04.04.2008
Подробнее
Бескомпромиссная, трудолюбивая, талантливая и всегда невероятно красивая Быстрицкая празднует свой юбилей, играя в новом спектакле (а новых спектаклей в родном Малом театре у Быстрицкой не было о-очень давно) «Любовный круг» по Сомерсету Моэму. Ведь «кто слишком думает о прошлом, у того нет будущего» - а это не про нее.
В 13 лет она устроилась на курсы медицинских сестер. Пройдя ужасы войны, поняла, что заниматься медициной не сможет. Единственной мечтой стал театр. По окончании Киевского театрального института имени Карпенко-Карого получает заманчивое предложение: приглашение в московский Театр имени Моссовета. Но... Через некоторое время из театра поступил отказ, основанием к которому послужили нелепые сплетни и анонимки. Быстрицкая начала работать в Вильнюсском русском драматическом театре, где служила четыре сезона. А потом пришло кино: роль в фильме Эрмлера «Неоконченная повесть» с Сергеем Бондарчуком и Эрастом Гариным. И несравненный «Тихий Дон» Сергея Герасимова.
И, наконец, Малый театр, театр-мечта, к которой стремилась. Начав свою карьеру в Государственном академическом Малом театре с роли леди Уиндермир в «Веере леди Уиндермир» Оскара Уайльда, через 50 лет Быстрицкая выходит на эту же сцену в пьесе другого английского классика - Моэма.
Снова тонкий английский юмор, игра парадоксами и комедия о любовном круге (режиссер Андрей Житинкин). Круг, по которому движутся герои: леди Кити (Э. Быстрицкая), Клайв Чемпион-Ченей (В. Бочкарев) и лорд Портес (Б. Клюев) и который затягивает молодых Элизабет (В. Андреева), Арнольда (А Вершинин) и Тедди (В. Зотов). Моэм замечательно сталкивает романтические взгляды и ироничную реальность, не давая окончательно ответа, что же победит? Советовать в любви нельзя, каждая история со своим финалом, и несмотря на то, чем обернется сегодняшний выбор, надо следовать искреннему чувству.
В спектакле замечательное трио: Быстрицкая - Бочкарев - Клюев. Актерская игра завораживает, владение словом, обыгрывание ироничных парадоксов Моэма вызывают живой отклик зала, а каждый выход актеров, по традиции Малого, встречается аплодисментами.
Быстрицкая неожиданно и остроумно играет свою героиню. Перед появлением леди Кити герои, обсуждая ее, ожидают нечто воздушное «в черных кружевах на фоне старинных картин». А появляется женщина в ярких нарядах, устраивающая истерику по поводу пропавшей помады. Капризная кокетливая женщина, будто бы неподвластная годам и волнениям, наивно хлопающая ресницами, с голосом, сбивающимся на плаксивые интонации. Развенчивая образ романтической героини, «бросившей все ради любви», Быстрицкая открывает драматизм внутреннего мира леди Кити. О, она, оказывается, подкрашивает волосы, терпит похождения своего возлюбленного, для которого ей приходится быть все время веселой, молодой и привлекательной. Пытаясь отговорить невестку от аналогичного поступка, она рассказывает, как нелегко жить, поддавшись чувству: «Трагедия любви не в смерти и не в разводе. Трагедия любви - в неизбежности охлаждения».
Роль Портеса - любовника, ради которого Кити бросает мужа, в спектакле играет Борис Клюев. Раздражительный, страдающий от ревматизма, неудачного протеза и пристрастия к крепким напиткам, лорд Портес выглядит крайне комично рядом с ироничным, спортивным, хитрым Клайвом-Бочкаревым. Даже леди Кити засомневалась в своем выборе. Но Портес откидывает палку, а леди Кити бросает свой тон капризной девчонки, и возвращаются счастливые дни любви, которые, как ни крути, стоили всех страданий.
Автор: Вера ТАРАСОВА
Источник: Трибуна
Дата: 04.04.2008
КРУГ ЛЮБВИ
Сегодня красивейшей женщине русской сцены и экрана – Элине Авраамовне Быстрицкой исполняется... А какая разница, сколько лет исполняется прекрасной даме!
Бескомпромиссная, трудолюбивая, талантливая и всегда невероятно красивая Быстрицкая празднует свой юбилей, играя в новом спектакле (а новых спектаклей в родном Малом театре у Быстрицкой не было о-очень давно) «Любовный круг» по Сомерсету Моэму. Ведь «кто слишком думает о прошлом, у того нет будущего» - а это не про нее.
В 13 лет она устроилась на курсы медицинских сестер. Пройдя ужасы войны, поняла, что заниматься медициной не сможет. Единственной мечтой стал театр. По окончании Киевского театрального института имени Карпенко-Карого получает заманчивое предложение: приглашение в московский Театр имени Моссовета. Но... Через некоторое время из театра поступил отказ, основанием к которому послужили нелепые сплетни и анонимки. Быстрицкая начала работать в Вильнюсском русском драматическом театре, где служила четыре сезона. А потом пришло кино: роль в фильме Эрмлера «Неоконченная повесть» с Сергеем Бондарчуком и Эрастом Гариным. И несравненный «Тихий Дон» Сергея Герасимова.
И, наконец, Малый театр, театр-мечта, к которой стремилась. Начав свою карьеру в Государственном академическом Малом театре с роли леди Уиндермир в «Веере леди Уиндермир» Оскара Уайльда, через 50 лет Быстрицкая выходит на эту же сцену в пьесе другого английского классика - Моэма.
Снова тонкий английский юмор, игра парадоксами и комедия о любовном круге (режиссер Андрей Житинкин). Круг, по которому движутся герои: леди Кити (Э. Быстрицкая), Клайв Чемпион-Ченей (В. Бочкарев) и лорд Портес (Б. Клюев) и который затягивает молодых Элизабет (В. Андреева), Арнольда (А Вершинин) и Тедди (В. Зотов). Моэм замечательно сталкивает романтические взгляды и ироничную реальность, не давая окончательно ответа, что же победит? Советовать в любви нельзя, каждая история со своим финалом, и несмотря на то, чем обернется сегодняшний выбор, надо следовать искреннему чувству.
В спектакле замечательное трио: Быстрицкая - Бочкарев - Клюев. Актерская игра завораживает, владение словом, обыгрывание ироничных парадоксов Моэма вызывают живой отклик зала, а каждый выход актеров, по традиции Малого, встречается аплодисментами.
Быстрицкая неожиданно и остроумно играет свою героиню. Перед появлением леди Кити герои, обсуждая ее, ожидают нечто воздушное «в черных кружевах на фоне старинных картин». А появляется женщина в ярких нарядах, устраивающая истерику по поводу пропавшей помады. Капризная кокетливая женщина, будто бы неподвластная годам и волнениям, наивно хлопающая ресницами, с голосом, сбивающимся на плаксивые интонации. Развенчивая образ романтической героини, «бросившей все ради любви», Быстрицкая открывает драматизм внутреннего мира леди Кити. О, она, оказывается, подкрашивает волосы, терпит похождения своего возлюбленного, для которого ей приходится быть все время веселой, молодой и привлекательной. Пытаясь отговорить невестку от аналогичного поступка, она рассказывает, как нелегко жить, поддавшись чувству: «Трагедия любви не в смерти и не в разводе. Трагедия любви - в неизбежности охлаждения».
Роль Портеса - любовника, ради которого Кити бросает мужа, в спектакле играет Борис Клюев. Раздражительный, страдающий от ревматизма, неудачного протеза и пристрастия к крепким напиткам, лорд Портес выглядит крайне комично рядом с ироничным, спортивным, хитрым Клайвом-Бочкаревым. Даже леди Кити засомневалась в своем выборе. Но Портес откидывает палку, а леди Кити бросает свой тон капризной девчонки, и возвращаются счастливые дни любви, которые, как ни крути, стоили всех страданий.
Автор: Вера ТАРАСОВА
Источник: Трибуна
Дата: 04.04.2008
07.03.2008
Подробнее
ФАТАЛЬНЫЙ КРУГ ЛЮБВИ
Продвинутые и модные критики не любят, когда «про любовь» и «все поженились», даже если не поженились, а, напротив, разрушили узы благопристойного буржуазного брака. Им, этим критикам, расчлененку подавай...
ФАТАЛЬНЫЙ КРУГ ЛЮБВИ
Продвинутые и модные критики не любят, когда «про любовь» и «все поженились», даже если не поженились, а, напротив, разрушили узы благопристойного буржуазного брака. Им, этим критикам, расчлененку подавай, и не метания душевные, а лучше бред да глюки. Желательно показать извращенную психику, и чтобы характеристика героя напоминала милицейский протокол. Короче, «про уродов без людей». Или нет, можно с людьми.
Сомерсет Моэм этим требованиям не отвечает.
Он виртуозно владеет мастерством диалога и ремеслом драматурга. Он впитал опыт классической драматургии прошлого, умеет выстроить сюжет, придумать занимательную интригу, сделать так, чтобы события развивались на наших глазах — объяснения, принятие важных решений… Испытываешь давно забытое удовольствие от просмотра хорошо сделанной пьесы, а в переводе Виталия Вульфа остроты и каламбуры не теряют своего изящества и иронической окраски.
Спектакль по пьесе Моэма «Круг» стоило поставить в Малом театре только ради того, чтобы на сцене оказалось блистательное трио Э. Быстрицкая, В. Бочкарев, Б. Клюев. Чтобы снова привело в восторг мастерство и шарм, которыми пленяет Элина Быстрицкая.
Годы над ней не властны.
Она все так же обворожительна. Обладает удивительной женской манкостью, по-прежнему царит на сцене, разбивая мужские сердца, а молоденьким девочкам давая пример того, что такое настоящая Женщина.
В последние годы Быстрицкая получала новые роли и даже небольшие эпизоды делала маленькими шедеврами — таким было появление старухи Хлестовой. Впрочем, вовсе не старухи, а гранд-дамы — эффектной и своенравной барыни (спектакль «Горе от ума»).
Роль леди Кити оказалась словно для Быстрицкой написанной. Для скептиков скажу сразу — все врут календари, и возраст исполнительницы не имеет значения, поскольку Быстрицкая осталась женщиной до кончиков ногтей — кокетливой, игривой, знающей все тайны обольщения. Именно такая она в сцене с бывшим мужем, когда надувает губки, крутит головой, строит глазки, тянет слова. Она могла бы казаться смешной, если бы… не свойственные самой Быстрицкой чувство такта, меры. Изображая кокетку, она, актриса Быстрицкая, умная женщина и одна из лучших наших актрис, посмеивается над обезоруживающим эгоизмом леди Кити, над ее страхом перед старостью, над ее наивным самодовольством.
Игра Элины Быстрицкой — настоящие актерские университеты. Отточенность интонаций, жестов и взглядов создает обманчивую легкость и небрежность ее существования на сцене. Кажется, ее афоризмы, реплики рождаются сами собой, но это глубоко продуманная и простроенная партитура роли. Она обворожительна в каждую минуту своего сценического существования, потому что владеет чувством самоиронии, и в ней нет ни капли самолюбования. Уверенность в себе как в женщине и как в актрисе. Природный аристократизм! Мудрость, которая приходит с опытом и возрастом! Она как никто знает все страхи и слабости стареющей и некогда блиставшей женщины. Она жалеет свою героиню и вместе с ней печалится об утраченной молодости. Она снисходительно посмеивается над леди Кити, зная истинную цену ее страданиям и страхам. Но актриса не жестока по отношению к своей героине и является скорее адвокатом, чем неумолимым прокурором. Она многое может рассказать о женщине, которая выиграла и …проиграла свою жизнь, за страсть и попытку свободы заплатившая слишком высокую цену. Леди Кити не борец, скорее взбалмошная светская дама, привыкшая потакать своим страстям и вовремя не сумевшая остановиться, не отличившая игру от реальности, где главным законом осталась ханжеская мораль и следование светским условностям.
Об игре Быстрицкой хочется говорить подробно. Как повернула голову, как лукаво улыбнулась, как изящно отыграла смертельную скуку, которая охватывает ее в присутствии некогда обожаемого мужчины, как тонко передала сожаление о той жизни, что некогда оставила, о том, что не разглядела и не оценила чувств мужа, Клайва Чемпион-Ченея. Как вдруг становится не дамой, на чьем лице маска, а просто женщиной, матерью, стремящейся удержать от опрометчивого шага невестку…
Пьеса Моэма — только на первый взгляд изящная светская история с пикантными подробностями, где есть маски, за которыми можно угадать и человеческие лица, и глубокие переживания, и непростые судьбы. Хотя, глядя на эти изящные перепалки и соревнования в остроумии обеспеченных людей, пользующихся благами цивилизации, порой хочется воскликнуть: «Нам бы ваши заботы». Это, по сути, светский облегченный вариант «Анны Карениной».
Борис Клюев в роли лорда Портеса, когда-то счастливого избранника, а ныне стареющего брюзгливого спутника дамы с неопределенным положением в обществе, создает выразительный портрет — маску недалекого сварливого мужчины, замученного боязнью приближающейся старости, раздраженного на все и вся и смутно осознающего, что прожил совсем не ту жизнь, на которую рассчитывал.
В Малом театре всегда умели блестяще играть светских людей. Наверное, среди сегодняшних зрителей не так много найдется тех, кто реально знаком с представителями высшего класса, но Клюев, как истинный артист, создает образ аристократа, и делает это изящно, убедительно и… смешно.
В исполнении Клюева нет привычной сегодня актерской суеты и «мелкопластики», дурновкусия и «подзаборных» манер. В его величавости и ощущении собственной значимости много забавного, но много и такого, что вызывает истинное сожаление об утраченном времени и значительных мужчинах.
Третий, когда-то лишний, а теперь очень важный для понимания и прояснения того, что случилось тут несколько десятилетий назад, Клайв Чемпион-Ченей, герой, сыгранный Василием Бочкаревым.
Для истинных театралов и любителей Талии и Мельпомены очевидно, что сегодня Василий Бочкарев — один из лучших отечественных актеров, более чем достойно продолжающий славные традиции русской исполнительской школы. Его роли последних лет — Грознов, Арган — подтвердили его репутацию тонкого психологического актера, обладающего великолепным и комедийным, и драматическим даром.
В салонной комедии, гораздо более глубокой и сатирической, чем может показаться на первый взгляд, изящный талант и филигранная техника Бочкарева оказались как нельзя кстати.
Он тоже носит маску, этот несколько отстраненный от всех и от жизни чудак, типичный английский джентльмен с причудами, однако, этот немногословный, странноватый и словно бы отрешенный человек поглядывает на сына, невестку, на бывшую жену быстрым цепким взглядом, а его быстрая полуулыбка таит слишком многое.
Давно уже не играют на нашей сцене так глубоко, с такой, повторюсь, самоиронией и изяществом. Отобранные детали, многозначность и при этом удивительная легкость. Парадоксальное сочетание тонкой акварели и острого графического рисунка.
Увы, способные и обаятельные молодые (А. Вершинин — Арнольд Чемпион-Ченей, В. Зотов — Эдвард Льютон, В. Андреева — Элизабет) проигрывают старшему поколению. Рядом с «отцами», такими яркими, живыми, многогранными, они выглядят чересчур театральными и условными.
В их исполнении стильность подменяется аффектацией и комикованием. Ни породы, ни изысканности речи… Возможно, именно от общения со старшими коллегами многое в игре молодого «треугольника» уточнится, актеры «доберут»…
Претензии можно предъявить и художнику, верному соратнику Житинкина Андрею Шарову. На сцене оказалось что-то среднестатистическое из жизни высшего света. Много белого, какие-то непонятные легкие конструкции, искусственная зелень, призванная имитировать зелень настоящую и подчеркивать здоровый образ жизни семьи Чемпион-Ченей, но выглядит эта зелень, ну, абсолютно искусственной. Можно предположить, что именно эта зелень должна подчеркнуть не подлинность чувств и страстей героев, которые на первый взгляд кажутся настоящими. Но, думается, мы в этом случае все переусложним. А художник и сам добавляет «перчика» и украшает сцену огромным панно с репродукцией картины Климта, что довлеет над сценой ярким и даже наглым «пятном».
Комичен, условен и слуга Джордж (Петр Складчиков), похожий на всех английских кино- театральных слуг вместе взятых. Так и ждешь: «Овсянка, сэр…» Меньше всего хочется упрекать артиста. Он выполняет задачу, поставленную режиссером.
Андрей Житинкин, режиссер спектакля Малого театра по пьесе Сомерсета Моэма — фигура нынче одиозная. У нас давно уже никто не следит за творчеством режиссеров. Главное для критика — точно попасть в обозначение сформированного имиджа. Режиссеров, скажем С., и Ч., и М. назначили гениями и новаторами. И дальше совершенно все равно, что и как ими ставится. Никто не говорит о находках и развитии или просчетах. Существует два варианта разговора о работах всеми признанных и любимых. Либо безудержно хвалят, либо так же яростно ругают. Это зависит от того, кто из критиков какую позицию выбрал. Бедные режиссеры, подозреваю, уже давно никому не верят, так как просто не имеют возможности понять, что сделано в угоду клановым играм, укреплению собственных позиций критиков, а что действительно важно в высказываниях тех, кто формирует общественное мнение.
Житинкин — человек светский, достаточно независимый, и в тоже время — тусовщик. Сегодня его принято поругивать. Но он и сам дал повод к такому отношению к себе. Человек, несомненно, одаренный и работоспособный, он выпускает спектакли неровные. То стильные, то вызывающие раздражение откровенным эпатажем. В этом спектакле соединились тонкость и заурядность, рождая откровенные огрехи. Всеми упомянутые розовая водолазка одного из героев и «светильники из икеи». Предложение художника — но режиссер в конечном итоге отвечает за все.
Начало спектакля — явно из другой постановки, стилистики… На фоне золотого занавеса выходит чудаковатый музыкант, торжественно кланяется, затем появляются его коллеги. Выход музыкантов — вставной номер, забавные, амбициозные и наивные (существуют в предложенных режиссером обстоятельствах), они не сразу находят нужные ноты. Так и хочется спросить — а это к чему? Намек на то, что будет рассказана история о безобидных чудиках. Тогда вспоминается Дорошевич — хочешь показать Данию, выведи на сцену датского дога. У некоторых героев не сходят с лиц приклеенные улыбки, бодрость. Много суеты. Правда, актеры корректируют банальные постановочные приемы, придают зрелищу смысл и объем. И это тоже заслуга режиссера.
Встреча Житинкина с Малым театром многих изумила. Но режиссер неоднократно демонстрировал свое умение работать с актерами, понять авторский стиль. Поэтому при всех очевидных недостатках спектакль получился живой, привлекающий прежде всего актерскими работами, что всегда составляло сильную сторону спектаклей Малого театра.
«Планета Красота», 21.12.2007 г.
Автор Валентина Федорова
Продвинутые и модные критики не любят, когда «про любовь» и «все поженились», даже если не поженились, а, напротив, разрушили узы благопристойного буржуазного брака. Им, этим критикам, расчлененку подавай, и не метания душевные, а лучше бред да глюки. Желательно показать извращенную психику, и чтобы характеристика героя напоминала милицейский протокол. Короче, «про уродов без людей». Или нет, можно с людьми.
Сомерсет Моэм этим требованиям не отвечает.
Он виртуозно владеет мастерством диалога и ремеслом драматурга. Он впитал опыт классической драматургии прошлого, умеет выстроить сюжет, придумать занимательную интригу, сделать так, чтобы события развивались на наших глазах — объяснения, принятие важных решений… Испытываешь давно забытое удовольствие от просмотра хорошо сделанной пьесы, а в переводе Виталия Вульфа остроты и каламбуры не теряют своего изящества и иронической окраски.
Спектакль по пьесе Моэма «Круг» стоило поставить в Малом театре только ради того, чтобы на сцене оказалось блистательное трио Э. Быстрицкая, В. Бочкарев, Б. Клюев. Чтобы снова привело в восторг мастерство и шарм, которыми пленяет Элина Быстрицкая.
Годы над ней не властны.
Она все так же обворожительна. Обладает удивительной женской манкостью, по-прежнему царит на сцене, разбивая мужские сердца, а молоденьким девочкам давая пример того, что такое настоящая Женщина.
В последние годы Быстрицкая получала новые роли и даже небольшие эпизоды делала маленькими шедеврами — таким было появление старухи Хлестовой. Впрочем, вовсе не старухи, а гранд-дамы — эффектной и своенравной барыни (спектакль «Горе от ума»).
Роль леди Кити оказалась словно для Быстрицкой написанной. Для скептиков скажу сразу — все врут календари, и возраст исполнительницы не имеет значения, поскольку Быстрицкая осталась женщиной до кончиков ногтей — кокетливой, игривой, знающей все тайны обольщения. Именно такая она в сцене с бывшим мужем, когда надувает губки, крутит головой, строит глазки, тянет слова. Она могла бы казаться смешной, если бы… не свойственные самой Быстрицкой чувство такта, меры. Изображая кокетку, она, актриса Быстрицкая, умная женщина и одна из лучших наших актрис, посмеивается над обезоруживающим эгоизмом леди Кити, над ее страхом перед старостью, над ее наивным самодовольством.
Игра Элины Быстрицкой — настоящие актерские университеты. Отточенность интонаций, жестов и взглядов создает обманчивую легкость и небрежность ее существования на сцене. Кажется, ее афоризмы, реплики рождаются сами собой, но это глубоко продуманная и простроенная партитура роли. Она обворожительна в каждую минуту своего сценического существования, потому что владеет чувством самоиронии, и в ней нет ни капли самолюбования. Уверенность в себе как в женщине и как в актрисе. Природный аристократизм! Мудрость, которая приходит с опытом и возрастом! Она как никто знает все страхи и слабости стареющей и некогда блиставшей женщины. Она жалеет свою героиню и вместе с ней печалится об утраченной молодости. Она снисходительно посмеивается над леди Кити, зная истинную цену ее страданиям и страхам. Но актриса не жестока по отношению к своей героине и является скорее адвокатом, чем неумолимым прокурором. Она многое может рассказать о женщине, которая выиграла и …проиграла свою жизнь, за страсть и попытку свободы заплатившая слишком высокую цену. Леди Кити не борец, скорее взбалмошная светская дама, привыкшая потакать своим страстям и вовремя не сумевшая остановиться, не отличившая игру от реальности, где главным законом осталась ханжеская мораль и следование светским условностям.
Об игре Быстрицкой хочется говорить подробно. Как повернула голову, как лукаво улыбнулась, как изящно отыграла смертельную скуку, которая охватывает ее в присутствии некогда обожаемого мужчины, как тонко передала сожаление о той жизни, что некогда оставила, о том, что не разглядела и не оценила чувств мужа, Клайва Чемпион-Ченея. Как вдруг становится не дамой, на чьем лице маска, а просто женщиной, матерью, стремящейся удержать от опрометчивого шага невестку…
Пьеса Моэма — только на первый взгляд изящная светская история с пикантными подробностями, где есть маски, за которыми можно угадать и человеческие лица, и глубокие переживания, и непростые судьбы. Хотя, глядя на эти изящные перепалки и соревнования в остроумии обеспеченных людей, пользующихся благами цивилизации, порой хочется воскликнуть: «Нам бы ваши заботы». Это, по сути, светский облегченный вариант «Анны Карениной».
Борис Клюев в роли лорда Портеса, когда-то счастливого избранника, а ныне стареющего брюзгливого спутника дамы с неопределенным положением в обществе, создает выразительный портрет — маску недалекого сварливого мужчины, замученного боязнью приближающейся старости, раздраженного на все и вся и смутно осознающего, что прожил совсем не ту жизнь, на которую рассчитывал.
В Малом театре всегда умели блестяще играть светских людей. Наверное, среди сегодняшних зрителей не так много найдется тех, кто реально знаком с представителями высшего класса, но Клюев, как истинный артист, создает образ аристократа, и делает это изящно, убедительно и… смешно.
В исполнении Клюева нет привычной сегодня актерской суеты и «мелкопластики», дурновкусия и «подзаборных» манер. В его величавости и ощущении собственной значимости много забавного, но много и такого, что вызывает истинное сожаление об утраченном времени и значительных мужчинах.
Третий, когда-то лишний, а теперь очень важный для понимания и прояснения того, что случилось тут несколько десятилетий назад, Клайв Чемпион-Ченей, герой, сыгранный Василием Бочкаревым.
Для истинных театралов и любителей Талии и Мельпомены очевидно, что сегодня Василий Бочкарев — один из лучших отечественных актеров, более чем достойно продолжающий славные традиции русской исполнительской школы. Его роли последних лет — Грознов, Арган — подтвердили его репутацию тонкого психологического актера, обладающего великолепным и комедийным, и драматическим даром.
В салонной комедии, гораздо более глубокой и сатирической, чем может показаться на первый взгляд, изящный талант и филигранная техника Бочкарева оказались как нельзя кстати.
Он тоже носит маску, этот несколько отстраненный от всех и от жизни чудак, типичный английский джентльмен с причудами, однако, этот немногословный, странноватый и словно бы отрешенный человек поглядывает на сына, невестку, на бывшую жену быстрым цепким взглядом, а его быстрая полуулыбка таит слишком многое.
Давно уже не играют на нашей сцене так глубоко, с такой, повторюсь, самоиронией и изяществом. Отобранные детали, многозначность и при этом удивительная легкость. Парадоксальное сочетание тонкой акварели и острого графического рисунка.
Увы, способные и обаятельные молодые (А. Вершинин — Арнольд Чемпион-Ченей, В. Зотов — Эдвард Льютон, В. Андреева — Элизабет) проигрывают старшему поколению. Рядом с «отцами», такими яркими, живыми, многогранными, они выглядят чересчур театральными и условными.
В их исполнении стильность подменяется аффектацией и комикованием. Ни породы, ни изысканности речи… Возможно, именно от общения со старшими коллегами многое в игре молодого «треугольника» уточнится, актеры «доберут»…
Претензии можно предъявить и художнику, верному соратнику Житинкина Андрею Шарову. На сцене оказалось что-то среднестатистическое из жизни высшего света. Много белого, какие-то непонятные легкие конструкции, искусственная зелень, призванная имитировать зелень настоящую и подчеркивать здоровый образ жизни семьи Чемпион-Ченей, но выглядит эта зелень, ну, абсолютно искусственной. Можно предположить, что именно эта зелень должна подчеркнуть не подлинность чувств и страстей героев, которые на первый взгляд кажутся настоящими. Но, думается, мы в этом случае все переусложним. А художник и сам добавляет «перчика» и украшает сцену огромным панно с репродукцией картины Климта, что довлеет над сценой ярким и даже наглым «пятном».
Комичен, условен и слуга Джордж (Петр Складчиков), похожий на всех английских кино- театральных слуг вместе взятых. Так и ждешь: «Овсянка, сэр…» Меньше всего хочется упрекать артиста. Он выполняет задачу, поставленную режиссером.
Андрей Житинкин, режиссер спектакля Малого театра по пьесе Сомерсета Моэма — фигура нынче одиозная. У нас давно уже никто не следит за творчеством режиссеров. Главное для критика — точно попасть в обозначение сформированного имиджа. Режиссеров, скажем С., и Ч., и М. назначили гениями и новаторами. И дальше совершенно все равно, что и как ими ставится. Никто не говорит о находках и развитии или просчетах. Существует два варианта разговора о работах всеми признанных и любимых. Либо безудержно хвалят, либо так же яростно ругают. Это зависит от того, кто из критиков какую позицию выбрал. Бедные режиссеры, подозреваю, уже давно никому не верят, так как просто не имеют возможности понять, что сделано в угоду клановым играм, укреплению собственных позиций критиков, а что действительно важно в высказываниях тех, кто формирует общественное мнение.
Житинкин — человек светский, достаточно независимый, и в тоже время — тусовщик. Сегодня его принято поругивать. Но он и сам дал повод к такому отношению к себе. Человек, несомненно, одаренный и работоспособный, он выпускает спектакли неровные. То стильные, то вызывающие раздражение откровенным эпатажем. В этом спектакле соединились тонкость и заурядность, рождая откровенные огрехи. Всеми упомянутые розовая водолазка одного из героев и «светильники из икеи». Предложение художника — но режиссер в конечном итоге отвечает за все.
Начало спектакля — явно из другой постановки, стилистики… На фоне золотого занавеса выходит чудаковатый музыкант, торжественно кланяется, затем появляются его коллеги. Выход музыкантов — вставной номер, забавные, амбициозные и наивные (существуют в предложенных режиссером обстоятельствах), они не сразу находят нужные ноты. Так и хочется спросить — а это к чему? Намек на то, что будет рассказана история о безобидных чудиках. Тогда вспоминается Дорошевич — хочешь показать Данию, выведи на сцену датского дога. У некоторых героев не сходят с лиц приклеенные улыбки, бодрость. Много суеты. Правда, актеры корректируют банальные постановочные приемы, придают зрелищу смысл и объем. И это тоже заслуга режиссера.
Встреча Житинкина с Малым театром многих изумила. Но режиссер неоднократно демонстрировал свое умение работать с актерами, понять авторский стиль. Поэтому при всех очевидных недостатках спектакль получился живой, привлекающий прежде всего актерскими работами, что всегда составляло сильную сторону спектаклей Малого театра.
«Планета Красота», 21.12.2007 г.
Автор Валентина Федорова
18.12.2007
Подробнее
В КРУГЕ ЛЮБВИ
На сцене Малого театра — премьера «Любовного круга» по комедии Сомерсета Моэма «Круг» в постановке Андрея Житинкина. История получилась стильная, эффектная, не только остроумная, но и содержательная...
В КРУГЕ ЛЮБВИ
На сцене Малого театра — премьера «Любовного круга» по комедии Сомерсета Моэма «Круг» в постановке Андрея Житинкина. История получилась стильная, эффектная, не только остроумная, но и содержательная. Не только забавная, но и ироничная. Не только смешная, но и довольно-таки печальная. Моэм был бы доволен.
Пьеса «Круг» вышла из-под пера Сомерсета Моэма в 1921 году. К тому моменту писателю было уже сорок семь, и он был хорошо известен в Англии. Уже увидели свет его знаменитые романы «Лиза из Ламбета», «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош» и пьеса «Леди Фредерик», которая принесла Моэму громкий успех. «Круг» стал настоящим театральным бестселлером, и не только потому, что пьеса обладала совершенством формы, живым языком, блестящими диалогами и, конечно же, мастерски выписанными героями, способными быть интересными без тщательно разработанных автором характеров. Эстет Моэм словно бы предоставляет хорошим актерам возможность не только блеснуть мастерством и раскрыть свою творческую личность с той мерой откровенности, самоиронии и озорства, на которую способны служители Мельпомены, но и заставить зрителей, очарованных кажущейся легкостью произведения, задуматься о самых что ни на есть серьезных и одновременно простых вещах — что такое любовь, почему она не длится вечно, стоит ли решаться на поступки и менять свою судьбу, или надо оставить все как есть и тихо плыть по течению. В своих произведениях Моэм никогда никого не осуждает. Он глядит на персонажей с легкой и чуть грустной иронией, потому что жизнь все расставит по своим местам.
Ничуть не удивительно, что за пьесу «Круг» сегодня взялся не кто-нибудь, а именно Андрей Житинкин, режиссер, знающий толк и в острой форме, и в содержании, насыщенном парадоксальными поворотами сюжета, и умеющий раскрыть замысел драматурга, не искалечив его творение до неузнаваемости. Дав своему новому спектаклю на сцене Малого театра название «Любовный круг», режиссер вполне ясно обозначил ту тему, которая привлекла его в комедии классика английской литературы двадцатого века Сомерсета Моэма.
Спектакль начинается с озорного дивертисмента. На авансцену перед закрытым занавесом выходят музыканты, устраиваются поудобнее и исполняют чудную мелодию — регтайм Скотта Джоплина. Живая музыка увертюры дает сценическому действию заряд оптимизма и создает приподнятое настроение в зрительном зале, что для легкой, но далеко не бессмысленной комедии Моэма очень важно.
Занавес открывается, и публика переносится в прелестное поместье, за окнами которого поют птички, по голубому небу бегут белые облачка и слышен раскат грома, предвещающего летнюю грозу. Но изысканный парк молодого аристократа по имени Арнольд дышит свежей зеленью, что аккуратно подстрижена и ухожена, как и положено в английском парке. Антикварная мебель отлично сочетается с современным интерьером, шарообразными светильниками и внушительным живописным шедевром Климта (художник спектакля Андрей Шаров). Вот она, жизнь, в которой, кажется, нет ни проблем, ни забот. Можно весело играть в теннис, что и делают юная красавица Элизабет – Варвара Андреева и ее партнер — милый и импульсивный Тэдди – Василий Зотов, которому никак не удается скрыть свое смущение и восхищение от присутствия леди. Правда, муж Элизабет, тот самый Арнольд – Александр Вершинин, похоже, больше озабочен порядком в доме, чем прелестями собственной жены. И напрасно, женщины не прощают невнимания! Зато отец аристократа, сэр Клайв Чемпион-Ченей – Василий Бочкарев, который от нечего делать решил выучиться кататься на велосипеде, опытным взглядом ценителя замечает не только достоинства недавно приобретенной мебели, но и несомненные преимущества перед ней Элизабет. Еще ничего не произошло, но в воздухе уже появился аромат интриги, которая вот-вот вступит в свои права. Оказывается, Тэдди страшно влюблен в Элизабет. Элизабет явно испытывает симпатию к бедному юноше. Дело усугубляется и тем, что в дом Арнольда вот-вот должна приехать его мать, леди Китти, которая много лет назад бросила Клайва и сбежала, забыв о всяких приличиях, с импозантным сердцеедом лордом Портесом. Надо заметить, что легкомысленная леди прибывает в дом оставленного ею сына не одна, а все с тем же любовником. И, как назло, Клайв не намерен уезжать. Напротив, он остается. Ведь ему так нравится кататься на велосипеде! Где-то за воротами парка слышен рев мотора, потом хлопок закрываемой в автомобиле двери. И вот на центральной аллее, ведущей в дом, появляется леди Китти – Элина Быстрицкая и ее спутник лорд Портес – Борис Клюев. С первых секунд ясно, что мирному течению жизни пришел конец. Бывший муж леди и ее нынешний спутник устремили друг на друга ревнивые взгляды. А чуть рассеянная Китти сделала вид, что ничего подобного даже не заметила. Апартаменты Арнольда стремительно начинают превращаться в сцену, на которой два любовных треугольника будут разыгрывать свои драмы, а пострадает от семейных темпераментных «разборок» один-единственный человек — дворецкий Джордж – Петр Складчиков. Изрядно покалеченный предметами домашнего обихода, он усердно будет бинтовать пораненные конечности и наклеивать пластырь на полученные шишки.
Андрей Житинкин впервые поставил спектакль в прославленных стенах Малого театра. Хотя это довольно странно: режиссер давно известен своими пристрастиями к хорошему литературному материалу, богатой фантазией и неизменно неожиданным прочтением классики. Спектакль в Малом у него получился. Потому что получилась сама поставленная история — о превратностях любви, о цене благополучия, о сбывшихся и несбывшихся мечтах, о рухнувших надеждах и еще о том, что любовь нельзя купить, что она не продается ни за какие сокровища мира. И знает об этом только тот, кто по-настоящему любит.
Режиссер предлагает зрителям современную историю членов одной семьи и тех, кто ей близок. Актеры Малого театра не играют чопорных лордов, но и не разговаривают на языке улицы. Они сдержанно великолепны в роскошных костюмах модельера Андрея Шарова, эксцентричной и яркой режиссуре Андрея Житинкина и в интригующей, почти детективной истории Сомерсета Моэма, перевод которой сделан Виталием Вульфом. Конечно, участие в «Любовном круге» Элины Быстрицкой уже само по себе делает этот спектакль событием. Но выделять кого-то из актеров почему-то не хочется. Хороши все, без исключения — от самых молодых до корифеев. Хороши и в главных ролях, и в небольших. У каждого есть своя «партия». Василий Бочкарев и его Клайв — это интрига, ирония и динамичность. Борис Клюев и его лорд Портес — это достоинство, сдержанность и юмор. Варвара Андреева — это смятение чувств, порывистость и растерянность. Василий Зотов — это неистовая юношеская страстность. Александр Вершинин — рассудительная близорукость, чопорность и беззащитность.Дворецкий Джордж — почти чеховские «тридцать три несчастья». А леди Китти Элины Быстрицкой — это мудрость, очарование, желание что-то исправить и одновременно ничего не менять: В «Любовном круге» — все, как в жизни. И все, как в театре. Такое равновесие случается на сегодняшней сцене довольно-таки редко. А жаль.
Автор: Елена КУРБАНОВА.
Источник: Московская правда
Дата: 18.12.2007
На сцене Малого театра — премьера «Любовного круга» по комедии Сомерсета Моэма «Круг» в постановке Андрея Житинкина. История получилась стильная, эффектная, не только остроумная, но и содержательная. Не только забавная, но и ироничная. Не только смешная, но и довольно-таки печальная. Моэм был бы доволен.
Пьеса «Круг» вышла из-под пера Сомерсета Моэма в 1921 году. К тому моменту писателю было уже сорок семь, и он был хорошо известен в Англии. Уже увидели свет его знаменитые романы «Лиза из Ламбета», «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош» и пьеса «Леди Фредерик», которая принесла Моэму громкий успех. «Круг» стал настоящим театральным бестселлером, и не только потому, что пьеса обладала совершенством формы, живым языком, блестящими диалогами и, конечно же, мастерски выписанными героями, способными быть интересными без тщательно разработанных автором характеров. Эстет Моэм словно бы предоставляет хорошим актерам возможность не только блеснуть мастерством и раскрыть свою творческую личность с той мерой откровенности, самоиронии и озорства, на которую способны служители Мельпомены, но и заставить зрителей, очарованных кажущейся легкостью произведения, задуматься о самых что ни на есть серьезных и одновременно простых вещах — что такое любовь, почему она не длится вечно, стоит ли решаться на поступки и менять свою судьбу, или надо оставить все как есть и тихо плыть по течению. В своих произведениях Моэм никогда никого не осуждает. Он глядит на персонажей с легкой и чуть грустной иронией, потому что жизнь все расставит по своим местам.
Ничуть не удивительно, что за пьесу «Круг» сегодня взялся не кто-нибудь, а именно Андрей Житинкин, режиссер, знающий толк и в острой форме, и в содержании, насыщенном парадоксальными поворотами сюжета, и умеющий раскрыть замысел драматурга, не искалечив его творение до неузнаваемости. Дав своему новому спектаклю на сцене Малого театра название «Любовный круг», режиссер вполне ясно обозначил ту тему, которая привлекла его в комедии классика английской литературы двадцатого века Сомерсета Моэма.
Спектакль начинается с озорного дивертисмента. На авансцену перед закрытым занавесом выходят музыканты, устраиваются поудобнее и исполняют чудную мелодию — регтайм Скотта Джоплина. Живая музыка увертюры дает сценическому действию заряд оптимизма и создает приподнятое настроение в зрительном зале, что для легкой, но далеко не бессмысленной комедии Моэма очень важно.
Занавес открывается, и публика переносится в прелестное поместье, за окнами которого поют птички, по голубому небу бегут белые облачка и слышен раскат грома, предвещающего летнюю грозу. Но изысканный парк молодого аристократа по имени Арнольд дышит свежей зеленью, что аккуратно подстрижена и ухожена, как и положено в английском парке. Антикварная мебель отлично сочетается с современным интерьером, шарообразными светильниками и внушительным живописным шедевром Климта (художник спектакля Андрей Шаров). Вот она, жизнь, в которой, кажется, нет ни проблем, ни забот. Можно весело играть в теннис, что и делают юная красавица Элизабет – Варвара Андреева и ее партнер — милый и импульсивный Тэдди – Василий Зотов, которому никак не удается скрыть свое смущение и восхищение от присутствия леди. Правда, муж Элизабет, тот самый Арнольд – Александр Вершинин, похоже, больше озабочен порядком в доме, чем прелестями собственной жены. И напрасно, женщины не прощают невнимания! Зато отец аристократа, сэр Клайв Чемпион-Ченей – Василий Бочкарев, который от нечего делать решил выучиться кататься на велосипеде, опытным взглядом ценителя замечает не только достоинства недавно приобретенной мебели, но и несомненные преимущества перед ней Элизабет. Еще ничего не произошло, но в воздухе уже появился аромат интриги, которая вот-вот вступит в свои права. Оказывается, Тэдди страшно влюблен в Элизабет. Элизабет явно испытывает симпатию к бедному юноше. Дело усугубляется и тем, что в дом Арнольда вот-вот должна приехать его мать, леди Китти, которая много лет назад бросила Клайва и сбежала, забыв о всяких приличиях, с импозантным сердцеедом лордом Портесом. Надо заметить, что легкомысленная леди прибывает в дом оставленного ею сына не одна, а все с тем же любовником. И, как назло, Клайв не намерен уезжать. Напротив, он остается. Ведь ему так нравится кататься на велосипеде! Где-то за воротами парка слышен рев мотора, потом хлопок закрываемой в автомобиле двери. И вот на центральной аллее, ведущей в дом, появляется леди Китти – Элина Быстрицкая и ее спутник лорд Портес – Борис Клюев. С первых секунд ясно, что мирному течению жизни пришел конец. Бывший муж леди и ее нынешний спутник устремили друг на друга ревнивые взгляды. А чуть рассеянная Китти сделала вид, что ничего подобного даже не заметила. Апартаменты Арнольда стремительно начинают превращаться в сцену, на которой два любовных треугольника будут разыгрывать свои драмы, а пострадает от семейных темпераментных «разборок» один-единственный человек — дворецкий Джордж – Петр Складчиков. Изрядно покалеченный предметами домашнего обихода, он усердно будет бинтовать пораненные конечности и наклеивать пластырь на полученные шишки.
Андрей Житинкин впервые поставил спектакль в прославленных стенах Малого театра. Хотя это довольно странно: режиссер давно известен своими пристрастиями к хорошему литературному материалу, богатой фантазией и неизменно неожиданным прочтением классики. Спектакль в Малом у него получился. Потому что получилась сама поставленная история — о превратностях любви, о цене благополучия, о сбывшихся и несбывшихся мечтах, о рухнувших надеждах и еще о том, что любовь нельзя купить, что она не продается ни за какие сокровища мира. И знает об этом только тот, кто по-настоящему любит.
Режиссер предлагает зрителям современную историю членов одной семьи и тех, кто ей близок. Актеры Малого театра не играют чопорных лордов, но и не разговаривают на языке улицы. Они сдержанно великолепны в роскошных костюмах модельера Андрея Шарова, эксцентричной и яркой режиссуре Андрея Житинкина и в интригующей, почти детективной истории Сомерсета Моэма, перевод которой сделан Виталием Вульфом. Конечно, участие в «Любовном круге» Элины Быстрицкой уже само по себе делает этот спектакль событием. Но выделять кого-то из актеров почему-то не хочется. Хороши все, без исключения — от самых молодых до корифеев. Хороши и в главных ролях, и в небольших. У каждого есть своя «партия». Василий Бочкарев и его Клайв — это интрига, ирония и динамичность. Борис Клюев и его лорд Портес — это достоинство, сдержанность и юмор. Варвара Андреева — это смятение чувств, порывистость и растерянность. Василий Зотов — это неистовая юношеская страстность. Александр Вершинин — рассудительная близорукость, чопорность и беззащитность.Дворецкий Джордж — почти чеховские «тридцать три несчастья». А леди Китти Элины Быстрицкой — это мудрость, очарование, желание что-то исправить и одновременно ничего не менять: В «Любовном круге» — все, как в жизни. И все, как в театре. Такое равновесие случается на сегодняшней сцене довольно-таки редко. А жаль.
Автор: Елена КУРБАНОВА.
Источник: Московская правда
Дата: 18.12.2007
07.12.2007
Подробнее
ИГРОВАЯ ПОРУКА
«Любовный круг». Малый театр
ИГРОВАЯ ПОРУКА
«Любовный круг». Малый театр
То, что Малый театр пригласил на постановку Андрея Житинкина, еще задолго до премьеры у многих знатоков процесса вызвало некоторое недоумение. «Пала последняя цитадель традиций» - сетовали одни. «Да не получится у них ничего» - скептически ухмылялись другие. Меж тем спектакль «Любовный круг» по пьесе Сомерсета Моэма и в переводе Виталия Вульфа состоялся и приобрел явный зрительский успех.
Хотя на самом-то деле в подобном режиссерском выборе Малого не было ничего экстраординарного. Те, кто хорошо знает творчество Житинкина, давно поняли, что он замечательно умеет вписаться в «предлагаемые обстоятельства» (вероятно, это умение обострилось после скандального «развода» с Театром на Малой Бронной). А еще режиссер - специалист в наведении мостов с артистами старшего поколения, которым зачастую весьма трудно угодить, и уже прослыл поставщиком юбилейно-бенефисных спектаклей. Он работал с Людмилой Касаткиной, Юрием Яковлевым, Львом Дуровым и другими опытными мастерами. В Малом же как раз назревал юбилей Элины Быстрицкой, так что все сошлось.
Кстати, после этого спектакля никому бы и в голову не пришло вспоминать о прежней режиссерской репутации Житинкина - авангардиста и скандалиста. «Любовный круг» - вполне благопристойный, как бы сейчас сказали, «буржуазный» спектакль для самой широкой публики. Честно говоря, даже жаль немного, что режиссер оказался чрезмерно осторожным и не дал своей фантазии разгуляться в полную силу. Все-таки Моэм-драматург не столь искрометен, как тот же Оскар Уайльд, и его многословные, но малодейственные пьесы порой нуждаются в зрелищной организации.
Но режиссер в данной ситуации поставил на то, на что в Малом театре и полагается ставить, а именно на актера. А из привычного багажа оставил за собой разве что художника Андрея Шарова, который тоже отказался от привычной цветовой и сценографической изощренности, представив почти традиционный павильон с антикварными креслами, зеленую английскую поросль на пленэре под голубым небом, по которому плывут «живые» облака. В общем, при открытии занавеса декорация сама по себе снискала аплодисменты, коими в дальнейшем встречалось появление любимых артистов.
Впрочем, ни для кого не секрет, что артист артисту рознь. И Малый театр отнюдь не является приятным исключением. По крайней мере, опытное и молодое поколения этого спектакля разительно отличаются и по уровню мастерства, и по степени воздействия на зрителей. И если «старики» любое режиссерское «полуслово» способны преобразовать в собственный большой монолог и что-либо сыграть даже на пустом месте, то молодежи явно не помешали бы постановочные «драпировки» У юной Элизабет (Варвара Андреева), готовой повторить судьбу непутевой свекрови, сбежавшей некогда от семьи с молодым любовником, - очаровательная улыбка и азарт в интонациях хорошо поставленного голоса. Но и только, ни о каком там душевном смятении и речи нет. Впрочем, ее молодой возлюбленный Тедди Льютон (Василий Зотов) - парнишка обаятельный и резвый, но бежать за таким на край света - пустяшное занятие.
Отсутствие же, пусть по-английски облагороженных, но подлинных страстей, сводит на нет все авторские задумки. Обманутый супруг Элизабет Арнольд (Александр Вершинин) вышел чуть-чуть поживее, уже преодолев щенячий темперамент юнцов, но еще не набравшись мудрости «стариков» к которым стоит отнести не только артистов, но и героев пьесы Моэма.
Впрочем, несмотря на юбилейный подтекст, Андрей Житинкин на сей раз отнюдь не задался целью сделать спектакль-бенефис Элины Быстрицкой. Да и благоприобретенное достоинство артистов Малого театра требует прежде всего ансамблевой слаженности. И если молодежь здесь выступает, скорее, в качестве фона, то трио опытных мастеров вполне способно на «крупные планы» Для Элины Быстрицкой (леди Китти), которую мы привыкли видеть чаще в ролях драматических или в «высоких» комедиях, подобная роль нестареющей и легкомысленно-кокетливой особы - все же отчасти в новинку. И актриса играет ее с явным удовольствием, меняя не только платья, но и эмоциональный настрой, интонации, манеру поведения. Может рассмешить публику игривым «девичьим» голоском, а может представить и не слишком веселую драму женщины, что предпочла любовные скитания внешнему благополучию. Не теряя притом ироничного взгляда на мир и не впадая в ложный пафос.
К тому же у Элины Быстрицкой вполне достойная компания, готовая подхватить игру или, в свою очередь, ее затеять. В последнем занятии нет равных Василию Бочкареву (мистер Чэмпион-Ченей), постоянно пребывающему в столь игривом настроении и состоянии, что ему поневоле хочется соответствовать. Бочкареву вообще не устаешь удивляться: как одинаково органично и всегда блистательно он может изобразить хоть русского мужика, хоть английского лорда, царя или холопа. Причем в абсолютно любом стиле или жанре, будь то трагедия, костюмная мелодрама, водевиль или психологическая история, У персонажа Бориса Клюева (лорд Портес), быть может, более однообразные внешне проявления (вроде постоянного выпадения зубных протезов или скептических взглядов-усмешек), но зато их он освоил в совершенстве.
Этот спектакль, конечно же, не претендует на какие-то эстетические прорывы и открытия. Но, думается, они и не предполагались. Нужна была добротная и качественная постановка, с житейской историей в сердцевине, с неплохим материалом для актеров и с целью предоставить публике возможность хорошо провести время.
Без излишних раздумий на темы бытия, но и без развлекательной пошлости. И эти задачи выполнены на все сто. А для остального найдется повод и у Малого театра, и у Андрея Житинкина, когда он почувствует себя менее скованным «предлагаемыми обстоятельствами».
Автор: Ирина АЛПАТОВА
Источник: Культура
Дата: 06.12.2007
«Любовный круг». Малый театр
То, что Малый театр пригласил на постановку Андрея Житинкина, еще задолго до премьеры у многих знатоков процесса вызвало некоторое недоумение. «Пала последняя цитадель традиций» - сетовали одни. «Да не получится у них ничего» - скептически ухмылялись другие. Меж тем спектакль «Любовный круг» по пьесе Сомерсета Моэма и в переводе Виталия Вульфа состоялся и приобрел явный зрительский успех.
Хотя на самом-то деле в подобном режиссерском выборе Малого не было ничего экстраординарного. Те, кто хорошо знает творчество Житинкина, давно поняли, что он замечательно умеет вписаться в «предлагаемые обстоятельства» (вероятно, это умение обострилось после скандального «развода» с Театром на Малой Бронной). А еще режиссер - специалист в наведении мостов с артистами старшего поколения, которым зачастую весьма трудно угодить, и уже прослыл поставщиком юбилейно-бенефисных спектаклей. Он работал с Людмилой Касаткиной, Юрием Яковлевым, Львом Дуровым и другими опытными мастерами. В Малом же как раз назревал юбилей Элины Быстрицкой, так что все сошлось.
Кстати, после этого спектакля никому бы и в голову не пришло вспоминать о прежней режиссерской репутации Житинкина - авангардиста и скандалиста. «Любовный круг» - вполне благопристойный, как бы сейчас сказали, «буржуазный» спектакль для самой широкой публики. Честно говоря, даже жаль немного, что режиссер оказался чрезмерно осторожным и не дал своей фантазии разгуляться в полную силу. Все-таки Моэм-драматург не столь искрометен, как тот же Оскар Уайльд, и его многословные, но малодейственные пьесы порой нуждаются в зрелищной организации.
Но режиссер в данной ситуации поставил на то, на что в Малом театре и полагается ставить, а именно на актера. А из привычного багажа оставил за собой разве что художника Андрея Шарова, который тоже отказался от привычной цветовой и сценографической изощренности, представив почти традиционный павильон с антикварными креслами, зеленую английскую поросль на пленэре под голубым небом, по которому плывут «живые» облака. В общем, при открытии занавеса декорация сама по себе снискала аплодисменты, коими в дальнейшем встречалось появление любимых артистов.
Впрочем, ни для кого не секрет, что артист артисту рознь. И Малый театр отнюдь не является приятным исключением. По крайней мере, опытное и молодое поколения этого спектакля разительно отличаются и по уровню мастерства, и по степени воздействия на зрителей. И если «старики» любое режиссерское «полуслово» способны преобразовать в собственный большой монолог и что-либо сыграть даже на пустом месте, то молодежи явно не помешали бы постановочные «драпировки» У юной Элизабет (Варвара Андреева), готовой повторить судьбу непутевой свекрови, сбежавшей некогда от семьи с молодым любовником, - очаровательная улыбка и азарт в интонациях хорошо поставленного голоса. Но и только, ни о каком там душевном смятении и речи нет. Впрочем, ее молодой возлюбленный Тедди Льютон (Василий Зотов) - парнишка обаятельный и резвый, но бежать за таким на край света - пустяшное занятие.
Отсутствие же, пусть по-английски облагороженных, но подлинных страстей, сводит на нет все авторские задумки. Обманутый супруг Элизабет Арнольд (Александр Вершинин) вышел чуть-чуть поживее, уже преодолев щенячий темперамент юнцов, но еще не набравшись мудрости «стариков» к которым стоит отнести не только артистов, но и героев пьесы Моэма.
Впрочем, несмотря на юбилейный подтекст, Андрей Житинкин на сей раз отнюдь не задался целью сделать спектакль-бенефис Элины Быстрицкой. Да и благоприобретенное достоинство артистов Малого театра требует прежде всего ансамблевой слаженности. И если молодежь здесь выступает, скорее, в качестве фона, то трио опытных мастеров вполне способно на «крупные планы» Для Элины Быстрицкой (леди Китти), которую мы привыкли видеть чаще в ролях драматических или в «высоких» комедиях, подобная роль нестареющей и легкомысленно-кокетливой особы - все же отчасти в новинку. И актриса играет ее с явным удовольствием, меняя не только платья, но и эмоциональный настрой, интонации, манеру поведения. Может рассмешить публику игривым «девичьим» голоском, а может представить и не слишком веселую драму женщины, что предпочла любовные скитания внешнему благополучию. Не теряя притом ироничного взгляда на мир и не впадая в ложный пафос.
К тому же у Элины Быстрицкой вполне достойная компания, готовая подхватить игру или, в свою очередь, ее затеять. В последнем занятии нет равных Василию Бочкареву (мистер Чэмпион-Ченей), постоянно пребывающему в столь игривом настроении и состоянии, что ему поневоле хочется соответствовать. Бочкареву вообще не устаешь удивляться: как одинаково органично и всегда блистательно он может изобразить хоть русского мужика, хоть английского лорда, царя или холопа. Причем в абсолютно любом стиле или жанре, будь то трагедия, костюмная мелодрама, водевиль или психологическая история, У персонажа Бориса Клюева (лорд Портес), быть может, более однообразные внешне проявления (вроде постоянного выпадения зубных протезов или скептических взглядов-усмешек), но зато их он освоил в совершенстве.
Этот спектакль, конечно же, не претендует на какие-то эстетические прорывы и открытия. Но, думается, они и не предполагались. Нужна была добротная и качественная постановка, с житейской историей в сердцевине, с неплохим материалом для актеров и с целью предоставить публике возможность хорошо провести время.
Без излишних раздумий на темы бытия, но и без развлекательной пошлости. И эти задачи выполнены на все сто. А для остального найдется повод и у Малого театра, и у Андрея Житинкина, когда он почувствует себя менее скованным «предлагаемыми обстоятельствами».
Автор: Ирина АЛПАТОВА
Источник: Культура
Дата: 06.12.2007
26.11.2007
Подробнее
БЫСТРИЦКАЯ СЫГРАЛА БЛУДНУЮ МАТЬ
«Любовный круг» из любовных треугольников. Такую геометрическую фигуру построил в Малом театре Андрей Житинкин.
БЫСТРИЦКАЯ СЫГРАЛА БЛУДНУЮ МАТЬ
«Любовный круг» из любовных треугольников. Такую геометрическую фигуру построил в Малом театре Андрей Житинкин. С его легкой руки Малый продолжил тему «матерей, которые бросают своих детей», но только на западный манер и с помощью Сомерсета Моэма. А прима Малого, Элина Быстрицкая, впервые за десять лет вышла на сцену в главной роли.
Филиал Малого на Ордынке ломится. Но толпа, одетая по-зимнему, не из медийных лиц, а из людей, за свои кровные купивших билеты, весьма не дешевые. Толпу разбавляет парочка известных лиц — переводчик пьесы Виталий Вульф, актриса Оксана Мысина с супругом и большим букетом. Пока же занавес не открылся, четыре музыканта на авансцене (виолончель, три скрипки) наигрывают нечто воздушное.
Первый акт легок, как летнее утро. Особенно визуально — на экране по безмятежно голубому небу легкомысленно плывут облачка, а в кустарнике, густо вставшем по заднику белой декорации, чирикают птички.
Художник Шаров навел на сцене белую безмятежность. Режиссер Житинкин — легкую интрижку: после долгого отсутствия в дом возвращается блудная мать, из-за страсти бросившая мужа и 5-летнего сына. Туда же из Парижа приезжает отставленный муж, отчего возникает неловкая ситуация: в одном пространстве собирается старый любовный треугольник. А на подходе новый — молодой: хозяин дома, подросший мальчик, во втором акте будет разбираться с супругой, которая вознамерится повторить поступок своей свекрови.
Пьесу 30-х годов публика смотрит напряженно и радостно. Во-первых, лексика до боли родная — «коттедж», «загородный дом», «старинная мебель». Красивые дамские туалеты. Во-вторых, даже страсти, ломающие судьбы, делают зрелище элегантной комедией. Так написано и так поставлено. А особенно — сыграно, что почти на каждый приход и уход — аплодисменты, даже там, где они неуместны. Но такова школа Малого театра, где из пустяка умеют делать конфетку.
Как только на сцену на велике выезжает Василий Бочкарев (Клайв Чемпион-Ченей), действие приобретает энергию и объем. Он так умеет играть не играючи, что незнакомая жизнь прошлого века становится сегодняшней. Вслед за ним на сцену под ручку является пара Быстрицкая—Клюев, и ты понимаешь, что такое школа.
Весь первый акт Быстрицкая проводит на капризной ноте: «Хьюи, принесите мне…», «Клайв, подайте…», «Милочка, вам не идет…» Капризный писк — нечто новенькое в биографии актрисы, приучившей публику к сильным, властным нотам. Тем интереснее метаморфоза, происходящая с ее героиней во втором акте. Вдруг голос, качающийся на верхних нотах, обрывается, как в пропасть, и леди Кити становится самой собой — пожилая, все понимающая, в чем-то раскаивающаяся.
Но лорд Портес (Борис Клюев) — мощнейшая сила треугольника. Отменно носит костюм и так владеет интонацией, паузой, что, кажется, что бы ни сказал, все становится комедией, тонкой и изящной.
«Любовный круг» — явный бенефис троицы Бочкарев—Быстрицкая—Клюев. Дама треф с двумя королями преподносят блестящий урок — как можно легко шутить любовью, изменами и ни в чем не раскаиваться. На поклонах больше всего цветов получает именно она. Букет от Мысиной достается Бочкареву, у которого в этот день был день рождения.
Марина Райкина
«Московский комсомолец», 26 ноября 2007 года
«Любовный круг» из любовных треугольников. Такую геометрическую фигуру построил в Малом театре Андрей Житинкин. С его легкой руки Малый продолжил тему «матерей, которые бросают своих детей», но только на западный манер и с помощью Сомерсета Моэма. А прима Малого, Элина Быстрицкая, впервые за десять лет вышла на сцену в главной роли.
Филиал Малого на Ордынке ломится. Но толпа, одетая по-зимнему, не из медийных лиц, а из людей, за свои кровные купивших билеты, весьма не дешевые. Толпу разбавляет парочка известных лиц — переводчик пьесы Виталий Вульф, актриса Оксана Мысина с супругом и большим букетом. Пока же занавес не открылся, четыре музыканта на авансцене (виолончель, три скрипки) наигрывают нечто воздушное.
Первый акт легок, как летнее утро. Особенно визуально — на экране по безмятежно голубому небу легкомысленно плывут облачка, а в кустарнике, густо вставшем по заднику белой декорации, чирикают птички.
Художник Шаров навел на сцене белую безмятежность. Режиссер Житинкин — легкую интрижку: после долгого отсутствия в дом возвращается блудная мать, из-за страсти бросившая мужа и 5-летнего сына. Туда же из Парижа приезжает отставленный муж, отчего возникает неловкая ситуация: в одном пространстве собирается старый любовный треугольник. А на подходе новый — молодой: хозяин дома, подросший мальчик, во втором акте будет разбираться с супругой, которая вознамерится повторить поступок своей свекрови.
Пьесу 30-х годов публика смотрит напряженно и радостно. Во-первых, лексика до боли родная — «коттедж», «загородный дом», «старинная мебель». Красивые дамские туалеты. Во-вторых, даже страсти, ломающие судьбы, делают зрелище элегантной комедией. Так написано и так поставлено. А особенно — сыграно, что почти на каждый приход и уход — аплодисменты, даже там, где они неуместны. Но такова школа Малого театра, где из пустяка умеют делать конфетку.
Как только на сцену на велике выезжает Василий Бочкарев (Клайв Чемпион-Ченей), действие приобретает энергию и объем. Он так умеет играть не играючи, что незнакомая жизнь прошлого века становится сегодняшней. Вслед за ним на сцену под ручку является пара Быстрицкая—Клюев, и ты понимаешь, что такое школа.
Весь первый акт Быстрицкая проводит на капризной ноте: «Хьюи, принесите мне…», «Клайв, подайте…», «Милочка, вам не идет…» Капризный писк — нечто новенькое в биографии актрисы, приучившей публику к сильным, властным нотам. Тем интереснее метаморфоза, происходящая с ее героиней во втором акте. Вдруг голос, качающийся на верхних нотах, обрывается, как в пропасть, и леди Кити становится самой собой — пожилая, все понимающая, в чем-то раскаивающаяся.
Но лорд Портес (Борис Клюев) — мощнейшая сила треугольника. Отменно носит костюм и так владеет интонацией, паузой, что, кажется, что бы ни сказал, все становится комедией, тонкой и изящной.
«Любовный круг» — явный бенефис троицы Бочкарев—Быстрицкая—Клюев. Дама треф с двумя королями преподносят блестящий урок — как можно легко шутить любовью, изменами и ни в чем не раскаиваться. На поклонах больше всего цветов получает именно она. Букет от Мысиной достается Бочкареву, у которого в этот день был день рождения.
Марина Райкина
«Московский комсомолец», 26 ноября 2007 года
16.11.2007
Подробнее
МАЛЫЙ НЕ ПРОМАХ
Народный артист России Борис Клюев болеет за «Спартак» и любит, когда в футбол играют красиво
МАЛЫЙ НЕ ПРОМАХ
Народный артист России Борис Клюев болеет за «Спартак» и любит, когда в футбол играют красиво
Без спорта он свою жизнь не представляет. Клюев успевает играть в театре, сниматься в кино, обучать актерскому мастерству студентов Щепкинского училища и выступать за футбольную команду Малого театра. Футбол - неотъемлемая часть его жизни.
- Борис Владимирович, вы были одним из тех, кто стоял у истоков создания Театральной футбольной лиги. Как родилась эта идея?
- Во времена моей молодости в театре всегда было несколько человек, которые играли в футбол. На гастролях мы каждое утро выходили из гостиницы, чтобы погонять мяч, да и в театре у нас раньше был хороший большой спортивный зал - играли в футбол в перерывах репетиций. Так как все актеры театров Москвы друг друга знают, мы, естественно, начали переговариваться, организовывать спортивные встречи. Как-то договорились с Театром им. Маяковского, поехали в «Лужники» и сыграли с «маяковцами».
После этого появились энтузиасты, которые взяли на себя организацию турниров. В то время в Театре им. Маяковского работал то ли директором, то ли распорядителем Саша Гольман, который очень многое сделал для создания Театральной футбольной лиги. Так что Малый театр и Театр им. Маяковского стояли у ее истоков. В этой лиге играли многие известные актеры: Саша Фатюшин, Сережа Шакуров, Сеня Фарада, Никита Михалков, на воротах стоял Саша Мартынов...
На протяжении многих лет мы играли, на гастролях всегда проводили матчи против местных журналистов. Потом появилась команда артистов Москвы. Анатолий Собчак (в то время мэр Петербурга) придумал турнир «Кубок мэра», который проходил несколько лет: там играли команды артистов, банкиров, правительства и таможни. Мы приезжали на соревнования нашей театральной московской командой, брали еще некоторых ребят из Питера. Я очень горжусь участием в этом турнире, у меня сохранились все медали: мы там завоевывали разные места.
- Какой матч против журналистов был самым памятным?
- Это было, по-моему, 26 лет назад. В Свердловске (нынешний Екатеринбург. - Авт.) на центральном стадионе города собралось огромное количество зрителей. Мы победили со счетом 2:1 -Олег Штефанько забил победный гол на последних минутах матча. Я в той игре забил первый гол - с пенальти. У нас была хорошая сборная, было много молодых ребят, играть было легко.
- С чего началось ваше увлечение футболом?
- Как и все, играл во дворе. Моя первая кличка во дворе - Тучкус: был такой вратарь в «Спартаке». Так как я был самый длинный, меня ставили на ворота. Потом я занимался баскетболом: с 12 лет играл за «Спартак», но неотъемлемой частью тренировок баскетболистов был футбол.
- Несмотря на любовь к футболу и занятия баскетболом, вы выбрали профессию актера...
- Никогда не думал становиться профессиональным спортсменом, несмотря на то что данные у меня были. Помимо баскетбола занимался борьбой, в обоих видах спорта у меня был первый разряд. Но после поступления в театральный институт бросил все увлечения - вообще все, потому что в театральном институте учишься с 9 утра до 10 вечера.
- За какую команду болеете, Борис Владимирович?
- За московский «Спартак». Раньше в «Спартаке» всегда были яркие индивидуальности, причем доморощенные. Хотя были и футболисты, которые приходили в команду и становились своими. Помню, как появился Виктор Папаев - потрясающий технарь! Папаев мог в одиночку взорвать любую оборону. На него специально ходили смотреть, как и я в свое время ходил смотреть на игру Стрельцова, хотя никогда не болел за «Торпедо».
Отлично помню команду Константина Ивановича Бескова: молодых Жору Ярцева, Сергея Шавло... Кстати, до сих пор поддерживаю с ними теплые отношения. Тогда же играл Федор Черенков -настоящий спартаковец: у него очень мягкая техника, Федор удивительно координированный. Жаль, рано закончил играть... Еще я очень жалел в свое время, что ушел из «Спартака» Андрей Тихонов. Романцев немало сделал для «Спартака» хорошего, но и плохого тоже наворотил. Сегодня в команде нет спартаковского духа.
- Вы ходите на стадион?
- Нет. Не то чтобы мне неинтересно, просто, чем старше становлюсь, тем меньше остается свободного времени. У меня много друзей среди футболистов. К примеру, до сих пор поддерживаю отношения с милейшим человеком и талантливейшим спартаковским футболистом Никитой Павловичем Симоняном. Малый театр всегда был очень дружен со «Спартаком», потому что Игорь Владимирович Ильинский (актер, а затем и режиссер Малого театра) и Николай Петрович Старостин учились в одной гимназии. И сейчас большинство актеров в театре болеют за «Спартак».
- Перед топ-матчами спорите с коллегами, делаете ставки?
- Я вырос в то время, когда делать ставки было не принято. Знаю, что молодежь раньше делала ставки, а сейчас пришло поколение, которое футболом не интересуется совершенно.
Раньше мы играли спектакль, а в рабочей курилке стоял телевизор, по которому транслировали важный матч. Актеры со сцены шепчут: «Какой там счет? Счет, счет какой?!» На сцене играют, страсти рвутся, а из-за кулис: «Спартак» ведет -1:0!» Сейчас другое поколение, им это неинтересно. Меня в последней нашей игре в Киеве поразило, что молодые совсем не умеют играть в футбол. У нас играли практически все, другое дело, что кто-то хуже, кто-то лучше, но - все.
- Вы знакомы с кем-то из молодых футболистов?
- К сожалению, нет. Раньше у нас была хорошая традиция: мы регулярно ездили в Тарасовку, приглашали футболистов в театр на премьеры. Эта традиция была потеряна при Романцеве.
- При Романцеве «Спартак» стал девятикратным чемпионом России...
- Не в силе «Спартака» было дело, а в слабости его соперников. Да, девятикратные. Да, можно этим гордиться... Когда Романцев ушел из «Спартака», ни в одной команде он ничего доказать не смог. И нигде ничего не докажет, потому что это человек с безумным количеством комплексов, человек, который с каждым годом не рос, как мастер, а становился хуже. Правда, это мое личное мнение...
Сейчас я доволен, что с командой работает Станислав Черчесов, в нем есть спартаковский дух. И Федотов, мне кажется, правильно делал, что начал вводить в команду молодых футболистов. Лично я считаю, что у «Спартака» есть своя школа, свой почерк. Знаменитые спартаковские «стеночки» - это не просто так было, это была целая школа, целое направление... Это нужно развивать. А когда приходят чужие игроки с другой выучкой, теряется рисунок игры, команда показывает другой футбол, не спартаковский, не зрелищный. У меня до сих пор перед глазами «Спартак» тех времен, когда Бесков принял команду, вылетевшую из премьер-лиги. Как играли эти мальчишки! Сережа Шавло, Жора Ярцев! Что эти ребята выделывали на поле! Помню, что творилось с фанатами. Именно тогда появились многие знаменитые кричалки: творческая интеллигенция сидела на трибунах и придумывала кричалки.
- Вы тоже что-нибудь придумали?
- Я просто хлопал и орал: «Жора Ярцев - наш герой! Забивай скорее гол!» Эта команда, с молодыми, никому не известными футболистами, показывала зрелищный футбол, и, конечно, такой футбол хотелось бы видеть сейчас. Все лучшие команды мира играют в зрелищный футбол, играют для зрителей.
- Часто спартаковские болельщики настолько не любят ЦСКА, что не поддерживают армейцев даже на международной арене...
- Я болею за российский футбол и за Россию, а клубные интересы - это наши внутренние дела. Я лучше приду на стадион и буду болеть за «Спартак» в матче против ЦСКА, тут уж я буду полностью во власти своих эмоций. А международная арена - это российский футбол, мы все должны болеть за наших. Я, кстати, до сих пор болею в европейских турнирах и за киевское «Динамо», и за «Шахтер». Очень жалею, что недавно был в Киеве и не встретился с Володей Веремеевым ( в прошлом футболист киевского Динамо, сейчас работает в штабе сборной Украины. - Авт.). Он был одним из моих любимых футболистов. У Веремеева была удивительная техника, понимание игры. Если кто-то после контакта с ним падал на поле, Володя подавал руку, извинялся. Меня всегда это поражало: откуда в этом простом парне такое чувство человеческого такта?!
- А вы на поле жесткий футболист?
- Стараюсь не быть жестким. Я за техничный футбол, но если меня толкают или делают мне больно, я это запомню и при случае отвечу.
- Помимо футбола, вас интересуют еще какие-то виды спорта?
- Большой теннис. В первый раз я взял в руки ракетку, когда был на гастролях в Киеве. Моим первым тренером была чемпионка Украины Людмила Петрова, она и привила мне любовь к теннису. С тех пор я сам играю и постоянно слежу за нашими спортсменами.
- А любовь к баскетболу с детства осталась? Тем более что результаты российских баскетболистов на международной арене впечатляют гораздо больше футбольных: недавно и мужская, и женская сборные выиграли чемпионат Европы.
- За наших мужчин и девушек я очень рад. Здорово, что они выиграли, но сам я, не знаю почему, к баскетболу охладел. Как-то вышел на площадку, а не играл давно, мне тут же дали в глаз, я вывернул палец, броски не идут - тяжелый стал ужасно... Я разозлился и ушел.
- Как вам удается выкраивать время на спорт?
- Времени, конечно, нет. У меня был случай... Одно время я стал очень плохо себя чувствовать, не понимал, что такое: стоять невозможно! Пробовал утром бегать - не помогает. Тогда я поехал поиграть в теннис. Поиграл час, а когда вышел после тренировки, сразу стал чувствовать себя хорошо. Наверное, организм, подвергавшийся на протяжении многих лет мощным нагрузкам, к ним привык. А сейчас я все забросил: не плаваю, не бегаю, в футбол и теннис редко играю. Бывает, иногда приходится сниматься одновременно в трех картинах, и ни на что времени не остается. Еще студенты, театр. Я очень жалею, что так мало времени уделяю спорту, но стараюсь, как только возможность появляется, ее использовать: бросаю все и -вперед!
Автор: Беседовала Ирина ЕЛУФЕРЬЕВА
Источник: Трибуна
Дата: 16.11.2007
Народный артист России Борис Клюев болеет за «Спартак» и любит, когда в футбол играют красиво
Без спорта он свою жизнь не представляет. Клюев успевает играть в театре, сниматься в кино, обучать актерскому мастерству студентов Щепкинского училища и выступать за футбольную команду Малого театра. Футбол - неотъемлемая часть его жизни.
- Борис Владимирович, вы были одним из тех, кто стоял у истоков создания Театральной футбольной лиги. Как родилась эта идея?
- Во времена моей молодости в театре всегда было несколько человек, которые играли в футбол. На гастролях мы каждое утро выходили из гостиницы, чтобы погонять мяч, да и в театре у нас раньше был хороший большой спортивный зал - играли в футбол в перерывах репетиций. Так как все актеры театров Москвы друг друга знают, мы, естественно, начали переговариваться, организовывать спортивные встречи. Как-то договорились с Театром им. Маяковского, поехали в «Лужники» и сыграли с «маяковцами».
После этого появились энтузиасты, которые взяли на себя организацию турниров. В то время в Театре им. Маяковского работал то ли директором, то ли распорядителем Саша Гольман, который очень многое сделал для создания Театральной футбольной лиги. Так что Малый театр и Театр им. Маяковского стояли у ее истоков. В этой лиге играли многие известные актеры: Саша Фатюшин, Сережа Шакуров, Сеня Фарада, Никита Михалков, на воротах стоял Саша Мартынов...
На протяжении многих лет мы играли, на гастролях всегда проводили матчи против местных журналистов. Потом появилась команда артистов Москвы. Анатолий Собчак (в то время мэр Петербурга) придумал турнир «Кубок мэра», который проходил несколько лет: там играли команды артистов, банкиров, правительства и таможни. Мы приезжали на соревнования нашей театральной московской командой, брали еще некоторых ребят из Питера. Я очень горжусь участием в этом турнире, у меня сохранились все медали: мы там завоевывали разные места.
- Какой матч против журналистов был самым памятным?
- Это было, по-моему, 26 лет назад. В Свердловске (нынешний Екатеринбург. - Авт.) на центральном стадионе города собралось огромное количество зрителей. Мы победили со счетом 2:1 -Олег Штефанько забил победный гол на последних минутах матча. Я в той игре забил первый гол - с пенальти. У нас была хорошая сборная, было много молодых ребят, играть было легко.
- С чего началось ваше увлечение футболом?
- Как и все, играл во дворе. Моя первая кличка во дворе - Тучкус: был такой вратарь в «Спартаке». Так как я был самый длинный, меня ставили на ворота. Потом я занимался баскетболом: с 12 лет играл за «Спартак», но неотъемлемой частью тренировок баскетболистов был футбол.
- Несмотря на любовь к футболу и занятия баскетболом, вы выбрали профессию актера...
- Никогда не думал становиться профессиональным спортсменом, несмотря на то что данные у меня были. Помимо баскетбола занимался борьбой, в обоих видах спорта у меня был первый разряд. Но после поступления в театральный институт бросил все увлечения - вообще все, потому что в театральном институте учишься с 9 утра до 10 вечера.
- За какую команду болеете, Борис Владимирович?
- За московский «Спартак». Раньше в «Спартаке» всегда были яркие индивидуальности, причем доморощенные. Хотя были и футболисты, которые приходили в команду и становились своими. Помню, как появился Виктор Папаев - потрясающий технарь! Папаев мог в одиночку взорвать любую оборону. На него специально ходили смотреть, как и я в свое время ходил смотреть на игру Стрельцова, хотя никогда не болел за «Торпедо».
Отлично помню команду Константина Ивановича Бескова: молодых Жору Ярцева, Сергея Шавло... Кстати, до сих пор поддерживаю с ними теплые отношения. Тогда же играл Федор Черенков -настоящий спартаковец: у него очень мягкая техника, Федор удивительно координированный. Жаль, рано закончил играть... Еще я очень жалел в свое время, что ушел из «Спартака» Андрей Тихонов. Романцев немало сделал для «Спартака» хорошего, но и плохого тоже наворотил. Сегодня в команде нет спартаковского духа.
- Вы ходите на стадион?
- Нет. Не то чтобы мне неинтересно, просто, чем старше становлюсь, тем меньше остается свободного времени. У меня много друзей среди футболистов. К примеру, до сих пор поддерживаю отношения с милейшим человеком и талантливейшим спартаковским футболистом Никитой Павловичем Симоняном. Малый театр всегда был очень дружен со «Спартаком», потому что Игорь Владимирович Ильинский (актер, а затем и режиссер Малого театра) и Николай Петрович Старостин учились в одной гимназии. И сейчас большинство актеров в театре болеют за «Спартак».
- Перед топ-матчами спорите с коллегами, делаете ставки?
- Я вырос в то время, когда делать ставки было не принято. Знаю, что молодежь раньше делала ставки, а сейчас пришло поколение, которое футболом не интересуется совершенно.
Раньше мы играли спектакль, а в рабочей курилке стоял телевизор, по которому транслировали важный матч. Актеры со сцены шепчут: «Какой там счет? Счет, счет какой?!» На сцене играют, страсти рвутся, а из-за кулис: «Спартак» ведет -1:0!» Сейчас другое поколение, им это неинтересно. Меня в последней нашей игре в Киеве поразило, что молодые совсем не умеют играть в футбол. У нас играли практически все, другое дело, что кто-то хуже, кто-то лучше, но - все.
- Вы знакомы с кем-то из молодых футболистов?
- К сожалению, нет. Раньше у нас была хорошая традиция: мы регулярно ездили в Тарасовку, приглашали футболистов в театр на премьеры. Эта традиция была потеряна при Романцеве.
- При Романцеве «Спартак» стал девятикратным чемпионом России...
- Не в силе «Спартака» было дело, а в слабости его соперников. Да, девятикратные. Да, можно этим гордиться... Когда Романцев ушел из «Спартака», ни в одной команде он ничего доказать не смог. И нигде ничего не докажет, потому что это человек с безумным количеством комплексов, человек, который с каждым годом не рос, как мастер, а становился хуже. Правда, это мое личное мнение...
Сейчас я доволен, что с командой работает Станислав Черчесов, в нем есть спартаковский дух. И Федотов, мне кажется, правильно делал, что начал вводить в команду молодых футболистов. Лично я считаю, что у «Спартака» есть своя школа, свой почерк. Знаменитые спартаковские «стеночки» - это не просто так было, это была целая школа, целое направление... Это нужно развивать. А когда приходят чужие игроки с другой выучкой, теряется рисунок игры, команда показывает другой футбол, не спартаковский, не зрелищный. У меня до сих пор перед глазами «Спартак» тех времен, когда Бесков принял команду, вылетевшую из премьер-лиги. Как играли эти мальчишки! Сережа Шавло, Жора Ярцев! Что эти ребята выделывали на поле! Помню, что творилось с фанатами. Именно тогда появились многие знаменитые кричалки: творческая интеллигенция сидела на трибунах и придумывала кричалки.
- Вы тоже что-нибудь придумали?
- Я просто хлопал и орал: «Жора Ярцев - наш герой! Забивай скорее гол!» Эта команда, с молодыми, никому не известными футболистами, показывала зрелищный футбол, и, конечно, такой футбол хотелось бы видеть сейчас. Все лучшие команды мира играют в зрелищный футбол, играют для зрителей.
- Часто спартаковские болельщики настолько не любят ЦСКА, что не поддерживают армейцев даже на международной арене...
- Я болею за российский футбол и за Россию, а клубные интересы - это наши внутренние дела. Я лучше приду на стадион и буду болеть за «Спартак» в матче против ЦСКА, тут уж я буду полностью во власти своих эмоций. А международная арена - это российский футбол, мы все должны болеть за наших. Я, кстати, до сих пор болею в европейских турнирах и за киевское «Динамо», и за «Шахтер». Очень жалею, что недавно был в Киеве и не встретился с Володей Веремеевым ( в прошлом футболист киевского Динамо, сейчас работает в штабе сборной Украины. - Авт.). Он был одним из моих любимых футболистов. У Веремеева была удивительная техника, понимание игры. Если кто-то после контакта с ним падал на поле, Володя подавал руку, извинялся. Меня всегда это поражало: откуда в этом простом парне такое чувство человеческого такта?!
- А вы на поле жесткий футболист?
- Стараюсь не быть жестким. Я за техничный футбол, но если меня толкают или делают мне больно, я это запомню и при случае отвечу.
- Помимо футбола, вас интересуют еще какие-то виды спорта?
- Большой теннис. В первый раз я взял в руки ракетку, когда был на гастролях в Киеве. Моим первым тренером была чемпионка Украины Людмила Петрова, она и привила мне любовь к теннису. С тех пор я сам играю и постоянно слежу за нашими спортсменами.
- А любовь к баскетболу с детства осталась? Тем более что результаты российских баскетболистов на международной арене впечатляют гораздо больше футбольных: недавно и мужская, и женская сборные выиграли чемпионат Европы.
- За наших мужчин и девушек я очень рад. Здорово, что они выиграли, но сам я, не знаю почему, к баскетболу охладел. Как-то вышел на площадку, а не играл давно, мне тут же дали в глаз, я вывернул палец, броски не идут - тяжелый стал ужасно... Я разозлился и ушел.
- Как вам удается выкраивать время на спорт?
- Времени, конечно, нет. У меня был случай... Одно время я стал очень плохо себя чувствовать, не понимал, что такое: стоять невозможно! Пробовал утром бегать - не помогает. Тогда я поехал поиграть в теннис. Поиграл час, а когда вышел после тренировки, сразу стал чувствовать себя хорошо. Наверное, организм, подвергавшийся на протяжении многих лет мощным нагрузкам, к ним привык. А сейчас я все забросил: не плаваю, не бегаю, в футбол и теннис редко играю. Бывает, иногда приходится сниматься одновременно в трех картинах, и ни на что времени не остается. Еще студенты, театр. Я очень жалею, что так мало времени уделяю спорту, но стараюсь, как только возможность появляется, ее использовать: бросаю все и -вперед!
Автор: Беседовала Ирина ЕЛУФЕРЬЕВА
Источник: Трибуна
Дата: 16.11.2007
16.10.2007
Подробнее
ИСПОВЕДЬ ФРАЧНОГО НЕГОДЯЯ
Борис КЛЮЕВ: «Суперменство к актерству не имеет отношения»
ИСПОВЕДЬ ФРАЧНОГО НЕГОДЯЯ
Борис КЛЮЕВ: «Суперменство к актерству не имеет отношения»
Вот уж не знаю, сочувствовать артисту.
Или радоваться за него?
С одной стороны - всю жизнь проходил в негодяях. С другой - они, эти самые мерзавцы, душегубы и убийцы, «кормили» его во все времена (сытые, советские, простойные, перестроечные). Причем плохие люди у артиста Малого театра Бориса Клюева все как один - породистые, белая кость.
Чапай говорил по-французски
- Борис Владимирович, вы хотя бы для приличия разнообразили палитру образов и сыграли бы простого человека: слесаря, крестьянина - в общем, народный образ.
- Я думаю, в этой роли я был бы малоубедительным. Хотя, постойте, в театре один раз я играл казаха в спектакле по «Целине». Я был Перменовым Байсак Перменовичем - простым чабаном с висячими усами. Но все было красиво. У моего учителя - Бориса Бабочкина - есть знаменитая фраза: «Все надо делать красиво». Даже когда он вытаскивал носовой платок из кармана (а у него были такие длинные красивые кисти), то начинался целый ритуал. Как доставал, разворачивал, извините, сморкался и убирал обратно. В этом было, конечно, актерство, но это очень красиво. И потом, насчет народного образа: не забывайте, что я - фрачный артист.
- Фрачный - это как? Особое поведение или...
- Во всяком случае ты должен уметь вести себя - это главное. Положим, карман брюк - существует несколько положений руки в кармане. Скажем, аристократ имеет право держать руку в кармане, но... Если ладонь вся в кармане, это одно, а когда вся рука в кармане, а большой палец снаружи, - другое. Много нюансов существует. Возможно, зритель этого и не увидит, но я должен это знать. Я всегда хотел быть воспитанным человеком.
- Но откройте секрет, как вести себя в приличном обществе, в высшем свете. У нас этому учат?
- У нас этому не учат. Во-первых, надо быть органичным, но понимать, что ты при этом не должен делать. Пусть ты будешь суховат и даже зажат, но ты не допустишь никакого ляпа. Вот опять же о Бабочкине. Вы знаете, он блестяще носил костюмы. Несмотря на свою худощавость, был элегантен: правая рука чуть присогнута в локте, манжет, запонки - все продумано. И знаменитая рука в кармане - она тоже должна быть элегантной и красивой.
- Вот Чапаев дает!..
- Да-да, этот Чапаев, между прочим, очень хорошо владел французским языком, читал по-французски, и на 70-летие ему из Франции прислали великолепный костюм. Кто - не знаю. Он всегда повторял: «Надо читать, нельзя забывать язык». Яркая личность была - Борис Андреевич Бабочкин, и очень любил молодежь. Ведь он дал мне в «Грозе» роль Кудряша. Это мне-то? С моей иезуитской внешностью?..
Миледи на табурете
- Заметьте, это не мои слова - про иезуитскую внешность. Но она вас программирует на роли негодяев, причем весьма изощренных.
- Очевидно. Помню, когда еще начинал сниматься и больших ролей не было, а только эпизоды, то на студиях обычно говорили так про меня: «Усики ему приклейте - и будет эсер». Или: «Вылитый немец». Кстати, мне очень идет немецкая форма. А первая роль в кино, которая прозвучала, - граф Рошфор из «Трех мушкетеров».
- Да уж, вот иуда... Наверное, от зрителей вам досталось.
- Наоборот, я даже сам не ожидал такого хорошего резонанса. Никто ни разу не сказал: «Что ж ты гад такой?!» Потом артисты любили меня показывать (переходит на ровный, «бескровный» голос):
- А что с Миледи?
- Ее казнили. Ей отрубили голову.
- А-а-а (качает головой и поджимает губы).
Это я придумал на съемках реплику, сняли ее под Львовом, на натуре, а потом на табуретке уже на студии.
- В каком смысле на табуретке?
- В прямом. Я стоял на табуретке, говорил эти слова, а сам изображал, будто на лошади еду.
- Значит, революционные массы в биографии артиста Клюева не пройдут?
- Не пройдут. Только исторические фильмы. И в связи с этим я до сих пор благодарен Вале Гафту (вот уж его величество случай) за то, что его не отпустили на съемки из «Современника», - на выпуске были, кажется, «Три сестры». А он должен был сниматься в «Крушении империи». И за мной срочно приехали прямо в театр, посадили на поезд, и утром я уже снимался в роли министра временного правительства Шульгина. Вот там я впервые понял, что что-то могу. И компания была замечательная - Стржельчик, Панков, Коля Волков... В общем, Временное правительство оказалось на экране куда лучше большевиков. А Шульгин, которого я играл, в то время, представляете, был жив. Вот еще раз скажешь спасибо кинематографу - он дарит такие неожиданные встречи.
- Экс-министр жил в Париже?
- Да нет - в России. И мы к нему ездили. Его освободили из лагеря по амнистии Хрущева и дали однокомнатную квартиру во Владимире. И вот представьте мои ощущения: вы - советский человек, который вырос в Советском Союзе, входите в крохотную квартирку, а там - эпоха. На пороге - высокий, худой, седой старик... Он говорил мало и, чувствовалось, от некоторых вопросов просто уходил. А в какой-то момент взял скрипку и заиграл. После этого я всеми правдами и неправдами стал доставать книги про тот период (белое движение и все такое прочее) и читал, читал...
Тайна папирос Колчака
- Вот интересный вопрос: отражались ли на сознании простого советского актера роли графов, герцогов, белых генералов?
- Да, отражается. Ведь беда артиста состоит в том, что он проживает чужую жизнь.
- А вы считаете, что это беда?
- С одной стороны, это очень хорошо, а с другой - очень плохо. Ведь театр - это иллюзия жизни, и иногда человек, который в жизни не является героем, а на сцене - героическая личность, начинает в какой-то момент верить, что он действительно герой. И как только он в жизни сталкивается с необходимостью проявить героизм (а его у него нет) - происходит трагедия. Вот почему это опасная штука.
Но я глубоко убежден, что думающий артист растет на таких ролях. Во-первых, идет постоянный анализ материала, находишь удивительные вещи.
Вот когда я должен был играть генерала Колчака, я перелопатил огромное количество материала. Среди прочего хотел узнать, курил Колчак или нет: об этом нигде не упоминалось. И только из письма его жены узнал, что курил. Она написала в записке, когда приносила передачу в тюрьму: «Я положила тебе папиросы». Деталь, казалось бы, но это можно было потом где-то использовать. Одним словом, если ты не уходишь в иллюзию, то становишься лучше.
Почему побагровел Царев
- Малый театр, где вы служите много лет, с чем можно сравнить - с академией, армейской дедовщиной или детским садом?
- Да, наверное, все вместе. Но только не с детским садом: сопли здесь никто никому не вытирал. Жесткие профессиональные отношения. А так как рядом были люди в четыре раза старше тебя, то еще и пиетет.
- Вот, кстати, о стариках Малого. Кто для вас был лучшим партнером - Ильинский, Царев, Бабочкин, Кенигсон?
- (Пауза.) Да они все были неудобными. Тянули одеяло на себя. А иначе как?..
- Значит, это все красивые легенды - изумительные партнеры, плечо старшего товарища?
- И это тоже было. Однажды Бабочкин спас меня. Я от желания «так сыграть, чтобы все обомлели», когда открылся занавес, забыл текст, и он, поняв, что что-то случилось, пропустил мой кусок и сразу въехал в свой. Потом подошел ко мне: «Ты что, выпил?» - спросил. А я: «Какой «выпил»?..» И тогда он меня научил: «Запомни, если человек после паузы берет текст на себя, значит, это он забыл текст, а не партнер. Вот я сегодня тебя выручил». Старая школа, и он прав. А Ильинский Игорь Владимирович - великолепный мастер, но он, знаете, все в себе держал и делал. Дома придумает столько, на репетиции вывалит режиссеру и потом сам же от своих находок легко отказывался. Царев... тот очень следил за собой. Я никогда не забуду, как Виталий Соломин в «Горе от ума» вдруг, неожиданно для всех, на сцене заговорил голосом Царева, который играл Фамусова. Заговорил высоким голосом - и Царев... О! Я помню глаза Михаила Ивановича - они у него забегали, побагровел затылок, но он стерпел, понял, что, видимо, Виталику по роли так было надо.
Гуляш из медведя
- Кстати, о Соломине-младшем. Вы ведь вместе снимались в «Шерлоке Холмсе», где играли братца мистера Холмса, а он - доктора Ватсона.
- Да, картина «Кровавая надпись». Виталий... (Держит паузу.) Это мой товарищ. Он очень талантлив, дико самолюбив и обидчив - очень непростой человек был. Но у него было два бесспорных качества - необыкновенная порядочность и талант. Если что-то случалось, то можно было обращаться только к нему. Мы дружили. Помню, были на гастроли в Томске, и с ним произошла замечательная история. Он говорит нам: «Ребята, я вас приглашаю на медведя». - «Какого медведя?!» - «Поехали. Нас ждет машина». Надо сказать, любил делать красивые жесты. Словом, едем. Приезжаем в тайгу. Там стоит огромный сруб, и надпись на нем: «Ресторан». Толстомордые официанты в красных рубахах с вышивкой стоят, семечки лузгают. В ресторане - ни одного человека.
Мы поднимаемся. Виталий спрашивает: «Медведь есть?» «Есть.» «Ну, давайте нам морошки, водки, закусочку и медведя». И вот, когда мы хорошо выпили, поели, Виталий довольный (а платит он) спрашивает официанта: «Ну что, медведь у вас часто бывает?» Официант задумчиво так:
«Да в первый раз». - «Как в первый раз?» - «Да туту нас цирк гастролировал. Медведь там с ума сошел. Его застрелили и нам дали». После этого мы долго над ним издевались: накормил сумасшедшим мишкой...
Трианон уполномочен заявить
- А что может заявить по поводу Трианона артист Клюев? Ведь вы сыграли в КГБешной страшилке «ТАСС уполномочен заявить» и разведчика, и шпиона.
- Я люблю этот фильм. Я не говорю о творческих вершинах, которые достиг там, но...
- Да там, по-моему, никто не достиг.
- Я промолчу, но успех у фильма действительно был потрясающий, и я впервые испытал медные трубы.
- Трубы играли в честь разведчика или шпиона?
- Конечно, шпиона. Вот Саша Белявский говорил мне: «Я столько сыграл в кино, но Фокс...» Публика почему-то любит плохих. С женщинами творилось что-то страшное...
- Единственное, что помню про вашего Трианона, - это потрясающая сцена грима, когда из одного лица появляется другое. А ведь когда снимали «ТАСС...», никакой компьютерной графики и в помине не было.
- Графики не было, зато был потрясающий гример студии Горького дядя Леша и три артиста. Каждый чем-то напоминал меня. Вот он садился в кресло, камера шла за гримером: руки его что-то брали, и камера возвращалась на лицо, а там уже сидел другой человек. Снова камера, руки и так далее. Последним гримировали меня. На экране в результате был рекорд: лицо показывали 12 (!!!) минут.
- Как сыграть без рукоприкладства тонкого изысканного негодяя, которым вы по сути работаете много лет?
- Физика - стрельба, драка и пр. - нужна по молодости. С годами понимаешь, что нужно брать умом. Кстати, на «ТАССе» у нас были великолепные консультанты. И один из них, Бояров, когда ему кто-то предложил: «Тут мы выскочим, схватим...» - ответил: «Нет, это только в кино бывает. А в жизни мы должны вычислить». Тогда это произвело на меня впечатление. Суперменство к актерству мало имеет отношение. Ты лучше сыграй вторым планом, обхитри, обойди...
***
- Скажите честно, Борис Владимирович, набрались от своих героев ловкости и хитрости?
- Нет.
- Значит, извините, вы плохой ученик.
- Нет. Мой профессиональный опыт все помнит.
- А у вас собаки есть?
- Да. Две.
- И, наверное, подобрали их?
- Одну подобрал. Еще и кошка есть. Я без этого жить не могу: искренне любящее тебя существо должно быть рядом.
Автор: Марина РАЙКИНА.
Источник: Московский комсомолец
Дата: 16.10.2007
Борис КЛЮЕВ: «Суперменство к актерству не имеет отношения»
Вот уж не знаю, сочувствовать артисту.
Или радоваться за него?
С одной стороны - всю жизнь проходил в негодяях. С другой - они, эти самые мерзавцы, душегубы и убийцы, «кормили» его во все времена (сытые, советские, простойные, перестроечные). Причем плохие люди у артиста Малого театра Бориса Клюева все как один - породистые, белая кость.
Чапай говорил по-французски
- Борис Владимирович, вы хотя бы для приличия разнообразили палитру образов и сыграли бы простого человека: слесаря, крестьянина - в общем, народный образ.
- Я думаю, в этой роли я был бы малоубедительным. Хотя, постойте, в театре один раз я играл казаха в спектакле по «Целине». Я был Перменовым Байсак Перменовичем - простым чабаном с висячими усами. Но все было красиво. У моего учителя - Бориса Бабочкина - есть знаменитая фраза: «Все надо делать красиво». Даже когда он вытаскивал носовой платок из кармана (а у него были такие длинные красивые кисти), то начинался целый ритуал. Как доставал, разворачивал, извините, сморкался и убирал обратно. В этом было, конечно, актерство, но это очень красиво. И потом, насчет народного образа: не забывайте, что я - фрачный артист.
- Фрачный - это как? Особое поведение или...
- Во всяком случае ты должен уметь вести себя - это главное. Положим, карман брюк - существует несколько положений руки в кармане. Скажем, аристократ имеет право держать руку в кармане, но... Если ладонь вся в кармане, это одно, а когда вся рука в кармане, а большой палец снаружи, - другое. Много нюансов существует. Возможно, зритель этого и не увидит, но я должен это знать. Я всегда хотел быть воспитанным человеком.
- Но откройте секрет, как вести себя в приличном обществе, в высшем свете. У нас этому учат?
- У нас этому не учат. Во-первых, надо быть органичным, но понимать, что ты при этом не должен делать. Пусть ты будешь суховат и даже зажат, но ты не допустишь никакого ляпа. Вот опять же о Бабочкине. Вы знаете, он блестяще носил костюмы. Несмотря на свою худощавость, был элегантен: правая рука чуть присогнута в локте, манжет, запонки - все продумано. И знаменитая рука в кармане - она тоже должна быть элегантной и красивой.
- Вот Чапаев дает!..
- Да-да, этот Чапаев, между прочим, очень хорошо владел французским языком, читал по-французски, и на 70-летие ему из Франции прислали великолепный костюм. Кто - не знаю. Он всегда повторял: «Надо читать, нельзя забывать язык». Яркая личность была - Борис Андреевич Бабочкин, и очень любил молодежь. Ведь он дал мне в «Грозе» роль Кудряша. Это мне-то? С моей иезуитской внешностью?..
Миледи на табурете
- Заметьте, это не мои слова - про иезуитскую внешность. Но она вас программирует на роли негодяев, причем весьма изощренных.
- Очевидно. Помню, когда еще начинал сниматься и больших ролей не было, а только эпизоды, то на студиях обычно говорили так про меня: «Усики ему приклейте - и будет эсер». Или: «Вылитый немец». Кстати, мне очень идет немецкая форма. А первая роль в кино, которая прозвучала, - граф Рошфор из «Трех мушкетеров».
- Да уж, вот иуда... Наверное, от зрителей вам досталось.
- Наоборот, я даже сам не ожидал такого хорошего резонанса. Никто ни разу не сказал: «Что ж ты гад такой?!» Потом артисты любили меня показывать (переходит на ровный, «бескровный» голос):
- А что с Миледи?
- Ее казнили. Ей отрубили голову.
- А-а-а (качает головой и поджимает губы).
Это я придумал на съемках реплику, сняли ее под Львовом, на натуре, а потом на табуретке уже на студии.
- В каком смысле на табуретке?
- В прямом. Я стоял на табуретке, говорил эти слова, а сам изображал, будто на лошади еду.
- Значит, революционные массы в биографии артиста Клюева не пройдут?
- Не пройдут. Только исторические фильмы. И в связи с этим я до сих пор благодарен Вале Гафту (вот уж его величество случай) за то, что его не отпустили на съемки из «Современника», - на выпуске были, кажется, «Три сестры». А он должен был сниматься в «Крушении империи». И за мной срочно приехали прямо в театр, посадили на поезд, и утром я уже снимался в роли министра временного правительства Шульгина. Вот там я впервые понял, что что-то могу. И компания была замечательная - Стржельчик, Панков, Коля Волков... В общем, Временное правительство оказалось на экране куда лучше большевиков. А Шульгин, которого я играл, в то время, представляете, был жив. Вот еще раз скажешь спасибо кинематографу - он дарит такие неожиданные встречи.
- Экс-министр жил в Париже?
- Да нет - в России. И мы к нему ездили. Его освободили из лагеря по амнистии Хрущева и дали однокомнатную квартиру во Владимире. И вот представьте мои ощущения: вы - советский человек, который вырос в Советском Союзе, входите в крохотную квартирку, а там - эпоха. На пороге - высокий, худой, седой старик... Он говорил мало и, чувствовалось, от некоторых вопросов просто уходил. А в какой-то момент взял скрипку и заиграл. После этого я всеми правдами и неправдами стал доставать книги про тот период (белое движение и все такое прочее) и читал, читал...
Тайна папирос Колчака
- Вот интересный вопрос: отражались ли на сознании простого советского актера роли графов, герцогов, белых генералов?
- Да, отражается. Ведь беда артиста состоит в том, что он проживает чужую жизнь.
- А вы считаете, что это беда?
- С одной стороны, это очень хорошо, а с другой - очень плохо. Ведь театр - это иллюзия жизни, и иногда человек, который в жизни не является героем, а на сцене - героическая личность, начинает в какой-то момент верить, что он действительно герой. И как только он в жизни сталкивается с необходимостью проявить героизм (а его у него нет) - происходит трагедия. Вот почему это опасная штука.
Но я глубоко убежден, что думающий артист растет на таких ролях. Во-первых, идет постоянный анализ материала, находишь удивительные вещи.
Вот когда я должен был играть генерала Колчака, я перелопатил огромное количество материала. Среди прочего хотел узнать, курил Колчак или нет: об этом нигде не упоминалось. И только из письма его жены узнал, что курил. Она написала в записке, когда приносила передачу в тюрьму: «Я положила тебе папиросы». Деталь, казалось бы, но это можно было потом где-то использовать. Одним словом, если ты не уходишь в иллюзию, то становишься лучше.
Почему побагровел Царев
- Малый театр, где вы служите много лет, с чем можно сравнить - с академией, армейской дедовщиной или детским садом?
- Да, наверное, все вместе. Но только не с детским садом: сопли здесь никто никому не вытирал. Жесткие профессиональные отношения. А так как рядом были люди в четыре раза старше тебя, то еще и пиетет.
- Вот, кстати, о стариках Малого. Кто для вас был лучшим партнером - Ильинский, Царев, Бабочкин, Кенигсон?
- (Пауза.) Да они все были неудобными. Тянули одеяло на себя. А иначе как?..
- Значит, это все красивые легенды - изумительные партнеры, плечо старшего товарища?
- И это тоже было. Однажды Бабочкин спас меня. Я от желания «так сыграть, чтобы все обомлели», когда открылся занавес, забыл текст, и он, поняв, что что-то случилось, пропустил мой кусок и сразу въехал в свой. Потом подошел ко мне: «Ты что, выпил?» - спросил. А я: «Какой «выпил»?..» И тогда он меня научил: «Запомни, если человек после паузы берет текст на себя, значит, это он забыл текст, а не партнер. Вот я сегодня тебя выручил». Старая школа, и он прав. А Ильинский Игорь Владимирович - великолепный мастер, но он, знаете, все в себе держал и делал. Дома придумает столько, на репетиции вывалит режиссеру и потом сам же от своих находок легко отказывался. Царев... тот очень следил за собой. Я никогда не забуду, как Виталий Соломин в «Горе от ума» вдруг, неожиданно для всех, на сцене заговорил голосом Царева, который играл Фамусова. Заговорил высоким голосом - и Царев... О! Я помню глаза Михаила Ивановича - они у него забегали, побагровел затылок, но он стерпел, понял, что, видимо, Виталику по роли так было надо.
Гуляш из медведя
- Кстати, о Соломине-младшем. Вы ведь вместе снимались в «Шерлоке Холмсе», где играли братца мистера Холмса, а он - доктора Ватсона.
- Да, картина «Кровавая надпись». Виталий... (Держит паузу.) Это мой товарищ. Он очень талантлив, дико самолюбив и обидчив - очень непростой человек был. Но у него было два бесспорных качества - необыкновенная порядочность и талант. Если что-то случалось, то можно было обращаться только к нему. Мы дружили. Помню, были на гастроли в Томске, и с ним произошла замечательная история. Он говорит нам: «Ребята, я вас приглашаю на медведя». - «Какого медведя?!» - «Поехали. Нас ждет машина». Надо сказать, любил делать красивые жесты. Словом, едем. Приезжаем в тайгу. Там стоит огромный сруб, и надпись на нем: «Ресторан». Толстомордые официанты в красных рубахах с вышивкой стоят, семечки лузгают. В ресторане - ни одного человека.
Мы поднимаемся. Виталий спрашивает: «Медведь есть?» «Есть.» «Ну, давайте нам морошки, водки, закусочку и медведя». И вот, когда мы хорошо выпили, поели, Виталий довольный (а платит он) спрашивает официанта: «Ну что, медведь у вас часто бывает?» Официант задумчиво так:
«Да в первый раз». - «Как в первый раз?» - «Да туту нас цирк гастролировал. Медведь там с ума сошел. Его застрелили и нам дали». После этого мы долго над ним издевались: накормил сумасшедшим мишкой...
Трианон уполномочен заявить
- А что может заявить по поводу Трианона артист Клюев? Ведь вы сыграли в КГБешной страшилке «ТАСС уполномочен заявить» и разведчика, и шпиона.
- Я люблю этот фильм. Я не говорю о творческих вершинах, которые достиг там, но...
- Да там, по-моему, никто не достиг.
- Я промолчу, но успех у фильма действительно был потрясающий, и я впервые испытал медные трубы.
- Трубы играли в честь разведчика или шпиона?
- Конечно, шпиона. Вот Саша Белявский говорил мне: «Я столько сыграл в кино, но Фокс...» Публика почему-то любит плохих. С женщинами творилось что-то страшное...
- Единственное, что помню про вашего Трианона, - это потрясающая сцена грима, когда из одного лица появляется другое. А ведь когда снимали «ТАСС...», никакой компьютерной графики и в помине не было.
- Графики не было, зато был потрясающий гример студии Горького дядя Леша и три артиста. Каждый чем-то напоминал меня. Вот он садился в кресло, камера шла за гримером: руки его что-то брали, и камера возвращалась на лицо, а там уже сидел другой человек. Снова камера, руки и так далее. Последним гримировали меня. На экране в результате был рекорд: лицо показывали 12 (!!!) минут.
- Как сыграть без рукоприкладства тонкого изысканного негодяя, которым вы по сути работаете много лет?
- Физика - стрельба, драка и пр. - нужна по молодости. С годами понимаешь, что нужно брать умом. Кстати, на «ТАССе» у нас были великолепные консультанты. И один из них, Бояров, когда ему кто-то предложил: «Тут мы выскочим, схватим...» - ответил: «Нет, это только в кино бывает. А в жизни мы должны вычислить». Тогда это произвело на меня впечатление. Суперменство к актерству мало имеет отношение. Ты лучше сыграй вторым планом, обхитри, обойди...
***
- Скажите честно, Борис Владимирович, набрались от своих героев ловкости и хитрости?
- Нет.
- Значит, извините, вы плохой ученик.
- Нет. Мой профессиональный опыт все помнит.
- А у вас собаки есть?
- Да. Две.
- И, наверное, подобрали их?
- Одну подобрал. Еще и кошка есть. Я без этого жить не могу: искренне любящее тебя существо должно быть рядом.
Автор: Марина РАЙКИНА.
Источник: Московский комсомолец
Дата: 16.10.2007
04.09.2007
Подробнее
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО – КОРДЕЛИЯ В ТРАГЕДИИ У.ШЕКСПИРА «КОРОЛЬ ЛИР»
В день юбилея народной артистки России Евгении Константиновны Глушенко мы предлагаем вашему вниманию запись одного из лучших спектаклей Малого театра прошлого столетия, в котором актриса сыграла роль Корделии…
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО – КОРДЕЛИЯ В ТРАГЕДИИ У.ШЕКСПИРА «КОРОЛЬ ЛИР»
В день юбилея народной артистки России Евгении Константиновны Глушенко мы предлагаем вашему вниманию запись одного из лучших спектаклей Малого театра прошлого столетия, в котором актриса сыграла роль Корделии…
Уильям Шекспир
«КОРОЛЬ ЛИР»
Трагедия в пяти действиях
Часть 1 (27,4 Мб)
Часть 2 (31,4 Мб)
Часть 3 (18,8 Мб)
Часть 4 (30,4 Мб)
Часть 5 (26,3 Мб)
Часть 6 (24,8 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Король Лир – Михаил Царев
Король Французский – Валентин Ткаченко
Герцог Бургундский – Борис Клюев
Герцог Корнуэльский – Виталий Коняев
Герцог Альбанский – Виктор Борцов
Граф Кент – Афанасий Кочетков
Граф Глостер — Николай Анненков
Эдгар, сын Глостера – Ярослав Барышев
Эдмунд, побочный сын Глостера – Александр Голобородько
Куран, придворный – Сергей Конов
Шут – Виктор Павлов
Освальд, дворецкий Гонерильи – Георгий Оболенский
Слуга Корнуола – Алексей Кудинович
Гонерилья — Муза Седова
Регана – Лилия Юдина
Корделия – Евгения Глушенко
Пояснительный текст читает – Леонид Хейфец
Постановка — Леонида Хейфеца
Композитор — Н.Каретников
Запись 1981 года.
В день юбилея народной артистки России Евгении Константиновны Глушенко мы предлагаем вашему вниманию запись одного из лучших спектаклей Малого театра прошлого столетия, в котором актриса сыграла роль Корделии…
Уильям Шекспир
«КОРОЛЬ ЛИР»
Трагедия в пяти действиях
Часть 1 (27,4 Мб)
Часть 2 (31,4 Мб)
Часть 3 (18,8 Мб)
Часть 4 (30,4 Мб)
Часть 5 (26,3 Мб)
Часть 6 (24,8 Мб)
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Король Лир – Михаил Царев
Король Французский – Валентин Ткаченко
Герцог Бургундский – Борис Клюев
Герцог Корнуэльский – Виталий Коняев
Герцог Альбанский – Виктор Борцов
Граф Кент – Афанасий Кочетков
Граф Глостер — Николай Анненков
Эдгар, сын Глостера – Ярослав Барышев
Эдмунд, побочный сын Глостера – Александр Голобородько
Куран, придворный – Сергей Конов
Шут – Виктор Павлов
Освальд, дворецкий Гонерильи – Георгий Оболенский
Слуга Корнуола – Алексей Кудинович
Гонерилья — Муза Седова
Регана – Лилия Юдина
Корделия – Евгения Глушенко
Пояснительный текст читает – Леонид Хейфец
Постановка — Леонида Хейфеца
Композитор — Н.Каретников
Запись 1981 года.
13.07.2007
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
13 июля – день рождения народного артиста России Бориса Владимировича Клюева. От души поздравляем артиста и с удовольствием желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и новых творческих успехов!
28.05.2007
Подробнее
«ВСЕСОЮЗНЫЙ» РОШФОР
Именно этим громким титулом, говорящим лишь о высокой степени народной любви, отечественные зрители окрестили актера Бориса КЛЮЕВА, сыгравшего знаменитого злодея в фильме режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича по роману Александра Дюма «Три мушкетера».
«ВСЕСОЮЗНЫЙ» РОШФОР
Именно этим громким титулом, говорящим лишь о высокой степени народной любви, отечественные зрители окрестили актера Бориса КЛЮЕВА, сыгравшего знаменитого злодея в фильме режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича по роману Александра Дюма «Три мушкетера». Впрочем, почетные титулы уже более четверти века прибавляют ко всем персонажам этой киноленты: нам сложно представить себе другого Атоса и д’Артаньяна, другую миледи, Ришелье или Констанцию… Да, они не французы, и шутки у них порой откровенно русские, но все-таки они РОДНЫЕ, а это главное. Смехов, Смирницкий, Старыгин, Боярский, Трофимов, Алферова, Табаков, Фрейндлих, Терехова, Балон, Дуров… Эти актеры подарили нам целую плеяду любимых киногероев. По телевизору не раз шли передачи, в которых знаменитая четверка «мушкетеров» рассказывала о том, как снималось это кино. Актер Борис Клюев, посетивший сибирскую столицу с труппой Малого театра поделился с корреспондентом «Ведомостей» своей частью «мушкетерских» похождений.
— Борис Владимирович, как вы стали графом Рошфором?
— Приехал к нам в театр ассистент, который занимался подбором актеров для фильма, и взял одну из моих фотопроб. На роль графа Рошфора было достаточно много претендентов, около десяти человек, даже Михаил Боярский. Но его режиссер утвердил на д’Артаньяна. Когда я приехал в Одессу, Хилькевич, увидев меня, скривил лицо. Я понял, что не понравился. Нет так нет, подумал я, хоть в Одессе побывал. Целый день просидел на студии и только под вечер меня стали пробовать. Когда включили камеру и на площадке все притихли, я показал, как я чувствовал этого персонажа, стал вкладывать в него что-то свое.
Кстати, с моими пробами вышла забавная история. Саша Трофимов, который в фильме сыграл кардинала Ришелье, изначально пробовался на другую роль — английского фанатика Фельтона, который влюбился в миледи и убил Бекингема.
— Но ведь это эпизодический персонаж! У него в фильме нет и десяти минут экранного времени.
— То-то и оно. Когда я пробовался, понял, что мне тяжело играть с пустым местом. И я попросил его, незнакомого мне тогда актера, подыграть. Тут же на Сашу накинули какую-то бесформенную красную тряпку, которая должна была на короткое время стать кардинальской мантией. А еще тогда он ходил с копной черных волос по плечи. Он стал читать текст Ришелье — тут-то режиссера осенило: перед ним стоял «самый настоящий» всесильный министр Людовика XIII. Так Сашу утвердили на эту роль, которая, несомненно, стала одной их ярких в фильме. Я же свое окончательное «да» получил только после того, как пробы были отсмотрены в Москве.
Пришлось поработать не только над характером графа Рошфора, но и над его внешностью. Изначально гримеры хотели приклеить мне бороду. Но я настоял на том, чтобы они оставили лишь тонкую линию усов и бородку клинышком. Удачно дополнил образ лиловый костюм, который на пленке дал густой фиолетовый оттенок.
— В фильме звучит замечательный дует графа Рошфора и миледи. Вы пели сами?
— Да, я пел своим голосом. Конечно, пришлось подстраиваться под Маргариту Терехову, что было чуть-чуть высоковато для меня, но, слава Богу, все получилось. И вообще, в работе нам, актерам, помогла замечательная музыка Максима Исааковича Дунаевского, которая была записана еще до съемок. И все музыкальные номера мы тоже писали заранее, ведь фильм снимался по законам оперетты.
— А что за история с тем, как вы выбили зуб Михаилу Боярскому?
— Снимали сцену тройного поединка на шпагах д’Артаньяна, Рошфора и де Жюссака, которого играл Владимир Балон. Кстати, именно Володя, будучи мастером спорта по фехтованию, ставил все драки. Мы должны были скрестить шпаги на лестнице, снимали в Одесском оперном театре. Когда репетировали, все шло замечательно, но на съемках, ускорили темп фехтования. И вот Миша Боярский, сильно замахнувшись клинком, направил мою шпагу прямиком себе в лицо. Она выбила ему зуб и оцарапала горло. Однако он, как истинный профессионал, продолжил сниматься. Потом я узнал, что эта травма весьма распространена у фехтовальщиков.
— Как вы думаете, в чем секрет успеха этой ленты?
— В той атмосфере, которая царила на съемочной площадке. Мы были молоды, знали, что работаем с замечательным материалом. И эта атмосфера легкости, ребячества и куража, в которой мы жили около полугода, перенеслась на экран. Мы тогда очень сдружились. И по сей день частенько встречаемся.
Этот задор передался и местным жителям. Еще за час до начала съемок у площадки собирались девчонки. Все разодетые и с макияжем. А для львовских ресторанов и магазинов мы были любимыми посетителями. Причем частенько заходили туда прямо с площадки, не переодевшись. Представляете, какой эпатаж: открывается дверь и входят французские дворяне XVII века. Нас всегда пропускали без очереди.
Помнится, мне дико захотелось соленой рыбки, и я попросил парней, которые пошли вниз, купить пару штук. Они спустились и уткнулись в хвост большой очереди. И продавца как назло не было на месте. Тогда они взяли стоявший рядом с прилавком ящик и, смеясь, понесли наверх. А поскольку их не остановили, они и принесли его в номер. Я за всю жизнь столько солененькой рыбки не ел!
— А когда вы прочитали роман Дюма-отца?
— Еще в школе. Подростком я ставил спектакль по этой книге и играл в нем Атоса. Он был моим любимым персонажем.
— Какая у вас первая роль в кино?
— У Бондарчука в «Войне и мире». Сыграл пленного мальчика-барабанщика французской армии, которого пригрел и накормил Петя Ростов. Забавно, что потом меня призвали в ряды Советской Армии, и наш полк участвовал в массовке этого же фильма. Так что я сыграл в нем дважды (смеется).
— Ваш персонаж есть и в книге «Двадцать лет спустя». А почему в фильме его не было?
— Так решили сценаристы. И вообще, знаю, что Юнгвальд-Хилькевич хочет снимать продолжение. Весьма рискованный проект. Историческое кино вообще сложно делать. Это большие деньги: костюмы, стенография, лошади.
— Граф Рошфор, герцог де Гиз, граф де Гиш, Григорий Орлов… В вашей творческой биографии целая галерея исторических персонажей. Вы любите героев «плаща и шпаги»?
— Все дело в типаже. Когда на меня одевают немецкий офицерский мундир времен Второй мировой войны, режиссеры говорят — хорошо, когда приклеивают усы и бородку, тоже говорят, хорошо. Я и сам это прекрасно понимаю. Я умею носить костюм, держаться в кадре, быть ироничным… Я однозначно западный герой.
— Сразу вспоминается ваш Майкрофт Холмс из фильма про Шерлока Холмса, который тоже стал классикой.
— Кстати, да. Недавно у английского посольства в Москве открывали памятник Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону. Меня пригласили туда на прием. Очень приятно посидели. Сфотографировались в интерьере.
— А что вы предпочитаете: театр или кино?
— У меня в дипломе написано «артист театра и кино», но я в первую очередь артист театра. Не мыслю себя без него. Мне нужны каждодневные репетиции, спектакли. Кино, без сомнения, дает много эмоций и популярность, но вместе с ними ужасные простои с ожиданием звонка. Многих это сводило с ума, кто-то спивался.
— Борис Владимирович, вы сыграли много ролей в театре и кино. А кого еще вам хотелось бы сыграть?
— Когда я был молодым артистом, составил список того, что должен сыграть. Из этого списка сыграл только три роли — Муров в «Без вины виноватые», де Гиша из «Сирано де Бержерака» и Беркутов в «Волках и овцах». Жалею о том, что так и не сыграл ни в одной пьесе Чехова. Даже хотел ставить Чехова у вас в «Глобусе», но и здесь не сложилось. Опять Чехов прошел мимо меня.
Максим СИДОРЕНКО.
P.S. Перед встречей с Клюевым, которая состоялась в фойе гостинице «Сибирь», я забежал в магазин дисков и купил фильм «Д’Артаньян и три мушкетера». Когда мы поговорили, попросил актера оставить автограф. И теперь на красочной картонной упаковке красуется надпись: «С уважением, граф Рошфор».
Борис Владимирович Клюев, народный артист России. Один из ведущих актеров Малого театра, в котором работает с 1969 года. Исполнил множество ролей.
Фильмография: «Жизнь Берлиоза» (Вагнер), «Михайло Ломоносов» (Григорий Орлов), «Крушение империи» (Шульгин), «ТАСС уполномочен заявить...» (агент ЦРУ Дубов — Трианон).
Сериалы: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Досье детектива Дубровского», «Марш Турецкого», «Сыщики», «Каменская», «На углу, у Патриарших».
»Театр — это семья, жена,а кино — любовница, красивая, сладкая,но все-таки любовница».
«С Маргаритой Тереховой мы репетировали красивое танго Рошфора и миледи. Но, к сожалению, этой сценой пожертвовали при сокращении сценария».
«В Новосибирске я был раз семь. Здесь я как-то заработал много денег и, когда летел счастливый в самолете, думал только об одном, как бы не разбиться».
«С “мушкетерских” времен терпеть не могу лимонную водку. По всему Союзу она была в большом дефиците, а во Львове нате, получите. А мы и рады были стараться».
«Сложности возникали с каблуками, они частенько ломались при ходьбе по лестницам. У Боярского каблуки на ботфортах “летели” только так».
«Когда удается сделать что-то легендарное, достаточно сохранить это, и не надо реанимировать».
Ведомости (Новосибирск), 25.05.2007
Именно этим громким титулом, говорящим лишь о высокой степени народной любви, отечественные зрители окрестили актера Бориса КЛЮЕВА, сыгравшего знаменитого злодея в фильме режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича по роману Александра Дюма «Три мушкетера». Впрочем, почетные титулы уже более четверти века прибавляют ко всем персонажам этой киноленты: нам сложно представить себе другого Атоса и д’Артаньяна, другую миледи, Ришелье или Констанцию… Да, они не французы, и шутки у них порой откровенно русские, но все-таки они РОДНЫЕ, а это главное. Смехов, Смирницкий, Старыгин, Боярский, Трофимов, Алферова, Табаков, Фрейндлих, Терехова, Балон, Дуров… Эти актеры подарили нам целую плеяду любимых киногероев. По телевизору не раз шли передачи, в которых знаменитая четверка «мушкетеров» рассказывала о том, как снималось это кино. Актер Борис Клюев, посетивший сибирскую столицу с труппой Малого театра поделился с корреспондентом «Ведомостей» своей частью «мушкетерских» похождений.
— Борис Владимирович, как вы стали графом Рошфором?
— Приехал к нам в театр ассистент, который занимался подбором актеров для фильма, и взял одну из моих фотопроб. На роль графа Рошфора было достаточно много претендентов, около десяти человек, даже Михаил Боярский. Но его режиссер утвердил на д’Артаньяна. Когда я приехал в Одессу, Хилькевич, увидев меня, скривил лицо. Я понял, что не понравился. Нет так нет, подумал я, хоть в Одессе побывал. Целый день просидел на студии и только под вечер меня стали пробовать. Когда включили камеру и на площадке все притихли, я показал, как я чувствовал этого персонажа, стал вкладывать в него что-то свое.
Кстати, с моими пробами вышла забавная история. Саша Трофимов, который в фильме сыграл кардинала Ришелье, изначально пробовался на другую роль — английского фанатика Фельтона, который влюбился в миледи и убил Бекингема.
— Но ведь это эпизодический персонаж! У него в фильме нет и десяти минут экранного времени.
— То-то и оно. Когда я пробовался, понял, что мне тяжело играть с пустым местом. И я попросил его, незнакомого мне тогда актера, подыграть. Тут же на Сашу накинули какую-то бесформенную красную тряпку, которая должна была на короткое время стать кардинальской мантией. А еще тогда он ходил с копной черных волос по плечи. Он стал читать текст Ришелье — тут-то режиссера осенило: перед ним стоял «самый настоящий» всесильный министр Людовика XIII. Так Сашу утвердили на эту роль, которая, несомненно, стала одной их ярких в фильме. Я же свое окончательное «да» получил только после того, как пробы были отсмотрены в Москве.
Пришлось поработать не только над характером графа Рошфора, но и над его внешностью. Изначально гримеры хотели приклеить мне бороду. Но я настоял на том, чтобы они оставили лишь тонкую линию усов и бородку клинышком. Удачно дополнил образ лиловый костюм, который на пленке дал густой фиолетовый оттенок.
— В фильме звучит замечательный дует графа Рошфора и миледи. Вы пели сами?
— Да, я пел своим голосом. Конечно, пришлось подстраиваться под Маргариту Терехову, что было чуть-чуть высоковато для меня, но, слава Богу, все получилось. И вообще, в работе нам, актерам, помогла замечательная музыка Максима Исааковича Дунаевского, которая была записана еще до съемок. И все музыкальные номера мы тоже писали заранее, ведь фильм снимался по законам оперетты.
— А что за история с тем, как вы выбили зуб Михаилу Боярскому?
— Снимали сцену тройного поединка на шпагах д’Артаньяна, Рошфора и де Жюссака, которого играл Владимир Балон. Кстати, именно Володя, будучи мастером спорта по фехтованию, ставил все драки. Мы должны были скрестить шпаги на лестнице, снимали в Одесском оперном театре. Когда репетировали, все шло замечательно, но на съемках, ускорили темп фехтования. И вот Миша Боярский, сильно замахнувшись клинком, направил мою шпагу прямиком себе в лицо. Она выбила ему зуб и оцарапала горло. Однако он, как истинный профессионал, продолжил сниматься. Потом я узнал, что эта травма весьма распространена у фехтовальщиков.
— Как вы думаете, в чем секрет успеха этой ленты?
— В той атмосфере, которая царила на съемочной площадке. Мы были молоды, знали, что работаем с замечательным материалом. И эта атмосфера легкости, ребячества и куража, в которой мы жили около полугода, перенеслась на экран. Мы тогда очень сдружились. И по сей день частенько встречаемся.
Этот задор передался и местным жителям. Еще за час до начала съемок у площадки собирались девчонки. Все разодетые и с макияжем. А для львовских ресторанов и магазинов мы были любимыми посетителями. Причем частенько заходили туда прямо с площадки, не переодевшись. Представляете, какой эпатаж: открывается дверь и входят французские дворяне XVII века. Нас всегда пропускали без очереди.
Помнится, мне дико захотелось соленой рыбки, и я попросил парней, которые пошли вниз, купить пару штук. Они спустились и уткнулись в хвост большой очереди. И продавца как назло не было на месте. Тогда они взяли стоявший рядом с прилавком ящик и, смеясь, понесли наверх. А поскольку их не остановили, они и принесли его в номер. Я за всю жизнь столько солененькой рыбки не ел!
— А когда вы прочитали роман Дюма-отца?
— Еще в школе. Подростком я ставил спектакль по этой книге и играл в нем Атоса. Он был моим любимым персонажем.
— Какая у вас первая роль в кино?
— У Бондарчука в «Войне и мире». Сыграл пленного мальчика-барабанщика французской армии, которого пригрел и накормил Петя Ростов. Забавно, что потом меня призвали в ряды Советской Армии, и наш полк участвовал в массовке этого же фильма. Так что я сыграл в нем дважды (смеется).
— Ваш персонаж есть и в книге «Двадцать лет спустя». А почему в фильме его не было?
— Так решили сценаристы. И вообще, знаю, что Юнгвальд-Хилькевич хочет снимать продолжение. Весьма рискованный проект. Историческое кино вообще сложно делать. Это большие деньги: костюмы, стенография, лошади.
— Граф Рошфор, герцог де Гиз, граф де Гиш, Григорий Орлов… В вашей творческой биографии целая галерея исторических персонажей. Вы любите героев «плаща и шпаги»?
— Все дело в типаже. Когда на меня одевают немецкий офицерский мундир времен Второй мировой войны, режиссеры говорят — хорошо, когда приклеивают усы и бородку, тоже говорят, хорошо. Я и сам это прекрасно понимаю. Я умею носить костюм, держаться в кадре, быть ироничным… Я однозначно западный герой.
— Сразу вспоминается ваш Майкрофт Холмс из фильма про Шерлока Холмса, который тоже стал классикой.
— Кстати, да. Недавно у английского посольства в Москве открывали памятник Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону. Меня пригласили туда на прием. Очень приятно посидели. Сфотографировались в интерьере.
— А что вы предпочитаете: театр или кино?
— У меня в дипломе написано «артист театра и кино», но я в первую очередь артист театра. Не мыслю себя без него. Мне нужны каждодневные репетиции, спектакли. Кино, без сомнения, дает много эмоций и популярность, но вместе с ними ужасные простои с ожиданием звонка. Многих это сводило с ума, кто-то спивался.
— Борис Владимирович, вы сыграли много ролей в театре и кино. А кого еще вам хотелось бы сыграть?
— Когда я был молодым артистом, составил список того, что должен сыграть. Из этого списка сыграл только три роли — Муров в «Без вины виноватые», де Гиша из «Сирано де Бержерака» и Беркутов в «Волках и овцах». Жалею о том, что так и не сыграл ни в одной пьесе Чехова. Даже хотел ставить Чехова у вас в «Глобусе», но и здесь не сложилось. Опять Чехов прошел мимо меня.
Максим СИДОРЕНКО.
P.S. Перед встречей с Клюевым, которая состоялась в фойе гостинице «Сибирь», я забежал в магазин дисков и купил фильм «Д’Артаньян и три мушкетера». Когда мы поговорили, попросил актера оставить автограф. И теперь на красочной картонной упаковке красуется надпись: «С уважением, граф Рошфор».
Борис Владимирович Клюев, народный артист России. Один из ведущих актеров Малого театра, в котором работает с 1969 года. Исполнил множество ролей.
Фильмография: «Жизнь Берлиоза» (Вагнер), «Михайло Ломоносов» (Григорий Орлов), «Крушение империи» (Шульгин), «ТАСС уполномочен заявить...» (агент ЦРУ Дубов — Трианон).
Сериалы: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Досье детектива Дубровского», «Марш Турецкого», «Сыщики», «Каменская», «На углу, у Патриарших».
»Театр — это семья, жена,а кино — любовница, красивая, сладкая,но все-таки любовница».
«С Маргаритой Тереховой мы репетировали красивое танго Рошфора и миледи. Но, к сожалению, этой сценой пожертвовали при сокращении сценария».
«В Новосибирске я был раз семь. Здесь я как-то заработал много денег и, когда летел счастливый в самолете, думал только об одном, как бы не разбиться».
«С “мушкетерских” времен терпеть не могу лимонную водку. По всему Союзу она была в большом дефиците, а во Львове нате, получите. А мы и рады были стараться».
«Сложности возникали с каблуками, они частенько ломались при ходьбе по лестницам. У Боярского каблуки на ботфортах “летели” только так».
«Когда удается сделать что-то легендарное, достаточно сохранить это, и не надо реанимировать».
Ведомости (Новосибирск), 25.05.2007
25.05.2007
Подробнее
На следующий день перед спектаклем мне посчастливилось встретиться и задать несколько вопросов одному из ведущих актеров Малого театра - народному артисту России Борису Владимировичу КЛЮЕВУ...
ЭТО АБСОЛЮТНО ЖИВОЙ ТЕАТР
На следующий день перед спектаклем мне посчастливилось встретиться и задать несколько вопросов одному из ведущих актеров Малого театра - народному артисту России Борису Владимировичу КЛЮЕВУ...
ЭТО АБСОЛЮТНО ЖИВОЙ ТЕАТР
«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Это я о первом гастрольном спектакле Малого театра по пьесе Александра Николаевича Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Уж сколько за последнее десятилетие было прочитано столичных рецензий, где живописались творческий застой, дремучее «безрежиссерье» и более того - полная ненужность некогда славного театра новейшим временам и нынешнему зрителю... Правда, самые добросовестные обозреватели отмечали, что этот самый зритель все-таки в Малый ходит - очевидно, по глупости, и снисходительно жалели «братьев меньших». (Поэтому когда попадался в прессе положительный отклик на спектакль даже за подписью очень уважаемого критика, например Инны Соловьевой, и очень аргументированный, хотелось посмотреть газетный лист на просвет: нет ли там каких тайных знаков, и что это все значит, и где правда?..)
...А зритель, он и в Новосибирске оказался себе на уме: билеты были раскуплены подчистую еще в апреле, но начало спектакля зал принимал явно настороженно - не актеры, а публика «двигалась» навстречу театру, будто по тонкому льду, с опаской.
Двигаться на самом деле пришлось недолго: уже в сцене первой встречи молодого циника Глумова, решившего любыми средствами «составить карьеру», и его богатого дядюшки Мамаева налицо были достоинства - богатства - спектакля.
Сценическое взаимодействие чрезвычайно щедрого на краски мастера Александра Потапова (Мамаев) и достигающего необычайного сатирического эффекта своей виртуозной гротесковой пластикой Александра Вершинина (Глумов) подвигли публику на первые аплодисменты. И дальше - больше... Ирина Муравьева (Клеопатра Львовна), Борис Клюев (Крутицкий), Александр Клюквин (Городулин), Лилия Юдина (Турусина), Лариса Кичанова (Манефа) - и все-все-все, то есть великолепным ансамблем, наши гости сыграли ярко – и в каждой роли по отдельности актерски блистательно. Прекрасный спектакль! Кстати, без натяжек, очень злободневный - Островский, безусловно, здесь вне конкуренции! Сыграли, как вы понимаете (даже по одной лишь характеристике работы Вершинина-Глумова), не без помощи, а при ощутимом присутствии режиссерской мысли и воли Владимира Бейлиса.
На следующий день перед спектаклем мне посчастливилось встретиться и задать несколько вопросов одному из ведущих актеров Малого театра - народному артисту России Борису Владимировичу КЛЮЕВУ.
- Борис Владимирович, складывается впечатление, что Малый театр пребывает в столице в статусе осаждаемой крепости. Это беспрестанное клевание и кусание каждой вашей премьеры... Сложно обороняться?
- Да нет. Когда привыкаешь к этому, отношение спокойное. Значит, так нужно. Нужно обзывать нас нафталином. Говорить, что это архаика. Что наше искусство не будет востребовано. Но... Но народный артист СССР вахтанговец Василий Лановой как-то сказал, что в перестройку, когда в буквальном смысле рухнуло все, выстоял один лишь Малый театр. Причем в первую очередь потому, что у них есть Островский, есть классика.
И, действительно, что получили в результате этой очередной революции театры? Ширпотреб. Не вырастили ни одного режиссера мощного, настоящего, ни одной великой пьесы не написали...
- У вас идеальная - в смысле чистоты жанра - биография актера Малого театра. Училище имени Щепкина, и вот уже 38 лет служения этой сцене. Начинали с роли Кудряша в «Грозе», был в молодости и грибоедовский Молчалин, сейчас мы увидели вас в роли Крутицкого... Кому, как не вам, задать эти вопросы: какой он сегодня, Малый театр? Он особенный? Кто он, нынешний актер Малого? И еще, очень наивный: можно ли сохранить русский психологический театр в одном отдельно взятом коллективе?
- Можно. Можно! Не надо разрушать театральную семью. Малый - это семья. У нас же огромный театр - со всеми цехами 600 человек. И в этом коллективе постоянно необходимо находить компромиссы. Другой путь - это просто взять и разломать, как это сделали с великим МХАТом... И что в результате? Нет МХАТа, где родилась национальная театральная гордость - система Станиславского, а интерес к ней в мире не иссякает. Я был в Штатах, там наши актеры, например Саша Лазарев, преподают в созданной школе Михаила Чехова, и эта великая система более чем востребована...
А здесь... Я не понимаю, почему на сцене прославленного театра 20 минут звучит мат? Как это допустимо? Я не понимаю, как в спектакле по пьесе Островского Счастливцев и Несчастливцев справляют физиологическую нужду? Как это может быть? В жизни это есть, но это не предмет искусства, люди не за этими впечатлениями приходят в театр!
У нас все сохранилось: мы уважаем своих стариков, мы чтим традиции, мы гордимся своим театром. И того, кто не любит все это или считает свое место чуть иным, театр отторгает... Много способных людей проходило через наш театр и... уходило. Потому что не выдерживают жизни по правилу - любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Когда актер забывает эту аксиому, искусство ему мстит.
- Борис Владимирович, это тоже аксиома, что в большой семье действует принцип авторитарности. Иначе, наверное, и нельзя... Я вот к чему: вы очень востребованы кинематографом, как реагирует на это руководство, на съемки отпускает без проблем?
- Знаете, за много лет работы я все-таки заслужил какие-то, скажем так, шаги навстречу. Но никогда этим не злоупотребляю. Я предпочитаю сам все так организовывать, чтобы одно другому не мешало. Безусловно, нужно зарабатывать деньги. Сейчас время такое. Деваться нам всем некуда. Притом в кино мне хорошо платят, меня там любят, приглашают. Все это замечательно, но на первом месте театр. В иных ситуациях изворачиваюсь и верчусь так, что прихожу домой и падаю. Но это моя жизнь, я ее выбрал. А можно сидеть, ничего не делать и обсуждать все эти проблемы. Я другой человек.
- Может, служение в Малом для вас в большей мере дань позиции, традиции, наконец? Хотя, увидев Бориса Владимировича Клюева в спектакле, такого вопроса всерьез не задашь, и все-таки вам интересно работать в этом театре?
- Что вы, конечно, конечно! Во-первых, я обожаю этот театр, я очень скучаю по нему. Я люблю запах кулис и его уютную сцену. Люблю декорации и костюмы. Тот отбор на роль, когда не каждый актер, если даже ему это очень хочется, ее играет... У Щепкина есть такие слова: «Театр - это храм. Священнодействуй или убирайся вон!» Я думаю, что наш театр, отмечающий в этом сезоне 250-летие, и есть настоящий храм - он намоленный. В нем служило огромное количество актеров, которые мечтали играть на этой сцене и дарили жизни Малому театру. И эта аура намоленности существует! Она - очень важная часть моей жизни.
Автор: Татьяна ШИПИЛОВА.
Источник: Советская Сибирь
Дата: 19.05.2007
«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Это я о первом гастрольном спектакле Малого театра по пьесе Александра Николаевича Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Уж сколько за последнее десятилетие было прочитано столичных рецензий, где живописались творческий застой, дремучее «безрежиссерье» и более того - полная ненужность некогда славного театра новейшим временам и нынешнему зрителю... Правда, самые добросовестные обозреватели отмечали, что этот самый зритель все-таки в Малый ходит - очевидно, по глупости, и снисходительно жалели «братьев меньших». (Поэтому когда попадался в прессе положительный отклик на спектакль даже за подписью очень уважаемого критика, например Инны Соловьевой, и очень аргументированный, хотелось посмотреть газетный лист на просвет: нет ли там каких тайных знаков, и что это все значит, и где правда?..)
...А зритель, он и в Новосибирске оказался себе на уме: билеты были раскуплены подчистую еще в апреле, но начало спектакля зал принимал явно настороженно - не актеры, а публика «двигалась» навстречу театру, будто по тонкому льду, с опаской.
Двигаться на самом деле пришлось недолго: уже в сцене первой встречи молодого циника Глумова, решившего любыми средствами «составить карьеру», и его богатого дядюшки Мамаева налицо были достоинства - богатства - спектакля.
Сценическое взаимодействие чрезвычайно щедрого на краски мастера Александра Потапова (Мамаев) и достигающего необычайного сатирического эффекта своей виртуозной гротесковой пластикой Александра Вершинина (Глумов) подвигли публику на первые аплодисменты. И дальше - больше... Ирина Муравьева (Клеопатра Львовна), Борис Клюев (Крутицкий), Александр Клюквин (Городулин), Лилия Юдина (Турусина), Лариса Кичанова (Манефа) - и все-все-все, то есть великолепным ансамблем, наши гости сыграли ярко – и в каждой роли по отдельности актерски блистательно. Прекрасный спектакль! Кстати, без натяжек, очень злободневный - Островский, безусловно, здесь вне конкуренции! Сыграли, как вы понимаете (даже по одной лишь характеристике работы Вершинина-Глумова), не без помощи, а при ощутимом присутствии режиссерской мысли и воли Владимира Бейлиса.
На следующий день перед спектаклем мне посчастливилось встретиться и задать несколько вопросов одному из ведущих актеров Малого театра - народному артисту России Борису Владимировичу КЛЮЕВУ.
- Борис Владимирович, складывается впечатление, что Малый театр пребывает в столице в статусе осаждаемой крепости. Это беспрестанное клевание и кусание каждой вашей премьеры... Сложно обороняться?
- Да нет. Когда привыкаешь к этому, отношение спокойное. Значит, так нужно. Нужно обзывать нас нафталином. Говорить, что это архаика. Что наше искусство не будет востребовано. Но... Но народный артист СССР вахтанговец Василий Лановой как-то сказал, что в перестройку, когда в буквальном смысле рухнуло все, выстоял один лишь Малый театр. Причем в первую очередь потому, что у них есть Островский, есть классика.
И, действительно, что получили в результате этой очередной революции театры? Ширпотреб. Не вырастили ни одного режиссера мощного, настоящего, ни одной великой пьесы не написали...
- У вас идеальная - в смысле чистоты жанра - биография актера Малого театра. Училище имени Щепкина, и вот уже 38 лет служения этой сцене. Начинали с роли Кудряша в «Грозе», был в молодости и грибоедовский Молчалин, сейчас мы увидели вас в роли Крутицкого... Кому, как не вам, задать эти вопросы: какой он сегодня, Малый театр? Он особенный? Кто он, нынешний актер Малого? И еще, очень наивный: можно ли сохранить русский психологический театр в одном отдельно взятом коллективе?
- Можно. Можно! Не надо разрушать театральную семью. Малый - это семья. У нас же огромный театр - со всеми цехами 600 человек. И в этом коллективе постоянно необходимо находить компромиссы. Другой путь - это просто взять и разломать, как это сделали с великим МХАТом... И что в результате? Нет МХАТа, где родилась национальная театральная гордость - система Станиславского, а интерес к ней в мире не иссякает. Я был в Штатах, там наши актеры, например Саша Лазарев, преподают в созданной школе Михаила Чехова, и эта великая система более чем востребована...
А здесь... Я не понимаю, почему на сцене прославленного театра 20 минут звучит мат? Как это допустимо? Я не понимаю, как в спектакле по пьесе Островского Счастливцев и Несчастливцев справляют физиологическую нужду? Как это может быть? В жизни это есть, но это не предмет искусства, люди не за этими впечатлениями приходят в театр!
У нас все сохранилось: мы уважаем своих стариков, мы чтим традиции, мы гордимся своим театром. И того, кто не любит все это или считает свое место чуть иным, театр отторгает... Много способных людей проходило через наш театр и... уходило. Потому что не выдерживают жизни по правилу - любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Когда актер забывает эту аксиому, искусство ему мстит.
- Борис Владимирович, это тоже аксиома, что в большой семье действует принцип авторитарности. Иначе, наверное, и нельзя... Я вот к чему: вы очень востребованы кинематографом, как реагирует на это руководство, на съемки отпускает без проблем?
- Знаете, за много лет работы я все-таки заслужил какие-то, скажем так, шаги навстречу. Но никогда этим не злоупотребляю. Я предпочитаю сам все так организовывать, чтобы одно другому не мешало. Безусловно, нужно зарабатывать деньги. Сейчас время такое. Деваться нам всем некуда. Притом в кино мне хорошо платят, меня там любят, приглашают. Все это замечательно, но на первом месте театр. В иных ситуациях изворачиваюсь и верчусь так, что прихожу домой и падаю. Но это моя жизнь, я ее выбрал. А можно сидеть, ничего не делать и обсуждать все эти проблемы. Я другой человек.
- Может, служение в Малом для вас в большей мере дань позиции, традиции, наконец? Хотя, увидев Бориса Владимировича Клюева в спектакле, такого вопроса всерьез не задашь, и все-таки вам интересно работать в этом театре?
- Что вы, конечно, конечно! Во-первых, я обожаю этот театр, я очень скучаю по нему. Я люблю запах кулис и его уютную сцену. Люблю декорации и костюмы. Тот отбор на роль, когда не каждый актер, если даже ему это очень хочется, ее играет... У Щепкина есть такие слова: «Театр - это храм. Священнодействуй или убирайся вон!» Я думаю, что наш театр, отмечающий в этом сезоне 250-летие, и есть настоящий храм - он намоленный. В нем служило огромное количество актеров, которые мечтали играть на этой сцене и дарили жизни Малому театру. И эта аура намоленности существует! Она - очень важная часть моей жизни.
Автор: Татьяна ШИПИЛОВА.
Источник: Советская Сибирь
Дата: 19.05.2007
18.05.2007
Подробнее
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет. Вот и Малый театр сыграл уже вторую в этом сезоне премьеру по Островскому. Эта постановка – своего рода раритет, ведь о пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» мало кто знает, а в России ее ставили последний раз почти сто лет назад. Это произведение – чуть ли не единственная историческая хроника драматурга – является своего рода продолжением пушкинского «Бориса Годунова», повествуя о событиях, происходящих после восшествия на трон Лжедмитрия.
Главных героев в спектакле двое – это можно понять уже из самого названия пьесы. На противостоянии двух персонажей – Дмитрия Самозванца и боярина Василия Шуйского – и строится конфликт произведения. В роли Шуйского – Борис Невзоров, с этого сезона ставший актером труппы Малого театра и сыгравший судью в «ревизоре». Самозванца играет Глеб Подгородинский – ведущий артист Малого и один из самых интересных театральных актеров своего поколения в Москве.
Оба исполнителя создают два глубоких, неоднозначных образа. Шуйский – Невзоров – хитрый боярин, глубоко уверенный в самозванстве Лжедмитрия и вреде его пребывания на престоле для российского народа. Но поступки Шуйского, готового пойти на клятвопреступление и предательство ради достижения высшей цели, вызывают мало симпатии: им нет достаточно уверенного оправдания. В то время как Дмитрий – Подгородинский гораздо более привлекателен как личность: он молод, хорош собой, чувствителен и даже если и сомневается в своем происхождении, то по крайней мере преисполнен самого благородного пыла в стремлении мудро управлять государством. Одна из самых сильных сцен спектакля – объяснение Дмитрия с царицей Марфой, последней женой Ивана Грозного, матерью убитого Годуновым царевича. Царица не узнает в Дмитрии своего умершего сына, ее сердце молчит – но ей так хочется прижать к груди хоть этого, незнакомого, но готового откликнуться на материнскую ласку молодого человека. И Дмитрий отнюдь не из корыстолюбивых побуждений стремится привлечь на свою сторону царицу: сам сирота, он мечтает обрести мать. Татьяна Лебедева (царица Марфа) и Глеб Подгородинский глубоко и мощно играют эту сцену, достигая наивысшего эмоционального накала.
Малый театр славен своей замечательной актерской ансамблевостью, и в этом спектакле каждая роль, даже крохотная, исполнена артистами филигранно. Одно наслаждение наблюдать за игрой Бориса Клюева, Владимира Сафронова и Владимира Носика в роли хитрых бояр, чье многозначительное молчание и красноречивые взгляды говорят больше, чем их льстивые слова. Очень хорош в небольшой, но запоминающейся роли Ивана-калачника Антон Хомятов, ярко и с темпераментом играющий буйного русского молодца. И конечно, большой актерской удачей можно назвать роль Дмитрия Самозванца в исполнении Глеба Подгородинского. В ней все выверено и отточено до малейшей мелочи, до интонации, до жеста. Дмитрий Подгородинского гораздо более глубок и умен, чем думают о нем Шуйский и бояре и даже его ненадежные союзники поляки. Самозванца в спектакле Малого театре приводят к гибели его доверчивость и излишняя эмоциональность, а будь он хоть чуточку хладнокровнее, глядишь и история России сложилась бы совсем по-другому.
Валерия Гуменюк
«Театральная касса», май 2007
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет. Вот и Малый театр сыграл уже вторую в этом сезоне премьеру по Островскому. Эта постановка – своего рода раритет, ведь о пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» мало кто знает, а в России ее ставили последний раз почти сто лет назад. Это произведение – чуть ли не единственная историческая хроника драматурга – является своего рода продолжением пушкинского «Бориса Годунова», повествуя о событиях, происходящих после восшествия на трон Лжедмитрия.
Главных героев в спектакле двое – это можно понять уже из самого названия пьесы. На противостоянии двух персонажей – Дмитрия Самозванца и боярина Василия Шуйского – и строится конфликт произведения. В роли Шуйского – Борис Невзоров, с этого сезона ставший актером труппы Малого театра и сыгравший судью в «ревизоре». Самозванца играет Глеб Подгородинский – ведущий артист Малого и один из самых интересных театральных актеров своего поколения в Москве.
Оба исполнителя создают два глубоких, неоднозначных образа. Шуйский – Невзоров – хитрый боярин, глубоко уверенный в самозванстве Лжедмитрия и вреде его пребывания на престоле для российского народа. Но поступки Шуйского, готового пойти на клятвопреступление и предательство ради достижения высшей цели, вызывают мало симпатии: им нет достаточно уверенного оправдания. В то время как Дмитрий – Подгородинский гораздо более привлекателен как личность: он молод, хорош собой, чувствителен и даже если и сомневается в своем происхождении, то по крайней мере преисполнен самого благородного пыла в стремлении мудро управлять государством. Одна из самых сильных сцен спектакля – объяснение Дмитрия с царицей Марфой, последней женой Ивана Грозного, матерью убитого Годуновым царевича. Царица не узнает в Дмитрии своего умершего сына, ее сердце молчит – но ей так хочется прижать к груди хоть этого, незнакомого, но готового откликнуться на материнскую ласку молодого человека. И Дмитрий отнюдь не из корыстолюбивых побуждений стремится привлечь на свою сторону царицу: сам сирота, он мечтает обрести мать. Татьяна Лебедева (царица Марфа) и Глеб Подгородинский глубоко и мощно играют эту сцену, достигая наивысшего эмоционального накала.
Малый театр славен своей замечательной актерской ансамблевостью, и в этом спектакле каждая роль, даже крохотная, исполнена артистами филигранно. Одно наслаждение наблюдать за игрой Бориса Клюева, Владимира Сафронова и Владимира Носика в роли хитрых бояр, чье многозначительное молчание и красноречивые взгляды говорят больше, чем их льстивые слова. Очень хорош в небольшой, но запоминающейся роли Ивана-калачника Антон Хомятов, ярко и с темпераментом играющий буйного русского молодца. И конечно, большой актерской удачей можно назвать роль Дмитрия Самозванца в исполнении Глеба Подгородинского. В ней все выверено и отточено до малейшей мелочи, до интонации, до жеста. Дмитрий Подгородинского гораздо более глубок и умен, чем думают о нем Шуйский и бояре и даже его ненадежные союзники поляки. Самозванца в спектакле Малого театре приводят к гибели его доверчивость и излишняя эмоциональность, а будь он хоть чуточку хладнокровнее, глядишь и история России сложилась бы совсем по-другому.
Валерия Гуменюк
«Театральная касса», май 2007
03.05.2007
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
«Пресса о гастролях Малого театра»
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра...
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра...
«Пресса о гастролях Малого театра»
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра. На сцене филармонии прославленный коллектив представил спектакли «Горе от ума» Грибоедова, «На всякого мудреца довольно простоты» Островского и «Тайны Мадридского двора» Скриба.
На встречу с тюменскими журналистами пришли художественный руководитель театра народный артист СССР Юрий Соломин, народная артистка СССР Элина Быстрицкая, народные артисты России Александр Ермаков, Борис Клюев, Александр Клюквин, Владимир Бейлис и заслуженный артист России Глеб Подгородинский.
«В Екатеринбург, тогда Свердловск, мы приезжали двадцать шесть лет назад, — вспоминает Юрий Соломин. — А в Тюмени Малый театр не был никогда. Никогда!» Поводом для приезда послужил необычный юбилей, выпавший на нынешний сезон.
«В 2006 году исполнилось 250 лет российскому национальному театру, — продолжает Соломин. — Дело в том, что в 1756 году указом императрицы Елизаветы Петровны был создан государственный театр — тогда он назывался императорским. Таких театров было всего два: Александринка в Санкт- Петербурге и Малый театр в Москве. Поэтому отсчет государственности театра, как принято считать, идет от этой даты — 30 августа 1756 года.
Когда мы на эту тему разговаривали с президентом, он сказал: «Это должен быть праздник всего российского театра». Вместе с Александринкой мы выдвинули такую идею: кому-то из нас проехать от Владивостока до центра России, а кому-то — от Калининграда. Выбирая точку, в которой наши маршруты должны сойтись, мы говорили о вашем регионе — Свердловск, Новосибирск, Тюмень...
Идея была поддержана на самом высоком уровне. Но как всегда, чего-то не хватило... Пришлось ограничиться отдельными выездами, и за основу мы взяли район, в котором рассчитывали воссоединиться».
Гастроли состоялись во многом благодаря генеральному спонсору юбилея — Сбербанку России, с которым Малый театр надеется дружить и дальше. У старейшего московского театра, из века государственного, прежде спонсоров не бывало. Но Сбербанк, сам исторически возросший под рукой государства, — наиболее подходящий покровитель для национального театра... И все же худруку Малого хочется верить, что система государственных репертуарных театров — предмет гордости для России и зависти для зарубежных коллег — не будет разрушена.
Соломин — решительный противник театральной реформы. «Все до сих пор завидуют комплектации российского театра, потому что создать труппу — не речку перейти. 250 лет создавалась труппа Александринки, которая уже почти вымерла, и Малого театра, которая еще осталась и приехала к вам».
Школу творит преемственность. И если говорят, что «Островский, как эталон, идет в Малом театре», и Юрию Соломину не стыдно сказанное повторить, так это оттого, что Островский писал роли, имея в виду актеров Малого; Островского в Малом играли еще при жизни драматурга и под его руководством, по его науке, позже — ведомые опытом и примером тех, кто эту науку впитал, учась и перенимая друг у друга самый дух русского театра... «Я учился у Веры Пашенной, Пашенная училась у Александра Ленского, а Ленский был первый режиссер-педагог России».
У нынешнего «золотого» поколения Малого театра — свои ученики, которым они передают то, что умеют сами, и в учебных классах, и на сцене.
Молодые же дорожат возможностью учиться. Рассуждая об антрепризе, Глеб Подгородинский, исполнитель роли Чацкого в «Горе от ума», настаивает: только репертуарный театр дает молодому актеру возможность творческого роста. Пусть из года в год приходится играть в эпизодах... Это, оказывается, не так плохо, как многие считают. «В антрепризе действует система кастинга, — объясняет актер. — Ты пробуешься на роль, и тебе надо сразу показать результат, сделать максимум того, на что ты способен. Некоторым артистам это удается, но многим — нет.
Что касается меня, то не будь Малого театра, не будь той дистанции, которую мне пришлось пройти... сразу после института я не смог бы сыграть большую роль. И даже небольшую. Я в театре тринадцать лет, и у меня все шло постепенно, по нарастающей. Я играл в эпизодах, в массовке, и только на шестой-седьмой год получил большую роль. Если бы не было этих лет в театре, не было учебы, если бы я не варился в театре, не смотрел из-за кулис на старших товарищей, я бы не смог работать».
Корифеи щедро делятся опытом, знаниями и трепетным отношением к профессии со студентами и младшими коллегами, а те увозят с собой драгоценный дар в разные концы страны... Выяснилось, что актриса Тюменского театра драмы Елена Самохина — ученица Элины Быстрицкой.
Звездная актриса объясняет: наследие мастеров старой школы по сей день живо в Малом, потому что он был и остается актерским театром. Во главе коллектива с самого его рождения, как правило, стояли актеры, и это еще одна традиция, которую удалось сохранить до наших дней.
Должность художественного руководителя появилась в Малом театра недавно — немногим больше двадцати лет назад, первым ее занял народный артист СССР Михаил Царев, потом — Юрий Соломин...
«Если актер возглавляет труппу и актерский ансамбль, то актерам от этого не хуже, а лучше», — подчеркивает Быстрицкая. Именитые коллеги поддерживают Элину Авраамовну: во- первых, играя на одной сцене с худруком, легче противостоять диктату сторонних режиссеров: «У меня один начальник, да и тот мой партнер по сцене»; во-вторых, начальник этот не понаслышке знает, что нужно актеру, к чему он стремится, чем дорожит: «Актер актера всегда поймет».
Соломин, например, отлично понимает, как для актера важно сниматься в кино. «Когда Юрий Мефодьевич стал художественным руководителем Малого театра, — рассказывает Борис Клюев, — все актеры облегченно вздохнули, потому что он сам снимающийся актер, и с ним всегда можно по этому поводу договориться. Не знаю, как молодое поколение актеров, но старшее всегда договаривалось, и Юрий Мефодьевич всегда отпускал, а мы никогда его не подводили.
У молодежи с этим посложнее, они еще не умеют распределять силы, и иногда делают не очень правильный выбор в пользу кинематографа, не понимая, что участие в сериале — одноразовое. Иногда они уходят из театра для того, чтобы сыграть в сериале, думая, может быть, о своей карьере, но не о своей творческой жизни. Ведь любой сериал заканчивается, и неизвестно, что будет дальше, а театр — это дом, в котором ты живешь каждый день. Репетируешь каждый день, участвуешь в спектаклях каждый день, и как профессионал ты растешь именно в театре, а не в кинематографе». Однажды произошел немыслимый в другом театре случай: актер рвался на съемки до такой степени, что Соломин, дабы его отпустить, затеял даже перестановки в репертуаре, собираясь заменить спектакль, в котором тот был занят, другим. Актер не поехал, решив, что замена спектакля обойдется театру слишком дорого. Но то происшествие памятно ему до сих пор...
Худрук тут же объяснил свою уступчивость целесообразностью: «Бывают действительно хорошие роли, и я прекрасно понимаю, что кино или телевидение — это в том числе реклама театру, а если роль яркая, если артист популярен, то это опять же плюс для театра».
К антрепризе «как нормальному жизненному явлению» Соломин вполне лоялен, правда, сам в антрепризных спектаклях не участвовал ни разу, хотя предложения получал, и неплохие. Мэтр убежден: антреприза театру репертуарному не ровня и достойной заменой ему стать не может, хотя такую перспективу время от времени предрекают иные деятели сцены.
«Антреприза бывает разная. Все зависит от постановки, от режиссера, от компании, которая подобралась, от самого актера. Иногда играют люди с известными фамилиями, а впечатление... Но есть и хорошие спектакли. Есть честное исполнение. Если в антрепризе заняты Фрейндлих, или Чурикова, или Басилашвили, то это другой класс, другой уровень, ибо Фрейндлих отвечает за свою фамилию. Хочет зритель посмотреть на живую Муравьеву? Пожалуйста! Муравьева отвечает за себя, потому что потом она играет роли в Малом театре. Но играет она здесь, уверяю вас, не так, как в антрепризе...»
Борис Клюев поначалу участвовал в антрепризных спектаклях, потом перестал, рассудив для себя, что все плюсы, которые актеру дает антреприза, он получит, снимаясь в кино, а минусов тем самым избежит: «Антреприза мне на сегодняшний день не интересна. Она не удовлетворяет меня ни творчески, ни материально, потому что связана, к сожалению, с очень большими потерями времени и здоровья — надо куда-то ехать, не спать ночь... Я работаю в репертуарном театре, мне этого тренажа вполне хватает, а кино дает мне те же деньги и необходимую популярность».
Он тоже за репертуарный театр — с долговременным планом, с продуманной репертуарной политикой, ориентированной на конкретных актеров, что обеспечивает почву для развития, роста и новых творческих достижений.
«Антреприза — это совершенно иное. Основная задача тут все-таки заработать деньги. Для этого нужны пьеса, режиссер и лицо. Обезьяна, как говорят актеры между собой. Если антреприза не получается, не дает нужного денежного эффекта, она умирает. А спектакль репертуарного театра может расти, он рассчитан на длительную дистанцию».
Впрочем, каждый вправе делать собственный выбор. «Моя подруга, очень хорошая актриса Таня Васильева, ушла из репертуарного театра и занимается только антрепризой. Ей нужны деньги. У нее двое детей, она дочери купила квартиру, сыну купила квартиру. Она поставила себе такую задачу, хотя я лично считаю, что это неверно. Но у каждого человека есть выбор...»
Увы, драматургия, к которой обращается антреприза, часто далека от высоких образцов. Пьесы-однодневки выпархивают из-под торопливого пера и, подергав крылышками, исчезают с глаз.
Малый театр отдает предпочтение вечной классике. Зритель рад. «Горе от ума» идет у нас семь лет, и на него в Москве довольно трудно попасть», — отмечает Соломин.
К гастролям в Малом тоже относятся серьезно, не то что в иной антрепризе... бывает, устроитель изрядно потратился, распродал билеты, а спектакль приходится отменять, потому что у ведущего артиста изменились планы. У него съемка, которая растянется на месяцы, а потом ему сделают более выгодное предложение...
«У нас во время гастролей никто никуда не уезжает. Даже на съемки. Сейчас у нас положение сложное. Сюда приехало довольно много актеров в возрасте и не очень здоровых. И мы не имеем права сорвать спектакль. Придут люди, а мы: ой, извините, он не прилетел. Аэрофлот ни за что не отвечает. Мы отвечаем перед зрителем».
Гастроли артистам будто бы и не в тягость. «И у меня возникает ощущение праздника каждый раз, как я прихожу на спектакль, — уверяет Элина Быстрицкая, — независимо от того, насколько это сложно, насколько условия за кулисами не соответствуют тому, к чему мы привыкли... У нас потрясающий дом в Малом театре, и у нас потрясающий репертуар. Классика русская и зарубежная».
А классика требует уважительного отношения. Как художественный руководитель и как актер Юрий Соломин не приемлет формальных режиссерских изысков, эпатажа ради эпатажа, а тем более ради кассовых сборов. Отказывается признавать художественный поиск за гранью приличий, нормы и понимания.
«Когда приходит режиссер и начинает диктовать артисту: «Вот в ту дверь входи и — на карачках... « Артист говорит: «А почему на карачках-то?» — «Ну, это ты потом поймешь. Давайте, давайте, решим это!» Где-то актер, может, и выполняет указание. Но не у нас. У нас артист приходит и говорит: «Я на карачках у этого режиссера не выйду. Увольняйте меня». Мы убираем режиссера. Почему? Потому что должна быть естественность. Вообще режиссер должен быть в первую очередь педагогом.
Вот Станиславский и Немирович-Данченко были прежде всего создателями театра, педагогами, они собирали труппу, они ее воспитывали. Они вместе отдыхали, вместе делали капустники и так далее. Это была учеба.
А сейчас режиссер думает: как бы раздеть актрису? Или лучше актера. Мало одного. Пять, десять. Пусть все сразу выйдут. Вот против этого мы категорически! Мы разденем тогда режиссера и пустим его на театральную площадь голым. Потому что ни Островский, ни Мольер, ни Шекспир, ни Пиранделло этого не писали. Это не нужно. Иначе пропадает смысл. Зритель смотрит на другое место. И головка у него не работает.
Вспомните, Гоголь написал: «Дорогих лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, он и так выживет, а если умрет, то и так умрет». Землянику у нас играет Александр Клюквин. Я ему в свое время говорил: «Как можно меньше интонаций. Скажи просто». В зале хохот. Почему? Он очень похож на одного всем известного министра. И зритель это понимает. И он страшно доволен тем, что он понял. И что мы этого министра употребили... Другой министр пришел и так хохотал... Говорит: «Я обязательно всех приведу, пусть посмотрят». Не потому что мы это гениально сделали. Это гениально написано. Это ассоциации. Ассоциации!
Нам говорят: почему вы не ставите современность? Да потому что я матом ругаюсь лучше, чем Пресняковы или Коляда! Я старше, я вырос в Чите. Там у нас знаете сколько лагерей было? Но это не значит, что надо платить деньги, чтобы посмотреть, как на сцене ругаются матом. Зайди в троллейбус — и получишь. Это не искусство.
Почему мы говорим так откровенно? Мы боремся...
Порой от борьбы устаешь. И тогда хочется сбежать от проблем, от людей, от споров, от суеты — туда, где тихо, покойно, вольно...»
«Если у меня есть полтора дня, жена грузит мне еду, и я еду на дачу. Глажу собак... А, поскольку они не говорят, но все понимают, то я, когда хочу, с ними разговариваю. Смотрю на небо, смотрю на елки, на березы, у меня возникают мысли о создании всего этого. Потом я захожу в дом, у меня старый сруб... Там тепло, я достаю еду, разогреваю, ем, смотрю телевизор, прихожу в ужас и опять иду на воздух. И так бесконечно целый день. Я молчу. Это прекрасно. Организм восстанавливается. Но, к сожалению, больше полутора дней не получается. Если бы недельку так...»
Есть люди, которые считают, что Малый отстал от времени. Возможно, однажды перемены придут и сюда. Не стоит исключать даже того, что когда-нибудь здесь победит режиссерский театр. Или Малому удастся устоять на собственном пути, осторожно сверяя каждое новшество, которое он готовится принять, — без этого тоже не обойтись, — с незыблемыми принципами русского реалистического театра?...
Малый театр не отказывает в сотрудничестве современным, молодым режиссерам и художникам с фантазией. Если находят фантазию конструктивной, соответствующей позиции театра и... стилистике зала.
Декорации к «Горю от ума», а также к спектаклям «Правда хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера делал художник Александр Боровский. «Мы говорили ему: у нас старый театр, императорский, зал небольшой, очень компактный, с хорошей акустикой, отделан золотом, серебром, бархатом... Три стула тут не срабатывают. Все равно что на прием к президенту прийти в джинсах и майке». Боровский постарался учесть пожелания театра и, сделав декорации к «Мнимому больному», наконец полностью попал в точку — Соломин в знак высшей похвалы предложил показывать одни декорации, без актеров...
Поставил «Горе от ума» Сергей Женовач, который создал спектакль, названный одновременно традиционным и новаторским. «Женовач какое-то время был без работы. Он очень хороший педагог, и мы его пригласили. Он из группы молодых режиссеров, но стоит в стороне от тех, у кого на четвереньках входят в двери. Теперь у него новый театр, который он сделал со своими студентами, совершенно другой по качеству. Это та школа русского театра, о которой можно мечтать. Он хороший педагог и прекрасный режиссер. И как только он сделает репертуар в своем театре, он опять будет ставить у нас, потому что он не мыслит себя без постановок в крупном театре. «Горе от ума» у Женовача как будто то же, что всегда, но в то же время не то. Декораций немного — ровно столько, чтобы передать атмосферу прихожей, гостиной, тайной встречи, приватной беседы, бала... Белые плоскости перемещаются, поворачиваются, открываются и закрываются, создавая нужное пространство, само по себе условное. Но плоскости эти не голы, не мертвы, они — поле для игры цвета, света и тени, которые передают настроение, сообщают условному пространству глубину, или резкость, или насыщенность, или, напротив, пустоту... подчеркивают напряженность действия, остроту момента, иллюстрируют состояние героев...
Женович сместил акценты. Чацкий, в котором мы со школы привыкли видеть прежде всего обличителя лицемерия, косности, пустословия, чинопочитания и карьеризма, предстает не печальным духом изгнанья в тоге социального протеста, а метущимся влюбленным, глубоко раненным оттого, что пылкий порыв его остался неразделенным, что обманулся он в чувствах и надеждах... Чацкий Глеба Подгородинского не такой, какого мы ждем увидеть, и это поначалу смущает. Он застенчив, неловок, резок в движениях, почти нелеп и впрямь кажется немного шутом, это впечатление усиливает и его манера говорить, далекая от пафосности трибуна.
Он живой человек — всего лишь человек со своими заблуждениями, причудами, слабостями. Глядя на него, вдруг понимаешь то, что прежде ускользало, заслоненное шеренгами «правильных» слов из школьного учебника. Приходит в голову, что Чацкий — человек настроения, покинувший юную девушку, в чьем сердце только что расцвело первое чувство, чья жажда любви осталась неутоленной, потому что милый ее возжелал повидать мир и умчался в дальние дали, не сказав, когда вернется... И вот он объявляется через три года со страстными признаниями на устах, будто ушел лишь вчера. Этого она тоже не может простить ему — того, что исчез, когда она хотела любить, и ей пришлось оделить своей нежностью того, кто менее достоин, но зато неизменно рядом.
Софью в исполнении молодой актрисы Ольги Молочной совсем не хочется винить в бессердечии, сколь бы жестокой ни была сыгранная ею «шутка»... Непонятая, брошенная, оскорбленная, обманутая, опозоренная, она остается воплощением «милого образа», какие бы удары и обвинения ни сыпались на нее.
Восторг публики снискал Скалозуб Виктора Низового — большой колоритный солдафон. Впрочем, неинтересных персонажей на сцене не было. Князь и княгиня Тугоуховские, графиня Хрюмина, Горич, Наталья Дмитриевна, горничная Лиза, Репетилов... Почему я не говорю об Анфисе Ниловне Хлестовой в исполнении Элины Быстрицкой и Павле Афанасьевиче Фамусове, которого сыграл Юрий Соломин? Да потому, что были они блестящи, как и следовало ожидать...
А после спектакля со сцены прозвучало загадочное и невероятное обещание — каждые три года радовать тюменцев встречей со спектаклями Малого театра. И понимая, что это слишком хорошо... слишком трудноосуществимо, нескоро, чтобы быть правдой, все же позволим себе помечтать — вдруг да сбудется?
Автор: Кира КАЛИНИНА
Источник: Сибирский посад
Дата: 23.04.2007
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра. На сцене филармонии прославленный коллектив представил спектакли «Горе от ума» Грибоедова, «На всякого мудреца довольно простоты» Островского и «Тайны Мадридского двора» Скриба.
На встречу с тюменскими журналистами пришли художественный руководитель театра народный артист СССР Юрий Соломин, народная артистка СССР Элина Быстрицкая, народные артисты России Александр Ермаков, Борис Клюев, Александр Клюквин, Владимир Бейлис и заслуженный артист России Глеб Подгородинский.
«В Екатеринбург, тогда Свердловск, мы приезжали двадцать шесть лет назад, — вспоминает Юрий Соломин. — А в Тюмени Малый театр не был никогда. Никогда!» Поводом для приезда послужил необычный юбилей, выпавший на нынешний сезон.
«В 2006 году исполнилось 250 лет российскому национальному театру, — продолжает Соломин. — Дело в том, что в 1756 году указом императрицы Елизаветы Петровны был создан государственный театр — тогда он назывался императорским. Таких театров было всего два: Александринка в Санкт- Петербурге и Малый театр в Москве. Поэтому отсчет государственности театра, как принято считать, идет от этой даты — 30 августа 1756 года.
Когда мы на эту тему разговаривали с президентом, он сказал: «Это должен быть праздник всего российского театра». Вместе с Александринкой мы выдвинули такую идею: кому-то из нас проехать от Владивостока до центра России, а кому-то — от Калининграда. Выбирая точку, в которой наши маршруты должны сойтись, мы говорили о вашем регионе — Свердловск, Новосибирск, Тюмень...
Идея была поддержана на самом высоком уровне. Но как всегда, чего-то не хватило... Пришлось ограничиться отдельными выездами, и за основу мы взяли район, в котором рассчитывали воссоединиться».
Гастроли состоялись во многом благодаря генеральному спонсору юбилея — Сбербанку России, с которым Малый театр надеется дружить и дальше. У старейшего московского театра, из века государственного, прежде спонсоров не бывало. Но Сбербанк, сам исторически возросший под рукой государства, — наиболее подходящий покровитель для национального театра... И все же худруку Малого хочется верить, что система государственных репертуарных театров — предмет гордости для России и зависти для зарубежных коллег — не будет разрушена.
Соломин — решительный противник театральной реформы. «Все до сих пор завидуют комплектации российского театра, потому что создать труппу — не речку перейти. 250 лет создавалась труппа Александринки, которая уже почти вымерла, и Малого театра, которая еще осталась и приехала к вам».
Школу творит преемственность. И если говорят, что «Островский, как эталон, идет в Малом театре», и Юрию Соломину не стыдно сказанное повторить, так это оттого, что Островский писал роли, имея в виду актеров Малого; Островского в Малом играли еще при жизни драматурга и под его руководством, по его науке, позже — ведомые опытом и примером тех, кто эту науку впитал, учась и перенимая друг у друга самый дух русского театра... «Я учился у Веры Пашенной, Пашенная училась у Александра Ленского, а Ленский был первый режиссер-педагог России».
У нынешнего «золотого» поколения Малого театра — свои ученики, которым они передают то, что умеют сами, и в учебных классах, и на сцене.
Молодые же дорожат возможностью учиться. Рассуждая об антрепризе, Глеб Подгородинский, исполнитель роли Чацкого в «Горе от ума», настаивает: только репертуарный театр дает молодому актеру возможность творческого роста. Пусть из года в год приходится играть в эпизодах... Это, оказывается, не так плохо, как многие считают. «В антрепризе действует система кастинга, — объясняет актер. — Ты пробуешься на роль, и тебе надо сразу показать результат, сделать максимум того, на что ты способен. Некоторым артистам это удается, но многим — нет.
Что касается меня, то не будь Малого театра, не будь той дистанции, которую мне пришлось пройти... сразу после института я не смог бы сыграть большую роль. И даже небольшую. Я в театре тринадцать лет, и у меня все шло постепенно, по нарастающей. Я играл в эпизодах, в массовке, и только на шестой-седьмой год получил большую роль. Если бы не было этих лет в театре, не было учебы, если бы я не варился в театре, не смотрел из-за кулис на старших товарищей, я бы не смог работать».
Корифеи щедро делятся опытом, знаниями и трепетным отношением к профессии со студентами и младшими коллегами, а те увозят с собой драгоценный дар в разные концы страны... Выяснилось, что актриса Тюменского театра драмы Елена Самохина — ученица Элины Быстрицкой.
Звездная актриса объясняет: наследие мастеров старой школы по сей день живо в Малом, потому что он был и остается актерским театром. Во главе коллектива с самого его рождения, как правило, стояли актеры, и это еще одна традиция, которую удалось сохранить до наших дней.
Должность художественного руководителя появилась в Малом театра недавно — немногим больше двадцати лет назад, первым ее занял народный артист СССР Михаил Царев, потом — Юрий Соломин...
«Если актер возглавляет труппу и актерский ансамбль, то актерам от этого не хуже, а лучше», — подчеркивает Быстрицкая. Именитые коллеги поддерживают Элину Авраамовну: во- первых, играя на одной сцене с худруком, легче противостоять диктату сторонних режиссеров: «У меня один начальник, да и тот мой партнер по сцене»; во-вторых, начальник этот не понаслышке знает, что нужно актеру, к чему он стремится, чем дорожит: «Актер актера всегда поймет».
Соломин, например, отлично понимает, как для актера важно сниматься в кино. «Когда Юрий Мефодьевич стал художественным руководителем Малого театра, — рассказывает Борис Клюев, — все актеры облегченно вздохнули, потому что он сам снимающийся актер, и с ним всегда можно по этому поводу договориться. Не знаю, как молодое поколение актеров, но старшее всегда договаривалось, и Юрий Мефодьевич всегда отпускал, а мы никогда его не подводили.
У молодежи с этим посложнее, они еще не умеют распределять силы, и иногда делают не очень правильный выбор в пользу кинематографа, не понимая, что участие в сериале — одноразовое. Иногда они уходят из театра для того, чтобы сыграть в сериале, думая, может быть, о своей карьере, но не о своей творческой жизни. Ведь любой сериал заканчивается, и неизвестно, что будет дальше, а театр — это дом, в котором ты живешь каждый день. Репетируешь каждый день, участвуешь в спектаклях каждый день, и как профессионал ты растешь именно в театре, а не в кинематографе». Однажды произошел немыслимый в другом театре случай: актер рвался на съемки до такой степени, что Соломин, дабы его отпустить, затеял даже перестановки в репертуаре, собираясь заменить спектакль, в котором тот был занят, другим. Актер не поехал, решив, что замена спектакля обойдется театру слишком дорого. Но то происшествие памятно ему до сих пор...
Худрук тут же объяснил свою уступчивость целесообразностью: «Бывают действительно хорошие роли, и я прекрасно понимаю, что кино или телевидение — это в том числе реклама театру, а если роль яркая, если артист популярен, то это опять же плюс для театра».
К антрепризе «как нормальному жизненному явлению» Соломин вполне лоялен, правда, сам в антрепризных спектаклях не участвовал ни разу, хотя предложения получал, и неплохие. Мэтр убежден: антреприза театру репертуарному не ровня и достойной заменой ему стать не может, хотя такую перспективу время от времени предрекают иные деятели сцены.
«Антреприза бывает разная. Все зависит от постановки, от режиссера, от компании, которая подобралась, от самого актера. Иногда играют люди с известными фамилиями, а впечатление... Но есть и хорошие спектакли. Есть честное исполнение. Если в антрепризе заняты Фрейндлих, или Чурикова, или Басилашвили, то это другой класс, другой уровень, ибо Фрейндлих отвечает за свою фамилию. Хочет зритель посмотреть на живую Муравьеву? Пожалуйста! Муравьева отвечает за себя, потому что потом она играет роли в Малом театре. Но играет она здесь, уверяю вас, не так, как в антрепризе...»
Борис Клюев поначалу участвовал в антрепризных спектаклях, потом перестал, рассудив для себя, что все плюсы, которые актеру дает антреприза, он получит, снимаясь в кино, а минусов тем самым избежит: «Антреприза мне на сегодняшний день не интересна. Она не удовлетворяет меня ни творчески, ни материально, потому что связана, к сожалению, с очень большими потерями времени и здоровья — надо куда-то ехать, не спать ночь... Я работаю в репертуарном театре, мне этого тренажа вполне хватает, а кино дает мне те же деньги и необходимую популярность».
Он тоже за репертуарный театр — с долговременным планом, с продуманной репертуарной политикой, ориентированной на конкретных актеров, что обеспечивает почву для развития, роста и новых творческих достижений.
«Антреприза — это совершенно иное. Основная задача тут все-таки заработать деньги. Для этого нужны пьеса, режиссер и лицо. Обезьяна, как говорят актеры между собой. Если антреприза не получается, не дает нужного денежного эффекта, она умирает. А спектакль репертуарного театра может расти, он рассчитан на длительную дистанцию».
Впрочем, каждый вправе делать собственный выбор. «Моя подруга, очень хорошая актриса Таня Васильева, ушла из репертуарного театра и занимается только антрепризой. Ей нужны деньги. У нее двое детей, она дочери купила квартиру, сыну купила квартиру. Она поставила себе такую задачу, хотя я лично считаю, что это неверно. Но у каждого человека есть выбор...»
Увы, драматургия, к которой обращается антреприза, часто далека от высоких образцов. Пьесы-однодневки выпархивают из-под торопливого пера и, подергав крылышками, исчезают с глаз.
Малый театр отдает предпочтение вечной классике. Зритель рад. «Горе от ума» идет у нас семь лет, и на него в Москве довольно трудно попасть», — отмечает Соломин.
К гастролям в Малом тоже относятся серьезно, не то что в иной антрепризе... бывает, устроитель изрядно потратился, распродал билеты, а спектакль приходится отменять, потому что у ведущего артиста изменились планы. У него съемка, которая растянется на месяцы, а потом ему сделают более выгодное предложение...
«У нас во время гастролей никто никуда не уезжает. Даже на съемки. Сейчас у нас положение сложное. Сюда приехало довольно много актеров в возрасте и не очень здоровых. И мы не имеем права сорвать спектакль. Придут люди, а мы: ой, извините, он не прилетел. Аэрофлот ни за что не отвечает. Мы отвечаем перед зрителем».
Гастроли артистам будто бы и не в тягость. «И у меня возникает ощущение праздника каждый раз, как я прихожу на спектакль, — уверяет Элина Быстрицкая, — независимо от того, насколько это сложно, насколько условия за кулисами не соответствуют тому, к чему мы привыкли... У нас потрясающий дом в Малом театре, и у нас потрясающий репертуар. Классика русская и зарубежная».
А классика требует уважительного отношения. Как художественный руководитель и как актер Юрий Соломин не приемлет формальных режиссерских изысков, эпатажа ради эпатажа, а тем более ради кассовых сборов. Отказывается признавать художественный поиск за гранью приличий, нормы и понимания.
«Когда приходит режиссер и начинает диктовать артисту: «Вот в ту дверь входи и — на карачках... « Артист говорит: «А почему на карачках-то?» — «Ну, это ты потом поймешь. Давайте, давайте, решим это!» Где-то актер, может, и выполняет указание. Но не у нас. У нас артист приходит и говорит: «Я на карачках у этого режиссера не выйду. Увольняйте меня». Мы убираем режиссера. Почему? Потому что должна быть естественность. Вообще режиссер должен быть в первую очередь педагогом.
Вот Станиславский и Немирович-Данченко были прежде всего создателями театра, педагогами, они собирали труппу, они ее воспитывали. Они вместе отдыхали, вместе делали капустники и так далее. Это была учеба.
А сейчас режиссер думает: как бы раздеть актрису? Или лучше актера. Мало одного. Пять, десять. Пусть все сразу выйдут. Вот против этого мы категорически! Мы разденем тогда режиссера и пустим его на театральную площадь голым. Потому что ни Островский, ни Мольер, ни Шекспир, ни Пиранделло этого не писали. Это не нужно. Иначе пропадает смысл. Зритель смотрит на другое место. И головка у него не работает.
Вспомните, Гоголь написал: «Дорогих лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, он и так выживет, а если умрет, то и так умрет». Землянику у нас играет Александр Клюквин. Я ему в свое время говорил: «Как можно меньше интонаций. Скажи просто». В зале хохот. Почему? Он очень похож на одного всем известного министра. И зритель это понимает. И он страшно доволен тем, что он понял. И что мы этого министра употребили... Другой министр пришел и так хохотал... Говорит: «Я обязательно всех приведу, пусть посмотрят». Не потому что мы это гениально сделали. Это гениально написано. Это ассоциации. Ассоциации!
Нам говорят: почему вы не ставите современность? Да потому что я матом ругаюсь лучше, чем Пресняковы или Коляда! Я старше, я вырос в Чите. Там у нас знаете сколько лагерей было? Но это не значит, что надо платить деньги, чтобы посмотреть, как на сцене ругаются матом. Зайди в троллейбус — и получишь. Это не искусство.
Почему мы говорим так откровенно? Мы боремся...
Порой от борьбы устаешь. И тогда хочется сбежать от проблем, от людей, от споров, от суеты — туда, где тихо, покойно, вольно...»
«Если у меня есть полтора дня, жена грузит мне еду, и я еду на дачу. Глажу собак... А, поскольку они не говорят, но все понимают, то я, когда хочу, с ними разговариваю. Смотрю на небо, смотрю на елки, на березы, у меня возникают мысли о создании всего этого. Потом я захожу в дом, у меня старый сруб... Там тепло, я достаю еду, разогреваю, ем, смотрю телевизор, прихожу в ужас и опять иду на воздух. И так бесконечно целый день. Я молчу. Это прекрасно. Организм восстанавливается. Но, к сожалению, больше полутора дней не получается. Если бы недельку так...»
Есть люди, которые считают, что Малый отстал от времени. Возможно, однажды перемены придут и сюда. Не стоит исключать даже того, что когда-нибудь здесь победит режиссерский театр. Или Малому удастся устоять на собственном пути, осторожно сверяя каждое новшество, которое он готовится принять, — без этого тоже не обойтись, — с незыблемыми принципами русского реалистического театра?...
Малый театр не отказывает в сотрудничестве современным, молодым режиссерам и художникам с фантазией. Если находят фантазию конструктивной, соответствующей позиции театра и... стилистике зала.
Декорации к «Горю от ума», а также к спектаклям «Правда хорошо, а счастье лучше» Островского и «Мнимый больной» Мольера делал художник Александр Боровский. «Мы говорили ему: у нас старый театр, императорский, зал небольшой, очень компактный, с хорошей акустикой, отделан золотом, серебром, бархатом... Три стула тут не срабатывают. Все равно что на прием к президенту прийти в джинсах и майке». Боровский постарался учесть пожелания театра и, сделав декорации к «Мнимому больному», наконец полностью попал в точку — Соломин в знак высшей похвалы предложил показывать одни декорации, без актеров...
Поставил «Горе от ума» Сергей Женовач, который создал спектакль, названный одновременно традиционным и новаторским. «Женовач какое-то время был без работы. Он очень хороший педагог, и мы его пригласили. Он из группы молодых режиссеров, но стоит в стороне от тех, у кого на четвереньках входят в двери. Теперь у него новый театр, который он сделал со своими студентами, совершенно другой по качеству. Это та школа русского театра, о которой можно мечтать. Он хороший педагог и прекрасный режиссер. И как только он сделает репертуар в своем театре, он опять будет ставить у нас, потому что он не мыслит себя без постановок в крупном театре. «Горе от ума» у Женовача как будто то же, что всегда, но в то же время не то. Декораций немного — ровно столько, чтобы передать атмосферу прихожей, гостиной, тайной встречи, приватной беседы, бала... Белые плоскости перемещаются, поворачиваются, открываются и закрываются, создавая нужное пространство, само по себе условное. Но плоскости эти не голы, не мертвы, они — поле для игры цвета, света и тени, которые передают настроение, сообщают условному пространству глубину, или резкость, или насыщенность, или, напротив, пустоту... подчеркивают напряженность действия, остроту момента, иллюстрируют состояние героев...
Женович сместил акценты. Чацкий, в котором мы со школы привыкли видеть прежде всего обличителя лицемерия, косности, пустословия, чинопочитания и карьеризма, предстает не печальным духом изгнанья в тоге социального протеста, а метущимся влюбленным, глубоко раненным оттого, что пылкий порыв его остался неразделенным, что обманулся он в чувствах и надеждах... Чацкий Глеба Подгородинского не такой, какого мы ждем увидеть, и это поначалу смущает. Он застенчив, неловок, резок в движениях, почти нелеп и впрямь кажется немного шутом, это впечатление усиливает и его манера говорить, далекая от пафосности трибуна.
Он живой человек — всего лишь человек со своими заблуждениями, причудами, слабостями. Глядя на него, вдруг понимаешь то, что прежде ускользало, заслоненное шеренгами «правильных» слов из школьного учебника. Приходит в голову, что Чацкий — человек настроения, покинувший юную девушку, в чьем сердце только что расцвело первое чувство, чья жажда любви осталась неутоленной, потому что милый ее возжелал повидать мир и умчался в дальние дали, не сказав, когда вернется... И вот он объявляется через три года со страстными признаниями на устах, будто ушел лишь вчера. Этого она тоже не может простить ему — того, что исчез, когда она хотела любить, и ей пришлось оделить своей нежностью того, кто менее достоин, но зато неизменно рядом.
Софью в исполнении молодой актрисы Ольги Молочной совсем не хочется винить в бессердечии, сколь бы жестокой ни была сыгранная ею «шутка»... Непонятая, брошенная, оскорбленная, обманутая, опозоренная, она остается воплощением «милого образа», какие бы удары и обвинения ни сыпались на нее.
Восторг публики снискал Скалозуб Виктора Низового — большой колоритный солдафон. Впрочем, неинтересных персонажей на сцене не было. Князь и княгиня Тугоуховские, графиня Хрюмина, Горич, Наталья Дмитриевна, горничная Лиза, Репетилов... Почему я не говорю об Анфисе Ниловне Хлестовой в исполнении Элины Быстрицкой и Павле Афанасьевиче Фамусове, которого сыграл Юрий Соломин? Да потому, что были они блестящи, как и следовало ожидать...
А после спектакля со сцены прозвучало загадочное и невероятное обещание — каждые три года радовать тюменцев встречей со спектаклями Малого театра. И понимая, что это слишком хорошо... слишком трудноосуществимо, нескоро, чтобы быть правдой, все же позволим себе помечтать — вдруг да сбудется?
Автор: Кира КАЛИНИНА
Источник: Сибирский посад
Дата: 23.04.2007
02.05.2007
Подробнее
ПЕНАЛЬТИ МНЕ ЗАБИЛ… ТРИАНОН
Много лет тому назад на поле спортклуба «Юность» состоялся довольно необычный по составу участников футбольный матч.
ПЕНАЛЬТИ МНЕ ЗАБИЛ… ТРИАНОН
Много лет тому назад на поле спортклуба «Юность» состоялся довольно необычный по составу участников футбольный матч. Достаточно сказать, что гол с пенальти в ворота, которые защищал автор этих строк, забил не кто иной, как... Трианон из популярнейшего телесериала «ТАСС уполномочен заявить».
По прочтении этих строк нынешние болельщики, не пропускающие футбольные поединки и популярные шпионские фильмы, могут справедливо воскликнуть: «Позвольте, как сей зловещий персонаж, не имеющий отношения к честному спорту, да еще, согласно закрученному на голубом экране сюжету, прижатый к стенке и кончивший жизнь самоубийством, мог ожить и даже выйти на зеленую поляну этаким метким форвардом?! Тем более что и человек, послуживший прообразом телезлодея, столь ценимого ЦРУ за океаном, тоже умер до названного футбольного сражения, проходившего на глазах многих зрителей». И будут, в принципе, правы. Ведь действительно существовал предатель по фамилии Огородник, на самом деле отравивший свою жену-москвичку.
Но, пожалуй, хватит интриговать читателей. В тот год к великой радости уральцев к нам пожаловала вся труппа прославленного Малого театра. И в товарищеском матче с журналистами спасительный для гостей гол, сквитав счет, забил заслуженный артист республики Борис Клюев, сыгравший шпиона в нашумевшем в ту пору телефильме. Он рассказал, что и в родной Москве из-за этой роли не раз ловил на себе удивленные взгляды бдительных прохожих. А однажды ему даже, не поверите, пришлось спасаться бегством, услышав разговор остановившихся неподалеку милиционеров: «Смотри, да ведь это... Трианон?!»
Что ж, такова сила искусства.
Автор: Валентин ЗАЙЦЕВ
Источник: Уральский рабочий
Дата: 25.04.2007
Много лет тому назад на поле спортклуба «Юность» состоялся довольно необычный по составу участников футбольный матч. Достаточно сказать, что гол с пенальти в ворота, которые защищал автор этих строк, забил не кто иной, как... Трианон из популярнейшего телесериала «ТАСС уполномочен заявить».
По прочтении этих строк нынешние болельщики, не пропускающие футбольные поединки и популярные шпионские фильмы, могут справедливо воскликнуть: «Позвольте, как сей зловещий персонаж, не имеющий отношения к честному спорту, да еще, согласно закрученному на голубом экране сюжету, прижатый к стенке и кончивший жизнь самоубийством, мог ожить и даже выйти на зеленую поляну этаким метким форвардом?! Тем более что и человек, послуживший прообразом телезлодея, столь ценимого ЦРУ за океаном, тоже умер до названного футбольного сражения, проходившего на глазах многих зрителей». И будут, в принципе, правы. Ведь действительно существовал предатель по фамилии Огородник, на самом деле отравивший свою жену-москвичку.
Но, пожалуй, хватит интриговать читателей. В тот год к великой радости уральцев к нам пожаловала вся труппа прославленного Малого театра. И в товарищеском матче с журналистами спасительный для гостей гол, сквитав счет, забил заслуженный артист республики Борис Клюев, сыгравший шпиона в нашумевшем в ту пору телефильме. Он рассказал, что и в родной Москве из-за этой роли не раз ловил на себе удивленные взгляды бдительных прохожих. А однажды ему даже, не поверите, пришлось спасаться бегством, услышав разговор остановившихся неподалеку милиционеров: «Смотри, да ведь это... Трианон?!»
Что ж, такова сила искусства.
Автор: Валентин ЗАЙЦЕВ
Источник: Уральский рабочий
Дата: 25.04.2007
24.04.2007
Подробнее
ЖИВАЯ КЛАССИКА МАЛОГО
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
ЖИВАЯ КЛАССИКА МАЛОГО
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
По сложившейся традиции гастроли Малого театра в Екатеринбурге (первые после 26-летнего перерыва) предварялись многочисленными разговорами о представляющейся возможности увидеть классические произведения «так, как они написаны авторами». Руководство Малого театра поддерживает давно сложившуюся легенду, постоянно напоминая о том, что Малый - театр «актерский», избегающий столь популярных ныне режиссерских изощрений.
ПУБЛИКА верит и первым делом бросается раскупать билеты на спектакли с участием любимых и хорошо знакомых актеров: Элины БЫСТРИЦКОЙ, Юрия СОЛОМИНА, Ирины МУРАВЬЕВОЙ. Фамилии несколько подзабытых широкой публикой Василия БОЧКАРЕВА, Вячеслава ЕЗЕПОВА, Людмилы ПОЛЯКОВОЙ, пик кинопопулярности которых пришелся на 80-е годы, привлекают зрителя несколько меньше. Однако первый же вечер гастролей сразу разрушил сложившуюся легенду, удивил и заставил взглянуть на «Дом Островского» другими глазами.
«Скучная» традиционность.
Первым из пяти привезенных спектаклей Малый театр представил комедию А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», поставленную в 2002 году. Ожидание традиционного (т. е. скучного) прочтения классической пьесы сыграло недобрую шутку с екатеринбургскими театралами. Зал вяло внимал началу истории о решившем «выбиться в люди» молодом Глумове, рассматривая роскошные декорации Энара СТЕНБЕРГА и периодически отвлекаясь на раздающиеся в зале звонки сотовых телефонов. Зритель ожидал появления своих кумиров. Первые картины не сулили ничего неожиданного. Размеренная первая сцена сменилась появлением карикатурной фигуры Нила Федосеича Мамаева в гротесковом исполнении Александра ПОТАПОВА. В тишине зала казавшийся совершенно нелепым наигрыш актера вызывал лишь смешки и недовольный шепот. Падающий на колени и с придыханиями объясняющийся с дядей Егор Глумов (Александр ВЕРШИНИН) вызывал у публики откровенное раздражение. Но действие неслось вперед, и появление Крутицкого (Бориса КЛЮЕВА) было уже встречено аплодисментами. Зал, конечно, приветствовал любимого Рошфора и Майкрофта Холмса, но именно с первой сцены Крутицкого зритель начал оттаивать. Борис Клюев, решавший свою роль отставного генерала в том же острохарактерном ключе, что и остальные участники спектакля, заставил публику наконец почувствовать общий стиль представления, предлагаемый режиссером Владимиром БЕЙЛИСОМ.
Глумящийся над миром властей предержащих Глумов попадает в мир карикатурных героев, в галерею шаржированных образов вне времени (несмотря на замечательно точные костюмы от Н. ПОВАГО). При таком общем решении спектакля все разом встало на свои места. Зритель сменил угол зрения, и с этого момента благодарный (а не язвительный, как прежде) смех в партере не умолкал. Публика с восторгом принимала все «хулиганские» находки: гимнастические упражнения крепкого Крутицкого и пародийно-клоунские попытки его слуги повторить движения хозяина, все время прерываемую чьим-нибудь появлением попытку пуститься в пляс регулярно пропускающей рюмочку кокетливой Турусиной и неловкость хмелеющего вместе со своей госпожой ее «человека», глуповато-радостную мимику Мамаевой и вытягивающегося по стойке «смирно» лежащего на медвежьей шкуре Глумова. Игрушечный же попугай, послушно клюющий что-то из рук приживалок Турусиной, и вовсе вызвал взрыв почти истерического хохота.
Ручной зритель.
Обильные сценические шутки, казалось бы, более присущие школе Вахтанговского театра, были прекрасно освоены актерами. Даже в столь острогротесковом рисунке каждая деталь была проработана удивительно точно. Как бесподобно менялась речь и походка Турусиной (Элины Быстрицкой) после каждой выпитой рюмочки. Как менялся и молодел взгляд Крутицкого при воспоминаниях о бурных похождениях молодости. Как четко оценивал цепким взглядом разные ситуации нелепо гогочущий по любому поводу Городулин (Александр КЛЮКВИН). В рамках найденного рисунка, оправдывавшего любой наигрыш, все актеры оказывались удивительно точны и правдивы.
Не прерывавшая смеха публика следила за собственным изображением в кривом зеркале, искренне удивляясь тому, насколько современны эти пародии на общество 1868 года. Конечно же, Глумову, снимающему с себя маску угодливого подхалима, не место на одной сцене с этими карикатурными персонажами. Оттого и спрыгивал главный герой в финале спектакля в зал, чтобы, объединившись со зрителями, оказаться комментатором образов А. Н. Островского. Мизансцена предполагала очеловечивание рисованного персонажа, и зал с удовольствием следил за процессом разоблачения и снятия масок. И пусть эти маски очень скоро будут надеты вновь, ибо автор предвидел живучесть собственных персонажей, уже подтвержденную историей, но подмигивание из-под маски, уничтожающее всякую дистанцию между партером и сценой, льстит и делает зрителя совершенно ручным.
История закончена. История продолжается. Трансформирующаяся со временем традиция Малого театра оказывается абсолютно живой и созвучной нашему времени.
Алексей БАДАЕВ, проректор по учебной работе Екатеринбургского Театрального института.
Источник: Вечерний Екатеринбург
Дата: 19.04.2007
«Дом Островского» не разочаровал екатеринбургскую публику
По сложившейся традиции гастроли Малого театра в Екатеринбурге (первые после 26-летнего перерыва) предварялись многочисленными разговорами о представляющейся возможности увидеть классические произведения «так, как они написаны авторами». Руководство Малого театра поддерживает давно сложившуюся легенду, постоянно напоминая о том, что Малый - театр «актерский», избегающий столь популярных ныне режиссерских изощрений.
ПУБЛИКА верит и первым делом бросается раскупать билеты на спектакли с участием любимых и хорошо знакомых актеров: Элины БЫСТРИЦКОЙ, Юрия СОЛОМИНА, Ирины МУРАВЬЕВОЙ. Фамилии несколько подзабытых широкой публикой Василия БОЧКАРЕВА, Вячеслава ЕЗЕПОВА, Людмилы ПОЛЯКОВОЙ, пик кинопопулярности которых пришелся на 80-е годы, привлекают зрителя несколько меньше. Однако первый же вечер гастролей сразу разрушил сложившуюся легенду, удивил и заставил взглянуть на «Дом Островского» другими глазами.
«Скучная» традиционность.
Первым из пяти привезенных спектаклей Малый театр представил комедию А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», поставленную в 2002 году. Ожидание традиционного (т. е. скучного) прочтения классической пьесы сыграло недобрую шутку с екатеринбургскими театралами. Зал вяло внимал началу истории о решившем «выбиться в люди» молодом Глумове, рассматривая роскошные декорации Энара СТЕНБЕРГА и периодически отвлекаясь на раздающиеся в зале звонки сотовых телефонов. Зритель ожидал появления своих кумиров. Первые картины не сулили ничего неожиданного. Размеренная первая сцена сменилась появлением карикатурной фигуры Нила Федосеича Мамаева в гротесковом исполнении Александра ПОТАПОВА. В тишине зала казавшийся совершенно нелепым наигрыш актера вызывал лишь смешки и недовольный шепот. Падающий на колени и с придыханиями объясняющийся с дядей Егор Глумов (Александр ВЕРШИНИН) вызывал у публики откровенное раздражение. Но действие неслось вперед, и появление Крутицкого (Бориса КЛЮЕВА) было уже встречено аплодисментами. Зал, конечно, приветствовал любимого Рошфора и Майкрофта Холмса, но именно с первой сцены Крутицкого зритель начал оттаивать. Борис Клюев, решавший свою роль отставного генерала в том же острохарактерном ключе, что и остальные участники спектакля, заставил публику наконец почувствовать общий стиль представления, предлагаемый режиссером Владимиром БЕЙЛИСОМ.
Глумящийся над миром властей предержащих Глумов попадает в мир карикатурных героев, в галерею шаржированных образов вне времени (несмотря на замечательно точные костюмы от Н. ПОВАГО). При таком общем решении спектакля все разом встало на свои места. Зритель сменил угол зрения, и с этого момента благодарный (а не язвительный, как прежде) смех в партере не умолкал. Публика с восторгом принимала все «хулиганские» находки: гимнастические упражнения крепкого Крутицкого и пародийно-клоунские попытки его слуги повторить движения хозяина, все время прерываемую чьим-нибудь появлением попытку пуститься в пляс регулярно пропускающей рюмочку кокетливой Турусиной и неловкость хмелеющего вместе со своей госпожой ее «человека», глуповато-радостную мимику Мамаевой и вытягивающегося по стойке «смирно» лежащего на медвежьей шкуре Глумова. Игрушечный же попугай, послушно клюющий что-то из рук приживалок Турусиной, и вовсе вызвал взрыв почти истерического хохота.
Ручной зритель.
Обильные сценические шутки, казалось бы, более присущие школе Вахтанговского театра, были прекрасно освоены актерами. Даже в столь острогротесковом рисунке каждая деталь была проработана удивительно точно. Как бесподобно менялась речь и походка Турусиной (Элины Быстрицкой) после каждой выпитой рюмочки. Как менялся и молодел взгляд Крутицкого при воспоминаниях о бурных похождениях молодости. Как четко оценивал цепким взглядом разные ситуации нелепо гогочущий по любому поводу Городулин (Александр КЛЮКВИН). В рамках найденного рисунка, оправдывавшего любой наигрыш, все актеры оказывались удивительно точны и правдивы.
Не прерывавшая смеха публика следила за собственным изображением в кривом зеркале, искренне удивляясь тому, насколько современны эти пародии на общество 1868 года. Конечно же, Глумову, снимающему с себя маску угодливого подхалима, не место на одной сцене с этими карикатурными персонажами. Оттого и спрыгивал главный герой в финале спектакля в зал, чтобы, объединившись со зрителями, оказаться комментатором образов А. Н. Островского. Мизансцена предполагала очеловечивание рисованного персонажа, и зал с удовольствием следил за процессом разоблачения и снятия масок. И пусть эти маски очень скоро будут надеты вновь, ибо автор предвидел живучесть собственных персонажей, уже подтвержденную историей, но подмигивание из-под маски, уничтожающее всякую дистанцию между партером и сценой, льстит и делает зрителя совершенно ручным.
История закончена. История продолжается. Трансформирующаяся со временем традиция Малого театра оказывается абсолютно живой и созвучной нашему времени.
Алексей БАДАЕВ, проректор по учебной работе Екатеринбургского Театрального института.
Источник: Вечерний Екатеринбург
Дата: 19.04.2007
09.12.2006
Подробнее
ЮБИЛЕЙ СПЕКТАКЛЯ «ГОРЕ ОТ УМА» А.С.ГРИБОЕДОВА
9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…
ЮБИЛЕЙ СПЕКТАКЛЯ «ГОРЕ ОТ УМА» А.С.ГРИБОЕДОВА
9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Действие первое (8,7 Мб)
Действие второе (10,1 Мб)
Действие третье (11,8 Мб)
Действие четвертое (10,3 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Фамусов – Михаил Царев
Софья – Нелли Корниенко
Лиза – Евгения Глушенко
Молчалин – Борис Клюев
Чацкий – Виталий Соломин
Скалозуб – Роман Филиппов
Хлестова – Елена Гоголева
Князь Тугоуховский – Николай Рыжов
Княгиня Тугоуховская – Муза Седова
1-я княжна — Зинаида Андреева
2-я княжна — Маргарита Фомина
3-я княжна — Анна Жарова
4-я княжна — Мария Стерникова
5-я княжна — Лариса Кичанова
6-я княжна — Т. Некрасова
Графиня Хрюмина – Софья Фадеева
Графиня-внучка – Татьяна Рыжова
Платон Михайлович Горич – Валентин Ткаченко
Наталья Дмитриевна, его жена – Лилия Юдина
Загорецкий – Аркадий Смирнов
Репетилов – Никита Подгорный
господин N — Виталий Игаров
господин D — Анатолий Опритов
Петрушка — А.Литвинов
Из книги Ю.А.Дмитриева «Академический Малый театр. 1941-1995»
Премьера новой постановки «Горя от ума» состоялась 4 декабря 1975 года. Ставил спектакль В.Иванов, но под художественным руководством М.Царева, а оформлял спектакль Е.Куманьков. Начиная с этого спектакля он был утвержден главным художником Малого театра.
Спектакль вызвал споры. В частности, не всех устраивало, как В.Соломин играл роль Чацкого. Поэтому интересно узнать, что думал сам актер об этом персонаже? Он говорил: «Раньше интересовал смысл монологов Чацкого, теперь — смысл его поведения» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).
Актер стремился показать лирическую суть Чацкого. «Мой Чацкий прекрасно понимал, что представлял собой Фамусов и ему подобные. Но в доме Фамусова его держала глубокая и сильная любовь к Софье, свою возлюбленную он не мог поставить на одну доску с окружающими. Отсюда его монологи. Они адресованы Софье, и никому другому» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).
Исполнение роли Фамусова Царевым в самом театре оценивали так: «Играя Фамусова, Царев вступал в борьбу с современным мещанством, он выступал против фамусовщины во все времена. И на каждом спектакле он иной в раздумьях о своем герое» («Сов.Россия», 1983, 30 ноября).
Начинался спектакль. Смолкала мелодия часов, заведенных Лизой, и из боковой двери, в полутьме раннего утра, появлялся седой человек в халате. Для него очень подходили реплики, какими он обменивался с Лизой: «Вы старики...» — «Почти».
Он входил, и все как-то сразу погружалось в атмосферу благодушной московской барской жизни. В этом Фамусове было что-то притягательное, он казался добродушным, был хлебосолен, по-своему остроумен и безусловно отличался практическим умом.
Светлело, и зрители видели нарядный барский дом, как бы оттенявший уродливую жизнь тех, кто с этим домом связан. Художник предложил одну установку, но она, трансформируясь, позволяла видеть разные покои. Сначала была гостиная с балконом-галереей. Потом возникала зала и, наконец, сени, в которых проходили последние эпизоды комедии. А сквозь замерзшее окно виднелась Москва, особняки знаменитого московского ампира соседствовали с полуразвалившимися домишками.
Фамусов передвигался неторопливо, но ощущалось, что его все больше охватывала тревога. Откуда могли раздаваться звуки то флейты, то фортепиано? Почему здесь в такую рань оказалась Софья и Молчалин? Царев отлично передавал все усиливающееся беспокойство этого человека.
Вначале он принимал Чацкого скорее ласково, хотя и сдержанно. Но скоро почувствовал в нем чужака и ожесточился. И дело не только в том, что Чацкий Софье не пара, обстоятельства представлялись серьезнее: Чацкий мыслил совсем по-другому, чем тот круг людей, к которому Фамусов принадлежал.
Во втором акте Фамусов — Царев вовсе не представал стариком, это вполне свежий господин, с уверенной и франтоватой походкой. То, что он известен монашеским поведением, — кокетство, не более того. Все-то ему нужно, все он замечает, даже разодранный локоть Петрушки. С особенным удовольствием он рассуждал на гастрономические темы, радовался, что зван на форели, счастлив, что находился в окружении приятных ему людей. Он живописал окружающую его жизнь, и она вставала как живая. То, о чем говорил Чацкий, для него странно, Фамусов этого не воспринимал, да и не особенно слушал. Из тончайших нитей плел Фамусов словесную паутину вокруг Скалозуба, проявляя невероятное радушие и любезность. И вот здесь его заинтересовал Чацкий, за ним нужно было следить в оба, как бы он не ляпнул нечто совсем не подходящее. И все время артист создавал удивительные стихотворные узоры, прибегая к разным интонациям, используя паузы. Когда он говорил о Максиме Петровиче, монолог по пьесе был обращен к Скалозубу, но на самом деле Фамусов—Царев вразумлял Чацкого. Слова: «Ну, как по-вашему? — По-нашему, смышлен» — звучали как гимн холопству, прошлой жизни, построенной на безропотном подчинении младших старшим. Холопство, для Фамусова — высшая форма бытия. «Историческое чутье и опыт М.Царева — актера старой школы, оказались беспощадно точными в его исполнении Фамусова» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 23).
«Горе от ума» — пьеса стихотворная. Когда роль исполнял Царев, происходило какое-то чудо: стихи переставали быть стихами и в то же время стихами оставались. Критик писал, что «он говорил стихами естественно, как дышал» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 20).
В сцене бала Фамусов—Царев находил общее с каждым гостем. Не он посеял сплетню о сумасшествии Чацкого, но с удовольствием ее поддержал своим авторитетом.
В финале он в большей степени переставал быть респектабельным московским барином, превращался в жестокого помещика, убежденного в своих воззрениях, его отличала значительная воля, и на Чацкого он нападал со всей возможной страстью, он его ненавидел.
И что очень существенно, Фамусов—Царев при этом не кричал, более того, почти не повышал голоса. Он всего добивался путем использования различных интонаций и пауз, при посредстве которых ощущалось, что он кипит, что все в нем клокочет.
О толковании В.Соломиным роли Чацкого существовали разные мнения. Известный филолог В.И.Кулешов полагал, что роль артисту не удалась, что Фамусов переигрывал Чацкого, что Чацкий выглядел каким-то архивным юношей, тщедушным, в очках. В тех монологах, какие он произносил, не возникало напора, возмущения. И с дороги он появлялся, правда в тулупе, но в совсем не подходящей для мороза рубашке – апаш (См.: Кулешов В. В поисках точности и истины. М., «Современник», 1986, с. 226).
Но были и прямо противоположные мнения. Утверждали, что актер, исполняя эту роль, выступал как новатор, что образ у него получился своеобразный, но безусловно интересный.
Отталкивая слугу, в распахнутом тулупе Чацкий—Соломин врывался в фамусовский дом и неожиданно со всего размаха падал. Но не смущался, а смеялся, как могут смеяться умные и счастливые люди. Обращаясь к Софье, говорил: «Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног». Он далеко не красавец: невысок ростом, курносый, русоволосый, в очках. В нем ничего не было от романтического театра. Вряд ли он теперь мог понравиться Софье.
Чацкий—Соломин был очень молод и по-юношески восторжен. Он любовно гладил памятные с детства обои и чувствовал себя вернувшимся в родной дом. Он счастлив от того, что снова дома, что видит прелестно расцветшую Софью. Удобно прислонившись к изразцам печи, греясь, он оглядывал комнату, каждая вещь в ней ему знакома и дорога. Он не хотел замечать равнодушия Софьи, все более пробуждающейся враждебности Фамусова, ироничности Молчалина. Пока он счастлив. И в его словах нет дерзости, вызова, скорее, он стремится к миру. Но чем дальше, тем очевиднее Чацкий вступал в конфликт с фамусовским домом, с фамусовским окружением. С особенной силой сказанное звучало во время исполнения монолога «Не образумлюсь... виноват, и слушаю, не понимаю». Этот монолог становился исповедью мятущегося сознания. Растерянность сменялась гневом, и все сильнее звучал голос разума.
Драма Чацкого, какой ее показал Соломин, заключалась в несовместимости непосредственного чувства с нормами, со всем укладом того общества, с которым он сталкивался. Он оказывался прямо противоположен этому обществу. И при чтении монолога «Французик из Бордо» гости не расходились, они внимательно слушали, но обращался Чацкий к одной только Софье. Однако она уходила, а гости продолжали толпиться, и именно здесь впервые у гостей возникала мысль, что среди них сумасшедший.
А перед отъездом из дома Фамусовых, произнеся гневный монолог, Чацкий бросался вверх по лестнице, туда, где стояла Софья, чтобы в последний раз всмотреться в ее глаза. И только потом, подойдя совсем близко к дверям, приказывал: «Карету мне, карету!» Как писал критик, это было не поражение, не бегство, а победа разума (См.: Качалов Н. Знакомьтесь, Чацкий. — «Коме, правда», 1976, 8 апр.).
Соломин играл Чацкого озорным, не привыкшим скрывать своих чувств. Он входил, вернее, вбегал в дом Фамусова очень юным, а уходил значительно повзрослевшим. «В этом спектакле не побоялись дать Чацкому поиграть, когда-то этого не побоялся сам Грибоедов» (Овчинников С. Премьера без анонса. — «Сов. культура», 1980, 20 июня).
И все же нельзя не признать, что соломинскому Чацкому не хватало героического начала. Встретив равнодушие Софьи, неприязнь Фамусова, он растерялся. Правда, в его монологах иногда прорывались подлинная боль, негодование, даже злость, но в целом Чацкий не казался борцом, который мог бы представлять для фамусовской Москвы серьезную опасность. И пожалуй, в этом заключалась главная слабость спектакля.
Роль Скалозуба играл Р.Филиппов. Прежде всего он был монументален и отличался завидным здоровьем. Он офицер-службист, и всякие высокие идеи до него просто не доходили. Он привык слушать и исполнять только команды. Того, что говорил Чацкий, он не понимал, да особенно и не прислушивался к его речам. Чацкий ему даже нравился своей непосредственностью, горячностью, во всяком случае, зла он против него не имел.
Софья—Н.Корниенко сразу не скрывала от Чацкого, что он ей не нужен. Она девушка неглупая, деловая, прекрасно осознающая свое положение в семье и в обществе, и ей «завиральные» идеи Чацкого вовсе ни к чему. Она сумеет устроить свою жизнь, и Чацкий ей в этом не помощник. Ее интонации сухи, деловиты, иногда ироничны. Нужно быть ослепленным любовью, как Чацкий, чтобы всего этого не замечать.
Молчалин, каким его показывал Б.Клюев, был предельно сдержан, но лакейство в нем отсутствовало. Он выработал свое понимание жизни и следовал ему, по-дружески объяснял Чацкому, как тому следовало себя вести. Он не зол, не подл, не надо только ему мешать, этого он не прощал. Его ожидала карьера, и он к ней был вполне готов.
Роль Молчалина играл также В.Коршунов, у него этот персонаж представал личностью незаурядной: на самом деле переведен из Твери в Москву, жил в доме крупного чиновника, и Фамусов признавал его деловые качества. Софья заводила с ним роман. И Чацкий признавал: «Бог знает, в нем какая тайна скрыта». В неторопливых репликах Молчалина скрывалась ирония, понимание сути фамусовской Москвы. Очевидно, что он был умен и с Чацким держался на равных, в чем-то его уважая, но в целом относясь как к недоумку.
Горич — В.Ткаченко терялся при встрече с Чацким, подавлен ею, у него от прошлого ничего не осталось: «муж-мальчик, муж-слуга» — из такого положения ему не вырваться, и ему стыдно перед старым приятелем, с которым когда-то он вел вольнолюбивые разговоры.
Лиза — Е.Глушенко успела приноровиться к фамусовскому дому, но сохранила непосредственность деревенской девушки, ее трезвый ум, ее чистоту. И многое происходящее ей кажется чуждым и непонятным.
Играя Репетилова, Н.Подгорный прежде всего выявлял тему одиночества и растерянности. Никому он во всей Москве не нужен, подспудно он это чувствовал, отсюда и возникало стремление хоть к кому-нибудь присоединиться и чувство непреходящей тоски.
Вздорной представала Хлестова у Е.Гоголевой, далеко не безобидной казалась графиня-бабушка у С.Фадеевой и совершенно себя потерявшим, действовавшим только по указке жены — князь Тугоуховский—Н.Рыжов. Ни у кого не вызывал неприязненного чувства Загорецкий, которого играл А.Смирнов. Любезность составляла его суть.
Итак, подведем итоги: Малый театр представил широкую галерею персонажей грибоедовской Москвы, сделал это убедительно и талантливо. Вместе с тем спектакль, выступая против низкопоклонства, служения не делу, а лицам, рабской психологии, — оказывался вполне современным. Это был добротный спектакль, решенный в лучших традициях Малого театра. Именно в этом заключалось его достоинство и это определяло его большой успех у зрителей.
Благодарим «Клуб любителей аудиокниг» за предоставленную запись.
9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…
ФОТОГАЛЕРЕЯ
Действие первое (8,7 Мб)
Действие второе (10,1 Мб)
Действие третье (11,8 Мб)
Действие четвертое (10,3 Мб)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:
Фамусов – Михаил Царев
Софья – Нелли Корниенко
Лиза – Евгения Глушенко
Молчалин – Борис Клюев
Чацкий – Виталий Соломин
Скалозуб – Роман Филиппов
Хлестова – Елена Гоголева
Князь Тугоуховский – Николай Рыжов
Княгиня Тугоуховская – Муза Седова
1-я княжна — Зинаида Андреева
2-я княжна — Маргарита Фомина
3-я княжна — Анна Жарова
4-я княжна — Мария Стерникова
5-я княжна — Лариса Кичанова
6-я княжна — Т. Некрасова
Графиня Хрюмина – Софья Фадеева
Графиня-внучка – Татьяна Рыжова
Платон Михайлович Горич – Валентин Ткаченко
Наталья Дмитриевна, его жена – Лилия Юдина
Загорецкий – Аркадий Смирнов
Репетилов – Никита Подгорный
господин N — Виталий Игаров
господин D — Анатолий Опритов
Петрушка — А.Литвинов
Из книги Ю.А.Дмитриева «Академический Малый театр. 1941-1995»
Премьера новой постановки «Горя от ума» состоялась 4 декабря 1975 года. Ставил спектакль В.Иванов, но под художественным руководством М.Царева, а оформлял спектакль Е.Куманьков. Начиная с этого спектакля он был утвержден главным художником Малого театра.
Спектакль вызвал споры. В частности, не всех устраивало, как В.Соломин играл роль Чацкого. Поэтому интересно узнать, что думал сам актер об этом персонаже? Он говорил: «Раньше интересовал смысл монологов Чацкого, теперь — смысл его поведения» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).
Актер стремился показать лирическую суть Чацкого. «Мой Чацкий прекрасно понимал, что представлял собой Фамусов и ему подобные. Но в доме Фамусова его держала глубокая и сильная любовь к Софье, свою возлюбленную он не мог поставить на одну доску с окружающими. Отсюда его монологи. Они адресованы Софье, и никому другому» (Соломин В. Неповторимость. — «Сов. Россия», 1985, 3 ноября).
Исполнение роли Фамусова Царевым в самом театре оценивали так: «Играя Фамусова, Царев вступал в борьбу с современным мещанством, он выступал против фамусовщины во все времена. И на каждом спектакле он иной в раздумьях о своем герое» («Сов.Россия», 1983, 30 ноября).
Начинался спектакль. Смолкала мелодия часов, заведенных Лизой, и из боковой двери, в полутьме раннего утра, появлялся седой человек в халате. Для него очень подходили реплики, какими он обменивался с Лизой: «Вы старики...» — «Почти».
Он входил, и все как-то сразу погружалось в атмосферу благодушной московской барской жизни. В этом Фамусове было что-то притягательное, он казался добродушным, был хлебосолен, по-своему остроумен и безусловно отличался практическим умом.
Светлело, и зрители видели нарядный барский дом, как бы оттенявший уродливую жизнь тех, кто с этим домом связан. Художник предложил одну установку, но она, трансформируясь, позволяла видеть разные покои. Сначала была гостиная с балконом-галереей. Потом возникала зала и, наконец, сени, в которых проходили последние эпизоды комедии. А сквозь замерзшее окно виднелась Москва, особняки знаменитого московского ампира соседствовали с полуразвалившимися домишками.
Фамусов передвигался неторопливо, но ощущалось, что его все больше охватывала тревога. Откуда могли раздаваться звуки то флейты, то фортепиано? Почему здесь в такую рань оказалась Софья и Молчалин? Царев отлично передавал все усиливающееся беспокойство этого человека.
Вначале он принимал Чацкого скорее ласково, хотя и сдержанно. Но скоро почувствовал в нем чужака и ожесточился. И дело не только в том, что Чацкий Софье не пара, обстоятельства представлялись серьезнее: Чацкий мыслил совсем по-другому, чем тот круг людей, к которому Фамусов принадлежал.
Во втором акте Фамусов — Царев вовсе не представал стариком, это вполне свежий господин, с уверенной и франтоватой походкой. То, что он известен монашеским поведением, — кокетство, не более того. Все-то ему нужно, все он замечает, даже разодранный локоть Петрушки. С особенным удовольствием он рассуждал на гастрономические темы, радовался, что зван на форели, счастлив, что находился в окружении приятных ему людей. Он живописал окружающую его жизнь, и она вставала как живая. То, о чем говорил Чацкий, для него странно, Фамусов этого не воспринимал, да и не особенно слушал. Из тончайших нитей плел Фамусов словесную паутину вокруг Скалозуба, проявляя невероятное радушие и любезность. И вот здесь его заинтересовал Чацкий, за ним нужно было следить в оба, как бы он не ляпнул нечто совсем не подходящее. И все время артист создавал удивительные стихотворные узоры, прибегая к разным интонациям, используя паузы. Когда он говорил о Максиме Петровиче, монолог по пьесе был обращен к Скалозубу, но на самом деле Фамусов—Царев вразумлял Чацкого. Слова: «Ну, как по-вашему? — По-нашему, смышлен» — звучали как гимн холопству, прошлой жизни, построенной на безропотном подчинении младших старшим. Холопство, для Фамусова — высшая форма бытия. «Историческое чутье и опыт М.Царева — актера старой школы, оказались беспощадно точными в его исполнении Фамусова» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 23).
«Горе от ума» — пьеса стихотворная. Когда роль исполнял Царев, происходило какое-то чудо: стихи переставали быть стихами и в то же время стихами оставались. Критик писал, что «он говорил стихами естественно, как дышал» (Смелянский А. Наши собеседники, с. 20).
В сцене бала Фамусов—Царев находил общее с каждым гостем. Не он посеял сплетню о сумасшествии Чацкого, но с удовольствием ее поддержал своим авторитетом.
В финале он в большей степени переставал быть респектабельным московским барином, превращался в жестокого помещика, убежденного в своих воззрениях, его отличала значительная воля, и на Чацкого он нападал со всей возможной страстью, он его ненавидел.
И что очень существенно, Фамусов—Царев при этом не кричал, более того, почти не повышал голоса. Он всего добивался путем использования различных интонаций и пауз, при посредстве которых ощущалось, что он кипит, что все в нем клокочет.
О толковании В.Соломиным роли Чацкого существовали разные мнения. Известный филолог В.И.Кулешов полагал, что роль артисту не удалась, что Фамусов переигрывал Чацкого, что Чацкий выглядел каким-то архивным юношей, тщедушным, в очках. В тех монологах, какие он произносил, не возникало напора, возмущения. И с дороги он появлялся, правда в тулупе, но в совсем не подходящей для мороза рубашке – апаш (См.: Кулешов В. В поисках точности и истины. М., «Современник», 1986, с. 226).
Но были и прямо противоположные мнения. Утверждали, что актер, исполняя эту роль, выступал как новатор, что образ у него получился своеобразный, но безусловно интересный.
Отталкивая слугу, в распахнутом тулупе Чацкий—Соломин врывался в фамусовский дом и неожиданно со всего размаха падал. Но не смущался, а смеялся, как могут смеяться умные и счастливые люди. Обращаясь к Софье, говорил: «Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног». Он далеко не красавец: невысок ростом, курносый, русоволосый, в очках. В нем ничего не было от романтического театра. Вряд ли он теперь мог понравиться Софье.
Чацкий—Соломин был очень молод и по-юношески восторжен. Он любовно гладил памятные с детства обои и чувствовал себя вернувшимся в родной дом. Он счастлив от того, что снова дома, что видит прелестно расцветшую Софью. Удобно прислонившись к изразцам печи, греясь, он оглядывал комнату, каждая вещь в ней ему знакома и дорога. Он не хотел замечать равнодушия Софьи, все более пробуждающейся враждебности Фамусова, ироничности Молчалина. Пока он счастлив. И в его словах нет дерзости, вызова, скорее, он стремится к миру. Но чем дальше, тем очевиднее Чацкий вступал в конфликт с фамусовским домом, с фамусовским окружением. С особенной силой сказанное звучало во время исполнения монолога «Не образумлюсь... виноват, и слушаю, не понимаю». Этот монолог становился исповедью мятущегося сознания. Растерянность сменялась гневом, и все сильнее звучал голос разума.
Драма Чацкого, какой ее показал Соломин, заключалась в несовместимости непосредственного чувства с нормами, со всем укладом того общества, с которым он сталкивался. Он оказывался прямо противоположен этому обществу. И при чтении монолога «Французик из Бордо» гости не расходились, они внимательно слушали, но обращался Чацкий к одной только Софье. Однако она уходила, а гости продолжали толпиться, и именно здесь впервые у гостей возникала мысль, что среди них сумасшедший.
А перед отъездом из дома Фамусовых, произнеся гневный монолог, Чацкий бросался вверх по лестнице, туда, где стояла Софья, чтобы в последний раз всмотреться в ее глаза. И только потом, подойдя совсем близко к дверям, приказывал: «Карету мне, карету!» Как писал критик, это было не поражение, не бегство, а победа разума (См.: Качалов Н. Знакомьтесь, Чацкий. — «Коме, правда», 1976, 8 апр.).
Соломин играл Чацкого озорным, не привыкшим скрывать своих чувств. Он входил, вернее, вбегал в дом Фамусова очень юным, а уходил значительно повзрослевшим. «В этом спектакле не побоялись дать Чацкому поиграть, когда-то этого не побоялся сам Грибоедов» (Овчинников С. Премьера без анонса. — «Сов. культура», 1980, 20 июня).
И все же нельзя не признать, что соломинскому Чацкому не хватало героического начала. Встретив равнодушие Софьи, неприязнь Фамусова, он растерялся. Правда, в его монологах иногда прорывались подлинная боль, негодование, даже злость, но в целом Чацкий не казался борцом, который мог бы представлять для фамусовской Москвы серьезную опасность. И пожалуй, в этом заключалась главная слабость спектакля.
Роль Скалозуба играл Р.Филиппов. Прежде всего он был монументален и отличался завидным здоровьем. Он офицер-службист, и всякие высокие идеи до него просто не доходили. Он привык слушать и исполнять только команды. Того, что говорил Чацкий, он не понимал, да особенно и не прислушивался к его речам. Чацкий ему даже нравился своей непосредственностью, горячностью, во всяком случае, зла он против него не имел.
Софья—Н.Корниенко сразу не скрывала от Чацкого, что он ей не нужен. Она девушка неглупая, деловая, прекрасно осознающая свое положение в семье и в обществе, и ей «завиральные» идеи Чацкого вовсе ни к чему. Она сумеет устроить свою жизнь, и Чацкий ей в этом не помощник. Ее интонации сухи, деловиты, иногда ироничны. Нужно быть ослепленным любовью, как Чацкий, чтобы всего этого не замечать.
Молчалин, каким его показывал Б.Клюев, был предельно сдержан, но лакейство в нем отсутствовало. Он выработал свое понимание жизни и следовал ему, по-дружески объяснял Чацкому, как тому следовало себя вести. Он не зол, не подл, не надо только ему мешать, этого он не прощал. Его ожидала карьера, и он к ней был вполне готов.
Роль Молчалина играл также В.Коршунов, у него этот персонаж представал личностью незаурядной: на самом деле переведен из Твери в Москву, жил в доме крупного чиновника, и Фамусов признавал его деловые качества. Софья заводила с ним роман. И Чацкий признавал: «Бог знает, в нем какая тайна скрыта». В неторопливых репликах Молчалина скрывалась ирония, понимание сути фамусовской Москвы. Очевидно, что он был умен и с Чацким держался на равных, в чем-то его уважая, но в целом относясь как к недоумку.
Горич — В.Ткаченко терялся при встрече с Чацким, подавлен ею, у него от прошлого ничего не осталось: «муж-мальчик, муж-слуга» — из такого положения ему не вырваться, и ему стыдно перед старым приятелем, с которым когда-то он вел вольнолюбивые разговоры.
Лиза — Е.Глушенко успела приноровиться к фамусовскому дому, но сохранила непосредственность деревенской девушки, ее трезвый ум, ее чистоту. И многое происходящее ей кажется чуждым и непонятным.
Играя Репетилова, Н.Подгорный прежде всего выявлял тему одиночества и растерянности. Никому он во всей Москве не нужен, подспудно он это чувствовал, отсюда и возникало стремление хоть к кому-нибудь присоединиться и чувство непреходящей тоски.
Вздорной представала Хлестова у Е.Гоголевой, далеко не безобидной казалась графиня-бабушка у С.Фадеевой и совершенно себя потерявшим, действовавшим только по указке жены — князь Тугоуховский—Н.Рыжов. Ни у кого не вызывал неприязненного чувства Загорецкий, которого играл А.Смирнов. Любезность составляла его суть.
Итак, подведем итоги: Малый театр представил широкую галерею персонажей грибоедовской Москвы, сделал это убедительно и талантливо. Вместе с тем спектакль, выступая против низкопоклонства, служения не делу, а лицам, рабской психологии, — оказывался вполне современным. Это был добротный спектакль, решенный в лучших традициях Малого театра. Именно в этом заключалось его достоинство и это определяло его большой успех у зрителей.
Благодарим «Клуб любителей аудиокниг» за предоставленную запись.
04.11.2006
Подробнее
РАСПОРЯЖЕНИЕ № 24 ПО МАЛОМУ ТЕАТРУ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 2006 ГОДА
РАСПОРЯЖЕНИЕ № 24 ПО МАЛОМУ ТЕАТРУ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 2006 ГОДА
Объявляются исполнители ролей в пьесе Сомерсета Моэма…
Объявляются исполнители ролей в пьесе Сомерсета Моэма…
РАСПОРЯЖЕНИЕ № 24 ПО МАЛОМУ ТЕАТРУ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 2006 ГОДА
Сомерсет Моэм
«ЛЮБОВНЫЙ КРУГ»
Перевод Виталия Вульфа
Действующие лица и исполнители:
Клайв Чемпион-Ченей – В.Бочкарев
Леди Кити Чемпион-Ченей – Э.Быстрицкая
Арнольд Чемпион-Ченей – А.Вершинин
Лорд Портес – Б.Клюев
Эдвард Льютон – В.Зотов
Элизабет – В.Андреева
Джордж – П.Складчиков
Режиссер-постановщик – А.Житинкин
Сценография и костюмы – А.Шаров
Помощник режиссера – В.Кувшинова
Художественный руководитель – Ю.Соломин
Генеральный директор – В.Коршунов
Сомерсет Моэм
«ЛЮБОВНЫЙ КРУГ»
Перевод Виталия Вульфа
Действующие лица и исполнители:
Клайв Чемпион-Ченей – В.Бочкарев
Леди Кити Чемпион-Ченей – Э.Быстрицкая
Арнольд Чемпион-Ченей – А.Вершинин
Лорд Портес – Б.Клюев
Эдвард Льютон – В.Зотов
Элизабет – В.Андреева
Джордж – П.Складчиков
Режиссер-постановщик – А.Житинкин
Сценография и костюмы – А.Шаров
Помощник режиссера – В.Кувшинова
Художественный руководитель – Ю.Соломин
Генеральный директор – В.Коршунов
30.08.2006
Подробнее
ТРАДИЦИИ РУССКОГО ТЕАТРА
ТРАДИЦИИ РУССКОГО ТЕАТРА
О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
ТРАДИЦИИ РУССКОГО ТЕАТРА
В эти дни отмечают 250 лет со дня основания русского государственного театра. 30 августа празднования начнутся в Санкт-Петербурге на сцене Александринского театра и лишь в начале сентября торжества переедут в Москву, на другую императорскую сцену - сцену Малого театра. О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
Запись передачи на радио «Маяк»
В эти дни отмечают 250 лет со дня основания русского государственного театра. 30 августа празднования начнутся в Санкт-Петербурге на сцене Александринского театра и лишь в начале сентября торжества переедут в Москву, на другую императорскую сцену - сцену Малого театра. О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
Запись передачи на радио «Маяк»
04.04.2008
КРУГ ЛЮБВИ
Сегодня красивейшей женщине русской сцены и экрана – Элине Авраамовне Быстрицкой исполняется... А какая разница, сколько лет исполняется прекрасной даме!
07.03.2008
ФАТАЛЬНЫЙ КРУГ ЛЮБВИ
Продвинутые и модные критики не любят, когда «про любовь» и «все поженились», даже если не поженились, а, напротив, разрушили узы благопристойного буржуазного брака. Им, этим критикам, расчлененку подавай...
18.12.2007
В КРУГЕ ЛЮБВИ
На сцене Малого театра — премьера «Любовного круга» по комедии Сомерсета Моэма «Круг» в постановке Андрея Житинкина. История получилась стильная, эффектная, не только остроумная, но и содержательная...
26.11.2007
БЫСТРИЦКАЯ СЫГРАЛА БЛУДНУЮ МАТЬ
«Любовный круг» из любовных треугольников. Такую геометрическую фигуру построил в Малом театре Андрей Житинкин.
16.11.2007
МАЛЫЙ НЕ ПРОМАХ
Народный артист России Борис Клюев болеет за «Спартак» и любит, когда в футбол играют красиво
04.09.2007
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО – КОРДЕЛИЯ В ТРАГЕДИИ У.ШЕКСПИРА «КОРОЛЬ ЛИР»
В день юбилея народной артистки России Евгении Константиновны Глушенко мы предлагаем вашему вниманию запись одного из лучших спектаклей Малого театра прошлого столетия, в котором актриса сыграла роль Корделии…
13.07.2007
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
13 июля – день рождения народного артиста России Бориса Владимировича Клюева. От души поздравляем артиста и с удовольствием желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и новых творческих успехов!
28.05.2007
«ВСЕСОЮЗНЫЙ» РОШФОР
Именно этим громким титулом, говорящим лишь о высокой степени народной любви, отечественные зрители окрестили актера Бориса КЛЮЕВА, сыгравшего знаменитого злодея в фильме режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича по роману Александра Дюма «Три мушкетера».
25.05.2007
ЭТО АБСОЛЮТНО ЖИВОЙ ТЕАТР
На следующий день перед спектаклем мне посчастливилось встретиться и задать несколько вопросов одному из ведущих актеров Малого театра - народному артисту России Борису Владимировичу КЛЮЕВУ...
18.05.2007
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
«ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ», МАЛЫЙ ТЕАТР
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
Такое впечатление, что творчество Александра Островского становится все популярнее с каждым сезоном. Количество спектаклей по пьесам драматурга все растет и растет.
03.05.2007
«Пресса о гастролях Малого театра» МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
«Пресса о гастролях Малого театра»
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра...
МИР ИСКУССТВ. ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ
21-23 апреля в Тюмени прошли гастроли Государственного академического Малого театра...
02.05.2007
ПЕНАЛЬТИ МНЕ ЗАБИЛ… ТРИАНОН
Много лет тому назад на поле спортклуба «Юность» состоялся довольно необычный по составу участников футбольный матч.
09.12.2006
ЮБИЛЕЙ СПЕКТАКЛЯ «ГОРЕ ОТ УМА» А.С.ГРИБОЕДОВА
9 декабря исполняется 175 лет со дня первого полного (хотя и с купюрами, сделанными цензурой) представления в Малом театре комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума». Публикуемую сегодня полную запись комедии, сделанную в 1979 году, мы посвящаем также памяти Виталия Мефодьевича Соломина…
04.11.2006
РАСПОРЯЖЕНИЕ № 24 ПО МАЛОМУ ТЕАТРУ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 2006 ГОДА
РАСПОРЯЖЕНИЕ № 24 ПО МАЛОМУ ТЕАТРУ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 2006 ГОДА
Объявляются исполнители ролей в пьесе Сомерсета Моэма…
Объявляются исполнители ролей в пьесе Сомерсета Моэма…
30.08.2006
ТРАДИЦИИ РУССКОГО ТЕАТРА
ТРАДИЦИИ РУССКОГО ТЕАТРА
О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
О традициях в русском театре Григорий Заславский говорит в программе «Культурный ответ» с гостями - ведущими актерами Малого академического театра - Эдуардом Марцевичем и Борисом Клюевым.
Художественный руководитель Малого театра — народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержа
