизнь мучился, его все вызывали и что-то выясняли). Да, все было украдено в скверике у Большого театра. Он обычно ждал там меня, пока я сдавал экзамены. К этому моменту я прошел два тура. Сидели мы с ним в скверике, горевали и думали: как быть и что делать? Билеты на обратную дорогу ему все же выписали. Встретил он какого-то знакомого на Ярославском вокзале, ходили вместе к железнодорожному начальству, звонили в Читу. Быстро прислали подтверждение. Курс в училище тогда набирала Вера Николаевна Пашенная. Я к ней поступал. Не знаю, как сложилось бы все дальше, если бы не отец и его сакраментальная фраза. Он сказал: «Иди к Пашенной, расскажи, что с нами случилось. Если она тебя берет, то пусть берет. Если нет, поедем обратно в Читу». Я был тихим парнем, хотя и вырос во дворе, и всякое бывало. Послушался отца и пошел. На мое счастье Вера Николаевна оказалась в институте. Секретарь Адель Яковлевна (потом она работала у Царева в театре), женщина солидная, всегда с папиросой, спрашивает:
«Что тебе, деточка?» — «Мне бы Веру Николаевну...». И она вызвала Веру Николаевну. Пашенная вышла: «Кто меня спрашивает?» Я ей все рассказал и, как отец меня учил, добавил: «Если берете, то берите, или я уеду в Читу». Она подумала и ответила: «Оставайся».Я отношусь к ней трепетно. Она никого не баловала. Теперь-то я понимаю, что Вера Николаевна относилась ко мне неплохо все четыре года, которые я учился. И уже после ее смерти, где-то в 70-е, 80-е, стал узнавать подробности о себе от людей (от Бондарчука, от Анненского, у которого я снялся в первом фильме, — оказывается, она меня рекомендовала ему). Спрашивал Бондарчука, — я пробовался у него в «Войне и мире»: каким образом он узнал обо мне? Сергей Федорович говорит: «Вера Николаевна...» И вот через годы и десятилетия (а ее не стало в 62-м) начинаешь узнавать, как много другой человек сделал для тебя... Очень многим она помогала. Я начал с ее легкой руки.
- Когда вы стали художественным руководителем, то, говорят, довольно болезненно реагировали на критику, звонили в редакции, пытались отвечать на какие-то недоброжелательные рецензии. Каково сегодня ваше отношение к критике, к отрицательным рецензиям и неэтичным, на ваш взгляд, высказываниям по адресу Малого театра?
- Конечно, это у меня прошло. Потому что понял, что всем надо жить, зарабатывать деньги. У критиков тоже дети. Сегодня, как мне представляется, нужна либо клубничка с клюквочкой, либо какие-то острые моменты, которые вызывали бы читательский интерес — положительный или отрицательный. Я успокоился, а тогда все только начиналось. И если бы лично обо мне написали, скажем: «Соломин плохой артист», — наверное, я поплакался бы дома в жилетку жены, услышал в ответ, что я хороший, и успокоился бы. Но задевали-то Малый театр и, на мой взгляд, задевали несправедливо, недостойно и неблагородно. Помните, в частности, такое: «Вышел указ президента о Малом театре и прачечных». Можно ли так писать? Во-первых, это неуважение к президенту, во-вторых, я не против прачечных, но при чем тут они? Подтекст этой фразы вряд ли необходимо пояснять. Естественно, это и побуждало меня в свое время реагировать таким образом. Я был и неопытным, и наивным, да и сама профессия поощряла идти на контакты с журналистами. Но вот однажды опубликовали мое интервью, которого я не давал, был всего лишь краткий разговор по телефону, вырвали из контекста несколько фраз, придали им другой смысл и поссорили меня с разными людьми; с тех пор я стал осторожен. Когда-то, еще в старые времена, я не понимал, почему немало актеров не хочет давать интервью и т.п. Много лет назад я снимался в фильме Калатозова «Красная палатка». Съемки шли в Италии. Провести вечер с нами приехала из Швейцарии Брижит Бардо. Пригласила нашу труппу к себе на виллу. Очень удивила нас тогда охрана этой виллы. Но ее ведь постоянно преследовали журналисты... И как преследовали! Как высмеивали!
- Юрий Мефодьевич, в середине прошлого века была популярна эпиграмма на театральных критиков:
«Свежим воздухом дыши
Без особенных претензий.
Если глуп, так не пиши,
А особенно рецензий».
- Я не против критики, даже самой острой (смеется). Важно, чтобы она тешила не только нескольких друзей этого критика. Которые посмеются и скажут: «Ну ты и дал, молодец». А для чего это? Говоря словами Станиславского, я не вижу «сквозной темы». Поэтому, честно говоря, особо и не читаю. Приятно, когда тебя хвалят, а когда бранят, два дня чувствуешь себя не в духе... Это чеховские слова...
Расскажу об одном случае. Какая-то журналистка, как мне рассказывали потом, начинающая, походя лягнула однажды нашу молодую актрису за ее «говор». Пожалуй, он у нее есть — еле уловимый, сибирский. Но он у каждого есть, у меня тоже. Но рецензентка намекнула на «хохлацкий говор». Актриса не могла несколько дней работать. Если бы актриса плохо играла, если бы у нее не было сердца, если бы зрительный зал ей не аплодировал и не плакал, тогда бы я первый сказал, что тут что-то не то. Но ведь этого нет. А то, что говор, — ничего страшного, пройдет. Да и говора-то, повторяю, нет, есть небольшой акцент. Но тогда давайте Джигарханяна критиковать, еще кое-кого...
- Вы стали художественным руководителем еще в советские годы.
Была другая экономическая ситуация. А сегодня никто не хочет быть даже главным режиссером. Говорят, в Москве нет ни одного главного режиссера моложе 50 лет. Некоторым предлагали — не хотят. Никто не хочет брать на себя такую ответственность. Скажите, не жалеете ли вы, что такую большую часть жизни отнимает у вас «художественное руководство»?
- Вы затронули мое самое больное место. Разумеется, мне прежде всего хочется играть, поскольку я артист. С годами роли уходят. Их очень много, ох, как много ушло за эти почти 10 лет. Естественно, мне хотелось бы спокойно работать в театре, принимать цветы от зрителей, а не оставаться здесь после спектакля решать различные вопросы. Конечно, я имел бы меньше врагов и среди критиков, и среди вышестоящих организаций. Когда я был только артистом, когда я только снимался и играл, обо мне хорошо писали и говорили. Но как только ты становишься человеком, за спиной которого стоит еще шестьсот, то естественно, что либо ты ведущий и отвечаешь за всех, либо ты выскочка. Я горжусь, что меня выбрал коллектив. Это первый раз за всю 200-летнюю историю нашего театра. Меня сначала выбрали председателем художественного совета, а потом — художественным руководителем. И тут же я распустил художественный совет (смеется). Почему? Я тогда честно сказал: если выбираете, если доверяете, то никакой художественный совет не нужен. Если будет плохо, выберите другого. Это было в 1989 году. Я уже тогда думал несколько иными категориями. Например, не мог понять — и заявлял об этом и в Министерстве культуры СССР, и в других инстанциях: почему в России не может быть национального театра?
Мне хотелось, чтобы в России был такой театр и, естественно, Малый. Наш театр когда-то имел статус императорского, я шел от него, но слово «императорский» нельзя было тогда произносить, поэтому я говорил о национальном театре. Я не мог понять, почему во всех республиках были национальные театры. Так они и назывались. А у нас в России... у нас даже своего ЦК партии не было, российской Академии наук не было. Я и тогда недоумевал, почему мы должны ставить современные пьесы, если их нет. Зачем нас заставлять делать это? В этом кабинете заседал художественный совет, и я был его членом от молодежи. Удивлялся, когда великие артисты, давая интервью, говорили, что им так хочется сыграть современника. А мне никогда не хотелось сыграть современника. Я и есть свой современник, живу в Бескудникове, езжу на троллейбусе. Мне это неинтересно. Если вдруг появляется сильная пьеса на современную тему, то, безусловно, это другое дело, а ставить нечто современное, лишь бы только оставить... Сейчас многие забыли, сколько театров в те годы выскочили на этом. Я, повторяю, не мог понять и постоянно спрашивал: «А почему нельзя классику?» И эта мечта стала осуществляться, когда в 1989 году мы решили, что на этой сцене будем ставить только классические вещи. Для этого у нас обширный портфель — русская и западная классика. Пожалуйста, выбирай любое. Были бы средства, режиссеры и актеры. С тех пор, за 10 лет, мы очистили репертуар. Похоже, начался какой-то новый этап в жизни Малого. Не хочу утверждать, что с этого момента мы делаем все только по-новому. Ничего подобного. В театре всегда шло какое-то обновление. Просто на моих коллег и меня выпало время, когда можно было сделать это. Единственный спектакль, который мы поставили вне этих рамок, — а я считаю, что это тоже классика — «Пир победителей» Солженицына.
- Почему спектакль быстро сошел? Как государственник, как патриот Солженицын должен быть близок вам. Премьера прошла успешно...
- Он не быстро сошел. Три года достаточный срок. Добавьте к этому замены некоторых актеров и тому подобное. За спектаклем надо было следить, надо вводить актеров, как только начинают делать ему инъекции, он становится неживым, а Борис Морозов пошел на повышение в Театр Российской Армии.
