7 февраля в спектакле "Физики" Ф.Дюрренматта роль Адольфа-Фридриха первый раз сыграл артист Максим Филатов. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

3 февраля в трагедии А.К.Толстого "Царь Борис" роль Луп-Клешнина первый раз сыграл артист Михаил Фоменко. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

30 января в спектакле "Дальше - тишина" Вины Дельмар роль Гарвея первый раз сыграл артист Константин Юдаев. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

29 января в спектакле «Визит старой дамы» Ф.Дюрренматта роль Матильды первый раз исполнила актриса Екатерина Базарова. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

26 сентября в комедии А.Н.Островского "Поздняя любовь" роль Лебедкиной первый раз исполнила актриса Мари Марк. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

В уходящем году огромное внимание читателей «Историка»привлекали материалы о телефильме «Адъютант его превосходительства»режиссёра Евгения Ташкова. А под Новый год мы приготовили для вас подарок — беседу с народным артистом СССР Юрием Соломиным.

— Юрий Мефодьевич, вашу встречу с Евгением Ташковым действительно можно назвать судьбоносной?

— Безусловно. Мы с капитаном Кольцовым больше полувека идём по жизни рука об руку. И в кино, и в театре у меня впоследствии было немало интересных и, признаюсь, профессионально гораздо более сложных и, быть может, важных для меня, как для артиста, ролей, но для нескольких поколений зрителей я, наверное, навсегда останусь адъютантом его превосходительства. Папина сестра, тётя Катя — надо, правда, понимать, что она была уже очень пожилой, — когда дошло до сцены ареста, закричала на всю квартиру: «Люди добрые, что же это делается, Юрку нашего арестовали!» У многих простых людей с кино складывались какие-то совершенно трепетные отношения. Мне ведь до сих пор письма пишут! Дома их целый чемодан на антресолях и ещё парочка на даче. Вот недавно написал мальчишка откуда-то с Урала: его бабушка фильм по телевизору смотрела, он пару кадров глянул и так и прикипел к экрану.

— И всё решил счастливый случай?

— Точнее, удачный ракурс фотопробы. Как Ташков разглядел во мне Кольцова, до сих пор удивляюсь. Интуиция у него была потрясающая. Без этого качества в режиссуре, как мне кажется, делать нечего. У Ташкова весь рабочий стол был завален фотопробами. Играть я должен был эпизод. Когда я вошёл, он в очередной раз раскладывал замысловатый «пасьянс», перекладывая снимки претендентов и так, и эдак.

— Но на роль вас так и не утверждали!

— Ташков долго пробивал мою кандидатуру, и каждый раз худсовет стоял насмерть: мол, не может быть в нашем кино герой с такой «негероической» внешностью. Режиссёр пытался объяснить им, что в разведчике в первую очередь важны не мускулы — он не собирался снимать боевик, а интеллект, воля, умение логически мыслить и принимать решения. Но стереотип в то время был очень прочным. Я и сам прекрасно понимал, что на супермена не тяну. И даже не слишком этому обстоятельству огорчался, поскольку думал, что в театре меня всё равно не отпустят. Раньше ведь с этим строго было. Одно дело — короткий эпизод и совсем другое — главная роль в пятисерийной картине. Впрочем, претензии у худсовета были не только ко мне, но и к другим артистам. И, если их недоверие к Тане Иваницкой, которая не была профессиональной актрисой, ещё можно было как-то понять, то в отношении такого мастера, как Владислав Стржельчик, это выглядело странно. Но Ташков, человек мягкий и тактичный, когда хотел, мог быть упрямым и жёстким. И он подарил мне эту роль — одну из главных в моей жизни. Терпение, видимо, лопнуло, и он заявил: я буду снимать тех, кого считаю нужным, или вообще снимать не буду. А его ведь и так еле уговорили взять эту картину — несколько режиссёров отказалось, а тут такое: время идёт, съёмка стоит, а студия должна план выполнять!

— Владислава Стржельчика руководство сочло слишком благородным для белого генерала?

— Совершенно верно. Их не убеждало даже внешнее сходство Владислава Игнатьевича с прототипом его персонажа — генералом Май-Маевским. Между тем он, как настоящий мастер, шёл не столько от внешности, сколько от правды характера. Он тщательнейшим образом изучил всё, что можно было раздобыть о Май-Маевском, читал воспоминания белых генералов, в том числе и барона Петра Врангеля, сменившего Антона Деникина в должности командующего Добровольческой армией (и меня, кстати, этим заразил), несколько раз перечитывал «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Финальная сцена в тюрьме получилась такой пронзительной исключительно благодаря выдающемуся таланту Владислава Игнатьевича. Он играл не по сценарию, а так, как сам чувствовал эту ситуацию. И представьте, когда встал вопрос о государственной премии, его чуть не вычеркнули из списка: мол, как же можно награждать артиста, сыгравшего отрицательную роль! И снова не обошлось без вмешательства Ташкова.

— Считается, что детей на площадке «переиграть» практически невозможно. Как вам работалось с самым юным из коллег — Сашей Милокостым?

— «Переиграть» не стоит и пытаться, а вот сделать так, чтобы между вами сложились доверительные отношения, совершенно необходимо. Не раз убеждался в том, что дети, как правило, абсолютно включаются в то, что им предстоит сыграть. И Саша не был в этом смысле исключением. Он прекрасно умел передать драматизм ситуации. Если помните, в самом начале фильма есть сцена, когда на поезд нападают ангеловцы и Мирон Осадчий пытается отобрать шубу, которой укрыта бредящая в горячке Юрина мама. По сценарию Саша кричит «Не трогать маму!» и вцепляется в Мирона, а тот вытаскивает его в коридор и выталкивает из вагона. Так вот Саша, позабыв обо всём на свете, упирался так, что далеко не слабый Витя Павлов, игравший Мирона, никак не мог вытащить его из купе. Он тогда чуть всю сцену не сорвал.

— Вам не жаль, что от цензурных ножниц пострадала любовная линия вашего героя?

— Вы, наверное, удивитесь, но нет — не жаль. Всё самое важное для наших героев мы с Таней сыграли, и в картине это есть. Ведь главное для этих двоих — любой ценой сохранить чистое, искреннее чувство, несмотря на весь кошмар, который их окружает. Ташков прекрасно понимал, что цензоры будут смотреть картину очень придирчиво — тема уж больно «неудобная» — и нужно будет чем-то второстепенным пожертвовать, чтобы сохранить главное. Не сочтите меня ханжой, но я убеждён: не всё в отношениях двоих должно выноситься на всеобщее обозрение. Должна быть недосказанность. У зрителя должно оставаться пространство для собственных мыслей. Думаю, именно это у нас и получилось.

— Зрители очень надеялись на продолжение любимого фильма. Почему режиссёр не поддался на уговоры?

— Мне тоже немного жаль, что продолжения не получилось. У Павла Макарова помимо «Адъютанта генерала Май-Маевского» была ещё одна книга воспоминаний — «Партизаны Таврии», о событиях Великой Отечественной войны, участником которых ему довелось стать. И она, как мне кажется, в каком-то смысле даже интереснее «Адъютанта». Однако слишком много было препятствий. Во-первых, финал картины не предполагал дальнейшего развития событий. Во-вторых, у Ташкова с самого начала сложились непростые отношения со сценаристами — он почти полностью переписал сценарий, но в титрах их фамилии всё равно стоят. Разумеется, они хотели писать сценарий и для продолжения, и Евгений Иванович не мог не понимать, что ему опять придётся всё переделывать. Он был человеком исключительной честности и порядочности, и все эти закулисные игры ему претили. Снимать он не стал, хотя получал тысячи писем от зрителей с просьбой о продолжении.

— Роль Славина в «ТАСС уполномочен заявить» тоже оказалась для вас неожиданным подарком судьбы?

— Да, в нашей профессии очень многое зависит от счастливого случая. Я люблю эту картину и рад, что она вышла, хоть и было много сложностей во время съёмок. Но там подобралась замечательная компания актёров: Тихонов, Глузский, Засухин, Петренко, Юматов, Куравлёв. И картина в итоге оказалась со своим лицом. Её до сих пор любят.

— У вашего героя и на этот раз был реальный прототип?

— Да, это Вячеслав Кеворков, близко друживший с Юлианом Семёновым, правда, в то время он уже был генералом. Он мне очень помог в работе, ведь снова, как и в «Адъютанте», нужно было в первую очередь показать работу мысли, механику словесных поединков, то есть ту самую интеллектуальную игру, которая во многом и составляет суть работы разведчика.

— Что, по вашему мнению, роднит капитана Кольцова с полковником Славиным?

— Любовь к своей земле и профессионализм. Это настоящие офицеры, защитники Отечества, для которых важны не деньги, не привилегии. Нет таких денег, которые достойны столь опасной и сверхнапряжённой работы! Посвящать ей судьбу можно только, если ты крепко любишь страну, которой служишь. И таким героям мне посчастливилось дать жизнь.

Виктория Пешкова, журнал "Историк"

11 ноября в спектакле «Дальше – тишина» В.Дельмар роль Доктора первый раз сыграл заслуженный артист России Петр Складчиков. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

Уважаемые зрители!

7 февраля (Сцена на Ордынке) пойдет спектакль "Волки и овцы" А.Н.Островского (вместо спектакля "Бедность не порок").

Билеты действительны для посещения спектакля.
Для возврата билетов, приобретенных электронным способом, необходимо до начала спектакля отправить сообщение на e-mail: refund@maly.ru, указав номер билета и приложив к письму бланк электронного билета, подлежащего возврату и чек, полученные при покупке. Деньги за билеты будут возвращены на банковскую карту, которая была использована при оплате данных заказов. Электронные билеты, распечатанные на бланках Малого театра, возвращаются в кассу театра до начала мероприятия.
Приносим извинения за доставленные неудобства!

Эта мрачная комедия создана для усидчивого зрителя, который, поддавшись ее детективному стилю, захочет пойти с героями до конца, шаг за шагом раскрывая их истинные лица и деяния. Меж тем пьеса, написанная в 1961 году, была навеяна опасностью Третьей мировой войны с использованием ядерного оружия, и потому жанр комедии в ней весьма условен. На территории богатой психиатрической лечебницы содержатся трое пациентов, играющих в сумасшествие, как в затянувшуюся игру, в ходе которой все они выдают себя за величайших физиков.

Вот в буклях и фраке XVIII века барственный Ньютон (Александр Клюквин). А вот взлохмаченный чудак со скрипкой в руке - Эйнштейн (Борис Невзоров). И вот в вязаной шапочке скромнейший Мебиус (Никита Панфилов, ставший дебютантом на сцене Малого театра в этой роли). Он действительно выдающийся физик, открывший новые источники энергии колоссальной мощности, способные взорвать весь мир. Поняв риск гибели всего человечества и убоявшись собственного открытия, он притворился психопатом и добровольно удалился в сумасшедший дом.

Здесь всем позволено все: сибаритствующее времяпровождение, коньяк, изысканный ужин и даже, как ритуал игры, убийство медсестер, которых периодически душит каждый из пациентов (у зрителя будет возможность разгадать и эту загадку). Так что же связывает всех троих в этом сюжете? Шаг за шагом маски лицедеев спадают, и выясняется, что Эйнштейн и Ньютон - не умалишенные, а разведчики спецслужб двух враждующих держав, каждая из которых хочет овладеть секретами источника энергии, открытого Мебиусом. И ему даже предлагают побег и свободу! Но Мебиус отказывается, предпочтя быть свободным узником, нежели пленником человечества, отнимающего у него открытия, дабы употребить их во зло миру. Впрочем, не исключено, что его открытия уже похищены. А признательная исповедь хозяйки лечебницы Матильды фон Цанд (Ирина Леонова) обнаруживает в ней главную умалишенную среди всех. Так закольцовывается притча о безумном мире, где гениальные ученые вынуждены прятаться от него в сумасшедшем доме.

Ольга Игнатюк, «Театральная афиша столицы», февраль 2021 года

Можно представить, сколько копий было сломано во время репетиций этого непривычного для театральной эстетики Дома Островского жанра - сценического воплощения пьесы «Большая тройка (Ялта-45)». Перед режиссером Андреем Житинкиным и центральными исполнителями: Василием Бочкаревым, Владимиром Носиком и Валерием Афанасьевым стояли сложнейшие задачи. Отказавшись от портретного сходства с досконально изученными биографиями Сталина, Рузвельта, Черчилля, артисты обязаны были достигнуть такой достоверности в проживании эпохального момента для стран-победительниц в войне с фашизмом, чтобы зрители поверили в подлинность исторического события в художественном осмыслении шведского драматурга Лукаса Свенссона и режиссерском видении.

В двухчасовом спектакле без антракта большое значение имеет власть факта, подробное его исследование без излишних режиссерских кунштюков, в котором все внимание сосредоточено на взаимоотношениях трех антиподов, преследующих свои цели в достижении выгодного для каждого из них результата. А именно: разделить побежденную Германию на пять частей после подписания пакта о капитуляции. Да так, чтобы потом не возникало никаких притязаний со стороны бывших союзников.

В феврале 1945 года за три месяца до окончательной Победы в период ялтинской встречи они еще были союзниками, но уже тогда в атмосфере витало напряжение, плохо скрываемые недоверие и подозрительность. Главная роль во время круглого стола с острыми углами принадлежала Сталину, которого в остраненной манере представлял Василий Бочкарев, слегка подчеркивая грузинский акцент вождя народов с неизменной трубкой в руке. Неспешная речь с длинными паузами позволяла ему обдумывать следующий ход, как в шахматной партии. Более или менее откровенным он мог быть только со своим помощником Алексеем в убедительном исполнении Василия Зотова, демонстрирующего абсолютное подчинение хозяину. Только один раз, узнав о самоубийстве жены, написавшей на него донос, на самом деле ликвидированной НКВД, он решился спросить у Сталина: «Зачем?». Но Иосиф Виссарионович впрямую не отвечает, а рассказывает о своей собаке, охранявшей его во время Туруханской ссылки. Когда же полиция по ее следам обнаружила, где он скрывается, Коба задушил верного друга, ставшего опасным для него. По этому давнишнему инциденту можно понять, насколько Сталин был беспощаден к тем, кто вольно или невольно становился угрозой. Пока же господа из капиталистического лагеря нужны ему, поэтому, изображая радушного генералиссимуса в белом кителе с золотыми погонами, он поднимает тост за премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, в отличие от своих западных коллег не пошедшего на сделку с Гитлером и объявившего ему войну. Валерий Афанасьев выразительно играет будущего лауреата Нобелевской премии по литературе человеком с двойным дном, властным и агрессивным. Расслабиться он может только с помощью коньяка, а уж этого «лекарства» в подвалах Ливадийского дворца предостаточно.

Сталину в трактовке Василия Бочкарева больше импонирует Франклин Рузвельт, дни жизни которого сочтены. Он умрет в инвалидной коляске в 63 года, не дожив до желанной Победы всего лишь месяц. 32-й президент Америки, избиравшийся на этот пост дважды, вытянув страну из Великой Депрессии и открывший второй фронт во время Второй мировой войны, как бы заглядывая вперед и предугадывая возможную холодную войну, предлагает подумать о создании Организации Объединенных Наций, и Сталин тут же подхватывает эту идею. Владимир Носик создает образ мудрого политика и уникального оптимиста. Всеми силами сопротивляясь приближающемуся смертельному финалу, он не лишает себя радости, с удовольствием смотрит американские мультики, не прочь выпить рюмку мартини, а самое главное - не тратит драгоценное время на пустяки и не обижается на своего помощника Генри (Александр Дривень), пытающегося им управлять. Он руководствуется понятиями демократии и в спорах о правительстве Польши, освобожденной Красной Армией, придерживается понятий чести. Что не совсем импонирует авторитарной системе Сталина, поскольку Польша всегда служила тем коридором, по которому двигались и будут двигаться завоеватели восточных границ СССР. Следовательно, по убеждению генералиссимуса, польский народ должен выбрать правительство, разделяющее идеологию социалистического лагеря. Премьер-министр Великобритании в мастерстком исполнении Валерия Афанасьева тоже постоянно твердит о «дорогом доверии», до конца так и не доверяя «наследнику» Ленина, и готов в любой момент сразиться с большевиками. Но как бы не выглядели политические соперники на исторической арене, они вынуждены соблюдать этикет и видимую толерантность, поскольку от их консенсуса зависит будущее мировой цивилизации.

В художественном оформлении Андрея Шарова, намекающего на сталинский ампир в архитектуре, тоже прослеживается могучая сила власть предержащих, подчиняющая себе целые народы и континенты. Так параллельно стоящие площадки неожиданно начинают двигаться с помощью плунжеров вверх и вниз. Попеременно поднимаются и опускаются апартаменты то Черчилля, то Рузвельта, где наедине с собой они могут оставаться такими, какими их сотворила природа, без мантий великодержавных полпредов. Это разнообразит действие, дает передышку в представленном режиссером официозе и торжественных ораториях большой тройки.

А в это время на экране транслируется военная хроника смертельных сражений рядовых Красной Армии, вязнущих по колено в грязи, вытаскивающих на своих плечах артиллерию, машины, повозки, лошадей, все, что не может идти своим ходом и что необходимо для завоевания Берлина, до которого осталось всего-то 75 километров, политых кровью и потом наших солдат, идущих в бой с криком: «За родину, за Сталина!» Не сумел вождь до конца оценить силу своего народа и верил только себе и в себя... Но до этого после встречи в Ялте оставалось еще восемь долгих лет, и уже в 1946-м году началась холодная война между СССР и Америкой. Выходит, президент Рузвельт оказался прозорливее...

Любовь Лебедина, «Страстной бульвар, 10», выпуск №3-233/2020

29 января исполняется 161 год со дня рождения великого русского писателя Антона Павловича Чехова (1860 - 1904). Наш сегодняшний спектакль "Перечитывая Чехова" Малый театр посвящает его автору, с именем которого связано немало значимых страниц в истории нашей труппы. Малая сцена на Ордынке, начало в 18:30.

28 января в спектакле «День на день не приходится» А.Н.Островского роль Неизвестного первый раз исполнил артист Сергей Ефремов. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

24 января в комедии А.Н.Островского "Доходное место" роль Жадова первый раз сыграл артист Михаил Мартьянов. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

23 января в спектакле "Всегда зовите Долли!" Т.Уайлдера роль Эмброза Кемпера первый раз сыграл артист Максим Филатов. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

Алексей Дубровский хорошо известен театральной Москве как острохарактерный актер с яркой индивидуальностью. За его плечами ряд постановок на разных площадках в качестве режиссера. Сегодня Алексей служит в Малом театре и преподает в Щепкинском училище. В 2018 году он дебютировал в качестве режиссера на прославленной сцене, поставив за два года спектакли «Метель» и «Физики». Будущей работой Алексея Дубровского станет масштабная постановка по «Мертвым душам».

- С чего начался ваш режиссерский путь в Малом театре?

— В 2018 году Юрий Мефодьевич Соломин доверил мне постановку спектакля «Метель», за что я ему очень благодарен. Это был интереснейший опыт: в сжатые сроки мне нужно было выпустить спектакль с участием оркестра Малого театра. Нам предстояло сочинить историю из 19 страниц гениального пушкинского текста, музыки Свиридова с прекрасными артистами, среди которых был Игорь Петренко, только что вернувшийся в Малый театр. И, конечно, значительную роль в спектакле играет Василий Иванович Бочкарев, который, как никто, умеет работать с текстом. Для нас было важно, чтобы, при сохранении игровой структуры, на сцене звучала музыка не только Свиридова, но и пушкинского слова. В нашей постановке музыка – действующее лицо, вступающее в диалог с персонажами. Кстати, в нашем сочинении Александр Сергеевич тоже присутствует как действующее лицо и даже выходит на поклоны.

– Эта работа позволила вам сделать следующий шаг в режиссерской профессии?

– Мне не хочется говорить банальности из ряда: «Работа понравилась». Могу сказать только, что если бы не «Метель», то не было бы «Физиков» и «Мертвых душ». До сих пор, когда я прохожу по Кривоколенному переулку и вижу мемориальную доску «Здесь у поэта Веневитинова А.С. Пушкин в 1826 году читал трагедию «Борис Годунов»», всегда кланяюсь и благодарю. После премьеры «Метели» я принес и положил к этой доске цветы. Считаю, что с легкой руки Александра Сергеевича моя режиссерская судьба в Малом театре начала складываться.

– Уход в режиссуру – это осознанный шаг?

– Я стал режиссером не потому, что мне наскучило играть. Совсем нет. Я с удовольствием выхожу на сцену и очень свою профессию люблю, просто режиссура позволяет больше авторства. В последнее время она занимает больше времени в моей жизни, это связано и с тем, что я преподаю в Щепкинском училище, где режиссерская задача тоже необходима. Главное, чтобы она оставалась на втором плане после педагогической, и мой актерский глаз не становился режиссерским.

– Как восприняли коллеги по театру новость, что вы стали ставить спектакли?

– Тут надо учитывать, что я стал ставить спектакли в Малом, имея за плечами пять постановок в других театрах. Но все равно, уважение нужно и завоевывать, и заслуживать. Как актер я знаю, на каком этапе и из-за чего я теряю веру в режиссера, поэтому стараюсь подобные ошибки не допускать. Неготовность режиссера считывается актером шестым чувством, сразу и из этой ямы вылезти невозможно. Есть допуски на совместный поиск, но генеральную идею я должен иметь, иначе за мной никто не пойдет. Не всегда это гарантия хорошего спектакля, но точно – гарантия хорошего процесса. Очень важно, когда мы знаем, что делаем что-то осознанно.

– Что заинтересовало вас в пьесе Дюрренматта «Физики»?

– Первым впечатлением стал все-таки одноименный телефильм с Борисом Плотниковым, Арменом Джигарханяном, Леонидом Броневым и Ольгой Волковой. Эта пьеса в меня попала. Обычно режиссеры не любят, когда им предлагают материал, но в моей режиссерской истории удивительным образом материал извне находил отклик у меня и всегда был связан с тем, что меня интересовало. С «Физиками» так и получилось. Эта пьеса парадоксально смешная. Хотя мы не стремимся насмешить публику: в ней есть серьезные темы, но они всегда лучше воспринимаются через юмор. Финал этой истории совсем невеселый, но путь к нему лежит через парадокс, начиная с того, что в сумасшедшем доме сидят не сумасшедшие.

– Почему вы решили поставить «Мертвые души»?

– Гоголь – мой любимый писатель. Для меня выше него никого в русской литературе нет. У него каждая строчка, каждая фраза, каждый диалог – это отдельное произведение искусства. Летом я перечитывал «Мертвые души». Обычно читаю быстро, легко больше ста страниц проглатываю, но с Гоголем так нельзя: его читаешь, смеешься, возвращаешься к прочитанному снова. Недаром столько цитат из этого произведения вошли в нашу жизнь. Притом, что Гоголь – автор Малого театра, спектакля по «Мертвым душам» в его истории никогда не было. Конечно, этот факт налагает большую ответственность, а с другой стороны, думаешь: когда еще будет такая возможность? Так сложилось, что Юрий Мефодьевич прочитал инсценировку Михаила Булгакова, которую я взял в работу, добавив к ней фрагменты из поэмы, она ему очень понравилась, и одобрил эту постановку.

– В вашем спектакле по-настоящему звездный состав. Вас корифеи не обижают?

– Нет. Это же моя третья постановка с крупными артистами. Не могу сказать, что всегда это безмятежный путь, но на то они и крупные артисты, что у них есть свое видение и право на это видение. На это обязательно нужно обращать внимание, что-то учесть, с другой стороны, направлять работу в том русле, в котором она задумана. Чем крупнее масштаб личности, тем интересней с ней работать. Процесс может быть сложнее, но интересней. Такую махину можно поднять только мощными силами. Могу сказать, что получил доверие таких мастеров, как Василий Бочкарев, Ирина Муравьева, Борис Невзоров, Владимир Носик, Александр Клюквин. Сочетание густоты и сочности гоголевского текста с этими ярки-ми и талантливыми актерами должно помочь нам достичь гармонии.

– В вашей постановке очень нетипичный Чичиков. Почему вы решили назначить на эту роль Алексея Фаддева – актера, которому близко амплуа героя-любовника?

– У каждого времени свой Чичиков. Для меня важно, что при всем его обаянии, это расчетливый, умный, серьезный, а иногда очень жесткий человек. Вот с этой точки зрения мой выбор остановился на Алексее. К тому же я видел его не в очень свойственной ему роли Яши в «Вишневом саде» – это было очень интересно. Мне кажется, в нем скрыт интересный характерный актер. И первые репетиции убеждают меня в том, что я не ошибся.

– Какое созвучие с сегодняшним днем вы увидели в этом материале?

– Существует некая магия Гоголя. Открываешь – и сразу попадаешь в сегодняшний день. Честно говоря, формулируя основную мысль спектакля, ты неизменно попадаешь в ловушку – она всегда звучит банально и грубо. Все-таки творчество – дело таинственное, оно не любит точных формулировок и вердиктов. Наш спектакль будет заканчиваться знаменитым монологом про птицу-тройку, которую сторонятся другие народы. План Чичикова гениален, если бы он интегрировал его в Европе, у него бы не возникло проблем. Но есть такой персонаж, как Ноздрев, который для меня олицетворяет ту самую птицу-тройку, которую все сторонятся и уступают ей дорогу. Когда такой гениальный план немецкого менталитета, как у Чичикова, встречается с таким образом, как Ноздрев, – дальше логика не работает.

Алла Шевелева, "Театральная афиша столицы"

30 января в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» А.Н.Островского роль человека Мамаева первый раз сыграет артист Евгений Воронов. Желаем успеха!

27 января исполняется 150 лет со дня рождения народной артистки СССР Варвары Николаевны Рыжовой (1871 - 1963). Варвара Николаевна - ученица А.П.Ленского, одна из "великих старух" Малого театра, выдающаяся и незаменимая исполнительница ролей в пьесах А.Н.Островского, актриса из знаменитой театральной династии Бороздиных-Музилей-Рыжовых. Сегодня слушаем аудиозаписи и смотрим документальный фильм о Варваре Николаевне.

Кажется, нет ролей не подвластных Василию Бочкарёву. Большой русский артист, с легкостью берущий любой зал, мастер перевоплощения, тонкий психолог, он как никто владеет жанром высокой комедии и способен подвести зрителей к катарсису в трагедии. Моцарт и Сальери своих ролей, в новом сезоне он сыграл сразу в двух премьерных спектаклях. Его Сталин в юбилейной «Большой тройке» (Ялта 45) сложен, загадочен и неоднозначен, а отец семейства Лука в «Рождестве в доме Купьелло» – погруженный в кипучий неаполитанский колорит, романтик и идеалист.

- Когда вам предложили сыграть роль Сталина, вы сразу согласились или были сомнения?

– Сомнений не было. Согласился сразу, поскольку эта работа давала мне возможность познавать время через свои личные воспоминания
из детства. Я родился в 1942 году и частично застал период правления Сталина. Я помню запах валерьянки и обмороки учителей в день его смерти. Помню, как они говорили: как мы будем жить дальше? Репрессированных в моей семье не было, но некоторые события сказались на жизни близких. Тем не менее отрицательного отношения к этому историческому периоду у меня не было.

Меня интересовало время, которое все дальше и дальше от нас уходит. Изучая его, я пришел к выводу, что все не так однозначно. Работая с историческими материалами, я соприкоснулся с большим количеством неправды, и односторонний взгляд ушел. Материал очень сложный, в пьесе было много «клюквы», поэтому я привнес в роль много своего, старался сместить акценты и увидеть в своем герое человека. Разумеется, без моих партнеров, срочно введенного на роль Рузвельта Владимира Носика и сыгравшего Черчилля Валерия Афанасьева, без театра, который вопреки карантину выпустил премьеру, никакой бы роли не получилось.

– Ваш Сталин постоянно меняется, вибрирует, демонстрируя нам и свою темную сторону. Для вас важно было подчеркнуть его противоречивость?

– Должен признаться, что мне помог карантин. Сидя на даче, я все эти месяцы занимался подготовкой к роли. Например, прочитал книгу

«Иосиф Сталин. Главные документы», которую можно противопоставить книгам Александра Солженицына. Узнал, что Сталин был знаком с философом и мистиком Георгием Гурджиевым. Он воспитал в себе удивительную силу убеждения. Все это вылилось в его умение считывать человека.

Я выходил на тайные откровения с персонажем, выстраивал отношения с ним.

И должен сказать, что мне помог известный исторический анекдот, когда Василий Сталин пришел к отцу и тот спросил его: «Ты кто такой?» «Я – Сталин». «Нет, ты не Сталин и я не Сталин, а вот он – Сталин», – сказал он, указывая на свой портрет.

Из этой истории родился образ Сталина-человека, который находился на одном уровне с народом и вместе с ним смотрел наверх, туда, где находился этот идол – Сталин-правитель. Очень точно расшифровал Сталина актер и режиссер Алексей Дикий. Когда Сталин похвалил его работу над ролью и спросил, как ему удается играть так точно, мудрый Дикий ответил: «Я играю не вас, а представление народа о вас».

– А что бы вы ответили Иосифу Виссарионовичу на месте Дикого?

– Сложный вопрос. Я не играю его самого, не играю мое представление о нем. Я играю прикосновение к процессу мышления Сталина в непростой ситуации Ялтинской конференции. Это преодоление внутренней неудовлетворенности от происходящего. Мне кажется, что в последние годы жизни многое он преодолевал. Его занимали наши большие потери, поведение генералов. Плюс присутствовал момент усталости, ведь он был не очень молод, пережил несколько инфарктов, мучился подагрой. Мне кажется, он брал на себя больше, чем мы себе представляем. Мы видим вождя, руководителя, но был ведь и просто человек, у которого болело сердце за страну, за которую он отвечает.

– Фигура Сталина до сих пор раскалывает общество на два враждующих лагеря. Выражая свою позицию, вы рискуете получить мощную негативную реакцию.

– Знаю. А что делать? Я готов защищать свою позицию. Это непростой вопрос, но к нему нужно возвращаться и смотреть на него из нашего времени. Когда возникла эта роль, ко мне подходили и говорили: «Откажись! Ну как ты будешь это играть?» Я уже много лет работаю в театре, и для меня чрезвычайно важна реставрация времени. Вот если туда окунуться, все вокруг пропахать, почувствовать по запахам, по звукам, по времени, то роль сама начнет дышать. Возьми лицо любого человека, почисти, «отреставрируй» – и ты увидишь лик Божий.

– Раз вы упомянули лик Божий, то сразу хочется поговорить о вашей второй премьерной работе – роли Луки в спектакле «Рождество в доме Купьелло». Кому-то эта история может показаться рождественской сказкой, хотя очевидно, что этот спектакль не так прост и по своему исполнению, и по своему посылу.

- Это очень театральная история, которая касается прежде всего любви. Наш спектакль рассказывает историю о человеке, который изначально счастлив, потому что сохранил в себе ребенка и потому что вокруг него не может быть несчастливых людей. Он все равно выводит каждого члена своей семьи к свету. Пьеса Эдуардо Де Филиппо относится к сердечному искусству.

– Играть счастливого человека – трудная задача?

– Сегодня для меня роль Луки – это проблема номер один. Дело в том, что в марте мы сдали спектакль режиссеру и были на взлете, когда началась изоляция. Пять месяцев мы не играли, а поскольку органичного выхода на премьеру не было, мы словно подсекли самих себя.

И только сейчас с помощью зрителей мы пытаемся достигнуть результата, который за эти пять месяцев был потерян. Зритель должен быть вовлечен в действие, спектакль подразумевает импровизационную форму, а само создание вертепа на сцене – это процесс, близкий к религиозному.

– Вы имеете в виду прием театра в театре, когда герои заходят в декорации квартиры Купьелло на наших глазах?

- Да, это же тоже своеобразный вертеп. Сейчас эта линия не такая выпуклая, как нам бы хотелось, но мы работаем над этим. На первую репетицию Стефано принес фамильную реликвию – вертеп с Девой Марией и Младенцем, поставил его на пианино, и на протяжении всех репетиций он был вместе с нами. Сейчас он стоит на сцене, но связь с ним временно потеряна.

– В спектакле открытый финал. Как вы для себя решили – ваш герой умирает в конце?

– Я не ставлю так вопрос. Скорее речь идет о переходе, если говорить по-христиански. Он уходит во вдохновение, в красоту. Мой герой взлетает над этим миром, освобождается. Он сделал свое дело. Господь направляет его, он благословляет дочь с любовником, а не с мужем. Всевышний делает такой ход, таково провидение.

В этом спектакле заложена дистанция большой длины. По сути, он не имеет зафиксированной формы, и в этом его прелесть. Зритель будет приходить каждый раз на новый спектакль. Плюс в его структуру заложено пространство для импровизаций и по текстам, и по апартам, и по мизансценам. Стефано нас связал, как семью, но при этом каждый может существовать в своем полете. Из импровизационности рождается актерское счастье, рождается своя поэзия.

– Василий Иванович, вы согласны с утверждением, что театр всегда требует от артиста жертв?

– Смотря как воспринимать понятие «жертва». Мы живем и уже этим жертвуем. Мы ходим на работу – мы жертвуем. Сидим дома – жертвуем. Любая жертва – это исследование, так мне кажется. Сколько я вложу в роль, столько я получу. Если какая-то роль дается, то, может, она и потребует от тебя каких-то жертв.

– Вы болезненно прощаетесь с ролями?

– Нет. Вот недавно мы простились со спектаклем «Село Степанчиково», где я играл Фому Опискина. Это роль, в которую было очень много вложено, может быть, даже больше, чем в остальные. Если быть искренним, то я считаю, что это была одна из моих самых крупных работ. Мы искали способ приподнять этот персонаж, чтобы он летел, чтобы мог творческим бесовством всех окручивать, получать от этого наслаждение и при этом не вызывать отвращения. Несмотря ни на что, мой герой не умирает, он остается, ведь рукописи внутри меня не горят. (Смеётся.)

– Василий Иванович, ведь вы, по сути, уже создали «систему Бочкарева». Не собираетесь ли начать преподавать?

- Когда-то я преподавал в Щепкинском училище, но не сложилось. Сегодня я играю 15 главных ролей, тащу на себе репертуар, а это большая нагрузка. Раньше, когда был молодым, было легче: пошел и сыграл. Сейчас и ответственность другая, и знания другие. Я же с утра готовлюсь к выходу на сцену. Для меня каждый спектакль – это определенный настрой сегодняшнего дня с утра. Иначе ничего не будет. Что касается педагогики, то я занимаюсь ею по отношению к самому себе.

– Выходит, вы – суперпедагог.

– Да, я – суперпедагог, это правда.

Я считаю, что каждый артист должен быть немного режиссером, немного педагогом. Я старею, взрослею, и мой персонаж не может оставаться неизменным. Инструмент мой рассыхается, и персонаж мой рассыхается вместе с ним. Замечательно ответил Николай Васильевич Гоголь Михаилу Щепкину на жалобу, что он постарел: «Что же ты, Миша, так переживаешь? Раньше ты бегал по сцене, а сейчас ты паришь!» (Смеётся.)

С возрастом появляется вопрос религиозный. Он требует определенного внимания и акцента. У меня всегда рядом с книгой по профессии лежит книга про религию. По одной лестнице идешь к святости, по другой – к гениальности. Это не я сказал, а Николай Бердяев.

– Выходит, сегодня с утра вы готовитесь выйти на сцену в роли Илла в спектакле «Визит старой дамы». А чем вас привлек этот герой – обыватель, пошляк, ничем не примечательный человек?

– Мне нравится, что, будучи обывателем, Илл вернул себе утраченное человеческое достоинство, свою личную правду. Его предали, бросили на заклание, а он не потерялся, не сбежал, а остался умирать. Отказом от своей жизни он дал возможность горожанам осознать свои действия. Он совершил маленький подвиг для себя. «А нет ли у нас чего-нибудь выпить?» – насмешливые слова Илла перед казнью. Мне важно, что этот маленький человек вышел на понимание своей значимости.

– После карантина у многих возникло ощущение, что театр должен переварить в себе полученный опыт, что играть так, как прежде, уже нельзя. Какие открытия для себя вы сделали в изоляции?

– Каждый человек в этот период находился в тех условиях, которые мог себе позволить. Но главное – каждый находился в диалоге с самим собой. У меня возникло невероятное ощущение, что я догнал самого себя. Когда в твоей жизни много работы, суеты, домашних хлопот, быта, снова работы, внезапная пауза дает возможность понять, чего тебе не хватает. И я понял, что мне не хватает самого себя. Погружаясь в жизнь персонажа, в жизнь автора пьесы, реставрируя время, естественно, отодвигается на второй план мое личное восприятие, мое дыхание. Когда Ежи Гротовский приезжал в Москву и встречался с актерами «Современника», ему задали вопрос: «Кем бы вы хотели быть?»

Он гениально ответил: «Я бы хотел быть восприятием». Вся наша жизнь существует с точки зрения восприятия. Другое дело, что оно отличается. Или оно сердечное, или от ума, замороченное, или от книг и других людей.

Я вдруг понял, что многое перестал замечать. Вот мы с вами сейчас сидим, и мне дорого то время, которое сейчас протекает. Раньше хотелось везде побывать, путешествовать, или показывать фотографии из поездок, но получалось, что прошлое убивало настоящее. В пандемию у меня появилось время просто сесть и посмотреть на все со стороны.

– Это был болезненный для вас опыт?

– Нет, наоборот. Я смотрел на свою жизнь с точки зрения сюжета, поэзии. Я почувствовал, что поймал самого себя. За что я люблю старинные фотографии? На старинных фотографиях видно, что люди жили навсегда, вне зависимости от того, царская семья на них изображена или купцы, рабочие и крестьяне. У них есть потрясающее ощущение собственного достоинства. За ним – жизнь, за ним – род, не просто так. Лица другие. Отсутствие суетности. Мне кажется, каждый вынесет из этого периода свой урок. Мне время изоляции в чем-то даже помогло.

Алла Шевелева, "Театральная афиша столицы"

22 января в комедии Н.В.Гоголя "Женитьба" роль Яичницы первый раз сыграл народный артист России Александр Клюквин. Поздравляем и желаем новых творческих успехов!

24 января народному артисту России Роману Сергеевичу Филиппову (1936 - 1992) исполнилось бы 85 лет. Вспоминая этого замечательного артиста и человека, мы предлагаем вам послушать два его стихотворения в исполнении заслуженного артиста России Александра Белого.

[GALLERY:183]