28.02.2006
Подробнее
МЫ УВИДИМ ЗНАМЕНИТЫЙ МАЛЫЙ ТЕАТР!
МЫ УВИДИМ ЗНАМЕНИТЫЙ МАЛЫЙ ТЕАТР!
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
МЫ УВИДИМ ЗНАМЕНИТЫЙ МАЛЫЙ ТЕАТР!
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
Интерес публики к искусству Малого театра вот уже сколько времени остается исключительно высоким. Его репертуар по-прежнему составляют произведения русской и зарубежной классики, а в основе лежат, конечно же, пьесы А.Н.Островского.
Сегодня Малый театр возглавляют художественный руководитель — народный артист СССР Ю.М.Соломин и генеральный директор — народный артист СССР В. И. Коршунов. В труппе — много известнейших и любимых публикой артистов. Некоторых из них мы увидим в спектакле «Волки и овцы», рассказывающем старую, как мир, историю о том, как одним суждено быть тихими и кроткими, как овечки, а другим — хищными и опасными, как волки. Но случается, что и матерый хищник попадает впросак.
Актеры играют замечательно, особенно народная артистка России Людмила Полякова, исполнительница главной роли — помещицы Мурзавецкой, «особы, имеющей большую силу в губернии»: она и Кабаниха, и Салтычиха, и Васса Железнова, а в общем-то, «человеческая женщина», узнаваемая, уставшая тянуть лямку и ладить с людьми. Зрители вспомнят и ее прекрасные кинороли: несчастную, многодетную, ни в чем не повинную Демчиху, повешенную фашистами вместе с партизанами («Восхождение», 1976), и одну из последних, эпизодических, но заметных ролей — Собачиху в «Бумере», фильме-призере целого ряда кинофестивалей.
В роли молодой и глупой вдовы, помещицы Купавиной, на владенья которой положил глаз не один жених, — Евгения Глушенко, которую мы хорошо помним по фильму Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино»...
Во втором спектакле гостей, «Правда — хорошо, а счастье — лучше», этой веселой и мудрой истории о способности людей быть счастливыми, в ролях молодых героев мы увидим Глеба Подгородинского и Ирину Леонову, которая свои первые шаги на сцене сделала в студии Русского театра. (В настоящее время роль Поликсены в спектакле исполняет Ольга Жевакина. — М.Р.)
«Выходя с премьеры «Правда — хорошо, а счастье — лучше», хочется сказать, что это «просто старый Малый театр», — писала о спектакле критика. — Как на старой картине после работы художника-реставратора вдруг оживают краски, то, что было покрыто копотью времени, оказывается ярким, живым, дышащим. Так, обновляя традицию «Островского в Малом театре», режиссер Сергей Женовач возвращает ей дыхание живого театра».
Скоро нам в этом предстоит убедиться.
«Молодежь Эстонии», 24.02.2006
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
Интерес публики к искусству Малого театра вот уже сколько времени остается исключительно высоким. Его репертуар по-прежнему составляют произведения русской и зарубежной классики, а в основе лежат, конечно же, пьесы А.Н.Островского.
Сегодня Малый театр возглавляют художественный руководитель — народный артист СССР Ю.М.Соломин и генеральный директор — народный артист СССР В. И. Коршунов. В труппе — много известнейших и любимых публикой артистов. Некоторых из них мы увидим в спектакле «Волки и овцы», рассказывающем старую, как мир, историю о том, как одним суждено быть тихими и кроткими, как овечки, а другим — хищными и опасными, как волки. Но случается, что и матерый хищник попадает впросак.
Актеры играют замечательно, особенно народная артистка России Людмила Полякова, исполнительница главной роли — помещицы Мурзавецкой, «особы, имеющей большую силу в губернии»: она и Кабаниха, и Салтычиха, и Васса Железнова, а в общем-то, «человеческая женщина», узнаваемая, уставшая тянуть лямку и ладить с людьми. Зрители вспомнят и ее прекрасные кинороли: несчастную, многодетную, ни в чем не повинную Демчиху, повешенную фашистами вместе с партизанами («Восхождение», 1976), и одну из последних, эпизодических, но заметных ролей — Собачиху в «Бумере», фильме-призере целого ряда кинофестивалей.
В роли молодой и глупой вдовы, помещицы Купавиной, на владенья которой положил глаз не один жених, — Евгения Глушенко, которую мы хорошо помним по фильму Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино»...
Во втором спектакле гостей, «Правда — хорошо, а счастье — лучше», этой веселой и мудрой истории о способности людей быть счастливыми, в ролях молодых героев мы увидим Глеба Подгородинского и Ирину Леонову, которая свои первые шаги на сцене сделала в студии Русского театра. (В настоящее время роль Поликсены в спектакле исполняет Ольга Жевакина. — М.Р.)
«Выходя с премьеры «Правда — хорошо, а счастье — лучше», хочется сказать, что это «просто старый Малый театр», — писала о спектакле критика. — Как на старой картине после работы художника-реставратора вдруг оживают краски, то, что было покрыто копотью времени, оказывается ярким, живым, дышащим. Так, обновляя традицию «Островского в Малом театре», режиссер Сергей Женовач возвращает ей дыхание живого театра».
Скоро нам в этом предстоит убедиться.
«Молодежь Эстонии», 24.02.2006
22.02.2006
Подробнее
ВРАЧ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
ВРАЧ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет...
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет...
ВРАЧ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет. «Горе от ума», «Правда — хорошо, а счастье лучше» — его рук дело. «Мнимый больной» — третья и, может статься, на некоторое время — последняя его работа. У Женовача появилось свое собственное театральное дело, Студия театрального искусства, сложившаяся из выпускников его курса в ГИТИСе, со знаменитыми уже на всю Москву спектаклями — «Мальчиками» по нескольким главам «Братьев Карамазовых», «Мариенбадом» по Шолом-Алейхему, «Поздней любовью» Островского. В определенном смысле — по доверию к искусству актера, по уверенному предпочтению классическому репертуару и высокой словесности, Студию Женовача можно было бы признать Студией Малого театра, по аналогии с многочисленными студиями МХТ (четыре «случилось» еще при Станиславском с Немировичем, Пятая была основана Романом Козаком на исходе 80-х, при Ефремове, Шестой назвали недавно нынешнюю магистратуру для американских актеров, которые по полгода учатся в Москве и играют затем несколько спектаклей, порой — весьма недурных).
Но вернемся к нашему «Больному» и к Женовачу в Малом. В самые лютые морозы — переполненный зал, на окошке кассы — объявление, что все билеты проданы. Публика — по преимуществу, новая, которая успела уже привыкнуть к тому, что театр проходит по разряду дорогих удовольствий. Какой-то умный человек с рыночным мышлением рассудил верно: если публика готова платить по полторы тысячи за дурную антрепризу, почему бы ей не заплатить примерно столько же за хороший спектакль в театральной академии?! При равных ценах предпочтение будет отдано продукции лучшего качества.
Другое дело, что значит «лучший»? Поход на «Мнимого больного» по времени совпало с публикацией результатов очередного опроса фонда «Общественное мнение», который на сей раз занялся изучением отношения народонаселения к юмору на российском ТВ. И — пинок под зад всем ревнителям высокого и прекрасного: качество юмора на нашем ТВ устраивает 58% россиян, а самым популярным артистом на юмористическом фронте признали Евгения Петросяна (35%!). 40% россиян смотрят юмористические программы часто, еще 18% делают это постоянно. 47% считает лучшей программой «Кривое зеркало», а 40% — «Аншлаг»...
«Мнимый больной» — вот это важно — в данном случае вступил в схватку «за смешное» на том самом юмористическом поле, которое пахано-перепахано нашими телеюмористами и театральной антрепризой: антреприза ведь смеется чаще и больше над телесным низом, и при том «специализируется» на комедиях, правда, чаще — на переводных, итальянских да французских. А «Мнимый больной» — самая что ни на есть комедия. Старинная, конечно, и можно было вообразить, что за несколько веков нещадной эксплуатации, — несколько подрастерявшая свой комический задор. Но — нет. «Мнимый больной» — и тут Малый снова выходит на равный бой с коммерческой антрепризой и устраивающем большинство россиян телевизионным юмором: шутки Мольера недалеко еще ушли от задорных и оттого несколько грубоватых средневековых французских фарсов, юмор которых концентрировался в тех же самых областях, что и юмор наших сегодняшних записных юмористов. В споре «равных» выигрывает Малый. «Мнимый больной» — продукт конкурентноспособный.
Следующий вопрос: хорошо ли это, обойти на этом самом повороте Евгения Петросяна?
Очень! Невероятно хорошо!
Горшки с ярко и крупно выраженным содержимым бесконечно промываемого желудка Аргана носят туда-сюда, сам он только о клистирах и говорит, но — парадокс: в исполнении Василия Бочкарева, выдающегося актера Малого театра, вообще — театра русского, нет ни малейшей пошлости. Он говорит про «низ», и думает его герой об одном только лечении, а как-то все это выходит у него так ловко, что, как говорится, не придерешься. Какая-то даже изысканность — во всем, в сценической раме (художник Александр Боровский), в костюмах Оксаны Ярмольник, в выразительном свете (художник по свету — Дамир Исмагилов), то напрочь скрывающемся с глаз долой, поскольку Аргану белый свет не мил, то вдруг заливающим всю сцену — просторную залу дома мнимого больного — ярким солнечным светом. Жизнь хороша! Вот только жить Аргану — нехорошо.
Юмор Женовача и Бочкарева — чрезвычайно разнообразен. От незатейливой насмешки над французским характером героев (явившись на сцену в начале второго акта, Арган прихватывает с собой традиционный французский багет, который тут же и принимается уплетать за обе щеки, — ведь именно таков в русском представлении расхожий образ среднего парижанина). И — веселящих до колик «припрыжек» Аргана, с которыми он устремляется за сцену в минуты особенной активности своего пищеварительного тракта. До — неожиданного, но радующего многих внешнего сходства героя Бочкарева с Вахмуркой, персонажем чехословацкого телесериала о приключениях бодрого Гржимека с меланхоличным и раздумчивым Вахмуркой... И — очевидных театральных параллелей: игра Аргана, придуманная его братом и служанкой Туанеттой (Людмила Титова), дабы изобличить неискренность нынешней его жены (Евгения Глушенко) очевидно рифмуется с «Мышеловкой» в «Гамлете», только у Шекспира театр необходим заглавному герою, чтобы получить доказательства вины Клавдия и усугубить трагическое действо, а тут — лишь как шаг к счастливой развязке. Вот это самое соседство высокого и низкого, гомерически смешного и светло-печального, неизменного, в каждый момент сценического времени, — оно-то и создает обаяние спектакля Женовача. Какие-то трагические сквозняки, вдруг доносящиеся из распахнутых настежь дверей, или — снова вдруг! — какой-то меланхолический свет, не позволяют забыть о скоротечности жизни, которую попусту тратит Арган. А есть ли варианты? Бог весть... Эта печаль «со стороны», залетающая незвано — нежданно извне роднит «Мнимого больного» с лучшими спектаклями Стрелера, который как никто умел сочетать неразрывными узами безмятежное веселье детства человечества с нашей всезнающей меланхолией.
Еще, разумеется, приключения мнимого больного, а особенно — сентенции здравомыслящего брата Аргана Беральда в исполнении Александра Клюквина могут сойти за комментарии «на полях» социальной реформы господина Зурабова. Ведь что говорит многомудрый Беральд? «Люди умирают не от болезней, а от лекарств», «Обращаться к врачам могут только люди с могучим здоровьем, у которых есть силы выносить и болезнь и лекарства». И всячески отрицает необходимость медицины, а равно и пользы ее для выздоровления.
Григорий Заславский
05.02.2006
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет. «Горе от ума», «Правда — хорошо, а счастье лучше» — его рук дело. «Мнимый больной» — третья и, может статься, на некоторое время — последняя его работа. У Женовача появилось свое собственное театральное дело, Студия театрального искусства, сложившаяся из выпускников его курса в ГИТИСе, со знаменитыми уже на всю Москву спектаклями — «Мальчиками» по нескольким главам «Братьев Карамазовых», «Мариенбадом» по Шолом-Алейхему, «Поздней любовью» Островского. В определенном смысле — по доверию к искусству актера, по уверенному предпочтению классическому репертуару и высокой словесности, Студию Женовача можно было бы признать Студией Малого театра, по аналогии с многочисленными студиями МХТ (четыре «случилось» еще при Станиславском с Немировичем, Пятая была основана Романом Козаком на исходе 80-х, при Ефремове, Шестой назвали недавно нынешнюю магистратуру для американских актеров, которые по полгода учатся в Москве и играют затем несколько спектаклей, порой — весьма недурных).
Но вернемся к нашему «Больному» и к Женовачу в Малом. В самые лютые морозы — переполненный зал, на окошке кассы — объявление, что все билеты проданы. Публика — по преимуществу, новая, которая успела уже привыкнуть к тому, что театр проходит по разряду дорогих удовольствий. Какой-то умный человек с рыночным мышлением рассудил верно: если публика готова платить по полторы тысячи за дурную антрепризу, почему бы ей не заплатить примерно столько же за хороший спектакль в театральной академии?! При равных ценах предпочтение будет отдано продукции лучшего качества.
Другое дело, что значит «лучший»? Поход на «Мнимого больного» по времени совпало с публикацией результатов очередного опроса фонда «Общественное мнение», который на сей раз занялся изучением отношения народонаселения к юмору на российском ТВ. И — пинок под зад всем ревнителям высокого и прекрасного: качество юмора на нашем ТВ устраивает 58% россиян, а самым популярным артистом на юмористическом фронте признали Евгения Петросяна (35%!). 40% россиян смотрят юмористические программы часто, еще 18% делают это постоянно. 47% считает лучшей программой «Кривое зеркало», а 40% — «Аншлаг»...
«Мнимый больной» — вот это важно — в данном случае вступил в схватку «за смешное» на том самом юмористическом поле, которое пахано-перепахано нашими телеюмористами и театральной антрепризой: антреприза ведь смеется чаще и больше над телесным низом, и при том «специализируется» на комедиях, правда, чаще — на переводных, итальянских да французских. А «Мнимый больной» — самая что ни на есть комедия. Старинная, конечно, и можно было вообразить, что за несколько веков нещадной эксплуатации, — несколько подрастерявшая свой комический задор. Но — нет. «Мнимый больной» — и тут Малый снова выходит на равный бой с коммерческой антрепризой и устраивающем большинство россиян телевизионным юмором: шутки Мольера недалеко еще ушли от задорных и оттого несколько грубоватых средневековых французских фарсов, юмор которых концентрировался в тех же самых областях, что и юмор наших сегодняшних записных юмористов. В споре «равных» выигрывает Малый. «Мнимый больной» — продукт конкурентноспособный.
Следующий вопрос: хорошо ли это, обойти на этом самом повороте Евгения Петросяна?
Очень! Невероятно хорошо!
Горшки с ярко и крупно выраженным содержимым бесконечно промываемого желудка Аргана носят туда-сюда, сам он только о клистирах и говорит, но — парадокс: в исполнении Василия Бочкарева, выдающегося актера Малого театра, вообще — театра русского, нет ни малейшей пошлости. Он говорит про «низ», и думает его герой об одном только лечении, а как-то все это выходит у него так ловко, что, как говорится, не придерешься. Какая-то даже изысканность — во всем, в сценической раме (художник Александр Боровский), в костюмах Оксаны Ярмольник, в выразительном свете (художник по свету — Дамир Исмагилов), то напрочь скрывающемся с глаз долой, поскольку Аргану белый свет не мил, то вдруг заливающим всю сцену — просторную залу дома мнимого больного — ярким солнечным светом. Жизнь хороша! Вот только жить Аргану — нехорошо.
Юмор Женовача и Бочкарева — чрезвычайно разнообразен. От незатейливой насмешки над французским характером героев (явившись на сцену в начале второго акта, Арган прихватывает с собой традиционный французский багет, который тут же и принимается уплетать за обе щеки, — ведь именно таков в русском представлении расхожий образ среднего парижанина). И — веселящих до колик «припрыжек» Аргана, с которыми он устремляется за сцену в минуты особенной активности своего пищеварительного тракта. До — неожиданного, но радующего многих внешнего сходства героя Бочкарева с Вахмуркой, персонажем чехословацкого телесериала о приключениях бодрого Гржимека с меланхоличным и раздумчивым Вахмуркой... И — очевидных театральных параллелей: игра Аргана, придуманная его братом и служанкой Туанеттой (Людмила Титова), дабы изобличить неискренность нынешней его жены (Евгения Глушенко) очевидно рифмуется с «Мышеловкой» в «Гамлете», только у Шекспира театр необходим заглавному герою, чтобы получить доказательства вины Клавдия и усугубить трагическое действо, а тут — лишь как шаг к счастливой развязке. Вот это самое соседство высокого и низкого, гомерически смешного и светло-печального, неизменного, в каждый момент сценического времени, — оно-то и создает обаяние спектакля Женовача. Какие-то трагические сквозняки, вдруг доносящиеся из распахнутых настежь дверей, или — снова вдруг! — какой-то меланхолический свет, не позволяют забыть о скоротечности жизни, которую попусту тратит Арган. А есть ли варианты? Бог весть... Эта печаль «со стороны», залетающая незвано — нежданно извне роднит «Мнимого больного» с лучшими спектаклями Стрелера, который как никто умел сочетать неразрывными узами безмятежное веселье детства человечества с нашей всезнающей меланхолией.
Еще, разумеется, приключения мнимого больного, а особенно — сентенции здравомыслящего брата Аргана Беральда в исполнении Александра Клюквина могут сойти за комментарии «на полях» социальной реформы господина Зурабова. Ведь что говорит многомудрый Беральд? «Люди умирают не от болезней, а от лекарств», «Обращаться к врачам могут только люди с могучим здоровьем, у которых есть силы выносить и болезнь и лекарства». И всячески отрицает необходимость медицины, а равно и пользы ее для выздоровления.
Григорий Заславский
05.02.2006
14.02.2006
Подробнее
БЛАГОДАРЕНИЕ ФАРСУ
БЛАГОДАРЕНИЕ ФАРСУ
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюбиво и ведут ее последовательно.
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюбиво и ведут ее последовательно.
БЛАГОДАРЕНИЕ ФАРСУ
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюби¬во и ведут ее последовательно.
Человек в халате сидит у камина в любимом кресле. Человеку хорошо. Человека зовут Арган, его играет Василий Иванович Бочкарев. Дальше мы будем писать «Арган», подразумевая: Арган дефис Бочкарев, и помня сцепку, обозначенную тут де¬фисом: сцепка и теплая, нежная, и вроде бы с бубенчиками.
Стоит следить за тем, как эта нота (человеку хорошо) проходит через весь недлинный, соразмерный спектакль.
При желании можно разглядывать и многое сверх того, - тонкость искусства, артистизм культурных связей. У дерева панелей в доме мнимого больного - теплый, чуть затертый «шарденовский отлив»; мягко притушенная гамма (без единого цветного пятна) тоже от Шардена (когда в финальной церемонии понадобится нарядность, ее даст сочетание блестяще черного с ярко белым). В здешнее окно, когда от¬кроют его створки, солнце на девушку в проеме падает так же, как на «Девушку с письмом» Вермеера. Можно разглядеть от¬сылки к классицистскому веку-быту-театру в том, как расставлены немногие и тя¬желоватые вещи и как заполняется движением просторная сцена, - движение без беготни, без кульбитов. Видна красота сцены, ее пропорций (высота-ширина-глубина), и видно, что она исходно приспособлена к задачам комедии: событиям здесь удобно выйти к рампе, развернуться лицом на нас (в шуточных мизансценах разворот тоже на нас, но вперед ногами: так лежит в кресле Арган, картинно изображая, будто помер, а потом впрямь чуть не умирая от сердечной обиды).
Но повторим: это можно разглядывать. Можно и не разглядывать. И если скажут, что ни сценограф Александр Боровский не имел в виду Шардена, ни художник по све¬ту Дамир Исмагилов - Вермеера, поверю. Значит, они шли напрямик от их, Шардена и Вермеера, натуры; от собственного ощущения того же дома.
Маленькое чудо Исмагилова: свет в ок¬нах, когда их откроют (два окошка совсем высоко над застекленной дверью - откры¬вают специальной длинной палкой с крючком), кажется свежее, чище нынешнего. Я не сведуща: существуют ли технические приспособления, способные дать эффект иного воздуха? Немцы лет двадцать назад привозили «Минну фон Барнхельм» Лессинга, спектакль шел как трогающий и суро¬вый поединок двух благородств, двух само¬отречений, строгий актер Хельмут Грим вел эту историю с твердым чувством ее правды при ее нынешней невозможности; мхатовские осветители (спектакль шел в их поме¬щении) вникали в секрет: как сделано, что нет сомнения - на свежевымытые полы па¬дает солнце с улицы, по которой никогда не чадили по асфальту машины; воздух пыль¬ный, чистый, пронизанный солнцем.
В спектакле «Мнимый больной» чистый воздух. Это вроде бы не согласно обстоятельствам комедии, где с самого начала речь о слабительных и ветрогонных лекарствах, о клистирах и их воздействии, где в дальнем углу сцены налево предполагается нужный чуланчик (туда раз и другой устремляется Арган, радуясь и конфузясь, боясь опоздать, явно опаздывая). Дело в том, однако, что предполагаемый налево в дальнем углу нужник - условен, а радость, с которой Арган переживает воздействие дорогих ему лекарств, - радость безуслов¬ная.
Арган с таким же удовольствием поси¬живает у камина, с каким оказывается у окна. И в тепле приятно, и подышать при¬ятно. Читаешь всего-навсего аптекарский счет, а написано вежливо, - что приятно. Платишь не зря, действие лекарств неза¬бываемо, как вспомнишь - так вздрог¬нешь; ergo, тратишься не зря, что приятно. Ловишь кайф, поймав аптекаря на припис¬ках и возвращая его к разумной сумме, - опять же приятно. Впрочем, не то приятно, что г-н Флеран жулик, а то, что мы не ду¬раки. Счета в свое удовольствие сортируешь - одни в кучку, другие накалываешь на штырек. Так же в свое удовольствие ве¬дешь разговор с заочным собеседником: приятно, что за тобой остается последнее слово.
Надобно заметить, удовольствие, когда за тобой остается последнее слово, этому человеку вообще-то достается редко. На протяжении спектакля во всяком случае ему на своем не удается поставить ни разу. Он упрямится тем энергичней, чем быст¬рее уступает. Упорствовать дольше мину¬ты он не может. Сердится того меньше. Скорей обижается, чем сердится. Так, обидясь на Туанетту, не вмиг ему откликаю¬щуюся, едва успев испугаться, что его ос¬тавили одного, он снова доволен: Туанетта здесь, живем дальше.
Можно быть уверенным: господин Флеран еще докажет, что счета его самые что ни на есть верные. Арган застыдится: как же не понял, что верные.
Арган деликатное существо. Когда ос¬корбленный Пюргон покидает дом, боль¬ной бежит вслед не только потому, что бо¬ится остаться без врача. Неловко: в доме человека обидели.
Деликатность не вяжется с тем, что Ар¬ган предлагает рассматривать содержимое своего ночного горшка? Так ведь кому предлагает - Туанетте. Близкий человек, Анжелика рассказывает Туанетте, как влюбилась, что на сердце, - Арган расска¬зывает ей же, как лечится, что с желудком.
Со всеми своими рецептами и со всеми своими ночными горшками меньше всего этот худенький, синеглазый Арган - до¬машний тиран. Он и не помешанный, и не притворщик. Просто он не молоденький, а стало быть там и сям у него покалывает, побаливает, поламывает, а то как вступит! Бог весть, кто и зачем ему внушил, сколь смертельно опасна для него дальнейшая жизнь. Существо природно радостное, под грозою диагнозов Арган счастлив, что есть лекарства и доктора, есть деньги пла¬тить им, есть его дом и его домашние, ко¬торые его любят и не бросят. Он больной совсем не капризный; если и мнимый, то несомненно благодарный.
Василий Бочкарев играет столь же точ¬но, сколь и легко.
Хозяин своего любимого халата, своего любимого кресла с разнообразными по¬душками под спинку, своего любимого до¬ма и любимого семейства, этот Арган на редкость милый человек. Честно сказать, и не припомнишь другого такого милого в спектаклях по соседству, разве что в спек¬таклях, поставленных тем же Сергеем Женовачем на той же сцене с тем же Бочкаревым.
Вот первый парадокс, к которому подводит спектакль, никак на парадоксы не нацеленный: что же это делается, если на русском театре сегодня такой дефицит симпатичных лиц, и полную нежность да¬ют испытать лишь к персонажу фарса. Но раз так, то благодарение фарсу.
«Мнимый больной» ни в какой иной жанр не транспонируется, фарс не обора¬чивается ни драмой доверия, ни драмой ложного идеала. Бочкарев от начала до конца тут истый фарсер и шармер; и его легкую манеру - профессионально легкую, летучую, беглую - подхватывают кто может.
Мольер не так уж заботился, чтобы каж¬дый в его труппе имел всякий вечер свой бенефис. Сергей Женовач эту заботу взял на себя столь же охотно, сколь и успешно, открыл веер возможностей не только Л.Титовой в роли Туанетты (роль эта во¬обще завидная, в знаменитом спектакле МХТ со Станиславским-Арганом ее игра¬ли Лилина и Гзовская), но и А.Клюквину в роли Беральда. Вот вопрос на засыпку специалисту по истории МХТ: кто играл Бе¬ральда со Станиславским? Роль никакая. Но как Эфрос в «Тартюфе» создал Ю.Бо¬гатыреву роль Клеанта, задав рацеям резо¬нера испуганно-стремительный темп (выговорю, а там вяжите!), - Женовач создал А.Клюквину роль на невозмутимости при любой затяжке: Беральд приходит в дом брата, у него конкретное к брату дело, на¬счет племянницы, а тут антракт. Публика еще не поняла, он понял. Садится лицом к залу, берет чашку, ногу вытягивает перед собой. Поясняет непонятливому залу: ант¬ракт. А сам еще немного посидит.
Станиславский однажды учил своих ак¬теров выскакиванию из роли и разговору с публикой - рекомендовал делать это «тон¬ко, легко, нагло». В «Мнимом больном» разворот мизансцены и реплики на зал ле¬гок, но наглости не требует. Переходы вежливы, жизнь в пограничье вежлива. Здесь все вежливо.
Шарм этого спектакля, спокойно и при¬ветливо впускающего в себя клоунаду, - в том, что его персонажи любят друг друга. Ну, если «любят» слишком сильное слово, то скажем: тут хорошо относятся друг к другу, что и естественно в семье хорошего человека.
Туанетта - Л.Титова разыгрывает чудо-целителя в свое удовольствие; балуется с докторским париком, машет кудлатыми концами и завязывает их под подбородком как шарфик, опять же в свое удовольствие; твердит разнообразно жалующемуся паци¬енту диагноз без вариантов («Это легкие!») - уж точно в полное свое удовольствие. Это у нее общее с хозяином дома: что делаешь - делать в свое удовольствие. Но в сущности Туанетта - Л.Титова ведет свою затею не ради собственного удовольствия и уж точно не потому, что ее распирает инстинкт театральности. Она действует постольку, поскольку хорошо относится к людям в доме. Да уж не будем стесняться в словах: любит она их. И они ее.
Арган не хуже нас видит, что новый чудо-лекарь - переодетая Туанетта. Но ему стыдно поверить своим глазам: не может такой хороший человек, как их Туанетта, своего хозяина дурить и морочить. В своей доверчивости он, кстати, прав: она в самом деле не дурит его, не морочит, а смешит и спасает от глупостей.
Беральд занят тем же. Потому что любит брата. У Бочкарева и у Клюквина это обработано в одно касание: братья. Можете это заметить, можете не заметить, но вот - любящие братья. Беральд любит тем покровительственнее, что до донышка все в Аргане ему известно (донышко-то близко, такое чистенькое). Предвидь он, что Белина над мнимым покойником выскажется с римской прямотой, он бы поостерегся устраивать проверки ее супружеской преданности: он же знает, что Арган существо привязчивое, любящее, верящее. Срочно необходим повторный опыт - с дочкой, потому что Арган нелюбимым жить не может, тут ему и каюк. И в чудной, смешной мизансцене - в кресле на самой авансцене, ногами вперед на публику, с возросшей правдоподобностью изображая мертвого, - Арган блаженно оживает, потому что есть дочка (вообще-то даже две дочки). Дочка Анжелика над креслом плачет и отца любит, отца любит и плачет; что отец отошел к праотцам ничуть не радуется; неясно, откуда же тут взялся и ее возлюбленный, но ведь тоже не радуется, хотя ему бы и можно; значит, хороший человек (дуралей, что было уже доказано неудачной попыткой проникнуть в дом, где принимают другого жениха, - но хороший человек). Добрые синие глазки воскресшего радуются на хорошую дочку, тем более дочка - О.Молочная в самом деле прелесть (легкая, с тонкими руками, в согласии со старыми законами сцены не прикасающимися к корпусу, «старинная девушка», как когда-то написали о другом сценическом персонаже; изящный сухой рисунок, изящная природа).
Идет к концу спектакль, в котором доля симпатичности (она же доля смешного) отыскивается едва ли не в каждом. Домашний врач мнимого больного, доктор Пюргон (К.В.Демин) разве ни симпатичен? При нем святотатствуют - отправляют содержимое клистира не по назначению, он в ужасе неподдельном. Сдохнет, но сюда больше ни ногой и ни за какие деньги. Ужас перед будущностью больного, оставшегося без промывательного, - тоже из глубины души. Во всяком случае, по режиссерскому рисунку - так. Рисунок пред¬полагает нечто трогательное и в паре Диафуарусов, отца и сына: наглядный триумф отцовской любви, мальчик явно рожден дебилом, а выходили.
Если хотите, есть шарм даже у мнимой вдовы мнимого больного, когда та утешает служанку: не откажешь в рациональности ее доводам, кому он в самом деле нужен, этот Васька. Что еще немаловажно: обаятельна Евгения Глушено, играющая стерву Белину. Обаяние все решает в здешней системе.
В празднике под конец участвуют все домашние. Можно сказать и иначе: все кончается домашним праздником, праздником дома.
Чувство меры, легкая замкнутость и легкая же, шутливая, короткая сцепка с залом - из достоинств этого спектакля. Чувство меры должно бы остановить разговор о нем.
Не переходить же с рассказа о чудном фарсе с его мотивом «любит-не-любит» к финальной строке «Божественной комедии» про любовь, что движет солнце и светила. Не заводить же речь о структурах «Гамлета» и «Лира», где распад времен и вывих природы взаимозависимы с подтачиванием людских связей, с гибелью любви - дружеской, сыновней, отцовской, супружеской, братской, - только читай, только чекань в сценическом сюжете. От сохранности души и любви зависит движение светил. Но, конечно, все это даже не в сторону от нашего рассказа, - совсем вне его.
Инна Соловьева
«Экран и сцена», №45-46 (791-792), декабрь 2005 г.
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюби¬во и ведут ее последовательно.
Человек в халате сидит у камина в любимом кресле. Человеку хорошо. Человека зовут Арган, его играет Василий Иванович Бочкарев. Дальше мы будем писать «Арган», подразумевая: Арган дефис Бочкарев, и помня сцепку, обозначенную тут де¬фисом: сцепка и теплая, нежная, и вроде бы с бубенчиками.
Стоит следить за тем, как эта нота (человеку хорошо) проходит через весь недлинный, соразмерный спектакль.
При желании можно разглядывать и многое сверх того, - тонкость искусства, артистизм культурных связей. У дерева панелей в доме мнимого больного - теплый, чуть затертый «шарденовский отлив»; мягко притушенная гамма (без единого цветного пятна) тоже от Шардена (когда в финальной церемонии понадобится нарядность, ее даст сочетание блестяще черного с ярко белым). В здешнее окно, когда от¬кроют его створки, солнце на девушку в проеме падает так же, как на «Девушку с письмом» Вермеера. Можно разглядеть от¬сылки к классицистскому веку-быту-театру в том, как расставлены немногие и тя¬желоватые вещи и как заполняется движением просторная сцена, - движение без беготни, без кульбитов. Видна красота сцены, ее пропорций (высота-ширина-глубина), и видно, что она исходно приспособлена к задачам комедии: событиям здесь удобно выйти к рампе, развернуться лицом на нас (в шуточных мизансценах разворот тоже на нас, но вперед ногами: так лежит в кресле Арган, картинно изображая, будто помер, а потом впрямь чуть не умирая от сердечной обиды).
Но повторим: это можно разглядывать. Можно и не разглядывать. И если скажут, что ни сценограф Александр Боровский не имел в виду Шардена, ни художник по све¬ту Дамир Исмагилов - Вермеера, поверю. Значит, они шли напрямик от их, Шардена и Вермеера, натуры; от собственного ощущения того же дома.
Маленькое чудо Исмагилова: свет в ок¬нах, когда их откроют (два окошка совсем высоко над застекленной дверью - откры¬вают специальной длинной палкой с крючком), кажется свежее, чище нынешнего. Я не сведуща: существуют ли технические приспособления, способные дать эффект иного воздуха? Немцы лет двадцать назад привозили «Минну фон Барнхельм» Лессинга, спектакль шел как трогающий и суро¬вый поединок двух благородств, двух само¬отречений, строгий актер Хельмут Грим вел эту историю с твердым чувством ее правды при ее нынешней невозможности; мхатовские осветители (спектакль шел в их поме¬щении) вникали в секрет: как сделано, что нет сомнения - на свежевымытые полы па¬дает солнце с улицы, по которой никогда не чадили по асфальту машины; воздух пыль¬ный, чистый, пронизанный солнцем.
В спектакле «Мнимый больной» чистый воздух. Это вроде бы не согласно обстоятельствам комедии, где с самого начала речь о слабительных и ветрогонных лекарствах, о клистирах и их воздействии, где в дальнем углу сцены налево предполагается нужный чуланчик (туда раз и другой устремляется Арган, радуясь и конфузясь, боясь опоздать, явно опаздывая). Дело в том, однако, что предполагаемый налево в дальнем углу нужник - условен, а радость, с которой Арган переживает воздействие дорогих ему лекарств, - радость безуслов¬ная.
Арган с таким же удовольствием поси¬живает у камина, с каким оказывается у окна. И в тепле приятно, и подышать при¬ятно. Читаешь всего-навсего аптекарский счет, а написано вежливо, - что приятно. Платишь не зря, действие лекарств неза¬бываемо, как вспомнишь - так вздрог¬нешь; ergo, тратишься не зря, что приятно. Ловишь кайф, поймав аптекаря на припис¬ках и возвращая его к разумной сумме, - опять же приятно. Впрочем, не то приятно, что г-н Флеран жулик, а то, что мы не ду¬раки. Счета в свое удовольствие сортируешь - одни в кучку, другие накалываешь на штырек. Так же в свое удовольствие ве¬дешь разговор с заочным собеседником: приятно, что за тобой остается последнее слово.
Надобно заметить, удовольствие, когда за тобой остается последнее слово, этому человеку вообще-то достается редко. На протяжении спектакля во всяком случае ему на своем не удается поставить ни разу. Он упрямится тем энергичней, чем быст¬рее уступает. Упорствовать дольше мину¬ты он не может. Сердится того меньше. Скорей обижается, чем сердится. Так, обидясь на Туанетту, не вмиг ему откликаю¬щуюся, едва успев испугаться, что его ос¬тавили одного, он снова доволен: Туанетта здесь, живем дальше.
Можно быть уверенным: господин Флеран еще докажет, что счета его самые что ни на есть верные. Арган застыдится: как же не понял, что верные.
Арган деликатное существо. Когда ос¬корбленный Пюргон покидает дом, боль¬ной бежит вслед не только потому, что бо¬ится остаться без врача. Неловко: в доме человека обидели.
Деликатность не вяжется с тем, что Ар¬ган предлагает рассматривать содержимое своего ночного горшка? Так ведь кому предлагает - Туанетте. Близкий человек, Анжелика рассказывает Туанетте, как влюбилась, что на сердце, - Арган расска¬зывает ей же, как лечится, что с желудком.
Со всеми своими рецептами и со всеми своими ночными горшками меньше всего этот худенький, синеглазый Арган - до¬машний тиран. Он и не помешанный, и не притворщик. Просто он не молоденький, а стало быть там и сям у него покалывает, побаливает, поламывает, а то как вступит! Бог весть, кто и зачем ему внушил, сколь смертельно опасна для него дальнейшая жизнь. Существо природно радостное, под грозою диагнозов Арган счастлив, что есть лекарства и доктора, есть деньги пла¬тить им, есть его дом и его домашние, ко¬торые его любят и не бросят. Он больной совсем не капризный; если и мнимый, то несомненно благодарный.
Василий Бочкарев играет столь же точ¬но, сколь и легко.
Хозяин своего любимого халата, своего любимого кресла с разнообразными по¬душками под спинку, своего любимого до¬ма и любимого семейства, этот Арган на редкость милый человек. Честно сказать, и не припомнишь другого такого милого в спектаклях по соседству, разве что в спек¬таклях, поставленных тем же Сергеем Женовачем на той же сцене с тем же Бочкаревым.
Вот первый парадокс, к которому подводит спектакль, никак на парадоксы не нацеленный: что же это делается, если на русском театре сегодня такой дефицит симпатичных лиц, и полную нежность да¬ют испытать лишь к персонажу фарса. Но раз так, то благодарение фарсу.
«Мнимый больной» ни в какой иной жанр не транспонируется, фарс не обора¬чивается ни драмой доверия, ни драмой ложного идеала. Бочкарев от начала до конца тут истый фарсер и шармер; и его легкую манеру - профессионально легкую, летучую, беглую - подхватывают кто может.
Мольер не так уж заботился, чтобы каж¬дый в его труппе имел всякий вечер свой бенефис. Сергей Женовач эту заботу взял на себя столь же охотно, сколь и успешно, открыл веер возможностей не только Л.Титовой в роли Туанетты (роль эта во¬обще завидная, в знаменитом спектакле МХТ со Станиславским-Арганом ее игра¬ли Лилина и Гзовская), но и А.Клюквину в роли Беральда. Вот вопрос на засыпку специалисту по истории МХТ: кто играл Бе¬ральда со Станиславским? Роль никакая. Но как Эфрос в «Тартюфе» создал Ю.Бо¬гатыреву роль Клеанта, задав рацеям резо¬нера испуганно-стремительный темп (выговорю, а там вяжите!), - Женовач создал А.Клюквину роль на невозмутимости при любой затяжке: Беральд приходит в дом брата, у него конкретное к брату дело, на¬счет племянницы, а тут антракт. Публика еще не поняла, он понял. Садится лицом к залу, берет чашку, ногу вытягивает перед собой. Поясняет непонятливому залу: ант¬ракт. А сам еще немного посидит.
Станиславский однажды учил своих ак¬теров выскакиванию из роли и разговору с публикой - рекомендовал делать это «тон¬ко, легко, нагло». В «Мнимом больном» разворот мизансцены и реплики на зал ле¬гок, но наглости не требует. Переходы вежливы, жизнь в пограничье вежлива. Здесь все вежливо.
Шарм этого спектакля, спокойно и при¬ветливо впускающего в себя клоунаду, - в том, что его персонажи любят друг друга. Ну, если «любят» слишком сильное слово, то скажем: тут хорошо относятся друг к другу, что и естественно в семье хорошего человека.
Туанетта - Л.Титова разыгрывает чудо-целителя в свое удовольствие; балуется с докторским париком, машет кудлатыми концами и завязывает их под подбородком как шарфик, опять же в свое удовольствие; твердит разнообразно жалующемуся паци¬енту диагноз без вариантов («Это легкие!») - уж точно в полное свое удовольствие. Это у нее общее с хозяином дома: что делаешь - делать в свое удовольствие. Но в сущности Туанетта - Л.Титова ведет свою затею не ради собственного удовольствия и уж точно не потому, что ее распирает инстинкт театральности. Она действует постольку, поскольку хорошо относится к людям в доме. Да уж не будем стесняться в словах: любит она их. И они ее.
Арган не хуже нас видит, что новый чудо-лекарь - переодетая Туанетта. Но ему стыдно поверить своим глазам: не может такой хороший человек, как их Туанетта, своего хозяина дурить и морочить. В своей доверчивости он, кстати, прав: она в самом деле не дурит его, не морочит, а смешит и спасает от глупостей.
Беральд занят тем же. Потому что любит брата. У Бочкарева и у Клюквина это обработано в одно касание: братья. Можете это заметить, можете не заметить, но вот - любящие братья. Беральд любит тем покровительственнее, что до донышка все в Аргане ему известно (донышко-то близко, такое чистенькое). Предвидь он, что Белина над мнимым покойником выскажется с римской прямотой, он бы поостерегся устраивать проверки ее супружеской преданности: он же знает, что Арган существо привязчивое, любящее, верящее. Срочно необходим повторный опыт - с дочкой, потому что Арган нелюбимым жить не может, тут ему и каюк. И в чудной, смешной мизансцене - в кресле на самой авансцене, ногами вперед на публику, с возросшей правдоподобностью изображая мертвого, - Арган блаженно оживает, потому что есть дочка (вообще-то даже две дочки). Дочка Анжелика над креслом плачет и отца любит, отца любит и плачет; что отец отошел к праотцам ничуть не радуется; неясно, откуда же тут взялся и ее возлюбленный, но ведь тоже не радуется, хотя ему бы и можно; значит, хороший человек (дуралей, что было уже доказано неудачной попыткой проникнуть в дом, где принимают другого жениха, - но хороший человек). Добрые синие глазки воскресшего радуются на хорошую дочку, тем более дочка - О.Молочная в самом деле прелесть (легкая, с тонкими руками, в согласии со старыми законами сцены не прикасающимися к корпусу, «старинная девушка», как когда-то написали о другом сценическом персонаже; изящный сухой рисунок, изящная природа).
Идет к концу спектакль, в котором доля симпатичности (она же доля смешного) отыскивается едва ли не в каждом. Домашний врач мнимого больного, доктор Пюргон (К.В.Демин) разве ни симпатичен? При нем святотатствуют - отправляют содержимое клистира не по назначению, он в ужасе неподдельном. Сдохнет, но сюда больше ни ногой и ни за какие деньги. Ужас перед будущностью больного, оставшегося без промывательного, - тоже из глубины души. Во всяком случае, по режиссерскому рисунку - так. Рисунок пред¬полагает нечто трогательное и в паре Диафуарусов, отца и сына: наглядный триумф отцовской любви, мальчик явно рожден дебилом, а выходили.
Если хотите, есть шарм даже у мнимой вдовы мнимого больного, когда та утешает служанку: не откажешь в рациональности ее доводам, кому он в самом деле нужен, этот Васька. Что еще немаловажно: обаятельна Евгения Глушено, играющая стерву Белину. Обаяние все решает в здешней системе.
В празднике под конец участвуют все домашние. Можно сказать и иначе: все кончается домашним праздником, праздником дома.
Чувство меры, легкая замкнутость и легкая же, шутливая, короткая сцепка с залом - из достоинств этого спектакля. Чувство меры должно бы остановить разговор о нем.
Не переходить же с рассказа о чудном фарсе с его мотивом «любит-не-любит» к финальной строке «Божественной комедии» про любовь, что движет солнце и светила. Не заводить же речь о структурах «Гамлета» и «Лира», где распад времен и вывих природы взаимозависимы с подтачиванием людских связей, с гибелью любви - дружеской, сыновней, отцовской, супружеской, братской, - только читай, только чекань в сценическом сюжете. От сохранности души и любви зависит движение светил. Но, конечно, все это даже не в сторону от нашего рассказа, - совсем вне его.
Инна Соловьева
«Экран и сцена», №45-46 (791-792), декабрь 2005 г.
22.12.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
«Листая старые подшивки»
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют...
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют...
«Листая старые подшивки»
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
«Корсиканка» в Филиале Малого театра
В Малом театре не то, чтобы не признают режиссуру. Как неизбежное зло ее признают. Но куда выше ценят, конечно, актерскую свободу. Несколько лет назад в интервью, которое он дал «Независимой газете», Юрий Соломин сказал: «Концепция, конечно, необходима. Но именно через актера идет восприятие всех этих концепций. Согласен с Константином Сергеевичем, что режиссер должен умереть в артисте… Как только артист прорывается и становится независимым, он артист. А когда из нас лепят... Я против того, чтобы артист был материалом для лепки. Против». Можно, вероятно, найти убедительные аргументы, касающиеся тех или иных шагов, сделанных театров за последние годы и десятки лет. Но в ответ Малый выпускает спектакли, где участие режиссера кажется минимальным, а возможные режиссерские ухищрения и выверты и все режиссерское «зло» сведено «на нет» и – побеждает предрассудки. Малый дает уроки простодушия, удовольствие от игры, приятные воспоминания, которые не покидают и на утро следующего дня, выше режиссерской эквилибристики и эффектного интеллектуального жеста.
«Корсиканку» Иржи Губача (перевод с чешского Григория Дунды) в Филиале Малого на Большой Ордынке поставил заслуженный деятель искусств Республики Марий - Эл В.Г.Константинов. Веселая и выдуманная история «из жизни» императора Наполеона пришлась ко двору. Декорация «в натуральную величину» – угол дома с террасой, часть сада и дверь, ведущая на кухню, костюмы с золотом и аксельбантами (художник – А. Глазунов), настоящая музыка (композитор – Г.Гоберник). Не люблю гастрономических и кулинарных сравнений, поэтому скажу так: здесь все – настоящее. И особенно – актерская игра.
Наполеона играет Валерий Баринов, Жозефину, авантюристку, пустившуюся в небезопасное путешествие, чтобы на Святой Елене предъявить низложенному императору счет, - Евгения Глушенко. Здесь можно было бы поставить точку, поскольку описание игры двух главных героев вполне заслуживает подробностей. Но в Малом так много хороших актеров! Здесь столетиями принято в эпизодах выходить «старухам» и «старикам»… В свите Наполеона – Виталий Коняев и Борис Клюев. И они тоже играют с немалым удовольствием, «играют короля», который, впрочем, и сам справляется с королевской ролью.
Баринов сегодня вышел в первые актеры не только Малого, но и всей русской сцены. А игра его сильна как раз тем, что в ней слышны, видны, буквально осязаемы великие традиции. Земной человек, коренастый русский мужик, он все время готов унестись мечтами куда-нибудь далеко-далеко. И тогда ему нипочем сыграть какого-нибудь русского мечтателя. А подвижная речь, а быстрый взгляд не дают совершенно поверить в искренность всех «поползновений» его героев. И тут, как говорится, рукой подать до маленьких и больших злодеев, которых он тоже успел поиграть.
В Наполеоне не верится даже, как велико чисто внешнее сходство Баринова с известными изображениями императора. Куда-то «девается» высокий рост и стать актера, но внешнее сходство – пожалуй, единственное: ведь и Наполеон в «Корсиканке» – не тот, которого «изображали». Нет былого величия, нет былой власти и потому на сцене мечется человек, которому приходится думать не о власти, а о пропитании… О хлебе насущном.
Император в изгнании смешон, как смешон бывает, к примеру, военный какой-нибудь или милиционер, который падает у всех на глазах на ровном и скользком месте. Милиционеру не положено падать, императору положено властвовать, поднимать боевой дух остальных, в не думать о курах-несушках и мелких интригах своих ближайших сподвижников-генералов…
«Мужской сюжет», «мужская», военная история вдруг совершенно летит кувырком из-за внезапного явления женщины, которая совершенно неожиданно начинает «всех строить» и наводить настоящий военный порядок. Жозефина Евгении Глушенко является этакой гренадершей и одновременно ее героиня являет собой нечто вроде промежуточной судебной инстанции – среднее между судом земным, уже осудившим Наполеона, и грядущим, Небесным. Оплачивать по ее счетам Наполеон не готов. А она, в свою очередь, не торопит и сама не спешит. Вопреки всем законам, Жозефина остается жить на Святой Елене.
Веселая история? Да, в общем. Веселая, немного грустная, с песнями и танцами. С анекдотами, которые автор весьма остроумно вставил в свое псевдоисторическое «полотно». Жозефина предлагает дать коньяку, привезенному ею на остров имя императора. Тот негодует: «Я завоевал полмира!» – «А коньяк завоюет весь мир!» – парирует находчивая домоправительница. Здесь – позабытое ныне качество игры. Игры на полную катушку, на все сто. Сложно подобрать ей точные определения, поскольку ныне все «красивые слова» разобраны на рекламные слоганы. Для пущей точности воспользуемся словами старомодными, вышедшими из повсеместного употребления, как вышла из повседневного театрального употребления такая игра: они играют не в самозабвении, но в самоупоении. И их игра пленит, - профессионалы, они чувствуют, за какую «нитку» дернуть, чтобы раздался еще один взрыв хохота, чтобы следом раздались «апл.» (аплодисменты), а через минуту подкатил комок и навернулись слезы. Зал они держат в руках, как умелый кучер – поводья. И публика с удовольствием повинуется каждому их «н-но» и «тпру».
Важно сказать еще вот о чем: в «Корсиканке» и Глушенко, и Баринов получили роли, расходящиеся с их прежними если не амплуа, то ролями уж точно. Наполеон в «Корсиканке» влюбляется в заезжую Жозефину как мальчик и ведет себя как мальчишка, а у Баринова среди многих его ролей влюбленных не было, кажется, до сих пор. А Жозефина у Глушенко без видимых усилий и какого бы то ни было разгона от площадной комедии взмывает к лирическим высотам, а оттуда – точно речь и впрямь о психологическом аттракционе на манер «американских горок» – вновь «сигает» на землю, где у нее заготовлена уже непритязательная земная шутка-прибаутка.
«Корсиканку» вряд ли включат в списки соискателей той или иной национальной премии. Зная вкусы нашего «экспертного сообщества», понимаешь, что вероятность такого выбора невелика. И, коли так, это станет лишним свидетельством несовершенства наших театральных судейств. Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют. А в Малом так играют почти всегда. Во всяком случае – Глушенко и Баринов.
Григорий Заславский
25 апреля 2002 года
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
«Корсиканка» в Филиале Малого театра
В Малом театре не то, чтобы не признают режиссуру. Как неизбежное зло ее признают. Но куда выше ценят, конечно, актерскую свободу. Несколько лет назад в интервью, которое он дал «Независимой газете», Юрий Соломин сказал: «Концепция, конечно, необходима. Но именно через актера идет восприятие всех этих концепций. Согласен с Константином Сергеевичем, что режиссер должен умереть в артисте… Как только артист прорывается и становится независимым, он артист. А когда из нас лепят... Я против того, чтобы артист был материалом для лепки. Против». Можно, вероятно, найти убедительные аргументы, касающиеся тех или иных шагов, сделанных театров за последние годы и десятки лет. Но в ответ Малый выпускает спектакли, где участие режиссера кажется минимальным, а возможные режиссерские ухищрения и выверты и все режиссерское «зло» сведено «на нет» и – побеждает предрассудки. Малый дает уроки простодушия, удовольствие от игры, приятные воспоминания, которые не покидают и на утро следующего дня, выше режиссерской эквилибристики и эффектного интеллектуального жеста.
«Корсиканку» Иржи Губача (перевод с чешского Григория Дунды) в Филиале Малого на Большой Ордынке поставил заслуженный деятель искусств Республики Марий - Эл В.Г.Константинов. Веселая и выдуманная история «из жизни» императора Наполеона пришлась ко двору. Декорация «в натуральную величину» – угол дома с террасой, часть сада и дверь, ведущая на кухню, костюмы с золотом и аксельбантами (художник – А. Глазунов), настоящая музыка (композитор – Г.Гоберник). Не люблю гастрономических и кулинарных сравнений, поэтому скажу так: здесь все – настоящее. И особенно – актерская игра.
Наполеона играет Валерий Баринов, Жозефину, авантюристку, пустившуюся в небезопасное путешествие, чтобы на Святой Елене предъявить низложенному императору счет, - Евгения Глушенко. Здесь можно было бы поставить точку, поскольку описание игры двух главных героев вполне заслуживает подробностей. Но в Малом так много хороших актеров! Здесь столетиями принято в эпизодах выходить «старухам» и «старикам»… В свите Наполеона – Виталий Коняев и Борис Клюев. И они тоже играют с немалым удовольствием, «играют короля», который, впрочем, и сам справляется с королевской ролью.
Баринов сегодня вышел в первые актеры не только Малого, но и всей русской сцены. А игра его сильна как раз тем, что в ней слышны, видны, буквально осязаемы великие традиции. Земной человек, коренастый русский мужик, он все время готов унестись мечтами куда-нибудь далеко-далеко. И тогда ему нипочем сыграть какого-нибудь русского мечтателя. А подвижная речь, а быстрый взгляд не дают совершенно поверить в искренность всех «поползновений» его героев. И тут, как говорится, рукой подать до маленьких и больших злодеев, которых он тоже успел поиграть.
В Наполеоне не верится даже, как велико чисто внешнее сходство Баринова с известными изображениями императора. Куда-то «девается» высокий рост и стать актера, но внешнее сходство – пожалуй, единственное: ведь и Наполеон в «Корсиканке» – не тот, которого «изображали». Нет былого величия, нет былой власти и потому на сцене мечется человек, которому приходится думать не о власти, а о пропитании… О хлебе насущном.
Император в изгнании смешон, как смешон бывает, к примеру, военный какой-нибудь или милиционер, который падает у всех на глазах на ровном и скользком месте. Милиционеру не положено падать, императору положено властвовать, поднимать боевой дух остальных, в не думать о курах-несушках и мелких интригах своих ближайших сподвижников-генералов…
«Мужской сюжет», «мужская», военная история вдруг совершенно летит кувырком из-за внезапного явления женщины, которая совершенно неожиданно начинает «всех строить» и наводить настоящий военный порядок. Жозефина Евгении Глушенко является этакой гренадершей и одновременно ее героиня являет собой нечто вроде промежуточной судебной инстанции – среднее между судом земным, уже осудившим Наполеона, и грядущим, Небесным. Оплачивать по ее счетам Наполеон не готов. А она, в свою очередь, не торопит и сама не спешит. Вопреки всем законам, Жозефина остается жить на Святой Елене.
Веселая история? Да, в общем. Веселая, немного грустная, с песнями и танцами. С анекдотами, которые автор весьма остроумно вставил в свое псевдоисторическое «полотно». Жозефина предлагает дать коньяку, привезенному ею на остров имя императора. Тот негодует: «Я завоевал полмира!» – «А коньяк завоюет весь мир!» – парирует находчивая домоправительница. Здесь – позабытое ныне качество игры. Игры на полную катушку, на все сто. Сложно подобрать ей точные определения, поскольку ныне все «красивые слова» разобраны на рекламные слоганы. Для пущей точности воспользуемся словами старомодными, вышедшими из повсеместного употребления, как вышла из повседневного театрального употребления такая игра: они играют не в самозабвении, но в самоупоении. И их игра пленит, - профессионалы, они чувствуют, за какую «нитку» дернуть, чтобы раздался еще один взрыв хохота, чтобы следом раздались «апл.» (аплодисменты), а через минуту подкатил комок и навернулись слезы. Зал они держат в руках, как умелый кучер – поводья. И публика с удовольствием повинуется каждому их «н-но» и «тпру».
Важно сказать еще вот о чем: в «Корсиканке» и Глушенко, и Баринов получили роли, расходящиеся с их прежними если не амплуа, то ролями уж точно. Наполеон в «Корсиканке» влюбляется в заезжую Жозефину как мальчик и ведет себя как мальчишка, а у Баринова среди многих его ролей влюбленных не было, кажется, до сих пор. А Жозефина у Глушенко без видимых усилий и какого бы то ни было разгона от площадной комедии взмывает к лирическим высотам, а оттуда – точно речь и впрямь о психологическом аттракционе на манер «американских горок» – вновь «сигает» на землю, где у нее заготовлена уже непритязательная земная шутка-прибаутка.
«Корсиканку» вряд ли включат в списки соискателей той или иной национальной премии. Зная вкусы нашего «экспертного сообщества», понимаешь, что вероятность такого выбора невелика. И, коли так, это станет лишним свидетельством несовершенства наших театральных судейств. Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют. А в Малом так играют почти всегда. Во всяком случае – Глушенко и Баринов.
Григорий Заславский
25 апреля 2002 года
23.11.2005
Подробнее
О ВЕЛИЧИНАХ МНИМЫХ И ПОДЛИННЫХ
О ВЕЛИЧИНАХ МНИМЫХ И ПОДЛИННЫХ
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы...
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы...
О ВЕЛИЧИНАХ МНИМЫХ И ПОДЛИННЫХ
Последняя комедия Мольера в Малом театре
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы. Сын королевского обойщика и великий реформатор драматического искусства - снова в моде. И дух великого комедиографа словно бы продолжает нашептывать режиссерам XXI века названия своих бессмертных комедий - сегодня пусть будет «Мнимый больной» на сцене Малого театра в Москве.
Комедия, написанная в 1673 году, в год смерти драматурга, и ставшая для него прощальным текстом и прощальной игрой (как известно, он умер спустя несколько часов после четвертого представления своей пьесы, в которой исполнял заглавную роль), со временем неизбежно стала восприниматься последователями в качестве своеобразного завещания. Слово «мнимый» у яростного борца с ханжеством и «мнимостями» всякого рода встречается не раз. И Сергей Женовач, осуществляющий свою третью постановку в Доме Островского за отправную точку берет именно этот мотив.
Хотя начинается все в доме г-на Аргана весьма степенно и чинно. Вполне ожидаемая сценография Александра Боровского - привычный интерьер богатого дома, в котором блестит паркет, за большими окнами открываются прелестные виды, и мебель привезена из самого модного магазина. Костюмы Оксаны Ярмольник умиротворят самого тонкого ценителя кружев и пастельно-коричневатых благородных тонов в одежде. Одним словом, такой безупречный современный «классицистский» парафраз вокруг, что подсознание неизбежно начинает извлекать из недр памяти длинный ряд скучных исполнителей мольеровских монологов ...
Однако медленно, но мощно (как всегда у Женовача) раскручивающаяся тугая пружина действа постепенно властно втягивает вас в свою орбиту, и вот вы уже ощущаете себя едва ли не одним из местных домочадцев и начинаете ревностно следить за происходящим. На наших глазах режиссер зримо сплавляет классицистические каноны со стихией народной театральности, и «Мнимый больной» оказывается остросовременным спектаклем, направленным против предательства, измен, плутовства, так ненавистных не только Мольеру, но всем «людям доброй воли». Сюжет, как и должно, разворачивается вокруг Аргана, который в замечательном исполнении Василия Бочкарева простак-то простак, но с изрядной долей хитрецы. Он замучил домашних разговорами о своих болячках и, поскольку всякая «мнимость» застит человеку глаза, блаженно плавает в озере лести, в которое погружает его коварная Белина, молодая жена в точном исполнении Евгении Глушенко. А вокруг ликует праздничная и многонаселенная театральная стихия, причем мольеровская «комедия положений» в результате массы явленных на сцене удачных актерских работ вдруг вырастает до самой натуральной «комедии характеров».
Вот, к примеру, сцена сватовства будущего лекаря Томаса Диафуаруса к дочери Аргана Анжелике сыграна Виктором Низовым и Владимиром Носиком (папа Томаса, тоже врач) как вставной номер, в подлинно сатирическом ключе, в духе едва ли не ярмарочной интермедии. Томас представлен откровенным болваном сродни тем, которых каждую неделю пытаются показать нам увядающие аншлаговцы, но как же по-настоящему смешон персонаж Низового - я, признаться, давно не слышала такого здорового смеха в театре. Диафуарусы по шпаргалкам, в два голоса, пытаются сделать предложение бедной Анжелике, но плачет вместо нее от смеха весь зрительный зал.
И таких подчеркнуто вставных номеров немало в спектакле. В откровенно буффонадной манере играет Клеанта, возлюбленного Анжелики, признанный Чацкий Малого театра Глеб Подгородинский. Поначалу актера и не узнаешь, Клеант столь окарикатурен и шаржирован, что в какой-то момент думаешь: перебор, но потом понимаешь, что постановщик и исполнитель сполна прониклись авторским мироощущением и услышали - сквозь пласты веков - смех самого г-на Мольера, задорный и едкий.
Второе действие спектакля идет уже под неумолкаемый хохот зала, стихия театральности, набрав силу, буйствует на сцене, пассажи легкого, остроумного действа становятся все более отточенными и изящными. Трехсотлетнего промежутка лет между нами и драматургом словно бы и не бывало. Нестареющим перлам Мольера аплодирует «понимающий» зал. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств!» - кто бы спорил с этим в наши дни, когда в газетах постоянно пишут о поддельной фармацевтике. Еще одна остроактуальная проблема - нынешние врачи, нарушающие клятву Гиппократа. В финальной сцене, где Аргана торжественно посвящают в сан доктора, звучит «латинизированное» высказывание и на сей счет: «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре».
Тот, кто любит гонораре, утверждает своим спектаклем по «нашему современнику» Мольеру постановщик Сергей Женовач, увы, может играть сегодня любую роль. От врача до политика. Об этом тонко, ненавязчиво и остроумно говорит постановщик. Так, в спектакле в один прекрасный момент появляются парики, что совершенно естественно, как же без париков в мольеровском спектакле?! Но здесь они фантастически гипертрофированы, этакие парики-монстры - огромнейшие, из «раскудрявейших» грив чуть ли не ниже пояса, на головах сидят, словно какие-то коконы, делая людей похожими на гигантских болонок. И эта дополнительная «мнимость» отлично играет в спектакле, и это тоже привет от «старика Мольера». Жан-Батист Поклен, оказывается, все знал про нас и про все наши «мнимости». И в этом смысле спектакль несколько парадоксально, но обстоятельно отвечает на больной вопрос режиссеров: «Чем будем удивлять и как будем интерпретировать»? Сергей Женовач не «удивляет» и не «интерпретирует», он просто погружает зрителей в мольеровский «смех сквозь невидимые миру слезы», в чарующее пространство старинного театра, слегка, самую малость, но сколь эффектно «модернизированное», в реалии ХУЛ века, которые у него звучат почему-то очень современно. Наверное, дело все-таки в слухе, у режиссера он должен быть приближен к абсолютному. Чтобы расслышать, о чем говорит автор. А автор явно дает нам знак - слишком много «мнимостей» в вашей жизни. И зрители, надо отдать им должное, читают этот знак с ходу.
Нина КАТАЕВА
«Литературная газета», 23.11.2005
Последняя комедия Мольера в Малом театре
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы. Сын королевского обойщика и великий реформатор драматического искусства - снова в моде. И дух великого комедиографа словно бы продолжает нашептывать режиссерам XXI века названия своих бессмертных комедий - сегодня пусть будет «Мнимый больной» на сцене Малого театра в Москве.
Комедия, написанная в 1673 году, в год смерти драматурга, и ставшая для него прощальным текстом и прощальной игрой (как известно, он умер спустя несколько часов после четвертого представления своей пьесы, в которой исполнял заглавную роль), со временем неизбежно стала восприниматься последователями в качестве своеобразного завещания. Слово «мнимый» у яростного борца с ханжеством и «мнимостями» всякого рода встречается не раз. И Сергей Женовач, осуществляющий свою третью постановку в Доме Островского за отправную точку берет именно этот мотив.
Хотя начинается все в доме г-на Аргана весьма степенно и чинно. Вполне ожидаемая сценография Александра Боровского - привычный интерьер богатого дома, в котором блестит паркет, за большими окнами открываются прелестные виды, и мебель привезена из самого модного магазина. Костюмы Оксаны Ярмольник умиротворят самого тонкого ценителя кружев и пастельно-коричневатых благородных тонов в одежде. Одним словом, такой безупречный современный «классицистский» парафраз вокруг, что подсознание неизбежно начинает извлекать из недр памяти длинный ряд скучных исполнителей мольеровских монологов ...
Однако медленно, но мощно (как всегда у Женовача) раскручивающаяся тугая пружина действа постепенно властно втягивает вас в свою орбиту, и вот вы уже ощущаете себя едва ли не одним из местных домочадцев и начинаете ревностно следить за происходящим. На наших глазах режиссер зримо сплавляет классицистические каноны со стихией народной театральности, и «Мнимый больной» оказывается остросовременным спектаклем, направленным против предательства, измен, плутовства, так ненавистных не только Мольеру, но всем «людям доброй воли». Сюжет, как и должно, разворачивается вокруг Аргана, который в замечательном исполнении Василия Бочкарева простак-то простак, но с изрядной долей хитрецы. Он замучил домашних разговорами о своих болячках и, поскольку всякая «мнимость» застит человеку глаза, блаженно плавает в озере лести, в которое погружает его коварная Белина, молодая жена в точном исполнении Евгении Глушенко. А вокруг ликует праздничная и многонаселенная театральная стихия, причем мольеровская «комедия положений» в результате массы явленных на сцене удачных актерских работ вдруг вырастает до самой натуральной «комедии характеров».
Вот, к примеру, сцена сватовства будущего лекаря Томаса Диафуаруса к дочери Аргана Анжелике сыграна Виктором Низовым и Владимиром Носиком (папа Томаса, тоже врач) как вставной номер, в подлинно сатирическом ключе, в духе едва ли не ярмарочной интермедии. Томас представлен откровенным болваном сродни тем, которых каждую неделю пытаются показать нам увядающие аншлаговцы, но как же по-настоящему смешон персонаж Низового - я, признаться, давно не слышала такого здорового смеха в театре. Диафуарусы по шпаргалкам, в два голоса, пытаются сделать предложение бедной Анжелике, но плачет вместо нее от смеха весь зрительный зал.
И таких подчеркнуто вставных номеров немало в спектакле. В откровенно буффонадной манере играет Клеанта, возлюбленного Анжелики, признанный Чацкий Малого театра Глеб Подгородинский. Поначалу актера и не узнаешь, Клеант столь окарикатурен и шаржирован, что в какой-то момент думаешь: перебор, но потом понимаешь, что постановщик и исполнитель сполна прониклись авторским мироощущением и услышали - сквозь пласты веков - смех самого г-на Мольера, задорный и едкий.
Второе действие спектакля идет уже под неумолкаемый хохот зала, стихия театральности, набрав силу, буйствует на сцене, пассажи легкого, остроумного действа становятся все более отточенными и изящными. Трехсотлетнего промежутка лет между нами и драматургом словно бы и не бывало. Нестареющим перлам Мольера аплодирует «понимающий» зал. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств!» - кто бы спорил с этим в наши дни, когда в газетах постоянно пишут о поддельной фармацевтике. Еще одна остроактуальная проблема - нынешние врачи, нарушающие клятву Гиппократа. В финальной сцене, где Аргана торжественно посвящают в сан доктора, звучит «латинизированное» высказывание и на сей счет: «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре».
Тот, кто любит гонораре, утверждает своим спектаклем по «нашему современнику» Мольеру постановщик Сергей Женовач, увы, может играть сегодня любую роль. От врача до политика. Об этом тонко, ненавязчиво и остроумно говорит постановщик. Так, в спектакле в один прекрасный момент появляются парики, что совершенно естественно, как же без париков в мольеровском спектакле?! Но здесь они фантастически гипертрофированы, этакие парики-монстры - огромнейшие, из «раскудрявейших» грив чуть ли не ниже пояса, на головах сидят, словно какие-то коконы, делая людей похожими на гигантских болонок. И эта дополнительная «мнимость» отлично играет в спектакле, и это тоже привет от «старика Мольера». Жан-Батист Поклен, оказывается, все знал про нас и про все наши «мнимости». И в этом смысле спектакль несколько парадоксально, но обстоятельно отвечает на больной вопрос режиссеров: «Чем будем удивлять и как будем интерпретировать»? Сергей Женовач не «удивляет» и не «интерпретирует», он просто погружает зрителей в мольеровский «смех сквозь невидимые миру слезы», в чарующее пространство старинного театра, слегка, самую малость, но сколь эффектно «модернизированное», в реалии ХУЛ века, которые у него звучат почему-то очень современно. Наверное, дело все-таки в слухе, у режиссера он должен быть приближен к абсолютному. Чтобы расслышать, о чем говорит автор. А автор явно дает нам знак - слишком много «мнимостей» в вашей жизни. И зрители, надо отдать им должное, читают этот знак с ходу.
Нина КАТАЕВА
«Литературная газета», 23.11.2005
01.11.2005
Подробнее
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
ЗДОРОВО ЖИВЕШЬ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
Постановки Сергея Женовача в осенне-зимний период надо прописывать наравне с витаминами: например, «Мнимый больной» в Малом театре поможет при синдроме хронической усталости, утрате вкуса к жизни и общей тревожности.
Режиссер Сергей Женовач — главный утешитель в нашем театре. После его спектаклей кажется, что все в мире идет своим чередом, век не так уж и расшатался и жизнь непременно наладится. Он никогда не тяготел к трагедии, и инсценировка романа Фолкнера «Шум и ярость», поставленная им в начале 90-х с юными актерами «Мастерской Фоменко», остается, кажется, едва ли не единственным действительно мрачным его высказыванием. В сегодняшнем российском театре, который мотает из стороны в сторону как растерявшегося невротика, Женовач утверждает понятие нормы — чувств, отношения к прошлому, профессионализма. Еще и поэтому за него так ухватился Малый театр.
«Мнимый больной» Мольера в постановке Женовача, во-первых, очень красив. Глаз ведь понемногу отвыкает от гармоничной картинки в театре: не броской или аттракционной — просто красивой. А здесь смотри и наслаждайся: на сцене обшитый деревом зал дома XVII в., веселые отблески камина, высокие окна, сначала уютно закрытые портьерами, потом щедро пропускающие солнечный свет. Сценограф Александр Боровский и художник по костюмам Оксана Ярмольник не позволили себе ни единой тревожной ноты: только открытое пространство и ясные четкие линии, только теплая гамма — от красного дерева стен до темно-коричневой обивки любимого кресла Аргана, от светло-кремовых платьев дам до рыжих волос служанки. И когда блондинка Анжелика, дочка Аргана (Ольга Молочная), стоит у окна, действие может замереть и не двигаться: не спешите, посмотрите, как подчеркивает высокий воротник старинного платья изгиб шеи, как отливают золотом локоны пышной прически на свету. Правда, красиво?
Во-вторых, этот «Мнимый больной» — бальзам на душу тех, кто тоскует по семейным ценностям. Потому что главное в нем — не причуды Аргана (Василий Бочкарев), решившего, что он болен, и даже, наверное, не обаятельная импровизационная игра артистов, главное — это идея дома. Дом Аргана крепок и наполнен любовью, но не лишен проблем, которые, однако же, здесь стараются решать, время от времени без обиняков говоря друг другу правду. Здесь служанка Туанетта (Людмила Титова) имеет полное право голоса и способна заявить, что «не даст согласия на брак» своей госпожи. Из этой семьи могут исключить, если ты на самом деле ее не ценишь (что и происходит с женой Аргана, которую играет Евгения Глушенко). Но можно и стать ее членом — достаточно в тяжелый для клана момент, как это делает молодой Клеант (Глеб Подгородинский), поставить свой стул подле стула возлюбленной, усесться скорбным рядком, добровольно разделив горе с еще недавно чужими людьми.
В спектакле Женовача есть неожиданная самоцитата: когда Арган зовет слуг, их выходит целая стайка, и все они спят на ходу. Точно так же спали русские слуги во «Владимире III степени» — знаменитом спектакле Женовача по Гоголю в «Мастерской Фоменко». Черты давней постановки проступают в свежей, с иголочки, премьере пусть на минуту, но с той же отчетливостью, с какой черты бабушки узнаются в лице внучки. Ничто не исчезает без следа, все имеет и свой смысл, и свое продолжение. Ну чем не психотерапия?
Александра Машукова
«Ведомости», 1.11.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
«Мнимый больной» Сергея Женовача легко заменяет сеанс психотерапии
Постановки Сергея Женовача в осенне-зимний период надо прописывать наравне с витаминами: например, «Мнимый больной» в Малом театре поможет при синдроме хронической усталости, утрате вкуса к жизни и общей тревожности.
Режиссер Сергей Женовач — главный утешитель в нашем театре. После его спектаклей кажется, что все в мире идет своим чередом, век не так уж и расшатался и жизнь непременно наладится. Он никогда не тяготел к трагедии, и инсценировка романа Фолкнера «Шум и ярость», поставленная им в начале 90-х с юными актерами «Мастерской Фоменко», остается, кажется, едва ли не единственным действительно мрачным его высказыванием. В сегодняшнем российском театре, который мотает из стороны в сторону как растерявшегося невротика, Женовач утверждает понятие нормы — чувств, отношения к прошлому, профессионализма. Еще и поэтому за него так ухватился Малый театр.
«Мнимый больной» Мольера в постановке Женовача, во-первых, очень красив. Глаз ведь понемногу отвыкает от гармоничной картинки в театре: не броской или аттракционной — просто красивой. А здесь смотри и наслаждайся: на сцене обшитый деревом зал дома XVII в., веселые отблески камина, высокие окна, сначала уютно закрытые портьерами, потом щедро пропускающие солнечный свет. Сценограф Александр Боровский и художник по костюмам Оксана Ярмольник не позволили себе ни единой тревожной ноты: только открытое пространство и ясные четкие линии, только теплая гамма — от красного дерева стен до темно-коричневой обивки любимого кресла Аргана, от светло-кремовых платьев дам до рыжих волос служанки. И когда блондинка Анжелика, дочка Аргана (Ольга Молочная), стоит у окна, действие может замереть и не двигаться: не спешите, посмотрите, как подчеркивает высокий воротник старинного платья изгиб шеи, как отливают золотом локоны пышной прически на свету. Правда, красиво?
Во-вторых, этот «Мнимый больной» — бальзам на душу тех, кто тоскует по семейным ценностям. Потому что главное в нем — не причуды Аргана (Василий Бочкарев), решившего, что он болен, и даже, наверное, не обаятельная импровизационная игра артистов, главное — это идея дома. Дом Аргана крепок и наполнен любовью, но не лишен проблем, которые, однако же, здесь стараются решать, время от времени без обиняков говоря друг другу правду. Здесь служанка Туанетта (Людмила Титова) имеет полное право голоса и способна заявить, что «не даст согласия на брак» своей госпожи. Из этой семьи могут исключить, если ты на самом деле ее не ценишь (что и происходит с женой Аргана, которую играет Евгения Глушенко). Но можно и стать ее членом — достаточно в тяжелый для клана момент, как это делает молодой Клеант (Глеб Подгородинский), поставить свой стул подле стула возлюбленной, усесться скорбным рядком, добровольно разделив горе с еще недавно чужими людьми.
В спектакле Женовача есть неожиданная самоцитата: когда Арган зовет слуг, их выходит целая стайка, и все они спят на ходу. Точно так же спали русские слуги во «Владимире III степени» — знаменитом спектакле Женовача по Гоголю в «Мастерской Фоменко». Черты давней постановки проступают в свежей, с иголочки, премьере пусть на минуту, но с той же отчетливостью, с какой черты бабушки узнаются в лице внучки. Ничто не исчезает без следа, все имеет и свой смысл, и свое продолжение. Ну чем не психотерапия?
Александра Машукова
«Ведомости», 1.11.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
28.10.2005
Подробнее
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла. Зато другую чеховскую героиню — Сашеньку Платонову из «Неоконченной пьесы для механического пианино» — она играть не боялась и так вошла в образ, что именно эта роль стала визитной карточкой актрисы. Потом были и другие заметные роли в кино — Тоня («Впервые замужем»), Вера («Влюблен по собственному желанию»), Маменька («Несколько дней из жизни Обломова»). Киногероини Евгении Глушенко — мягкие, добрые, светлые женщины... Тем не менее Тоня Болотникова из «Впервые замужем» стоит особняком — молодой, 25-летней актрисе пришлось сыграть возрастную роль. Ее героиня на экране проходит путь от 20-летней девушки до 40-летней женщины...
- Евгения Константиновна, как вам работалось с Хейфицем?
- Мы были на гастролях в Ленинграде в 1977 году, играли на сцене Александринского театра. Ко мне за кулисы пришла женщина — помощник режиссера и сказала, что Иосиф Ефимович Хейфиц предлагает роль, и посоветовала прочитать повесть Павла Нилина «Впервые замужем». Через день мы созвонились, и я спросила: «Как же я буду играть, если роль возрастная?» А мне отвечают: «Надо встретиться с Иосифом Ефимовичем, и он вам все расскажет». Первое, что он спросил: «Вам понравилась роль?» «Да», — ответила я. «Ну, тогда будем сниматься». Я говорю: «Я не знаю, я боюсь». А он: «Пусть это вас не волнует». Ну как я могу бояться рядом с таким корифеем! До этого у меня уже был первый опыт в кино — «Неоконченная пьеса для механического пианино» с Михалковым, ну там совсем другая компания. Никита Сергеевич — молодой режиссер, а Хейфиц — классик жанра, многие вещи я впервые узнавала именно от Хейфица. Помню, идет какая-то сцена, а он говорит, что ее надо быстрее играть. Я удивилась: «Как быстрее, чувства все-таки...» А он настаивал. И вот помощник режиссера стояла с секундомером и подгоняла. А когда я увидела фильм на экране, поняла, что все было правильно. Абсолютный слух и абсолютное чувство. Ну, естественно — классик.
- Когда смотришь «Механическое пианино», где вы так органичны с Калягиным, даже как-то не верится, что это просто актерская игра...
- Мы женаты уже 27 лет, и на протяжении всего этого времени мне задают один и тот же вопрос — был ли у нас роман, когда мы снимались, интересуются подробностями. Я нового ничего не открываю: я знала, что существует такой актер Калягин, но мы на съемках были как партнеры. Тогда у Александра Александровича была своя жизнь, у меня — своя. Ну а потом время распорядилось так, что мы соединили свои судьбы.
- У вас творческая семья: ваш муж Александр Калягин возглавляет СТД, у него свой театр Et Cetera, вы сами служите в Малом театре. Приходится ли дома обсуждать творческие проблемы?
- Я не хотела бы говорить о своей личной жизни. Как и во всякой семье, бывает по-разному: иногда обсуждаем, иногда — нет, в зависимости от желания и настроения.
- По радио идет передача «Отзвуки театра», которую ведет Александр Калягин. Он приглашает на рандеву разных актеров, беседует с ними о театре, о жизни. Вы ни разу не присутствовали...
- Думаю, что и не буду. Вот кто-нибудь еще будет вести передачу о театре, и тогда, может быть...
- Сейчас снимается масса сериалов, есть ли у вас предложения?
- Мне приносили сценарии. Некоторые роли, которые читала, были интересны, но по времени мы не совпадали. А есть роли, которые я не хотела бы играть, потому что мне это неинтересно.
- А сожалели когда-нибудь, что какая-то роль досталась не вам?
- Недавно нашлись мои пробы с Абдуловым в «Обыкновенном чуде» — мне предлагали сыграть принцессу, которую я так и не сыграла... Но я не жалею об этом.
- Вы не сразу поступили в «Щепку», вначале год проучились в театральном училище у себя на родине, в Ростове-на-Дону, чего испугались?
- В самом начале я занималась во Дворце пионеров. А потом мой педагог сказала: знаешь, давай поступи сначала в наше училище, а там видно будет. Я так и сделала.
- А что бы вы пожелали молодым актерам?
- У каждого своя судьба. Конечно, надо дерзать. Вообще не надо сидеть на месте.
- Ваша первая роль в Малом — Лиза в «Горе от ума». Эта была лучшая Лиза в то время. Женщины, которых вы играете, очень разные, в том числе и комические персонажи, как, скажем, секретарша в «Зале ожидания». А какую бы женщину вы хотели сыграть?
- Как говорят актеры, судьбинушка должна быть. Конечно, не важно, в какие обстоятельства героиня попадет, важно, как она себя проявляет.
- Как вы относитесь к импровизации на сцене? Или Островский или какой-нибудь другой классик не допускает этого? И естественно, Юрий Соломин тоже?
- Импровизация, конечно, может быть, но в канве спектакля, чтобы не помешать его целостности. Конечно, мы — живые люди, каждый раз играем по-разному. Один спектакль, безусловно, отличается от другого, хотя мы говорим один и тот же текст. Каждый день несет нам что-то новое, и мы это привносим в театр. Но в канве спектакля.
- Есть спектакли, в которых используется ненормативная лексика... Как вы относитесь к тому, что такими средствами пытаются достичь определенного эффекта на сцене?
- Мне это не нравится... Когда слышу нецензурную речь на улице, меня всегда коробит. А еще приходить в театр и слушать все это... Я не была ни на одном таком спектакле. Не хочется.
- Какой зритель ходит в Малый театр?
- В Малый театр ходит разный зритель: старшее поколение, среднее, младшее. На спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» мы замечаем, что сидят три поколения сразу — бабушки, отцы и мамы, дети. Хохочут все вместе. В пьесе как раз три поколения одной семьи, и у каждого своя судьба, своя линия, и все это переплетается.
- Евгения Константиновна, кого вы чаще всего вспоминаете из тех, кто работал в Малом театре, с кем вас свела судьба?
- Михаила Ивановича Царева — я играла его дочерей и в «Горе от ума», и в «Короле Лире», и в «Фиеско». А еще — Виктора Ивановича Хохрякова, Елену Николаевну Гоголеву... С ней вообще были удивительные отношения, хотя она всегда была осторожна с коллегами. За год до смерти Елена Николаевна подарила мне индийские сережки, в которых играла какую-то роль, и черный зонтик XIX века. Это было в традициях театра. Я помню, актриса Лера Новак на спектакль надевала сережки, которые ей подарила Турчанинова. И Елена Николаевна перед «Холопами» вызвала к себе актрис, которые играли с ней в спектакле, разложила свою старинную бижутерию и сказала: «Выбирайте, что вам хочется». И каждый что-то выбрал.
- Известно, что театральные костюмы вам шьет супруга артиста Леонида Ярмольника Оксана. А как вы себя ощущаете в старинных костюмах?
- Прекрасно. Я вообще обожаю старинные, исторические костюмы.
- Где успели побывать?
- В Мариинском театре, Эрмитаже. А еще меня пригласили на спектакль «Mad in Japan». Это любопытно. Антон Адасинский, мне кажется, талантливый человек. Но когда на сцене раздеваются, танцуют белый танец и снимают штаны... Я думаю, а зачем? Смысл? Когда шокируют одной, простите, задницей, хочется сказать, ребята, на каком же уровне мы находимся?
- Ваша Мавра Тарасовна, женщина в самом расцвете сил, хорошая хозяйка, своего не упустит, но и чужого не возьмет, говорит в финале: «Правда — хорошо, а счастье лучше». Так что же, на ваш взгляд, лучше?
- Это все игра слов. Как говорит герой пьесы Платон, «если человек живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно — вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает, действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой на человечество, только себе на потеху — тот мерзавец своей жизни». Как актуально!
***
Евгения Константиновна Глушенко родилась в Ростове-на-Дону. Окончила Театральное училище имени Щепкина, курс Михаила Ивановича Царева, бывшего в то время директором Малого театра.
Всего за годы работы в Малом театре Евгения Глушенко сыграла более чем в 20 спектаклях. С 1996 года вместе с режиссером Малого театра Борисом Морозовым переходит в Театр Российской Армии и с успехом играет в спектаклях «Сердце не камень» (1997) по пьесе А. Н. Островского, «На дне» А. М. Горького (Василиса, 1998), «Отелло» В. Шекспира (Эмилия, 1999). Через четыре года актриса возвращается в Малый театр. Евгения Глушенко — заслуженная артистка РСФСР (1988), народная артистка России (1995), член Всероссийского театрального общества (с 1979 года) и Союза театральных деятелей (с 1989 года).
За роль Тони Болотниковой в фильме «Впервые замужем» актриса была удостоена «Премии за лучшие актерские работы» на Всесоюзном кинофестивале в 1980 году.
А роль Веры в фильме «Влюблен по собственному желанию» принесла Евгении Глушенко победу в номинации «Актриса» на Берлинском кинофестивале в 1983 году.
Беседовали Людмила КЛУШИНА и Марина ШИКОВА
«Вечерний Петербург», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла. Зато другую чеховскую героиню — Сашеньку Платонову из «Неоконченной пьесы для механического пианино» — она играть не боялась и так вошла в образ, что именно эта роль стала визитной карточкой актрисы. Потом были и другие заметные роли в кино — Тоня («Впервые замужем»), Вера («Влюблен по собственному желанию»), Маменька («Несколько дней из жизни Обломова»). Киногероини Евгении Глушенко — мягкие, добрые, светлые женщины... Тем не менее Тоня Болотникова из «Впервые замужем» стоит особняком — молодой, 25-летней актрисе пришлось сыграть возрастную роль. Ее героиня на экране проходит путь от 20-летней девушки до 40-летней женщины...
- Евгения Константиновна, как вам работалось с Хейфицем?
- Мы были на гастролях в Ленинграде в 1977 году, играли на сцене Александринского театра. Ко мне за кулисы пришла женщина — помощник режиссера и сказала, что Иосиф Ефимович Хейфиц предлагает роль, и посоветовала прочитать повесть Павла Нилина «Впервые замужем». Через день мы созвонились, и я спросила: «Как же я буду играть, если роль возрастная?» А мне отвечают: «Надо встретиться с Иосифом Ефимовичем, и он вам все расскажет». Первое, что он спросил: «Вам понравилась роль?» «Да», — ответила я. «Ну, тогда будем сниматься». Я говорю: «Я не знаю, я боюсь». А он: «Пусть это вас не волнует». Ну как я могу бояться рядом с таким корифеем! До этого у меня уже был первый опыт в кино — «Неоконченная пьеса для механического пианино» с Михалковым, ну там совсем другая компания. Никита Сергеевич — молодой режиссер, а Хейфиц — классик жанра, многие вещи я впервые узнавала именно от Хейфица. Помню, идет какая-то сцена, а он говорит, что ее надо быстрее играть. Я удивилась: «Как быстрее, чувства все-таки...» А он настаивал. И вот помощник режиссера стояла с секундомером и подгоняла. А когда я увидела фильм на экране, поняла, что все было правильно. Абсолютный слух и абсолютное чувство. Ну, естественно — классик.
- Когда смотришь «Механическое пианино», где вы так органичны с Калягиным, даже как-то не верится, что это просто актерская игра...
- Мы женаты уже 27 лет, и на протяжении всего этого времени мне задают один и тот же вопрос — был ли у нас роман, когда мы снимались, интересуются подробностями. Я нового ничего не открываю: я знала, что существует такой актер Калягин, но мы на съемках были как партнеры. Тогда у Александра Александровича была своя жизнь, у меня — своя. Ну а потом время распорядилось так, что мы соединили свои судьбы.
- У вас творческая семья: ваш муж Александр Калягин возглавляет СТД, у него свой театр Et Cetera, вы сами служите в Малом театре. Приходится ли дома обсуждать творческие проблемы?
- Я не хотела бы говорить о своей личной жизни. Как и во всякой семье, бывает по-разному: иногда обсуждаем, иногда — нет, в зависимости от желания и настроения.
- По радио идет передача «Отзвуки театра», которую ведет Александр Калягин. Он приглашает на рандеву разных актеров, беседует с ними о театре, о жизни. Вы ни разу не присутствовали...
- Думаю, что и не буду. Вот кто-нибудь еще будет вести передачу о театре, и тогда, может быть...
- Сейчас снимается масса сериалов, есть ли у вас предложения?
- Мне приносили сценарии. Некоторые роли, которые читала, были интересны, но по времени мы не совпадали. А есть роли, которые я не хотела бы играть, потому что мне это неинтересно.
- А сожалели когда-нибудь, что какая-то роль досталась не вам?
- Недавно нашлись мои пробы с Абдуловым в «Обыкновенном чуде» — мне предлагали сыграть принцессу, которую я так и не сыграла... Но я не жалею об этом.
- Вы не сразу поступили в «Щепку», вначале год проучились в театральном училище у себя на родине, в Ростове-на-Дону, чего испугались?
- В самом начале я занималась во Дворце пионеров. А потом мой педагог сказала: знаешь, давай поступи сначала в наше училище, а там видно будет. Я так и сделала.
- А что бы вы пожелали молодым актерам?
- У каждого своя судьба. Конечно, надо дерзать. Вообще не надо сидеть на месте.
- Ваша первая роль в Малом — Лиза в «Горе от ума». Эта была лучшая Лиза в то время. Женщины, которых вы играете, очень разные, в том числе и комические персонажи, как, скажем, секретарша в «Зале ожидания». А какую бы женщину вы хотели сыграть?
- Как говорят актеры, судьбинушка должна быть. Конечно, не важно, в какие обстоятельства героиня попадет, важно, как она себя проявляет.
- Как вы относитесь к импровизации на сцене? Или Островский или какой-нибудь другой классик не допускает этого? И естественно, Юрий Соломин тоже?
- Импровизация, конечно, может быть, но в канве спектакля, чтобы не помешать его целостности. Конечно, мы — живые люди, каждый раз играем по-разному. Один спектакль, безусловно, отличается от другого, хотя мы говорим один и тот же текст. Каждый день несет нам что-то новое, и мы это привносим в театр. Но в канве спектакля.
- Есть спектакли, в которых используется ненормативная лексика... Как вы относитесь к тому, что такими средствами пытаются достичь определенного эффекта на сцене?
- Мне это не нравится... Когда слышу нецензурную речь на улице, меня всегда коробит. А еще приходить в театр и слушать все это... Я не была ни на одном таком спектакле. Не хочется.
- Какой зритель ходит в Малый театр?
- В Малый театр ходит разный зритель: старшее поколение, среднее, младшее. На спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» мы замечаем, что сидят три поколения сразу — бабушки, отцы и мамы, дети. Хохочут все вместе. В пьесе как раз три поколения одной семьи, и у каждого своя судьба, своя линия, и все это переплетается.
- Евгения Константиновна, кого вы чаще всего вспоминаете из тех, кто работал в Малом театре, с кем вас свела судьба?
- Михаила Ивановича Царева — я играла его дочерей и в «Горе от ума», и в «Короле Лире», и в «Фиеско». А еще — Виктора Ивановича Хохрякова, Елену Николаевну Гоголеву... С ней вообще были удивительные отношения, хотя она всегда была осторожна с коллегами. За год до смерти Елена Николаевна подарила мне индийские сережки, в которых играла какую-то роль, и черный зонтик XIX века. Это было в традициях театра. Я помню, актриса Лера Новак на спектакль надевала сережки, которые ей подарила Турчанинова. И Елена Николаевна перед «Холопами» вызвала к себе актрис, которые играли с ней в спектакле, разложила свою старинную бижутерию и сказала: «Выбирайте, что вам хочется». И каждый что-то выбрал.
- Известно, что театральные костюмы вам шьет супруга артиста Леонида Ярмольника Оксана. А как вы себя ощущаете в старинных костюмах?
- Прекрасно. Я вообще обожаю старинные, исторические костюмы.
- Где успели побывать?
- В Мариинском театре, Эрмитаже. А еще меня пригласили на спектакль «Mad in Japan». Это любопытно. Антон Адасинский, мне кажется, талантливый человек. Но когда на сцене раздеваются, танцуют белый танец и снимают штаны... Я думаю, а зачем? Смысл? Когда шокируют одной, простите, задницей, хочется сказать, ребята, на каком же уровне мы находимся?
- Ваша Мавра Тарасовна, женщина в самом расцвете сил, хорошая хозяйка, своего не упустит, но и чужого не возьмет, говорит в финале: «Правда — хорошо, а счастье лучше». Так что же, на ваш взгляд, лучше?
- Это все игра слов. Как говорит герой пьесы Платон, «если человек живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно — вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает, действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой на человечество, только себе на потеху — тот мерзавец своей жизни». Как актуально!
***
Евгения Константиновна Глушенко родилась в Ростове-на-Дону. Окончила Театральное училище имени Щепкина, курс Михаила Ивановича Царева, бывшего в то время директором Малого театра.
Всего за годы работы в Малом театре Евгения Глушенко сыграла более чем в 20 спектаклях. С 1996 года вместе с режиссером Малого театра Борисом Морозовым переходит в Театр Российской Армии и с успехом играет в спектаклях «Сердце не камень» (1997) по пьесе А. Н. Островского, «На дне» А. М. Горького (Василиса, 1998), «Отелло» В. Шекспира (Эмилия, 1999). Через четыре года актриса возвращается в Малый театр. Евгения Глушенко — заслуженная артистка РСФСР (1988), народная артистка России (1995), член Всероссийского театрального общества (с 1979 года) и Союза театральных деятелей (с 1989 года).
За роль Тони Болотниковой в фильме «Впервые замужем» актриса была удостоена «Премии за лучшие актерские работы» на Всесоюзном кинофестивале в 1980 году.
А роль Веры в фильме «Влюблен по собственному желанию» принесла Евгении Глушенко победу в номинации «Актриса» на Берлинском кинофестивале в 1983 году.
Беседовали Людмила КЛУШИНА и Марина ШИКОВА
«Вечерний Петербург», 28.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
27.10.2005
Подробнее
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
«Мнимый больной». Малый театр
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом. Спору нет, с Мольером рядом не стояли ни Людвиг, ни Куни. Но ведь и «Мнимый больной» — не «Тартюф» не «Дон Жуан» а чистый легкий жанр.
С каждым новым спектаклем Сергея Женовача становится все очевиднее, что Малый театр нашел своего режиссера. Здесь принципиально не жалуют активных интерпретаторов оригинала и приоритет в спектакле актера всегда виден. Но Женовач — интерпретатор, только в особом, совершенно неагрессивном смысле этого слова. И атмосфера, и актерское состояние, и смыслы — все сделано режиссером. Только в отсутствие жирных масляных красок и игры постановочной мускулатурой это не очень заметно. Тут не хирургия, а гомеопатия.
Мольер в его интерпретации лишен всего того, что так осточертело во многих наших мольеровских спектаклях. Нет ни ретивых, потных массовок. Ни шума и натужной экспрессии. Ни крикливых костюмов и декораций. Пьеса на медицинскую тему, но никаких клистиров и шприцов величиной с телеграфный столб не наблюдается. Комедия в руках Женовача становится изящной и легкой вещицей. Едва уловимый русский акцент не заглушает парижского происхождения. Ненависть Жана Батиста к врачебному сословию, сквозящая в комедийных пассажах, на сцене Малого театра трансформируется в снисходительную иронию. Российское народонаселение, переживающее на собственных организмах вялотекущую государственную реформу здравоохранения, сидя в зрительном зале, весело реагирует на бессмертные реплики. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств» — хохот и продолжительные аплодисменты. «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре» — «латинизированное» посвящение главного героя в лекари вызывает у зрителей живейшую реакцию. К слову, эту четырехстраничную финальную декламацию постановщики обычно опускают. А Женовач разыгрывает ее так же легко и непринужденно, как все предыдущие события пьесы.
В постоянном содружестве режиссера и художника Александра Боровского всегда, помимо прочих задач, есть потребность создать ауру настроения и самочувствия героев представленной на сцене истории. На этот раз сцена одета в теплые, добротные деревянные панели, блестит зеркально натертый паркет, сверкают хрусталем люстры и канделябры, а в растворенные окна льется ослепительный летний свет. В доме господина Аргана не мерзнут, не голодают, не нуждаются и... не болеют. Щеголяют в тонких, кремового цвета кружевах, платья и камзолы выдержаны в изысканной коричневато-бежевой гамме (художник по костюмам Оксана Ярмольник), буйные рыжие кудри рассыпаются по плечам, из смелых декольте выглядывают прелестные округлости, а парики всем мужчинам к лицу, и нет в них ничего карикатурного. Эти белые «барашки» буклей -особая, чисто театральная радость, напоминающая о Пале-Рояле, о том, как стучали когда-то палкой о подмостки, призывая зрителей к началу представления. У Женовача палкой, правда, не стучат, но ребята в париках и штанах до колен ходят между рядами, звонят в колокольчики к началу действия — прелесть, да и только!
«Мнимый больной» отчетливо несет на себе приметы фарса, но в Малом театре пьесу играют до такой степени негрубо и изящно, что вспоминается куртуазное искусство, родившееся почти на век позже мольеровских сочинений. Цвет и освещение постановки Женовача, Боровского и художника по свету Дамира Исмагилова чуть намекают на театр Джорджо Стрелера — и теплой коричнево-бежевой гаммой, и волшебной игрой теней, отбрасываемых от камина, и истомой, разлитой в движениях, и легкой интонацией притворства. Здесь притворяются все и во всем: в болезни, во врачевании, в любви, в корысти, в заботе, в безделье. И первый притворщик — господин АрганВасилия Бочкарева. Он не только мнимый больной, но и мнимый деспот, и мнимый глава семьи. Утопая в ночной рубахе и халате, Арган вследствие бесконечно употребляемых клистиров без конца бегает по нужде. Но, право, несется так быстро, вскакивает с кресла так мгновенно, что о серьезном недуге и речи быть не может. Запутавшись в диетах (один лекарь велит есть вареное, другой — жареное), он дожидается заветной минуты и с завидным аппетитом поедает в одиночестве яйцо всмятку. Бочкарев играет на тончайшей грани представления и переживания, существует в образе лукаво, простодушно, а главное — человечно. Есть момент, когда чуть не назревает драма, которой, впрочем, не дано развития, ибо условия игры его не допускают. Притворившись усопшим, Арган слышит, как его дражайшая супруга Белина — Евгения Глушенко абсолютно искренне радуется избавлению от мужа-нытика. И надо видеть, как удручен бедняга, как не на шутку обижен и расстроен.
Режиссура Сергея Женовача если и концептуальна, то концепт в ней основывается на изучении людских повадок, на точнейших наблюдениях за состояниями, мотивами поступков, взаимоотношениями. В такой режиссуре тоже находится место приемам, но последние не выражены ярко, и часто кажется, что их нет вовсе. Однако в мольеровском спектакле Женовач знакомый чередуется с Женовачем неожиданным. Сцена представления дочке Анжелике — Ольге Молочной жениха Томаса Диафуаруса — Виктора Низового выглядит непривычно ударной репризой. Низовой играет дебила, произносит с трудом заученные реплики по десять раз, невзирая на то, что его перебивают и не слушают, и вся эта сцена разыгрывается на грани скетча. Особая роль отводится и полчищам Аргановых слуг; которых ничто не может заставить двигаться хоть чуточку менее лениво и вальяжно. Они ходят по поручениям, носят бесконечное количество стульев для живого оркестрика, и все это исполняется как сцены из «Марлезонского балета» — с комичным, нахальным сознанием собственной значимости.
Вообще же, все персонажи этого спектакля куда более «себе на уме» чем господин Арган, хотя и он — не промах. Брат главного героя — Александр Клюквин побеждает здравым смыслом. Служанка Туанетта — Людмила Титова, этот «Фигаро в юбке» даже и вида не показывает, что ей трудно закрутить интригу, но весело и изящно «дергает за веревочки» Глеб Подгородинский в роли Клеанта играет еще одну, на этот раз чисто водевильную версию героя-любовника, добавляет к избранному им в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» аналогичному амплуа горсть еще более легкомысленных красок.
В Малом театре появился спектакль для альтернативного отдыха. Ступайте на «Мнимого больного» испейте этого легкого и вкусного вина. Вы отдохнете и получите удовольствие — только совсем иного, чем на бесконечных коммерческих поделках, сорта.
Наталия КАМИНСКАЯ
«Культура», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
«Мнимый больной». Малый театр
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом. Спору нет, с Мольером рядом не стояли ни Людвиг, ни Куни. Но ведь и «Мнимый больной» — не «Тартюф» не «Дон Жуан» а чистый легкий жанр.
С каждым новым спектаклем Сергея Женовача становится все очевиднее, что Малый театр нашел своего режиссера. Здесь принципиально не жалуют активных интерпретаторов оригинала и приоритет в спектакле актера всегда виден. Но Женовач — интерпретатор, только в особом, совершенно неагрессивном смысле этого слова. И атмосфера, и актерское состояние, и смыслы — все сделано режиссером. Только в отсутствие жирных масляных красок и игры постановочной мускулатурой это не очень заметно. Тут не хирургия, а гомеопатия.
Мольер в его интерпретации лишен всего того, что так осточертело во многих наших мольеровских спектаклях. Нет ни ретивых, потных массовок. Ни шума и натужной экспрессии. Ни крикливых костюмов и декораций. Пьеса на медицинскую тему, но никаких клистиров и шприцов величиной с телеграфный столб не наблюдается. Комедия в руках Женовача становится изящной и легкой вещицей. Едва уловимый русский акцент не заглушает парижского происхождения. Ненависть Жана Батиста к врачебному сословию, сквозящая в комедийных пассажах, на сцене Малого театра трансформируется в снисходительную иронию. Российское народонаселение, переживающее на собственных организмах вялотекущую государственную реформу здравоохранения, сидя в зрительном зале, весело реагирует на бессмертные реплики. «Больные умирают не от болезней, а от лекарств» — хохот и продолжительные аплодисменты. «Тот, кто любит гонораре, может роль врача играре» — «латинизированное» посвящение главного героя в лекари вызывает у зрителей живейшую реакцию. К слову, эту четырехстраничную финальную декламацию постановщики обычно опускают. А Женовач разыгрывает ее так же легко и непринужденно, как все предыдущие события пьесы.
В постоянном содружестве режиссера и художника Александра Боровского всегда, помимо прочих задач, есть потребность создать ауру настроения и самочувствия героев представленной на сцене истории. На этот раз сцена одета в теплые, добротные деревянные панели, блестит зеркально натертый паркет, сверкают хрусталем люстры и канделябры, а в растворенные окна льется ослепительный летний свет. В доме господина Аргана не мерзнут, не голодают, не нуждаются и... не болеют. Щеголяют в тонких, кремового цвета кружевах, платья и камзолы выдержаны в изысканной коричневато-бежевой гамме (художник по костюмам Оксана Ярмольник), буйные рыжие кудри рассыпаются по плечам, из смелых декольте выглядывают прелестные округлости, а парики всем мужчинам к лицу, и нет в них ничего карикатурного. Эти белые «барашки» буклей -особая, чисто театральная радость, напоминающая о Пале-Рояле, о том, как стучали когда-то палкой о подмостки, призывая зрителей к началу представления. У Женовача палкой, правда, не стучат, но ребята в париках и штанах до колен ходят между рядами, звонят в колокольчики к началу действия — прелесть, да и только!
«Мнимый больной» отчетливо несет на себе приметы фарса, но в Малом театре пьесу играют до такой степени негрубо и изящно, что вспоминается куртуазное искусство, родившееся почти на век позже мольеровских сочинений. Цвет и освещение постановки Женовача, Боровского и художника по свету Дамира Исмагилова чуть намекают на театр Джорджо Стрелера — и теплой коричнево-бежевой гаммой, и волшебной игрой теней, отбрасываемых от камина, и истомой, разлитой в движениях, и легкой интонацией притворства. Здесь притворяются все и во всем: в болезни, во врачевании, в любви, в корысти, в заботе, в безделье. И первый притворщик — господин АрганВасилия Бочкарева. Он не только мнимый больной, но и мнимый деспот, и мнимый глава семьи. Утопая в ночной рубахе и халате, Арган вследствие бесконечно употребляемых клистиров без конца бегает по нужде. Но, право, несется так быстро, вскакивает с кресла так мгновенно, что о серьезном недуге и речи быть не может. Запутавшись в диетах (один лекарь велит есть вареное, другой — жареное), он дожидается заветной минуты и с завидным аппетитом поедает в одиночестве яйцо всмятку. Бочкарев играет на тончайшей грани представления и переживания, существует в образе лукаво, простодушно, а главное — человечно. Есть момент, когда чуть не назревает драма, которой, впрочем, не дано развития, ибо условия игры его не допускают. Притворившись усопшим, Арган слышит, как его дражайшая супруга Белина — Евгения Глушенко абсолютно искренне радуется избавлению от мужа-нытика. И надо видеть, как удручен бедняга, как не на шутку обижен и расстроен.
Режиссура Сергея Женовача если и концептуальна, то концепт в ней основывается на изучении людских повадок, на точнейших наблюдениях за состояниями, мотивами поступков, взаимоотношениями. В такой режиссуре тоже находится место приемам, но последние не выражены ярко, и часто кажется, что их нет вовсе. Однако в мольеровском спектакле Женовач знакомый чередуется с Женовачем неожиданным. Сцена представления дочке Анжелике — Ольге Молочной жениха Томаса Диафуаруса — Виктора Низового выглядит непривычно ударной репризой. Низовой играет дебила, произносит с трудом заученные реплики по десять раз, невзирая на то, что его перебивают и не слушают, и вся эта сцена разыгрывается на грани скетча. Особая роль отводится и полчищам Аргановых слуг; которых ничто не может заставить двигаться хоть чуточку менее лениво и вальяжно. Они ходят по поручениям, носят бесконечное количество стульев для живого оркестрика, и все это исполняется как сцены из «Марлезонского балета» — с комичным, нахальным сознанием собственной значимости.
Вообще же, все персонажи этого спектакля куда более «себе на уме» чем господин Арган, хотя и он — не промах. Брат главного героя — Александр Клюквин побеждает здравым смыслом. Служанка Туанетта — Людмила Титова, этот «Фигаро в юбке» даже и вида не показывает, что ей трудно закрутить интригу, но весело и изящно «дергает за веревочки» Глеб Подгородинский в роли Клеанта играет еще одну, на этот раз чисто водевильную версию героя-любовника, добавляет к избранному им в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» аналогичному амплуа горсть еще более легкомысленных красок.
В Малом театре появился спектакль для альтернативного отдыха. Ступайте на «Мнимого больного» испейте этого легкого и вкусного вина. Вы отдохнете и получите удовольствие — только совсем иного, чем на бесконечных коммерческих поделках, сорта.
Наталия КАМИНСКАЯ
«Культура», 27.10.2005
ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ В АНТРАКТЕ
12.10.2005
Подробнее
«ПАРЫЖ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
«ПАРЫЖ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона...
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона...
«ПАРЫЖ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона. Режиссер Сергей Женовач представил комедию-балет Мольера «Мнимый больной». Заглавную роль сыграл премьер Малого театра Василий Бочкарев. Обозревателю «НИ» показалось, что на нашей сцене давно не было такого счастливого человека, как этот «мнимый больной», счастливый разделенной любовью к самому себе.
На русскую сцену пьесы Мольера попали уже в самом начале XVIII века. Переведенные неизвестным подьячим как «Драгыя Смеяныя» мольеровские «Смешные жеманницы» входили в репертуар петровского театра. Сохранился перевод-переделка этой комедии и рекомендации переводчика к постановке: «театрум долженствует быты жывопысан и украшен цветами багряновыднамы, коронамы, лукамы и всем строеныем трыумфальным града Парыжы». За три века навыки обращения с текстами французского классика в русском театре, безусловно, накопились и углубились. Но, положа руку на сердце, надо признаться, что практически каждому театралу приходилось сталкиваться с какой-нибудь разудалой постановкой, где «Парыж» сиял бы во всем великолепии. Дав в своем романе «Жизнь господина де Мольера» описание знаменитого «бру-га-га», сотрясающего зрительный зал, Булгаков почти на весь двадцатый век определил идеал мольеровского спектакля. Сверхзадача – чтобы мушкетеры (читай, билетерши) падали от смеха на служебных местах.
Сергей Женовач начинает своего «Мнимого больного» в полутьме. Колеблющееся пламя свечи, стоящей на столике, выхватывает абрис огромного полупустого зала, обшитого дубом, и маленькую фигурку в белом колпаке, склонившуюся над столиком. Тихое бормотание оформляется в слова: «что мне нравится в счетах моего аптекаря…» Арган отчаянно торгуется за каждое су и франк и с блаженной улыбкой повторяет названия лекарств, как названия цветов: клистир, промывательное, слабительное, желчегонное. Василий Бочкарев с самого начала берет ноту счастья, которое просто переполняет его «мнимого больного». Арган счастлив своими игрушками: таблетками, микстурами, промывательными. Он искренне не понимает служанку Туанетту (Людмила Титова), которая упорно отказывается посмотреть в его ночной сосуд, чтобы увидеть «продукты очищения организма». С веселым азартом прислушивается он к своим внутренностям: вот слабительное начало свое действие – пулей в туалет! Ура!!! Природа и лекарства работают изумительно! На нашей сцене давно не было такого счастливого человека, как этот «мнимый больной», счастливый разделенной любовью к самому себе.
Как всякий человек, довольный собой и миром, Арган мечтает осчастливить буквально каждого: жену, дочь, служанку. Он простодушно доверчив и, как всякий слабый человек, настойчиво капризен. Ровный свет его счастья освещает сцену: распахнутые огромные окна и стеклянные двери окрашивают комнату в золотистый свет. Радость переливается в зрительный зал и окрашивает и беседы Аргана с лицемеркой-женой (Евгения Глушенко), и препирательства с Туанеттой, и встречу с предполагаемым зятем. Нельзя без улыбки смотреть на эту фигуру в исподнем, кутающуюся в халат, носящуюся вихрем из отдаленной комнаты в свое покойное кресло. Василий Бочкарев прелестен, смешон и как-то лукаво простодушен в этой роли. И по его Аргану, как по камертону, настроен пленительный спектакль.
Сергей Женовач и художник Александр Боровский с удовольствием играют с традиционными приметами «мольеровской» эпохи: утрированные гигантские парики, скандирование речей и слов, подчеркнутая важность фигур. Традиционные приемы классического фарса здесь поданы с чувством меры и стиля. Давно Сергей Женовач не был так грациозно беззаботен в своих работах.
Лучшие моменты – как раз шалость и импровизация. Вот отчаявшийся отвлечь Аргана от завтрака брат запускает в него сорванным с головы париком. А то сам Арган, разоблачив лже-учителя музыки, напевает ему: «До-си-си-дания!»
В финальном дивертисменте, когда после гротескного экзамена Аргана посвящают в доктора и надевают в знак принадлежности к врачебной корпорации гигантский белый парик, его лицо сияет настоящим и неподдельным блаженством. Все вокруг играются и дурачатся – он верит и счастлив. Под конец вдруг даже закрадывается сомнение: а ну, и впрямь прав этот «мнимый больной», всерьез считающий пустяками все на свете, кроме клистиров, таблеток и нужд собственной обожаемой персоны?
Ольга Егошина
«Новые Известия», 12.10.2005
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона. Режиссер Сергей Женовач представил комедию-балет Мольера «Мнимый больной». Заглавную роль сыграл премьер Малого театра Василий Бочкарев. Обозревателю «НИ» показалось, что на нашей сцене давно не было такого счастливого человека, как этот «мнимый больной», счастливый разделенной любовью к самому себе.
На русскую сцену пьесы Мольера попали уже в самом начале XVIII века. Переведенные неизвестным подьячим как «Драгыя Смеяныя» мольеровские «Смешные жеманницы» входили в репертуар петровского театра. Сохранился перевод-переделка этой комедии и рекомендации переводчика к постановке: «театрум долженствует быты жывопысан и украшен цветами багряновыднамы, коронамы, лукамы и всем строеныем трыумфальным града Парыжы». За три века навыки обращения с текстами французского классика в русском театре, безусловно, накопились и углубились. Но, положа руку на сердце, надо признаться, что практически каждому театралу приходилось сталкиваться с какой-нибудь разудалой постановкой, где «Парыж» сиял бы во всем великолепии. Дав в своем романе «Жизнь господина де Мольера» описание знаменитого «бру-га-га», сотрясающего зрительный зал, Булгаков почти на весь двадцатый век определил идеал мольеровского спектакля. Сверхзадача – чтобы мушкетеры (читай, билетерши) падали от смеха на служебных местах.
Сергей Женовач начинает своего «Мнимого больного» в полутьме. Колеблющееся пламя свечи, стоящей на столике, выхватывает абрис огромного полупустого зала, обшитого дубом, и маленькую фигурку в белом колпаке, склонившуюся над столиком. Тихое бормотание оформляется в слова: «что мне нравится в счетах моего аптекаря…» Арган отчаянно торгуется за каждое су и франк и с блаженной улыбкой повторяет названия лекарств, как названия цветов: клистир, промывательное, слабительное, желчегонное. Василий Бочкарев с самого начала берет ноту счастья, которое просто переполняет его «мнимого больного». Арган счастлив своими игрушками: таблетками, микстурами, промывательными. Он искренне не понимает служанку Туанетту (Людмила Титова), которая упорно отказывается посмотреть в его ночной сосуд, чтобы увидеть «продукты очищения организма». С веселым азартом прислушивается он к своим внутренностям: вот слабительное начало свое действие – пулей в туалет! Ура!!! Природа и лекарства работают изумительно! На нашей сцене давно не было такого счастливого человека, как этот «мнимый больной», счастливый разделенной любовью к самому себе.
Как всякий человек, довольный собой и миром, Арган мечтает осчастливить буквально каждого: жену, дочь, служанку. Он простодушно доверчив и, как всякий слабый человек, настойчиво капризен. Ровный свет его счастья освещает сцену: распахнутые огромные окна и стеклянные двери окрашивают комнату в золотистый свет. Радость переливается в зрительный зал и окрашивает и беседы Аргана с лицемеркой-женой (Евгения Глушенко), и препирательства с Туанеттой, и встречу с предполагаемым зятем. Нельзя без улыбки смотреть на эту фигуру в исподнем, кутающуюся в халат, носящуюся вихрем из отдаленной комнаты в свое покойное кресло. Василий Бочкарев прелестен, смешон и как-то лукаво простодушен в этой роли. И по его Аргану, как по камертону, настроен пленительный спектакль.
Сергей Женовач и художник Александр Боровский с удовольствием играют с традиционными приметами «мольеровской» эпохи: утрированные гигантские парики, скандирование речей и слов, подчеркнутая важность фигур. Традиционные приемы классического фарса здесь поданы с чувством меры и стиля. Давно Сергей Женовач не был так грациозно беззаботен в своих работах.
Лучшие моменты – как раз шалость и импровизация. Вот отчаявшийся отвлечь Аргана от завтрака брат запускает в него сорванным с головы париком. А то сам Арган, разоблачив лже-учителя музыки, напевает ему: «До-си-си-дания!»
В финальном дивертисменте, когда после гротескного экзамена Аргана посвящают в доктора и надевают в знак принадлежности к врачебной корпорации гигантский белый парик, его лицо сияет настоящим и неподдельным блаженством. Все вокруг играются и дурачатся – он верит и счастлив. Под конец вдруг даже закрадывается сомнение: а ну, и впрямь прав этот «мнимый больной», всерьез считающий пустяками все на свете, кроме клистиров, таблеток и нужд собственной обожаемой персоны?
Ольга Егошина
«Новые Известия», 12.10.2005
07.10.2005
Подробнее
«Пресса о гастролях Малого театра» ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге
Малый театр называют «домом Островского», и это буквально так: Александр Николаевич сидит перед входом в виде памятника и отгоняет всякую режиссерскую нечисть, в сатанинской гордыне возомнившую, что она умнее Автора. А никак это невозможно, господа, чтобы какие-нибудь болтливые, насквозь порочные, малограмотные самозванцы вдруг стали умнее Островского, демиурга русского театра. Именем Малого театра — символа косности — ругались новаторы ХХ века, уничтожая русский бытовой «жизнеподобный театр». Когда он был, наконец, уничтожен и на его обломках уселись пировать нетопыри и панночки, оказалось, что забыли спросить зрителя — а хочет ли он уничтожения бытового театра? Малый театр отвечает на этот вопрос — подробно и развернуто.
Когда открывается занавес, обещая рассказать, что «На всякого мудреца довольно простоты», и перед нами не трубы, канаты, бревна, тряпки, баобабы или еще какие-то приметы режиссерского самовыражения, а нормальные добротные декорации, верные принципу историзма (художник Э. Стенберг), да еще будет пять перемен декораций, да с бутафорией, да чистый текст Островского пойдет, без отсебятины, да с хорошим ласковым московским говором — зритель начинает даже как-то постанывать от счастья. Как будто после салатов из полиэтилена с уксусом, которыми потчуют театралов всего в двух шагах от Малого театра, ему наконец дали хлеба и воды: живое слово, умную речь, сыгранный характер, человекоразмерную, мудро придуманную историю.
Островский, автор 49 пьес, сохранил в поэтически преображенном виде русскую жизнь нескольких веков, запечатлел ее в совершенстве русской разговорной речи. Малый театр, со своей стороны, консервировал приемы русского бытового театра. Когда две эти субстанции удачно соединяются, на театральный организм это производит резкое и замечательно оздоровляющее действие — что-то вроде вливания озона. Так заулыбался, обрадовался гастролям «доброго Малого» измученный и хмурый Петербург (здесь по-прежнему Островского играть не умеют, удачи редки). То есть с ходом времени эстетический консерватизм Малого театра стал не тормозом какого-то там «прогресса» (какой, к лешему, в театре может быть прогресс?), а благодетельным чудом, доставляющим истинное наслаждение.
Спектакль «Правда — хорошо, а счастье лучше» режиссера Сергея Женовача считается признанной удачей. Хотя в Петербург не приехала часть декораций, и зал БДТ, где проходили гастроли, сначала пугал чопорностью и известным свойством местной публики — беспрерывным чахоточным кашлем, живые, веселые токи этого легкого представления почти тотчас же побежали в зал. Семья строгой купчихи Барабошевой живет в своем доме, «за забором» — немножко не так, как мы, а в общем — похоже. Это наши глубокие родственники — смешные, самодурные, чудаковатые русские люди. Кстати, с другой стороны забора все время идет невидимая жизнь, там говорят, поют, но — вот мелочь, в которой сказывается класс режиссера! — говорят там тексты из других комедий Островского. Несправедливость житейского уклада в доме Барабошевых предопределена тем, что главная женщина тут — одна-одинешенька, словно окаменела без счастья (Евгения Глушенко). А счастье в любой пьесе Островского только одно и бывает: это благодетельный, любовный союз мужчины и женщины. И вот хитроумная нянька Фелицата (Людмила Полякова) находит хозяйке ее мужчину, бывшего любовника, а ныне старого солдата с дивным именем: Сила Ерофеич Грознов.
В этой роли совершенно прекрасен Василий Бочкарев. Играет он лихо, озорно, с огоньком — и при этом на удивление мягко, ласково, без гротескных излишеств. Веселый старый солдат, с лукавинкой, себе на уме, появляется в осеннем саду этой комедии как бог из машины или черт из коробочки. Бочкарев заставляет вспомнить об игре прославленных комиков Малого театра, известной, увы, только по гравюрам и описаниям. Нет, что-то есть еще! Что-то словно живет в воздухе «островских» спектаклей Малого, словно тени вьются — не злобные и голодные, а веселые и добрые, всегда готовые помочь и подсобить нашим бедным современникам...
Но нисколько не меньше прославленного спектакля Женовача, основного, опорного режиссера Малого театра (Сергей Женовач, абсолютный, волевой режиссер, мог бы в экстазе демонического самоупоения открыть театр своего имени и там самоутверждаться, издеваясь над классикой — нет, пошел служить настоящему делу, как полный молодец), мне понравилась композиция режиссера Владимира Бейлиса по «На всякого мудреца довольно простоты». И не только добротностью сценической фактуры, учитывающей, что в кабинете генерала стоит не та мебель, что в гостиной небогатого чиновника, хотя и это дорогого стоит. Пьеса Островского (Боже мой, в пяти действиях! Попробуйте напишите пьесу, чтобы в ней хватило мыслей и характеров на пять действий, вы, «новые драматурги», которых и на два-то акта не хватает!), рисующую нравы пореформенной России, блистательно рассказывающую о карьере подловатого молодого человека, да чтобы не превратилась в набор сверкающих афоризмов. Нет, она оживленна, осмысленна — но не путем вивисекции и осквернения. Бейлис создал ансамбль из живых, смешных характеров: вот озорная девчонка, неожиданно для себя превратившаяся в «тетку», с чем она никак не может смириться (Ирина Муравьева — Клеопатра Львовна), вот бравый, жизнелюбивый генерал, выкинутый из активного хода жизни (Борис Клюев — Крутицкий), вот растерянная, заплутавшая бывшая красотка, добрая, глуповатая, тайком попивающая (отличная Элина Быстрицкая — Турусина) и прочие: Да, они грешные, не шибко умные пожилые люди — но горе тому, кто решит их обмануть. Пожалуй, впервые на русской сцене обаяние Глумова, как его сыграл Александр Вершинин, уступило нравственной оценке его действий. Перед нами подлец — умный, обаятельный, но несомненный подлец, обманувший доверившихся ему людей. Стихия веселой и подробной игры напоена смыслом, который пронизывает весь спектакль, не дает ему рассыпаться на сценки и репризы. А как говорят в Малом, Боже, как говорят! Крупно, чисто, звонко, поэтично, с чувством ритмов, всегда живущих в тексте Островского: слышно с любого ряда.
Дай Бог здоровья и крепости духа всем служителям Малого театра, и особенно его руководителю Юрию Соломину. Я знаю, что в планах юбилейного сезона — постановка пьесы Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Если театру удастся воплотить это — поверьте специалисту — гениальное, почти не имеющее сценической истории произведение, вот будет событие для всей отечественной культуры!
Для меня несомненно, что на сегодняшний день Малый театр — главный театр страны. Его можно смело рекомендовать любому провинциалу, приехавшему в столицу на два-три дня. Сюда не стыдно и не обидно зайти верующему человеку — его ничем не оскорбят. В Малый не страшно идти всей семьей, но и одному будет не скучно. Режиссеры Малого, преодолев гордыню, служат Автору и Отечественному театру, а что касается артистов, то их организмы не вывихнуты, не сорваны с резьбы скверной, выдаваемой за «новаторство» игрой. Здесь царит золотое русское слово, спокойствие нравственной и эстетической нормы, добротная работа мастеров. Слава Богу, спор о том, нужен ли русский бытовой жизнеподобный театр, закончен. Я надеюсь — навсегда.
ТАТЬЯНА МОСКВИНА
«Московские новости», 07.10.2005
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге
Малый театр называют «домом Островского», и это буквально так: Александр Николаевич сидит перед входом в виде памятника и отгоняет всякую режиссерскую нечисть, в сатанинской гордыне возомнившую, что она умнее Автора. А никак это невозможно, господа, чтобы какие-нибудь болтливые, насквозь порочные, малограмотные самозванцы вдруг стали умнее Островского, демиурга русского театра. Именем Малого театра — символа косности — ругались новаторы ХХ века, уничтожая русский бытовой «жизнеподобный театр». Когда он был, наконец, уничтожен и на его обломках уселись пировать нетопыри и панночки, оказалось, что забыли спросить зрителя — а хочет ли он уничтожения бытового театра? Малый театр отвечает на этот вопрос — подробно и развернуто.
Когда открывается занавес, обещая рассказать, что «На всякого мудреца довольно простоты», и перед нами не трубы, канаты, бревна, тряпки, баобабы или еще какие-то приметы режиссерского самовыражения, а нормальные добротные декорации, верные принципу историзма (художник Э. Стенберг), да еще будет пять перемен декораций, да с бутафорией, да чистый текст Островского пойдет, без отсебятины, да с хорошим ласковым московским говором — зритель начинает даже как-то постанывать от счастья. Как будто после салатов из полиэтилена с уксусом, которыми потчуют театралов всего в двух шагах от Малого театра, ему наконец дали хлеба и воды: живое слово, умную речь, сыгранный характер, человекоразмерную, мудро придуманную историю.
Островский, автор 49 пьес, сохранил в поэтически преображенном виде русскую жизнь нескольких веков, запечатлел ее в совершенстве русской разговорной речи. Малый театр, со своей стороны, консервировал приемы русского бытового театра. Когда две эти субстанции удачно соединяются, на театральный организм это производит резкое и замечательно оздоровляющее действие — что-то вроде вливания озона. Так заулыбался, обрадовался гастролям «доброго Малого» измученный и хмурый Петербург (здесь по-прежнему Островского играть не умеют, удачи редки). То есть с ходом времени эстетический консерватизм Малого театра стал не тормозом какого-то там «прогресса» (какой, к лешему, в театре может быть прогресс?), а благодетельным чудом, доставляющим истинное наслаждение.
Спектакль «Правда — хорошо, а счастье лучше» режиссера Сергея Женовача считается признанной удачей. Хотя в Петербург не приехала часть декораций, и зал БДТ, где проходили гастроли, сначала пугал чопорностью и известным свойством местной публики — беспрерывным чахоточным кашлем, живые, веселые токи этого легкого представления почти тотчас же побежали в зал. Семья строгой купчихи Барабошевой живет в своем доме, «за забором» — немножко не так, как мы, а в общем — похоже. Это наши глубокие родственники — смешные, самодурные, чудаковатые русские люди. Кстати, с другой стороны забора все время идет невидимая жизнь, там говорят, поют, но — вот мелочь, в которой сказывается класс режиссера! — говорят там тексты из других комедий Островского. Несправедливость житейского уклада в доме Барабошевых предопределена тем, что главная женщина тут — одна-одинешенька, словно окаменела без счастья (Евгения Глушенко). А счастье в любой пьесе Островского только одно и бывает: это благодетельный, любовный союз мужчины и женщины. И вот хитроумная нянька Фелицата (Людмила Полякова) находит хозяйке ее мужчину, бывшего любовника, а ныне старого солдата с дивным именем: Сила Ерофеич Грознов.
В этой роли совершенно прекрасен Василий Бочкарев. Играет он лихо, озорно, с огоньком — и при этом на удивление мягко, ласково, без гротескных излишеств. Веселый старый солдат, с лукавинкой, себе на уме, появляется в осеннем саду этой комедии как бог из машины или черт из коробочки. Бочкарев заставляет вспомнить об игре прославленных комиков Малого театра, известной, увы, только по гравюрам и описаниям. Нет, что-то есть еще! Что-то словно живет в воздухе «островских» спектаклей Малого, словно тени вьются — не злобные и голодные, а веселые и добрые, всегда готовые помочь и подсобить нашим бедным современникам...
Но нисколько не меньше прославленного спектакля Женовача, основного, опорного режиссера Малого театра (Сергей Женовач, абсолютный, волевой режиссер, мог бы в экстазе демонического самоупоения открыть театр своего имени и там самоутверждаться, издеваясь над классикой — нет, пошел служить настоящему делу, как полный молодец), мне понравилась композиция режиссера Владимира Бейлиса по «На всякого мудреца довольно простоты». И не только добротностью сценической фактуры, учитывающей, что в кабинете генерала стоит не та мебель, что в гостиной небогатого чиновника, хотя и это дорогого стоит. Пьеса Островского (Боже мой, в пяти действиях! Попробуйте напишите пьесу, чтобы в ней хватило мыслей и характеров на пять действий, вы, «новые драматурги», которых и на два-то акта не хватает!), рисующую нравы пореформенной России, блистательно рассказывающую о карьере подловатого молодого человека, да чтобы не превратилась в набор сверкающих афоризмов. Нет, она оживленна, осмысленна — но не путем вивисекции и осквернения. Бейлис создал ансамбль из живых, смешных характеров: вот озорная девчонка, неожиданно для себя превратившаяся в «тетку», с чем она никак не может смириться (Ирина Муравьева — Клеопатра Львовна), вот бравый, жизнелюбивый генерал, выкинутый из активного хода жизни (Борис Клюев — Крутицкий), вот растерянная, заплутавшая бывшая красотка, добрая, глуповатая, тайком попивающая (отличная Элина Быстрицкая — Турусина) и прочие: Да, они грешные, не шибко умные пожилые люди — но горе тому, кто решит их обмануть. Пожалуй, впервые на русской сцене обаяние Глумова, как его сыграл Александр Вершинин, уступило нравственной оценке его действий. Перед нами подлец — умный, обаятельный, но несомненный подлец, обманувший доверившихся ему людей. Стихия веселой и подробной игры напоена смыслом, который пронизывает весь спектакль, не дает ему рассыпаться на сценки и репризы. А как говорят в Малом, Боже, как говорят! Крупно, чисто, звонко, поэтично, с чувством ритмов, всегда живущих в тексте Островского: слышно с любого ряда.
Дай Бог здоровья и крепости духа всем служителям Малого театра, и особенно его руководителю Юрию Соломину. Я знаю, что в планах юбилейного сезона — постановка пьесы Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Если театру удастся воплотить это — поверьте специалисту — гениальное, почти не имеющее сценической истории произведение, вот будет событие для всей отечественной культуры!
Для меня несомненно, что на сегодняшний день Малый театр — главный театр страны. Его можно смело рекомендовать любому провинциалу, приехавшему в столицу на два-три дня. Сюда не стыдно и не обидно зайти верующему человеку — его ничем не оскорбят. В Малый не страшно идти всей семьей, но и одному будет не скучно. Режиссеры Малого, преодолев гордыню, служат Автору и Отечественному театру, а что касается артистов, то их организмы не вывихнуты, не сорваны с резьбы скверной, выдаваемой за «новаторство» игрой. Здесь царит золотое русское слово, спокойствие нравственной и эстетической нормы, добротная работа мастеров. Слава Богу, спор о том, нужен ли русский бытовой жизнеподобный театр, закончен. Я надеюсь — навсегда.
ТАТЬЯНА МОСКВИНА
«Московские новости», 07.10.2005
04.09.2005
Подробнее
4 сентября день рождения отмечала народная артистка России, лауреат Государственной премии России Евгения Константиновна Глушенко. Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
4 сентября день рождения отмечала народная артистка России, лауреат Государственной премии России Евгения Константиновна Глушенко.
Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
30.08.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
«Листая старые подшивки»
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
«Листая старые подшивки»
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
В 1976 году все только и говорили о фильме Никиты Михалкова «Механическое пианино», где состоялся актерский дебют Евгении Глушенко в роли Сашеньки, жены Платонова, которого блистательно сыграл Александр Калягин, впоследствии ставший ее мужем, Потом последовала череда фильмов с ее участием: «Впервые замужем», «Не ждали», «Зина-Зинуля», «Жизнь Клима Самгина», а за роль в картине «Влюблен по собственному желанию» Глушенко была удостоена приза «Серебряный медведь» на Берлинском кинофестивале. С 1974 года Евгения Глушенко работает в Малом театре.
Правда, на какое-то время она уходила в Театр Российской армии, но потом вновь вернулась в стены императорского театра. Здесь недавно она сыграла две крупные роли: Жозефину в «Корсиканке» и купчиху Барабошеву в постановке «Правда — хорошо, а счастье лучше».
- Мне кажется, вы ведете замкнутый образ жизни — редко даете интервью, не мелькаете на телеэкране, не бываете на тусовках...
- Вы не совсем правы. Я довольно часто смотрю спектакли разных театров. Могу смеяться и плакать, как самый неискушенный зритель, испытывать чувство восторга, как это было со мной недавно на «Московском хоре» у Льва Додина. Меня интересуют художественные выставки, и я стараюсь не пропускать их. Иногда посещаю, если это очень надо, какие-то презентации, но я люблю свой дом, и лучше всего мне бывает дома.
- Тем не менее принято считать, что тщеславие, эгоцентризм — непременные составляющие актерской профессии. Вы же лишены этих качеств, и о вас, как правило, все говорят с большой симпатией. Почему?
- Это вопрос не ко мне, я не могу на него ответить. Однажды у одного известного психолога, которого все обожали, спросили: «У вас есть враги?» На что он ответил: «Нет, потому что когда я встречаюсь с людьми, то общаюсь с их лучшими сторонами». Действительно, в каждом человеке перемешано и плохое, и хорошее. У меня тоже есть негативные черты, но я стараюсь держать себя в узде, не распускаться. Например, некоторым актерам перед выходом на сцену надо сорваться на ком-то и таким образом зарядиться энергией. Но это их способ поведения, я не берусь его оценивать. Мне же перед выходом на сцену надо обязательно сосредоточиться, отключиться от всего, почувствовать себя в хорошем расположении духа, независимо оттого, что со мной произошло в течение дня, какую роль я играю — положительную или отрицательную. Хотя, что значит отрицательный персонаж? Все относительно, поскольку любое проявление характера своей героини я должна психологически оправдывать.
- Что самое важное в актерской судьбе — школа, театр, режиссер, случай?
- Все, что вы перечислили, и есть самое важное. Думаю, так не бывает, чтобы всю жизнь рядом с актером шел его режиссер, и ему всегда было интересно работать со своими партнерами. Такое случается редкой название этому — счастливый случай. Моя судьба, можно сказать, сложилась удачно. Я попала в Малый театр, о котором даже мечтать не могла, это было все равно, что мечтать попасть на Луну.
Я была распределена в Кострому, и собиралась ехать туда работать. И вдруг Михаил Царев вызвал меня и предложил роль Лизы в «Горе от ума».
Конечно, было страшно и надо было как-то преодолевать страх. В первую очередь помогало то, что ко мне хорошо относился сам Михаил Иванович, потрясающе игравший Фамусова. Да что там говорить, все исполнители старались, как могли, поддерживать молодую дебютантку. Я очень благодарна Виталию Соломину — Чацкому нашего спектакля. Был момент, когда у меня ничего не получалось. У Виталия уже тогда стал проявляться режиссерский дар, и он вместе со мной разобрал всю роль от начала и до конца. Соломин был человеком увлекающимся, заразительным. Бесконечно жаль, что он так рано ушел из жизни.
- Как вы относитесь к спектаклю «Горе от ума» в постановке Сергея Женовача в Малом театре?
- Мне он нравится, хотя это совсем другой спектакль. Да и как иначе? Прошло время, изменилась жизнь, ее ритмы, появились другие исполнители Чацкого, Фамусова, Софьи. Кажется, тот же текст звучит со сцены, а спектакль идет совсем в ином ключе, не в смысле хуже или лучше, просто он другой, не тот, в котором я много лет играла.
-А как вам работалось с Сергеем Женовачем в постановке «Правда — хорошо, а счастье лучше»?
- Женовач — тот режиссер, за которым хочется идти, потому что ему веришь. Все актеры получали удовольствие от репетиций с ним. Я вообще люблю репетиционный процесс, где можно придумывать, пробовать, убирать лишнее, играть в непринужденной атмосфере. И вообще, если работа над спектаклем идет дружно, с шутками, прибаутками, то потом эта веселая энергия передается и представлению на публике. Когда актеры любят друг друга, им нравится то, что они делают, зрительный зал тоже радуется вместе с ними.
- Вам не хочется попробовать себя на стороне?
- Все зависит от того, какой режиссер, какая пьеса, какие партнеры. В кино ведь тоже соглашаешься сниматься, если тебе интересно.
- В кино вам тоже помог случай?
- Да. В своей первой картине «Неоконченная пьеса для механического пианино» я оказалась случайно. Никите Михалкову понадобилась моя типажность, как и потом в фильме «Обломов», для маленького эпизода.
- Где вам интереснее работать: в кино или в театре?
- Интересно там, где есть режиссер, который тобой заинтересован. В кино мне нравятся режиссеры, которые снимают не картинки, а человека. В фильме тебя могут «вырезать», а в спектакле ты живешь годами и можешь что-то менять в своей роли, поправлять, одним словом, находиться в непрерывном творческом процессе.
- Вы рады, что ваши дети не стали актерами?
- Я рада, что они нашли свой путь, хотя мой собственный путь оказался не таким уж плохим. Наверное, у меня не было грандиозного взлета, но не было и падений, сокрушительных периодов отчаяния. Известная фраза: «Утром она проснулась знаменитой» — не про меня. Я никогда не искала славы, но мне, конечно, приятно, когда меня узнают на улице, здороваются со мной, улыбаются.
- А как вы реагируете, если натыкаетесь, например, на улице на что-то неприятное?
- По улицам я почти не гуляю, все бегом, никого не вижу, не слышу, поскольку вся погружена в свои новые роли. Почти каждый день бываю в Малом театре, где существует особый микромир, по-своему духовный и прекрасный. Ну а когда хочу расслабиться, то включаю телевизор и...
Сразу же натыкаюсь на безвкусицу, пошлость, дурной язык, не говоря уже о засилье рекламы. Поэтому через несколько минут его выключаю. Боюсь «заразиться» дурновкусием. (Смеется).
- Сами никогда не снимались в рекламе?
- Мне предлагали, но пока Бог миловал. Я понимаю, что реклама дает возможность актерам заработать, ведь всем хочется вкусно есть, красиво одеваться, жить в хороших квартирах. Я не знаю, как сложится моя жизнь в дальнейшем, может быть, и мне придется сниматься в клипах, главное, чтобы при этом не было стыдно...
- Когда-нибудь вы сожалели, что стали актрисой?
- Нет. Я могу существовать только так, это мой способ жизни. Хотя бывает и трудно. Иногда приходишь на спектакль уставшая, начинаешь гримироваться, и усталости как не бывало. Многие актерам завидуют, мол, они все время в центре внимания, о них много пишут и говорят. Мне же кажется, что сейчас — на фоне политического театра — наш выглядит очень скромно. Политикам нужно реализовывать себя в жизни, вот они и пользуются масками, а нам это ни к чему, поскольку мы играем только на сцене, а в жизни мы обыкновенные люди. Я наблюдала многих больших артистов — все они вне театра люди очень простые и естественные. Если много сил отдаешь сцене, то уже нет нужды играть в жизни.
- Выходит, ваша жизнь ограничена только театром?
- Ну почему же? Как я уже говорила: у меня есть дом, семья, дети, и хотя они уже взрослые, я продолжаю жить их жизнью, меня волнуют их занятия, пристрастия. В то же время я не могу представить свою жизнь без театра. Когда актеры говорят, что если они долго не выходят на сцену, то заболевают, верьте им. Нам надо отдавать свою энергию и получать ее обратно из зала, без этого взаимодействия мы не можем жить.
Известно, что театр лечит. Многие психиатры так лечат нервнобольных, предлагая им играть какие-то роли. Кто-то сказал, что в те часы, которые актеры живут чужой жизнью, они не тратят свою. Мне очень понравилась эта мысль, ибо по этой логике, мы — артисты – медленнее стареем.
- Чего вам и желаем — играйте много и оставайтесь долго молодой!
- Спасибо.
Беседу вела Татьяна ВАРТАНОВА.
«Труд-7», 06.03.2003
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
В 1976 году все только и говорили о фильме Никиты Михалкова «Механическое пианино», где состоялся актерский дебют Евгении Глушенко в роли Сашеньки, жены Платонова, которого блистательно сыграл Александр Калягин, впоследствии ставший ее мужем, Потом последовала череда фильмов с ее участием: «Впервые замужем», «Не ждали», «Зина-Зинуля», «Жизнь Клима Самгина», а за роль в картине «Влюблен по собственному желанию» Глушенко была удостоена приза «Серебряный медведь» на Берлинском кинофестивале. С 1974 года Евгения Глушенко работает в Малом театре.
Правда, на какое-то время она уходила в Театр Российской армии, но потом вновь вернулась в стены императорского театра. Здесь недавно она сыграла две крупные роли: Жозефину в «Корсиканке» и купчиху Барабошеву в постановке «Правда — хорошо, а счастье лучше».
- Мне кажется, вы ведете замкнутый образ жизни — редко даете интервью, не мелькаете на телеэкране, не бываете на тусовках...
- Вы не совсем правы. Я довольно часто смотрю спектакли разных театров. Могу смеяться и плакать, как самый неискушенный зритель, испытывать чувство восторга, как это было со мной недавно на «Московском хоре» у Льва Додина. Меня интересуют художественные выставки, и я стараюсь не пропускать их. Иногда посещаю, если это очень надо, какие-то презентации, но я люблю свой дом, и лучше всего мне бывает дома.
- Тем не менее принято считать, что тщеславие, эгоцентризм — непременные составляющие актерской профессии. Вы же лишены этих качеств, и о вас, как правило, все говорят с большой симпатией. Почему?
- Это вопрос не ко мне, я не могу на него ответить. Однажды у одного известного психолога, которого все обожали, спросили: «У вас есть враги?» На что он ответил: «Нет, потому что когда я встречаюсь с людьми, то общаюсь с их лучшими сторонами». Действительно, в каждом человеке перемешано и плохое, и хорошее. У меня тоже есть негативные черты, но я стараюсь держать себя в узде, не распускаться. Например, некоторым актерам перед выходом на сцену надо сорваться на ком-то и таким образом зарядиться энергией. Но это их способ поведения, я не берусь его оценивать. Мне же перед выходом на сцену надо обязательно сосредоточиться, отключиться от всего, почувствовать себя в хорошем расположении духа, независимо оттого, что со мной произошло в течение дня, какую роль я играю — положительную или отрицательную. Хотя, что значит отрицательный персонаж? Все относительно, поскольку любое проявление характера своей героини я должна психологически оправдывать.
- Что самое важное в актерской судьбе — школа, театр, режиссер, случай?
- Все, что вы перечислили, и есть самое важное. Думаю, так не бывает, чтобы всю жизнь рядом с актером шел его режиссер, и ему всегда было интересно работать со своими партнерами. Такое случается редкой название этому — счастливый случай. Моя судьба, можно сказать, сложилась удачно. Я попала в Малый театр, о котором даже мечтать не могла, это было все равно, что мечтать попасть на Луну.
Я была распределена в Кострому, и собиралась ехать туда работать. И вдруг Михаил Царев вызвал меня и предложил роль Лизы в «Горе от ума».
Конечно, было страшно и надо было как-то преодолевать страх. В первую очередь помогало то, что ко мне хорошо относился сам Михаил Иванович, потрясающе игравший Фамусова. Да что там говорить, все исполнители старались, как могли, поддерживать молодую дебютантку. Я очень благодарна Виталию Соломину — Чацкому нашего спектакля. Был момент, когда у меня ничего не получалось. У Виталия уже тогда стал проявляться режиссерский дар, и он вместе со мной разобрал всю роль от начала и до конца. Соломин был человеком увлекающимся, заразительным. Бесконечно жаль, что он так рано ушел из жизни.
- Как вы относитесь к спектаклю «Горе от ума» в постановке Сергея Женовача в Малом театре?
- Мне он нравится, хотя это совсем другой спектакль. Да и как иначе? Прошло время, изменилась жизнь, ее ритмы, появились другие исполнители Чацкого, Фамусова, Софьи. Кажется, тот же текст звучит со сцены, а спектакль идет совсем в ином ключе, не в смысле хуже или лучше, просто он другой, не тот, в котором я много лет играла.
-А как вам работалось с Сергеем Женовачем в постановке «Правда — хорошо, а счастье лучше»?
- Женовач — тот режиссер, за которым хочется идти, потому что ему веришь. Все актеры получали удовольствие от репетиций с ним. Я вообще люблю репетиционный процесс, где можно придумывать, пробовать, убирать лишнее, играть в непринужденной атмосфере. И вообще, если работа над спектаклем идет дружно, с шутками, прибаутками, то потом эта веселая энергия передается и представлению на публике. Когда актеры любят друг друга, им нравится то, что они делают, зрительный зал тоже радуется вместе с ними.
- Вам не хочется попробовать себя на стороне?
- Все зависит от того, какой режиссер, какая пьеса, какие партнеры. В кино ведь тоже соглашаешься сниматься, если тебе интересно.
- В кино вам тоже помог случай?
- Да. В своей первой картине «Неоконченная пьеса для механического пианино» я оказалась случайно. Никите Михалкову понадобилась моя типажность, как и потом в фильме «Обломов», для маленького эпизода.
- Где вам интереснее работать: в кино или в театре?
- Интересно там, где есть режиссер, который тобой заинтересован. В кино мне нравятся режиссеры, которые снимают не картинки, а человека. В фильме тебя могут «вырезать», а в спектакле ты живешь годами и можешь что-то менять в своей роли, поправлять, одним словом, находиться в непрерывном творческом процессе.
- Вы рады, что ваши дети не стали актерами?
- Я рада, что они нашли свой путь, хотя мой собственный путь оказался не таким уж плохим. Наверное, у меня не было грандиозного взлета, но не было и падений, сокрушительных периодов отчаяния. Известная фраза: «Утром она проснулась знаменитой» — не про меня. Я никогда не искала славы, но мне, конечно, приятно, когда меня узнают на улице, здороваются со мной, улыбаются.
- А как вы реагируете, если натыкаетесь, например, на улице на что-то неприятное?
- По улицам я почти не гуляю, все бегом, никого не вижу, не слышу, поскольку вся погружена в свои новые роли. Почти каждый день бываю в Малом театре, где существует особый микромир, по-своему духовный и прекрасный. Ну а когда хочу расслабиться, то включаю телевизор и...
Сразу же натыкаюсь на безвкусицу, пошлость, дурной язык, не говоря уже о засилье рекламы. Поэтому через несколько минут его выключаю. Боюсь «заразиться» дурновкусием. (Смеется).
- Сами никогда не снимались в рекламе?
- Мне предлагали, но пока Бог миловал. Я понимаю, что реклама дает возможность актерам заработать, ведь всем хочется вкусно есть, красиво одеваться, жить в хороших квартирах. Я не знаю, как сложится моя жизнь в дальнейшем, может быть, и мне придется сниматься в клипах, главное, чтобы при этом не было стыдно...
- Когда-нибудь вы сожалели, что стали актрисой?
- Нет. Я могу существовать только так, это мой способ жизни. Хотя бывает и трудно. Иногда приходишь на спектакль уставшая, начинаешь гримироваться, и усталости как не бывало. Многие актерам завидуют, мол, они все время в центре внимания, о них много пишут и говорят. Мне же кажется, что сейчас — на фоне политического театра — наш выглядит очень скромно. Политикам нужно реализовывать себя в жизни, вот они и пользуются масками, а нам это ни к чему, поскольку мы играем только на сцене, а в жизни мы обыкновенные люди. Я наблюдала многих больших артистов — все они вне театра люди очень простые и естественные. Если много сил отдаешь сцене, то уже нет нужды играть в жизни.
- Выходит, ваша жизнь ограничена только театром?
- Ну почему же? Как я уже говорила: у меня есть дом, семья, дети, и хотя они уже взрослые, я продолжаю жить их жизнью, меня волнуют их занятия, пристрастия. В то же время я не могу представить свою жизнь без театра. Когда актеры говорят, что если они долго не выходят на сцену, то заболевают, верьте им. Нам надо отдавать свою энергию и получать ее обратно из зала, без этого взаимодействия мы не можем жить.
Известно, что театр лечит. Многие психиатры так лечат нервнобольных, предлагая им играть какие-то роли. Кто-то сказал, что в те часы, которые актеры живут чужой жизнью, они не тратят свою. Мне очень понравилась эта мысль, ибо по этой логике, мы — артисты – медленнее стареем.
- Чего вам и желаем — играйте много и оставайтесь долго молодой!
- Спасибо.
Беседу вела Татьяна ВАРТАНОВА.
«Труд-7», 06.03.2003
27.07.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
«Листая старые подшивки»
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души...
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души...
«Листая старые подшивки»
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
На днях промелькнула в СМИ информация о том, что на аукционе в Фонтенбло (Франция) состоялась распродажа вещей, принадлежавших или связанных с именем Наполеона Бонапарта. И самым ценным предметом — не по стоимости, а по значимости — оказалась белая батистовая сорочка, в которой, согласно преданию, скончался легендарный император и полководец 5 мая 1821 года узником на острове Святой Елены. Мир и сегодня, почти два столетия спустя, не теряет жгучего интереса к этой сколь великой, столь же и противоречивой личности.
«Корсиканка» чеха Иржи Губача — пьеса, как принято говорить, «самоигральная»: во-первых — комедия, до которой очень охоча нынешняя публика, во-вторых — сюжет занимательный, где перепуталась история с самой беспардонной, но лихо закрученной выдумкой, в-третьих, что ни роль — праздник для актеров, а уж две центральные — Наполеон и Жозефина — настоящие бенефисные. Что удивляться, «Корсиканка» — всегда желанный гость на театральной афише. За последние годы московские зрители успели повидать несколько гастрольных версий, а теперь появились и свои, столичные: в прошлом сезоне в Театре киноактера в постановке Г. Сайфулина, а на днях, прямо под 8 Марта, в подарок женщинам, — на сцене филиала Малого в режиссуре Владислава Константинова и оформлении Александра Глазунова. В главных ролях — Валерий Баринов и Евгения Глушенко.
В. Баринов на сегодня в Малом самый, пожалуй, востребованный актер: за редким исключением занят во всех последних премьерах. И — о чудо! — нигде не повторяется. Вот только что сыграл в «Пучине» Островского эдакого хитрованца-купчину из замоскворецких — с умом коварным, руками загребущими, сердцем черствым, а душой-то все-таки русской, с размахом. И тут же он — великий полководец, император Наполеон Бонапарт, покоривший всю Европу, а кончающий свои дни узником на острове Святой Елены.
От былого величия здесь, на острове, остались у него только позолоченное кресло да парадный мундир с золотыми пуговицами. А кругом — мерзость запустения: крысы стаями бегают, куры не несутся, продукты доставляются негодные, стерегущие узника англичане ведут себя нагло. Ох, и кипит же душа у Наполеона! Готов, кажется, зубами скрипеть, а нельзя — император все-таки, хоть и низложенный, надо с достоинством нести свой крест.
И вдруг фантастическое явление — женщина на острове: симпатичная, моложавая, напористая, темпераментная, не лишенная юмора, да к тому же, как выясняется, землячка Бонапарта — корсиканка из Аяччо и даже зовется Жозефиной, как та, единственная, которую по-настоящему глубоко и страстно любил Наполеон. Их встреча, начавшаяся с перепалки, преображает всю жизнь узника, а Жозефина, прибывшая стребовать с императора недополученное жалованье покойного мужа-солдата, чисто по-бабьи проникается сначала жалостью к неухоженному великому человеку, а постепенно и нежностью с грустью пополам.
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души.
Актеры буквально купаются в ролях, своей истовостью, темпераментом задавая тон всему происходящему на сцене. Невероятно смешными смотрятся в шотландских юбочках, с голыми коленками меланхоличный губернатор острова (Владимир Дубровский) и непосредственный страж Наполеона буквоед-службист Попплтон (Глеб Подгородинский). Особенно уморительна процедура отдания чести, которую с вящим старанием, лихо исполняет Попплтон, являясь по делам службы к Наполеону. Крепко достается от Жозефины за нерадивость наполеоновским адъютантам — генералам Бертрану (Борис Клюев) и Гурго (Виталий Коняев). Даже верткий, донельзя любопытный повар (Петр Складчиков), привыкший всюду совать свой нос, в панике скрывается от одного властного окрика «мадам-генерала».
Только не суждено императору надолго оставаться под заботливым присмотром домовитой корсиканки. Кознями наполеоновских приспешников Жозефина удаляется с острова. В последние минуты расставания языкатая, бесстрашная женщина утрачивает всю свою бойкость и самоуверенность, а Наполеон — сдержанность и величие. Растерянные, смущенные, опечаленные стоят они друг перед другом, не смея даже соприкоснуться руками. И когда он, пытаясь скрыть смятение, круто разворачивается и убегает за прощальным подарком, она, в последний раз окинув взглядом этот клочок земли, где провела несколько счастливых дней, быстро исчезает, будто и не было ее вовсе. Не получив денег, ради которых с риском для жизни пробралась на этот остров, Жозефина взамен уносит в своем сердце чувство, которое будет озарять и греть ее жизнь до последнего часа.
«Se non е vero е ben trovato» (если это и выдумка, то хорошо придуманная) — говорят итальянцы. История с Жозефиной на острове Святой Елены — вымысел Губача, но какой! И отлично сыгранный. Как всегда в Малом театре.
Наталия БАЛАШОВА
«Московская правда», 28.03.2002
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
На днях промелькнула в СМИ информация о том, что на аукционе в Фонтенбло (Франция) состоялась распродажа вещей, принадлежавших или связанных с именем Наполеона Бонапарта. И самым ценным предметом — не по стоимости, а по значимости — оказалась белая батистовая сорочка, в которой, согласно преданию, скончался легендарный император и полководец 5 мая 1821 года узником на острове Святой Елены. Мир и сегодня, почти два столетия спустя, не теряет жгучего интереса к этой сколь великой, столь же и противоречивой личности.
«Корсиканка» чеха Иржи Губача — пьеса, как принято говорить, «самоигральная»: во-первых — комедия, до которой очень охоча нынешняя публика, во-вторых — сюжет занимательный, где перепуталась история с самой беспардонной, но лихо закрученной выдумкой, в-третьих, что ни роль — праздник для актеров, а уж две центральные — Наполеон и Жозефина — настоящие бенефисные. Что удивляться, «Корсиканка» — всегда желанный гость на театральной афише. За последние годы московские зрители успели повидать несколько гастрольных версий, а теперь появились и свои, столичные: в прошлом сезоне в Театре киноактера в постановке Г. Сайфулина, а на днях, прямо под 8 Марта, в подарок женщинам, — на сцене филиала Малого в режиссуре Владислава Константинова и оформлении Александра Глазунова. В главных ролях — Валерий Баринов и Евгения Глушенко.
В. Баринов на сегодня в Малом самый, пожалуй, востребованный актер: за редким исключением занят во всех последних премьерах. И — о чудо! — нигде не повторяется. Вот только что сыграл в «Пучине» Островского эдакого хитрованца-купчину из замоскворецких — с умом коварным, руками загребущими, сердцем черствым, а душой-то все-таки русской, с размахом. И тут же он — великий полководец, император Наполеон Бонапарт, покоривший всю Европу, а кончающий свои дни узником на острове Святой Елены.
От былого величия здесь, на острове, остались у него только позолоченное кресло да парадный мундир с золотыми пуговицами. А кругом — мерзость запустения: крысы стаями бегают, куры не несутся, продукты доставляются негодные, стерегущие узника англичане ведут себя нагло. Ох, и кипит же душа у Наполеона! Готов, кажется, зубами скрипеть, а нельзя — император все-таки, хоть и низложенный, надо с достоинством нести свой крест.
И вдруг фантастическое явление — женщина на острове: симпатичная, моложавая, напористая, темпераментная, не лишенная юмора, да к тому же, как выясняется, землячка Бонапарта — корсиканка из Аяччо и даже зовется Жозефиной, как та, единственная, которую по-настоящему глубоко и страстно любил Наполеон. Их встреча, начавшаяся с перепалки, преображает всю жизнь узника, а Жозефина, прибывшая стребовать с императора недополученное жалованье покойного мужа-солдата, чисто по-бабьи проникается сначала жалостью к неухоженному великому человеку, а постепенно и нежностью с грустью пополам.
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души.
Актеры буквально купаются в ролях, своей истовостью, темпераментом задавая тон всему происходящему на сцене. Невероятно смешными смотрятся в шотландских юбочках, с голыми коленками меланхоличный губернатор острова (Владимир Дубровский) и непосредственный страж Наполеона буквоед-службист Попплтон (Глеб Подгородинский). Особенно уморительна процедура отдания чести, которую с вящим старанием, лихо исполняет Попплтон, являясь по делам службы к Наполеону. Крепко достается от Жозефины за нерадивость наполеоновским адъютантам — генералам Бертрану (Борис Клюев) и Гурго (Виталий Коняев). Даже верткий, донельзя любопытный повар (Петр Складчиков), привыкший всюду совать свой нос, в панике скрывается от одного властного окрика «мадам-генерала».
Только не суждено императору надолго оставаться под заботливым присмотром домовитой корсиканки. Кознями наполеоновских приспешников Жозефина удаляется с острова. В последние минуты расставания языкатая, бесстрашная женщина утрачивает всю свою бойкость и самоуверенность, а Наполеон — сдержанность и величие. Растерянные, смущенные, опечаленные стоят они друг перед другом, не смея даже соприкоснуться руками. И когда он, пытаясь скрыть смятение, круто разворачивается и убегает за прощальным подарком, она, в последний раз окинув взглядом этот клочок земли, где провела несколько счастливых дней, быстро исчезает, будто и не было ее вовсе. Не получив денег, ради которых с риском для жизни пробралась на этот остров, Жозефина взамен уносит в своем сердце чувство, которое будет озарять и греть ее жизнь до последнего часа.
«Se non е vero е ben trovato» (если это и выдумка, то хорошо придуманная) — говорят итальянцы. История с Жозефиной на острове Святой Елены — вымысел Губача, но какой! И отлично сыгранный. Как всегда в Малом театре.
Наталия БАЛАШОВА
«Московская правда», 28.03.2002
18.07.2005
Подробнее
«Листая старые подшивки» CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Листая старые подшивки»
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили...
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили...
«Листая старые подшивки»
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили. Малый театр
После революционного фейерверка вокруг Фигаро, устроенного театром «Ленком» пару лет назад, заключительная и малоизвестная часть известной трилогии Бомарше стала просто-таки настырно стучаться в театральные двери. Ожидаемая в Малом премьера легко воображалась самой что ни на есть злободневной политической ядовитостью в адрес постаревших шалунов. Постреволюционный задор седого Фигаро, слезоточивая усталость гуляки графа, кающаяся кротость Розины, согрешившей, как это ни смешно, с Керубино, — просто рвались на сцену для участия в публицистическом действе о бывших героях, ходоках в народ и на баррикады.
Борис Морозов политическим соблазнам не поддался, внимательно прочитал авторский комментарий к пьесе и решил остаться верным ее букве и духу. Мелодраматической сентиментальности не постеснялся, наоборот, увлекся ею и поставил нравоучительную историю, из которой в виде морали легко извлекается необходимость прощать чужие грехи (особенно если ты сам грешен), ну и для окончательного счастья — изгнание из семьи негодяя, конечно. Негодяй, тот самый второй Тартюф (по пьесе: некто г-н Бежарс, ирландец, майор испанской пехоты, исполнявший обязанности секретаря при графе, когда тот был послом; весьма низкой души человек, великий интриган, искусно сеющий раздоры, у-уф, все!), необходим для интриги, но Бомарше, устало отдавший ей непременную дань, более всего заинтересован в сочувствии к остывшей старости и к умилительной радости отцовства. Он ищет зрительских слез и сердечной благожелательности к преступной матери (ребенок от Керубино), не устающей вымаливать прощение за постыдную ошибку молодости. И если автор еще смотрит на нас откуда-то из-за облаков, он должен быть удовлетворен. В Малом театре, может быть, не проливают слезы, но испуганно трепетные, сочувственные рукоплескания раздаются после каждой сцены. Реакция публики — самая большая удача театра. Подробно и внятно тут играют сюжет, не запудривая его режиссерскими самовыражениями, угадав до конца не выплеснувшийся на латиноамериканских женщин запас сочувствия простого человека к простому же человеку, будь он хоть граф.
Еще Морозова увлек стиль. Изысканные гобелены, охватившие сцену, и величественные часы, демонстрирующие единство времени и все другие обязательные единства, подчеркивают обстоятельный классицизм спектакля с его медленными ритмами, отчетливой выписанностью сюжета и счастливой развязкой. Режиссер не берет на себя много, но то, что взял, пытается решить добротно и до конца, не оставляя зазора между пьесой и воплощением. Допущенная при этом мизантропическая окраска тона не взята из воздуха, она услышана в постаревшем забияке и политическом сластолюбце Бомарше и с доверчивой чуткостью преподнесена залу.
Малый театр, умилительно-помпезный, бархатно-торжественный, как нельзя лучше подходил к этой затее, в которой комическая интрига должна была раствориться в возвышенном стиле драмы. Жаль, что актеры испугались пойти по этой дороге до самого финала и показаться наивнее, чем они есть. Вырвавшаяся из-под контроля житейская их трезвость помогла комическому победить в прихотливой схватке, предложенной автором и режиссером. Хорошо и точно игравшие Нелли Корниенко (Розина), Виктор Павлов (Бежарс), Глеб Подгородинский (Леон) на подступах к финалу, самому пафосному и возвышенному месту спектакля, вдруг как-то разом осознали комизм ситуации и стали жать, и изо всех сил остраняться от прелестных и простодушных своих героев, чтобы и зритель вслед за ними все понял и рассмеялся наконец. В то время, как именно тут и требовалось выжать из него (зрителя) слезу умиления. И лишь один Борис Клюев (Альмавива) остался трогательно верен тому душевному потрясению, что поразило его героя в самом начале пьесы.
Фигаро (Василий Бочкарев) и Сюзанна (Евгения Глушенко) в этой заключающей трилогию пьесе не вполне у дел. Они по-прежнему много суетятся, но от них как-то мало что зависит. И мысли, которые возникают при виде этих постаревших бывших игроков, любителей интриги; при виде этой энергии ради энергии (когда Фигаро по-прежнему и «здесь», и «там», но события уже развиваются совершенно самостоятельно, оставляя ему только бег, бег и захлебывающиеся хлопоты), мысли эти выводят скромный спектакль за рамки стилизованной, сентиментально благородной истории. И взывают прислушаться к тоскующей мизантропии, звучащей фоном, но и защитившей режиссера от обильного сочувствия публики.
МАРИНА ЗАЙОНЦ
«Сегодня», 27.04.1994
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили. Малый театр
После революционного фейерверка вокруг Фигаро, устроенного театром «Ленком» пару лет назад, заключительная и малоизвестная часть известной трилогии Бомарше стала просто-таки настырно стучаться в театральные двери. Ожидаемая в Малом премьера легко воображалась самой что ни на есть злободневной политической ядовитостью в адрес постаревших шалунов. Постреволюционный задор седого Фигаро, слезоточивая усталость гуляки графа, кающаяся кротость Розины, согрешившей, как это ни смешно, с Керубино, — просто рвались на сцену для участия в публицистическом действе о бывших героях, ходоках в народ и на баррикады.
Борис Морозов политическим соблазнам не поддался, внимательно прочитал авторский комментарий к пьесе и решил остаться верным ее букве и духу. Мелодраматической сентиментальности не постеснялся, наоборот, увлекся ею и поставил нравоучительную историю, из которой в виде морали легко извлекается необходимость прощать чужие грехи (особенно если ты сам грешен), ну и для окончательного счастья — изгнание из семьи негодяя, конечно. Негодяй, тот самый второй Тартюф (по пьесе: некто г-н Бежарс, ирландец, майор испанской пехоты, исполнявший обязанности секретаря при графе, когда тот был послом; весьма низкой души человек, великий интриган, искусно сеющий раздоры, у-уф, все!), необходим для интриги, но Бомарше, устало отдавший ей непременную дань, более всего заинтересован в сочувствии к остывшей старости и к умилительной радости отцовства. Он ищет зрительских слез и сердечной благожелательности к преступной матери (ребенок от Керубино), не устающей вымаливать прощение за постыдную ошибку молодости. И если автор еще смотрит на нас откуда-то из-за облаков, он должен быть удовлетворен. В Малом театре, может быть, не проливают слезы, но испуганно трепетные, сочувственные рукоплескания раздаются после каждой сцены. Реакция публики — самая большая удача театра. Подробно и внятно тут играют сюжет, не запудривая его режиссерскими самовыражениями, угадав до конца не выплеснувшийся на латиноамериканских женщин запас сочувствия простого человека к простому же человеку, будь он хоть граф.
Еще Морозова увлек стиль. Изысканные гобелены, охватившие сцену, и величественные часы, демонстрирующие единство времени и все другие обязательные единства, подчеркивают обстоятельный классицизм спектакля с его медленными ритмами, отчетливой выписанностью сюжета и счастливой развязкой. Режиссер не берет на себя много, но то, что взял, пытается решить добротно и до конца, не оставляя зазора между пьесой и воплощением. Допущенная при этом мизантропическая окраска тона не взята из воздуха, она услышана в постаревшем забияке и политическом сластолюбце Бомарше и с доверчивой чуткостью преподнесена залу.
Малый театр, умилительно-помпезный, бархатно-торжественный, как нельзя лучше подходил к этой затее, в которой комическая интрига должна была раствориться в возвышенном стиле драмы. Жаль, что актеры испугались пойти по этой дороге до самого финала и показаться наивнее, чем они есть. Вырвавшаяся из-под контроля житейская их трезвость помогла комическому победить в прихотливой схватке, предложенной автором и режиссером. Хорошо и точно игравшие Нелли Корниенко (Розина), Виктор Павлов (Бежарс), Глеб Подгородинский (Леон) на подступах к финалу, самому пафосному и возвышенному месту спектакля, вдруг как-то разом осознали комизм ситуации и стали жать, и изо всех сил остраняться от прелестных и простодушных своих героев, чтобы и зритель вслед за ними все понял и рассмеялся наконец. В то время, как именно тут и требовалось выжать из него (зрителя) слезу умиления. И лишь один Борис Клюев (Альмавива) остался трогательно верен тому душевному потрясению, что поразило его героя в самом начале пьесы.
Фигаро (Василий Бочкарев) и Сюзанна (Евгения Глушенко) в этой заключающей трилогию пьесе не вполне у дел. Они по-прежнему много суетятся, но от них как-то мало что зависит. И мысли, которые возникают при виде этих постаревших бывших игроков, любителей интриги; при виде этой энергии ради энергии (когда Фигаро по-прежнему и «здесь», и «там», но события уже развиваются совершенно самостоятельно, оставляя ему только бег, бег и захлебывающиеся хлопоты), мысли эти выводят скромный спектакль за рамки стилизованной, сентиментально благородной истории. И взывают прислушаться к тоскующей мизантропии, звучащей фоном, но и защитившей режиссера от обильного сочувствия публики.
МАРИНА ЗАЙОНЦ
«Сегодня», 27.04.1994
25.06.2005
Подробнее
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию...
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию...
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»
За игрой народной артистки России Евгении Глушенко, запомнившейся зрителям по фильмам «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Несколько дней из жизни Обломова», можно было наблюдать в течение двух дней на сцене Нижегородского театра драмы имени Горького в рамках гастрольного тура Государственного академического Малого театра. Она была занята в спектаклях «Волки и овцы» и «Правда – хорошо, а счастье лучше».
С Малым театром связана практически вся ее жизнь (лишь в период с 1996 по 2000 годы она играла на сцене театра Российской армии), на этой сцене она дебютировала в роли Лизы (спектакль «Горе от ума» Грибоедова).
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию.
- Малый театр, как и другие театры страны, в советское время, наверное, выезжал на гастроли значительно чаще, чем теперь. К примеру, в Нижнем Новгороде последний раз труппа Малого театра была в 1971 году. А Вы сами любите гастролировать, или Вам привычнее и комфортнее играть в Москве, в родных стенах?
- Я всегда с удовольствием гастролирую. Актерская профессия сама по себе подразумевает гастроли, и частые. Раньше мы, действительно, чаще выезжали – почти каждый год. Гастроли приносят и интерес, и обновление, и новые впечатления, и встречи с новыми людьми. Одним словом, гастроли – это прекрасно.
- Эти гастроли Вам чем-то запомнились? Как принимали зрители в Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде?
- Все зрители очень хорошо принимали – и в Челябинске, и в Перми, и в Нижнем Новгороде. Я бы сказала, что к нам отнеслись с любовью, очень хорошо слушали, в конце каждого спектакля продолжительно аплодировали – такого благодарного зрителя мы всегда ждем и, конечно, всегда рады встрече!
- С чего начнется сезон в Малом театре?
- В сентябре будет восстановительный период, потом предполагаются еще одни гастроли, на этот раз в Санкт-Петербург.
- Что повезете?
- Я пока еще точно не знаю, какие именно спектакли мы представим. Возможно, это будут «Горе от ума», «Госпожа министерша», «Правда — хорошо, а счастье лучше».
- Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин 18 июня отметил свой 70-летний юбилей. Это будет отмечаться в театре как-то особо?
- Юбилей Соломина в театре отмечаться, конечно, будет, но как это будет происходить, пока сложно сказать. Может быть, это будет спектакль, в котором юбиляр играет главную роль, а, может, будет показан спектакль, им поставленный. Кроме того, обязательно будет какая-то официальная часть – поздравления от коллег, Союза театральных деятелей РФ, официальных лиц.
- А Юрий Мефодьевич какой человек по характеру?
- Как и любой из нас, разный.
- Но Вам с ним нравится работать?
- Мне – да.
- Актеры, как правило, мечтают о той или иной роли в кино, театре. За время Вашей работы в Малом и театре Российской армии Вы воплотили на сцене немало ролей классического репертуара, о которых грезят актрисы, служащие в театрах, где классике уделяется несколько меньше внимания, чем, например, в Малом. И, тем не менее, какие-то нереализованные мечты еще есть?
- Вот вы сказали – роль-мечта, и я вспомнила один случай из своей жизни. Дело было на гастролях в Алма-Ате. Мы должны были играть спектакль «Вишневый сад» , а актриса, исполнявшая роль Раневской – Нелли Корниенко, заболела. Мне позвонил директор нашего театра Виктор Коршунов и спросил меня: «Ты сидишь?» Помню, в первый момент я очень испугалась, не случилось ли чего, а он мне говорит: «Тебя хотят ввести на роль Раневской!» Юрий Мефодьевич тогда выразил готовность помочь конкретными рекомендациями. А ввестись надо было быстро — всего за пять дней, зато в будущем я могла бы играть эту роль. Два дня я находилась в состоянии очень сильного волнения. Да, я мечтала об этой роли, но все случилось так неожиданно…
Я примеряла костюм и парики своей героини, входила в образ, всю ночь не спала – репетировала, а утром решила от роли отказаться. Причем, когда другие актрисы в театре узнали, что роль предложили мне, перестали со мной здороваться – знаете, в театре нередко так бывает, а когда узнали, что я отказалась, то, наверное, подумали, что я ненормальная – кто же отказывается от такого подарка судьбы! Я же действовала интуитивно – да, я мечтала, но когда роль оказалась почти реальностью, я, наверное, оказалась не готова так внезапно, так сказать, выстрелить. И я не о чем не жалею!
- На прошедшей в первый день гастрольного тура Малого театра в Нижнем Новгороде пресс-конференции обсуждалась тема отказа театров от академичности, например, МХАТа имени Чехова. Театр, актрисой которого Вы являетесь, тоже является академическим. Для Вас это важно?
- Безусловно! Я не буду давать оценку действиям коллег из МХАТа, скажу лишь одно: разрушать всегда легче, чем создавать. К тому же, это определение в названии нашего театра появилось не вчера, не нам его и отменять. Что касается меня, то я горжусь, что Малый театр – это театр академический.
Знаете, лет десять-пятнадцать назад институты в нашей стране становились сплошь университетами и академиями: человеку свойственно повышать планку, а не понижать. Так зачем же отказываться от определения «академический», ведь когда-то коллектив его заслужил, значит, это о чем-то говорит!
- Малый театр – это театр классической русской и зарубежной драматургии. Я не спорю с тем, что классику лишь надо уметь поставить так, чтобы она зазвучала актуально. Но, тем не менее, современная драматургия тоже должна существовать. Качественная в художественном отношении пьеса современного автора в принципе может войти в репертуар Малого театра или это невозможно по определению?
- Такое, в принципе, возможно, другое дело, что материала качественного в художественном отношении очень мало. Недавно мне дали почитать один современный сценарий, я не смогла его прочитать полностью – не пошло.
- Язык тяжелый?
- Поверьте, что язык Мольера не менее тяжелый, однако, его пьесы – это классика, входящая в репертуар огромного количества театров. Просто внутри ничего не откликнулось на прочитанное.
- А современный театр с его буквальностью и показом жизни в режиме doc Вы воспринимаете? Просто к нам недавно приезжал другой московский театр, который так и называется: Театр.doc, и привозил спектакль «Борьба молдаван за картонную коробку». В основе спектакля – подлинная история, повествующая о жизни пяти выходцев из Молдовы, их взаимоотношениях, жизни в картонной коробке на территории одного из московских рынков. Причем, авторы сразу предупредили, что в спектакле присутствует нецензурная лексика.
- Разговор на такую тему на сцене театра возможен, другое дело, каким языком об этом говорить. К примеру, Горький в своей пьесе «На дне», которая входит в репертуар и нашего театра, тоже показал жизнь людей, ставших бомжами, опустившихся, спившихся, но при этом как он об этом рассказал, каким языком, какие образы создал! И еще отличие пьесы Горького от аналогичных современных пьес на эту же тему в том, что у автора «На дне» все-таки есть выход: кто-то уходит из ночлежки, Актер решает свести счеты с жизнью, но и в этом Горький видит выход, пусть и трагический.
А апеллировать к современности, буквально перенося на сцену жизнь людей, теряющих свой человеческий облик, да еще при помощи нецензурных слов…
Не зря же произведения Островского, Чехова, Горького, Мольера и многих других авторов называют классикой. Это же разговор на вечные темы – вечные, то есть актуальные и в веке ХIХ, когда они были созданы, и сейчас, в ХХI-м, и в далеком-далеком будущем, я уверена.
Если и писать сейчас на эти же вечные темы, то не менее гениальным языком, чем у классиков, чтобы потом было о чем рассказывать со сцены зрителю. Вот, к примеру, спектакль, которым завершился гастрольный тур Малого театра – «Правда – хорошо, а счастье лучше» все по тому же Островскому в постановке режиссера Сергея Женовача. Правда – это, безусловно, хорошо, и жить надо по правде, но любовь, счастье могут быть выше чувства правды, то есть мы зрителя как бы вовлекаем в игру, предлагаем и ему сделать выбор.
- Зрители запомнили Вас в образе таких хорошо известных и любимых многими картинах, как «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Незаконченная пьеса для механического пианино», «Женщины, которым повезло». Но сейчас, насколько можно заметить, Вы снимаетесь не так часто, как Вас хотелось бы видеть. Это из-за отказов от предлагаемых Вам сценариев?
- Главное, как говорят актеры, судьбинушку сыграть, вот что интересно! А таких вот судьбинушек и нет практически.
- В одном из Ваших интервью я читала, что сериалы Вы особо не жалуете.
- Не скажу, что отношусь к ним совсем скептически, здесь все опять же многое зависит от режиссера, предлагаемой роли. Я сыграла в нескольких сериалах, к примеру, у Дмитрия Астархана в «Зале ожидания».
- Но это, скорее, многосерийный фильм, чем сериал.
- Да, наверное. Но там была такая команда, что я и не думала отказываться. На съемках этого фильма я познакомилась с таким удивительным актером, как Михаил Ульянов, кроме того, там играли Вячеслав Тихонов, Нина Усатова. Да и роль моя мне понравилась.
СПРАВКА:
Евгения Глушенко окончила Театральное училище имени Щепкина (1974). Актриса Малого театра. Лауреат Всесоюзного кинофестиваля в номинации «Премии за лучшие актерские работы» за 1980 год. Лауреат Берлинского кинофестиваля в номинации «Актриса» за 1983 год. Заслуженная артистка РСФСР (1988). Народная артистка РФ (1995).
Марина Лайд,
Нижегородское телеграфное агентство, 22 июня 2005 года
За игрой народной артистки России Евгении Глушенко, запомнившейся зрителям по фильмам «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Несколько дней из жизни Обломова», можно было наблюдать в течение двух дней на сцене Нижегородского театра драмы имени Горького в рамках гастрольного тура Государственного академического Малого театра. Она была занята в спектаклях «Волки и овцы» и «Правда – хорошо, а счастье лучше».
С Малым театром связана практически вся ее жизнь (лишь в период с 1996 по 2000 годы она играла на сцене театра Российской армии), на этой сцене она дебютировала в роли Лизы (спектакль «Горе от ума» Грибоедова).
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию.
- Малый театр, как и другие театры страны, в советское время, наверное, выезжал на гастроли значительно чаще, чем теперь. К примеру, в Нижнем Новгороде последний раз труппа Малого театра была в 1971 году. А Вы сами любите гастролировать, или Вам привычнее и комфортнее играть в Москве, в родных стенах?
- Я всегда с удовольствием гастролирую. Актерская профессия сама по себе подразумевает гастроли, и частые. Раньше мы, действительно, чаще выезжали – почти каждый год. Гастроли приносят и интерес, и обновление, и новые впечатления, и встречи с новыми людьми. Одним словом, гастроли – это прекрасно.
- Эти гастроли Вам чем-то запомнились? Как принимали зрители в Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде?
- Все зрители очень хорошо принимали – и в Челябинске, и в Перми, и в Нижнем Новгороде. Я бы сказала, что к нам отнеслись с любовью, очень хорошо слушали, в конце каждого спектакля продолжительно аплодировали – такого благодарного зрителя мы всегда ждем и, конечно, всегда рады встрече!
- С чего начнется сезон в Малом театре?
- В сентябре будет восстановительный период, потом предполагаются еще одни гастроли, на этот раз в Санкт-Петербург.
- Что повезете?
- Я пока еще точно не знаю, какие именно спектакли мы представим. Возможно, это будут «Горе от ума», «Госпожа министерша», «Правда — хорошо, а счастье лучше».
- Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин 18 июня отметил свой 70-летний юбилей. Это будет отмечаться в театре как-то особо?
- Юбилей Соломина в театре отмечаться, конечно, будет, но как это будет происходить, пока сложно сказать. Может быть, это будет спектакль, в котором юбиляр играет главную роль, а, может, будет показан спектакль, им поставленный. Кроме того, обязательно будет какая-то официальная часть – поздравления от коллег, Союза театральных деятелей РФ, официальных лиц.
- А Юрий Мефодьевич какой человек по характеру?
- Как и любой из нас, разный.
- Но Вам с ним нравится работать?
- Мне – да.
- Актеры, как правило, мечтают о той или иной роли в кино, театре. За время Вашей работы в Малом и театре Российской армии Вы воплотили на сцене немало ролей классического репертуара, о которых грезят актрисы, служащие в театрах, где классике уделяется несколько меньше внимания, чем, например, в Малом. И, тем не менее, какие-то нереализованные мечты еще есть?
- Вот вы сказали – роль-мечта, и я вспомнила один случай из своей жизни. Дело было на гастролях в Алма-Ате. Мы должны были играть спектакль «Вишневый сад» , а актриса, исполнявшая роль Раневской – Нелли Корниенко, заболела. Мне позвонил директор нашего театра Виктор Коршунов и спросил меня: «Ты сидишь?» Помню, в первый момент я очень испугалась, не случилось ли чего, а он мне говорит: «Тебя хотят ввести на роль Раневской!» Юрий Мефодьевич тогда выразил готовность помочь конкретными рекомендациями. А ввестись надо было быстро — всего за пять дней, зато в будущем я могла бы играть эту роль. Два дня я находилась в состоянии очень сильного волнения. Да, я мечтала об этой роли, но все случилось так неожиданно…
Я примеряла костюм и парики своей героини, входила в образ, всю ночь не спала – репетировала, а утром решила от роли отказаться. Причем, когда другие актрисы в театре узнали, что роль предложили мне, перестали со мной здороваться – знаете, в театре нередко так бывает, а когда узнали, что я отказалась, то, наверное, подумали, что я ненормальная – кто же отказывается от такого подарка судьбы! Я же действовала интуитивно – да, я мечтала, но когда роль оказалась почти реальностью, я, наверное, оказалась не готова так внезапно, так сказать, выстрелить. И я не о чем не жалею!
- На прошедшей в первый день гастрольного тура Малого театра в Нижнем Новгороде пресс-конференции обсуждалась тема отказа театров от академичности, например, МХАТа имени Чехова. Театр, актрисой которого Вы являетесь, тоже является академическим. Для Вас это важно?
- Безусловно! Я не буду давать оценку действиям коллег из МХАТа, скажу лишь одно: разрушать всегда легче, чем создавать. К тому же, это определение в названии нашего театра появилось не вчера, не нам его и отменять. Что касается меня, то я горжусь, что Малый театр – это театр академический.
Знаете, лет десять-пятнадцать назад институты в нашей стране становились сплошь университетами и академиями: человеку свойственно повышать планку, а не понижать. Так зачем же отказываться от определения «академический», ведь когда-то коллектив его заслужил, значит, это о чем-то говорит!
- Малый театр – это театр классической русской и зарубежной драматургии. Я не спорю с тем, что классику лишь надо уметь поставить так, чтобы она зазвучала актуально. Но, тем не менее, современная драматургия тоже должна существовать. Качественная в художественном отношении пьеса современного автора в принципе может войти в репертуар Малого театра или это невозможно по определению?
- Такое, в принципе, возможно, другое дело, что материала качественного в художественном отношении очень мало. Недавно мне дали почитать один современный сценарий, я не смогла его прочитать полностью – не пошло.
- Язык тяжелый?
- Поверьте, что язык Мольера не менее тяжелый, однако, его пьесы – это классика, входящая в репертуар огромного количества театров. Просто внутри ничего не откликнулось на прочитанное.
- А современный театр с его буквальностью и показом жизни в режиме doc Вы воспринимаете? Просто к нам недавно приезжал другой московский театр, который так и называется: Театр.doc, и привозил спектакль «Борьба молдаван за картонную коробку». В основе спектакля – подлинная история, повествующая о жизни пяти выходцев из Молдовы, их взаимоотношениях, жизни в картонной коробке на территории одного из московских рынков. Причем, авторы сразу предупредили, что в спектакле присутствует нецензурная лексика.
- Разговор на такую тему на сцене театра возможен, другое дело, каким языком об этом говорить. К примеру, Горький в своей пьесе «На дне», которая входит в репертуар и нашего театра, тоже показал жизнь людей, ставших бомжами, опустившихся, спившихся, но при этом как он об этом рассказал, каким языком, какие образы создал! И еще отличие пьесы Горького от аналогичных современных пьес на эту же тему в том, что у автора «На дне» все-таки есть выход: кто-то уходит из ночлежки, Актер решает свести счеты с жизнью, но и в этом Горький видит выход, пусть и трагический.
А апеллировать к современности, буквально перенося на сцену жизнь людей, теряющих свой человеческий облик, да еще при помощи нецензурных слов…
Не зря же произведения Островского, Чехова, Горького, Мольера и многих других авторов называют классикой. Это же разговор на вечные темы – вечные, то есть актуальные и в веке ХIХ, когда они были созданы, и сейчас, в ХХI-м, и в далеком-далеком будущем, я уверена.
Если и писать сейчас на эти же вечные темы, то не менее гениальным языком, чем у классиков, чтобы потом было о чем рассказывать со сцены зрителю. Вот, к примеру, спектакль, которым завершился гастрольный тур Малого театра – «Правда – хорошо, а счастье лучше» все по тому же Островскому в постановке режиссера Сергея Женовача. Правда – это, безусловно, хорошо, и жить надо по правде, но любовь, счастье могут быть выше чувства правды, то есть мы зрителя как бы вовлекаем в игру, предлагаем и ему сделать выбор.
- Зрители запомнили Вас в образе таких хорошо известных и любимых многими картинах, как «Влюблен по собственному желанию», «Впервые замужем», «Незаконченная пьеса для механического пианино», «Женщины, которым повезло». Но сейчас, насколько можно заметить, Вы снимаетесь не так часто, как Вас хотелось бы видеть. Это из-за отказов от предлагаемых Вам сценариев?
- Главное, как говорят актеры, судьбинушку сыграть, вот что интересно! А таких вот судьбинушек и нет практически.
- В одном из Ваших интервью я читала, что сериалы Вы особо не жалуете.
- Не скажу, что отношусь к ним совсем скептически, здесь все опять же многое зависит от режиссера, предлагаемой роли. Я сыграла в нескольких сериалах, к примеру, у Дмитрия Астархана в «Зале ожидания».
- Но это, скорее, многосерийный фильм, чем сериал.
- Да, наверное. Но там была такая команда, что я и не думала отказываться. На съемках этого фильма я познакомилась с таким удивительным актером, как Михаил Ульянов, кроме того, там играли Вячеслав Тихонов, Нина Усатова. Да и роль моя мне понравилась.
СПРАВКА:
Евгения Глушенко окончила Театральное училище имени Щепкина (1974). Актриса Малого театра. Лауреат Всесоюзного кинофестиваля в номинации «Премии за лучшие актерские работы» за 1980 год. Лауреат Берлинского кинофестиваля в номинации «Актриса» за 1983 год. Заслуженная артистка РСФСР (1988). Народная артистка РФ (1995).
Марина Лайд,
Нижегородское телеграфное агентство, 22 июня 2005 года
28.02.2006
МЫ УВИДИМ ЗНАМЕНИТЫЙ МАЛЫЙ ТЕАТР!
МЫ УВИДИМ ЗНАМЕНИТЫЙ МАЛЫЙ ТЕАТР!
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
Поклонников подлинного театрального искусства ожидает грандиозное событие: 19 и 20 апреля на сцене Центра русской культуры знаменитый Малый театр сыграет спектакли по пьесам А.Н. Островского «Волки и овцы» и «Правда — хорошо, а счастье — лучше».
22.02.2006
ВРАЧ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
ВРАЧ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет...
В Малом театре играют «Мнимого больного». Комедию Мольера поставил Сергей Женовач, с чьим участием в судьбе старой, но ни в коем случае не дряхлой театральной академии связывают все удачи последних лет...
14.02.2006
БЛАГОДАРЕНИЕ ФАРСУ
БЛАГОДАРЕНИЕ ФАРСУ
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюбиво и ведут ее последовательно.
«Мнимый больной» в Малом театре с полгода уже идет с тихо нарастающим зрительским успехом. Он не из тех спектаклей, ради которых принято делить надвое газетную полосу. Он природно лишен ноты, вызывающей полемику. Нота здесь с первых минут задана миролюбиво и ведут ее последовательно.
22.12.2005
«Листая старые подшивки» ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
«Листая старые подшивки»
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют...
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
Так, как играют в Филиале Малого Евгения Глушенко и Валерий Баринов, с блеском и удовольствием, с юмором, который не исключает пафоса, и пафосом, который «умолкает» от напирающих чувств (и тогда уж можно позволить себе сентиментальную слезу), - так сегодня почти и не играют...
23.11.2005
О ВЕЛИЧИНАХ МНИМЫХ И ПОДЛИННЫХ
О ВЕЛИЧИНАХ МНИМЫХ И ПОДЛИННЫХ
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы...
Сегодня на нашем театре - время Мольера. И это, что называется, факт. Сезона не проходит, чтобы в афише какой-нибудь из крупных столичных сцен, а то и не одной, не появилось бы название мольеровской пьесы...
28.10.2005
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: СУДЬБИНУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ…
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
Когда актрисе Малого театра Евгении Глушенко предложили роль Раневской в спектакле «Вишневый сад» — роль, о которой мечтают многие актрисы, она... отказалась, испугавшись ответственности, а ведь текст знала наизусть, уже костюмы и парик примеряла...
27.10.2005
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
Сезон начался отчетливым комедийным акцентом. Премьер пока немного, но в их числе уже три комедии — в Театре им. А.С.Пушкина, в Сатириконе и в Малом....
12.10.2005
«ПАРЫЖ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
«ПАРЫЖ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона...
Сергей Женовач показал спектакль об абсолютно счастливом человеке
В Малом театре состоялась первая премьера юбилейного, 250-го сезона...
07.10.2005
«Пресса о гастролях Малого театра» ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
«Пресса о гастролях Малого театра»
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
ДОМ СТОИТ, СВЕТ ГОРИТ
Свой двухсотпятидесятый сезон Малый театр открыл гастролями в Санкт-Петербурге...
04.09.2005
4 сентября день рождения отмечала народная артистка России, лауреат Государственной премии России Евгения Константиновна Глушенко. Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
4 сентября день рождения отмечала народная артистка России, лауреат Государственной премии России Евгения Константиновна Глушенко.
Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
Скажем замечательной актрисе «спасибо» и пожелаем крепкого здоровья, больших творческих успехов и добра.
30.08.2005
«Листая старые подшивки» В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
«Листая старые подшивки»
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ САМ МИХАИЛ ЦАРЕВ
С тех пор Евгения Глушенко не изменяет Малому театру.
27.07.2005
«Листая старые подшивки» ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
«Листая старые подшивки»
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души...
ИСТОРИЯ С ЖОЗЕФИНОЙ. НО КАКАЯ...
Дуэт Евгении Глушенко и Валерия Баринова — целая симфония чувств, тончайших, трепетных, растопивших охладевшее сердце императора, вернувших Жозефине молодость души...
18.07.2005
«Листая старые подшивки» CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Листая старые подшивки»
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили...
CЛЕЗЫ КАПАЛИ
«Преступная мать, или Второй Тартюф» Бомарше. Режиссер Борис Морозов. Художник Иосиф Сумбаташвили...
25.06.2005
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»
ЕВГЕНИЯ ГЛУШЕНКО: «Когда в театре узнали, что я отказалась от роли Раневской, многие подумали, что я ненормальная!»
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию...
В интервью корреспонденту Нижегородского телеграфного агентства Евгения Глушенко рассказала о своей сегодняшней жизни в театре, предстоящем юбилейном вечере художественного руководителя Малого театра, поделилась своим мнением на современную драматургию...
Художественный руководитель Малого театра — народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержа
