Дорогие друзья!

Сегодня мы продолжаем ретроспективный показ спектаклей с участием Юрия Мефодьевича Соломина и предлагаем вам посмотреть запись драмы А.П.Чехова «Дядя Ваня», в которой Юрий Мефодьевич сыграл заглавную роль – Ивана Петровича Войницого.

В необычайно атмосферном спектакле, поставленном Сергеем Соловьевым в оформлении Валерия Левенталя, были заняты Виталий Соломин (Астров), Валерий Бабятинский (профессор Серебряков), Светлана Аманова (Елена Андреевна), Татьяна Еремеева (Войницкая), Елизавета Солодова (Марина), Татьяна Друбич (Соня), Виктор Борцов (Вафля) и другие. Музыку к спектаклю написал композитор Исаак Шварц.

«Роль Ивана Петровича Войницкого, - рассказывает в своей книге театровед Вера Анатольевна Максимова, - в спектакле у приглашенного на постановку в Малый кинорежиссера Сергея Соловьева Соломин получил вовремя, не успев (как многие другие известные исполнители) состариться (1993). Сыграл гибель прекрасного, живого, полного сил, а не угасающего человека, хозяина поэтической усадьбы, интерьер и экстерьер которой вширь и вглубь были развернуты на сцене Малого театра.

<…>

Печальный и нежный, любящий и достойный любви, которую он не выпрашивал, за которую пробовал бороться, дядя Ваня Соломина жил в отчаянье, со слезами на глазах. Он и в сельской глуши был изящен, любил Елену не одной только «душой» (как до недавнего времени было принято играть любовь у Чехова), но плотью, страстно, с надеждой на взаимность, недоумевая, отчего не слышит его прекрасная и холодная «Ундина».

Причину жизненной драмы героя Соломин объяснял не только внезапным разочарованием в профессоре Серебрякове, идоле и кумире обитателей поместья, а этой давней, безответной любовью. Елена приехала в усадьбу внезапно, после долгих лет разлуки он увидел ее, и сразу все обострилось, стало безнадежно ясным.

Не бездеятельный, а труженик, он был виноват не перед людьми, а перед собой – пассивностью, унынием (что у христиан считается большим грехом), параличом воли, органической славянской рефлексией. Безоружный в собственном благородстве, нисколько не похожий на неврастеника, он у Соломина не был прекрасен только потому, что был слаб.

Мизантропия Чехова, которая с легкой руки исследователей и биографов новейшего времени в российских и европейских постановках стала поветрием и модой, давно Соломину очевидна. Он чувствует скепсис автора-классика, но не переходит черты между его нелюбовью и любовью к людям, не превышает меру нелюбви. Тогда как во множестве современных чеховских спектаклей героев судят, унижая, разоблачая, уничтожая.

<…>

«Потрясение для пятидесятилетнего мужчины видеть, что его предает друг, что женщина, которую он боготворил, позволяет другому делать с собой все, что тот хочет. Финал пьесы каждый из зрителей поймет по-своему. Кто-то подумает, что дяде Ване физически плохо, а кто-то – что дядя Ваня кончился. Я думаю, что сердце его не выдержит и разорвется… Он плачет от бессилия, от боли, а когда мужчина в пятьдесят лет плачет – это страшно. Соня в финале говорит свой монолог над телом в сущности уже умершего человека».

Дядя Ваня – Соломин пока еще жив, но с колокольцами Астрова, отъезжающих летних гостей-пришельцев, несчастьем Сони, жизнь уходит из него. Он не слышит молитву-заклинание племянницы об «ангелах небесных» и «небе в алмазах». Задернется занавес и для него ничего не останется, кроме смерти.

Наверное, за последние десятилетия это лучший Иван Петрович Войницкий нашего театра, хоть и сыгранный не во МХАТе, а в Малом».

Дорогие друзья!

Следующий спектакль о Великой Отечественной войне, который мы хотим предложить вам посмотреть, - это "Русские люди" К.Симонова. Постановка Бориса Равенских, оформление Евгения Куманькова. Спектакль был поставлен к 30-летию Победы, в 1975 году, критики называли его "сценическим гимном мужеству народа в борьбе с фашизмом".

М.Бабаева
«О пьесе Н.Симонова и спектакле Малого театра»
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю «Русские люди», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов.
Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А.Корнейчука и «Нашествие» Л.Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная. Она волновала людей, звала на подвиг.
И сегодня, по прошествии десятилетий, возвышенная простота «Русских людей» волнует и трогает сердца не меньше, чем в то тяжелое, горестное время, когда смерть была обыденностью, когда весь народ переживал величайший подъем духовных и физических сил в беспримерной в истории человечества схватке с фашизмом.
О них, о русских людях, несмотря на все испытания — горечь отступления, гибель друзей и близких, — сохранивших волю к победе, несгибаемость духовной мощи рассказал в своей пьесе молодой Симонов.
Как и пьесу А. Корнейчука, симоновскую пьесу — от первого слова до последнего — печатали на страницах «Правды» рядом со сводками Совинформбюро. «Русских людей» читали все и везде — в тылу, после изнурительного рабочего дня, и на фронте, в коротких передышках между боями. «Хорошо помню, — вспоминал автор, — как в дни самых тяжелых неудач, мы, люди, которым надлежало через газету рассказывать народу о том, что происходит на фронте, искали и в большом количестве находили тех, рассказ о которых вселял веру в победу».
Первые наброски будущей пьесы, торопливо записываемые в свободные минуты полустершимся карандашом военного корреспондента, и стали началом этого рассказа о самых обыкновенных, встретившихся автору на нескончаемых военных дорогах людских судьбах. Из сплетения характеров, столкновения идей, жизненных фактов, истории любви и ненависти вырастает рассказанная простыми словами очевидца драматическая повесть о народном подвиге, названная двумя единственно верными, всеисчерпывающими словами — «Русские люди»... О подвиге армии, страны, народа, простых солдат, командиров, вчерашних студентов, людей всех профессий, вплоть до сугубо штатских, таких, например, как писатель Панин.
Панин — герой не главный, он один из многих. Одним из представителей этой «кабинетной» профессии, ставших военными корреспондентами, был и молодой поэт, очеркист и начинающий тогда драматург Константин Симонов. Двадцати с небольшим лет, только начав публиковаться и будучи по преимуществу лирическим поэтом, Симонов связал свою литературную и человеческую судьбу с армией. Он сам не раз называл армию своей «школой жизни».
Дни и ночи, месяцы и годы — Халхин-Гол, Монголия, война с белофиннами. С карандашом и блокнотом прошел молодой Симонов военными дорогами, сражаясь рядом с будущими героями своих романов, поэм, пьес и киносценариев. Все четыре года Великой Отечественной он был фронтовым журналистом, корреспондентом «Правды» и воинских газет. «Армия — это прежде всего люди, — говорил он,— это люди, которые первыми принимают на себя тяжелое бремя... в полном сознании того, что первая же минута войны может стать последней минутой их жизни».
«Русские люди» — первый его художественный отклик на события войны, рожденный нелегкими испытаниями, мыслями о том, как и что выявляет война в людях, в народе. Как очищает и высветляет она или, напротив, окончательно разрушает человеческие души.
Театральная судьба пьесы необыкновенна. Она была поставлена практически всеми театрами страны. Ряд спектаклей буквально потряс крупнейшими актерскими открытиями (Б.Добронравов — Сафонов и А.Грибов — Глоба во МХАТе, Д.Орлов — Глоба в Московском театре драмы и другие).
Достаточно необычен и приход молодого драматурга с новой своей пьесой в театр. Режиссер Н.Горчаков получил от автора будущей пьесы (которая предполагалась к постановке в Московском театре драмы) не полный текст, а лишь первый акт, и с ним, с этим первым действием, приступил к работе в единственном из театральных коллективов, еще не эвакуировавшемся из прифронтовой Москвы.
Не прекращались бомбежки, зрители, сидевшие в холодном зале в шинелях и полушубках, в любую минуту готовы были покинуть театр по сигналу боевой тревоги... И, наконец, репетиции новой пьесы по наброску, по четверти текста. Ведь, занеся этот текст в театр и торопливо условившись о следующем сроке, драматург должен был спешить, чтобы не пропустить уходившую ночью на фронт, в действующую армию, корреспондентскую машину. Ему предстояло дописывать пьесу в обстановке, весьма далекой от «кабинетной тиши», и пока полным ходом шли репетиции, пьеса эпизод за эпизодом публиковалась в «Правде» — и сразу же по всей стране появлялись спектакли... При всем различии индивидуальностей и режиссеры, и актеры были застрахованы от творческих ошибок основной особенностью симоновской пьесы — дыханием подлинности. В ней практически нет главных и неглавных персонажей. Предметом сценического рассказа стала душа народная.
О ней, об этой могучей силе народного патриотизма, несгибаемой воле к победе, о том, что не исключительностью отдельных людей, а единством всех в одной цели определяется течение событий, развитие сюжета, судьбы героев, различия характеров, и писал в 1942 году в своем специальном «письме в театр» автор К. Симонов: «Попробуйте представить себе, что вы — двадцать два человека, занятые в пьесе, — принуждены защищать от врага театральное здание, в котором вы репетируете... Когда человеку суждено драться, то даже невольно он станет именно на то место в обороне, к которому по своей природе он больше всего приспособлен и на котором он может оказать больше всего пользы».
В этом своем военном «письме в театр» драматург говорил о скромной роли своей пьесы относительно огромного эпоса, который еще будет рожден войной: «Это будет толстый том, в середину которого пьеса вплетена, как тоненькая тетрадка».
«Тоненькая тетрадка» всего в семьдесят границ машинописного текста... Но страницы ее не поблекли и сегодня. Пьесу Симонова ставят и будут ставить, не просто бережно сохраняя память о том, чем она была для советских людей в начале Великой Отечественной войны. Ее ставят и будут ставить, потому что пьеса эта не утратила своей художественной ценности, и поныне она звучит как торжественный гимн доблести и мужеству, отваге в бою и любви, любви на войне, среди грохота, пепла и смертельной опасности, любви, подобной песне, пропетой негромким, полным глубокого раздумья голосом...
Именно так звучит музыкальный лейтмотив (песня И.Катаева на слова М.Анчарова в исполнении артиста В.Никулина «Ты припомни, Россия...») спектакля «Русские люди» в Малом театре, поставленного в мае 1975 года выдающимся советским режиссером народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии Борисом Равенских, — сдержанно, мужественно и лирично.
Равенских — режиссер масштабных театральных форм, автор спектаклей высокого патетического звучания, своеобразный интерпретатор классической драматургии, ученик Вс.Э.Мейерхольда. Среди его лучших работ — «Власть тьмы» по драме Л.Толстого, «Метель» Л.Леонова, инсценировка по роману Н.Островского «Как закалялась сталь» (сценическая композиция «Драматическая песня»).
Присутствуя на репетициях Б.Равенских, автор согласился с трактовкой своей пьесы, казалось бы, во многом отходившей от принципов «негромкости», сформулированных им самим еще в 1942 году. Спектакль, яркий, пронизанный патетической музыкой Чайковского и Рахманинова, приобретший едва ли не симфоническое звучание, строится на контрастах обыденности и пафоса. Каждая роль стала как бы увеличенным портретом симоновского героя — человека на войне. «Крупным планом» показывает спектакль и героизм, и трусость, и национальный масштаб истинно русских характеров, и мелкотравчатое малодушие потерявшихся в момент решающего выбора людишек. Садистское фиглярство Розенберга — и страшную, крысиную его в корчах смерть. Мучительные раздумья и крепчайшую веру Сафонова. Девичью нежность и беззащитность Вали — и ее же солдатскую неустрашимость перед лицом гибели. Старуху Марфу Петровну, с брезгливым презрением плюющую врагу в лицо, — и иконописную строгость красавицы Марии Николаевны, ни на секунду не теряющей самообладания перед упоенно лицедействующим фашистом...
В дни 30-летия великой Победы впервые прозвучал на сцене Малого театра этот сценический гимн мужеству народа в борьбе с фашизмом. Спектакль не сходит со сцены и сегодня, захватывая души зрителей, пробуждая память, тревожа совесть, вызывая восторг и преклонение перед подвигом народа в Великой Отечественной войне.

Дорогие друзья!

В преддверии 75-летия Победы в Великой Отечественной войне предлагаем вам посмотреть несколько спектаклей нашего театра, которые были поставлены в разные годы и были посвящены героической борьбе нашего народа с фашизмом. Первый из них – «Берег» по роману Ю.Бондарева. Спектакль был поставлен в В.А.Андреевым в оформлении Е.И.Куманькова в 1978 году. Роли исполняли: В.И.Коршунов, Н.И.Корниенко, Ю.М.Соломин, А.С.Эйбоженко, В.В.Кенигсон, В.А.Борцов, А.С.Потапов и другие. Желаем вам приятного просмотра.

14 июня народному артисту России Виктору Андреевичу Борцову исполнилось бы 85 лет. К сожалению, вот уже 11 лет, как этого замечательного артиста и жизнерадостного человека нет с нами, но память о нем жива среди его коллег и друзей. Совсем недавно Малый театр издал книгу Г.М. Полтавской и Н.И. Пашкиной «Виктор Андреевич, выйдите на первый план».

Несколько лет назад большую часть архива Виктора Борцова его супруга Стелла Сергеевна передала Малому театру. Сегодня мы публикуем крохотную часть этого бесценного дара в качестве фотогалереи на нашем сайте. Мы намеренно отказались от публикации фотографий в ролях, предоставив место кадрам, запечатлевшим Виктора Борцова в жизни, на эстраде, в кругу коллег.
Кроме того, предлагаем вам посмотреть передачу "Раскрывая тайны звезд": Виктор Борцов" на канале «Москва 24».

[GALLERY:490]

14 июня народному артисту России Виктору Борцову исполнилось бы 85. Малый театр, в котором любимец всей страны прослужил почти полвека, издал книгу, посвященную жизни и творчеству выдающегося актера. Театроведы Галина Полтавская и Наталья Пашкина, много лет проработавшие в музее легендарного театра, назвали свой внушительный по объему труд «Виктор Андреевич, выйдите на первый план». Выбранные ими второй, третий и все последующие планы создали образу этого талантливого актера и обаятельнейшего человека обрамление более чем достойное.

Времена нынче такие, что книгу об известном, любимом несколькими поколениями зрителей артисте в руки брать боязно: не знаешь, что там под обложкой обнаружишь. «Секрет на миллион», выуженный прыткими борзописцами невесть откуда, с единственной целью — «развенчать» еще одного кумира? Сборник легковесных баек недоказуемого или сознательно искаженного авторства, собранный с миру по нитке, дабы заработать на неутолимой тяге почтеннейшей публики к безудержному и бесконечному веселью? Или откровения «друзей» и «близких», вознамерившихся блеснуть хотя бы в отраженном свете того, кого, в отличие от них, мало вспоминаемых при жизни, помнят и любят спустя многие годы после смерти? Беда в том, что нередко даже название солидного издательства или уважаемой институции не является гарантией того, что призывная обертка не маскирует некое токсичное — или, выражаясь русским языком, неудобоваримое — нечто.

Тем счастливее становится каждая встреча с книгами, составляющими, как этот увесистый том в сдержанном — той простоты, что именуют благородной, — переплете, редкое исключение из этого грустного правила. Знатоки творчества Виктора Борцова радостно улыбнутся, уже только взглянув на название: в свое время неутомимая Маргарита Павловна просила выйти на первый план своего новоиспеченного суженого, теперь настал черед того, кто подарил нам этого яркого, неистощимой витальности героя.

Мало кто знает, что и в одноименной пьесе Леонида Зорина, положенной в основу фильма, и в первоначальном варианте сценария образ Саввы Игнатьевича был прописан куда более мрачным и, более того, местами малосимпатичным, чем тот, что вот уже более трех с половиной десятилетий живет на экране и в нашей благодарной зрительской памяти. Галина Полтавская и Наталья Пашкина знакомят читателей с тем, как Виктор Андреевич с любовью и трепетом «собирал» эту роль из черточек реальных людей своего оренбургского детства. А колоритные немецкие фразы и словечки, по свидетельству его школьных друзей, актер «позаимствовал» у учительницы немецкого: это была такая отсроченная во времени благодарность педагогу, который мог, но не стал портить аттестат талантливому ученику, не слишком блиставшему знаниями по предмету.
Рукастый, великодушный и неунывающий Савва Игнатьевич принес Виктору Борцову любовь всей страны. Однако сам артист, отдавая ему должное, не раз признавался, что, к великому его сожалению, этот персонаж затмил другие, не менее дорогие для него роли в «Первом троллейбусе» и «Визите дамы», «Ультиматуме» и «Джокере», в телесаге о сельском участковом Анискине и даже, как ни странно, в «Гардемаринах». Первое появление в кадре Гаврилы — «А кто для румян кармин будет смешивать, извиняюсь, с крепким аммиаком?» Одна фраза, но то, как она составлена и как произнесена, мгновенно выдает почерк настоящего мастера. Кстати, именно Виктор Андреевич, основательно проштудировавший массу источников по русской истории елизаветинской эпохи, в том числе и о том, как она выбирала невесту для своего преемника, подбросил Светлане Дружининой сюжетную основу для продолжения гардемаринских приключений.

Отдадим должное Галине Полтавской и Наталии Пашкиной за предпринятую ими мужественную попытку объять необъятное. Не секрет, что очерк творчества, как правило, освещает какую-то одну сторону — либо кино, либо театр, а если их и пытаются совместить, стилистические, композиционные, а то и фактографические перекосы мешают целостному восприятию «портрета». В данном же случае авторы сочли возможным уделить внимание практически всем сколько-нибудь заметным киноролям Борцова, причем сделали это не только привлекая большое количество источников, но и не пренебрегая, что для исследований, ориентированных на академическую точность и скрупулезность, большая редкость, откликами зрителей, опубликованными в интернете.

Тем не менее кинематограф никогда не мог вытеснить из сердца Виктора Борцова главную любовь его жизни — театр. На сцене Малого, куда он был принят сразу по окончании Щепкинского училища вместе со своими не менее талантливыми однокашниками — Юрием Соломиным и Романом Филипповым, он сыграл не один десяток ролей. Далеко не все они были главными, но о большинстве из них авторам нашлось что сказать. Думается, могли бы и больше, но тогда фолиант получился бы просто неподъемным. Потому, что они не ограничились только анализом созданного Виктором Борцовым на сцене и на экране, но постарались как можно точнее и полнее отразить эпоху, создавшую его самого.

История его родного Оренбурга рассказана с чисто карамзинской увлекательностью и подсвечена целой россыпью имен: Пелагея Стрепетова, Вера Комиссаржевская и Айседора Дункан, Крылов, Державин и Аксаков, Александр Жемчужников, один из «крестных отцов» Козьмы Пруткова, и знаменитый палеонтолог и писатель Иван Ефремов. На заднем плане возникают и личности совсем уж неожиданные, вроде Мориса Дрюона, предки которого — семейство Леск, впоследствии эмигрировавшее во Францию, — жили по соседству с бабушкой Вити — Александрой Ивановной.

Перелистывая страницы истории, авторы не прибегают к фигурам умолчания. Отец Борцова, Андрей Сергеевич, был репрессирован. Мимо дома на улице Володарского, где прошло детство артиста, по праздникам двигались колонны демонстрантов, а в другие дни — этапы ссыльных, шедших пешком в окружении конвойных с собаками. Маленький Витя наблюдал за ними из окна, прячась за занавесками. Вера Николаевна Пашенная, на чьем курсе Борцов учился в «Щепке», всю жизнь тщательно скрывала ото всех, что продолжает общаться со своей горячо любимой старшей сестрой Екатериной, эмигрировавшей во Францию. Анатолий Эфрос дважды приглашался на постановку в Малый театр, но оба раза спектакли так и не увидели света рампы. Все это было. Но было ведь не только это.

Авторы с легкостью пересекают границы жанров, встраивая в — и без того многослойное — повествование «новеллы» о наставниках, старших и младших коллегах, друзьях героя: Михаил Царев, Игорь Ильинский, Константин Зубов, Юрий Соломин, Роман Филиппов, Леонид Броневой — список, разумеется, далеко не полон.
В былые времена хорошо написанные, важные и нужные человеку книги называли подлинными учебниками жизни. Впоследствии само понятие «учебник» было дискредитировано настолько, что оно начисто лишилось какой бы то ни было позитивной коннотации. При этом адекватной для нашей ментальности замены, ломать — не строить, ему так и не нашли. Что лишь доказывает точность и незаменимость понятия. Эту книгу полезно было бы включить в список если уж не основной, то хотя бы дополнительной литературы для студентов всех театральных специальностей — от гримеров и бутафоров (прочитавший ее согласится, что эти профессии названы отнюдь не ради красного словца) до актеров, режиссеров и продюсеров включительно. Впрочем, по этому «учебнику» можно не только историю отечественного театра изучать, но и историю самого Отечества. Чтобы родившиеся в XXI веке смогли понять, как это их не таким уж и далеким предкам удавалось в ХХ столетии жить и для радости, и для совести.

Виктория Пешкова, "Культура", 13 июня 2019 года

14 июня долгое время было особой датой в жизни Малого театра. В этот день праздновали рождение сразу три артиста: Анатолий Михайлович Торопов, Александр Сергеевич Потапов и Виктор Андреевич Борцов. Случалось это, как правило, на гастролях и превращалось в настоящий шумный праздник. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию статью Ольги Петренко, опубликованную в майском номере журнала «Страстной бульвар. 10» и посвященную одному из сегодняшних именинников – народному артисту России Виктору Борцову.

20 мая исполнилось ровно 10 лет, как от нас ушел Виктор Андреевич Борцов - чудесный человек, великий артист, один из лучших в истории Малого театра. Вспоминая его в этот день, хочется обратиться к истокам творческой биографии Борцова, поговорить о некоторых ролях мастера.
Виктор Андреевич Борцов красив, как Зевс-олимпиец - высокий рост, стать, орлиный нос, голубые глаза... Неудивительно, что многие режиссеры, с которыми сводила артиста судьба, шли по пути наименьшего сопротивления, предлагая ему роли романтических героев. Еще школьником Борцову довелось сыграть и Жадова в «Доходном месте», и пушкинского Самозванца. А он мечтал о характерных ролях, о Тихоне и Кудряше. Но играл Бориса.

Вспоминается давний разговор.
- Виктор Андреевич, откуда у вас любовь к простакам? Ведь это амплуа совершенно не соответствует вашей внешности!
- Да, это трагедия моей жизни... Ну, не трагедия - проблема. Как у каждого человека, полюбившего театр, все началось очень рано, еще в детском возрасте.
Виктор Борцов родился и вырос в Оренбурге. Он рано лишился матери, отца же арестовали в 1937 году - доносчик претендовал на комнату, в которой жила семья. «...Были времена, когда по улицам вели заключенных. Этапом. И с собаками. В Сибирь, пешочком».
Через год Андрея Сергеевича Борцова выпустили из тюрьмы, впоследствии он работал на предприятии Заготзерна. Во время войны отец женился во второй раз. Витю в основном воспитывала бабушка. 14 июня 1941 года ему исполнилось семь лет, а вскоре началась война. Вспоминая о тех страшных днях, многие рассказывают, как моментально опустели полки в магазинах - люди скупали все. В основном, конечно, продукты. А в Оренбург как раз привезли книги. Витя несколько часов отстоял в очереди, зажав деньги в кулачок. Он еще не умел читать и взял первую попавшуюся книжку. Впрочем, теперь его выбор не кажется случайным - это оказалась сказка о театре.
Оренбург военных лет можно по праву назвать культурным центром Приуралья - в город, находившийся в глубоком тылу, были эвакуированы театральные коллективы со всего Советского Союза. Витя оказался благодарным зрителем - он ходил и в цирк, и в оперетту, и в кукольный театр, а позже и в драму. Виктор Андреевич помнил свои первые театральные впечатления. Пьеса называлась «Серебряный кролик». «Это я смотрел в таком возрасте, что, когда сказали: «Я вам сейчас открою страшную тайну», - я у отца спросил: «Что такое «тайна»?» Но тогда я не сказал, что буду артистом, надел, правда, бабушкино платье и станцевал канкан на крыльце, что было воспринято как заболевание».

Самодельный кукольный театр, радиопередачи «Театр у микрофона», «Сорочинская ярмарка», поставленная вместе с друзьями и сыгранная на коммунальной кухне у бабушки, - в конце концов, Витя пришел в Дом пионеров, где начал заниматься в нескольких драмкружках сразу. Репертуар составляли пьесы, печатавшиеся в журнале «Пионерский затейник», - «Страшный враг», «Дружба», «Снежок»... Ставили и классику, например, «Невольниц» А.Н. Островского, где Борцову достался Мулин. «В Доме пионеров я сыграл ролей 10 комедийных, и с этого все началось».
Причина, по которой ему перестали давать характерных персонажей, была банальной: мальчик сильно вырос. К этому времени он уже занимался в ТЮЗе, где «на простака назначали другого. Я очень переживал, когда мне, ученику 7-го класса, дали Жадова. По-моему, это ошибка, это говорит о том, что преподаватель ставит спектакль для себя. Поэтому я стал читать с эстрады». В свой репертуар Борцов включал стихи Твардовского, рассказы Шолохова и Виктора Ардова.
В десятом классе он уже выходил в небольшой роли на сцену Оренбургского областного драматического театра им. М. Горького. Там в это время служил еще один артист, которому суждено было стать знаменитым. Борцову он запомнился ролями молодого Ленина и Петьки в пьесе о Чапаеве. Звали артиста Леонид Сергеевич Броневой.

...Решение Борцова поступать в театральное училище не удивило даже военкома, которого Виктор, как военнообязанный, должен был поставить в известность о своих планах. «В артисты? Туда тебе и дорога!» И летом 1953-го Виктор Борцов поехал в Москву. В тот год курс в Щепкинском училище набирала легендарная Вера Николаевна Пашенная. Борцов поступил сразу. ...Еще в первом классе, посмотрев утренник в оперетте, он подошел к отцу и тихо сказал: «Наверное, я буду артистом...» Напророчил!

Курс, на котором учился Борцов, помимо самого Виктора Андреевича, подарил Малому театру еще троих замечательных мастеров - Романа Филиппова, Алексея Эйбоженко и Юрия Соломина, нынешнего художественного руководителя ГАМТ. Юрий Мефодьевич Соломин - крайне занятой человек, чье время расписано по минутам, но о Борцове мы проговорили целый час.

«О нем надо писать большие тома, книги. Познакомились мы в 1953 году. Когда в Щепкинском училище проходят отборочные туры, абитуриентов обычно делят на десятки. Мы с Борцовым и Романом Филипповым попали в одну десятку, и потом все приемные экзамены сдавали вместе. Виктор сразу произвел на меня определенное впечатление, потому что он прирожденный артист, - во-первых, у него были великолепные данные, а во-вторых, я слышал, как он читал. А потом мы вместе учились четыре года, жили в общежитии - семь человек в одной комнате...

Артист он прекрасный и очень самобытный, каких не только в Малом театре, но вообще мало. Борцов самобытен во всем: вся его логика, его жизнь и психология необычны, очень честны и бескорыстны. У Виктора театр всегда стоял на первом месте. Это началось еще со студенческой скамьи. Нет такого спектакля, который бы он не посмотрел за время учебы. Уже работая в Малом, он ездил на все премьеры Товстоногова в тогдашний Ленинград. Он все знает о театре, это удивительно!»
Впрочем, любовь Виктора Андреевича к искусству частенько имела курьезные последствия.
«Когда шла сессия, - продолжает Юрий Соломин, - и на следующий день предстоял экзамен по истории КПСС или еще что-нибудь, мы вечером и ночью готовили шпаргалки, предварительно распределив, кто что будет писать. Борцову тоже полагалось что-то написать, но его не было ни в 10, ни в 11, ни в 12 часов ночи... Он мог прийти в час, когда мы, бездыханные, без каких либо ощущений и эмоций, уже лежали по кроватям, - открывалась дверь и в проеме, свет оттуда падал, появлялся Борцов. Очень долго вздыхал, кряхтел, искал, на кого бы направить свои эмоции, - ему нужно было выговориться! Моя кровать стояла у окна. Он подходил ко мне, смотрел, потом присаживался, чтобы понять, сплю я или нет, но, в конечном счете, всегда заговаривал. К примеру, вот это я запомнил, как он долго сидел, кряхтел, а потом сказал: «Был во МХАТе... Видел Ливанова». (Ливанов был его любимцем.) Тут все соскакивали с кроватей, начинали кричать, что мы в поту, как негры работали, писали шпаргалки!.. Борцов молча выслушивал, а у нас был однокурсник Игорь Карпов, старше остальных, отслуживший армию, мы ему доверяли, и он говорил: «Не давать ему шпаргалок, пусть как хочет, так и сдает!» И рано утром мы уходили, засовывая шпаргалки во все места, куда только можно, а Виктор спал детским сном, не думая ни о каких экзаменах. И когда все уже было позади - часов в двенадцать, после хорошего завтрака, появлялся розовый, улыбающийся Борцов и спрашивал: «Ну, как там?» Но уже были получены устраивавшие всех отметки, и мы говорили: «Ну ладно, дайте ему тоже шпаргалки!» ...Честно говоря, я ему завидую, потому что столько, сколько видел он... Теперь думаешь: «Надо было в ЦДРИ пойти, в Дом актера, посмотреть тот спектакль, другой спектакль», и так далее, и тому подобное... Борцов был свободен, как птица. Конечно, есть обязанности, есть дом, - это все понятно. И все равно внутренне, я вижу, он свободный человек, как Петя Трофимов говорит: «Я свободный человек!»

На сцену Малого театра Виктор Борцов впервые вышел студентом IV курса. Шло лето 1957 года, только-только началась хрущевская оттепель. Среди реабилитированных вскоре после XX съезда оказался публицист Виктор Кин (Суровикин), расстрелянный в 1937 году. Особой популярностью пользовался в 50-е его роман «По ту сторону», посвященный героям Гражданской войны на Дальнем Востоке. Был снят одноименный фильм, а в Малом театре Андрей Александрович Гончаров поставил спектакль «Когда горит сердце». Премьера была приурочена к Международному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Главные роли репетировали молодые актеры Виктор Коршунов и Никита Подгорный, но в связи с их занятостью на съемках назначили второй состав. Юрия Соломина взяли дублером Подгорного, Виктор Борцов разделил роль с Коршуновым.

...Сюжет был прост - два комсомольца, Безайс (Соломин) и Матвеев (Борцов), пробираются через Сибирь на Дальний Восток, чтобы по заданию партии организовать там революционное подполье. В Хабаровске они вступают в борьбу с белогвардейцами, Матвеев лишается ноги, но продолжает сражаться, как может, - расклеивает листовки. В финале герой погибает. «Спектакль был очень сильный и яркий, он делался по заказу комитета комсомола Малого театра, чтобы там играла одна молодежь».

Несколько лет после «Когда горит сердце» Борцову давали только вводы или совсем небольшие роли: «...играли детей в «Песне о ветре», других спектаклях. Как всегда, доля начинающего артиста - играть сначала очень молодые роли, как говорится, до грудных младенцев». Впрочем, в Малом быстро разобрались с амплуа Борцова, разглядев во внешности лирического героя черты простака. Борцов стал получать характерные роли, сыграв одного за другим Горецкого в «Волках и овцах» А.Н. Островского, Швандю в «Любови Яровой» К. Тренева и Валерьяна в пьесе Виктора Розова «Перед ужином».
Революционный матросик Швандя, весельчак и балагур, чьим прототипом послужил знаменитый полярник Иван Папанин, был и остается мечтой многих комедийных артистов. Не стал исключением и Борцов. Из интервью Виктора Андреевича оренбургской газете «Южный Урал»: «Рассказ Михаила Шолохова «О Колчаке, крапиве и прочем» в какой-то степени определил поворот в моей жизни. С этим рассказом товарищи привели меня к Игорю Ильинскому. И он сказал: «Надо готовить Швандю». Правда, Швандю я сыграл много позже, но фраза такая была».
Борцов шел к одному из своих любимейших персонажей целых три года. За время, прошедшее со дня премьеры «Любови Яровой» (постановка Игоря Ильинского и Вениамина Цыганкова), он успел сыграть в этом спектакле второстепенные роли Рабочего, Гражданина и красноармейца Григория. Швандя случился внезапно - заболел Виталий Дмитриевич Доронин. В театре знали, что Борцов еще в детстве играл Швандю, но ведь в драмкружке тогда поставили не пьесу целиком, а только небольшую сценку!

...Он ввелся на эту роль, сложную и разноплановую, большую по объему, всего за два дня, поразив режиссера и партнеров сплавом яркого комического и лирического дарования, не говоря уже о феноменальной памяти.
«...Когда я сыграл Швандю, Грузинский сказал: «Его Пашенная не раскрыла, а он сам себя раскрыл».
А вот что написал Игорь Ильинский в своей книге «Со зрителем наедине»: «В спектакле «Любовь Яровая» очень хорошо сыграл роль Шванди - роль, в которой сочетаются юмор и романтика, - актер Малого театра Виктор Борцов. Образ молодого матроса, поднятого волной Октябрьской революции, получился у него пылким, непосредственным. В. Борцов хорошо несет чистоту этого образа, веру в революцию».

* * *
Сниматься в кино и на телевидении Борцов начал еще в 1959 году. Среди фильмов с его участием - «Песнь о Кольцове», «Первый троллейбус», «Верьте мне, люди», «Баллада о старом оружии», «И снова Анискин», «Визит дамы», «Дневной поезд», «Гардемарины, вперед!», «Хождение по мукам»... Перечислить все работы Виктора Андреевича просто невозможно. Но о его главной кинороли разговор особый.
...Вы можете жить в Саратове, Иркутске, Мышкине, никогда не побывать в Москве и, соответственно, в Малом театре, но при наличии телевизора вы хотя бы раз в жизни видели «Покровские ворота». За прошедшие десятилетия фильм разлетелся на цитаты, прямо как «Горе от ума». Кто же не помнит: «Я вся такая внезапная, вся такая противоречивая», «высокие, высокие отношения», «натюрлих, Маргарита Павловна!», и - надпись на часах мужу: «Спасибо за сладостные секунды!» Этот сомнительный комплимент выгравировал по заказу дамы Савва Игнатьевич Ефимов. Кстати, фамилия Саввы в народном сознании как-то не прижилась, да и зачем она эпическому герою?! Большой, красивый, жизнерадостный и простодушный, Савва Игнатьевич - находка для любой женщины: и мастер на все руки, и подчиняется беспрекословно. Его совершенно не смущает существование бок о бок с недотепой Хоботовым, первым мужем Маргариты Павловны. «В нем есть нечто подлинное», - говорит после знакомства с Саввой потрясенный Глеб Орлович, и с ним нельзя не согласиться.
«Покровские ворота», помимо прочих достоинств, отличает великолепный актерский состав. Партнерами Борцова были Олег Меньшиков, Инна Ульянова, Анатолий Равикович, Леонид Броневой, Софья Пилявская, Елена Коренева, Елизавета Никищихина, Игорь Дмитриев, Татьяна Догилева... Отдать предпочтение кому-нибудь из них было бы несправедливо, и все же Инна Ульянова, сыгравшая Маргариту Павловну, советский вариант femme fatalе, стоит особняком.
«Мы тогда впервые встретились в работе. Меня поразила одна вещь - огромный патлатый мужчина с удивительно детским выражением глаз. Он на редкость порядочный человек во всем - в отношениях с партнером, с режиссером, в быту. Мне надо было играть любовь, ну, это естественно, ведь Савва Игнатьевич нравился Маргарите Павловне, - и я себя ловила на том, что мне не приходится особенно насиловать свою природу. Нет, не потому что я была влюблена, просто было приятие этой личности - наивной, в чем-то бесконечно трогательной. На съемках меня совершенно потрясло бережное и достойное отношение Виктора Андреевича к своей профессии. Я видела, как он точен, собран, знает все, что касается дела. К концу съемок мы подружились, потому что Броневой Лёнечка немножко другого склада, Равикович все время был в разъездах... С Виктором мы и сейчас перезваниваемся, обмениваемся впечатлениями о спектаклях. Первый, кого я зову на свои просмотры, пробные еще, ну, знаете, чтобы сидел «свой» человек, чтобы было понятно, - это Виктор Андреевич. Потому что у него есть и чуткость, и знание профессии, и я уверена, что если он даст какой-то совет, то это всегда «до дела». Ведь партнерство - это не только любезность и хорошие взаимоотношения, это еще и умение видеть. Он - видит. Он не обо всем говорит, но мимо него ничего не проходит. Он трогательный, потрясающий человек. Общаться с ним - одно удовольствие».
- Инна Ивановна, почему Маргарита Павловна, «женщина сказочного ума», предпочла человека, на несколько, если не на много, интеллектуальных ступенек ниже себя?
- Знаете, Оленька, я ведь над этим не задумывалась... Но мы ведь еще забываем ту сторону, Хоботова - изнервленного интеллектуала: «Тебе бы любой в редакции щелчки давал, убогий, и ты бы загнулся, если бы не я!» Хоботов говорит: «Ну да, у него же все в руках горит!» - «Это у тебя горит, а у него все работает!» И ведь Савва Игнатьевич еще крепкий мужчинка! Тогда он был просто роскошный, особенно за станком. Он еще и музыкален, паразит, «Розамунду» пел он сам. И то, что Маргарита Павловна держит обоих, это не какой-нибудь там Фрейд, это обыкновенная ситуация, поскольку Хоботов одинок, поскольку - интеллект, поскольку Рембо, Вийон и тому подобное, а у этого - дрель».
Справедливости ради замечу, что в одном из интервью Михаил Козаков дал куда менее эротичную, но тоже интересную трактовку поведения Маргариты Павловны: Хоботов - это интеллигенция, Савва Игнатьевич - простой народ, а сама Маргарита Павловна - Советская власть. В общем, «истина где-то рядом».

* * *
Свою первую чеховскую роль Виктор Борцов сыграл непростительно поздно. Так уж случилось, что Чехов, чьи ранние пьесы предназначались именно для Малого, смог занять достойное место в репертуаре нашего театра только во второй половине прошлого века - в 1959 году Борис Бабочкин поставил «Иванова», в 1988-м Борис Морозов - «Лешего», а в 1993-м Сергей Соловьев - «Дядю Ваню». В соловьевском спектакле, тонком, изящном и неторопливом, пронизанном осенней чеховской тоской и горечью крушения надежд, Борцов сыграл Илью Ильича Телегина, «по причине рябого лица» прозванного Вафлей. Этот Вафля - одинокий обедневший помещик, сразу после свадьбы брошенный женой и отдавший все свое состояние ее детям, рожденным вне брака. Имение, в котором разворачивается действие пьесы, принадлежало когда-то дяде Ильи Ильича, и теперь он приживал у Войницких.
Добрый, трогательный и наивный идеалист, привыкший ставить чужие интересы выше собственных, Телегин-Вафля вобрал в себя черты не только своего «предшественника» Дядина-Вафли, но и Ивана Ивановича Орловского - Сонино «крёстненький» и оговорка Елены Андреевны, назвавшей Телегина Иваном Ивановичем, - прямая отсылка ко «всеобщему утешителю» из «Лешего». Но, в отличие от персонажей «Лешего», борцовский Вафля изначально чувствует всю бесперспективность попыток примирить близких ему людей, и его восторженная реплика «Погода очаровательная, птички поют, живем мы все в мире и согласии - чего еще нам?» - так и повисает в воздухе.
Из почти трех часов, что идет спектакль, Борцов находился на сцене от силы минут тридцать, а все Вафлины реплики могли бы уместиться на полутора-двух страничках. Но для создания образа актеру достаточно было нескольких точных штрихов. Вот Вафля, держась на почтительном расстоянии от Серебряковых, появляется в саду; на нем измятый мешковатый костюм и нелепая панама. Большой и неуклюжий, он все время жмется по углам, боясь показаться назойливым и помешать. Порой в нем просыпается чувство собственного достоинства, и Вафля начинает отстаивать перед дядей Ваней свои наивные идеалы или давать отповедь Елене Андреевне, не знающей его имени-отчества. Но в большинстве случаев он просто покорно тушуется, не будучи в состоянии противостоять ни грубости дяди Вани, ни хамству Астрова. Есть что-то детское в том, как во время беспорядочной пальбы дяди Вани по профессору Серебрякову Вафля пытается спастись, взобравшись на садовую скамейку.
Борцов играел изумительно, лишний раз подтверждая старую театральную истину, что маленьких ролей не бывает. Его Вафля - такая же бесспорная удача спектакля, как дядя Ваня Юрия Соломина, Серебряков Юрия Каюрова или старая нянька Марина Елизаветы Солодовой.

* * *
...И, конечно же, любимый автор Борцова, - Александр Николаевич Островский. В репертуаре Малого театра его пьесы занимают особое место: «Мне кажется, что сейчас кроме Островского вообще ничего не надо ставить». Артист, чье имя - Виктор Борцов - словно взято у самого драматурга, в свое время играл Петра в «Лесе», Досужева в «Доходном месте», Ахова в пьесе «Не все коту масленица». Первой «островской» ролью Борцова стал бесшабашный Клавдий Горецкий. А спустя сорок с лишним лет «Волки и овцы» вернулись в репертуар Виктора Андреевича - в постановке, осуществленной режиссером Виталием Ивановым, артист сыграл одного из центральных персонажей, богатого помещика Михаила Борисовича Лыняева.
В «островском» репертуаре Виктора Борцова купец Большов из спектакля «Свои люди - сочтемся!» (режиссер Александр Четвёркин) занимает особое место. В большинстве пьес драматурга, разбирая того или иного персонажа, следует плясать от печки, то бишь от имени героя. Однако «Самсон Силыч Большов» - такое же имя-обманка, как, скажем, «Сила Ерофеич Грознов» в «Правде - хорошо, а счастье лучше». В отсылке к библейскому персонажу заключены уязвимость и двойственность замоскворецкого купца: Самсон Большов совсем не то, чем кажется самому себе. Он абсолютно искренен, когда распекает стряпчего Рисположенского (великолепная работа Владимира Носика) за пристрастие к «рюмочке», хотя для Самсона Силыча трезвость тоже не является нормой жизни. Лежащая в основе сюжета афера - объявить себя банкротом, чтобы не расплачиваться с кредиторами, - вызвана исключительно жадностью Большова. «Самсон Силыч купец богатейший, - рассуждает приказчик Лазарь Елизарыч, -...все это дело... так, для препровождения времени затеял». Однако погоня за барышом не мешает Большову оставаться по-своему совестливым человеком: «У меня кредиторы богатые, что им сделается!» - говорит он в свое оправдание.
Двойственность персонажа читается и в его манере одеваться: вернувшись из города, куда он ездил по делам, Большов снимает цилиндр, скидывает элегантное летнее пальто, под которым обнаруживается простая рубаха, - и моментально из европейца, барина превращается в самого заурядного мужика.
И вообще, есть в этом незадачливом аферисте что-то детское. Непосредственность, с которой Самсон Силыч упоминает о своем «расходившемся геморрое», просто умиляет. И еще - поразительная доверчивость Большова-Борцова: и Лазарь, и Рисположенский всем ему обязаны, называют своим благодетелем, - значит, не подведут! Впрочем, Лазарю все же устраивается проверка: нужно видеть, с каким неподдельным любопытством Самсон Силыч, надев очки, разглядывает пущенную приказчиком слезу - последнее доказательство его преданности хозяину. А, убедившись, что Подхалюзин - «свой человек», готов в придачу к дому и лавкам отдать ему в жены единственную дочку Липочку.
Тема дочери возвращает нас не только к ветхозаветному Самсону, погибшему из-за женской подлости, но и к королю Лиру. И если в первых трех действиях Самсон Большов воспринимается как чисто комедийный персонаж, то в финале эта роль окрашивается в трагические тона. Островский отводит Самсону Силычу и Липочке всего шесть общих сцен, причем в одной из них персонажи даже не обмениваются репликами.

...В доме Большовых радостное событие - вот-вот приедет свататься «благородный» жених. Суетится и причитает Аграфена Кондратьевна (Людмила Полякова), Липочка застыла в блаженном оцепенении... И только отец семейства, грузно развалившись в кресле, кажется, не разделяет всеобщей эйфории. На просьбу жены: «Да приголубь ребенка-то, что как медведь бурчишь!» Самсон Силыч, словно нехотя, отвечает: «А как мне еще приголубливать-то? Ручки, что ль, лизать, в ножки кланяться? Во какая невидаль! Видали мы и понаряднее». Вот как такими словами передашь отцовскую любовь?! Борцов, с его трепетным отношением к авторскому тексту, произносит все бранные тирады Большова от и до. Но взгляните артисту в глаза: с какой нежностью любуется Самсон Силыч разряженной, как рождественская елка, Липочкой! И вовсе не из самодурства отдает Большов дочку за приказчика, когда срывается прежнее сватовство, - он уверен, что Липочка будет счастлива с Подхалюзиным.
А они и впрямь чудесно подошли друг другу: «обзавелись торговлей, домишко отделали», нашили Липочке бальных платьев, а обанкротившегося «тятеньку» отправили в долговую яму.
В IV действии Самсона Силыча ненадолго отпускают домой собрать денег и расплатиться с кредиторами. Он настолько подавлен произошедшими с ним переменами, что сперва даже не понимает, что помощи ждать неоткуда. Но если Лазарь хотя бы ссылается на то, что деньги тестя нужны ему как стартовый капитал, то Липочка и не скрывает, что просто хочет жить в свое удовольствие.
«Ничего тяжелого в этой пьесе нет. Просто сам себя человек обманул. Роль позволяет, ее можно играть одной краской - резонер или комик, который потом не возьмет последнюю сцену. Большов ведь с жиру бесится, барыш получить хочет. Из-за этого все и затевается. Потом он доволен, что и дочь замуж выдает, и обманет всех, а кончается тем, что он сам себя сажает в яму. Но того, что делает дочь, Большов не ожидал. Тут уж начинается трагедия...»
Трагедию Борцов играет тихо и скупо - Большов не кричит, никого не проклинает, не боится, что скажут люди, - ему перед Богом стыдно: «Вы подумайте только, каково по Ильинке-то идти. Это все равно, что грешную душу дьяволы по мытарствам тащат. А там мимо Иверской, как мне взглянуть-то на нее, на матушку?.. Знаешь, Лазарь, Иуда - ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем...»
Со сцены артист уходит в полной напряжения тишине - трудно аплодировать, когда ком стоит в горле.

* * *
Александр Коршунов занимал Борцова в двух своих спектаклях по Островскому, «Трудовом хлебе» и «День на день не приходится»: «Он ничего не просчитывает, не выстраивает свою роль математически, а всегда идет за интуицией. Как актер Виктор Андреевич необычайно органичен, во всем, что бы ни играл, он всегда убедителен и абсолютно достоверен. Знаете, есть актеры-явления, актеры-личности. Ну, Бог так задумал: родился человек именно для того, чтобы быть актером и никем другим. Про кого-то можно сказать: да, он профессионал, но мог бы заниматься и еще чем-нибудь. А Виктор Андреевич - из тех, кто именно родились артистами».

Борцов служил в Малом театре более 60 лет - и вот уже 10 лет, как его нет с нами. Для всех, кому посчастливилось соприкоснуться с Виктором Андреевичеем, он был и остается носителем замечательных человеческих качеств, эталоном высочайшего профессионализма. За прошедшие годы выросло несколько поколений зрителей, никогда не видевших Виктора Борцова на сцене. Слава Богу, что существуют записи спектаклей с его участием, остались десятки фильмов - vita brevis ars longa.

В серии «Библиотека Малого театра» готовится к печати книга Г.М. Полтавской и Н.И. Пашкиной «Виктор Андреевич, выйдите на первый план», посвящённая народному артисту России В.А.Борцову. Издание увидит свет в 2017 году. Предлагаем вниманию наших читателей фрагменты заключительной главы.

Все знают его как неунывающего балагура, мастера на все руки Савву Игнатьевича из легендарного телефильма «Покровские ворота». Но и в кино, и особенно в Малом театре, которому харизматичный и бесконечно обаятельный Виктор Андреевич Борцов служил всю свою жизнь, он сыграл множество ролей не менее сложных и интересных. Среди них персонажи отечественные и зарубежные, герои современных пьес и классических произведений. А самыми выдающимися достижениями артиста стали образы драматургии А.Н. Островского, идеальным исполнителем которых он был. О творческом пути и неизвестных фактах биографии В.А.Борцова рассказывают авторы книги, лично его знавшие, а также коллеги, партнёры по сцене, друзья и родственники артиста. Фразой, вынесенной в заголовок, хотелось бы выразить наше искреннее восхищение артистом и человеком Виктором Андреевичем Борцовым. От него самого мы при различных обстоятельствах слышали её много раз. А теперь с чувством глубочайшего уважения и бесконечной благодарностью возвращаем Виктору Андреевичу эти комплиментарные слова.

Придуманное не самим актёром, но именно им так удачно найденное, литературное высказывание было одним из любимейших его присловий. Когда-то, в далёкие восьмидесятые годы, Виктор Борцов сыграл сначала на сцене, а потом и на телеэкране роль приказчика Северьяна из бажовской «Малахитовой шкатулки». Инсценировка для спектакля Малого театра «Каменный цветок» была сделана сразу по нескольким произведениям писателя-фольклориста Павла Бажова. И Виктор Андреевич, работая над ролью, по своей неизменной привычке стал внимательно изучать литературную основу спектакля, с головой углубился в наследие уральского сказителя. Перечитал все его сказы, выискивая в них необычные, ярко окрашенные «словинки». И откопал в какой-то из сказок прелестную, забавнейшую фразу: «Дозвольте замереть в глубоком бонжуре»

Найденная и так полюбившаяся фраза навсегда осталась в лексиконе Виктора Андреевича. Многих работающих в Малом театре он приветствовал при встрече этим забавным, навсегда вошедшим в нашу память выражением. Потому что, здороваясь словами своего отрицательного героя с друзьями и коллегами, Виктор Андреевич, в отличие от хитрого Северьяна, вкладывал в бажовские «словинки» совсем иные чувства. У него эта великолепная фраза, несмотря на её лёгкий ироничный оттенок, звучала не наигранно, а как искреннее и открытое выражение симпатии к тому человеку, кого он так экстравагантно, с таким театральным шиком приветствовал. Он нисколько не фальшивил – в самом деле так чувствовал и не считал нужным скрывать свою приязнь и уважение. И его благодушная, радостная, несколько даже восторженная улыбка подтверждала искренность и эмоциональный накал его чувств.

Вторая коронная, часто повторяемая и также всем нам полюбившаяся фраза Виктора Андреевича была «Горжусь, что знаком». Он произносил её, специально чуть повышая голос и даже несколько пафосно, стремясь не только громкими словами, но и самой интонацией, с которой они проговаривались, подчеркнуть признание каких-то заслуг или личных качеств человека, которого он приветствовал столь высоким слогом.

Нас как историков театра особенно трогало его трепетное отношение к прошлому Малого театра и к его мастерам, ушедшим в вечность. Он изучал историю любимого театра и по мемуарным источникам, и по материалам, представленным в музее. В свои молодые годы он вообще был одним из завсегдатаев залов экспозиции нашего музея На каждом спектакле, когда начинался антракт, он бежал туда, в три больших зала, где помимо других экспонатов стояли тумбы-вертушки, которые можно было перелистывать и видеть фотографии актёров в различных ролях. «Мы смотрели на наших актёров в разных гримах и костюмах, читали подписи, рассказывающие, в каких ролях и в каких пьесах они запечатлены, и понимали, что это есть, существует, или всё это было раньше,– рассказывал Виктор Андреевич. – Это действовало невероятно. И вот так каждый антракт поднимались на 2-й ярус в залы музея и наслаждались».

О своих предшественниках, и легендарных, и более скромно оценённых современниками и потомками, Виктор Андреевич буквально с придыханием говорил нам и другим своим собеседникам не раз. Всё, что он рассказывал, теперь восстановить невозможно. Но однажды, готовя телепередачу о Борцове, удалось записать его проникнутый любовью к своим коллегам по сцене монолог: «Каждый актёр нашего театра – это целая школа. Многих из тех, кто запечатлён на этой галерее, я уже застал. Добра я видел от них очень много. Моя замечательная учительница, великолепная актриса Вера Николаевна Пашенная как-то сказала: „Важно, кто будет рядом”. Я пытался быть рядом с нашими великими стариками. Я молодым человеком пришёл в Малый театр, со всеми играл, и почти каждый вызывал и тогда, и сейчас моё восхищение.

Вот Зубов Константин Александрович. Его я даже хоронил. Он – ученик Сорбонны, учитель Паши Луспекаева. В «Порт-Артуре» бесподобно играл Стесселя. Весь его репертуар того периода я застал. Он руководил Малым театром. При нём дисциплина была – что-то невероятное.

С Владимиром Александровичем Владиславским я очень долго играл в „Волках и овцах” Горецкого. Для меня это настоящее счастье. Он исполнял свою гениальную роль Чугунова совершенно потрясающе. Вершина всего, великая школа, невероятное мастерство! Чудо, просто чудо!

Светловидов Николай Афанасьевич – тоже замечательный артист. Начинал с амплуа любовников, но вообще-то он настоящий комик. Пётр Александрович Константинов – ученик Алексея Попова. Занимался также у Н.К.Яковлева, И.А.Рыжова и у М.Н.Кедрова. Органика у него первейшая. Это было так: как он говорил за столом, так он говорил и на сцене, самый органичный артист, какого только возможно представить. Очень умный актёр, очень тонкий.

Борис Андреевич Бабочкин – ну, это наша легенда! Знаменитый Чапаев! Актёр грандиознейший. Один „Вий” чего стоит в его исполнении на радио. А ещё он был выдающимся режиссёром-постановщиком.

А потом пришёл, Господи ты, Боже мой, Виталий Дмитриевич Доронин в Малый театр. Он тоже — чудо из чудес. Играл в постановке Андрея Гончарова „Опасный спутник”, в зубовском „Порт-Артуре” Доронин – это самородок, самый обаятельный артист Советского Союза, он Курочкина играл в „Свадьбе с приданым”, которая тогда имела успех и сейчас имеет. Но он был намного тоньше как человек, чем этот его персонаж, хотя производил впечатление, что вроде книжки никогда в руках не держал. Виталий Дмитриевич, актёр– солнце… А человек – ну, просто святой. Он – мой кумир!

Елена Митрофановна Шатрова, Евгений Павлович Велихов – люди такого добра! Я в больнице лежал, был приговорён, вырезали мне аппендицит, но как-то неудачно. Поставили диагноз – распад крови. Всем родным и знакомым сообщили, что умрёт, мол, приходите прощаться. А Елена Митрофановна нашла врача. Пришли актёры Малого театра, перевезли меня к Вишневскому. Спасли! Я до этого сыграл одну роль, был никто. А коллеги мои позаботились обо мне, как о родном человеке.

Михаил Иванович Жаров! Ну, здесь комментарии излишни. Это история нашего кино. Я играл с ним в спектакле „Так и будет” и в телефильме про Анискина. Человек открытый был совершенно. Мимо какой-то гримёрки на цыпочках пройдёшь. А к нему все старались забежать. А если вдруг не заглянешь в его дверь, сразу вопрос: «Почему ты ко мне не зашёл? Вот я был у Никулина, переписал анекдоты». Очень общительный человек.

Николай Иванович Рыжов — артист, которого я увидел впервые на экране в спектакле «Правда – хорошо, а счастье лучше». Великолепно он играл Барабошева. Очень много мы с ним общались, когда я поступил в Малый театр. Добрейший человек. Игорь Владимирович Ильинский– ну, что тут говорить?! Такой путь проделал: от актёра-эксцентрика в немом кино, блистательного комика Театра Мейерхольда до выдающегося мастера Малого театра, игравшего здесь и комические, и драматические, и даже трагические роли. Он поставил два спектакля, уже ничего не видя, будучи слепым. Вот как ушёл со сцены!

Михаил Иванович Царёв – мой педагог по речи. Исключительный чтец. Был директором нашего театра. Иван Александрович Любезнов – большой мастер басни. Сейчас этот жанр забыт. А когда-то не было концерта без его участия. Любезнова знала вся страна. Последний спектакль, где он играл, заснят на плёнку, он назывался „Иван”.

Елена Николаевна Гоголева – тоже легенда. Красавица, от молодости до старости. Играла в знаменитой „Любови Яровой” Панову. Руфа Нифонтова очень рано ушла. Была первая наша актриса. Образование у неё киношное, но потом она так гармонично вписалась в труппу, стала прекрасной театральной артисткой. Недосягаемые брали высоты наши артисты, планку такую преодолевали!

Николай Александрович Анненков сто лет прожил, ещё бы жил, если бы не справляли его юбилей… Как он играл Черкуна в „Варварах”! Об этом спектакле даже во французской энциклопедии написано. Зубов и Судаков поставили. А вот его ученик – Виталий Соломин. Ушёл совершенно безвременно. Актёр умирает или от безработицы, или от переработки. Виталий переработал. Ставил спектакли как режиссёр, много снимался, играл на сцене в Малом театре, преподавал… А ещё у него антрепризы были, с которыми он ездил по всей стране. Зачем, не знаю… Вообще Малый – театр с великим прошлым. Он такой, что, говоря о его достижениях, надо называть почти всех выходивших на его сцену, почти всех, без исключения. Вера Николаевна Пашенная о своих сценических предшественниках говорила: „Они все во мне”. Так и я могу сказать о тех больших мастерах, которых я застал. И то, что я знал этих людей – моё счастье и большая гордость» .

Виктор Борцов всегда ощущал, что он работает в театре с великим историческим прошлым. И невероятно этим дорожил: «Великим счастьем было для меня после окончания училища попасть в Малый театр. Это – огромная награда судьбы!» Если бы Виктор Андреевич сейчас был с нами, он, наверное, как и артисты его поколения, и те, кто старше и немного моложе его, с волнением ждал бы открытия после реконструкции исторической сцены Малого театра. И был бы, как никто, благодарен своему сокурснику и художественному руководителю Юрию Мефодьевичу Соломину, который никогда не позволяет при ремонтах открывать крышу. Ничего не должно улетучиться из того, что за почти два века происходило и накопилось здесь ».

Сам Виктор Борцов, какие бы сложности ни случались в его актёрской карьере, в своей профессии никогда не разочаровывался: «Будем считать, что я уже прожил жизнь, – рассказывал он незадолго до своего ухода. – Прожил её, занимаясь любимой профессией. ЛЮБИМОЙ! И я никогда ничего не делал из-под палки... Да, порой это ад. Порой у тебя от сложной роли мозги на сцене рвутся, а ты... а ты всё равно балдеешь, получаешь колоссальный кайф от любимого занятия. Жаль, предложения сниматься в кино поступают нынче крайне редко. Крайне!.. Живу Малым театром. Впрочем, о какой-то заветной роли уже не мечтаю. Жаль вот только, что мало сыграл я в жизни комедийных ролей. А так, многое мне посчастливилось переиграть. И если это даже было не так уж громко и велико – не беда, всё равно это доставляло мне неописуемое удовольствие…» .

Мощному, широкому, открытому таланту Борцова было подвластно всё. Но, умея играть и драматических, и лирических, и героических персонажей и быть предельно органичным в любом образе, больше всего он любил комические роли и роли простых людей, которые в театре относят к так называемому амплуа простаков. Но его простаки обладают живой трепетной душой, и им свойственны романтические и героические порывы. Вообще, кого бы ни играл Борцов, он никогда не делал это поверхностно. Каждый его персонаж получал в его трактовке и исполнении особый объём и какой-то неожиданный, часто непредвиденный автором ракурс. Он словно поворачивал к нам свой персонаж иной, прежде никому не виданной стороной. Один из ярчайших примеров такого переосмысления авторского образа – его Савва Игнатьевич в «Покровских воротах». И в театре многие сценические создания Борцова обретали качества, на первый взгляд, несвойственные герою, в которого он перевоплощался. В каждом человеке, в образе которого выходил на сцену, актёр искал и находил его положительные черты– не только в добром и хорошем, но и в таком, который способен вызывать отрицательные эмоции. Искры света присутствуют даже в его самодурах из пьес Островского. Этим его незабываемым персонажам, несмотря на дикость их натуры и необузданность поведения, свойственны и некоторая поэтичность, и душевность, и доброта, присущие самому артисту.

Виктор Борцов был истинным русским актёром. Русским, потому что в нём и в его сценических созданиях была растворена, всегда присутствовала доброта. Добро и свет Борцов нёс всегда Придя в Малый, он вырос на глазах всего коллектива в грандиозного актёра, стал одним из ведущих артистов труппы, где всегда было огромное количество особенных, крупных, уникальных талантов. Чтобы не говорить слишком пафосно и торжественно, объяснимся в любви нашему герою привычными ему и так врезавшимися в нашу память словами: Виктор Андреевич, мы счастливы и «гордимся, что знакомы» с Вами! Виктор Андреевич, «разрешите изловчиться» и поклониться Вам земным поклоном! За Ваши большие свершения в театре и кинематографе! За Вашу такую честную жизнь в искусстве! За Вашу благодарную память к истории театра. За Ваше почитание великих, всеми признанных и недооценённых, но тоже любимых, таких близких нам Ваших предшественников. За Вашу искреннюю любовь к партнёрам и коллегам! За Вашу безмерную доброту и сердечность! За всё, за всё, за всё, чем Вы так дороги нам, «дозвольте замереть в глубоком бонжуре», Виктор Андреевич!

Галина Полтавская, Наталия Пашкина