ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА СЕСТЁР ПРОЗОРОВЫХ

А.П. Чехов «Три сестры»

Занавес раскрывается – и всё пространство сцены заливает серебристо-пепельный свет берёзовой рощи то ли ранней весной, когда снег только-только стаял, то ли поздней осенью, когда и листва уже вся облетела, и земля словно затаилась в ожидании первого снегопада.

Игорь Писаревъ

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА СЕСТЁР ПРОЗОРОВЫХ

А.П. Чехов «Три сестры»
драма в четырёх действиях

Государственный академический Малый театр

Режиссёр- постановщик Ю.М.Соломин

Премьера – 16 января 2004 года


Занавес раскрывается – и всё пространство сцены заливает серебристо-пепельный свет берёзовой рощи то ли ранней весной, когда снег только-только стаял, то ли поздней осенью, когда и листва уже вся облетела, и земля словно затаилась в ожидании первого снегопада. Но, как известно, драма начинается в день Ангела Ирины (актриса В.В.Андреева), 5 мая, — и ещё покойный, классический холод Серебряного века сдерживается и, кажется, немного отодвигается мягко пульсирующим, янтарным светом, который излучают комнаты дома Прозоровых. Вращается сценический круг, раскрывая всё его пространство, пронизанное токами любви, доверия, уважения, — укладом той жизни, которая была убита и выжжена в России в течение всего дважды крестного века.
Спокойная, ненавязчивая образность сценографического решения (художник А.К.Глазунов) включила в себя и намёк на мелиховский дом (разноцветные стёкла, как в тамошней пушкинской комнате), и реминисценцию обстоятельных и достоверных декораций в постановке В.И.Немировича-Данченко, и эшеровское алогичное преломление пространства, когда через балконную дверь гостиной, расположенной на втором этаже, можно прямо выйти на веранду и в сад. Но эта вольготная, размеренная жизнь сужается так же быстро, как шагреневая кожа. Уже во второй сцене (зима, святки) поворотный круг почти неподвижен. И, вроде бы, это морозы уютно сузили место действия вокруг камелька, только по дому уже рыщет Наташа (актриса И.В.Иванова), оттесняя хозяек, повсеместно навязывая свои порядки. Наконец в сцене ночного пожара (удушливая летняя ночь, когда время будто застыло и чугунной плитой легло на плечи) всё и вся сгрудилось в крохотной комнатке Ольги (актриса А.И.Охлупина), где тесно от вынужденного нагромождения мебели (Ирину давно уже выселила из её сухой и солнечной комнаты Наташа); и чудится, будто пожар полыхает прямо за порогом, а под плотно занавешанными окнами вечно теперь будут грохотать телеги, которым позволили ездить за водой к реке через сад, словно через проходной двор. Многомерное, сложное, таинственное пространство жизни, полной ещё вчера надежд и ожиданий, превращается в почти вульгарно-бытовое, материальное, даже не трёхмерное, а какое-то двумерное, словно прообраз грядущих советских коммуналок, в которых будут ютиться бывшие люди из бывшей России («Элегией из России», посвящённой умиранию брошенных в глухоманной, Богом забытой больничке стариков, назвал один из самых своих пронзительных фильмов Александр Сокуров). Мы еще, словно краем глаза, словно в щёлочку, видим, как к ольгиной комнате идёт из внешнего, всё более страшного и неприкаянного мира то один, то другой персонаж драмы – хоть немного побыть там, в этом гнезду на ветру, которое, кажется, одно лишь и осталось от всего прозоровского дома… В этой вещной и душевной тесноте мудрено не разбить старинные часы матери, ведь и человеческие судьбы разбиваются, а скорей всего, уже непоправимо разбиты. Режиссёр безысходно сжимает до nec plus ultra огромное сценическое пространство, с такой тщательностью выстроенное и показанное в первом акте. Оно и островок, и мышеловка, в которую словно заманивает, засасывает Кулыгина (артист В.К.Бабятинский), безнадёжно и бессмысленно ищущего на этом пятачке свою жену (в роли Маши – О.Л.Пашкова).
Но в финальной, осенней сцене может показаться, будто Ю.М.Соломин снова выпускает всех на простор, пусть бесприютный, холодный, прощальный, будто все мы оказались на юру. Однако, когда разворачивается круг с декорациями, мы видим, что часть из них снята: исчезла, словно корова языком слизнула, гостиная с фортепиано, большим обеденным столом, уютными лампами под медовым абажуром, с вазонами и венскими стульями… Так приключается в тяжёлом сне, где на твоих глазах рушатся стены родного дома, и сквозь руины, в которых пульсирует умирающая, ещё мгновенье тому назад, казалось, полнокровная жизнь, сквозит холодное, закатное небо…
Но режиссёр и художник уходят от нарочитых метафор: круг застыл – и перед нами снова почти традиционная для финала «Трёх сестёр» декорация. В том числе и смена всех четырёх времён года, взятых из разных лет жизни семьи Прозоровых, звучит почти обыденно, календарно; отстраниться от символики помогают натуралистические моменты сценографии: падающий снежок, слегка занесённое крылечко, оледеневшая лужа, а позже – листопад, дымок от подожжённых палых листьев, моросянка… Но тихое мерцание серебра, исходившее от березняка и неба в начале, теперь пропадает напрочь, и на сестёр изливается оловянный свет, по выражению Ивана Шмелёва, солнца мёртвых.
В спектакле звучит оригинальная музыка Г.Я.Гоберника, обычно не радующего запоминающимися мелодиями. И на этот раз холодный, как-то механически звучащий марш вызывает лёгкое раздражение и ностальгию по настоящим старинным русским маршам. Недаром на знаменитой реплике Ольги: «Музыка играет так весело, бодро […">» — фонограмма вообще отсутствует. Однако, когда вариации на тему этого марша изредка возникают во время действия, словно отдалённые, искажённые отзвуки какой-то забытой печальной мелодии, это удивительно точно работает на создание томительной, тревожной атмосферы – атмосферы прощания и исхода. В целом фонограмма спектакля прекрасно сделана; и, когда вдалеке звучит выстрел (убили Тузенбаха – артист Г.В.Подгородинский), а вслед за ним поднимается грай ворон, слетевших с деревьев, эта классическая простота невольно подталкивает к мысли, что загадочный звук лопнувшей струны в «Вишнёвом саде», — может быть, отдалённое эхо дуэли из «Трёх сестёр».
Кажется, что и вообще-то режиссёрская партитура построена по принципу скрытых и далеко разведённых рифм (одна из которых, на мой взгляд, — внутренняя перекличка с последней, предсмертной работой Виталия Соломина в Малом театре: «Иванов» Чехова), — будто в каждом своём решении постановщик руководствовался высоким принципом: «Не мне, не мне, но имени Твоему…» Оттого-то, по видимости, с таким лёгким дыханием работается каждому актёру, занятому в спектакле.
На мой взгляд, это тот уникальный случай, когда глубоко продуман и виртуозно воплощён каждый образ, но замечательная сила и убедительность постановки именно в том, что она в высшей степени ансамблевая. Говоря о Чехове, обычно пользуются выражениями «акварельные краски», «полутона»… Мне же хотелось бы уподобить эту режиссёрскую и актёрскую работу рахманиновской симфонии. Кстати, если интерпретация симфонических произведений в течение всего ХХ века шла по пути всё более тщательного слияния с оригинальным замыслом композитора, максимального следования всем требованиям подлинной авторской редакции, — то драматический театр, даже и в России, выказал столько необоснованной режиссёрской самости, провинциальной игры в «себя, дорогого и любимого гения» (подобное каботинство в Москве почти ежедневно демонстрируют и доморощенные маэстро, и захваленные гастролёры), что перед этим блекнут самые саркастические страницы «Театрального романа» Булгакова. Я же, вернувшись из театра, случайно вычитал в книге воспоминаний художника Михаила Ромадина такие слова Оскара Рабина, давно живущего в Париже: «Очень хочется увидеть спектакль, в котором сохранены мысль и слова автора, и чтобы декорации были такими, как их задумал автор». После нынешней премьеры «Трёх сестёр» не один человек, не сговариваясь, сравнивали при мне этот спектакль с дивным исполнением симфонического произведения.
Хочется отдельно и подробно писать о каждом артисте, включая исполнителей эпизодических ролей (нянька Анфиса – Г.Я.Дёмина, сторож Ферапонт – А.С.Кудинович). Каждый образ сделан так, что заслуживает самостоятельного, вдумчивого разбора (как ни отучили нынешние времена от подобного подхода к тонкописной театральной работе). Здесь же хотелось бы сказать хоть несколько слов о сёстрах. Наиболее убедительной и наиболее мне близкой показалась А.И.Охлупина (Ольга). Актрисе удалось органично соединить почти не проявленную трепетность душевной жизни с вынужденной и внутренне невозможной для неё аскетикой и дидактикой. Только в сцене из третьего акта, где Ольга советует Ирине выходить замуж за Тузенбаха, А.И.Охлупина несколько педалирует интонации. В трактовке образа Маши особенно замечательно то, что О.Л.Пашкова изначально несёт в своей душе колкую льдинку, словно уже в самый момент рождения её поцеловала Снежная королева, — и никакая любовь, никакая горечь расставания с любимым не способны растопить этой фатальной предрасположенности к холодку в душе и фиаско в жизни. Дорогого стоит такой коротенький эпизод, когда усталая Ирина (В.В.Андреева), вернувшись с работы, рассказывает, как она обидела женщину, забывшую с горя (сын умер) адрес, по которому надо телеграфировать. За непритязательностью и отстранённостью этого рассказа вдруг чувствуешь, как начинают ткаться тончайшие, еле ощутимые нити душевной связи между ней и Тузенбахом, благодаря которым она сможет решиться на брак с нелюбимым, хотя и светлым, порядочным человеком. Г.В.Подгородинский, исполняющий роль барона, — очевидно, один из наиболее глубоких и блестящих артистов молодого поколения в Малом театре.
Невозможно не сказать, что Чебутыкин из лучших, пронзительнейших ролей Э.Е.Марцевича в последние сезоны. Тут ничего ни убавить, ни прибавить – искренность и глубина, сердечность и мастерство высочайшего класса. Может, сравнение и неуместное, но этот чеховский герой напоминает мне наше старинное фортепиано с лопнувшей декой; дека лопнула военной зимой 1941 – 42-го годов, когда в доме не топили; на прекрасном инструменте-инвалиде играть можно было с трудом; конечно же, его не выкидывали и не продавали, но стоило к нему прикоснуться, как оно выдавало что-то подобное «тарара-бум-бия…» Э.Е.Марцевич чудодейственным образом даёт почувствовать, из какого драгоценного дерева сработана дека души Чебутыкина.
Когда же видишь, как гибко и внутренне оправдано А.В.Клюквин играет жалкого, аморфного Андрея Прозорова, становится немного обидно, что Чехов в своё время сократил его реплики.
В детстве мне необычайно повезло: меня воспитывал дедушка, отец моей матери, человек старого склада, военной формации, боевой офицер и Георгиевский кавалер, поэтому людей этой закваски я знаю не из книг и не по «Сибирскому цирюльнику» Михалкова. Казалось, они давно уже сошли со сцены. Но вот А.Ю.Ермаков в роли подполковника Вершинина, по-моему, успешно доказал, что в душе и современного мужчины могут каким-то чудом – генетически ли, мистически – ожить те, плохо поддающиеся определению точки опоры, роднички нравственной, жизненной силы, которыми крепок и прекрасен русский человек; очевидно, эта прапамять помогла артисту быть столь убедительным на протяжении всего спектакля.
Русские, да и все земляне уже прожили половину того необозримого для человеческой жизни срока в двести лет, за которым, как убеждали себя чеховские герои, жизнь должна стать во всём тонкой, прекрасной и совершенной. Сегодня с монументальной определённостью над ещё покамест живыми человеческими душами сомкнулись холод и мрак пришедших дней. Чеховскими образами и метафорами насыщен последний, апокалиптический фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение», в котором даже внешние формы бытия ностальгически напоминают русский дом на рубеже веков, когда были написаны и впервые поставлены «Три сестры». И сегодня, сто с лишним лет спустя, ничего особенного не надо выдумывать, чтобы они показались нашими современницами. Надо просто быть искренними и честными перед самим собой, как постарались создатели спектакля Малого театра.

Игорь Писаревъ 2004

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Ермаков (Вершинин):

«Мне хотелось полюбить на сцене»

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Ермаков (Вершинин):
«Мне хотелось полюбить на сцене»

Почему сёстры не уехали в Москву? Счастье человека зависит от него самого, и если он что-то задумал, то должен стремиться к осуществлению своей мечты. А чеховским героиням очень трудно решиться на поступок, и совершают они его только в финале, когда остаются вместе. Да, Маша живёт в другой семье, Ирина уезжает на кирпичный завод, а Ольга ушла с няней. Но главная мысль Антона Павловича – единение душ человеческих. Ехать в Москву или не ехать – сейчас это становится уже неважным. Не разбросать себя, остаться цельными – вот что Чехов ставит главной задачей. Слабый человек для Чехова, как мне кажется, — главный герой. Он понимает, что тот, у кого есть воля, энергия и деловитость, и так выживет. А вот интеллигенту нужно помочь. Вообще, всем нам присущи какие-то слабости, но мы их стараемся преодолевать.
Станиславский играл Вершинина как рыцаря, я же считаю, что здесь более сложный характер. Мой персонаж ищет любви, теплоты, но долг и Отечество для Вершинина превыше всего. Его часто упрекают за нелицеприятный отзыв о жене, но ведь Маша первая начинает разговор о Кулыгине, подталкивая, таким образом, Вершинина к тому, чтобы он тоже поделился своими проблемами. Маша и Вершинин — это взрослые люди, не Ромео и Джульетта. Мне всегда хотелось сыграть любовь, вернуть в сегодняшний день то, что было раньше, а раньше мужчины относились к женщине более нежно. Хотя любовь очень трудно «сыграть», её вообще нельзя играть. Вернее сказать — мне очень хотелось полюбить на сцене.
- А Вы не считаете, что Вершинин поступил с Машей жестоко и легкомысленно?
- Я не хочу всё переложить на плечи Маши, но тем не менее… Вот если бы Маша не любила, а Вершинин добивался её любви, тогда бы можно было Вершинина обвинить в том, что он, женатый человек, влюбился в замужнюю женщину. Но здесь всё взаимно. Она встретила человека, напоминающего то время, когда были живы родители. Приходили люди, беседовали, философствовали… Я не люблю говорить о любви и не смогу объяснить, что это такое, я могу только сказать: я люблю.
- Почему у Вершинина постоянно возникает тема будущего?
- Потому что у него девочки маленькие, он думает о детях. Рассуждения Вершинина о том, что через двести-триста лет жизнь будет прекрасной, это, может быть, чистая философия. Однажды на репетиции Юрий Мефодьевич сказал, что Вершинин мог бы быть не военным, а поэтом. Он говорит поэтические вещи. О пожаре – дом был весь в огне, какие-то люди бегали, вспомнились нашествия давних дней. Мне кажется, я расшифровал финальный монолог Вершинина. Он говорит Ольге: простите меня, если что не так. Простите меня за Машу… И потом он произносит такие слова: раньше человечество жило войнами, а сегодня войны закончились, их нет. Чему себя посвятить? Человек ищет что-то другое. Главное – Отечество, армия, а семья — на втором плане. Вершинин никогда бы не оставил семью. Рыцарство – это ведь не только шашкой махать, но и прощать какие-то вещи, и извиняться, в чём-то уступать. В этом — интеллигентность и военных.
Мне очень нравится, что мы ставим «Трёх сестёр» именно в классическом стиле, но с современным ощущением сегодняшнего мира. Сыграть Чехова невозможно. И если не получается что-то – это значит, что я внутренне не прожил ту ситуацию, в которую меня поставил автор.
- Почему Маша не даёт Вершинину чаю?
- Когда Маша и Вершинин встретились на улице, он увидел у неё на ресницах снежинку, между ними завязался разговор. И когда Вершинин просит чаю, он уходит от того разговора, а Маша настаивает. Она говорит: «военные – самые порядочные», то есть вы у меня самый красивый, самый любимый. А когда Вершинин говорит: «чаю хочется, полжизни за стакан чаю», это означает – «полжизни за поцелуй».

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Галина Дёмина (Анфиса):

«Мне близки все одинокие старухи»

- Я пятьдесят восемь лет на сцене, у меня столько было спектаклей! Но в Малом театре это моя первая чеховская роль.

Галина Дёмина (Анфиса):
«Мне близки все одинокие старухи»

- Я пятьдесят восемь лет на сцене, у меня столько было спектаклей! Но в Малом театре это моя первая чеховская роль. Юрий Соломин работает очень подробно, отрабатывая каждое слово… Я счастлива, что он взял меня в свой спектакль. Роль эта очень хорошая, потому что сейчас так много одиноких старух… Анфиса говорит: «Когда не смогу работать, каждый скажет: уходи. А куда я пойду?» Мне близки все одинокие старухи. Я теперь из-за этой роли, когда с людьми знакомлюсь, прежде всего спрашиваю, любят ли они своих бабушек и матерей. Потому что очерствел народ. И это очень хорошо показано у Чехова.

- Анфиса – как добрый ангел дома Прозоровых, и когда она уходит, уходит и жизнь, дом становится совсем чужим для сестёр.

- Да, Анфиса их охраняла, она их соединяла. Я даже вот думаю: столы-то недаром большие были, всё решалось за столом. Говорилось обо всех неурядицах, у кого счастье, у кого несчастье. Анфиса ведь вырастила их всех четверых. А потом всё расклеилось. У одной любовь рухнула… Оленька ушла с няней… И Андрей профессором не стал… Всё рухнуло, весь уклад, весь мир. Чехов особенно сочувствует слабым, старикам, вот, например, Фирс в «Вишнёвом саде». Это очень хорошая тема, ведь сильные, энергичные – они и так пробьются. Я считаю, Юрий Мефодьевич правильно говорит, что «Три сестры» – это о самом Чехове. Потому что ему ведь тоже не всегда сладко было, он был очень одинок, и он всё это в пьесу вложил…
Мне трудно играть последнее действие, когда Анфиса хвастается: в гимназии живу, на всём казённом. Чтобы и смешно было, и всё равно жалко! Я все роли про себя проговариваю, ночью продумываю, пропускаю всю роль, текст, что-то находишь…

- Понимает ли Анфиса, что с сёстрами происходит что-то неладное?

- Да, она знает, что Маша мужа не любит. Она всё понимает, старики, знаете ведь, какие наблюдательные!

- Но из какой-то деликатности с ними об этом не говорит.

- Да, она деревенская, а я знаю, в жизни наблюдала, что именно деревенские бывают такие деликатные, интеллигентные… Многим городским это и не снилось. Интересно, как нынешняя молодежь будет принимать наш спектакль.

«Три сестры» в отсутствие страстей

«МАЛЫЙ» ПОСТАВИЛ КЛАССИЧЕСКУЮ ПЬЕСУ НЕ ПРОСТО, А СЛИШКОМ ПРОСТО

Для театрального человека «Три сестры» – синоним принципиально важного этапа в судьбе режиссера.

«Три сестры» в отсутствие страстей

«МАЛЫЙ» ПОСТАВИЛ КЛАССИЧЕСКУЮ ПЬЕСУ НЕ ПРОСТО, А СЛИШКОМ ПРОСТО

Для театрального человека «Три сестры» – синоним принципиально важного этапа в судьбе режиссера. Юрий Соломин впервые в истории Малого театра поставил пьесу так, точно ее вообще ставят впервые. Никаких попыток взбодрить «усталый» текст, читаный и слышанный со сцены многократно (если не считать нескольких выдержек из записных книжек Чехова, прочитанных самим Соломиным «за кадром»), здесь нет.

Под влиянием «Трех сестер» Немировича-Данченко 1940 года (собственная полемика с первыми чеховскими постановками раннего Художественного театра) многие наши нынешние корифеи связали свою судьбу с театром; а Олег Ефремов своих прощальных «Трех сестер» ставил, обожая и почти ненавидя тот спектакль-легенду. Ну а Питер Брук (на сегодня, пожалуй, главный авторитет в театральном мире) признался однажды, что никогда не поставит «Трех сестер», потому что видел совершенную постановку (опять же Немировича).

Реакция мхатовских корифеев на «Трех сестер» Эфроса стала одной из самых трагических страниц в его судьбе. А словосочетание «Три сестры» Някрошюса» (показанные несколько лет назад в Москве) до сих пор моментально раскалывает театралов на ярых противников и горячих поклонников – такого не случалось, наверное, со времен Мейерхольда.

Юрий Соломин в своей постановке никаких парадоксов и новых смыслов не искал (или не нашел). Как принято в Малом, дом Прозоровых выстроен со всеми подробностями: со старыми фотографиями в круглых рамочках, скрипучей лестницей на второй этаж и печкой в синих изразцах – хоть быт эпохи изучай. Два старожила Малого (театра долгожителей) – Галина Демина (няня) и Алексей Кудимович (Ферапонт) – добавляют в эту почти музейную достоверность огромную долю подлинности и теплоты.

Как и положено, хищницаплебейка Наташа (Инна Иванова) отвоевывает у интеллигенции в лице трех сестер жизненное пространство (хотя, если вдуматься, отдать лучшую комнату ребенку – так естественно). Как и положено, душевно мельчает толстеющий Андрей (Александр Клюквин); изнывает от мигрени обделенная мужской любовью Ольга (Алена Охлупина); со всей силой молодости рвется в Москву Ирина (Варвара Андреева), пока инерция жизни не засасывает ее окончательно в провинциальную глушь – все как по писаному.

Такие спектакли – как классический балет, исполненный тысячи раз: все зависит от личности исполнителей и от тех искр, которые возникают (или не возникают) от их взаимодействия. Так, точно заживо похороненная артистичная и взбалмошная Маша (Ольга Пашкова), чье постылое замужество не позволяет даже праздно помечтать о Москве, влюбляется не столько в Вершинина (уж больно посредственного человека играет Александр Ермаков), сколько в саму возможность влюбиться страстно и безнадежно. Так Тузенбах (Глеб Подгородинский) гибнет на дуэли не потому, что его соперник Соленый (Виктор Низовой) стреляет лучше, и не потому, что нелюбовь Ирины лишает смысла его дальнейшую жизнь, а потому, что с самого начала на нем лежит печать обреченности: слишком чистый, слишком восторженный, слишком незащищенный – «они не созданы для мира».

Поисками этих оттенков давно знакомых красок и займется театральный гурман, который видел уже «тридцать три сестры». Там, где другой режиссер захотел бы пройти чуть вперед или свернуть вбок со столбовой дороги «интеллигентных», удобоваримых и предсказуемых чеховских постановок, Юрий Соломин сотоварищи предпочел просто еще раз пройти этот путь от начала до конца.

Ольга ФУКС
«Вечерняя Москва»
http://www.vm.ru/23814/23814foux1.htm

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда?

Yтро.ru

Максим РЕДИН

Юрий Соломин нашел своих «Трех сестер»

Когда я впервые услышал, что в Малом будут ставить «Трех сестер», меня охватило искреннее недоумение, и первый вопрос был: зачем? какая в этом нужда? Кто вообще осмелится ставить эту драму после Ефремова? Премьерный показ спектакля, к счастью, расставил все на свои места и дал ответы на все эти и многие другие вопросы, еще раз подтвердив, что Малый театр жив, полон сил и способен на многое.
Юрий Соломин намеренно отказался от каких-либо авторских интерпретаций пьесы, от привнесения чего бы то ни было чуждого самому ее духу. Режиссер попросту дал в полную силу высказаться самому Чехову, растворился в нем. В чем это выражается? Ну, хотя бы в том, что спектакль начинается и заканчивается отрывками из чеховских дневников в исполнении самого постановщика.
Каждая составляющая спектакля проработана с потрясающей скрупулезностью: сценический рисунок выверен до мельчайшей подробности, на сцене и листопад устраивается, и даже дождь настоящий идет, ну а господа офицеры одеты именно в такую форму, которую носили при Александре III, и т.д. Тысячи подробностей, переходов, ахов, вздохов, мыслей, тем не менее, не разваливают пьесы, а наоборот, будучи проникнутыми авторским поэтическим отношением, которое постановщикам спектакля удалось уловить, создают главное – то особое настроение, без которого чеховский театр вообще немыслим и исключительную важность которого в свое время подчеркивал В.И. Немирович-Данченко.
Соломин при работе над пьесой пошел путем испытанным в этих стенах: от актера. Именно поэтому очень трудно оценивать новую да и вообще любую постановку в Малом театре как какое-то «концептуальное целое». Собственно, о чем спектакль Юрия Соломина? О крушении дома Прозоровых под стихийным натиском жизни – да, о стремлении понять, почему это произошло (знаменитое – «о, если бы знать») – тоже да. Но прежде всего, на мой взгляд, это спектакль о каждой отдельной и неповторимой человеческой судьбе, о человеке. Для этой сцены важны, прежде всего, образы, характеры персонажей. И здесь актеры, которыми театр славится с самого своего основания, как правило, дают богатую пищу для размышления и оценок.
Несомненной актерской удачей спектакля следует признать работу Варвары Андреевой, очень точно передавшей внутреннюю динамику образа Ирины. Ее по-детски восторженное «в Москву!» в первом акте звучит так, что не остается сомнения: сестры преодолеют внутреннюю инерцию и выберутся из гнетущей их обстановки. От действия к действию эта уверенность затухает. Переломным и наиболее ярким эпизодом роли оказывается самый конец второго акта: рыдания Ирины, ее очередное «в Москву», полное надрыва – это уже крик человека, готового вот-вот расстаться с надеждой, но из последних сил хватающегося за нее.
С присущей этому образу сдержанностью и огромным внутренним напряжением играет Ольгу Алена Охлупина. Чувствуется, что ей любое проявление «неделикатности» рвет душу, но противостоять ей она не умеет, не может, не привыкла. Ей легче уйти, скрыть свою подавленность. Гораздо большая эмоциональность и открытость заложена Чеховым в образ Маши, которую играет Ольга Пашкова. Актриса находится, в принципе, на верном пути, однако нужные краски для некоторых моментов роли ей найти еще предстоит: «масло» должно переродиться в «акварель».
Не лишена внутреннего развития и Наташа в исполнении Инны Ивановой. Если в первом действии это обыкновенная провинциалка, конфузящаяся по поводу и без повода, то в конце она предстает живым воплощением всеподавляющей пошлости, от которой хочется скрыться, но которая неотступно преследует несчастных сестер, превращается в подобие ночного кошмара. То, какой представляет Инна Иванова свою героиню в первом действии, вполне объясняет, почему, собственно, Андрей Прозоров (Александр Клюквин) мог попасться к ней на крючок. Чего-то ему не хватало в окружении сестер, какой-то обманчивой простонародной бойкости, за которой, стоило лишь внимательнее приглядеться, оказалась пустота и заурядность.
Образы военных также выстраиваются по принципу противопоставления: восторженному и трогательному Тузебаху (Глеб Подгородинский), благородному, чистому душой Вершинину (Александр Ермаков), очаровательным Федотику (Степан Коршунов) и Родэ (Дмитрий Жулин) приходится мириться с присутствием в своем обществе такого «типа», как Соленый, которого несколько утрированно играет Виктор Низовой. Особенно порадоваться хочется за Глеба Подгородинского. Его актерская судьба складывается на редкость счастливо, он много играет и играет разное – от Бомарше до Горького. От спектакля к спектаклю сценические образы становятся все более наполненными внутренним содержанием, юношеская порывистость сменяется сдержанностью мастера, которая как нельзя более кстати проявилась и в образе Тузенбаха.
Опостылевший муж Маши Кулыгин, каким его представляет Валерий Бабятинский, оказывается интересен такой необычной черточкой, как легкая самоирония: повторяя свои вечные латинские фразочки, он как бы подтрунивает сам над собой. Кулыгин очень хочет хоть чем-нибудь помочь Маше, но это выше его сил. Надо видеть то искреннее сочувствие, которое появляется на его лице, когда он на мгновение становится свидетелем прощания своей жены с Вершининым. И радуется он не тому, что соперник его уехал навсегда, но тому, что это, по его разумению, будет лучше прежде всего для самой Маши.
Есть в новом спектакле три несомненных актерских шедевра – старшее поколение актеров Малого театра дает своеобразный мастер-класс. Доктор Иван Романыч Чебутыкин у Эдуарда Марцевича становится не простым спившимся стариком. Актер наделяет своего героя большой душевной теплотой, неподдельным отцовским чувством по отношению к сестрам. Сколько горя и переживаний можно увидеть в глазах Чебутыкина-Марцевича, когда он возвращается после дуэли и приносит известие о гибели Тузенбаха.
До слез трогательно играет няньку Анфису одна из старейших актрис театра Галина Яковлевна Демина. Несмотря на «низкое» крестьянское происхождение, в ней столько же деликатности и чуткости, сколько и в самих сестрах. Как можно обидеть это божье создание, понять нельзя, и тем сильнее вскипает возмущение зрителя, когда Наташа требует выгнать несчастную няньку из дому. Будто ребенок радуется старая Анфиса, рассказывая, как ей теперь хорошо живется в гимназии с ее ненаглядной Олюшкой.
Полного перевоплощения достигает замечательный Алексей Кудинович, рисуя сочными мазками старика Ферапонта: и походочка шаркающая, и голос осипший, рухлядь, кажется, рухлядью. Вот уж поистине когда убеждаешься: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры.
Оформление спектакля, выполненное Александром Глазуновым по большей части в теплых тонах, вполне созвучно и общему тону спектакля, который я бы также назвал теплым (в отличие, скажем, от холодного тона мхатовской постановки «Трех сестер», признанной в свое время эталоном современного прочтения этой пьесы).
Новый спектакль очень хорошо дает понять, в чем же, собственно, кроется традиционность Малого театра, который частенько упрекают в окаменелости, архаичности. Малый театр, и в этом в очередной раз убеждаешься, глядя «Трех сестер», впитал в себя как губка все лучшее, что было в других театральных школах и направлениях. Именно это обстоятельство позволило, хотя и с большим опозданием, прийти и чеховским пьесам в Малый. Пусть еще многому надо устояться в новом спектакле, но главное – то самое чеховское настроение – режиссер уловил и дал нам почувствовать. Оно захватывает и долго не отпускает не только нас, зрителей, но и самих актеров, выходящих на поклоны со слезами на глазах.
Нынешним спектаклем Юрий Соломин завершил цикл постановок больших пьес Антона Павловича Чехова на сцене своего родного театра, блестяще начатый в 1960 г. Борисом Бабочкиным («Иванов»). Дело теперь за водевилями: «Медведь», «Свадьба» и «Юбилей» уже приняты в Малом к постановке...

Максим РЕДИН, 30 января
Yтро.ru
http://www.utro.ru/articles/2004/01/30/273441.shtml

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Алексей Кудинович:

Убивать должны были Ферапонта

- Да не нужен он никому. И вообще, моё дело – не отвечать на вопросы: «что?», «зачем?», моё дело — оправдывать поступки героя.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Алексей Кудинович:
Убивать должны были Ферапонта

- Какое место в «Трёх сёстрах» занимает Ваш персонаж – сторож земской управы Ферапонт?

- Да не нужен он никому. И вообще, моё дело – не отвечать на вопросы: «что?», «зачем?», моё дело — оправдывать поступки героя. Я для себя рисую, что у них какая-то тесная связь с Анфисой, Анфиса плачет себе в платочек, провожая Ферапонта, даёт ему лишний кусок пирога, вот такая штука может быть… В результате проходит три года, а ему и так уже девяносто с лишним, он же был засланным агентом бонапартистскими войсками ещё, почему он так хорошо помнит пожар восемьсот двенадцатого года. И последние три года ему всё хуже и хуже, и по идее, чего-то там Чехов не доработал, – убивать должны были шальной пулей Ферапонта.

- Как счастливого соперника Солёного, да?

- Да-да-да. И откуда ни возьмись взявшиеся крестьяне носят тело убиенного Ферапонта по сцене. Вот и всё. А чтобы понять, что такое Ферапонт, нужно понять вообще, что же всё-таки написал сам Чехов. Мне кажется, ответ – в двух последних фразах. Во-первых, через всю пьесу проходит, почти у всех персонажей, что бы у них ни спросили, они говорят: «Да всё равно!» И кончается пьеса: «А, всё равно!» А финальная фраза – это Ольга говорит, — что это за фраза? Это фраза приговорённой в руках палача: «Если бы знать, если бы знать…» А он уже точит гильотинку… Всё! Этот меч – время, и его уже не вернуть. Они профукали лучшие годы на то, чтобы: «в Москву, в Москву!», «что будет через двести пятьдесят лет, триста?» Всё без толку! Через восемнадцать лет расстреляют царя-батюшку!

- Может быть, важно то, что все положительные герои у Чехова – интеллигенция…

- Что такое герой и что такое антигерой? Это сообщающиеся сосуды. Другой образ – песочные часы. Перевернули – вот вам герой, вот вам антигерой.

- Т.е., грань почти отсутствует?

- Не то, что отсутствует, – Чехов прямо пишет об этом: «Я по капле выдавливаю из себя раба». Т.е., он, без анестезии, сам из себя… Представляете, какую он операцию над собой делает? Без анестезии, потому что, если бы он выпивал, он бы мог выдавить не то. Значит, он выдавливает из себя по капле раба – героический поступок, герой налицо! Но, с другой стороны, он эту гадость выдавливает кругом и загрязняет окружающую среду! Значит, кто он? Антигерой! Всё! Весь ответ. Точка.

…Помните, у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» – «мечущаяся интеллигенция»? Так вот и здесь, то же самое, – гнилая, прогнившая до мозга костей интеллигенция…

- Но, вместе с тем, они же положительные…

- Кто? Кто сказал – «положительные»? «Положительные» — только потому, что Чехов не уничтожил их сразу в первом акте! Он им даёт четыре акта на реабилитацию – ничего не происходит. Значит – лишние люди, всё.

…Чехов сознательно показывает то, что они безбожники. Они не перекрестились, что папа умер. Ни разу! И в ремарках этого нет. Вот вам, пожалуйста, ответ насчёт этой интеллигенции – нигилисты сплошные! Я вам говорю, нахватался Чехов ото Льва Николаевича, а кто такой Лев Николаевич известно всем — «зеркало русской революции».

- Вы меня разочаровываете в жизни.

- Я разочаровываю?! Господь с вами, наоборот! Самый светлый писатель, оптимист! Читайте Маяковского тогда, «Что такое хорошо и что такое плохо». Он говорит, что нету «хорошо». Т.е., могло бы быть, в идеале. А всё остальное «плохо». Поэтому мы только стремимся к идеалу, лавируя и выкарабкиваясь, как лягушка в молоке. И, кстати, они все это чувствовали прекрасно, что так жить нельзя. Более того, наш нынешний режиссёр сейчас говорит то же самое – так жить нельзя. О чём он говорит? Та же самая проблема – интеллигенция прогнила. Она не прогнила, она просто, как и все остальные классы, мечется и не знает, что ей делать. У нас нет точного ориентира; есть он, но он, опять же, по праздникам церковным — и всё. Вот в этом трагедия.

- Что ж, имей они в конце пьесы ответ на вопрос: «Если бы знать», всё равно бы ничего не изменилось?

- Ничего не изменится! У нас какой вопрос ни задай – всё равно «всё поздно» ответ. «А вот если бы знать…» — «Поздно!». «А давайте мы поставим этот вопрос в первом акте…» — «Поздно!»

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Валерий Бабятинский (Кулыгин):

«Чехов – великий аранжировщик»

Если говорить о тех проблемах и нравственных установках, которые Чехов ставит в «Трех сестрах» и других своих произведениях, то смысл их вечен.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Валерий Бабятинский (Кулыгин):
«Чехов – великий аранжировщик»

Если говорить о тех проблемах и нравственных установках, которые Чехов ставит в «Трех сестрах» и других своих произведениях, то смысл их вечен. 2000 лет назад, по Священному Писанию, Спаситель дал завет. Не прелюбодействуй, не укради, не убий и так далее. Что-то изменилось? Только таблички, вывески, больше ничего. Как грешили, так и грешат, кто-то кается, кто-то нет… Мне кажется, что, ставя сегодня Чехова, совершенно незачем думать о его «современном звучании». Вся классика современна, потому что она – на века, на длинную дистанцию, это не спринтерская, а стайерская позиция. Эти проблемы стоят перед рядом поколений – тех, которые ездили на извозчиках, которые осваивали конку, которые ездили в первых, еще дровами отапливаемых вагонах, которые сейчас на скоростных дорогах. И мне кажется, что современность должна заключаться в глубине проникновения в проблемы. Не в штучках-дрючках, не в финтифлюшках всяких: «А мы будем играть Чехова в современных костюмах! И я приду с плеером, пальцы веером, говорочек такой сделаю блатной!» Не в этом суть.
Иные говорят, что Чехов скучный. Это правда, скучный. Тогда, когда люди не исповедуют его идеологию, его религию. Тогда он малопонятен, не обаятелен, и проваливаются его пьесы, тоску наводят на зал. А если актеры зажигаются не сюжетом, а идеей, тогда возникает этот внутренний огонь чеховский, он неяркий, латентный, скрытый.
У меня за спиной и «Дядя Ваня», и «Вишневый сад», а сейчас «Три сестры»… Вы заметили, что у Чехова в пьесах нет счастливых людей? Нигде. А ведь он говорит о счастливой жизни, которая будет когда-то. В «Трех сестрах» у каждого полыхает душа. Здесь нет ни одного персонажа, которого не задела бы какая-то серьезная жизненная проблема. Но, когда мы читали четвертый акт, я сказал: у меня впечатление удивительно светлое. Это свойство интеллигентных людей: никогда не сдаваться и не предавать свою идею, религию. Так шли в лагеря российские интеллигенты, так погиб мальчик в Чечне, которого мучили, зверски убили за то, что он не хотел предать веру. Чехов говорит не о масках, а о душе, о подлинном. Он же врач, он же очень хорошо знает, что внутри у нас – ощутимо – никакой души нет, ее нельзя взвесить, потрогать руками, но есть нечто, что уходит из этого любимого тобой тела, и вдруг не с кем общаться, и мы начинаем рыдать, плакать… Несмотря на то, что он общается с душой, у него, как у врача, который знает, как мы устроены, некий не то чтобы скепсис, а вот такая улыбка, как у Джоконды. Первый раз я вообще не понял «Джоконду» а потом, через некоторое время снова к ней пришел… И однажды она меня к себе потянула, и я испытал ужас. Не радость, а ужас перед этой улыбкой существа, знающего нечто, что тебе никогда не будет доступно. Мне кажется, у Чехова есть этакая улыбка, снимающая лишний пафос, мишуру, помпезность, фальшь… Он слегка ироничен, и в этом его изюминка. И заметьте, что Островского, при всей невероятной мощности его таланта, нечасто ставят за рубежом, а Чехов пользуется признанием человечества. Он, с одной стороны, сложен, а с другой – очень прост для понимания и японца, и китайца, и новозеландца, и британца, и американца, и француза. Конечно, приоритет все-таки принадлежит русским. Но это уже связано с русским менталитетом, а таковой был и у Чехова.

- Образ Кулыгина производит двойственное впечатление. Сначала он напоминает «человека в футляре» (ограниченность, заботы о приличиях и нафталине), а в финале так добр и благороден…

- Вы говорите, он ограниченный. Но он приехал не из Парижа, не из Стокгольма, не из Лондона. Я не знаю, бывал ли он в Москве или Петербурге. Он живет в глухомани. Холодно, комары, скука. Я не думаю, что он из очень обеспеченной семьи. Подозреваю, что он вырвался из бедной среды, отвоевал свое место под солнцем. Да, он цитирует директора. А почему не допустить, что директор действительно достоин уважения? И что дурного в том, что Кулыгин ему подражает и стремится к своему росту? Плох тот солдат, который не хочет быть генералом. Скажите, пожалуйста, кого он обидел? Никого. Кому он сделал плохо? Никому. Он сделал кому-нибудь хорошо? Бесконечное количество раз. О нем говорят: сначала думали, что самый умный, а оказался самый добрый. Скажите, пожалуйста, а кто думал, что он самый умный? Все вокруг. Значит, были приведены в заблуждение достаточно интеллигентные, тонкие и талантливые люди. Тогда возникает вопрос: заблуждение ли это. Я думаю, что он умным и остался, но просто скучно. У них с Машей большая разница в возрасте, почти двадцать лет, это существенно. А напитаться какими-то новостями, чтобы увлекать все время молодую душу, ему неоткуда.
Ну, значит, самый добрый. Но это огромное качество – доброта. Вся христианская религия на этом строится: возлюби ближнего, как самого себя. Скажите: а кто из нас готов на такое самопожертвование, на которое пошел Кулыгин? Он прекрасно понимает, что ему изменяют. И говорит: не напомню ни единым словом, ни намеком. Он, безусловно, сочувствует Маше. Чтобы простить человека, надо его понять. Значит, он понял ее, понял, что ею движет. Девчонка, семь лет живут, нет детей… Монотонность жизни стала Машу тяготить. Откуда знают Ирина и Ольга, что происходит в семье? Со слов Маши. А что Маша говорит? Приходит муж домой, скучно, одно и то же рассказывает про латынь, про учеников… Вот офицеры бывали там, сям, они поют песни… А Кулыгин — человек другого характера, у него другой строй речи, умение всегда себя сдерживать. У военных – иная жизнь. Денис Давыдов шампанское на козырьке у окна пил, стрелялся. А он не имеет права на такую жизнь. На него смотрят гимназисты. Это человек достаточной внутренней культуры, принципов. Но для молодой женщины он менее ярок, менее привлекателен.
И что плохого в словах Кулыгина про нафталин? Он прагматик, практичный человек, все видит, хозяин в доме, все на его плечах. Я не знаю, чем занимается Маша, кроме того, что стонет. Даже на фортепьяно давно не играет. А на нем — хозяйство. Что лучше нафталина придумало человечество? Есть теперь какие-то спреи, но они, как выясняется, вредны для здоровья. А нафталин лежит себе в бабушкиных сундуках. Мне даже нравится его запах…
Почему сестры не едут в Москву? Если вы фаталист, то прекрасно знаете, что, сколько бы вы ни выстраивали свою судьбу, она вас треснет там, где предусмотрено Господом Богом. А что может сделать эта бедная девочка Ирина, у которой жизнь выбивает почву из-под ног? Она уже готова с нелюбимым лечь в постель, а в это время ее опять Чехов в роли Господа Бога бабахает по голове и стреляет в Тузенбаха. А что может сделать Ольга, превращающаяся в синий чулок, гимназическую даму, начальницу, если ее не берут замуж? Что может сделать Маша, если она обвенчана? Сопротивляются они? До какой-то степени – да. Разве Маша не сопротивляется тем, что идет навстречу Вершинину? Разве Ирина не сопротивляется? Она говорит: выйду замуж за Тузенбаха, только бы вырваться! Но дело в том, мне кажется, что здесь «В Москву, в Москву!» – это не «В Париж, в Париж!» Это ведь — на родину. Вот как евреи едут в Израиль, многие там никогда и не были, а все равно говорят – родина, земля обетованная. Это чувство родной земли, своих корней. Мать там умерла. Москва – это детство. Им там было хорошо, там их любили, там они любили. А здесь одни невзгоды, и они хотят обратно, в родное гнездо.
Чехов – фокусник, иллюзионист, очень тонкий, изысканно ироничный. Кулыгин говорит: «Тринадцать за столом!» Это расхожая примета, как черная кошка, которая переходит дорогу. А за столом сидят кто – Вольтер, Дидро? Обыватели, обычные люди. Они знают, что это неприятная примета. Кулыгин находит выход, чтобы разрядить обстановку. Он понимает, что сейчас именины, и не надо их омрачать. И он превращает это в шутку. Но у Чехова нет случайностей в пьесах. Когда Ирина говорит – «И мы уедем», то часы разбиваются. «Вдребезги» – говорит Чебутыкин. А если знать пьесу, то о чем идет разговор у Чехова со зрителем? Не поедете вы в Москву. Если Чайковский великий мелодист, то Чехов – аранжировщик. Разбитые часы, лопнувшая струна… Мне кажется, он пытается нам подсказать, как ставить пьесы.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Эдуард Марцевич (Чебутыкин):

«Три сестры красивы, как душа Чехова»

Три сестры, наверное, и не могли уехать.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Эдуард Марцевич (Чебутыкин):
«Три сестры красивы, как душа Чехова»

Три сестры, наверное, и не могли уехать. Так уж получилось, что жизнь разломала этот дом, эту семью. Последние слова Ольги – «если бы знать» — говорят о том, что непонятно, как всё произошло. Такая красивая, счастливая семья вдруг перестала существовать. Туда ворвалась эта Наташа и навела свой порядок, который не соответствовал их интеллигентности, определённой жизненной эстетике, пониманию жизни. Наташа принесла грубые привычки, которые, наверное, шли от её воспитания.
А почему так случилось? Ну почему у меня так складывается жизнь, у другого иначе? Есть масса причин, и внешних, и внутренних, и даже генетических. Мечты порой не соответствуют жизни, и возникают драмы, трагедии. Первый акт – светлый, красивый, солнечный, с роялем, песнями, застольем… Гости, фотографии, цветы… И третий акт – полное крушение дома Прозоровых.
— Но ведь сёстры даже не пытались противостоять Наташе!
— Вы знаете, есть такое понятие – врождённая интеллигентность. Не та интеллигентность, которая от знаний, а генетическая. В русском обществе до революции были какие-то особые взаимоотношения. Но в данной ситуации Чехов, наверное, больше писал о своих болях, а он был очень тонкий, нежный человек, и его сломала любовь к Книппер-Чеховой. Так и Прозоровы — удивительно интеллигентная семья, красивая, как душа Чехова. И вот врывается эта грубая жизнь, невоспитанная, с другого боку, идущая где-то в стороне, но она ворвалась, и поэтому прекрасный дом разрушился.
Наверное, у каждого человека в старости появляется своя философия жизни. Пройдя огромный путь, очень многое начинаешь понимать разумом. Мои сыновья сегодня такие эмоциональные, а мне хочется им сказать: поживите сперва, говорить будете потом. Фраза Чебутыкина: «Я ничего не знаю» — это фраза Сократа. С годами приходит мудрость. Во всём этом ансамбле жизненных страстей, происходящих на сцене, есть человек, который смотрит на всё «со стороны». Он всё видит, но его уже многое не трогает. Через всю пьесу проходят его фразы: «не всё ли равно!», «Впрочем, всё равно»…
Почему Чебутыкин равнодушно относится к предстоящей дуэли Солёного и Тузенбаха? Юрий Мефодьевич предложил следующее. Мой персонаж не верит, что эта дуэль может кончиться смертью. Ну, вспылили, но они же друзья… Если принять такую трактовку, то убийство становится неожиданным. Это последний и самый трагичный аккорд пьесы. А не то что Чебутыкин злодей, который ревнует Ирину к Тузенбаху, потому что был влюблён в её маму, а Ирина напоминает маму, а Тузенбах должен увезти Ирину на кирпичный завод, и Чебутыкин останется один.
- У многих возникает версия, что Ирина – дочь Чебутыкина.
- У меня тоже. Меня как актёра это греет. Чебутыкин, конечно, однолюб. «Жениться я не успел, потому что безумно любил твою матушку… Я любил покойницу маму». В этом есть что-то интимное, объединяющее Чебутыкина и Ирину. И потому возникает особое отношение к Ирине.
Мне кажется, каждая чеховская пьеса написана про него самого, про его ощущение жизни, взаимоотношения с миром, понимание людей. Три сестры – как три стороны души автора, я разделяю с Юрием Мефодьевичем Соломиным эту точку зрения. Такое, знаете, нежное-нежное прикосновение ко всему, создающее впечатление утончённости, природной интеллигентности и, казалось бы, бездейственности. Но на самом деле это не так. Думающий человек делает жизнь. Не зря некоторые страны «скупают мозги». И потому они богаты. Нет, мне кажется, думать, понимать, чувствовать – это немало. Что касается персонажей отрицательных… Тот, кто приходит с топором и рубит направо-налево, делает всё по-своему, не вызывает никакой симпатии. Но я не могу назвать их отрицательными. Наташа – просто другого воспитания человек. Ворвалась не в свою среду, села не в свои сани и выгнала всех остальных, сани забрала себе и помчалась. Пустила всех по миру… Не зря же Чебутыкин говорит Андрею: «Надень шапку, возьми в руки палку, и уходи без оглядки… И чем дальше уйдёшь, тем лучше!» Какой путь от начала пьесы, где я говорю: «Наталья Ивановна, и вам женишка желаю!», то есть дарю этого прекрасного мальчика Андрюшу, который на скрипке играет…
…Вот мне понравилось, как сказал знаменитый футболист Пеле, выступая на российском телевидении: «Что такое богатство? Есть две категории богатства. Есть люди богатые деньгами, но ведь их с собой не унесёшь «туда». А есть люди, которые накапливают жизнь духовную, жизнь красивую, ласку, радость, свет, цветы… Вот это они унесут в Вечность». И действительно, Чехов говорил, что такие люди являются путеводными звёздами для человечества… Не так много этих нежных, тонких людей, но именно они движут жизнь. Во всех чеховских произведениях главное – отгадать его душу. Смотрите, сколько лет прошло, скоро будет столетие со дня его смерти, а как человечество увлечено Чеховым! Чехов и Достоевский… Их любят и ставят везде. Чехов по-прежнему остаётся огромной загадкой, его считают родоначальником театра абсурда. Не Беккета, не Ионеско, а именно Чехова. Вот моя роль, с одной стороны, абракадабра, а с другой – тут определённая логика есть. И жизнь такова. Представляешь её так, а всё наоборот. И Чехов это каким-то чутьём схватил. Возьмите Льва Николаевича: у него всё просто, ясно, назидательно, с этаким указующим перстом… У Достоевского, конечно, космос. То, что он написал, он, наверное, слышал свыше, как Моцарт, Пушкин или Нострадамус. И у Чехова, мне кажется, тоже есть что-то, снизошедшее на него.
- Почему Чебутыкин всё время читает газеты?
- Мне кажется, он просто прикрывается, он не читает их. Юрий Мефодьевич сказал: «Он может сидеть и держать газету вверх ногами, делая вид, что читает». Просто Чебутыкину хочется быть здесь, быть рядом… «Ирина Сергеевна, пожалуйте сюда, я без вас не могу». Он всё время приходит, восемь месяцев не платит за квартиру, но дарит дорогой серебряный самовар…
- Что его гложет, когда он говорит: «О, если бы не существовать!»?
- Чебутыкина гложет бессмыслица жизни. Помню, мне говорили: «Вообще, жизнь – странная штука. С точки зрения галактики, где мы сейчас живём, она проходит в три секунды. А с точки зрения Вселенной – звук мгновенно лопнувшего мыльного пузыря». Потому Чебутыкин и говорит: «Ничего я не знаю, и никто ничего не знает. Вот вы сидите тут и ничего не видите, а у Наташи романчик с Протопоповым». У него огромная боль за этого бедного Андрюшу… Чебутыкин тонкий, нежный человек, который всю жизнь посвятил любимой женщине, и в её детях он видит отражение матери…

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Клюквин (Андрей): «Страдающая душа богаче сытой»

Почему сестры не уехали в Москву? Это судьба: и обстоятельства, и они сами, и то, что им было предписано.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Александр Клюквин (Андрей): «Страдающая душа богаче сытой»

Почему сестры не уехали в Москву? Это судьба: и обстоятельства, и они сами, и то, что им было предписано. Тут можно вообще уйти в мистику. Кто-то не хотел, чтобы они уехали. Кому-то надо было, чтобы они остались, увидели смерть Тузенбаха. Может быть, не уехали, потому что слишком много говорили и мало делали. Не уехали, потому что Чехову надо было оставить их в провинции. Надо было разбить их жизнь от начала и до конца.
Я думаю, что причина поступков всех чеховских героев, конечно же, внутри. Вовне — это слишком просто. Например: стихийное бедствие, разлилась река, вот они и не уехали. Но зачем об этом писать?
Чехов исследует не внешние обстоятельства, а внутренние движения души. Мне кажется, из внешних обстоятельств в «Трех сестрах» только одно сильное проявление – это дуэль, смерть Тузенбаха. Все остальное – внутренние переживания, метания, внутреннее разрушение героев, внутреннее разрушение семьи. Почему они не уехали? Семья рухнула, некому уезжать. В первом акте была семья — сестры и Андрей. Они могли уехать. А во втором акте уже уезжать некому, нет семьи. Поэтому и не уехали. Все это называется одним словом: судьба.
Чеховский интеллигент, как идеал, недостижим. Никто не может про себя сказать: я сыграл чеховского интеллигента. Никто. Ни один актер, какой бы гениальный он ни был. Для того, чтобы сыграть чеховского интеллигента, надо быть Антоном Павловичем лично. Я не уверен, что мы все понимаем чеховского интеллигента так, как понимал его Чехов. Он им был, для него это было привычно. Для меня привычно ходить на двух ногах, я же не пишу трактатов по этому поводу. А для него было привычно быть интеллигентом. Его можно понимать по-разному… Насколько ты вырос, настолько ты понимаешь, что такое чеховский интеллигент. Недостижимая цель, недостижимое ощущение. К нему можно стремиться, ему можно подражать, учиться, но стать им нельзя.
Почему Чехову более симпатичны слабые и безвольные? Чехов – человек русский, а на Руси всегда любили сирых и убогих. Это нам всегда мешало и сейчас мешает. Мы очень любим тех, кто мало делает и не умеет работать. А переживать надо не за них, по большому счету, а за тех, кто умеет работать, кто может вытащить Россию. Слабые и безвольные Россию не вытащат, они такими и останутся, сочувствуем мы им или нет. Потому что даже если им дать гору золота, они ничего с ним сделать не смогут. Я не к тому, что не надо им давать денег и не надо за них переживать – надо. Но не надо возводить это в свою жизненную программу и в позицию. Не надо строить на этом идеи России и идеи жизни нашей.
А потом, Чехов – душевед, исследует души, он в этом деле мастер. И все тончайшие переплетения, которые есть в человеческой душе, особенно страдающей, очень интересны. Потому что страдающая душа гораздо богаче души сытой, той, которая находится в благополучном состоянии и идет к успеху. Я понимаю, что это немножко противоречит тому, что я сказал до этого. Но в данном случае я говорю о душе, а там я говорил о помощи, о жалости и о приоритетном отношении к кому-то.
Тут, в этой пьесе, я думаю, у каждого по кусочку от Антона Павловича. Да и вообще, во всех пьесах Чехова, во всем, что он написал, в каждом персонаже, даже если это собака или пьяный прохожий, есть часть Чехова. И если взять все, что он написал, это и будет Антон Павлович. Здесь то же самое. Значит, Андрей – это какая-то часть Антона Павловича, какая-то из его сторон. Для того, чтобы понять Чехова, надо понять Андрея вкупе со всеми остальными персонажами. Андрей совершает поступки, которые разрушают семью, вольно или невольно. Он разрушает взаимоотношения с сестрами, и, в конечном счете, это приводит к тому, что семья рушится полностью. Значит, Чехов был в чем-то перед кем-то виноват. Что-то такое у него в жизни было, и он захотел этим, может, исповедоваться.
Я не скажу, что во всем защищаю и оправдываю Андрея, но я могу его понимать и сочувствовать ему. Он слабый человек, не дай Бог мне про себя такое когда-нибудь сказать. Его сломили обстоятельства, может быть, собственная неподготовленность к жизни, может быть, неумение ее понять, отсутствие силы. Он рос в семье, где были три девочки, и отец, мне кажется, воспитывал его наравне со всеми тремя девочками. Может быть, это была ошибка отца. Отец не хотел, чтобы он стал офицером, хотел, чтобы он стал профессором… Неизвестно, с кого Чехов писал эту семью и вообще, была ли она. Я могу только предполагать. А в чем я могу его оправдать? Любовь все оправдывает. Он был влюблен… Но я не уверен, что это любовь с Наташей, это, скорее, всего, страсть, потому что очень уж быстро она прошла. А из страсти люди идут на любые поступки. Можно их оправдывать или нет, но они по-другому не могут.
Андрей не любит конфликтов. У него нет конфликтов нигде в пьесе. Единственный момент, когда он приходит к сестрам «защищать Наташу», но и то, после того, как он все сказал, что ему велела сказать Наташа, кается и просит прощения: не верьте мне. Он старается не попадать в конфликты, но если уж попал, то максимально осторожно хочет из этого конфликта выйти, если не удается, делает так, как ему говорят более сильные люди. А Наташа – сильная. Наташа – человек умный в семейном плане, опытный. У нее есть очень много рычагов давления. Это и тело, и совместная жизнь, и дети, и деньги, и то, что он кругом виноват: выпивает, играл, заложил дом. «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Где-то у него увяз коготок, и не было сил даже выдернуть этот коготок. Все, он весь увяз, пропал. Он виноват перед всеми: перед женой, перед детьми, перед сестрами. А интеллигентный человек свою вину переживает очень остро, гораздо острее, чем вину других людей против него.
У Андрея иногда возникает желание выбраться из этого, вырваться, но сил не хватает, не получается. Он, конечно, сознает, что что-то не так. Может быть, даже говорит себе, что не так, называет вещи своими именами, но выбраться не может. Пытается, но сил не хватает. Если у него не достало сил, чтобы коготок вытянуть, то уж самого себя вытащить – он же не Мюнхгаузен, чтобы за волосы из болота…
Есть противоречие в словах Андрея о Наташе: с одной стороны «шаршавое животное», с другой стороны – «люблю ее». Он, как интеллигентный человек, должен любить женщину, с которой живет. Такая странная обратная зависимость: если я на ней женат, значит, я ее люблю. Это вывихнутая зависимость, она сродни комплексу, от которого просто так отмахнуться нельзя, иначе придется себе сознаться в том, что ты вообще ноль. Андрей весь соткан из противоречий, самый противоречивый персонаж в этой пьесе. Он разрушенный почти с самого начала. У всех есть цельные, определенные характеры. И только Андрей меняется в каждом акте, он в каждом акте иной. И потом, когда он говорит с Чебутыкиным про «шаршавое животное», «за что и почему я ее люблю», то добавляет: «или, по крайней мере, любил». Как слабый человек, он тут же открывает себе путь к отходу.
Во втором действии Андрей еще пытается выбраться. Я здесь еще усматриваю борьбу некоторую, хотя, конечно, какая тут борьба? Это сродни непротивления злу насилием. Он по-другому не умеет, но он еще хочет что-то изменить, по крайней мере, мечтает что-то изменить. А в третьем действии, на пожаре, он понимает, что изменить ничего уже нельзя. Уже даже мечтаний нет. И в четвертом акте Андрей об этом вообще больше не говорит. Человек гаснет постепенно, видимо, такова стезя каждого слабого человека… В последнем действии мой герой говорит о будущем от отчаяния, понимая, что у него нет будущего. Он это знает, он это прочувствовал, он это за несколько лет прожил. Это последняя надежда, последний лучик, который мелькает, взгляд на солнце утопающего… Начинается все со слов «Все будет хорошо» и кончается, когда человек тонет и говорит: «Как я хочу, чтобы все было хорошо».