- Говорят, Морозов долго ждал, что ему предложат место главного режиссера. Но не дождался и ушел в Театр Российской Армии. У вас так и нет главного режиссера. Это принципиальная позиция — не иметь в Малом главного режиссера?
- Не хотел бы касаться некоторых подробностей, но все не так.
С Борисом мы в хороших отношениях. Ему было сказано: «Боря, подожди чуточку, совсем немножко». Почему? Вы знаете, что такое художественный руководитель? Это человек, отвечающий за репертуар и за все. Чтобы стабилизировать театр, надо было открывать двери в разные инстанции, чего он не смог сделать. Все условия для его работы — и вы наверняка можете знать это — были предоставлены. И материально, и по всем другим статьям он был выше других режиссеров, заслуженных деятелей, а он тогда еще не имел звания. Другие тоже ставили удачные, хорошие спектакли, но ему был предоставлен более широкий плацдарм для деятельности. Это о чем-то говорит? Слухи, которые ходят, неверны. И ушел он не поэтому. А вот почему, — вы уже с ним говорите.
- Было время, когда в Малом работали не только Морозов, но и Борис Львов-Анохин, и Леонид Хейфец. Все — сильные режиссеры. Нынешние уступают им. Вы считаете, что сильная режиссура не нужна Малому? И достаточно просто развести актеров, дать им свободу для творческого самовыражения?
- Это в корне неправильная позиция критики. Речь идет о так называемой актерской режиссуре. Я ее представитель. Также могу назвать представителей актерской режиссуры: это Станиславский, Мейерхольд, Вахтангов, Вивьен, Завадский, Рубен Симонов, Олег Ефремов, Галина Волчек, Игорь Горбачев... Не было бы таких режиссеров никогда, если бы каждый из них не был бы прежде актером. Любую профессию нужно знать. Доверят ли полостную операцию врачу, который только-только со студенческой скамьи? Нет, он должен «попахать», он должен изучить, что это такое. А режиссеры, закончив определенный институт сразу после школы или после какого-либо вуза, считают, что они все знают. Я категорически против этого. Почему-то на Западе эта проблема никого не волнует. И никто не против того, чтобы актер, если он захотел и может, ставил спектакль. Никто ведь не хочет ставить плохо.
Это — надуманная проблема. У того же Виталия Иванова несколько лет идет прекрасный спектакль «Волки и овцы». Спектакль «держит» стоимость билетов, зритель идет на него. А кто в конечном итоге определяет успех спектакля — зрители или два-три критика? У нас был прекрасный артист Владиславский Владимир Александрович. Он был когда-то провинциальным актером, потом работал у Корша. Когда мы с ним играли в филиале, он все время заходил в кассу, и я как-то тоже зашел, чтобы купить билеты. И вот Владиславский говорит мне:«Деточка, Корш всегда заходил в кассу и спрашивал: «Как у вас сегодня?» Корш понимал, кто определяет успех спектакля, — зритель. Для кого мы работаем, елки-палки?!» Я, наверное, скоро заговорю другими словами... Почему мне доказывают, что она, критика, понимает, а три миллиона человек не понимают? Потому что те закончили определенный институт? Поймите, я не злой. Мне хочется иногда выйти на улицу и крикнуть: «Вы что, не понимаете, что пилите сук, на котором сидите?» Я с голоду не умру. Меня прокормит зритель. Это я вам точно говорю. Хотите со мной на рынок пойти? С меня денег не берут. Я в рыночной экономике давно. Когда я еще снимался 20-30 лет назад, уже тогда мы были в рыночной экономике: либо я соглашался на ставку 16-50, либо нахально говорил: «Нет, дайте мне 25». И мне давали. Вот и все. Рыночной экономикой нас не запугать. Нас — это большую группу прежде всего московских и ленинградских актеров. У нас же сейчас раздаются ярлыки: этот режиссер поднимается, а другой — нет. У нас 30 лет работают в Малом Иванов и Бейлис. Ставили спектакли Ильинский, Любезнов, Доронин, Жаров. Не буду всех перечислять. Кому-то не нравится Бейлис. Допустим, фамилия кому-то не нравится. Но Иванов-то... И у того и у другого спектакли идут десятками лет. Напишите, допустим, что это плохо потому-то и потому-то, без концепции и так далее. Концепция, конечно, необходима. Но именно через актера идет восприятие всех этих концепций. Согласен с Константином Сергеевичем, что режиссер должен умереть в артисте. Режиссер должен быть прежде всего доброжелательным педагогом. Актер чувствует все: не так посмотришь, не так закуришь. И сутки будет ходить и думать: что-то не так. А оказывается, у режиссера просто желудок болел. Борис Андреевич Бабочкин на репетиции иногда садился боком к сцене и все лицо закрывал ладонью. «Что-то не так?» — спрашивали его. «Да нет, все так». Но артист сутки переживает. Как только артист прорывается и становится независимым, он артист. А когда из нас лепят... Я против того, чтобы артист был материалом для лепки. Против.
- Малый театр действительно не носит официального звания национального. Но исторически в СССР — а теперь в России — существовали и существуют два национальных театра, две театральные школы — школа Малого и школа Художественного. Казалось, рассчитанный на долгие годы жизни, Художественный театр, как нам кажется, довольно быстро прошел свою историю. Разделился надвое, в год своего столетия четыре с лишним месяца не играет. А Малый театр, пережив тоталитарную систему, сохранил свои великие традиции. В чем секрет такой жизнестойкости?
- На мой взгляд, единственный национальный театр был, есть и будет — Малый театр. Второго национального театра быть не может. Это нечто другое. Почему выжил? Потому что существует определенная традиция и школа. Вы знаете, что Станиславский ходил в Малый. Учился у его актеров. Великий человек, я к нему отношусь с огромным уважением. Впрочем как и к актерам из других театров. Но не могу не вспомнить и Михаила Ивановича Царева, а это был хитрый человек, дипломат. Было время, когда требовали обновлять театры и сокращать коллективы на 25 процентов. Все делали это. Царев ни одного человека не убрал из театра по этим постановлениям. Вот тут стоял стол, заседал совет, и в самом конце, когда уже все расходились, председатель спрашивал (изображает председателя и Царева и их манеру говорить): «Есть еще одно предписание из министерства, но трудно... 25 процентов... надо, так сказать, на конкурс. Ну, как мы, Михаил Иванович? Может быть, подождем?» «Хорошо, подождем», — отвечал Михаил Иванович. И так тянулось годами. Не буду перечислять всех режиссеров. К примеру, тот же Леонид Хейфец. Когда ему было очень плохо и в Театре Советской Армии у него был очень сложный момент, его взял под свое крыло Малый театр под руководством Царева. Когда Леонид Варпаховский пришел из мест не столь отдаленных и мыкался, его взял Малый театр. И он стал тем Варпаховским, которого мы знаем и уважаем. Когда Львов-Анохин пришел в Малый театр, этому тоже предшествовали разные сложности, и он многие годы не ставил, а только писал. Кто его пригрел? Царев, Малый театр. Свои лучшие работы, особенно за последний год, Львов-Анохин поставил здесь... Это все забывают почему-то. Я не слышал, чтобы кто-то был уволен тогда за пьянство. Это не анекдот, а правда: сюда, в этот кабинет, приходили и говорили: «Михаил Иванович, там на четвертом этаже пьют — тот-то и тот-то». «Да, — вскрикивал Царев, — безобразие!» И в присутствии посетителя снимал трубку и звонил: «Александр Егорович, — а это зав. труппой, его близкий друг, — какое там у вас безобразие? Пьют!» И называл по фамилиям. «Я сейчас иду туда, прекратите это!». Царев знал, что Александр Егорович на 100 метров ближе к «этому безобразию», что он добежит и предупредит артистов. Царев шел, разгневанный, к уборной, открывал, а там никого нет. Это же все поступки. Царев всегда говорил (изображает Царева): «Малый театр — корабль большой. Пока мы его развернем направо, все изменится. Пока — налево, то... Поэтому мы идем вперед». Он не поворачивался ни направо, ни налево, шел своим курсом и по возможности что-то ставил. Или, наоборот, не ставил пьесы, которые навязывались ему. Я еще застал, когда «не рекомендовали». Сейчас, правда, это любят делать демократы. Мне «не рекомендовали» и Солженицына ставить.
Да, при Цареве ставилось и «рекомендованное». А кто не ставил? Назовите мне хотя бы один театр из самых известнейших сегодня, который бы не ставил пьес о том времени и о себе. Причем они ставили больше и получали премии. Ведь давали за лучшее произведение того времени. Нахватали тогда. А мы ставили как можно хуже. И званий лауреатов за это не получали. ...У нас в театре существует это — «вперед». Все наши собрания я заканчиваю словами: «Вперед!» Лучше и больше не скажешь.
- У Ахматовой есть стихи: «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово». Написано в начале войны, когда действительно нависла опасность. Сейчас эта опасность другая, но не менее страшная. Малый театр, кажется, единственное место, где так говорят по-русски, так посылают реплику в зал и можно услышать такое качество речи. Как вам удается сохранять эти традиции, как вы учите?
- Вы практически и ответили на вопрос: учим. В училище преподают актеры и педагоги, которые его и заканчивали, которые работали с актерами, ставшими славой нашей театральной истории. Разве можно было сказать в то время, что русская речь плоха в других театрах? Она была на отличном уровне. А потом с появлением сленгов, жаргонов в драматургии и с увлечением театров этой драматургией все стало как бы наоборот. Я не мог понять, почему это происходит. Вот посмотрите в американских фильмах: там самые что ни на есть звезды так говорят, что запятую слышно. Немцы, французы, итальянцы — любят свою речь. А нас почему-то приучили не любить. Артистов нашего театра, помню, критиковали: «В Малом театре они все кричат». Но разве я сейчас кричу? Ничего подобного, я могу сутки так разговаривать. Я просто как собака натасканная. Меня выучили так.
Послушайте, какая музыка в любой фразе Островского, ее произнести-то сейчас одно удовольствие. Или Чехова возьмите. Какое построение фразы! Раньше их речь была эталоном во всех театрах. Помню, Доронин говорил: «У меня хрипатый голос, у меня в голосе должна быть биография»(смеется). Чем хрипатей, тем больше биография... Кстати, не такой уж хрипатый был у него голос. Эталон в театрах пропал. Почему у нас он еще задержался? Потому что в художественном совете была Гоголева, Ильинский... Кто лучше Ильинского читал? Вот вам и эталон. Любезнов. Кто лучше Любезнова читал на эстраде басни? Это же классика. Эталон передавался Гоголевой от Пашенной, Пашенной от Ермоловой. Кто-то может сказать: но сегодня у вас мало таких величин или даже совсем нет. Пройдет 40 лет, и эталоном будут называть артистов, которые живут и работают на сцене Малого театра. Благодарю за вопрос: он очень важный.
- На вступительных экзаменах в Щепкинское этот фактор, наверное, учитывается...
- Все начинается со школы. И, естественно, мы за этим следим.
Кто присутствует сейчас на сдаче экзаменов у нас? Панкова Татьяна Петровна. Кто в России говорит лучше, чем Панкова? Нету. Самойлов Евгений Валерьянович с прекрасной речью. Вот почему они у нас председатели экзаменационной комиссии. Н.А.Анненков, которому сейчас 98 лет, еще год назад заходил и начинал пояснять, как нужно выстраивать фразу, чтобы был смысл: «Не надо, Юра, выдавать темперамент. Смыслово надо фразу эту построить. Она же написана у Островского». В училище, где я тоже работаю, студенты самостоятельно делают монологи из русской и западной драматургии. Из «Электры», «Федры», «Сида» — это монологи, которые не может произнести человек, если у него проблемы с дыханием и речевым аппаратом. Конечно, можно произнести и еле слышно, медленно: «Ах, сын мой...» Это, пожалуй, можно было бы даже назвать современным решением. Но авторы этого не писали. Я за экологию драматургии. Я за сохранение того, что было написано Островским, Фонвизиным, Грибоедовым, Достоевским, Чеховым. Да, языковое загрязнение приобретает чудовищные масштабы. Если с детства тебя на поставили правильно на ноги, не научили, то беда. Все надо делать со школы. Имею в виду школу не театральную, а общеобразовательную. Когда я мальчишкой приехал сюда поступать и читал стихи, меня спрашивали: «Еще можете?» Конечно, мог, в школе учили — и Пушкина, и Лермонтова, и Тургенева... Сейчас этого нет. Так вправе ли требовать от детей, чтобы они говорили правильно?
- Юрий Мефодьевич, конечно, можно сохранять русскую речь, стараться от поколения к поколению передавать живое слово и очистить репертуар, оставив в нем только классику, но от того, что происходит в мире, за этим окном, вы никогда и ничем не отгородитесь. Душа-то болит подчас, верно?
- Болит. И не подчас, а подолгу.
- Почему и от чего?
- Мы не плачемся. У всех положение тяжелое, потому что мы бюджетники. Два года практически содержим весь дом. Из бюджета получаем только на зарплату. Нам не додали за два года большие деньги. Я говорю в министерстве: вот вы заседаете, принимаете бюджет, беседуете с министром финансов, так решите точно, на сколько зарубите — на 50%, на 30%, на 70%. Но то, что положено, те же 10%, отдайте нам, потому что мы не шараш-монтаж, не какая-то частная лавочка, мы же имеем статус национального достояния. Почему, например, милиция у нас при входе? Отвинчивали и уносили уникальнейшие бра, а это все надо сохранить. Два года не идут деньги на ремонт здания, на выпуски спектаклей, на оплату воды, канализацию, охрану... У меня и сейчас лежит письмо, в котором нас в последний раз предупреждают...
В жизни я часто повторял: «Хочу работать в хорошем театре, хочу работать в хороших спектаклях, у хороших режиссеров». Теперь я говорю: «Хочу жить в хорошей стране. Для этого у нас все есть». В прошлые годы я нередко приезжал в Читу, встречался с друзьями. Один из них — он занимал видный пост в области — почему-то таскал меня по лагерям. В один лагерь приехали, там висит красивая стенгазета «Они мешают нам жить!» (смеется). Так вот просто: «Они мешают нам жить». Я не могу понять, почему нельзя убрать всех этих людей, которые мешают жить. Убежден, их можно убрать, и так, чтобы не переводить с одной должности на другую, из одного министерства в другое, потому что там они так же будут мешать нам жить. Надо решать цивилизованно, но твердо. К сожалению, у нас сплошные перестановки. К чему это привело? К цинизму, черному юмору. Это все даже вылилось в анекдотическую программу на телевидении. Талантливую, безусловно. Но сколько можно находиться под пятой городничего в гоголевском «Ревизоре». «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь». Мы все время над собой смеемся. Хуже того, у нас в последнее время появилась отвратительная черта — унизить себя.
- Ну вы же со сцены в «Царе Федоре» произносите удивительно современные слова: «Мое такое разуменье шурин: Нам делать так, чтоб на Руси у нас Привольней было жить, чем у чужих; Так незачем от нас и бегать будет». Но бегают и до сих пор. Не от такой ли жизни и все негативные качества, о которых вы говорите?
- Значит, что-то непривольно. То есть, может быть, и привольно, но не тем людям.
- Как вы сами чувствуете, что мы за последние десять лет потеряли, а что приобрели?
- В двух словах: приобрели свободу. Что потеряли? (Долгая пауза.) Гордость. Мы были гордый народ, я имею в виду все народы, населяющие Россию. Да, у нас многого не было. Плохого хватало, и я не хотел бы, чтобы все это вернулось. Но и не хотел бы, чтобы продолжалось то, что мы имеем сегодня. Замечаю, что дети уже другие. С самого раннего возраста идет расслоение людей. Не знаю, как по другим профессиям, но вот уже третий год в театральные вузы стремятся поступить все больше юношей и девушек, хотя наплыв и меньше, чем 10-15 лет назад. Но кто не приезжает? Не приезжает Дальний Восток, не приезжает Восточная Сибирь, отдаленные районы. Денег нет. Говорят: «Есть талант, он везде пробьется». Не согласен. Сейчас не пробьется. Таланту надо всегда помогать, а сегодня — тем более. Когда-то мне помогала Вера Николаевна Пашенная, другие актеры. Помогали советом, говорили: «Деточка, тебе надо бы это поправить, а это сделать вот так-то». Когда в 65-м году я вышел в роли Хлестакова, Городничего играл Ильинский, Почтмейстера — Бабочкин, Землянику — Хохряков, Ляпкина — Владиславский. Все они мне помогали. Конечно, такое окружение тащило меня. И та же Гоголева, и Царев — они всем помогали. Я человек мягкий, но ершистый. С Михаилом Ивановичем Царевым все время находился в оппозиции. Но когда возникал вопрос, кому помочь с квартирой, он говорил: «Соломину». Я неверующий человек. Но мне хочется быть верующим. Верю, что что-то есть. Очень хочется верить, что за добро воздастся, а за зло накажется.
1996 год.
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного. После его исполнения роли последнего русского царя — человека с мягким голосом и несуетными манерами, покорного судьбе, но духовно не сломленного («...И Аз воздам», Малый театр), — стало возможным свободно обсуждать проблемы канонизации Николая II, до того чаще поминаемого как Кровавый. Известный своей принципиальностью и, по мнению многих, имеющий достаточно оснований не любить нынешнюю власть, Юрий Соломин тем не менее никогда не примыкал к оппозиционным «платформам». Юрий Мефодьевич Соломин родился 18 июня 1935 г. в Чите. В 1957 г. окончил Театральное училище имени М.С.Щепкина, принят в Малый театр, где работает по сей день. В театре сыграл Хлестакова, царя Федора, Сирано, Николая II, Войницкого, Тригорина и другие роли. С 1960 г. преподает в Училище имени Щепкина. Лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых (1971), 1-й премии КГБ за роль полковника Славина в телефильме «ТАСС уполномочен заявить...» (1985). Народный артист СССР. В 1988 г. становится художественным руководителем Малого театра. В 1990-1992 гг. — министр культуры РФ. В связи с этой должностью и прежде сыгранной актером ролью капитана Кольцова в фильме «Адъютант его превосходительства» в те годы ходила шутка, что Соломину удалось сыграть не только роль адъютанта, но также и «его превосходительства». Среди наиболее известных киноролей — Арсеньев в фильме Куросавы «Дерсу Узала», Телегин («Хождение по мукам»), Трактирщик («Обыкновенное чудо»).
- ВЫ СЛИШКОМ редко встречаетесь с журналистами, чтобы можно было отказаться от первого простого вопроса: откуда вы родом, Юрий Мефодьевич?
- На свет я появился в Чите, в 35-м. Отец и мать у меня были учителя музыки, оба поступали в консерваторию в Ленинграде и были приняты: отец по классу дирижирования и скрипки, а мама как вокалистка. Но мама получила осложнение после болезни и оглохла на одно ухо. Она вернулась в Читу, за ней поехал и отец, оставив учебу. И вот вдвоем остались с незаконченным высшим, хотя среднее образование получили в той же Чите. Оба были театралами, в городе действовал очень даже неплохой театр: во время войны туда выехало много видных актеров. Иван Александрович Любезнов рассказывал мне, что в Чите работала группа артистов из Театра сатиры и он в том числе. Родители занимались с детьми всю жизнь, прежде всего в Доме пионеров, через который я тоже прошел и благодарю судьбу, что общался с интересными ребятами. Не все из них стали артистами, но вышли оттуда и замечательные медики, и космические специалисты, достигшие высот в своем деле. Жизнь была тихая, это был тихий город. Я бы сказал, что в нем бродила старая культура: в Чите хватало сосланных туда людей, не со времен декабристов, конечно, а много позже. И это были образованные люди. Ох, если бы, как сегодня, я все это понимал тогда по-настоящему... Что сформировать поколение — это очень важно для дальнейших всяких дел.
У меня были очень хорошие учителя, начиная с моей первой учительницы, которая не оставляла нас на протяжении всех 10 лет обучения в школе. Мы поддерживали с нею связь через все десятилетия. Год назад она была жива, но уехала из Читы, я потерял ее след, где-то она в Новосибирске. Удивительно талантливый человек. Расскажу один эпизод. Я уже был артистом, приехал в Читу после первого года работы в театре и пришел к ней в школу. У нее был тогда, по-моему, 4-й класс. Зашел к ней на урок, она сказала: «Юра, посиди, посмотри на эту девочку и на этого мальчика». Я говорю: хорошо. Потом она мне рассказывает историю, которая произошла зимой. «Вхожу, — говорит, — в класс и чувствую: что-то стряслось, глаза у всех горят... И вдруг эта девочка встает и говорит: «Наталья Павловна, мне Вова Петров написал любовное письмо». Класс раскололся. Смотрю на Вову Петрова, у него вот-вот сердце разорвется, а девчоночка несет письмо и отдает мне. Что делать? Беру письмо: написано сердцем, хоть и коряво. Машинально взяла карандаш, начала исправлять, а сама думаю: как мне быть, потому что все ждут моей реакции. Говорю: написано грамотно, по русскому ставлю «4», а по литературе «5». Инцидент был снят». О ней можно рассказывать много. Мне везло на учителей. А знаете, чем был смотр художественной самодеятельности в таких небольших городах, как Чита? Это был праздник в городе. Болели родители, как за футбольную команду: за 4-ю школу, за 5-ю и т.д. Сколько людей участвовало в нем! И прежде всего родители шили костюмы, до отказа заполняли Дом офицеров, в котором обычно проходил смотр. Все это я вспоминаю с удовольствием, потому что дало мне возможность проверить себя и поверить в себя. Мои родители были, разумеется, в эпицентре этих смотров. Поэтому куда бы я не приходил и не приезжал, всюду вспоминали Зинаиду Ананьевну и Мефодия Викторовича. Приятно, что это не забывается. Естественно, семья была малообеспеченная. Плюс еще к тому приняла на себя все тяготы тех времен... Я только в конце 80-х узнал подробности заключения деда. Где он был с 37-го года, мы не знали: был «без права переписки». Оказывается, практически как забрали его, так его и не стало. Узнали об этом в 49-м, а до этого надеялись, что жив.
- А за что вашего деда посадили?
- За то, что сидел в 1905 году, за то, что сидел после.
Протоколы его допросов были напечатаны в газете «Забайкальский рабочий», а потом в «Совершенно секретно» и в газете «Щит и меч». Ни на один вопрос, какие ему были заданы, он не ответил положительно. И деда не стало. А я всю жизнь помню: мне около трех лет, какой-то праздник и дед — как в кадре из кино. Я все время сомневался, думал, что в кино это где-то видел или нафантазировал, как маленький ребенок выходит из двери в длинной рубашке, то бишь я, навстречу деду... И только в конце 80-х узнаю, что его арестовали 30 декабря. Да, был праздник, я теперь абсолютно верю: все, что помню, — не кино, не моя выдумка. Поэтому я со своей внучкой разговариваю очень серьезно: она все понимает, все запомнит. Семья на себе испытала многое: и из дома выселяли, и всегда жили в одной комнате, лишь перед самой смертью отец получил в Чите квартиру. Отца в городе знали, был он фигурой весьма заметной. Да и обладал он даром общительности. Любил кутнуть. (Смеется).
- Когда вы навсегда покинули Читу?
- В 1953-м. Закончил школу и сразу же отправил в Училище имени Щепкина все документы, не сделав даже никаких копий. Почему в Щепкинское училище? Когда-то увидел фильм «Малый театр и его мастера». Он был снят к 125-летию театра. Фильм потряс меня. Там показывали и училище, и преподавателей. Я все это хорошо запомнил и через несколько лет отправил все документы в Москву. Мать очень не хотела, чтобы я пошел в артисты. Очень. Хотела, чтобы я стал хирургом. А отец поддерживал меня. Он даже поехал со мной в Москву: отец подрабатывал в Доме культуры железнодорожников, и ему предоставили бесплатный билет. Кстати, и мне тоже. Особых денег в семье не было. А здесь случилось непредвиденное: у него все украли — документы, обратные железнодорожные билеты, партбилет (он потом всю жизнь мучился, его все вызывали и что-то выясняли). Да, все было украдено в скверике у Большого театра. Он обычно ждал там меня, пока я сдавал экзамены. К этому моменту я прошел два тура. Сидели мы с ним в скверике, горевали и думали: как быть и что делать? Билеты на обратную дорогу ему все же выписали. Встретил он какого-то знакомого на Ярославском вокзале, ходили вместе к железнодорожному начальству, звонили в Читу. Быстро прислали подтверждение. Курс в училище тогда набирала Вера Николаевна Пашенная. Я к ней поступал. Не знаю, как сложилось бы все дальше, если бы не отец и его сакраментальная фраза. Он сказал: «Иди к Пашенной, расскажи, что с нами случилось. Если она тебя берет, то пусть берет. Если нет, поедем обратно в Читу». Я был тихим парнем, хотя и вырос во дворе, и всякое бывало. Послушался отца и пошел. На мое счастье Вера Николаевна оказалась в институте. Секретарь Адель Яковлевна (потом она работала у Царева в театре), женщина солидная, всегда с папиросой, спрашивает:
«Что тебе, деточка?» — «Мне бы Веру Николаевну...». И она вызвала Веру Николаевну. Пашенная вышла: «Кто меня спрашивает?» Я ей все рассказал и, как отец меня учил, добавил: «Если берете, то берите, или я уеду в Читу». Она подумала и ответила: «Оставайся».Я отношусь к ней трепетно. Она никого не баловала. Теперь-то я понимаю, что Вера Николаевна относилась ко мне неплохо все четыре года, которые я учился. И уже после ее смерти, где-то в 70-е, 80-е, стал узнавать подробности о себе от людей (от Бондарчука, от Анненского, у которого я снялся в первом фильме, — оказывается, она меня рекомендовала ему). Спрашивал Бондарчука, — я пробовался у него в «Войне и мире»: каким образом он узнал обо мне? Сергей Федорович говорит: «Вера Николаевна...» И вот через годы и десятилетия (а ее не стало в 62-м) начинаешь узнавать, как много другой человек сделал для тебя... Очень многим она помогала. Я начал с ее легкой руки.
- Когда вы стали художественным руководителем, то, говорят, довольно болезненно реагировали на критику, звонили в редакции, пытались отвечать на какие-то недоброжелательные рецензии. Каково сегодня ваше отношение к критике, к отрицательным рецензиям и неэтичным, на ваш взгляд, высказываниям по адресу Малого театра?
- Конечно, это у меня прошло. Потому что понял, что всем надо жить, зарабатывать деньги. У критиков тоже дети. Сегодня, как мне представляется, нужна либо клубничка с клюквочкой, либо какие-то острые моменты, которые вызывали бы читательский интерес — положительный или отрицательный. Я успокоился, а тогда все только начиналось. И если бы лично обо мне написали, скажем: «Соломин плохой артист», — наверное, я поплакался бы дома в жилетку жены, услышал в ответ, что я хороший, и успокоился бы. Но задевали-то Малый театр и, на мой взгляд, задевали несправедливо, недостойно и неблагородно. Помните, в частности, такое: «Вышел указ президента о Малом театре и прачечных». Можно ли так писать? Во-первых, это неуважение к президенту, во-вторых, я не против прачечных, но при чем тут они? Подтекст этой фразы вряд ли необходимо пояснять. Естественно, это и побуждало меня в свое время реагировать таким образом. Я был и неопытным, и наивным, да и сама профессия поощряла идти на контакты с журналистами. Но вот однажды опубликовали мое интервью, которого я не давал, был всего лишь краткий разговор по телефону, вырвали из контекста несколько фраз, придали им другой смысл и поссорили меня с разными людьми; с тех пор я стал осторожен. Когда-то, еще в старые времена, я не понимал, почему немало актеров не хочет давать интервью и т.п. Много лет назад я снимался в фильме Калатозова «Красная палатка». Съемки шли в Италии. Провести вечер с нами приехала из Швейцарии Брижит Бардо. Пригласила нашу труппу к себе на виллу. Очень удивила нас тогда охрана этой виллы. Но ее ведь постоянно преследовали журналисты... И как преследовали! Как высмеивали!
- Юрий Мефодьевич, в середине прошлого века была популярна эпиграмма на театральных критиков:
«Свежим воздухом дыши
Без особенных претензий.
Если глуп, так не пиши,
А особенно рецензий».
- Я не против критики, даже самой острой (смеется). Важно, чтобы она тешила не только нескольких друзей этого критика. Которые посмеются и скажут: «Ну ты и дал, молодец». А для чего это? Говоря словами Станиславского, я не вижу «сквозной темы». Поэтому, честно говоря, особо и не читаю. Приятно, когда тебя хвалят, а когда бранят, два дня чувствуешь себя не в духе... Это чеховские слова...
Расскажу об одном случае. Какая-то журналистка, как мне рассказывали потом, начинающая, походя лягнула однажды нашу молодую актрису за ее «говор». Пожалуй, он у нее есть — еле уловимый, сибирский. Но он у каждого есть, у меня тоже. Но рецензентка намекнула на «хохлацкий говор». Актриса не могла несколько дней работать. Если бы актриса плохо играла, если бы у нее не было сердца, если бы зрительный зал ей не аплодировал и не плакал, тогда бы я первый сказал, что тут что-то не то. Но ведь этого нет. А то, что говор, — ничего страшного, пройдет. Да и говора-то, повторяю, нет, есть небольшой акцент. Но тогда давайте Джигарханяна критиковать, еще кое-кого...
- Вы стали художественным руководителем еще в советские годы.
Была другая экономическая ситуация. А сегодня никто не хочет быть даже главным режиссером. Говорят, в Москве нет ни одного главного режиссера моложе 50 лет. Некоторым предлагали — не хотят. Никто не хочет брать на себя такую ответственность. Скажите, не жалеете ли вы, что такую большую часть жизни отнимает у вас «художественное руководство»?
- Вы затронули мое самое больное место. Разумеется, мне прежде всего хочется играть, поскольку я артист. С годами роли уходят. Их очень много, ох, как много ушло за эти почти 10 лет. Естественно, мне хотелось бы спокойно работать в театре, принимать цветы от зрителей, а не оставаться здесь после спектакля решать различные вопросы. Конечно, я имел бы меньше врагов и среди критиков, и среди вышестоящих организаций. Когда я был только артистом, когда я только снимался и играл, обо мне хорошо писали и говорили. Но как только ты становишься человеком, за спиной которого стоит еще шестьсот, то естественно, что либо ты ведущий и отвечаешь за всех, либо ты выскочка. Я горжусь, что меня выбрал коллектив. Это первый раз за всю 200-летнюю историю нашего театра. Меня сначала выбрали председателем художественного совета, а потом — художественным руководителем. И тут же я распустил художественный совет (смеется). Почему? Я тогда честно сказал: если выбираете, если доверяете, то никакой художественный совет не нужен. Если будет плохо, выберите другого. Это было в 1989 году. Я уже тогда думал несколько иными категориями. Например, не мог понять — и заявлял об этом и в Министерстве культуры СССР, и в других инстанциях: почему в России не может быть национального театра?
Мне хотелось, чтобы в России был такой театр и, естественно, Малый. Наш театр когда-то имел статус императорского, я шел от него, но слово «императорский» нельзя было тогда произносить, поэтому я говорил о национальном театре. Я не мог понять, почему во всех республиках были национальные театры. Так они и назывались. А у нас в России... у нас даже своего ЦК партии не было, российской Академии наук не было. Я и тогда недоумевал, почему мы должны ставить современные пьесы, если их нет. Зачем нас заставлять делать это? В этом кабинете заседал художественный совет, и я был его членом от молодежи. Удивлялся, когда великие артисты, давая интервью, говорили, что им так хочется сыграть современника. А мне никогда не хотелось сыграть современника. Я и есть свой современник, живу в Бескудникове, езжу на троллейбусе. Мне это неинтересно. Если вдруг появляется сильная пьеса на современную тему, то, безусловно, это другое дело, а ставить нечто современное, лишь бы только оставить... Сейчас многие забыли, сколько театров в те годы выскочили на этом. Я, повторяю, не мог понять и постоянно спрашивал: «А почему нельзя классику?» И эта мечта стала осуществляться, когда в 1989 году мы решили, что на этой сцене будем ставить только классические вещи. Для этого у нас обширный портфель — русская и западная классика. Пожалуйста, выбирай любое. Были бы средства, режиссеры и актеры. С тех пор, за 10 лет, мы очистили репертуар. Похоже, начался какой-то новый этап в жизни Малого. Не хочу утверждать, что с этого момента мы делаем все только по-новому. Ничего подобного. В театре всегда шло какое-то обновление. Просто на моих коллег и меня выпало время, когда можно было сделать это. Единственный спектакль, который мы поставили вне этих рамок, — а я считаю, что это тоже классика — «Пир победителей» Солженицына.
- Почему спектакль быстро сошел? Как государственник, как патриот Солженицын должен быть близок вам. Премьера прошла успешно...
- Он не быстро сошел. Три года достаточный срок. Добавьте к этому замены некоторых актеров и тому подобное. За спектаклем надо было следить, надо вводить актеров, как только начинают делать ему инъекции, он становится неживым, а Борис Морозов пошел на повышение в Театр Российской Армии.
- Говорят, Морозов долго ждал, что ему предложат место главного режиссера. Но не дождался и ушел в Театр Российской Армии. У вас так и нет главного режиссера. Это принципиальная позиция — не иметь в Малом главного режиссера?
- Не хотел бы касаться некоторых подробностей, но все не так.
С Борисом мы в хороших отношениях. Ему было сказано: «Боря, подожди чуточку, совсем немножко». Почему? Вы знаете, что такое художественный руководитель? Это человек, отвечающий за репертуар и за все. Чтобы стабилизировать театр, надо было открывать двери в разные инстанции, чего он не смог сделать. Все условия для его работы — и вы наверняка можете знать это — были предоставлены. И материально, и по всем другим статьям он был выше других режиссеров, заслуженных деятелей, а он тогда еще не имел звания. Другие тоже ставили удачные, хорошие спектакли, но ему был предоставлен более широкий плацдарм для деятельности. Это о чем-то говорит? Слухи, которые ходят, неверны. И ушел он не поэтому. А вот почему, — вы уже с ним говорите.
- Было время, когда в Малом работали не только Морозов, но и Борис Львов-Анохин, и Леонид Хейфец. Все — сильные режиссеры. Нынешние уступают им. Вы считаете, что сильная режиссура не нужна Малому? И достаточно просто развести актеров, дать им свободу для творческого самовыражения?
- Это в корне неправильная позиция критики. Речь идет о так называемой актерской режиссуре. Я ее представитель. Также могу назвать представителей актерской режиссуры: это Станиславский, Мейерхольд, Вахтангов, Вивьен, Завадский, Рубен Симонов, Олег Ефремов, Галина Волчек, Игорь Горбачев... Не было бы таких режиссеров никогда, если бы каждый из них не был бы прежде актером. Любую профессию нужно знать. Доверят ли полостную операцию врачу, который только-только со студенческой скамьи? Нет, он должен «попахать», он должен изучить, что это такое. А режиссеры, закончив определенный институт сразу после школы или после какого-либо вуза, считают, что они все знают. Я категорически против этого. Почему-то на Западе эта проблема никого не волнует. И никто не против того, чтобы актер, если он захотел и может, ставил спектакль. Никто ведь не хочет ставить плохо.
Это — надуманная проблема. У того же Виталия Иванова несколько лет идет прекрасный спектакль «Волки и овцы». Спектакль «держит» стоимость билетов, зритель идет на него. А кто в конечном итоге определяет успех спектакля — зрители или два-три критика? У нас был прекрасный артист Владиславский Владимир Александрович. Он был когда-то провинциальным актером, потом работал у Корша. Когда мы с ним играли в филиале, он все время заходил в кассу, и я как-то тоже зашел, чтобы купить билеты. И вот Владиславский говорит мне:«Деточка, Корш всегда заходил в кассу и спрашивал: «Как у вас сегодня?» Корш понимал, кто определяет успех спектакля, — зритель. Для кого мы работаем, елки-палки?!» Я, наверное, скоро заговорю другими словами... Почему мне доказывают, что она, критика, понимает, а три миллиона человек не понимают? Потому что те закончили определенный институт? Поймите, я не злой. Мне хочется иногда выйти на улицу и крикнуть: «Вы что, не понимаете, что пилите сук, на котором сидите?» Я с голоду не умру. Меня прокормит зритель. Это я вам точно говорю. Хотите со мной на рынок пойти? С меня денег не берут. Я в рыночной экономике давно. Когда я еще снимался 20-30 лет назад, уже тогда мы были в рыночной экономике: либо я соглашался на ставку 16-50, либо нахально говорил: «Нет, дайте мне 25». И мне давали. Вот и все. Рыночной экономикой нас не запугать. Нас — это большую группу прежде всего московских и ленинградских актеров. У нас же сейчас раздаются ярлыки: этот режиссер поднимается, а другой — нет. У нас 30 лет работают в Малом Иванов и Бейлис. Ставили спектакли Ильинский, Любезнов, Доронин, Жаров. Не буду всех перечислять. Кому-то не нравится Бейлис. Допустим, фамилия кому-то не нравится. Но Иванов-то... И у того и у другого спектакли идут десятками лет. Напишите, допустим, что это плохо потому-то и потому-то, без концепции и так далее. Концепция, конечно, необходима. Но именно через актера идет восприятие всех этих концепций. Согласен с Константином Сергеевичем, что режиссер должен умереть в артисте. Режиссер должен быть прежде всего доброжелательным педагогом. Актер чувствует все: не так посмотришь, не так закуришь. И сутки будет ходить и думать: что-то не так. А оказывается, у режиссера просто желудок болел. Борис Андреевич Бабочкин на репетиции иногда садился боком к сцене и все лицо закрывал ладонью. «Что-то не так?» — спрашивали его. «Да нет, все так». Но артист сутки переживает. Как только артист прорывается и становится независимым, он артист. А когда из нас лепят... Я против того, чтобы артист был материалом для лепки. Против.
- Малый театр действительно не носит официального звания национального. Но исторически в СССР — а теперь в России — существовали и существуют два национальных театра, две театральные школы — школа Малого и школа Художественного. Казалось, рассчитанный на долгие годы жизни, Художественный театр, как нам кажется, довольно быстро прошел свою историю. Разделился надвое, в год своего столетия четыре с лишним месяца не играет. А Малый театр, пережив тоталитарную систему, сохранил свои великие традиции. В чем секрет такой жизнестойкости?
- На мой взгляд, единственный национальный театр был, есть и будет — Малый театр. Второго национального театра быть не может. Это нечто другое. Почему выжил? Потому что существует определенная традиция и школа. Вы знаете, что Станиславский ходил в Малый. Учился у его актеров. Великий человек, я к нему отношусь с огромным уважением. Впрочем как и к актерам из других театров. Но не могу не вспомнить и Михаила Ивановича Царева, а это был хитрый человек, дипломат. Было время, когда требовали обновлять театры и сокращать коллективы на 25 процентов. Все делали это. Царев ни одного человека не убрал из театра по этим постановлениям. Вот тут стоял стол, заседал совет, и в самом конце, когда уже все расходились, председатель спрашивал (изображает председателя и Царева и их манеру говорить): «Есть еще одно предписание из министерства, но трудно... 25 процентов... надо, так сказать, на конкурс. Ну, как мы, Михаил Иванович? Может быть, подождем?» «Хорошо, подождем», — отвечал Михаил Иванович. И так тянулось годами. Не буду перечислять всех режиссеров. К примеру, тот же Леонид Хейфец. Когда ему было очень плохо и в Театре Советской Армии у него был очень сложный момент, его взял под свое крыло Малый театр под руководством Царева. Когда Леонид Варпаховский пришел из мест не столь отдаленных и мыкался, его взял Малый театр. И он стал тем Варпаховским, которого мы знаем и уважаем. Когда Львов-Анохин пришел в Малый театр, этому тоже предшествовали разные сложности, и он многие годы не ставил, а только писал. Кто его пригрел? Царев, Малый театр. Свои лучшие работы, особенно за последний год, Львов-Анохин поставил здесь... Это все забывают почему-то. Я не слышал, чтобы кто-то был уволен тогда за пьянство. Это не анекдот, а правда: сюда, в этот кабинет, приходили и говорили: «Михаил Иванович, там на четвертом этаже пьют — тот-то и тот-то». «Да, — вскрикивал Царев, — безобразие!» И в присутствии посетителя снимал трубку и звонил: «Александр Егорович, — а это зав. труппой, его близкий друг, — какое там у вас безобразие? Пьют!» И называл по фамилиям. «Я сейчас иду туда, прекратите это!». Царев знал, что Александр Егорович на 100 метров ближе к «этому безобразию», что он добежит и предупредит артистов. Царев шел, разгневанный, к уборной, открывал, а там никого нет. Это же все поступки. Царев всегда говорил (изображает Царева): «Малый театр — корабль большой. Пока мы его развернем направо, все изменится. Пока — налево, то... Поэтому мы идем вперед». Он не поворачивался ни направо, ни налево, шел своим курсом и по возможности что-то ставил. Или, наоборот, не ставил пьесы, которые навязывались ему. Я еще застал, когда «не рекомендовали». Сейчас, правда, это любят делать демократы. Мне «не рекомендовали» и Солженицына ставить.
Да, при Цареве ставилось и «рекомендованное». А кто не ставил? Назовите мне хотя бы один театр из самых известнейших сегодня, который бы не ставил пьес о том времени и о себе. Причем они ставили больше и получали премии. Ведь давали за лучшее произведение того времени. Нахватали тогда. А мы ставили как можно хуже. И званий лауреатов за это не получали. ...У нас в театре существует это — «вперед». Все наши собрания я заканчиваю словами: «Вперед!» Лучше и больше не скажешь.
- У Ахматовой есть стихи: «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово». Написано в начале войны, когда действительно нависла опасность. Сейчас эта опасность другая, но не менее страшная. Малый театр, кажется, единственное место, где так говорят по-русски, так посылают реплику в зал и можно услышать такое качество речи. Как вам удается сохранять эти традиции, как вы учите?
- Вы практически и ответили на вопрос: учим. В училище преподают актеры и педагоги, которые его и заканчивали, которые работали с актерами, ставшими славой нашей театральной истории. Разве можно было сказать в то время, что русская речь плоха в других театрах? Она была на отличном уровне. А потом с появлением сленгов, жаргонов в драматургии и с увлечением театров этой драматургией все стало как бы наоборот. Я не мог понять, почему это происходит. Вот посмотрите в американских фильмах: там самые что ни на есть звезды так говорят, что запятую слышно. Немцы, французы, итальянцы — любят свою речь. А нас почему-то приучили не любить. Артистов нашего театра, помню, критиковали: «В Малом театре они все кричат». Но разве я сейчас кричу? Ничего подобного, я могу сутки так разговаривать. Я просто как собака натасканная. Меня выучили так.
Послушайте, какая музыка в любой фразе Островского, ее произнести-то сейчас одно удовольствие. Или Чехова возьмите. Какое построение фразы! Раньше их речь была эталоном во всех театрах. Помню, Доронин говорил: «У меня хрипатый голос, у меня в голосе должна быть биография»(смеется). Чем хрипатей, тем больше биография... Кстати, не такой уж хрипатый был у него голос. Эталон в театрах пропал. Почему у нас он еще задержался? Потому что в художественном совете была Гоголева, Ильинский... Кто лучше Ильинского читал? Вот вам и эталон. Любезнов. Кто лучше Любезнова читал на эстраде басни? Это же классика. Эталон передавался Гоголевой от Пашенной, Пашенной от Ермоловой. Кто-то может сказать: но сегодня у вас мало таких величин или даже совсем нет. Пройдет 40 лет, и эталоном будут называть артистов, которые живут и работают на сцене Малого театра. Благодарю за вопрос: он очень важный.
- На вступительных экзаменах в Щепкинское этот фактор, наверное, учитывается...
- Все начинается со школы. И, естественно, мы за этим следим.
Кто присутствует сейчас на сдаче экзаменов у нас? Панкова Татьяна Петровна. Кто в России говорит лучше, чем Панкова? Нету. Самойлов Евгений Валерьянович с прекрасной речью. Вот почему они у нас председатели экзаменационной комиссии. Н.А.Анненков, которому сейчас 98 лет, еще год назад заходил и начинал пояснять, как нужно выстраивать фразу, чтобы был смысл: «Не надо, Юра, выдавать темперамент. Смыслово надо фразу эту построить. Она же написана у Островского». В училище, где я тоже работаю, студенты самостоятельно делают монологи из русской и западной драматургии. Из «Электры», «Федры», «Сида» — это монологи, которые не может произнести человек, если у него проблемы с дыханием и речевым аппаратом. Конечно, можно произнести и еле слышно, медленно: «Ах, сын мой...» Это, пожалуй, можно было бы даже назвать современным решением. Но авторы этого не писали. Я за экологию драматургии. Я за сохранение того, что было написано Островским, Фонвизиным, Грибоедовым, Достоевским, Чеховым. Да, языковое загрязнение приобретает чудовищные масштабы. Если с детства тебя на поставили правильно на ноги, не научили, то беда. Все надо делать со школы. Имею в виду школу не театральную, а общеобразовательную. Когда я мальчишкой приехал сюда поступать и читал стихи, меня спрашивали: «Еще можете?» Конечно, мог, в школе учили — и Пушкина, и Лермонтова, и Тургенева... Сейчас этого нет. Так вправе ли требовать от детей, чтобы они говорили правильно?
- Юрий Мефодьевич, конечно, можно сохранять русскую речь, стараться от поколения к поколению передавать живое слово и очистить репертуар, оставив в нем только классику, но от того, что происходит в мире, за этим окном, вы никогда и ничем не отгородитесь. Душа-то болит подчас, верно?
- Болит. И не подчас, а подолгу.
- Почему и от чего?
- Мы не плачемся. У всех положение тяжелое, потому что мы бюджетники. Два года практически содержим весь дом. Из бюджета получаем только на зарплату. Нам не додали за два года большие деньги. Я говорю в министерстве: вот вы заседаете, принимаете бюджет, беседуете с министром финансов, так решите точно, на сколько зарубите — на 50%, на 30%, на 70%. Но то, что положено, те же 10%, отдайте нам, потому что мы не шараш-монтаж, не какая-то частная лавочка, мы же имеем статус национального достояния. Почему, например, милиция у нас при входе? Отвинчивали и уносили уникальнейшие бра, а это все надо сохранить. Два года не идут деньги на ремонт здания, на выпуски спектаклей, на оплату воды, канализацию, охрану... У меня и сейчас лежит письмо, в котором нас в последний раз предупреждают...
В жизни я часто повторял: «Хочу работать в хорошем театре, хочу работать в хороших спектаклях, у хороших режиссеров». Теперь я говорю: «Хочу жить в хорошей стране. Для этого у нас все есть». В прошлые годы я нередко приезжал в Читу, встречался с друзьями. Один из них — он занимал видный пост в области — почему-то таскал меня по лагерям. В один лагерь приехали, там висит красивая стенгазета «Они мешают нам жить!» (смеется). Так вот просто: «Они мешают нам жить». Я не могу понять, почему нельзя убрать всех этих людей, которые мешают жить. Убежден, их можно убрать, и так, чтобы не переводить с одной должности на другую, из одного министерства в другое, потому что там они так же будут мешать нам жить. Надо решать цивилизованно, но твердо. К сожалению, у нас сплошные перестановки. К чему это привело? К цинизму, черному юмору. Это все даже вылилось в анекдотическую программу на телевидении. Талантливую, безусловно. Но сколько можно находиться под пятой городничего в гоголевском «Ревизоре». «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь». Мы все время над собой смеемся. Хуже того, у нас в последнее время появилась отвратительная черта — унизить себя.
- Ну вы же со сцены в «Царе Федоре» произносите удивительно современные слова: «Мое такое разуменье шурин: Нам делать так, чтоб на Руси у нас Привольней было жить, чем у чужих; Так незачем от нас и бегать будет». Но бегают и до сих пор. Не от такой ли жизни и все негативные качества, о которых вы говорите?
- Значит, что-то непривольно. То есть, может быть, и привольно, но не тем людям.
- Как вы сами чувствуете, что мы за последние десять лет потеряли, а что приобрели?
- В двух словах: приобрели свободу. Что потеряли? (Долгая пауза.) Гордость. Мы были гордый народ, я имею в виду все народы, населяющие Россию. Да, у нас многого не было. Плохого хватало, и я не хотел бы, чтобы все это вернулось. Но и не хотел бы, чтобы продолжалось то, что мы имеем сегодня. Замечаю, что дети уже другие. С самого раннего возраста идет расслоение людей. Не знаю, как по другим профессиям, но вот уже третий год в театральные вузы стремятся поступить все больше юношей и девушек, хотя наплыв и меньше, чем 10-15 лет назад. Но кто не приезжает? Не приезжает Дальний Восток, не приезжает Восточная Сибирь, отдаленные районы. Денег нет. Говорят: «Есть талант, он везде пробьется». Не согласен. Сейчас не пробьется. Таланту надо всегда помогать, а сегодня — тем более. Когда-то мне помогала Вера Николаевна Пашенная, другие актеры. Помогали советом, говорили: «Деточка, тебе надо бы это поправить, а это сделать вот так-то». Когда в 65-м году я вышел в роли Хлестакова, Городничего играл Ильинский, Почтмейстера — Бабочкин, Землянику — Хохряков, Ляпкина — Владиславский. Все они мне помогали. Конечно, такое окружение тащило меня. И та же Гоголева, и Царев — они всем помогали. Я человек мягкий, но ершистый. С Михаилом Ивановичем Царевым все время находился в оппозиции. Но когда возникал вопрос, кому помочь с квартирой, он говорил: «Соломину». Я неверующий человек. Но мне хочется быть верующим. Верю, что что-то есть. Очень хочется верить, что за добро воздастся, а за зло накажется.
1996 год.
19.10.2002
Подробнее
Тут и мудрец не ответит В Малом «осовременили» Островского В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
Тут и мудрец не ответит
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
Тут и мудрец не ответит
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты». Это первая премьера нынешнего сезона, спектакль, несомненно, программный — вниманию зрителей даже предлагается специально выпущенная газета, где режиссер-постановщик Владимир Бейлис поясняет особенности своей трактовки и обосновывает ее. Что же предложено зрителям?..
Художественный руководитель академического Малого театра Юрий Мефодьевич Соломин в интервью, данном автору этих строк, говорил: «Малый театр — это классика, это традиции русской сцены». В данном случае «На всякого мудреца довольно простоты» предлагает весьма неожиданное, если не сказать — странное, толкование этих традиций.
Турусиной здесь «так хочется петь и танцевать, что она даже начинает пить». Под стать ей и племянница Машенька — «сексуально озабоченная девица, для которой главное — только бы был мужик». Не подумайте, что вышесказанное — злобный пасквиль молодого театрального критика (а молодую критику сегодня принято ругать) на прославленный коллектив. Заключенные в кавычки цитаты — это слова самого Владимира Бейлиса, приведенные в вышеупомянутой газете. Продолжая им начатое, впору было бы назвать эту рецензию «Сексуально озабоченная девица на сцене Малого театра». Только уважение к великому Малому удерживает…
Однако оставим печатный опус Бейлиса и обратимся к его опусу сценическому. Все начинается с веселенькой, этакой канканной музыки Шандора Каллоша. Затем нам зачем-то открывают всю глубину пространства сцены, но заполненного дымом. Дальше опускается ширма, обозначающая комнату Глумова. Надо сказать, кстати, что декорации безвременно ушедшего Энара Стенберга — пожалуй, единственная несомненная удача спектакля. Темные драпировки, создающие ощущение условного XIX века, очень хорошо сочетаются с вполне бытовым реквизитом. Декорация дома Турусиной восхищает буйством красок осени, контрастирующим с белой кисеей занавесей.
Александр Потапов играет Мамаева весь в озабоченности быть характерным. Его Мамаев, бездельник и краснобай, поучает Глумова с таким безмерным наслаждением, а затем с такой наивностью верит в его лесть, что ни о каком правдоподобии в поведении говорить не приходится. Образ Мамаева написан драматургом с изрядной долей сатиры и не без элементов гротеска, но уж чего там нет, так это однозначности!
Ирина Муравьева (Клеопатра Львовна) то бегает вприпрыжку, как девочка, то вдруг заговаривает с «чувственными» интонациями, форсируя фарс, и, признаться, веет от такого комикования тягостным ощущением натужности.
Лишь Александр Вершинин в роли Глумова, как нам кажется, нащупывает свою последовательную тональность. Он четко различает Глумова, когда тот один — без свидетелей, и Глумова на людях, как бы прячущегося под маской. В финале этот персонаж делается холодным и дерзким. Он не обличает, он лишь констатирует, сообщает факты, и здесь вдруг начинает звучать то современное, что есть в этой пьесе Островского.
В ролях второго плана (Турусина и Крутицкий) выходят признанные мастера — Элина Быстрицкая и Виктор Коршунов. Смотришь и думаешь: как же до обидного мало заняты они сегодня в репертуаре! Фантазируешь: ведь как интересно мог бы сыграть Коршунов Матиаса Клаузена в «Перед заходом солнца»! А какой великолепной Елизаветой Тюдор в шиллеровской трагедии могла бы стать Быстрицкая! Благо, что Шиллер не чужой для Малого театра автор.
Дуэт Турусиной и Крутицкого начинается непринужденно и даже элегантно. Они кокетливо перебрасываются репликами, словно делая изящную пародию на классическую оперетту. Но режиссер неумолимо рушит созданное мастерами настроение, огрубляет и педалирует — и вот уже Крутицкий заваливает Турусину на диван, сливаясь с ней в поцелуе…
Бейлис ввел в свой спектакль серьезнейшие актерские силы: Потапов, Муравьева, Коршунов, Клюквин, Быстрицкая, Панкова… Зачем? Чтобы вот так примитивно «осовременить» классическую пьесу?
На премьеру «Мудреца» пришло много молодежи, даже школьников. Что они вынесут из спектакля? Теперь они на экзамене по литературе расскажут, что Турусина — алкоголичка?! И как им объяснить, что Малый театр — это святыня для каждого культурного человека на Руси? Всякий мудрец встанет в тупик перед этими вопросами.
Александр Смольяков
Век, 18 октября 2002 года
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты». Это первая премьера нынешнего сезона, спектакль, несомненно, программный — вниманию зрителей даже предлагается специально выпущенная газета, где режиссер-постановщик Владимир Бейлис поясняет особенности своей трактовки и обосновывает ее. Что же предложено зрителям?..
Художественный руководитель академического Малого театра Юрий Мефодьевич Соломин в интервью, данном автору этих строк, говорил: «Малый театр — это классика, это традиции русской сцены». В данном случае «На всякого мудреца довольно простоты» предлагает весьма неожиданное, если не сказать — странное, толкование этих традиций.
Турусиной здесь «так хочется петь и танцевать, что она даже начинает пить». Под стать ей и племянница Машенька — «сексуально озабоченная девица, для которой главное — только бы был мужик». Не подумайте, что вышесказанное — злобный пасквиль молодого театрального критика (а молодую критику сегодня принято ругать) на прославленный коллектив. Заключенные в кавычки цитаты — это слова самого Владимира Бейлиса, приведенные в вышеупомянутой газете. Продолжая им начатое, впору было бы назвать эту рецензию «Сексуально озабоченная девица на сцене Малого театра». Только уважение к великому Малому удерживает…
Однако оставим печатный опус Бейлиса и обратимся к его опусу сценическому. Все начинается с веселенькой, этакой канканной музыки Шандора Каллоша. Затем нам зачем-то открывают всю глубину пространства сцены, но заполненного дымом. Дальше опускается ширма, обозначающая комнату Глумова. Надо сказать, кстати, что декорации безвременно ушедшего Энара Стенберга — пожалуй, единственная несомненная удача спектакля. Темные драпировки, создающие ощущение условного XIX века, очень хорошо сочетаются с вполне бытовым реквизитом. Декорация дома Турусиной восхищает буйством красок осени, контрастирующим с белой кисеей занавесей.
Александр Потапов играет Мамаева весь в озабоченности быть характерным. Его Мамаев, бездельник и краснобай, поучает Глумова с таким безмерным наслаждением, а затем с такой наивностью верит в его лесть, что ни о каком правдоподобии в поведении говорить не приходится. Образ Мамаева написан драматургом с изрядной долей сатиры и не без элементов гротеска, но уж чего там нет, так это однозначности!
Ирина Муравьева (Клеопатра Львовна) то бегает вприпрыжку, как девочка, то вдруг заговаривает с «чувственными» интонациями, форсируя фарс, и, признаться, веет от такого комикования тягостным ощущением натужности.
Лишь Александр Вершинин в роли Глумова, как нам кажется, нащупывает свою последовательную тональность. Он четко различает Глумова, когда тот один — без свидетелей, и Глумова на людях, как бы прячущегося под маской. В финале этот персонаж делается холодным и дерзким. Он не обличает, он лишь констатирует, сообщает факты, и здесь вдруг начинает звучать то современное, что есть в этой пьесе Островского.
В ролях второго плана (Турусина и Крутицкий) выходят признанные мастера — Элина Быстрицкая и Виктор Коршунов. Смотришь и думаешь: как же до обидного мало заняты они сегодня в репертуаре! Фантазируешь: ведь как интересно мог бы сыграть Коршунов Матиаса Клаузена в «Перед заходом солнца»! А какой великолепной Елизаветой Тюдор в шиллеровской трагедии могла бы стать Быстрицкая! Благо, что Шиллер не чужой для Малого театра автор.
Дуэт Турусиной и Крутицкого начинается непринужденно и даже элегантно. Они кокетливо перебрасываются репликами, словно делая изящную пародию на классическую оперетту. Но режиссер неумолимо рушит созданное мастерами настроение, огрубляет и педалирует — и вот уже Крутицкий заваливает Турусину на диван, сливаясь с ней в поцелуе…
Бейлис ввел в свой спектакль серьезнейшие актерские силы: Потапов, Муравьева, Коршунов, Клюквин, Быстрицкая, Панкова… Зачем? Чтобы вот так примитивно «осовременить» классическую пьесу?
На премьеру «Мудреца» пришло много молодежи, даже школьников. Что они вынесут из спектакля? Теперь они на экзамене по литературе расскажут, что Турусина — алкоголичка?! И как им объяснить, что Малый театр — это святыня для каждого культурного человека на Руси? Всякий мудрец встанет в тупик перед этими вопросами.
Александр Смольяков
Век, 18 октября 2002 года
07.10.2005
«Пресса о гастролях Малого театра» ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
15.09.2005
БЕДНОСТЬ — НЕ ПОРОК, А ГРАНТ ЛУЧШЕ
В МАЛОМ СОБРАЛАСЬ ТРУППА
Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное...
Малый театр и Александринка вступили в свой 250-й сезон. Настроение по этому поводу на сборе труппы (самом коротком за последние годы) царило весьма благодушное...
13.09.2005
«Листая старые подшивки» ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
«Листая старые подшивки»
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу»...
ТРИ ЧАСА СПЛОШНЫХ СТРАДАНИЙ
Борис сражен не осознанием своего греха, но осознанием его бессмысленности. Дабы уловить разницу, надо вчитаться в трагедию Толстого, превращенную Малым театром в «вообще историко-нравственную пьесу»...
06.09.2005
6 сентября
в преддверии открытия театрального сезона в Малом театре состоялся традиционный сбор труппы, на котором выступили художественный руководитель Юрий Соломин и генеральный директор Виктор Коршунов.
05.07.2005
«Пресса о гастролях Малого театра» «МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
«Пресса о гастролях Малого театра»
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске...
«МУДРЕЦ» НОМЕР ДЕВЯТЬ
Позавчера комедией Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» Малый театр открыл гастроли в Челябинске...
04.07.2005
«Пресса о гастролях Малого театра» РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
«Пресса о гастролях Малого театра»
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
РАЗГОВОР В АНТРАКТЕ
Режиссера Владимира Бейлиса – автора постановок «На всякого мудреца довольно простоты» и «Вишневый сад» – мы спросили о «роли личности» режиссера в истории Малого театра…
25.04.2005
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
От всей души поздравляем замечательного режиссёра В.М.Бейлиса с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
01.04.2005
Р А С П О Р Я Ж Е Н И Е № 104 по Государственному академическому Малому театру России
Р А С П О Р Я Ж Е Н И Е № 104
по Государственному академическому Малому театру России
по Государственному академическому Малому театру России
28.02.2005
Александр Вершинин: «Искренность на сцене – прежде всего» Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
Александр Вершинин: «Искренность на сцене – прежде всего»
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
Даже при беглом взгляде на старинные театральные фотографии можно уловить легкое внешнее сходство Александра Вершинина с великим Остужевым.
03.12.2004
«Помню только хорошее» Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви. Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
«Помню только хорошее»
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
Народная артистка СССР Элина Быстрицкая – о чести, достоинстве, любви.
Она назначила мне встречу в театре. В Малом давали комедию Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
04.10.2004
До встречи с «Ревизором»
Спектаклем «Горе от ума» 7 сентября открыл свой 249-й сезон Малый театр. Весь сбор от этого спектакля коллектив решил передать жертвам трагедии в Беслане.
05.06.2004
6 июня
на основной сцене состоится 300-й спектакль Э.Скриба, Е.Легуве «Тайны мадридского двора». Комедия в 2 частях.
Начало спектакля в 18 часов
Начало спектакля в 18 часов
19.05.2004
Островский «с выходом» «На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
Островский «с выходом»
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
«На всякого мудреца довольно простоты» в Малом
25.04.2004
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса
25 апреля день рождения заслуженного деятеля искусств России, режиссёра-постановщика Владимира Михайловича Бейлиса.
От всей души поздравляем замечательного режиссёра с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
От всей души поздравляем замечательного режиссёра с днем рождения! Здоровья, неиссякаемого жизнелюбия и новых побед!
27.03.2004
Дорогие друзья!
Дорогие друзья!
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
Поздравляем всех Вас с нашим общим праздником – Международным днем театра! В этот день очень хочется вспомнить слова нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского: «Национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же, как и академии, университеты, музеи. Иметь свой родной театр и гордиться им желает каждый народ».
27 марта по давней традиции Малый театр проводит благотворительный спектакль, посвященный празднику. Нынешний год – не исключение. На этот раз наш театр представляет последнюю премьеру, состоявшуюся на основной сцене – «Три сестры» по драме А.П.Чехова.
11.02.2004
Распоряжение №3 по Государственному академическому Малому театру России «ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
Распоряжение №3 по Государственному академическому Малому театру России
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
«ГОСПОЖА МИНИСТЕРША» Б. Нушич
07.02.2004
ДРАМА СЛОМЛЕННОЙ ДУШИ Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет сп
ДРАМА СЛОМЛЕННОЙ ДУШИ
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота»...
...Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра.
Сегодня мы переживаем непростые времена переоценки ценностей и нередко заглядываем в глубь веков, чтобы пересмотреть многие стереотипы. На экранах — новый фильм Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел...», в Малом театре идет спектакль «Хроника дворцового переворота»...
...Нужно сказать, что на таких, как Верещенко, как правило, и «держится репертуар» крупного театра.
02.02.2004
На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг. На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
На спектакле Малого театра «Тайны Мадридского двора» всегда аншлаг.
На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
На первый план выходит другая история: хитрого, коварного, влюбленного, простодушного короля Карла, которого играет народный артист России Вячеслав Езепов.
16.11.2003
Во главе национального достояния «Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
Во главе национального достояния
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
«Мне никогда не хотелось сыграть современника», — утверждает художественный руководитель Малого театра артист Юрий Соломин. Соломину первым удалось сыграть царского офицера как человека интеллигентного.
19.10.2002
Тут и мудрец не ответит В Малом «осовременили» Островского В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
Тут и мудрец не ответит
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
В Малом «осовременили» Островского
В Малом театре в который раз поставили Островского. Поставили пьесу известную и часто идущую на разных сценах — «На всякого мудреца довольно простоты».
Художественный руководитель Малого театра — народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержа
