Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры.

«РЕВИЗОР» ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ

Стали известны имена лауреатов премии правительства России 2007 года в области культуры. Как сообщили ИА REGNUM в пресс-службе Белого дома, премии присуждены артистам Государственного академического Малого театра России Александру Ермакову, Александру Клюквину, Эдуарду Марцевичу, Борису Невзорову, Дмитрию Солодовнику — за спектакль по пьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».

От души поздравляем лауреатов и желаем им дальнейших творческих успехов!

АКТЕРЫ, ЗАНЯТЫЕ В СПЕКТАКЛЯХ С 16 ПО 21 ОКТЯБРЯ 2007 ГОДА



16 октября, основная сцена, «Ревизор»: Л.П.Полякова, Е.М.Базарова, К.Е.Блохина, Л.А.Суворкина, А.М.Жарова, Л.С.Аникеева, О.Н.Абрамова, Л.А.Милюзина, А.Е.Иванова, А.С.Потапов, Э.Е.Марцевич, Б.Г.Невзоров, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков В.В.Бунаков, С.А.Кагаков, Д.Н.Солодовник, В.А.Низовой, А.С.Кудинович, Ю.Б.Ильин, А.М.Торопов, А.Ю.Белый, В.А.Андрианов, С.И.Видинеев, В.А.Ильичев, Е.В.Арановский, В.В.Петров, А.Т.Манке, А.Н.Анохин, Ф.Э.Марцевич, В.В.Дахненко, М.Н.Хрусталёв, И.В.Вакуленко.

Актёры, занятые в спектаклях с 16 по 21 октября 2007 года.


16 октября, основная сцена, «Ревизор»: Л.П.Полякова, Е.М.Базарова, К.Е.Блохина, Л.А.Суворкина, А.М.Жарова, Л.С.Аникеева, О.Н.Абрамова, Л.А.Милюзина, А.Е.Иванова, А.С.Потапов, Э.Е.Марцевич, Б.Г.Невзоров, А.В.Клюквин, А.Ю.Ермаков В.В.Бунаков, С.А.Кагаков, Д.Н.Солодовник, В.А.Низовой, А.С.Кудинович, Ю.Б.Ильин, А.М.Торопов, А.Ю.Белый, В.А.Андрианов, С.И.Видинеев, В.А.Ильичев, Е.В.Арановский, В.В.Петров, А.Т.Манке, А.Н.Анохин, Ф.Э.Марцевич, В.В.Дахненко, М.Н.Хрусталёв, И.В.Вакуленко.

16 октября, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Н.Н.Верещенко, О.Л.Пашкова, Е.Г.Харитонова, Г.Г.Микшун, Н.П.Швец, Д.Н.Подгорная, Л.В.Ещенко, О.Г.Жевакина, И.А.Жерякова, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, А.В.Вершинин, К.В.Демин, О.В.Доброван, В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, С.В.Потапов, Д.А.Марин, Г.Н.Скряпкин, П.С.Жихарев, П.В.Абрамов, Малец.


17 октября, основная сцена, «Мнимый больной»: Е.К.Глушенко, О.В.Молочная, Л.В.Титова, В.Куценко, В.И.Бочкарев, А.В.Клюквин, Г.В.Подгородинский, В.Б.Носик, В.А.Низовой, К.В.Демин, И.С.Григорьев, О.В.Доброван, Д.Н.Курочка, Д.Н.Солодовник, С.А.Коршунов, М.Г.Фоменко, Е.В.Куршинский.

17 октября, сцена на Б.Ордынке, «Волки и овцы» : Л.П.Полякова, Е.Г.Харитонова, С.Г.Аманова, Т.П.Панкова, А.В.Коршунов, Э.Е.Марцевич, В.И.Езепов, Я.П.Барышев, Ю.Б.Ильин, А.В.Вершинин, А.Т.Манке, Д.Н.Зеничев.

18 октября, основная сцена, «Таинственный ящик»: О.Л.Пашкова, И.В.Иванова, В.В.Андреева, А.Е.Иванова, О.Н.Абрамова, Л.А.Милюзина, А.В.Клюквин, Э.Е.Марцевич, А.Е.Фаддеев, А.Ю.Ермаков, Б.В.Клюев, А.С.Кудинович, П.В.Абрамов, М.Н.Хрусталёв, И.В.Вакуленко.

18 октября, сцена на Б.Ордынке, «Бедность не порок»: Т.Н.Лебедева, Л.В.Ещенко, И.А.Жерякова, Е.О.Порубель, О.Г.Жевакина, З.Е.Андреева, Д.Д.Кознов, А.В.Коршунов, К.В.Демин, Г.Н.Скряпкин, Д.Н.Курочка, С.В.Потапов, студ. Коротаев

19 октября, основная сцена, «Последняя жертва»: Л.В.Титова, Л.П.Полякова, О.А.Чуваева, Е.М.Базарова, А.М.Жарова, В.И.Бочкарев, О.В.Доброван, Б.В.Клюев, В.А.Сафронов, П.Д.Складчиков, В.В.Дахненко, Ю.Б.Ильин, С.А.Кагаков, И.С.Григорьев, Г.Н.Скряпкин, В.А.Андрианов.

19 октября, сцена на Б.Ордынке, «Бешеные деньги»: А.Н.Евдокимова, С.Г.Аманова, Ю.В.Сафронова, О.Г.Жевакина, Н.П.Швец, Е.А.Кулешова, Л.А.Липина, В.А.Низовой, В.К.Бабятинский, В.А.Дубровский, К.В.Дёмин, С.Л.Тезов, Д.Н.Солодовник, А.К.Вахтеров, А.Н.Анохин, А.Е.Фаддеев, С.А.Вещев, С.И.Видинеев, Е.В.Арановский, В.А.Ильичев.

20 октября, основная сцена, «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: Г.Г.Микшун, А.И.Охлупина, К.Е.Блохина, О.А.Чуваева, Т.И.Короткова, И.А.Жерякова, Е.О.Порубель, Л.Г.Кичанова, Л.С.Аникеева, Т.Н.Рыжова, А.М.Жарова, Е.А.Кулешова, З.Е.Андреева Э.Е.Марцевич, А.В.Вершинин, Г.Д.Сергеев, В.В.Дахненко, В.Г.Богин, В.А.Сафронов, Г.Ю.Оболенский, А.Т.Манке, Г.Н.Скряпкин, А.Н.Анохин, Малец, В.А.Ильичев.

20 октября, сцена на Б.Ордынке, «Тайны мадридского двора»: Т.Н.Лебедева, Е.М.Базарова, Е.Г.Харитонова, Н.П.Швец, Д.Н.Подгорная, Л.В.Ещенко, О.В.Молочная, О.Г.Жевакина, Ю.В.Сафронова, В.И.Езепов, В.В.Петров, В.А.Низовой, О.В.Доброван, В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, Д.Н.Солодовник, В.А.Андрианов, Д.Н.Курочка, П.С.Жихарев, П.В.Абрамов.


21 октября, основная сцена, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»: Т.Н.Лебедева, Е.Г.Харитонова, Г.В.Подгородинский, Б.Г.Невзоров, Б.В.Клюев, В.А.Сафронов, В.Г.Богин, В.Б.Носик, С.А.Вещев, Д.Д.Кознов, С.А.Кагаков, В.А.Дубровский, Ю.Б.Ильин, А.К.Вахтеров, С.И.Видинеев , П.Д.Складчиков, В.А.Андрианов, В.В.Дахненко, Г.Н.Скряпкин, Е.В.Арановский, П.С.Жихарев, П.В.Абрамов.

21 октября, сцена на Б.Ордынке, утро, «Снежная Королева»: В.В.Андреева, Е.М.Солодова, Л.В.Юдина, Т.Н.Рыжова, Ю.В.Сафронова, Л.А.Пашкова, О.Г.Жевакина, О.С.Мартьянов, С.А.Коршунов, В.К.Бабятинский, П.Д.Складчиков, Д.А.Марин, В.А.Дубровский, С.Л.Тезов, М.Г.Фоменко, В.А.Андрианов.

21 октября, сцена на Б.Ордынке, «Усилия любви…»: Д.Н.Подгорная, И.В.Иванова, В.В.Андреева, Е.М.Базарова, И.А.Жерякова, В.Г.Зотов, М.Г.Фоменко, О.В.Доброван, С.А.Коршунов, А.Е.Фаддеев, Д.Н.Солодовник, Д.Н.Зеничев, В.А.Низовой, А.Н.Анохин

А тебя вылечат? О театре, который мы потеряли

ДАЛЬШЕ – ТИШИНА

А тебя вылечат? О театре, который мы потеряли

Новый театральный сезон по идее должен выдавать премьерные залпы. Вот только восторженного «ура-ура!» пока не доносится. Тем не менее громким выстрелом — фактически запевом стартовавшего сезона — стали гастроли в Киеве Малого театра России. Малый как Малый — большой русский стиль, прочные традиции, заметные успехи. И — уже для нас — дополнительный повод для меланхоличной «крамолы»: почему ж так бесхозяйственно угробили собственный «традиционный театр» , который некогда обожали и прославляли?
Вот оно — глупое счастье... Висеть на жердочке первого яруса (без всяких амбиций «а подайте-ка пригласительный в первом ряду!») — и только слушать, смотреть, умиляться, внимать... Слегка ностальгировать... Еще отлично воспринимать то, «о чем» говорят. И адекватно осознавать, «о чем» , собственно, пьеса.
Согласимся, друзья, в современном театре это давно забытое счастье — такая вот ясность, прозрачность и такой магнетизм.
Разумеется, и этот театр, наверняка, не самый идеальный организм на земле. Об идеальном, впрочем, вообще лучше «в тряпочку». Поскольку вместе с двадцатым из Малого и из тех, что помельче, стройными рядами — один за другим — ушли почти все «великаны». Пусто без них. Зато есть основательный повод сравнить (чтоб потом прослезиться... ).
***
«Горе от ума» (Малый театр)
На примере лишь нескольких постановок гостей — «Ревизор» , «Горе от ума» , «Волки и овцы» , «На всякого мудреца довольно простоты» — отчетливо понимаешь: да уж, быть последовательным некогда избранному курсу, быть преданным определенному стилю (или, если хотите, по-модному — «формату!») — это и экономически выгодно, и эстетически надежно. И этически благородно. Кто бы спорил?
Особенно когда видит на сцене Элину Быстрицкую или Бориса Клюева, Юрия Соломина или Людмилу Полякову, Эдуарда Марцевича или Татьяну Еремееву, Ирину Муравьеву или... Ну все «при них» — при их героях. И звонкое слово, и объемный рисунок (роли). И очевидная мотивация (того или иного поступка), и яркий характер (что классиками предполагается).
Вот, например, играет Быстрицкая Турусину в «Мудреце... « — увядшую тетушку, богатую сплетницу. Особу, поведенную на «ирреальном» и благотворительном. Выходит на сцену — лебедушка! Говорит — вроде вполголоса. Но все отчетливо слышно даже на моем первом ярусе в глухом правом углу, будь он неладен. Героиня актрисы, латентная пьяница, украдкой от всех за шифоньером время от времени пропускает рюмашку. Уж винцо иль коньяк — мне издали не разобрать. Сам собою вяжется узор сценситуаций: гутарят, охают, торгуются. И надо видеть, как эта героиня буквально и постепенно... «пьянеет» на этой же сцене перед нашими широко раскрытыми глазами. То есть актриса не просто вышла, сказала, отыграла и забыла (к чему нас всех давно приучили), а не упустила малейшего нюанса во внутренних изгибах образа. Подала роль продольно, в действенном психологическом разрезе. Не забыла ни крючка, ни петельки в этой своей Турусиной. Потому что мастер. Знает, «что делать?» Что ж тут еще объяснять?
Малый театр (уж около двадцати лет им руководит Юрий Соломин) московские экстремисты иногда обзывают «пыльным музеем». Хуже того — «рудиментарным складом». За то в основном ругают, что в сценкомпозициях Малого никто не ходит на головах и не орет без сюжетной нужды. Никто там не обнажается «согласно режиссерской концепции» и без причины не болтается под колосниками.
Еще там (сам свидетель) никогда не «квакают» , а также не «гавкают» или «чирикают» тексты Островского, Гоголя, Чехова. А произносят эти тексты со сцены так, как и должны были бы общаться в XIX веке простые земляне — купцы и простолюдины, чиновники и прохиндеи. Ну вот не занимаются эти артисты «кваканьем». Причем сознательно, из принципа. И нет на них «управы»!
В то время, когда вокруг и так полно «мудрецов» , когда пенится и процветает экспериментальная «трясина» , когда лягушки (вряд ли в истории театра они останутся царевнами) лишь пучат глаза на сценических «тронах» , там — в Малом — все «большое». И совершенно «другое». Нереальное для нашей свихнувшейся реальности. И не трясина там, а «лебединое озеро» — с приемлемой экологией, кстати.
У меня мгновенно возникло рацпредложение. В такие театры, как Малый (то есть чудом уцелевшие образования классической формы, добротного слога и традиционного наполнения), зрителям-отличникам необходимо выписывать путевки — как в санаторий! Чтоб эти «больные» подлечились, поправились. Посидели на экологически чистых продуктах. Подышали свежим воздухом высокой словесности. Очистились от шлаков сомнительной экспериментальности и вредных для нравственного здоровья «консервантов». Всей той мути, которой пропитано наше устоявшееся сценменю (как правило, его «расфасовывают» в театрах-супермаркетах).
Представьте, Малый тоже производит «операцию-консервацию». Вот только его изделия отменного качества. Они совершенно безвредны для здоровья. Просто надо рецепты знать. Вот извлечешь из «банки» Малого какой-нибудь овощ-фрукт — так это же сочно, аппетитно, по-домашнему...
Приходите, к примеру, на их «Ревизора». Почти четыре часа продолжается действо: в деталях-подробностях, в сценических «рюшиках». А нельзя оторваться! Как в хорошем радиотеатре слушаешь вечного Гоголя от «хорошего Малого» — и опять про себя же наивно бормочешь: а ведь точно, будто про нас... И весь списочный гоголевский состав — пальцем не тронут. Даже залетных купцов пощадили, сохранив все их тексты.
А что же видите перед собой на сцене, когда открывается занавес? А простирается там как будто картинка из моего театрального детства. Сказочная, «лубочная» Россия, «которую они потеряли». Наивные рисованные задники с домишками, куполами. Мебель — как и полагается в благородных домах. Стены, колонны и лестницы как бы «всамделишные». Все и прочно-театральное, и откровенно нереальное. Поскольку отвыкли от сценичной предметности. А у них все сцены и картины движутся в линейной — авторской — последовательности. Дом Городничего — значит, «дом Городничего» , а не рублевская «хаза-малина». «Нумера» Хлестакова — значит, они самые и есть, а не клетка в зверинце, как придумал бы Жолдак (к примеру).
Юрий Соломин как будто сочинил для спектакля «концепцию». Вроде его постановка — о жутком страхе чиновников. Возможно. Но в его «Ревизоре» (совсем не выдающемся, а просто крепком спектакле), как на мой вкус, непроизвольно возникает дополнительный смысл. Хлестаков на виду у камарильи под руководством Городничего — попросту оптический обман. Нечто на манер «я знаю точно: невозможное возможно!» Живут-то в одной большой луже. Барахтаются в одной и той же провинциальной грязи. А Питер и сказочные балы, тот самый недосягаемый «высший свет» , да еще и «друг Пушкин» в придачу — это же иная планета. Это болезненная мечта для тмутаракани! Тогда уж любой прохиндей кажется инопланетянином. Поскольку сами они — бобчинские, добчинские и остальные земляники — «иного» мира не знают, но грезят о нем и готовы в любой миг улететь на «тот свет» , только б позвали. Только б поманили рукой.
Слабое звено спектакля — собственно городничий. При всей старательности актера А.Потапова, образ получился скукоженный, словно «скороговорочный». Без того художественного массива, который и предполагает этот «масштаб ничтожества». У меня, например, перед глазами постоянно был Юрий Мажуга из киевского спектакля — это этапная работа (даже удивительно, как они теперь собираются без Мажуги очередной римейк запускать?).
Зато в Малом отлично чувствуют стиль и масштаб Эдуард Марцевич и Людмила Полякова. Забавно и обоснованно (как для данного спектакля) преподносит Хлестакова молодой актер Д.Солодовник. Его герой -- испорченный ребенок, капризный мальчишка. Он не авантюрист. И точно не «чертик» (такие версии тоже имеют место). Этот — приехал, застрял, поддался, пошутил, заигрался... Да и смылся, пока не взяли с потрохами!
При всех возможных критических ремарках, которые возникают по ходу постановки Соломина, точно уверен в одном: на этот спектакль не опасно повести ребенка... Даже целый класс. Ребенок хотя б уяснит, что имел в виду великий Николай Васильевич, когда собрал в одном городе «под одной крышей» столько ничтожеств и подлецов. И кого он там, понимаете ли, «изобличил» сто лет в обед. И почему все они так похожи на нынешних. А вот, скажем, отправлять ребенка на «Ревизора» в киевский театр имени Ивана Франко — это и социально, и нравственно тревожно. Поскольку вдруг обнаружишь, что Хлестаков — активист гей-движения, а остальные «кавээновские» чиновники — его потенциальные «жертвы» , которых он, извините, по ходу дела «имеет». Все это, простите, не для нас, интеллигентных людей.
***
Или «Горе от ума» того же Малого (постановка на сцене Малого Сергея Женовача, ученика Петра Фоменко). Удивительный спектакль. Непростой, не всеми принятый. Вроде по «фактуре» — «не Малый». Но по настроению — урок чистописания, трогательный ноктюрн. А не пафосная «бессмертная комедия» , о чем и так давно знаем.
Женовач перебирает в тексте Грибоедова лирические, словно бы чеховские, строфы-струны. И элегантно, усердно, как искусный дирижер, «раскладывает» канонический текст в русло нужных ритмов и необходимых ему настроений. Возможно, специально уходит от вызывающих гримас «недоброй Москвы» и «хорошего Чацкого»? У него — «все хороши... «. И все чуть-чуть от лукавого.
Особенно Фамусов — Юрий Соломин. Это — вовсе не «воплощение зла» , а лишь хитрец, лукавец и умница. Человек, возможно, даже более «продвинутый» , чем Чацкий, поскольку лучше других знает цену Москве и москвичам... Молчалину и собственной дочке... А уж Чацкому — так и подавно.
По поводу Софьи из этого «Горя» , увы, критический булыжник «издалека» — это плохо. Это, на мой взгляд, просто бесхозяйственно — взять и не обозначить в столь стильном произведении ту центровую позицию, которую и должна занимать героиня. Впрочем, молодые актрисы Малого — вообще нечто необъяснимое. Будто статичные солистки ансамбля «Березка». А ведь случались в истории русского театра и магистральные сюжеты, когда режиссеры отчетливо понимали, что причина и «горя» , и «ума» — не столько столица и даже не зловредное общество, а, по большому счету, именно Софья. Это ясно понимал, например, Товстоногов, у которого в начале 60-х Софью играла Доронина. Она подавала этот важнейший образ эмоциональным центром сюжета. Только чего уж там, все объяснимо — таких, как Товстоногов (с его великой художественной проницательностью), даже после глобального потепления нам ожидать бессмысленно. Да и Доронину, к моему большому сожалению, клонировать нельзя. Поэтому в связи с «Горем...» — лишь умиление.
***
Ну и, конечно, Островский — главная «икона» Малого. «Волки и овцы» , «На всякого мудреца...» — спектакли-парады. Выставка достижений отменного актерского хозяйства. Сказать, что есть проходные роли, — значит нагло соврать. Все на своих местах. И все в спаянном, сбитом ансамбле. После «КРИКтического реализма» нашей Русской драмы с ее подиумным скольжением по наследию Островского («Доходное место» , «Волки и овцы») осмысленная сценречь лицедеев Малого особенно греет душу и ласкает слух.
Когда-то Островского упрекали в том, что увлекается эффектностью сюжетной покройки, да еще и на французский лад. Ругали, мол, «нанюхался французов». И лишь Добролюбов его защитил: «Куда труднее писать пьесы жизни... « И что ж кажется самым фантастическим в его «пьесах жизни» теперь, спустя эпохи? А представьте, та самая отменная сюжетная покройка. Словно бы с прицелом на непредвиденные века, когда скороспелые драматурги разучатся «конструировать», чувствовать, когда для многих из них «пять актов» окажутся чем-то невыносимым. В такой-то «покройке» Островского, конечно, актерам легко дышать, вольно двигаться и высоко взлетать (если требуется). Оба спектакля представляют, казалось бы, канонического Островского. И от того добротного.
Текст автора не усложнен, но в то же время внятен. Малый достигает сценической ясности, избегая примитивности — а ведь для многих нынче это непосильная задача. Сценические композиции Владимира Бейлиса и Виталия Иванова — живые, искрометные истории «из жизни...». С переливами настроений и оттенками подлинных человеческих чувств, которые тут же эхом откликаются в зрительском зале.

Сам тому свидетель: некоторые восторженные просто рты раззевали, когда слушали вечно актуальные диалоги. И едва ли с ярусов не падали от театрального удовольствия.

***
«Ой не ходи, Грицю, та й на вечорниці» (Театр им.И.Франко)
А я в это время сидел и грустил. О своем горевал — об отечественном. Уже о той «Украине, которую мы потеряли».
Думал о том, почти всеми забытом и даже некогда высмеянном «реалистически-бытовом» или «романтически-бытовом» «этнографическом» украинском театре, который я, например, люблю. И любить буду. И наплевать мне на мнения ангажированных пропагандистов сомнительно-доморощенной «экспериментальщины». До сих пор, как маньяк, ночами вылавливаю на обреченном канале «Культура» какие-то редкие старые записи... Где Гнат Юра гениально «тает» в финале «Борули» , а Дмитрий Милютенко бьется в истерике: «Чия земля? Калитчина!» Где Копержинская в «Бесталанной» — попросту Вера Пашенная, только на ином контекстуальном уровне.
... Где же все эти «журавлі, тини, соняшники, глечики, хатки, вишиванки, городи, дівчата, парубки, пісні, танці... «? Целая планета, омытая слезами Лымеривны, Бондаривны и обласканная смехом Стецька и Шельменко? «Речка, небо голубое, это ж все мое, родное... « Да, смейтесь надо мной, издевайтесь... Но ведь действительно потеряли — на театре в частности.
... На днях на кухне у Оксаны Забужко клокотал: «Что ж похоронили и затоптали тот театр, который разные светлые головы называли уникальным явлением мировой сценкультуры? Это же линия ремесла Кропивницкого, Тобилевичей (старших), Юры, Крушельницкого, Бучмы, Ужвий, многих других... Решили быть «ближе к Европе»? Так вот и туда пока не достучались (Жолдак, и тот на полдороге в Москве застрял), и то ценное, что у нас было, — золотое слово сценическое, традиции прочные, народный быт (в его высоком, а не низменном звучании), национальный характер во всей его многогранности — где же все это на сценах? Увижу ли, сердешна Оксано?... «
Она отвечает прямо как Фирс из «Вишневого сада»: «Раньше «средство» знали. Подлинная театральная школа была, а не мнимая, как теперь. Нынче, предложи им всерьез сыграть в тех же пьесах Старицкого — так это же смех будет! Пародия! «Средства» забыты... Актеров для того театра практически не найти — почитай, раритеты и эксклюзивы!»
И правда. Что Ступка, что Хостикоев — художники-передвижники, стахановцы-мастера. И репертуар-то у каждого объемный, богатый. Да только не национальная классика. Мне кажется, давно уж пора влить новое вино в старые меха «Украденного счастья» Сергея Данченко (на сцене франковцев). Прежний состав играет редко, а в «римейке» могли бы выйти и Богданович, и Ступка-младший, и Тимошенко (Арсен). Не лучший спектакль Данченко — «За двумя зайцами» — в репертуарном фаворе, а один из лучших (по пьесе Франко) лишь по праздникам да в юбилеи.
Казалось бы, пан Бенюк, вот он — чудесный актер и сочный характер для театра, который потерян! Только я уж и писать о нем опасаюсь, поскольку в последнее время работает под «режиссурой» О.Тягныбока, а там — специальный «репертуар».
... Не в том же проблема, что традиции — «ужас» , а эксперимент — это «класс!»? Как по мне, все дело исключительно в даре, в таланте. И среди «новаторов» — толпы бездарностей. И среди «традиционных» — ограниченный контингент самородков. Бесспорно, самые разнообразные растения цветут на местных сценических клумбах. Тут уж не возразишь. И многие театральные деятели успешно пахнут в разные времена года... Разное есть — и разное будет. Нынешний день — не повод для пессимизма: жизнь продолжается, педали крутятся, у многих полные залы, и зритель, как от чумы, убегает от политики в театральные здания. Только что там находит?
Находит, например, яркие поиски учеников Митницкого. Или заблаговременно узнает о производственных показателях киевской Русской драмы. Еще обнаружит, что есть в Украине тысяча и одна сцена в Крымском театре «имени» Новикова и процветает украинский театральный синдикат в Донецке. Есть столичный «популяризатор энтропии» — г-н Троицкий, а рядом — «продавец воздуха» г-н Проскурня. Когда читаю в Интернете нечто наподобие «... відомі телевізійні ведучі зіграють у гучному театральному проекті за мотивами п’єс Карпенка-Карого «Суєта» і «Житейське море» , то ненавижу в этом послании человечеству абсолютно все — кроме драматургических первоисточников. Экс-телеведущему Р.Скрипину и иже с ним для начала не мешало бы разобраться со своим «творчеством» в телевизоре, а не классику липкими пальцами «модерировать».
Правда, в центре столицы — разнообразные биполярные эксперименты в театре Богдана Ступки. Он часто использует «контрастный душ» для художественного омовения труппы. Выпустил элегично-иронично «Наталку Полтавку» — это то, что от него давно ожидали. По-прежнему у франковцев собирают аншлаги скромные (в художественных решениях) «Мартин Боруля» и «Шельменко-денщик» , на очереди — «Кайдашева сім\\\\\\\'я».
Должны быть в театре разные «тайные» тропы — эксперименты, поиски. Без этого нельзя, а то зачахнут. Но не должна зарастать бурьянами и магистральная трасса. Тот путь, который исходили не худшие люди. И вроде как завещали «хранить вечно». А получается, хранить некогда... «Время, назад!»
Найдите-ка сегодня Грыця для мелодрамы Старицкого в труппе тех же франковцев или заньковчан — да днем с огнем! Вот мальчиков-с-пальчиков предостаточно.
Учитывают ли сегодня театральные педагоги законы амплуа, репертуарные законы? Много ли комиков, трагиков и характерных актрис открыли последние выпуски вузов? Вы послушайте эту их новейшую «сценречь»! Исключительно в «немой сцене» — вот где им всем надо играть.
Привозит намедни в столицу Донецкий театр мое любимое — «У неділю рано зілля копала». Но, простите, никакого же критического долготерпения не хватит после фальшивых завываний провинциальной цыганщины. Катастрофа. От этого «колорита» хочется бежать еще дальше, чем Мопассан от Эйфелевой башни.
Одно хорошо: некоторые хотя бы еще (пока?) кое-что (кое-как) изредка ставят.
Уж казалось бы, вот он театр, которому историей и судьбой предписано сохранять традиции корифеев, — заньковчане. Они на пороге юбилейных гастролей в столице. И многое значится в их гастрольном (парадном) репертуаре — «Визит старой дамы» , «Амадей» , «Валентин и Валентина» , естественно, «У.Б.Н.». А отечественной классики — в помине. И во Львове, что ли, «средство» забыли? Позор, если так.
***
«Малорос ленив и в движениях медлителен», — когда-то очень зло написал Максим Рыльский совсем по другому поводу. Но как будто писал именно о проблемах того театра, который болен... Который, в общем, практически исчез. Который «в реале» , на сценах — во всем его искрометном блеске и колоритной народной прелести — в ближайшем будущем вряд ли увидим.
Хорошо, хоть горемычной теле-»Культуре» кислород не перекрыли и платежеспособные «папики» еще окончательно не выкупили эфирное время для своих «певичек» на этом канале. Поскольку редкие «больные» (театром) еще надеются — ночью — хотя бы там исцелиться.

Автор: Олег ВЕРГЕЛИС
Источник: Зеркало недели
Дата: 29.09.2007

Киевский театральный сезон можно считать открытым. Малый театр, в последний раз привозивший спектакли в столицу 8 лет назад, покорил публику своим «Ревизором». Четырехчасовой спектакль не покинул ни один зритель.

РЕВИЗОРА «СЛЕПИЛИ» ЧИНОВНИКИ

Киевский театральный сезон можно считать открытым. Малый театр, в последний раз привозивший спектакли в столицу 8 лет назад, покорил публику своим «Ревизором». Четырехчасовой спектакль не покинул ни один зритель.

«Россия хочет вести войну!» — констатирует, запуганный приездом инкогнито из Петербурга, судья Ляпкин-Тяпкин (Борис Невзоров). «Надписи над кроватями в лазарете нужно сделать на латыни — кто и когда заболел!» — дает наставления городничий (Александр Потапов) Землянике (Александр Клюквин), а смотритель училищ Лука Лукич (Эдуард Марцевич) от волнения еле держится на ногах… Соломину удалось на деле доказать, что «суть не в Хлестакове. Страх чиновников — вот что важно». Вот только его чиновники настолько обаятельны, что их поневоле жалеешь.

Реплика Земляники о том, что «Человек простой если умрет — и так умрет, а если выздоровеет — и так выздоровеет», которая на репетиции год назад рассмешила Полякову, заставила хохотать и киевлян (наверное, в зале было много «простых» людей). Хлестаков в исполнении молодого Дмитрия Солодовника по началу меня просто возмутил: я все время сравнивала Хлестакова Гоголя и Хлестакова-Миронова (поставленного когда-то в театре Сатиры) — он поражает своим напором и самоуверенностью даже без гроша в кармане. А Хлестаков Солодовника настолько «невзрачный и тоненький» (каким уже после разоблачения увидит его городничий) — даже своего слугу Осипа (">Виктор Низовой) он бьет платком по лицу с такой инфантильностью и беспомощностью! Страх чиновника более чем убедителен, но замысел Соломина раскрывается только к концу — он показал развитие Хлестакова поэтапно, раскрывая мораль самого Гоголя — «Вначале был взяточник, и только потом — ревизор». Чиновники своими руками создали Хлестакова. Теперь им остается только давать «на лапу». Даже жена городничего (Людмила Полякова) не отстает от супруга: «Приходи, Осип, ко мне — тоже получишь!» В Анне Андреевне Поляковой есть все: тонкий юмор, кокетство, строгость, расчетливость… Соломин не ошибся, выбрав ее на главную роль. Одному из самых длинных спектаклей, хронометражем в 4 часа, зритель аплодировал стоя — ни один человек не покинул зал между действиями.

Юлия Бойко
«Сегодня», 13 сентября 2007 года

В Театре русской драмы и комедии им. Леси Украинки продолжаются гастроли Государственного академического Малого театра...

БОЛЬШИЕ КОМЕДИИ МАЛОГО ТЕАТРА или ВЕЧНО СОВРЕМЕННЫЙ «РЕВИЗОР»

Большие комедии Малого театра

В Театре русской драмы и комедии им. Леси Украинки продолжаются гастроли Государственного академического Малого театра. На этой неделе можно посмотреть два спектакля: 13 и 15 сентября ставят «Горе от ума», а 14 и 16 – «Волки и овцы».

Трехчасовая комедия в четырех действиях «Горе от ума» по пьесе Александра Грибоедова собрала лучших молодых и заслуженных актеров российского коллектива, среди которых Элина Быстрицкая, Глеб Подгородинский, Ирина Леонова, Виктор Низовский, Инна Иванова, Александр Вершинин. Режиссером постановки стал лауреат государственной премии России Сергей Женовач. По мнению критиков, этот спектакль является наиболее качественным из всех последующих проектов тандема Малый театр — Женовач. Это традиционное и в то же время новаторское прочтение хрестоматийного грибоедовского произведения, которое, как известно, почти все разошлось на пословицы. В постановке Малого театра большое внимание уделяется не только социальной остроте пьесы, но и лирической теме любви. Главная прелесть режиссуры Женовача — четко выстроенные взаимоотношения людей. Для Чацкого все общество постыло, он не найдет в нем счастья даже с Софьей. Молчалин дает себе установку угождать тем, кто влиятельнее его, и любовь Софьи сковывает его по рукам и ногам. Фамусов робеет перед большими чинами и огромными состояниями. В конечном итоге он с ужасом будет думать о беспросветном будущем своего семейства. Эта роль блестяще удалась Юрию Соломину. Пожалуй, ранее еще никто не мог настолько тонко отшлифовать характер хрестоматийного персонажа. На высоком уровне также Чацкий в исполнении Глеба Подгородинского. Актер славится удивительной техникой дикции и мастерски создает мизансцены. Комедия «Волки и овцы» в постановке Виталия Иванова — это классический Александр Островский с великолепными декорациями и костюмами, образами, словно сошедшими на современную сцену из XIX столетия. Спектакль впечатляет позитивной энергией и качественной игрой актеров: Виктора и Александра Коршуновых, Виктора Борцова и Людмилы Титовой. Великолепна Людмила Полякова в роли напористой, но в то же время не лишенной романтизма авантюристки Мурзавецкой. Яркие мужские образы создали старожилы сцены Вячеслав Езепов (Вукол Наумыч) и Ярослав Барышев (Василий Беркутов).
Начало спектаклей в 19.00. Цена билетов — 100-600 грн.

Автор: Елена Колодрубская
Источник: Деловая столица
Дата: 10.09.2007


Вечно современный «Ревизор»

Не случайно в прошлом году Юрий Соломин как режиссер и художественный руководитель реанимировал бессмертную комедию Гоголя «Ревизор» в Малом театре. По его словам, «восстанавливать ничего нельзя, можно только ставить заново. Но заново – это не значит все вверх ногами. Сегодня мы все время говорим о произволе чиновников. Так вот Гоголь написал об этом еще в 1832 г. Можно показать Хлестакова бандитом, но Гоголь-то этого не писал. Он написал о том, что мальчишку приняли неизвестно за кого. А ставить надо в том варианте, в той классической школе, которая существует в Малом театре. Поэтому «Ревизор» у нас выдержан в классическом стиле и в костюмах, и в декорациях, и в исполнении. Мы пытались максимально следовать замыслу автора».

Соломин разглядел в гоголевской комедии один из ее блистательных внутренних секретов: ревизия происходит без всякого мнимого или подлинного ревизора. Чиновники уже сами ревизуют свои «ведомственные» пороки задолго до ожидаемой официальной «порки». Действительная, подлинная всесторонняя ревизия произошла уже в первой сцене комедии, когда Городничий, а вслед за ним и весь его аппарат доверительно рассказывают друг другу о творимом ими беззаконии. Идет саморевизия, ревизия взаимопонимания чужих грехов, потому что таковы и грехи собственные. Вот изначальный секрет гоголевской комедии. Да и не надо никакого настоящего ревизора, он – посланец из ниоткуда, его распоряжения – всего лишь чужие приказы, а не живые глаза всевидящих подельников.

Именно так сыграна эта сцена сегодня в Малом, когда главный ревизор Городничий дает понять: все увидено, все сказано и все снова спрятано. Финал этого персонажа тоже сделан отлично, ничто не мешает в эти минуты встрече зрителя с бессмертным гоголевским текстом. В каждом из нас, как писал Гоголь, живет этот Городничий: толковый и глупый, наблюдательный и темный, сильный и слабый, грешный и боящийся греха, честный семьянин в своем доме и разрушающий семьи людей в своем городе. И не случайно (это подлинная победа художника спектакля А. Глазунова), что к финалу как бы распахивается рисованная декорация во всю длину сцены, тихий городок читается теперь целой Россией, и вся Россия слышит эти страшные пророческие слова Городничего: «Чему смеетесь? Над собою смеетесь!..».

Гастроли Малого театра в Киеве пройдут с 11 по 20 сентября на сцене Национального театра русской драмы им. Леси Украинки.


Автор: Ирина Бурлакова
Источник: Компаньон
Дата: 13.09.2007

11 сентября Малый театр откроет гастроли в украинской столице спектаклем «Ревизор». Постановка пройдет на сцене Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки.

В КИЕВ ЕДЕТ «РЕВИЗОР»

11 сентября Малый театр откроет гастроли в украинской столице спектаклем «Ревизор». Постановка пройдет на сцене Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки.

Гоголевский «Ревизор» в постановке Юрия Соломина стал год назад наиболее заметной премьерой сезона. По всей видимости, зрители пресытились модерновыми режиссерскими изысками и их потянуло на классику. Малый театр как раз отличается тем, что авторские произведения, как и их трактовка, остаются практически в первозданном виде.

Перед зрителем предстает поистине гоголевская и оттого вечно современная Россия, где все узнаваемо и абсурдно, а гротеск является нормой жизни. Убедительный и основательный Городничий (Александр Потапов) особенно хорош в финальных сценах, когда он лихорадочно грезит о тех небывалых благах, которые готовит ему судьба в лице мнимого ревизора.

Виртуозна работа Эдуарда Марцевича в роли смотрителя училищ Хлопова — запуганного провинциального интеллигента. Впрочем, хороши все чиновники. Каждый на вранье Хлестакова реагирует по-своему и взятку дает в своей собственной неповторимой манере. Отчаянный вольнодумец — судья Ляпкин-Тяпкин (Борис Невзоров) привык рубить с плеча. Любопытный почтмейстер Шпекин (Александр Ермаков) стремится очаровать высокого гостя своей любезностью. А хитрый попечитель богоугодных заведений Земляника (Александр Клюквин) не упустит случая наябедничать на коллегу. Артисты играют не только разные характеры, но и предоставляют возможность прочувствовать все тонкости взаимоотношений между их персонажами. Ведь в этом городке, как и в любом другом, существует свой уклад. При этом актеры разыгрывают уездные страсти с явным удовольствием, что является залогом успеха любого спектакля.
Начало в 19.00. Цена билетов — 80-600 грн.

Автор: Александр Краштовский
Источник: Деловая столица
Дата: 03.09.2007

5 апреля спектаклем «Ревизор» Малый театр завершает свой юбилейный 250-й сезон в Москве. Жители столицы прощаются с ним до октября. А принимать его готовятся Урал и Сибирь.

КОГДА ЗРИТЕЛИ «ВИСЯТ НА ЛЮСТРЕ»

5 апреля спектаклем «Ревизор» Малый театр завершает свой юбилейный 250-й сезон в Москве. Жители столицы прощаются с ним до октября. А принимать его готовятся Урал и Сибирь.

Гоголевский «Ревизор» в постановке Юрия СОЛОМИНА стал наиболее заметной премьерой сезона. Зрители, как говорят, «висят на люстре», родители приходят сюда с детьми. А где еще увидишь «Ревизора» так, как он был написан Гоголем? Есть театры, в которых Хлестаков вместо «легкомысленной фитюльки», описанной Гоголем, превращается в инфернальную личность или воплощение аморальности. А уж в его сценах с женой и дочерью Городничего режиссеры зачастую воплощают свои самые смелые эротические фантазии.

На сцене Малого — поистине гоголевская и оттого вечно современная Россия, где все узнаваемо и абсурдно, привычно и странно, где гротеск является нормой жизни. Режиссер Юрий Соломин знакомит нас со всеми подробностями быта уездного городка и лишь в финале вдруг обнажает сцену, оставляя героев один на один со своей судьбой. Убедительный и основательный Городничий (Александр Потапов) особенно хорош в финальных сценах, когда он лихорадочно грезит о тех небывалых благах, которые готовит ему судьба в лице мнимого Ревизора. А потом неожиданно даже не спускается, а прямо-таки шлепается с небес на землю. Хлестаков же в исполнении Дмитрия Солодовника абсолютно по-гоголевски и не думает никого обманывать. Здесь каждый обманывается сам в меру своего страха и фантазии.

Виртуозна работа Эдуарда Марцевича в роли смотрителя училищ Хлопова — запуганного провинциального интеллигента. Нужно сказать, что хороши и точны все чиновники. Каждый и на вранье Хлестакова реагирует по-своему, и взятку дает в своей собственной манере. Отчаянный вольнодумец — судья Ляпкин-Тяпкин (Борис Невзоров) привык рубить с плеча. Любопытный почтмейстер Шпекин (Александр Ермаков) стремится очаровать высокого гостя своей любезностью. А хитрый попечитель богоугодных заведений Земляника (Александр Клюквин) не упустит случая наябедничать на ближнего своего. И каждый из этих чиновников даже обаятелен в своем мошенничестве. Артисты играют не только разные характеры, но и дают почувствовать всю гамму взаимоотношений между их персонажами. Ведь в этом городе, как и в любом другом, существует множество подводных течений, группировок. Люди дружат между собой против кого-то или чего-то. И артисты разыгрывают все эти уездные страсти с огромным удовольствием, которое является залогом успеха спектакля.

А всех этих незадачливых чиновников в финале становится жалко. Особенно жалко простодушных русских женщин — Анну Андреевну (Людмила Полякова) и Марью Антоновну (Инна Иванова), которые просто не могли не откликнуться всей душой, совершенно искренне на всеобщий восторг, охвативший город по случаю приезда «столичной штучки». Но что поделать! Укатил невинный обманщик Хлестаков на птице-тройке, лишь колокольчик заливается по дороге. А нам остается ждать нового сезона и новых спектаклей.

Автор: Татьяна СЕМАШКО
Источник: Москвичка
Дата: 03.04.2007

30 марта впервые в спектакле «Ревизор» роль Трактирного слуги исполнил заслуженный артист России Василий Владимирович Дахненко. Поздравляем актера с новой ролью и желаем новых творческих свершений!

30 марта впервые в спектакле «Ревизор» роль трактирного слуги исполнит заслуженный артист России Василий Владимирович Дахненко. Желаем актеру успешного выступления!

24 марта на основной сцене вместо комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» пойдет комедия Н.В.Гоголя «Ревизор». Приносим свои извинения!

Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом...

КУ-КУ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЧИНОВНИКА ИЗ ПЕТЕРБУРГА

Мода на Малый театр обеспечена золотым актерским запасом

В минувшую субботу в Малом театре отмечали 90-летие Татьяны Петровны Панковой. Нынешняя мода на Малый не случайна.

Для юбилея выбрали «рядовой» спектакль, «На всякого мудреца довольно простоты», где Панкова играет Манефу.

Глядя на Панкову, слушая ее хрипловатый низкий голос, поражаешься ее жизнелюбию, самоиронии, юмору и одновременно – памяти, сохраняющей великие традиции Малого, традиции ремесла в том числе. И тут понимаешь, что нынешняя мода на Малый не случайна. Ремесло снова в цене, снова вызывает уважение.

В этом – одно из объяснений успеха «Ревизора» в постановке Юрия Соломина. Полгода спустя после премьеры – сумасшедшие аншлаги. Для Соломина режиссура – не поиски оригинальной формы. Режиссура для него заключена в поиске оригинального, то есть изначального, авторского смысла. «Ревизор» в Малом, как «Ревизор» у Гоголя, – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) здесь имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя – так уж видно судьба. Без цветка его вообразить невозможно.

Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Еще вернее – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы «упредить» – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. «ИнкогнИто», – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. «ИнкОгнито», – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и если им, конечно, верить, «это и есть чиновник», Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, конечно, либерал, и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати. И, кроме прочего, воспринимается еще и как привет из прошлогоднего Мольера; привет оправданный, так как Гоголь время от времени посматривал в сторону своего французского предшественника. В сцене взятки Хлопов вдруг начисто забывает собственную фамилию, пугается страшно, так же вдруг вспоминает и счастлив, как дитя.

Еще одна безусловная героиня соломинского «Ревизора» – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически нерастраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским «постскриптумам» – «Театральному разъезду» и «Развязке «Ревизора», где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил отнестись к словам Гоголя как к режиссерской подсказке. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема внутреннего ревизора – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.

Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа «трудностей» спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова. Дмитрий Солодовник пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков: как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве, как будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.

Григорий Заславский
«Независимая газета», 29.1.2007

25 января впервые роль Марьи Антоновны в комедии Н.В.Гоголя «Ревизор» сыграла Екатерина Базарова. Ввод был срочный, однако актриса с блеском справилась с задачей. Поздравляем Екатерину и желаем ей новых творческих успехов!

25 января в спектакле «Ревизор» роль Марьи Антоновны впервые исполнит Екатерина Базарова.

170 лет первой постановки «Ревизора» Н.В.Гоголя на сцене Малого театра...

ЧИСТО РУССКИЙ АНЕКДОТ

170 лет первой постановки «Ревизора» Н.В.Гоголя на сцене Малого театра

В октябре 1835г. Гоголь писал Пушкину: «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь, смешной или не смешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию…» А уже через два месяца Гоголь сообщает Погодину, что пьеса окончена.

Впервые «Ревизор» был представлен в Петербурге на сцене Александринского театра 19 апреля 1836 г.

«Государь император с наследником внезапно изволил присутствовать и был чрезвычайно доволен, хохотал от всей души. Пьеса весьма забавна, только нестерпимое ругательство на дворян, чиновников и купечество. Актеры все, в особенности Сосницкий, играли превосходно. Вызваны Сосницкий и Дюр»,– вспоминал инспектор репертуара А.Храповицкий. ( Русская старина, 1879, февраль, стр. 348). Большая часть публики и пресса во главе с Булгариным в «Северной пчеле» и Сенковским в «Библиотеке для чтения», ополчились против автора, обвиняя его в неправдоподобии содержания, карикатурности характеров и даже циничности тона.

В Москве в конце апреля комедия не была известна даже людям, близким к Гоголю. 28 апреля М.С.Щепкин писал другу И.Сосницкому в Петербург: «Благодарю тебя, дружище, за письмо – оно меня оживило. Благодаря театру, я приходил уже в какое-то не спящее, но дремлющее состояние; бездействие совершенно меня убивает. Я сделался здесь на сцене какою-то ходячею машиною или вечным дядею; я давно уже забыл, что такое комическая роль, и вдруг письмо дало новые надежды и я живу новой жизнью… Пришли мне с первою почтой комедию «Ревизор»; здесь до сих пор нет в книжных лавках». (М.С. Щепкин, Жизнь и творчество т.I, стр.166).

В письме к Щепкину 29 апреля Гоголь писал: «Хотел даже посылать к вам его, но раздумал, желая сам привезти к вам и прочитать собственногласно, дабы о некоторых лицах не составились заблаговременно превратные понятия, которые, я знаю, чрезвычайно трудно после искоренить».( М.С.Щепкин, Жизнь и творчество, т.1. М.,1984, стр. 308). Огорченный, разочарованный постановкой пьесы в Петербурге, Гоголь отказался от поездки в Москву. В том же письме он пишет: «Мочи нет! Делайте, что хотите с моей пьесой, но я не стану хлопотать о ней. Мне она сама надоела так же, как и хлопоты о ней». В письме от 7мая Щепкин пишет Гоголю: «Благодарю вас от души за «Ревизора», не как за книгу, а как за комедию, которая, так сказать, осуществила все мои надежды, и я совершенно ожил». Но отказ Гоголя от поездки в Москву расстроил Щепкина, и артист в том же письме обращается к Гоголю с горячей просьбой не отстраняться от постановки: «Бог с вами! Пусть она вам надоела, но вы должны это сделать для комедии, вы должны это сделать по совести». (М. С. Щепкин, Жизнь и творчество, т.I,стр. 168).Чувствуя, что Москва не доставит ему спокойствия, Гоголь не решился приехать, но постановка комедии не могла не занимать его. В письмах Гоголь просил Щепкина взять на себя постановку пьесы и распределение ролей. За десять дней до представления еще шли споры о том, кому ставить «Ревизора»: Щепкину, Аксакову или дирекции. Спектакль ставила дирекция, так как Щепкину не удалось получить ее поддержку.
М.С.Щепкин

Первое представление «Ревизора» в Москве состоялось 25мая 1836 г. в Малом театре.

На другой день после представления Щепкин пишет своему другу Сосницкому в Петербург: «Теперь «Ревизор» дал немного мне приятных минут и вместе горьких, ибо в результате cказались недостаток в силах и языке. Может быть, найдутся люди, которые были довольны, но надо заглянуть ко мне в душу... Ежели Н.В.Гоголь не уехал за границу, то сообщи ему, что вчерашний день игрался «Ревизор»,– не могу сказать, чтобы очень хорошо, но нельзя сказать, чтобы и дурно». В следующем письме Сосницкому Щепкин сообщает подробности об игре актеров и о публике. «Публика,– по его словам, была изумлена новостью, хохотала чрезвычайно много, но я, ожидал большего приема. Это меня чрезвычайно изумило, но один знакомый забавно объяснил мне этому причину: «помилуй, говорит, как можно было ее лучше принять, когда половина публики берущей, а половина дающей».

В лучших московских журналах был дан подробный разбор первых спектаклей. Так газета «Молва» писала: «Ревизор», сыгранный на московской сцене, без участия автора, поставленный столько же репетиций, как какой-нибудь воздушный водевильчик с игрой госпожи Репиной, не упал в общественном мнении, хотя в том же мнении московский театр спустился от него, как барометр перед вьюгою». Артисты Малого театра, так же, как и их петербургские товарищи, признали свою неподготовленность, они чувствовали, что типы, выведенные Гоголем в пьесе, новы для них и, что эту пьесу нельзя так играть, как они привыкли играть свои роли в переделанных на русские нравы французских водевилях. В письме 3июня Щепкин дает Сосницкому дополнительные штрихи к исполнению ролей в спектакле: «Ленский в Хлестакове очень недурен. Орлов в слуге хорош. Бобчинский и Добчинский порядочны. Собой я большей частью недоволен, а особливо первым актом. Петр Степанов в судье бесподобен. Женщинами вообще недоволен, в особенности женой и дочерью: чрезвычайно нежизненны».

Гоголь не отстранился совсем от постановки пьесы в Малом театре: в письмах он интересовался игрой актеров. Еще 10мая в письме к Щепкину Гоголь писал: «Сами вы, без сомнения, должны взять роль городничего, иначе она без вас пропадет. Есть еще трудней роль во всей пьесе – роль Хлестакова. Я не знаю, выберете ли вы для нее артиста. Я сильно боюсь за эту роль». (М.С.Щепкин, Жизнь и творчество, т. 1 стр.309). Роль Хлестакова, несмотря на кажущуюся простоту, является довольно трудной даже в сравнении с ролью городничего. Первые исполнители роли Хлестакова: в Петербурге–Дюр, а в Москве–Ленский: были слабы. Про Ленского– Хлестакова Белинский писал, что «игра его слишком субъективна и производит неприятное впечатление какою-то грубою, нисколько не художественною естественностью». (В.Г. Белинский, т.II, стр.568).

Гоголь был недоволен исполнителями роли Хлестакова и считал, что в Петербурге и в Москве нет актера для этой роли, вследствие чего пьеса теряет смысл и скорее должна называться Городничим, чем Ревизором, так как в Петербурге Сосницкий, а в Москве Щепкин – безукоризненные исполнители роли городничего. И только позднее, когда Хлестакова стал играть Шумский, Гоголь вполне одобрил игру этого актера.

Из первых исполнителей только Потанчиков в роли почтмейстера выдержал тот тон медленности, на отсутствие которого в спектакле указывали рецензенты. Отличительная черта характера его игры – простота и естественность. Про Потанчикова в своих воспоминаниях М.П.Садовский рассказывал следующее: Гоголь в бытность свою в Москве приехал в театр посмотреть «Ревизора». Он был на сцене и, увидав грим Потанчикова, обратился к нему со словами: «Вы стары, надо бы быть помоложе». «Почему же?»– обратился Федор Семенович. «А потому, что в пьесе почтмейстер должен представлять лицо нового направления, да, кроме того, и городничиха говорит дочери, что та с ним кокетничает.» «Я это знаю,– отвечал Федор Семенович, – но в жизни бывает, что девицы, за неимением подходящих кавалеров, кокетничают и с немолодыми людьми, кроме того, пожилым я его изображаю потому, что в пьесе он значится надворным советником, а это такой чин, до которого с его умом и среди окружающего невежества, дослужиться в молодых годах невозможно. Гоголь помолчал несколько времени, подумал и сказал: «Да, вы, правы, это я ошибся». (Журнал, Артист, 1889г. кн. 3, стр.39).

Главным общим недостатком игры актеров в это первое представление «Ревизора» была торопливость, скороговорка. В этом упрекали актеров, вполне справедливо, оба разбора первого представления комедии, помещенные в лучших московских журналах того времени – «Телескопе» и «Московском наблюдателе». Анонимный автор в газете «Молва» писал: «Мы должны упрекнуть г. Щепкина, а вместе с ним и всех артистов без исключения за эту болтовню, скороговорку, вовсе не согласную с духом пьесы; и если кто- либо будет утверждать противное, беремся указать ему неоспоримые признаки, что весь ход пьесы, для того, чтобы вполне выразить характер провинциальности, должен быть тих, медлен, осмотрительно важен. Поверьте, нигде и никогда в уездном городе нет такой быстроты в действиях, мыслях, словах, поступках: там никто не торопится жить, потому что жизнь там бесцветна, тянется однообразно… Мы твердо уверены, что основным характером исполнения комедии Гоголя должны быть медленность и вялость всех лиц, которые хотя, и оживились чрезвычайным происшествием, но не могли же в два-три часа утратить привычек целой жизни; самая суетливость их должна быть тиха, мерна, ленива, как все мысли, которые не вяжутся в их головах, не потому чтобы они были вовсе глупы, а потому, что отвыкли мыслить, обленились, завязли в колее своей, опустились нравственно. И этого-то именно ни один актер, кроме Потанчикова, не выдерживал». (Молва, стр.262, 263). Далее рецензент очень верно замечал, что в Москве «каждый спектакль имеет свою публику, потому что и самое общество разделено на две половины, не имеющие ничего между собою общего, которых жизнь, занятия, удовольствия разны, чуть ли непротивуположны, и, следовательно, то, что может и должно действовать на одних, не возбуждает в других участия, занимательное для круга высшего не встречает сочуствия в среднем…Эта публика была высшего тона: богатая, чиновная, выросшая в будуарах, для которой посещение спектакля есть одна из житейских обязанностей, не радость, не наслаждение. Эта публика стоит на той счастливой высоте жизни общественной, на которой исчезает мелочное понятие народности, где нет страстей, чувств, особенностей мысли, где все сливается и исчезает в непреложном, ужасающем простолюдина исполнении приличий. Эта публика не обнаруживает ни печали, ни радости, ни нужды, ни довольства, не потому, чтобы их вовсе не испытывала, а потому, что это неприлично, что это вульгарно. Блестящий наряд и мертвенная холодная физиономия, разговор из общих фраз или тонких намеков на отношения личные,– вот отличительная черта общества, которое снизошло до посещения «Ревизора», этой русской, всероссийской пьесы, возникнувшей не из подражания, но из собственного, быть может, горького чувства автора. Ошибаются те, которые думают, что эта комедия смешна и только. Да, она смешна, так сказать, снаружи; но внутри, это горе–гореваньице, лыком подпоясано, мочалами испутано. И та публика, которая была на «Ревизоре», могла ли, должна ли была видеть эту подкладку, эту внутреннюю сторону комедии? Что значит для богатого вельможи будничная, мелочная жизнь этих чиновников? И как много значит она, какое влияние имеет на класс, от них зависящий. С этой-то точки, глядя на собравшуюся публику, пробираясь на местечко, между действительными и статскими советниками, извиняясь перед джентльменами, обладающими несколькими тысячами душ, мы невольно думали: вряд ли «Ревизор» им понравится, вряд ли они поверят ему, вряд ли почувствуют наслаждение видеть в натуре эти лица, так для нас страшные, которые вредны не потому, что сами дурно свое дело делают, а потому, что лишают надежды видеть на местах своих – достойных исполнителей распоряжений направленных к благу общему. Так и случилось. «Ревизор» не занял, не тронул, только рассмешил слегка, бывшую в театре публику, а не порадовал ее. Пьеса сыграна и осыпаемая местами аплодисментами, она не возбудила ни слова, ни звука по опущении занавеса. Так должно было быть, так и случилось! Ни один актер не был вызван, и мы слышали, выходя из театра, как иные в изумлении спрашивали: «Что же это значит?» Эти иные забыли различие публики или не знают, что даже в удовольствиях уже прошла та неизгладимая черта, которая делит общество, достигнувшее известного развития, на две параллельные, никогда не сходящиеся полосы. Смешно другим покажется, что мы увидали это в представлении «Ревизора», а тут-то, где менее всего требований, где, казалось бы, все одинаково могут одобрять или нет спектакль, тут-то, в этих, по-видимому, безделицах и обнаруживается то, что каждая сторона скрывает так тщательно: высшая из благоразумия, низшая, боясь показаться необразованной, не смея сказать, что ей не нравится то, что любят люди знатные. ( А.Б.В.»Молва» т. XI,стр.250-264).

Статья в «Молве», подписанная А.Б.В., представляет собой живой и верный рассказ о первом представлении «Ревизора» в Москве. Эта статья была первой попыткой объяснить публике внутреннюю сторону, подкладку пьесы и осветить значение «гоголевского смеха». А.Б.В. коснулся самой комедии, ее характеров: «Актеры думали быть смешны: мысль ложная! Они должны быть жалки, страшны, и все это должно проистекать от точного исполнения характеров, без всякого увеличения, усиления, прибауток, просто, верно, тихо, добродушно. Этой-то черты добродушия, глубокой во всех созданиях Гоголя и проникающей всю комедию, вовсе не было в игре артистов ни у кого, кроме г. г. Потанчикова, Щепкина и отчасти Ленского; и потому в представлении было утрачено лучшее, что есть в характере пьесы». (Молва, т.XI, стр.261).

В «Предуведомлении» Гоголя, для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора», написанном не ранее 1842г., излагается тот же взгляд на характер пьесы и обусловливаемый им характер игры актеров, какой высказан автором Театральной хроники «Молвы» в 1836г. сразу же после первого представления. Автору этой хроники принадлежит честь первого истолкования «Ревизора» и указания того значения, которое эта комедия должна занять в истории нашего театра. Московский критик так объяснял значение Гоголя на поприще комедии: «Его оригинальный взгляд на вещи, его уменье схватывать черты характера, налагать на них черты типизма, его неистощимый гумор – все это дает нам право надеяться, что театр наш скоро воскреснет, скажем, более, что мы будем иметь свой национальный театр, который будет нас угощать не насильственными кривляньями на чужой манер, не заемным остроумием, не уродливыми переделками, а художественным представлением нашей общественной жизни; что мы будем хлопать не восковым фигурам с размалеванными лицами, а живым созданиям с лицами оригинальными, которых, увидевши раз, никогда нельзя забыть. Да, г. Гоголю принадлежит этот подвиг, и мы уверены, что он в силах его выполнить». (Молва, т.XI. стр.209-211,1836г.)

Сопоставляя разбор первых спектаклей с позднейшими отзывами, например, Белинского, о том, как играли Щепкин и другие уже в 1838г., понимаешь, какую огромную работу проделали актеры. В рецензии на спектакль 17мая 1838г. Белинский так писал о работе актеров: «Щепкин – художник, и потому для него изучить роль– не значит один раз приготовиться для нее, а потом повторять себя в ней: для него каждое новое представление есть новое изучение. Он всегда играл городничего превосходно, но теперь становится хозяином в этой роли и играет ее все с большею и большею свободою. Его игра творческая – гениальная. Он не помощник автора, но соперник его в создании роли. Но что Щепкин был превосходен, это в порядке вещей; удивительно то, что вся пьеса идет прекрасно. Все хороши и в ходе пьесы удивительная общность…»

Гоголь называл свою комедию «задирающей общественные злоупотребления». Своей сатирической направленностью «Ревизор» вызвал ожесточенную полемику в обществе, разделив его на друзей и врагов писателя. Цензор А.В.Никитенко, далекий от радикальных взглядов, литератор и чиновник, записал в своем дневнике 28апреля 1836г.: «Гоголь действительно сделал важное дело. Впечатление, произведенное его комедией, много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей. ( А.В.Никитенко, Записки и дневник 1804-1877г., Спб, 1905). Герцен, наглотавшийся этих впечатлений за время своей ссылки, ярко выразил мнение о комедии Гоголя: «Никто никогда до Гоголя не читал такого полного патологоанатомического курса о русском чиновнике. С усмешкой на губах он без жалости проникает в самые сокровенные складки нечистой, злобной чиновничьей души. Комедия Гоголя «Ревизор», его поэма «Мертвые души», представляют собой ужасную исповедь современной России… Публика своим смехом и рукоплесканиями протестовала против пьяной и тягостной администрации, против воровской полиции, против общего «дурного правления». (А.И.Герцен, Былое и думы, стр.238).

Гоголь стремился своей пьесой помочь исправить, изменить положение вещей в России, но увидел, что исправить ничего нельзя. Это ужаснуло писателя. В одном из писем он писал: «... у меня на душе так смутно, так странно… чувство грустное и досадно-тягостное облекло меня». (Гоголь Н.В., т.IV, стр.99). Такое состояние писателя позже привело его к попытке переосмыслить свою сатиру в нравственно-мистическом духе. В 1846г. Гоголь написал « Развязку Ревизора», в которой дал мистическое истолкование комедии. Гоголь мечтал поставить «Ревизора» вместе с «Развязкой» и обратился к Щепкину и Сосницкому с указаниями, как надо играть, уверенный, что его комедия будет понята зрителем совсем по-новому. Полученное Гоголем письмо от высоко ценимого им артиста, М.С.Щепкина, раскрыло зияющую пропасть между ним, творцом «Ревизора» и театром, иначе понимавшим силу «гоголевского смеха» и его комедийный город.

Вот этот замечательный ответ Щепкина, нашедшего слова, отражающие целую полосу русской общественной мысли, ответ артиста на призыв драматурга сыграть мистерию о Хлестакове-черте, грешных душах на земле и страшном суде. «Прочтя ваше окончание «Ревизора»,– писал Щепкин,– я бесился на самого себя, на свой близорукий взгляд, потому что до сих пор я изучал всех героев «Ревизора», как живых людей. Я так видел много знакомого, так родного, я так свыкся с городничим, Добчинским и Бобчинским в течение десяти лет нашего сближения, что отнять их у меня и всех вообще,– это было бы действие бессовестное. Чем вы их мне замените? Оставьте мне их, как они есть, я их люблю, люблю со всеми слабостями, как и вообще всех людей. Не давайте мне ни каких намеков, что это-де не чиновники, а наши страсти; нет, я не хочу этой переделки: это люди настоящие, живые люди, между которыми я взрос и почти состарился, видите ли, какое давнее знакомство. Вы из целого мира собрали несколько лиц в одно сборное место, в одну группу, с этими людьми в десять лет я совершенно сроднился, и вы хотите их отнять у меня. Нет, я их вам не отдам, не отдам, пока существую. После меня переделывайте, хотя в козлов, а до тех пор я не уступлю вам даже Держиморды, потому что и он мне дорог». (М.С. Щепкин, Жизнь и творчество, т.I, стр. 190,191).

Ни «Развязка», ни «Дополнение» не появились в печати при жизни Гоголя. «Развязка» могла коснуться текста комедии и нарушить его гениальный каркас, приводивший в восхищение Белинского, тем, что в «Ревизоре» нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, а не внешней формой, и потому представляющее собой особый и замкнутый в самом себе мир».

За 170лет в России не раз менялась общественная психология, но «Ревизор» всегда вызывал новые мысли и чувства, оставаясь неизменным, как поэтическая данность, созданная гениальным художником.

«Ревизор» почитается бессмертною комедией и, хотелось бы надеяться, остается для нас жизненной, правдивой, современной и сейчас. Да, мы смеемся, смотря и читая «Ревизора». Над чем мы смеемся теперь? Над собою смеемся «горьким смехом», сквозь который готово прорваться порою рыданье…


О.В. Бубнова, историк-архивист

2006 год

25 января 2007 года на основной сцене вместо комедии Мольера «Мнимый больной» пойдет «Ревизор» Н.В.Гоголя, а на сцене филиала вместо комедии «Волки и овцы» А.Н.Островского – комедия Э.Скриба и Е.Легуве «Тайны мадридского двора». Приносим свои извинения!

Сегодня на главной сцене вместо спектакля «Горе от ума» А.С.Грибоедова пойдет «Ревизор» Н.В.Гоголя, а на сцене филиала вместо комедии А.Н.Островского «Волки и овцы» — комедия Э.Скриба И Е.Легуве «Тайны мадридского двора».

РЕВИЗИЯ БЕЗ РЕВИЗОРА

Новое прочтение бессмертной комедии

РЕВИЗИЯ БЕЗ РЕВИЗОРА

Новое прочтение бессмертной комедии

Нынешняя премьера гоголевского «Ревизора» в постановке Юрия Соломина - явление поистине необычное. Она особая по самому ее расположению в сегодняшнем театральном пространстве, все более и более сужающемся для истинно художественного, все более и более расширяющемся для эксперимента ради эксперимента, безумной «театральности», для бесконечного выяснения «жгучей» для нас проблемы - а есть ли в России секс, можем ли мы наконец по праву вступить в мировое эротическое братство, для низменной забавы самым скабрезным матом, так и сулящим в скором времени окончательный мат целой великой отечественной культуре. Помещенный в это ошалевшее от вседозволенности пространство, новый «Ревизор» Малого театра как бы благодетельно ревизует искусством неискусство на театре. Она особая, эта премьера, еще и потому, что вносит оздоровительную паузу в оглушительный хор о режиссуре, плач по режиссуре, восторг от режиссеров, хулу на режиссеров, гимны, филиппики, молитвы, анафему нынешнему режиссерскому цеху. Ах, нужен сильный режиссер! Ах, как ужасна эта актерская режиссура! Будто Станиславский и знать не знал ничего о профессии актера, а Мейерхольд и Вахтангов в молодости не выходили на сцену в ролях, а служили бухгалтерами и инженерами. Нужна сильная режиссерская рука, без режиссера-лидера пропадают и самые лучшие актеры. Мы живем в эпоху режиссуры - так на все лады поют нынешние критики, не умеющие ценить яркие актерские труппы и все рыдающие над яркими режиссерскими трупами. Но все это не может проходить безболезненно для нынешнего театра - актеры никнут, теряют самостоятельность, утрачивают моральные критерии, становятся покорными куклами в руках бойких шоу-кукловодов. А режиссеры постепенно вырастают до фантомов. Пришпориваемые журналистскими шоу-шпорами, многие из них уже давно стали напоминать неких «всадников без головы», на всем лету подсаживающих на лихих своих скакунов столь же лихих литераторов, что смело приписывают свои фамилии к великим классическим текстам, пачкают Моцарта завистью Сальери, не задумываясь, вливают свои маленькие карьерные, политические, сексуальные заботы в бессмертные олимпийские заветы.

Премьера «Ревизора» особенна, наконец, еще и потому, что режиссер Соломин вместе со всем актерским коллективом разглядел в гоголевской комедии один из ее блистательных внутренних секретов: ревизия происходит здесь даже и без всякого ревизора - мнимого ли, подлинного ли, - чиновники уже сами ревизуют свои «ведомственные» пороки задолго до ожидаемой официальной «порки». Ведь и действительная, подлинная всесторонняя ревизия уже произошла в первой же сцене комедии, когда Городничий, а вслед за ним и весь его аппарат доверительно рассказывают друг другу о творимом беззаконии. Идет саморевизия, ревизия взаимопонимания чужих грехов, потому что таковы и грехи собственные, - вот изначальный секрет гоголевской комедии. Да и не надо никакого настоящего ревизора, он - посланец из ниоткуда, его распоряжения - всего лишь чужие приказы, а не живые глаза все видящих подельников. Именно так сыграна эта сцена сегодня в Малом, когда главный ревизор - Городничий, который и к вызванным на совет чиновникам выходит в домашних туфлях (здесь все свои) и разносит их как свой, доверительно и, как ни странно, веско, разумно, со знанием дел и делишек каждого: все увидено, все сказано... и все снова спрятано. Очень хорош здесь артист А. Потапов, играющий Городничего: в своих замечаниях чиновникам он и сам - первостатейный жулик, но он и талантливый руководитель города, ведь его живой глаз, его толковые распоряжения, поистине умнейшие наблюдения не скинешь со счетов. Актер внимательно прочел текст роли, а не текст вставных современных ассоциаций, и выяснилось, что герой его все понимает, все знает, бывает и на уроках в училищах, и у больных в палатах, и в судейских лабиринтах, дельно советует, как поправить дела. Но вместе со своими провинившимися чиновниками он и сам втянут в грехи, затянут грехами, и не сегодняшнего министра Грефа, все о чем-то умно толкующего, но и нынешний Грех играет Потапов в Городничем: давно потеряна совесть, расплескался ум, привычной стала взятка, все, что было, - прогнило, сама законная власть чревата беззаконной властностью, понимается как свой Дом, где свои - только «свои», а народ, как и у Пушкина в трагедии, так и у Гоголя в комедии, безмолвствует. Никого не надо ждать ни из Счетной палаты, ни из налоговой инспекции, ни из уголовного розыска - сами все знают про себя нерадивые чиновники, сами на себя и донесут, сами себя и оправдают, и расшевелить их может только собственный взгляд внутрь души, как хотел того Гоголь, грезящий о том, чтобы талантливый мэр, каким играет его А. Потапов, не стал постепенно обкатанным взятками старым мерином, как называет себя в финале здешний Городничий. И финал этого персонажа тоже сделан отлично - ничто не мешает в эти минуты встрече зрителя с бессмертием гоголевского текста: такие печальные глаза у этого Городничего, так и смотрят они тебе в душу, не велят они смеяться только над ним, над собою тоже велят смеяться, ведь в каждом из нас, как писал Гоголь, живет этот Городничий: толковый и глупый, наблюдательный и темный, сильный и слабый, грешный и боящийся греха, честный семьянин в своем доме и разрушающий семью людей в своем городе. И неслучайно (это подлинная победа художника спектакля А. Глазунова), что к финалу как бы мощно распахивается рисованная декорация во всю длину сцены - тихий городок читается теперь целой Россией, вся Россия слышит эти страшные, пророческие слова Городничего: «Чему смеетесь? - Над собою смеетесь!..». Какая несчастная страна
- и рассмеяться-то над собой по-настоящему никогда не сможет, тут же ведь надо и плакать - вот он, знаменитый смех сквозь слезы въяве, воочию.
А на авансцене идет тем временем шумный, многолюдный бал, бал как будто из самого лермонтовского «Маскарада», - так режиссер соединяет тему маски и лица, маски, приросшей к лицу. Но одновременно - не «фирменные» ли это гоголевские «свиные рожи»?

Интересно, живо сыграны все чиновники - и местный вольнодумец судья Ляпкин-Тяпкин
- Б. Невзоров, и становящийся в зависимости от обстоятельств то выше, то ниже ростом попечитель богоугодных заведений Земляника - А. Клюквин, подметки на ходу режущий и буквально и фигурально, и эротически оживленный почтмейстер Шпекин - А. Ермаков, и уездный лекарь Гибнер - В. Носик, тихо-огромный, устрашающе-безмолвный, грозно-бессильный, и городские помещики Добчинский - В. Бунаков и Бобчинский - С.Кагаков, вовсе не маленькие люди, но олицетворенная Сплетня...

А две роли в спектакле я бы назвала выдающимися - это городничиха Анна Андреевна в исполнении Л. Поляковой и смотритель училищ Хлопов, сыгранный Э. Марцевичем. И нестрашно, что они словно бы выпадают из общего актерского ансамбля - городничиха сделана артисткой в стиле фантастического реализма, смотритель училищ создан актером в манере острейшего гротеска, в то время как основной актерский состав живет в строго классических традициях Малого театра. Но, может быть, и само понятие ансамбля не заключено в равности манер и талантов, но как раз позволяет свободному выявлению разнохарактерных дарований и стилей, если все они служат единой творческой мысли.

Все будто абсолютно дисгармонично в Анне Андреевне - Поляковой: добродушное высокомерие, восторги старой девочки, зависть к любимой дочери, верность мужу и постоянное желание ему изменить, крепкая глава семьи и шаткое ее основание, аппетитное тело с неаппетитной душой, понимание всех грехов супруга и полная глухота к разумным его суждениям. Но дисгармония эта - естественное изображение неестественной натуры - прекрасно складывается в высокую гармонию опасного человеческого типа: милой хамки, добродетельной развратницы, кухарки, управляющей государством.

И особый «десерт» - исполнение Марцевичем роли Хлопова. Целая копилка комедийных приемов, драматических переживаний, трезвое понимание роли науки, о которой каждый может судить, предлагая и предлагая бесконечные реформы, и почти алкогольный ужас перед теми, кто повыше, кто спросит строго - а зачем вольнодумные мысли внушаете юношеству. В этой роли у актера смешано все - и водевиль, и драма, и ум, и маразм, и смех, и слезы, и клоунада, и пафос, и комизм, и трагизм, и тема маленького человека, органично перерастающая в тему «мелкого беса».

А вот главная роль в пьесе - одна из самых трудных ролей мирового репертуара - менее всего удалась в спектакле. У молодого актера Д. Солодовника есть уже многое для нее: «легкость в мыслях», трогательная инфантильность, лукавое удивление перед неожиданными поворотами судьбы. Но этого мало для образа Хлестакова, который также, по авторскому замечанию, живет в каждом из нас - и реальный, и нереальный, и сценически отделенный от нас, и почти физически проникающий в каждую зрительскую душу этим всеобщим желанием прилгнуть, стать чуточку выше себя, быть «на дружеской ноге» с Пушкиным. Ездить всякий день во дворец. Гоголь не хотел в Хлестакове водевильных шалостей, он мыслил здесь о чем-то собирательном - а вдруг это сам черт, обитающий в каждом гоголевском творении, под разными, подчас и человеческими личинами, - лукавый черт, путающий всех и вся в комедийном сюжете и улетающий затем в трагическую вечность, чтобы когда-нибудь возникнуть уже и самим страшным Демоном...

Режиссер говорил мне, что смотрел на Хлестакова, как видел его Гоголь, - фитюлька, пустота, ничто. Но играя пустоту, надо сделать это не пусто, не легкомысленно, играя пустоту, надо сделать это полно, серьезно, пустота - это не дырка в занавесе, это знак мышления, это заполненность черт знает чем, это жажда черт знает чего, это обволакивание символической пустотой иногда самых серьезных реальных людей. В этом спектакле, как и во многих других «Ревизорах», Хлестаков все прыгает, все скачет, то висит на люстре, то катается по роялю... Но Хлестаков вовсе не герой Чаплина, он, скорее, герой сказок Шварца, он еще и Тень.

.. .Спектакль «Ревизор» только что начинает жить. А между тем его, быть может, еще и обвинят в излишнем реализме, самое бранное сейчас это слово. Но это будет неправдой, реализм Малого театра - это вечная дружба с публикой, это романтика великого его сына - Мочалова, это героика великой его дочери - Ермоловой. Это одновременно и бережно сохраненное бессмертие Слова и любовь к яркой, зрелищно манкой театральности.

Автор: Инна ВИШНЕВСКАЯ
Источник: Литературная газета
Дата: 15.11.2006

«Ревизор» в Малом театре…

ГОГОЛЬ – В ДЕТАЛЯХ

«Ревизор» в Малом театре…

Художника надо судить по законам, им самим над собою признанным. Забывая о пушкинской максиме, мы бываем похожи на гоголевскую «невесту дуру», которая рисует портрет воображаемого мужа, приставляя губы одного жениха к носу другого, да добавляя к этому развязности третьего и дородности четвертого. Смешно сравнивать Малый театр с современными поисками режиссуры и делать на этом основании вывод, что Малый театр старомоден. Малый — вне моды. Как памятник Островскому у его порога. Как квадрига Аполлона, венчающая творение Бове, Большой театр. Как «Принцесса Греза» Врубеля — напротив, на фасаде «Метрополя». Малый традиционен, и в этом его стиль. Здесь пьесу играют, «как написано», в эпохе, в историческом костюме, в соответствии с авторскими ремарками, иногда с двумя антрактами, как : встарь. Играют в безграничной любви к слову, так что русский язык действительно выглядит «велик и могуч». В этом, собственно, и прелесть. Малый представляет публике театральный канон. И сравнивать «национальное достояние» имеет смысл только с ним самим в его лучших образцах.

С ощущением этой органики и поставил Юрий Соломин «Ревизора», которым открылся 251 сезон Малого театра. Поставил пьесу, а не «всего Гоголя», текст, а не версию, и текст наравне со смехом, вышел главным героем спектакля. В нем нет инфернальности, пятнадцати дверей с хрустальными ручками, и в будуаре здешней городничихи не прячутся в шкафах красавцы офицеры в блестящих мундирах, как это было в легендарном мейерхольдовском спектакле, полном блистательных аттракционов. И в петлице здешнего Хлестакова не болтается на веревочке бублик. Он не фантом и не мираж, а кудрявый юный вертопрах. И, конечно, не дьявол, а мелкий бес попутал этого Городничего принять такого за ревизора. И действие тут происходит не в современном Нефтеюганске, как играют, скажем, в Театре им. Моссовета, а именно в уездном городе (ни больше, ни меньше), от которого хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.

Россия, но типичная ее часть. Происшествие странное, но не загадочное. Случай очень русский и очень современный («к нам едет ревизор»), когда прощелыги, умники и взяточники оказываются обведены вокруг пальца нахальным мальчишкой. В тесный и даже уютный мирок давно притершихся и притерпевшихся друг к другу чиновников влетает новый персонаж, и мир идет прахом. Однако пока его нет, здесь все по-домашнему. Городничий (А. Потапов) выходит к чиновникам в тапочках, принимает в прихожей, где мужики наскоро перекрашивают стены (а может, снимают с них паутину), готовясь к приезду ревизора. Земляника (А. Клюквин) с шумом прихлебывает чай из кружки. «Капитальный» Хлопов (Э. Марцевич), с седой романической шевелюрой, меряет комнату войлочными ботами. Ляпкин-Тяпкин Б. Невзоров), ни дать — ни взять стареющий гусар, врывается в дом прямо с охоты, в сапогах, с рожком наперевес и слушает патрона вполуха: мысли его далеко, где-нибудь в поле, где он загнал давеча зайца. Свара из-за шубы между ним и Городничим также неожиданно грянет, как и погаснет: милые бранятся, только тешатся. Городничий, как ребенок, волнуется, потеет, отдавая распоряжения, отчитывая пьяных жандармов. Чиновники качают головами, цокают языком. Ясно, что плуты, но не из худших.

Жизнь на сцене полна звуков самых невинно-бытовых, но из этой «реальной музыки» (стук топора, крик петуха, тиканье ходиков, шум проезжающей коляски, звон колоколов) композитор Г. Гоберник создает целую партитуру. Она «звучит» постоянно, фоном актерской игры, что придает спектаклю дополнительный объем.

В этом медленном чтении Гоголя масса «говорящих» мелочей. Когда простак Городничий ошибается в ударении (инкогнито), Хлопов почтительно его поправляет (инкогнито). А кому как не ему поправлять, если он служит по «культурному ведомству». Ему же и в обмороки падать при каждом повороте сюжета. Когда Хлестаков спрашивает Хлопова «насчет женскому полу», Э. Марцевич так потупляет взор, что нет сомнения: этот Хлопов — тот еще сладострастник. Знаменитая сцена вранья вся проходит под смех подвыпившего Хлопова. И смех этот звучит явно «от автора». Земляника А. Клюквина наушничает Городничему с первой минуты, тогда логичным выглядит его «стук» на собратьев в сцене взяток. Однако возмездие приходит незамедлительно. Вообще мысль о том, что всем будет воздано, в спектакле Ю. Соломина прозрачна. Открыв Хлестакову тайну о том, что дети Добчинского — «вылитый судья», Земляника тут же спотыкается на невинном вопросе «ревизора» о его собственных детях и совершенно меняется в лице, вспомнив свою Перепетую, тоже, видимо, не похожую на отца. Не успевает Почтмейстер А. Ермакова вихрем влететь в дом Городничего, как и про него ясно: у этого Шпекина две пламенные страсти. Он любит танцевать, поэтому все время будто вальсирует. А его страсть читать чужие письма — сродни болезни, как... любовь современных барышень к любовным романам. К компании слаженно играющих актеров-мужчин надо бы присовокупить отдельно Л. Полякову в роли Анны Андреевны. Она под пару А. Потапову, как ее городничиха под стать своему Антоше. Их дуэт, прежде всего, семейный и любовный, что подчеркнуто режиссером и тоже закреплено в переливах игры — во взглядах, прикосновениях, репликах в проброс люди, прожившие бок о бок жизнь, уверены, что будут поняты с полуслова. Вздорность этой Анны Андреевны мила, ее игра в светскую даму очаровательна, а соперничество с дочерью так смешно и понятно. Бальзаковский возраст, в который давно вступила городничиха, волнует и томит ее несказанно. Воспитанная на французских романах, столичных сплетнях и уездных мечтах, она, похоже, все еще ждет принца. Сцена ее с объясняющимся в любви Хлестаковым, столь же комична, сколь и трогательна. Анна Андреевна смущена, но и обрадована, отчего знаменитая фраза «Я в некотором роде замужем» звучит, как «Я согласна». Но согласна не от того, что развратна, а потому что наивна.

И таких актерских блесток по спектаклю разбросано немало. Все лица так живы, что про каждого можно рассказать: кто и откуда, как живет, что любит и даже сколько берет взяток. Зритель отвык в современном театре от такой подробной «жизни», полной детализации, скрытого смысла, мгновенных, летучих оценок, но нельзя не оценить ее полнокровия. Дивертисментные сцены знакомого со школы «Ревизора» в плохих спектаклях часто длинны и монотонны, а тут «стреляют», как шампанское. Старшее поколение Малого театра играет со вкусом, с полным перевоплощением и неизъяснимым добросердечием. Как они это делают, почему умеют, отчего такие богатые тембры у их голосов? Может быть, оттого что «искусство нюансировки», как называл это Кугель, принимали из первых рук знаменитых «стариков», успели прикоснуться в молодости к их мастерству. Эти актеры органичны, простодушны и абсолютно свободны. Играют всем существом, живут всем телом — играют водевильно, сказала бы я, зная, что в Малом театре меня поймут правильно. Поскольку играть водевиль, равно как классическую комедию Гоголя или Островского, — большое искусство. Видимость простоты и легкости такой игры дается мастерством и умением.

Ответ на старый вопрос, нужна ли Малому театру режиссура, на примере этой работы находится легко. Нужна. Она незаметна, но она ощутима — в тех самых «мелочах», способе чтения и интонирования текста, в отборе актерских средств. А в последнем акте «Ревизора» режиссура просто видна. В том, как живописно построены массовые сцены на балу у Городничего. В торжественном выходе Анны Андреевны — в платье по моде и... в кокошнике. По темпо-ритму это самый удачный акт «Ревизора», который несется к финалу под игривую полечку. Разоблачение Хлестакова, которое приносит Почтмейстер, идет на вращающемся круге. Подтанцовывая, но не переставая перерассказывать хлестаковское письмо, Шпекин пятится, будто убегает от Городничего, а тот, набычившись, наступает, пока не вырвет письмо из его рук И точка в спектакле поставлена режиссером эффектно. Голос Ю. Соломина, который нельзя не узнать, произносит последнюю реплику пьесы о приезде настоящего ревизора, и столько лукавства в этом голосе, что нельзя ошибиться — это реплика не Жандарма, а самого Гоголя. Она поражает, как громом, не только чиновников; смешно оседает и рушится портик, а один из двуглавых орлов, венчающих колонны, как зарезанный куреюк, валится набок.

Однако именно потому, что речь идет о Малом театре, который знает тайны ремесла, хочется видеть его традицию идеальной во всем. Серенький по смыслу уездный городок, облапошенный Хлестаковым, не может быть нарисован серенькой краской (художник А Глазунов), а намек на плохой вкус Городничего тоже должен выглядеть стильно.
Главный же недостаток спектакля в том, что в нем нет Хлестакова. Когда вспоминаешь самого Ю. Соломина в этой роли, безумно обаятельного и невероятно изобретательного, понимаешь, почему так обманулся плут Городничий. Когда видишь игру Д. Солодовника, испытываешь досаду и утешаешься тем, как «короля играет свита». Нельзя сказать, что он играет плохо. Разве что слишком старательно и... обыкновенно. Для роли придуман рисунок, но душу в нее вложить забыли. В игре не хватает личностного присутствия, блеска, голосовых модуляций (то же самое можно сказать и об И. Ивановой в роли Марьи Антоновны). В актерском «цветнике» спектакля это невероятно бросается в глаза.

И дело тут не в молодости актера. Да, самому Ю. Соломину, когда он играл в «Ревизоре», был 31 год. А Э. Гарину у Мейерхольда — всего 24. А Андрею Ильину уже в наши времена — 21. Это вообще была одна из его первых театральных ролей в Рижском русском театре А. Каца. Когда спектакль играли в Москве (кстати, на сцене Малого театра), театральная публика всерьез сравнивала мальчишку Ильина с М. Чеховым. Ему в «Ревизоре» тоже, между прочим, еще не было 30. И пустоту тоже надо уметь сыграть. Видимо, это качество врожденное.

Художника надо судить по законам, им самим над собою признанным. Однако и художник этим законам обязан следовать неукоснительно. Таков канон Малого театра. И, если он идеален, он прекрасен.

Наталья Казьмина

«Дом Актера», №9, 2006

ВВОДЫ В СПЕКТАКЛИ

Распоряжением руководства Малого театра объявляются новые исполнители на следующие роли:

ВВОДЫ В СПЕКТАКЛИ

Распоряжением руководства Малого театра объявляются новые исполнители на следующие роли:

Я.П.Барышев – Дорн “Чайка” А.П.Чехова

П.С.Жихарев – Королевич “Сказка о царе Салтане” А.С.Пушкина

Л.А.Суворкина – Жена Коробкина “Ревизор” Н.В.Гоголя

Ф.Э.Марцевич – Елеся “Не было ни гроша да вдруг алтын” А.Н.Островского

Е.М.Базарова – Лариса “Не было ни гроша да вдруг алтын” А.Н.Островского