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Варвара Андреева (Ирина): «Если бы знать, чего хочешь от жизни…»

Почему три сестры не уехали в Москву? Я думаю, это главный вопрос пьесы.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Варвара Андреева (Ирина):
«Если бы знать, чего хочешь от жизни…»

Почему три сестры не уехали в Москву? Я думаю, это главный вопрос пьесы. Ирина, моя героиня, мучается им. Она с самого начала полна надежд, мечтаний о другой, лучшей жизни, и все эти надежды связаны с отъездом в Москву. В первом акте это светлая, абсолютная уверенность: мы приедем в Москве, брат станет профессором… Для меня с Москвой связано все: надежды на работу, на любимого человека. И чем дальше разворачивается действие пьесы, тем меньше остается веры, надежды… В третьем акте я уже понимаю, что мы никогда не уедем в Москву, и значит, ничего не свершится. И выхожу за нелюбимого…
Так часто бывает: ждёшь, что наступит другая жизнь, а пока варишься в этой. А потом оказывается, что мы в этой так и остаемся. И в чем проблема – вовне или внутри человека? Конечно, внутри. Я думаю, что это беда и страдание всех чеховских героев. Почему, например, Иванов не хочет начать все заново? Почему не хочет изменить взгляд на жизнь? Наверное, это боль и самого Чехова отчасти. Герои «Трех сестер» не сумели себя перебороть, совершить поступок. Все оказывается только на словах. Почему наша интеллигенция хороша только в разговорах на кухне?
Что такое чеховский герой? Это неуверенный в себе человек, скованный, сомневающийся, что сделать и как поступить. Только Наташа знает четко, чего она хочет. А мы оказываемся слабее, не можем что-то преодолеть. Почему слабые люди выглядят привлекательнее? Это нам так близко, мне кажется. Это русская интеллигенция. Хорошо бы, конечно, всегда точно знать, чего ты в жизни хочешь, уметь добиваться своих целей, но происходит не совсем так. Или совсем не так. Все хотели счастья, а не получается. Федотик, Роде, Соленый, Тузенбах – все влюблены в Ирину, но она никому не может ответить взаимностью, сердце не лежит. И с Тузенбахом она не была бы счастлива…
Мы говорили о том, почему мою героиню всегда называют Ириной, никогда уменьшительным именем. Но это современный взгляд на вещи… Это сейчас было бы странно, если бы мне говорили: Варвара. Ольга – тоже не Оля, а Ольга. Я думаю, что это, прежде всего, связано с культурой, отношениями того времени. А Машу, наверное, Чехов особенно любил, потому и называет так тепло: не Марией, а Машей. А вообще, к женщинам в то время было принято обращаться по полному имени…
Я не думаю, что Ирину можно назвать холодной. Она испытывает ужасный дискомфорт, когда ей признаются в любви, а она не может ответить взаимностью. Мне кажется, если бы она была равнодушна, то ничего бы не ждала, ничего не хотела от жизни. Она же хочет любить. Я не хочу ее играть как человека, изначально неспособного любить. Тогда играть нечего. Здесь, мне кажется, нужно играть девушку, полную надежд на жизнь, на любовь, и вдруг разрыв, земля уходит из-под ног. Ничего не остается.
Тузенбах говорит, что они встречаются с Ириной пять лет, видятся каждый день. Он ежедневно приходит к ней, провожает ее с работы домой, усталую. Иногда она может голову ему на плечо положить… А это уже другое. Ирина примеривается к Тузенбаху, но что-то там внутри не то.
И еще я думаю о самоедстве чеховских героев. Может быть, Ирина и любит, но «странною любовью». У Маши любовь случается, она захлестывает, как волна, и Маша с этим ничего не может поделать. А у Ирины чувство приходит как-то по-другому. Кулыгин говорит, что у нее характер мягче, чем у Маши. Может быть, если они видятся с Тузенбахом пять лет, она начинает что-то чувствовать. Только думает, что настоящая любовь какая-то другая, вот как у Маши. Но ведь у всех людей все по-разному. Один страстный, другой таит чувства в себе… Она всегда недовольна собой, это ее самоедство.
Все чеховские пьесы заканчиваются мыслью: надо жить. Неудачная жизнь, но надо жить. И в «Дяде Ване» так. В «Трех сестрах» все удачно складывается только у Наташи. Может быть, нерешительные люди симпатичны Чехову, потому что он сам был такой. Я читала переписку Чехова с женщинами, которые его очень любили. С Ликой Мизиновой, Еленой Шавровой. Ах, как они его любили, и как же он бегал от их любви! Так что, ему можно задать тот же вопрос, что и Ирине: может быть, он был неспособен любить? Но потом, чего он только не прощал своей жене… Т.е., мне кажется, что неуверенность и самоедство исходят от самого Чехова. Он был человек мягкий, сомневающийся, колеблющийся… Таковы и его герои.

«ТРИ СЕСТРЫ» ПОСЕЛИЛИСЬ В МАЛОМ ТЕАТРЕ

«СТАРОМОДНЫЕ ПОНЯТИЯ» ЧЕСТИ И ДОЛГА СТАЛИ ГЛАВНЫМИ В ЧЕХОВСКОМ СПЕКТАКЛЕ ЮРИЯ СОЛОМИНА.

И снова, в который раз, теперь уже на сцене Малого театра играют семейную драму о трех сестрах, мечтавших попасть в Москву, да так и не доехавших до нее.

«ТРИ СЕСТРЫ» ПОСЕЛИЛИСЬ В МАЛОМ ТЕАТРЕ

«СТАРОМОДНЫЕ ПОНЯТИЯ» ЧЕСТИ И ДОЛГА СТАЛИ ГЛАВНЫМИ В ЧЕХОВСКОМ СПЕКТАКЛЕ ЮРИЯ СОЛОМИНА.

И снова, в который раз, теперь уже на сцене Малого театра играют семейную драму о трех сестрах, мечтавших попасть в Москву, да так и не доехавших до нее. Эта история, описанная Чеховым, настолько известна всем, что, кажется, ничего нового открыть в ней нельзя, но театры с удивительным упорством продолжают ставить ее, желая доказать зрителям, что дело тут не столько в сюжете, сколько в правде жизни и интересных образах, оживающих на подмостках. Юрий Соломин долго шел к своим «Трем сестрам», понимая, что для этого нужен ансамбль единомышленников, так же, как и он, чувствующих природу автора, в простых вещах открывающего смысл бытия. Изучая пьесу, Соломин сделал неожиданное открытие: ведь история семьи Прозоровых неразрывно связана с историей дома, который оставил в наследство своим дочерям и сыну генерал Прозоров, умерший год назад, как раз в именины Ирины. Следовательно, дом такое же «действующее лицо», как и люди, живущие в нем, - он может радоваться, грустить, скучать вместе с ними. Одним словом, Соломин вместе с художником Александром Глазуновым создали нечто вроде кинопавильона с множеством комнат, лестницами, настоящей мебелью, старинными фотографиями на стенах. Такие декорации «строили» при Станиславском в Художественном театре, но потом о них забыли, и теперь они смотрятся в новинку. В спектакле Соломина также большое значение имеют времена года: весна, зима, осень, которые влияют на настроение героев. Так, в первом действии все комнаты залиты ярким, весенним солнцем, никому не хочется хмуриться, тем более плакать. Поэтому в годовщину смерти генерала все вспоминают о нем с грустной улыбкой и поскорее хотят сесть за стол и поздравить Ирину с именинами. Присутствующие с удовольствием шутят по поводу влюбленных Андрея (Александр Клюквин) и Наташи (Инна Иванова), совсем не предполагая, что очень скоро она установит в доме свои порядки, выживет из него сестер, а мужа, мечтающего стать профессором, превратит в няньку. Во втором действии спектакля вместе с зимними заморозками в дом начинает проникать холодок отчуждения и пасмурности. Ирина (Варвара Андреева), вернувшись с телеграфа, жалуется на головную боль и несносную работу. А возникший роман между Машей (Ольга Пашкова) и полковником Вершининым (Александр Ермаков) по характеру напоминает зимние сумерки, когда хочется говорить шепотом или молчать. Эта взаимосвязь человека с природой позволила режиссеру представить чеховских персонажей во всей полноте их существования. И не случайно в финале спектакля три сестры, одиноко стоящие среди осеннего сада, напоминают птиц, отставших от стаи. Не раз повторяющая в спектакле фраза: «В Москву, в Москву!» - это всего лишь мечта, которой не суждено сбыться, потому что долг и ответственность перед другими людьми берут верх. Ольга (Алена Охлупина), став начальницей в гимназии, понимает: теперь ей Москвы не видать как собственных ушей. Ирина тоже отказывается от своей мечты, так как ее ждут в сельской школе, куда она должна была ехать вместе с Тузенбахом. А Маша, связанная невыносимым браком с Кулыгиным, на минуточку вообразив себя рядом с Вершининым, тоже понимает, что это - несбыточная мечта, поскольку ее возлюбленный - человек долга и никогда не покинет свою жену и маленьких дочерей. Тема чести и долга становится определяющей в спектакле Соломина. Глядя на стеснительного, вечно сомневающегося Тузенбаха в исполнении Глеба Подгородинского, никогда не подумаешь, что он способен вызвать на дуэль Соленого. Но он это делает, защищая честь свою и невесты, и погибает. Нередко чеховских героинь упрекают в излишней мягкотелости, не понимая, как они могли допустить, чтобы мещанка Наташа отобрала у них дом их отца. Но ведь для Чехова женский идеал - это прежде всего хрупкость, нежность и жертвенность. Таким его видит и Соломин. Видимо, поэтому он не мог позволить каких-то скабрезностей в интимных сценах Маши и Вершинина. Да, быть может, он - идеалист, старомодный человек, но ему хочется хотя бы на сцене сохранить возвышенные отношения между мужчиной и женщиной. Честно говоря, мне хотелось, чтобы Ермаков, играющий Вершишина, был не только честным и прямым, но и человеком с тонким строем души, иначе за что же тогда его полюбила умная Маша. Мне хотелось бы, чтобы Соленый в исполнении Виктора Низового не был бы уж столь тупым, чтобы не понимать самому, как он «достал» всех своими плоскими умозаключениями, а действительно страдал от своего одиночества. Обычно мы сопереживаем тем героям, у которых есть своя судьба, биография, «сочиненная» исполнителями. К сожалению, этого нет у исполнителей Вершинина и Соленого. Зато как интересно трактует Валерий Бабятинский своего Кулыгина. Этот учитель гимназии не только любящий муж, но и своего рода провинциальный оракул, делающий вид, что он простак, но на самом деле отлично разбирающийся в людях. Как правило, доктора Чебутыкина изображали милым, безобидным старикашкой. Эдуард Марцевич играет не только одинокую старость, но трагедию несостоявшейся личности, мечтающего только об одном: выйти в отставку и поселиться рядом с сестрами... Но мы-то знаем, что и этой мечте не суждено сбыться. Того прежнего дома Прозоровых больше нет, он остался в прошлом и... в памяти зрителей, благодарных театру за то, что он интерпретировал Чехова как гуманного, мужественного и правдивого автора, без которого немыслимо театральное искусство.

Лебедина Любовь.

Труд №012 за 23.01.2004 КУЛЬТУРА

http://www.trud.ru/005_Ptn/200401230120603_.html

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Ольга Пашкова (Маша): «Островский – это масляные краски, а Чехов — акварель»

Почти со всеми обстоятельствами можно бороться.

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Ольга Пашкова (Маша):
«Островский – это масляные краски, а Чехов — акварель»

Почти со всеми обстоятельствами можно бороться. Но героев Чехова не назовешь сильными людьми, во всяком случае, сестер Прозоровых… Они очень похожи на него самого. По-моему, Юрий Мефодьевич совершенно справедливо говорил, что три сестры – это Чехов. И мне кажется, эта пьеса – для Чехова программная. В ней очень много вопросов, попыток разобраться в смысле жизни вообще. И монологи Вершинина, Тузенбаха, которые поначалу кажутся многословными, – это не пустые мечты, не иллюзии, а попытка Чехова помочь человеку найти свою веру. Не ту слепую веру, которую предлагает Церковь, а идею, ради чего человек живёт.
В «Трёх сёстрах» Чехов пытается ответить на вопрос, почему не бывает абсолютного счастья. Но и без веры в счастье жить невозможно. Маша говорит: «Человек должен быть верующим или искать веры». Речь идёт о вере в самого себя, в смысл своего существования. Как мне, например, жить без веры в то, что мой ребёнок будет счастлив?
Чехов прожил непростую жизнь, и отношения со многими людьми у него были довольно сложными… Потому что он тоже был слабым и неагрессивным. Ведь каждый автор пишет о том, что знает, понимает, пишет о таких людях, как он сам. Все препятствия можно преодолеть – с позиции человека действия. Вот, например, современные люди, приехавшие из провинции – говорю не в обиду им. Люди, которым жизнь не подарила так много, как нам. У нас изначально есть возможность получить хорошее образование, существует поток информации, который, хотим мы того или нет, внедряется в наше сознание. Мы перенасыщены общением, а они голодные и готовы на очень многое, и у них гораздо больше сил, чем у нас. А три сестры попали в провинцию с непровинциальными установками. Характеры у них непробивные…
Вообще, во многих пьесах Чехова смысл финальных монологов сводится к следующему: нужно работать и верить в будущее. Это обращение, это мольба, желание быть так или иначе услышанным той самой интеллигенцией, которая, в принципе, способна изменить мир к лучшему, но в силу своей бездейственности и вялости ничего не делает… Работать – значит не давать душе лениться. И мне кажется, призыв к труду надо понимать именно так.
Безусловно, мне интересно играть Островского с его характерами, языком, колоритом, масляными красками, а здесь, скорее, акварель. Это разная музыка, разные стили, жанры, хотя и там и там может быть написано «драма» или «комедия». Но это не значит, что для разных авторов нужны разные артисты. Если, например, Островский — школа, то Чехов – университет. У него всё тоньше, и эти тонкие чувства, филигранные мысли надо суметь так же громко и доступно донести до зрителя. Чехова играть сложнее. Может быть, он скорее для кино, для крупных планов.
Я с трудом говорю о своей героине, боюсь препарировать образ. Мне же ещё играть, мне всё это рождать! Но вот, например, Машу часто обвиняют в резкости. А мне вспоминается фраза из пьесы Чехова «Леший». Хрущов говорит Орловскому, этакому мягкому добряку, который всех призывает к согласию: «Слишком много добродушных людей на земле. Добродушны они оттого, что равнодушны». Маша никому не причиняет зла, но она не хочет подавлять своих чувств, мириться с обстоятельствами. Она лучше уйдёт от людей, которые её возмущают. И это тоже вызов, это жест, это как веское слово. Мне, например, Машина позиция очень нравится. Мы так часто вынуждены идти на компромиссы! Конечно, хотелось бы ни от кого и ни от чего не зависеть. И если бы Маша всегда поступала именно так, как хочет, то давно бы ушла от мужа. Но муж добрый, и Маше, в силу природной деликатности, тяжело обидеть доброго человека. И всё-таки Маша Чехову очень симпатична, он любил неравнодушных людей. Все мы зависим от каких-то обстоятельств. Но люди, обладающие внутренней свободой, всегда привлекательны.

В Малом театре впервые поставлены «Три сестры» А.П.Чехова

Эпиграфом к спектаклю стали строки из записных книжек драматурга, которые читает Юрий Соломин, постановщик спектакля.

В Малом театре впервые поставлены «Три сестры» А.П.Чехова

Эпиграфом к спектаклю стали строки из записных книжек драматурга, которые читает Юрий Соломин, постановщик спектакля. Художественный руководитель Малого полагает, что «Дом Островского» уже давно стал и Домом Чехова. Произведениям двух великих писателей не тесно на сцене старейшего русского театра. На генеральной репетиции побывала наш корреспондент Наталия Тагунова.

ТАГУНОВА: Нет, дорогой Антон Павлович, вот уже 21 век на дворе, а мы так и не узнали, зачем мы живем, страдаем и мучаемся. Счастье и мир, о котором вы так мечтали, так и не наступают на Земле. Но из ваших мечтаний сбывается лишь то, что мы поминаем добрым словом вас, ваших героев и продолжаем учиться у них мудрости и терпению.

Постановщик спектакля «Три сестры», народный артист СССР Юрий Соломин.

СОЛОМИН: Я давно говорил, что в Малом театре шли все пьесы Чехова, и даже его одноактная пьеса еще до того, как он стал писать большие. В Малом театре Бабочкиным был поставлен «Иванов», затем был «Вишневый сад» в постановке Ильинского, который идет и по сегодняшний день, и мы его держим именно в этой постановке. Остались «Три сестры» - пожалуй, самая трудная пьеса . Это все говорят , и он сам говорит об этом. Во-первых, это пьеса о любви, не состоявшейся почти у всех действующих лиц. Второе, это пьеса о средней интеллигенции и армии, учителях, потому что две сестры - учительницы Кулыгин, муж одной из сестер, тоже учитель гимназии, и очень много военных. Их неустроенность, она была и тогда. И нет-нет, до об этом возникает речь. О благородстве одних и неблагородстве других. И самое главное, что такое: «В Москву, в Москву...» - говорят сестры на протяжении 4-х актов. Они ведь с самого начала говорят: «А мы ведь уезжаем». Что это такое? Интеллигенция хочет вырваться , тяжело жить в провинции. Хотя та провинция и сегодняшняя провинция во многом отличаются, но во многом очень похожи. А для меня лично, читая все письма Чехова, кое-какую литературу, где он через письмо, через раз, а то и каждый пишет: «Так хочется приехать в Москву. Я думаю, что приеду 8 октября». Или: «Дорогие мои, я очень волнуюсь, в конце октября буду в Москве. Так хочется быть в Москве». Нет письма, где он бы он не говорил об этом. Для меня это чеховское «хочу приехать в Москву» является доминантной фразой. Мне кажется, что он это вложил «Трем сестрам».


Не секрет, что чем больше ставят Чехова, тем сложнее становится он для актеров и даже для зрителей.

Народный артист России Валерий Бабятинский в «Дяде Ване» играет профессора Серебрякова, в «Вишневом саде» Гаева, а в трех сестрах Кулыгина.

БАБЯТИНСКИЙ: Кулыгин, как мы его определяем, - человек добрый, со своими нюансами, странностями, со своими задачами в жизни. При этом он достаточно комичный, достаточно веселый. Потом, он педагог, учитель. И вот я лично на это ставку делаю. Может быть, на взгляд обывателя, он тряпка, а мне кажется, что это идет от очень большого сердца, достаточно высокого ума и такта человеческого.

Итак, сегодня в Малом театре - премьера «Трех сестер» А.П.Чехова в постановке Юрия Соломина.

«Радиокомпания Маяк»
2004/23/01 | 11:56
http://www.radiomayak.ru/culture/04/01/23/27421.html

Премьера. «Три сестры» А.П.Чехов.

Алена Охлупина (Ольга): «Мы не умеем сделать последний шаг»

- Чехов мне очень близок.

Алена Охлупина (Ольга): «Мы не умеем сделать последний шаг»

- Чехов мне очень близок. У него нет ярко выписанных характеров, как у Островского, поэтому нужно вносить очень много личностного. В пьесах Чехова – напряженное внутреннее существование, внутренние подтексты, акценты, которые проявляются во взглядах, жестах, в каких-то намеках, нюансах. И мне это понятно, потому что я сама так существую. Я редко бываю способна на внешние выплески, какие-то реакции рождаются во мне, и я их оставляю внутри. Для меня Чехов близок тем, что он не заставляет своих героев сразу же бурно реагировать на сказанное кем-то. Человек это воспринимает, проживает и оставляет в себе. Эпизод с Наташей и нянькой – очень важный. Это о людях, которые не умеют сопротивляться... Ольга попыталась, задохнулась, возненавидела себя за свои слезы, а потом взяла няню за руку и ушла. Сестры просто не считают возможным ответить кому-то на хамство его же хамством.

- Но уже стало общим местом, что чеховские герои друг друга не слушают и не слышат.

- Да нет, Ольга прекрасно все слышит и видит, но не способна ответить на грубость в том же тоне. А вообще, вопрос, почему они так и не уехали в Москву, это вопрос ко всем нам, живущим в России. Многие из нас, как и сестры, не способны на последний шаг. Они не смогли спуститься с лестницы, открыть дверь, выйти и купить билет. Они не смогли противостоять Наташе. На этом строится, к сожалению, наша жизнь. Так было и будет всегда.

- Трудно ли современному человеку понять чеховских героев изнутри?

- Такие люди, как сестры, есть и сейчас. Конечно, жизнь стала динамичнее. Но все равно остались такие люди, которые говорят: я не понимаю, как это – зарабатывать деньги, я не умею… И я отвечаю (хотя сама не умею): сейчас другие ритмы, надо делать портфолио, «продавать себя» в кино. Так время призывает. Но мы все равно мечтаем о том, чтобы нас оставили на секундочку в покое, мы бы посидели, пофилософствовали, подумали, потому что это у нас в крови. И все эти разговоры останутся на нашей кухне, а как только потребуется последний шаг, его не произойдет. Потому что такова русская природа… Хотя мне безумно нравится нынешнее молодое поколение. Смотрю и завидую: сколько у них энергии, а я третий год не могу заставить себя сделать фотографии и куда-нибудь их отнести.

- Как вы видите место своей героини в пьесе? Событий в ее жизни меньше, чем у остальных героев…

- Такие люди нужны, их очень много. Так судьба распорядилась, что моя жизнь в чем-то похожа на Ольгину, и я с этим смирилась. Есть люди, на которых мы накидываем все свои проблемы, рассказываем им все, призываем их помочь, при этом ни разу не спросив – а у тебя-то как дела? Никто на протяжении всей пьесы не спрашивает у Ольги – у тебя-то все в порядке? Что у тебя происходит, что тебя волнует? Всегда мы в жизни выбираем такого персонажа, в которого накидываем, накидываем все свои беды, обиды – а потом, когда человек уже не выдерживает, мы удивляемся. У меня приблизительно такая же жизнь, я не жалуюсь, отношусь к этому философски, спокойно, понимаю, что кто-то же должен держать людей вокруг себя. А как иначе? Честно говоря, она мне очень близка, поэтому я ее во всем понимаю.
Почему сестры так мечтают о Москве? Москва для них – это не конкретный город. Москва для них – это мама, Нескучный сад, куда они ходили гулять, это Басманная улица, осень, листья шуршат под ногами, бульвары, няни… Москва – место, где можно было спрятаться за чье-то плечо. Это детство. У меня так жизнь сложилась, что не за кого спрятаться. Очень хочется, а ты не имеешь права и не можешь поплакать. На твоем плече все плачут, ты должен всех поддерживать. И в какой-то момент ты тоже можешь «дать трещину»… А в Москве было так хорошо, и кажется, вот мы приедем, и все будет так же хорошо…

- Почему Ольга, которая создана для семейной жизни, не вышла замуж?

- Мама умерла, когда ей было семнадцать лет. И она на себя взяла ответственность за маленьких сестер, она была старшей в доме. Папа сказал: «Мамы нет, теперь ты старшая». И был упущен момент, когда женщина созрела для любви… И потом осталась только надежда в глазах, потом испуг, а потом глаза стали затухать… И она уже чувствует иронию по отношению к этой ситуации.
Я думаю, они не то чтобы боятся ехать в Москву… Но очень сложно сделать какой-то шаг, когда ты выходишь и захлопываешь дверь. Мы все страдаем оттого, что не делаем этих шагов. Боимся потерять то, что уже есть, а там может этого не быть… Эта инертность многих погубила… Многие не изведали, что такое настоящая любовь, а она может быть, только если ты совершаешь поступок. Не все на него готовы. Но их нельзя винить – они родились здесь, в России, так сложилось, такая здесь атмосфера, природа так распорядилась. Понимаете, мы очень много говорим, и ничего не происходит, а с нами все равно делают все, что хотят. И не надо винить никого, кроме самих себя. Про что пьеса, если сказать в двух словах? Застрелили человека, все об этом знали и никто ничего не сделал, никто ничего не предпринял… Ведь это шаг, который можно было предотвратить.

- Финальные слова Ольги звучат оптимистично: «Милые сестры, жизнь наша еще не кончена!»

- Мне сегодня кажется, что это не какие-то высокие слова. Мне кажется, здесь просто идет речь о том, что в мире за все существует воздаяние. И если сделать что-то хорошее, то пускай не мы, не я, но будущие поколения будут счастливы… Да и не надо мне ничего! Ольга – человек жертвенный, как и другая моя героиня, Маша в «Чайке». Я обратила внимание на то, что там упоминается: Маша ходила к Нине Заречной, просила ее повидаться с Костей. Только бы ему было хорошо, только бы с ним ничего не случилось! Потому что любовь – это когда боль человека, которого ты любишь, воспринимаешь как свою. Поэтому Ольга боль сестер воспринимает как свою, и все ее собственные проблемы отходят на задний план. Ей ничего не нужно. Но это оптимизм не в чистом виде, а через боль. Это надо прожить, выдохнуть и сказать: надо сделать так, чтобы будущим поколениям было хорошо. Через преодоление. Это не призыв к светлому будущему, это простая мысль: пусть от меня сейчас ничего не останется, но потом моим детям будет хорошо…

Премьера – 16 января 2004 г.

А.П.Чехов

ТРИ СЕСТРЫ

Драма в четырех действиях

Спектакль идет с одним антрактом

Премьера – 16 января 2004 г.

А.П.Чехов

ТРИ СЕСТРЫ
Драма в четырех действиях
Спектакль идет с одним антрактом

Прозоров Андрей Сергеевич
- заслуженный артист России А.В.Клюквин

Наталья Ивановна, его невеста, потом жена
- И.В.Иванова

Ольга
- заслуженная артистка России А.И.Охлупина

Маша
- заслуженная артистка России О.Л.Пашкова

Ирина
- В.В.Андреева

Кулыгин Федор Ильич, учитель гимназии, муж Маши
- народный артист России В.К.Бабятинский

Вершинин Александр Игнатьевич, подполковник, батарейный командир
- народный артист России А.Ю.Ермаков

Тузенбах Николай Львович, барон, поручик
- Г.В.Подгородинский
- А.Е.Фаддеев

Соленый Василий Васильевич, штабс-капитан
- В.А.Низовой

Чебутыкин Иван Романович, военный доктор
- народный артист России Э.Е.Марцевич

Федотик Алексей Петрович, подпоручик
- С.А.Коршунов

Родэ Владимир Карлович, подпоручик
- Д.А.Жулин

Ферапонт, сторож из земской управы, старик
- заслуженный артист России А.С.Кудинович

Анфиса, нянька, старуха 80 лет
- народная артистка России Г.Я.Демина

Горничная в доме Прозоровых
- Л.С.Анникеева

Солдат
- А.Т.Манке


Действие происходит в губернском городе.

Режиссер-постановщик – народный артист СССР лауреат Государственных премий Ю.М.СОЛОМИН
Художник – заслуженный работник культуры России А.К.ГЛАЗУНОВ
Композитор – заслуженный деятель искусств России Г.Я.ГОБЕРНИК
Режиссер – В.Е.ФЕДОРОВ
Помощники режиссера – заслуженный работник культуры России В.М.Егоров, Г.И.Маркина
Художник по свету – заслуженный работник культуры России Дамир Исмагилов
Монтажно-декорационные работы под руководством заслуженного работника культуры России С.А.Азриели
Мебель, реквизит — Е.Г.Борисова, И.Л.Романова
Грим — Т.Н.Горшкова, заслуженный работник культуры России О.Н.Ремнева
Костюмы — Л.С.Пасюта, Н.Г.Штарева
Звукорежиссер — заслуженный работник культуры России А.П.Казарин
Ведущий звукооператор — В.И.Лебедева
Ведущие светооператоры — Г.Г.Лазуткина, П.А.Гордеев, А.А.Николаев
Служба электросветотехнического оборудования — А.Я.Иванисов
Служба электронного оборудования — Е.А.Иосифов
Моделирование костюмов,головных уборов и обуви под руководством заслуженного работника культуры России Т.Г.Коноваловой, Е.И.Евстратовой, заслуженного работника культуры России Е.Г.Шапиро, Б.Ф.Николаева
Столярно-декорационные работы — А.Н.Кошелев, А.С.Виноградов
заслуженный работник культуры России Б.Ф.Корнев
Изготовление металлических конструкций под руководством — Д.А.Борисенкова, В.Ю.Ряховского
Изготовление бутафории и реквизита под руководством — С.Г.Романова
Живописно-декорационные работы под руководством – В.Д.Вистинецкой
Изготовление мягких декораций под руководством — Н.С.Шабановой
Заведующий производственными мастерскими — А.А.Карабанов
Руководство художественно-постановочной частью — заслуженный работник культуры России В.Е.Барабашкин

Продолжительность спектакля 3 часа

Москва увидит «Трех сестер» Юрия Соломина

16 января на сцене Малого театра произойдет событие, которое при любом результате будет вписано в историю театра: Юрий Соломин представит на суд публики свою версию «Трех сестер» Чехова.

Москва увидит «Трех сестер» Юрия Соломина

16 января на сцене Малого театра произойдет событие, которое при любом результате будет вписано в историю театра: Юрий Соломин представит на суд публики свою версию «Трех сестер» Чехова. Это последняя из крупных чеховских пьес, которая еще не шла на этой сцене.
Не сразу пришел Малый театр к Чехову: многие корифеи театра — даже сама Мария Ермолова — отвергали сценические возможности его пьес. Это досадное недоразумение устранил лишь Борис Бабочкин, поставив в 1960 г. пьесу «Иванов». Через двадцать с лишним лет, в 1982 г., в Малом сыграли «Вишневый сад» в постановке Игоря Ильинского, потом были «Дядя Ваня», «Чайка», снова «Иванов». Все эти спектакли (кроме «Иванова», поставленного Виталием Соломиным) театр сохраняет в своем репертуаре. Для Юрия Соломина «Три сестры» — это не первое обращение к Чехову: постановка «Чайки» осуществлялась под его общим художественным руководством. В новом спектакле заняты актеры разных поколений: Охлупина, Пашкова, Андреева, Подгородинский, Жулин, Иванова, Клюквин, Ермаков, Марцевич. Художник-постановщик спектакля — Александр Глазунов, участвовавший в создании таких спектаклей, как «Волки и овцы», «Бешеные деньги», «Чайка» и другие. Музыкальное оформление выполнил Григорий Гоберник.
Премьерные спектакли состоятся 16, 23 и 30 января. Билеты можно приобрести в Web-кассе театра, а также в обычных кассах, которые работают в будни с 12:00 до 19:00, в выходные с 10:00 до 18:30.

Yтро.ru
http://www.utro.ru/news/2004/01/15/268420.shtml