Игорь Логвинов, москвацентр.рф, 8 мая 2015

ЮРИЙ СОЛОМИН: СЯДУ, НАДВИНУ НА ЛОБ ШЛЯПУ

Игорь Логвинов, москвацентр.рф, 8 мая 2015

Популярность не позволяет побыть наедине с собой

В канун 70-летия Победы рабочий график художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Соломина чрезвычайно плотный. Премьера, репетиции, подготовка праздничного концерта с участием театрального оркестра… Но для читателей «Москва Центр» известный актер нашел время.

Юрий Мефодьевич, давайте пофантазируем: к вам приехали друзья из провинции и попросили погулять с ними по Москве. Куда вы направитесь?

Я бы повел их из дома прямо в Малый театр. Прошли бы по Козихинскому переулку, по Спиридоньевскому, который когда-то назывался Остужевским. В Козихинском жил Остужев, чуть дальше, если идти по Спиридоньевке к Тверской улице, находилась квартира Сумбатова-Южина. И переулок назывался Южинский. Оттуда можно выйти на переулок Садовских и пройти к Театру юного зрителя. В этом районе и сейчас проживают многие актеры Малого театра.
Этот театр часто называют Домом Островского. Как вам кажется, почему пьесы, написанные драматургом полтора века назад, не утратили современного звучания?

Потому что это талант. Когда вышли первые его произведения, Тургенев написал: «Теперь у нас есть свой русский театр». Александр Николаевич Островский и в советское время занимал одно из первых мест по своим рейтингам, как теперь говорят. А сегодня он особенно актуален. Потому что в нашу жизнь вновь вошли такие понятия, как векселя, закладные, кредиты, проценты, банкротства.
Островский, как никто другой, знал жизнь столицы. Он ведь в свое время был чиновником и досконально изучил все, о чем писал, очень хорошо знал чиновничью психологию, которая с тех пор мало изменилась. Чиновник так и остался чиновником — с жаждой личной выгоды, со своими интересами. Поэтому пьесы Островского вечны. Сменилось не одно поколение, а они живут, их ставят в разных театрах, на них идет зритель. У нас в Малом театре идет 14 названий Островского из 47 пьес, которые он написал. Не знаю, успеем ли мы за то время, которое нам отпущено, поставить все его пьесы, пока это еще ни у кого не получилось. Но Александр Николаевич — наш главный автор.

Над чем сейчас работает коллектив Малого театра? Мы только что выпустили премьеру — спектакль «Восемь любящих женщин» по французской пьесе.

Сейчас в работе пьеса Островского «Сердце не камень», премьеру сыграем в июне. Работаем и над спектаклем к 70-летию Победы. У нас ведь работают люди, которые помнят войну. Я тоже ее помню. В 1943 году, в самый переломный момент, я пошел в школу. И еще я на всю жизнь запомнил День Победы в мае 1945 года.

Вы входите в общественный совет Центрального округа. Ваша жизнь тесно связана с центром Москвы?

Очень тесно. Хотя я и не коренной москвич, но моя дочка и внучка уже настоящие москвички. Первое свое жилье в Москве я получил в центре, на Старом Арбате. Это была комната в коммуналке, в том самом доме, где находится Смоленский гастроном. В общем, вся моя жизнь прошла в центре столицы.

А у вас есть любимые уголки в центре Москвы? Про Старый Арбат я уже говорил.

Очень люблю Патриаршие пруды — место, где можно посидеть, подумать. Правда, с моей профессией спокойно не посидишь, всегда кто-нибудь подсядет, попросит сфотографироваться.
А отказать трудно: зрители есть зрители. Поэтому если я и сажусь на скамейку, то надеваю очки, поднимаю воротник, надвигаю на лоб фуражку или шляпу. Очень люблю это местечко. И сохранившиеся там дворы, может быть, и не такие шикарные, но очень уютные. А сейчас, когда отремонтировано столько детских площадок, дворы приобрели совершенно другой вид.

Справка

Юрий Соломин родился 18 июня 1935 года в Чите в семье музыкантов. Выпускник Театрального училища им. М. С. Щепкина. В 1957 году поступает в труппу Государственного академического Малого театра. С 1961 года он преподает в своем родном театральном училище.
С 1988 года — художественный руководитель Малого театра. Народный артист СССР. Член общественного совета Центрального округа столицы.

5 мая министр культуры Владимир Мединский с супругой Мариной посмотрели спектакль «Горе от ума» А.С. Грибоедова, который является визитной карточкой Малого театра. По окончании спектакля Владимир Ростиславович преподнес букет цветов исполнителю роли Фамусова, художественному руководителю Малого театра Юрию Соломину, а Марина Олеговна — Глебу Подгородинскому, сыгравшему Чацкого.

Народный артист СССР, худрук Малого театра Юрий Соломин, который вскоре отметит свое 80-летие, размышляет о традициях театра, отношении к молодым актерам и уважении к зрителю.

Ангелина Губина, «Вечерняя Москва», 15 апреля 2015 года

МАЛЫЙ ТЕАТР: АКАДЕМИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ НА ГАСТРОЛЯХ

Народный артист СССР, худрук Малого театра Юрий Соломин, который вскоре отметит свое 80-летие, размышляет о традициях театра, отношении к молодым актерам и уважении к зрителю.

Ангелина Губина, «Вечерняя Москва», 15 апреля 2015 года

Пушкин — наше все!
По моему мнению, не надо брать на себя право делать современные спектакли из произведений Пушкина, Гоголя или Островского. Зачем коверкать их мысли? В Малом театре — правило: если играем Островского, то чайнику из магазина на сцене не место. Наши художники, костюмеры бьются за достоверность каждой пуговицы на костюме.

Сыграю отца народов
Сегодня я репетирую, а точнее, пока разбираю роль Сталина в спектакле с рабочим названием «Ялта». Прошла премьера спектакля «Восемь женщин». Поставил спектакль с участием молодых артистов «Молодость Людовика XIV» — с костюмами Вячеслава Зайцева, с декорациями Александра Глазунова. Репетируем спектакль «Сердце не камень».

Трудно, но работаем
Идет реконструкция здания театра. В таких условиях сложно играть, ставить спектакли. Но мы много гастролируем. До конца года покажем спектакли в 10 городах России. У молодого артиста зарплата небольшая, и я стараюсь помочь каждому: с жильем, с детскими садиками и даже с роддомами. Из театра мало кто уходит — большинство служат всю жизнь.

Говорим по-русски
В Малом театре все актеры — с хорошей дикцией. Некоторые иронизируют: «Ну, вы — академия, вы — музей». Отвечаю: «Да, мы академия — и у нас говорят правильным русским языком. Да, у нас — музей, и мы возим его на гастроли — и всегда аншлаг»

C 10 по 15 апреля в Москве проходит 11-й фестиваль «Островский в Доме Островского».

Анжелика Заозерская, «Вечерняя Москва», 11 апреля 2015

ЮРИЙ СОЛОМИН: «РУССКИЙ ЯЗЫК – НЕ БЫСТРЫЙ И СКРИПУЧИЙ, А ПЕВУЧИЙ И МОГУЧИЙ»

Анжелика Заозерская, «Вечерняя Москва», 11 апреля 2015

C 10 по 15 апреля в Москве проходит 11-й фестиваль «Островский в Доме Островского». Организатор — Государственный Академический Малый театр предоставляет свою сцену на Большой Ордынке на весь период фестиваля. Островский родился в двух шагах от этой сцены – на Малой Ордынке. 12 апреля, в день рождения драматурга, Малый театр показал самую жизнеутверждающую пьесу «русского Шекспира» «Бедность не порок».

Художественный руководитель Малого театра народный артист СССР Юрий Соломин в интервью «Вечерней Москве» объясняет, почему Островский – один из самых актуальных и востребованных авторов.

- Юрий Мефодьевич, когда вы впервые познакомились с творчеством Александра Николаевича Островского?

- В конце 40-х годов я увидел фильм Протазанова «Бесприданница» с Ниной Алисовой в роли Ларисы Огудаловой, и запомнил имя автора этой истории. Второе, уже серьезное знакомство с творчеством Островского, произошло в 1949 году опять на телевизионном экране. К 125-летию здания Малого театра сняли телевизионный фильм «Малый театр и его мастера», в котором были показаны сцены из спектаклей Островского с великими артистами: Яблочкиной, Рыжовой, Ильинским, Гоголевой, Жаровым. Островский всегда входил в тройку самых популярных авторов. День нынешний – не исключение. Его пьесы ставят и большие, и маленькие театры, и академические, и провинциальные… Причина в том, что Островский – национальный автор. С одной стороны, он рассказывает простые истории – кто-то любит кого-то, кто-то обманул кого-то, но в этих историях вся наша жизнь и сущность.

- Как возникла идея создания фестиваля «Островский в Доме Островского»? Почему ключевое слово в названии – Дом?

- В 1993 году, когда театрам было очень трудно жить, особенно провинциальным, возник этот фестиваль. Кстати, один из первых театральных фестивалей в России. Сначала мы проводили его с помощью друзей Малого театра, а вскоре поддержку нам оказало Министерство культуры. Правда, в настоящее время участие государства в нашем фестивале могло быть более существенным. Например, своими силами мы не смогли обеспечить приезд на фестиваль театра из Белграда с постановкой Островского, что, конечно, грустно. Тем, кто руководит распределением средств для фестивальной театральной деятельности России, неплохо было бы задуматься о том, что благодаря Островскому происходит воспитание нации. Цитирую одно из высказываний Александра Николаевича: «Без театра нет нации». Еще Островский возвращает нам музыкальность и певучесть русской речи. Не секрет, что сегодня большие проблемы с речью даже на телевидении. Говорят так быстро, что слова не доходят до слушателей. В этих текстах нет дыхания, воздуха, пластичности. Один итальянский актер, с которым мы вместе снимались в фильме, доказывал, что русская речь гораздо более певучая, чем итальянская. Я восхищался итальянским языком, поскольку на нем строится музыкальная грамота, которую, кстати, я изучал в музыкальной школе, а мой зарубежный коллега приоритет отдавал русскому языку. Два года назад я ставил пьесу «Лес» в театре Хельсинки, и знаменитые артисты Финляндии слушали диалоги и ремарки Островского (замечу, что ремарки очень важны для актеров, играющих героев Островского) на русском языке с истинным наслаждением. И пока зритель ходит на Островского, Малый театр будет напоминать о том, что надо беречь наш язык. Русский язык – не быстрый и скрипучий, а певучий и могучий.

- Как вы относитесь к оригинальному прочтению Островского?

- Мое мнение – не надо брать на себя право из произведений Пушкина, Гоголя и особенно Островского делать современные спектакли. Что касается фестиваля «Островский в Доме Островского», мы тщательно выбираем участников посредством видео с их спектаклями. Часто повторяю, что провинция – это не периферия. Провинция в лирическом плане звучит в произведениях классиков – хорошо звучит. Наш фестиваль принял театры из Архангельска, Владивостока, Вышнего Волочка, Омска, Вологды, Липецка, Красноярска, Владикавказа, Тольятти, Ярославля, Костромы, Сыктывкара и многих других городов. А это означает, что фестиваль нужен людям – и профессионалам, и зрителям.

- В Малом театре я видела спектакли по Островскому: «Бедность не порок», «На всякого мудреца довольно простоты», «День на день не приходится», и каждый раз была рада тому, что на сцене все настоящее –и слова, и одежда, и предметы, и выражения лиц. Нет подделок и суррогата.

- Если играем Островского, то чайнику из магазина на сцене не место. Это касается всех декораций, предметов, антуража. Зритель должен видеть и чувствовать 18, 19, 20 век, — в зависимости от времени действия. Какие бы не были материальные затраты, наши художники, костюмеры бьются за достоверность каждой пуговицы на костюме. Особенно внимательны к приметам времени в детских спектаклях. Причем уважение к истории, к правде мы прививаем у артистов, когда они еще учатся в театральном училище.

- Юрий Мефодьевич, Островский – родился в двух шагах от филиала Малого театра на Большой Ордынке. Как же удалось Александру Николаевичу так точно, ярко, объемно показать нравы и характеры, достоинства и недостатки нашей Москвы? Вы сказали, что Островский драматург национальный, но, согласитесь, что в этой национальности – на первом плане именно житель Первопрестольной?

- Мне трудно об этом рассуждать уже потому, что я – не москвич. Островский родился и жил в Москве. Правда, похоронен на Костромской земле в Щелыково, где у него было имение. Между прочим, он построил там домик для бродячих артистов, которые часто к нему заходили и подкармливались. Островский знал про Москву больше: поэтому он – автор Замоскворечья, где, по счастливому стечению обстоятельств, и находится филиал Малого театра.

- Юрий Мефодьевич, какие новые постановки Островского ожидаются на сцене Малого театра? Наверняка, из последних премьер вашего театра есть те, которые заслуживают особого внимания?

- В настоящее время идут репетиции спектакля «Сердце не камень» (премьера состоится в июне). Недавно состоялась премьера «Восемь женщин» по знаменитой французской пьесе. Я поставил спектакль с участием молодых артистов «Молодость Людовика XIV». Не могу не сказать, что наш спектакль, с костюмами Вячеслава Зайцева, с великолепными декорациями Александра Глазунова называют: «Версаль». Мое уточнение: «Может, и не Версаль», но однозначно — мы смотрели в ту сторону. Каждый автор на сцене Малого театра – время, страна, язык и, разумеется, действие. Возможно, мы не всегда точно попадает, но всегда рядом с тем веком, о котором говорим.

- Как проходит реконструкция главного здания Малого театра на Театральной площади?

- Ремонт – нелегкое дело. В моем доме ремонтируют подъезд – и это происходит уже в течение пяти месяцев. Каждый раз прихожу в театр со следами побелки. То работают строители в моем подъезде, то неделями не работают. А ведь всего-то и нужно – покрасить и побелить шестиэтажный дом с приличными, аккуратными людьми (раньше этот дом принадлежал Малому театру). Когда я пришел на Театральную площадь, где идет ремонт Малого, месяца два назад, как увидел свой кабинет без дверей, расстроился. Я ведь 26 лет в нем работал! Дирекция театра наблюдает за реконструкцией здания. Есть надежда, что реконструкция закончится по плану. Коллективу театра в таких условиях сложно заниматься главным делом – играть и ставить спектакли. Всего один репетиционный зал на Малой Ордынке. Но мы много гастролируем, причем с премьерами. Сегодня актеры выезжают в Сургут – со всем новым. 13 апреля вылетаем в Новосибирск со спектаклем «Филумена Мортурано». До конца года покажем спектакли в 10 городах России. Хочу поблагодарить весь коллектив Малого театра за терпение.

- К сожалению, даже в лучших театрах актеров плохо слышно. Но в Малом театре и слышно, и видно – превосходно. Наверняка, зритель, заплативший деньги за билет, не хочет прислушиваться – что шепчут актеры?

- Некоторые умники иронизируют: «Ну, вы – Академия, вы – музей». Охотно отвечаю: «Да, мы академия – и у нас говорят академическим, правильным русским языком. Да, у нас – музей, но он очень хороший, и мы возим его на гастроли – и всегда аншлаг».

«Караван историй», март 2015

ЮРИЙ СОЛОМИН О БРАТЕ: «КОЕ-КТО ВЫСТАВЛЯЕТ НАС С ВИТАЛИКОМ ЧУТЬ ЛИ НЕ ВРАГАМИ»

«Караван историй», март 2015

«Находясь на волосок от смерти, я видел туннель с ярким светом в конце», – вспоминает актер.
Находясь на волосок от смерти, я видел туннель с ярким светом в конце. Двигался по нему, но не быстро — будто что-то мешало, не пускало...Потом всякий раз, когда выходил на сцену или знакомился с необыкновенным человеком, думал: «Вот и для этого тоже Господь сохранил мне жизнь...»
В начале девяностых рядом с Малым театром была устроена барахолка. Китайское тряпье висело даже на памятнике Островскому. Торговцы обтирали спинами только что покрашенные стены театра, оставляли после себя груды мусора. С утра до вечера — шум, гвалт, ругань. Случались и драки, в одной из которых был убит человек. В тот день, выйдя из театра, я пробирался сквозь строй торговцев к своей машине. Вдруг из припаркованного по соседству «мерседеса» выходят три парня — высокие, крепкие, красивые. Сразу понимаю, что имею дело со «смотрящими», которые контролируют рынок и собирают дань. Ребята почтительно здороваются, говорят обычные для поклонников слова, после чего спрашивают:
— Может, есть проблемы?
Поблагодарив, указываю в сторону барахолки:
— Вы же сами видите, что творится у храма искусства. Мы с таким трудом достали денег на ремонт, а все стены уже в темных пятнах.
Парни кивают:
— Понятно.
Рынок, конечно, не убрали, но уже на другой день торговцы стояли в метре от стен театра и тряпки на бронзового Островского больше никто не вешал.
Некоторые из коллег, когда рассказывал об этой встрече, в ужасе округляли глаза: «Как ты не боялся с ними общаться?!»
Во-первых, ко мне эти парни отнеслись с уважением. Во-вторых, в детстве родители никогда не запрещали нам водиться с ребятами, которых сегодня назвали бы «неблагополучными». К слову сказать, многие из них впоследствии стали достойными людьми. Из детства я вынес и знание о том, что в преступном мире пустые обещания не в ходу. Вот и «смотрящие» за барахолкой тоже сдержали слово.
Мое первое воспоминание связано с арестом деда — маминого отца Анания Моисеевича Рябцева. Был канун какого-то праздника. Я проснулся от голосов и, путаясь в ночной рубашке, вышел из маленькой комнаты в коридор. Дед стоял в дверном проеме, одетый в длинное пальто. Рядом — чужие люди. Когда его уводили, он обернулся, сказал: «Берегите Юрочку» — и помахал рукой.
При нас с братом взрослые о деде не говорили — видимо из опасения, что я или Виталик поделимся семейной тайной с приятелями, а те станут тыкать пальцем во внуков «врага народа». И я до поры до времени держал давнее воспоминание при себе. Рассказал о нем только в 1956 году, когда приехал домой на каникулы и бабушка попросила проводить ее до прокуратуры: «Нужно получить документ». В учреждение она вошла одна, я остался на улице. Ждал долго, пока наконец бабушка не появилась в дверях, держа в руках листок бумаги. «Вот и все... — прошептала она. — Дедушку реабилитировали. Посмертно».
Тогда-то я и рассказал, каким дед остался в моей памяти. Грустно улыбнувшись, бабушка покачала головой: «Вряд ли ты можешь это помнить. Тебе два с половиной года было. Наверное, что-то такое в книжке прочитал или в кино видел».
В конце восьмидесятых, когда открыли архивы НКВД, забайкальские газеты стали публиковать дела репрессированных в тридцатые годы. Одна из статей была посвящена деду. Там было все: имя следователя, какие вопросы он задавал... Дед отвечал односложно или молчал. Он никого не оговорил, не предал, хотя протокол и заканчивался записью: «Был унесен в камеру». В материалах дела я нашел дату ареста — тридцатое декабря 1937 года. Выходит, это действительно случилось в канун праздника и запомнившееся прощание деда с семьей — не кадр из фильма. Допрос проводился в день ареста, а первого января 1938-го дед умер. Но родным сказали: приговорен к десяти годам без права переписки. Семья надеялась, что по окончании этого срока дед вернется или хотя бы напишет письмо. Конец надеждам положила та самая бумага из прокуратуры о посмертной реабилитации.
Деда по отцу я не знал — он погиб задолго до моего рождения. Виктор Иванович Соломин работал на телеграфе морзистом — передавал и принимал сообщения. В двадцатые годы эта профессия считалась не то что редкой — уникальной. Дед был глубоко верующим, и когда в Чите порушили все храмы (за исключением того, куда водили молиться и исповедоваться декабристов, но и в нем был устроен то ли клуб, то ли музей), он каждые выходные ходил за десять километров в сельскую церковь, прихожане которой избрали его старостой. Однажды, как всегда, отправился на воскресную службу и не вернулся. Тело нашли через несколько дней. В официальную версию — «Заблудился и замерз» — никто из родных не поверил. Виктор Иванович ходил этой дорогой несколько лет и заблудиться никак не мог. Если бы вдруг почувствовал, что уходят силы, постучался в окошко первого же дома (деревень по маршруту было много) — и хозяева путника обязательно бы впустили. Вот и выходит, что скорее всего деда убили.
В 2004 году вышел сериал «Московская сага», где я сыграл роль хирурга Бориса Градова, семья которого подверглась репрессиям. После показа ленты нашлись те, кто обвинил и съемочную группу, и Василия Аксенова, автора одноименной трилогии, по которой поставлен сериал, в «оголтелом антисталинизме». Мол, во времена Иосифа Виссарионовича беззакония не было — сажать сажали, но по решению суда. История моей семьи доказывает обратное.
Когда началась война, мне было шесть лет. Отца не мобилизовали: из Забайкалья на Западный фронт мало кого отправляли — каждую минуту Япония могла напасть на восточные рубежи СССР (от Читы до границы входившего в японскую империю государства Маньчжоу-Го — всего четыреста километров). Папа работал хормейстером в Доме пионеров (мама там же — аккомпаниатором) и руководил взрослым хором в ДК железнодорожников. Конечно, такого голода, как на Большой земле, у нас не было: кругом рыбные озера, тайга, где полно зверья, у каждой семьи имелся участок, на котором выращивали овощи. Хлеб получали по карточкам, а молоко покупали на рынке, куда зимой крестьяне из соседних деревень его привозили в виде замороженных кругляшей в больших рогожных мешках. Когда мама или бабушка приносили молоко домой и клали в миску размораживать, я соскребал сверху желтоватый — сладкий-пресладкий! — слой сливок и намазывал им ломтик черного хлеба. До сих пор кажется — ничего вкуснее в жизни не ел.
Осенью 1943 года, в канун годовщины Октябрьской революции, учительница спросила нас, первоклассников, кто хочет выступить в госпитале — поздравить раненых бойцов с праздником. Все стали тянуть руки и кричать: «Я, я!» Из желающих отобрали пятерых, меня — в том числе. Свой концертный номер не помню абсолютно, кажется, что-то пел и декламировал. На прощание один из бойцов дал мне кусочек сахара — тогда его выпускали в больших прессованных «головах». Я зажал подарок в кулаке и носил так несколько часов, пока не вернулся домой и не отдал его маме. Она расколола кусочек на несколько крошечных частей, чтобы вечером дети попили чаю с сахаром. Вылизывая ладонь, я так гордился собой, добытчиком...
Школу и учителей всегда вспоминаю с теплом и благодарностью. Физику у нас преподавал Роман Васильевич Мочалов. На фронте он получил серьезную контузию, лечился в госпитале, был комиссован и остался в Чите. Жил прямо в школе, вечерами терзая трофейный аккордеон. Музыка была такой же страстью Мочалова, как и физика. Добившись разрешения спарить уроки, за два часа Роман Васильевич умудрялся проверить домашнее задание у всего класса и на двойки не скупился. Боялись мы его до дрожи в коленках. Однажды физик пришел в класс, сияя улыбкой:
— Ребята, какой сон я сегодня видел!
Обрадовавшись отсрочке экзекуции у доски, народ загалдел:
— Какой сон?! Про что?! Расскажите!
— Будто мы с вами организовали хор и для каждой песни сами сделали замечательные декорации!
Надо ли говорить, что в хор записались даже те, кому медведь на ухо наступил. Несколько недель мы пропадали в школе с утра до ночи: после уроков шли на репетицию, потом — в кабинет физики, где чертили схемы, паяли, сверлили. Наше выступление в окружном Доме офицеров произвело фурор. Когда хор (Роман Васильевич — впереди с аккордеоном) грянул песню «Как у Волги, у реки», сзади закрутились и замигали десятки лампочек, а с плотины ГЭС — копии настоящей! — полилась вода.

По залу пронесся восхищенный гул, потом все встали. Мы заняли первое место и держали его на всех смотрах художественной самодеятельности на протяжении нескольких лет. Забегая вперед, скажу, что впоследствии Роман Васильевич стал уважаемым ученым — защитив диссертацию, заведовал кафедрой физики в университете.
Одного хора моей артистической натуре было мало, и я записался в кукольный театр Дома пионеров. Первая роль, которую мне доверили, был Барсук. Став старше, перешел в драматическую студию, играл одного из мальчишек в спектакле «Бежин луг», за что получил первую награду — книгу «Иван Грозный». Выбор театрального вуза передо мной не стоял по той простой причине, что кроме училища Щепкина я больше ни одного не знал. А информацию о Щепкинском почерпнул из фильма «Малый театр и его мастера», который был снят в 1949 году в честь стодвадцатипятилетия здания театра.
Получив в школе аттестат, на следующий же день отправил его вместе с заявлением по адресу, который назвал в фильме диктор: «Москва, улица Неглинная, 6, Училище имени Щепкина». Когда рассказал об этом дома, мама расстроилась — она до конца надеялась, что изменю решение и буду поступать в медицинский. Аргумент у Зинаиды Ананьевны имелся железный: «Ты так хорошо достаешь занозы, что мог бы стать замечательным хирургом!» Поскольку отец в отличие от мамы поддерживал мои артистические устремления, он и поехал со мной в Москву. За работу в ДК железнодорожников раз в год ему и членам семьи полагались бесплатные билеты в любую точку Союза — будь иначе, мы вряд ли наскребли бы денег даже на дорогу. Поезд из Читы до Москвы шел семь с половиной суток. Первые дни мы жили на Ярославском вокзале, откуда я и отправился на первый тур в училище.
Став преподавателем, много раз пытался представить, как выглядел в глазах приемной комиссии. Маленький, тощенький, с розовым рубцом на щеке: накануне отъезда мне вырезали большой жировик и свежий шрам сразу бросался в глаза. Заметив его, набиравшая курс Вера Николаевна Пашенная воскликнула:
— О господи! Что это у тебя?
— Операцию делали. Врачи сказали: потом не будет видно.
— А откуда ты?
— Из Читы.
— Час от часу не легче. Ну ладно. Что будешь читать?
— «Стихи о советском паспорте» Маяковского.
— Хорошо. Начинай.
Только начал декламировать, приняв торжественную позу: «Я волком бы выгрыз бюрократизм...», как вся комиссия от смеха повалилась на стол. Через минуту, вытирая со щек слезы, Вера Николаевна спросила:
— Что ты еще приготовил?
— Монолог Нила из «Мещан», отрывок из поэмы Твардовского «Василий Теркин»...
Репертуар у меня был сплошь серьезный, где-то даже героический, и с хлипкой внешностью никак не сочетался. Члены приемной комиссии хохотали и на Ниле, и на Теркине, а я от их реакции зверел с каждой минутой. Едва сдерживая гнев, процедил:
— У меня еще басня есть...
— Нет-нет, достаточно, — сдавленным от смеха голосом сказала Пашенная. — Иди.
Стою в коридоре убитый горем. Подходит старшекурсник:
— Ну что?
— Мне кранты. Они все время хохотали.
— А что читал?
Когда закончил перечислять, старшекурсник, сдерживая улыбку, похлопал по плечу:
— Что смеялись, это неплохо.
Список допущенных во второй тур пришлось ждать несколько часов. Увидев в нем свою фамилию, был готов смеяться и плакать от счастья.
В тот же день мы поехали в Монино — давний знакомый отца, вскоре после войны перебравшийся из Читы в Подмосковье, предложил пожить в его частном доме. Смогли, наконец, нормально помыться, поесть горячего. Успешно пройдя и второй тур, помчался к отцу, который, как договорились еще утром, ждал в сквере у Большого театра. Папа сидел на скамейке, ссутулившись и глядя в землю. Подошел к нему, обмирая от дурного предчувствия:
— Что случилось?
— Сынок, меня обокрали. Приехал на электричке на вокзал, и там в толчее вытащили и билеты, и последние деньги.
— Что же делать?
— Поехали обратно. Чего тут толкаться? Билеты я через министерство восстановлю, денег займем или мама вышлет. Давай домой, а?
— Пап, ну как же я поеду? Скажут: «Вернулся несолоно хлебавши, бездарь!»
— Тогда так. Иди сейчас к Пашенной и напрямую спроси: берет она тебя или нет? Если нет — завтра же уедем.
Возвращаюсь в училище. В приемной деканата сидит секретарь — строгая дама с беломориной в зубах:
— Вы к кому?
— К Вере Николаевне.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Посиди здесь, — неожиданно смягчается дама. — Она сейчас на заседании кафедры, но я выберу момент и скажу, что ты ждешь.
Минут через двадцать выходит Пашенная:
— Кто тут меня спрашивал?
— Я, Вера Николаевна.
— Что тебе, деточка?
Рассказываю про украденные деньги и билеты, а дальше — как учил отец:
— Если берете — то берите, если нет — уеду обратно в Читу.
Несколько секунд, которые кажутся вечностью, Пашенная смотрит на меня молча, потом кивает:
— Оставайся.
Первые полгода, пока не дали место в общежитии, квартировал у тех же знакомых в Монино. На их участке жила огромная собака, которую днем хозяева держали на цепи, а на ночь спускали. Злющий, скажу вам, был пес! Хозяева знали: если постоялец не вернулся до полуночи, значит, задержался в училище и ночует на вокзале. Почему я в тот раз изменил правилу, не помню. Кажется, следующий день был воскресным: занятий нет, можно отоспаться. Добрался до дома к двум часам ночи. И только когда подошел к забору, вспомнил: «Там же собака!» Приоткрыл калитку — вроде не видно. Потихоньку ее закрыл, оборачиваюсь, а пес — прямо передо мной. Подпрыгнул, положил передние лапы на плечи и смотрит в глаза. Начинаю ему объяснять, почему опоздал: «Видишь ли, у нас в училище был праздник и я совсем забыл про время, а когда увидел, что уже первый час ночи, сразу поехал на вокзал...»
Пес внимательно слушал, потом, опустив лапы на землю, повернулся и потрусил впереди меня к дому. На стук в окно выглянула хозяйка и в ужасе всплеснула руками:
— Юра, это ты?! А где собака?!
— Да вот, рядом стоит.
С тех пор, встречая и провожая меня, пес радостно лаял и вилял хвостом.
Так начались мои теплые отношения с «братьями меньшими». Сегодня у нас на даче живут три собаки и пять кошек. Я их всех люблю, они любят меня, но такого друга, как Маклай, у меня больше не будет — немецкая овчарка, умнейший и преданнейший пес. Его подарили мне на день рождения крошечным щенком, он прожил с нами четырнадцать с половиной лет. Маклаши не стало в 2007 году, но до сих пор когда вспоминаю о нем, к глазам подступают слезы. Собачников часто обвиняют в том, что они очеловечивают своих питомцев, приписывают им несуществующие черты и чувства. Пусть говорят что хотят. Наш Маклай был не только замечательным психологом, но и настоящим миротворцем. Утром собираемся с женой на работу, бывает, спешим, эмоционально прикрикиваем друг на друга, ругаемся. Маклаша тут же нарисовывается в прихожей, садится между нами и начинает — хотя был совсем не из брехливых — сердито лаять. Ольга говорит:
— Это он тебя осуждает, на мою защиту встает!
— А вот и нет! — парирую я. — Он мне совет дает: «Да не связывайся ты с ней — чего напрасно нервы мотать?»
И все — оба хохочем.
На следующий день после того как похоронили Маклая, внучка поехала на велосипеде в дачный магазин за продуктами, а вернулась со щенком. Сидя в комнате, я слышал, как Саша с бабушкой Олей шепотом переговариваются на террасе:
— Ты где его взяла?
— Около магазина. Там их пятеро в корзинке лежало.
— А что ж ты только одного забрала?
— Так я сейчас поеду — остальных привезу.
Сразу понял: кроме привычного сострадания к бездомным животным моими девчонками сейчас движет жалость ко мне, потерявшему друга. Но не устраивать же на даче питомник с большим поголовьем! Вышел на террасу, приняв грозный вид:
— Одна больная, и вторая — не лучше! Не надо никуда ездить! А этот — если уж привезла — пусть остается.
Несмотря на запрет, к магазину Александра все-таки съездила, но щенков там уже не было. А подкидыш быстро освоился и через пару недель гонял по двору старожилов: кошек и взрослых собак.
На приемных экзаменах в училище Щепкина я часто задаю абитуриентам неожиданные вопросы, в том числе такой: ты собак любишь? И если слышу: «Да, очень. У меня дома живет...», вижу, как на лице появляется улыбка... С таким человеком про его питомца я могу говорить хоть час, наблюдать за мимикой, за тем, как меняется выражение глаз. Поверьте: для понимания — есть у абитуриента талант или нет — это дает гораздо больше, чем прослушивание басни.
Впервые на сцену Малого театра я вышел еще второкурсником (кстати, эта практика — брать студентов в массовку и на эпизодические роли — существует и по сей день). Кого только не играл! В домашнем архиве хранится программка спектакля «Иван Грозный», где в самом конце написано: «Второй ремесленник — студент второго курса Училища имени Щепкина Ю. Соломин». Первые годы службы в театре на главные роли тоже рассчитывать не приходилось. Но пусть мои персонажи произносили всего несколько реплик, зато с какими мастерами доводилось выходить на сцену: Пашенная, Царев, Бабочкин, Жаров, Ильинский!.. Кстати, именно благодаря Игорю Владимировичу я получил роль Хлестакова в «Ревизоре».
К 1965 году в моем репертуаре помимо вторых ролей уже была и центральная — в комедии «Украли консула!», действие которой разворачивалось в начале шестидесятых годов в Италии. Спектакль был очень смешной, шел всегда при переполненном зале. Меня заметил зритель, хвалили критики — в общем, на то, как складывалась судьба в театре, жаловаться грех. И тут в коридоре меня окликает Ильинский:
— Я буду ставить «Ревизора», хочу попробовать вас на Хлестакова.
Этой ролью я никогда не грезил, но не признаваться же в этом Ильинскому!
— Хорошо, — отвечаю. — Спасибо.
Уже к вечеру забыл о разговоре. А спустя несколько недель на доске объявлений появилась информация о распределении ролей в спектакле «Ревизор»: «Хлестаков — Ю. Соломин».
Вскоре начались репетиции, которые стали для меня настоящим испытанием. Почти все партнеры по спектаклю: Борис Андреевич Бабочкин, Виктор Иванович Хохряков, Николай Афанасьевич Светловидов, Владимир Александрович Владиславский — в разное время и в разных театрах играли Хлестакова. Ильинский, репетировавший в своем спектакле роль Городничего, — кстати, тоже. И каждый считал своим долгом отвести меня в сторонку и проникновенно сказать: «Ты молодец, но вот в этой сцене... Попробуй-ка сделать так...» В конце концов это так меня достало, что придя домой, сказал жене: «Все, пишу заявление — пусть снимают с роли!»
Ольга, мудрая женщина, предложила не кипятиться и отложить окончательное решение хотя бы до утра. Проснулся и впрямь без вчерашней готовности отказаться от Хлестакова, но на репетицию шел как на битву. А там другая мудрая женщина и замечательная актриса, игравшая в спектакле Анну Андреевну, — жена Ильинского Татьяна Александровна Еремеева вступилась за меня самым категоричным образом. Увидев, как режиссер в очередной раз отводит меня в сторонку, чтобы дать наставление, и заметив страдальческую мину на моем лице, она сказала: «Игорь, хватит мучить парня! И вообще все — оставьте его в покое!»
Роль Хлестакова изменила мое положение в театре. Это стало понятно, когда меня пересадили в солидную грим-уборную, а перед премьерой в дверь постучался главный костюмер-одевальщик Малого Юрий Павлович Колесниченко. Он помогал одеваться только мэтрам: Бабочкину, Цареву, Ильинскому, Жарову. Теперь и я удостоился такой чести.
Спектакль имел большой успех у зрителя, но несмотря на это, за следующие шесть лет я не получил ни одной роли. Не скажу, что сильно переживал, поскольку как раз в это время начал активно сниматься. Дебют состоялся еще в самом начале шестидесятых — в фильме «Бессонная ночь». Потом были «Сердце матери» и «Верность матери», «Сильные духом», «Весна на Одере», «Красная палатка». О съемках последнего хочу рассказать одну историю. Главные роли в этой советско-итальянской картине режиссера Михаила Калатозова исполняли звезды мировой величины: Шон Коннери, Клаудиа Кардинале, Питер Финч. А я, Юра Визбор, Боря Хмельницкий, Отар Коберидзе, Донатас Банионис — играли окружение. Вели мы себя очень деликатно, в кадр не лезли, хотя соблазн мелькнуть рядом с великими был, конечно, велик. Однажды Питер Финч прямо на съемочной площадке устроил разнос немецкому актеру Марио Адорфу. Что-то гневно крича на английском, он попеременно тыкал пальцем то в нас, то в грудь Марио. Когда спросили переводчика, чего эти двое не поделили, тот перевел слова Финча: «Что ты все время лезешь в кадр?! Посмотри на русских артистов, они замечательно играют, но никто, как ты, себя не ведет!» А один из сценаристов картины — знаменитый Роберт Болт, посмотрев отснятый материал, для каждого из нас написал отдельную сцену.
В Арктике, на Земле Франца-Иосифа, снимали больше месяца. Жили на дизель-электроходе «Обь». По вечерам собирались в кают-компании, Визбор пел свои песни. Замечательное было время, хотя, конечно, я очень скучал по жене и дочке. Помню, как в день рождения Даши, первого сентября, капитан разрешил воспользоваться спецсвязью и поговорить с домом. Какое же это было счастье: находясь за тысячи километров, услышать родные голоса! Вечером отмечали Дашины именины большой компанией: были и члены съемочной группы, и команда корабля.
Увлекшись рассказом об учебе, работе в театре и кино, я пропустил два очень важных события.
С моей будущей женой Ольгой мы познакомились на одной из первых лекций. Опоздав, она заняла ближнее к двери свободное место. Рядом со мной. Скосив глаза, я украдкой рассматривал соседку, во внешности которой меня больше всего поразила роскошная — толстая, чуть не до колен — коса. Потом Оля расскажет о забавном диалоге, состоявшемся между ней и Пашенной на первом туре вступительных экзаменов.
— Скажите, деточка, а зачем вы приплели себе такую косу? — спросила Вера Николаевна. — Это выглядит так ненатурально.
— Я не приплетала. У меня свои волосы, — краснея, ответила Оля.
— Свои?! — изумилась Пашенная. — Можете их распустить?
Когда Оля расплела косу, Вера Николаевна восторженно констатировала:
— Просто чудо какое-то! — и извинилась.
Цветов и конфет в период ухаживания я Оле не дарил — откуда у студента деньги? Но она радовалась и с благодарностью принимала даже кусочек сахара или бутерброд с сыром. Из родни у Оли была только мама, которая не имела возможности помогать дочери, поэтому гардероб моей любимой девушки состоял из одного старенького платья и перешитого из шинели пальто.

В ЗАГС мы отправились на четвертом курсе училища. Ни на свадебное платье, ни на застолье денег не было, поэтому, расписавшись в «амбарной книге», отправились вдвоем в кафе «Арфа» в Столешниковом переулке. Заказали по порции мяса в кисло-сладком соусе с черносливом, по стакану чая с пирожком — тем и отпраздновали начало супружеской жизни.
Первое время снимали угол у какой-то безумной старухи — в подвале на Петровском бульваре, потом руководивший Малым театром Михаил Иванович Царев добился, чтобы молодой актерской чете выделили место в общежитии. Именно место, потому что кроме нас в комнате жили еще Витя Борцов (зрителю он запомнился ролью Саввы Игнатьевича в фильме «Покровские ворота») и Виталий Коняев. Свой угол мы отгородили театральной ширмой, подаренной парторганизацией театра.
Летом 1959 года в Москву приехал мой младший брат Виталий. Решил, как и я, поступать в Училище имени Щепкина. Естественно, остановился у нас — благо было лето и соседи уехали в отпуск...
О наших с Виталиком отношениях написано много всякого. Кое-кто выставляет нас чуть ли не врагами, непримиримыми соперниками в профессии. Как-то мне в руки попала книга воспоминаний о брате. Читая рассказы наших общих знакомых, просто диву давался: люди рассуждали о том, о чем физически не могли знать. Не было их при событиях, которые взялись живописать в деталях и диалогах! Пусть эти «сочинения» останутся на совести авторов.
О том, что Виталька собирается поступать в Щепкинское, мне в телефонном разговоре сообщила мама. Я знал, что через несколько дней в Читу вылетает один из наших педагогов, который на месте проведет первые туры. Сказал маме: «Если Виталька пройдет первые два испытания, то на третий тур и конкурс приедет в Москву».
Спустя две недели звонит мама:
— Витальку зарубили! Что делать?
— Берите билет — пусть выезжает в Москву. Послушаю, что и как он читает. Может, репертуар не тот. Успеем что-то поменять, отрепетировать.
Поскольку сопровождать брата в училище, где сам преподавал, мне было неловко, на туры с Виталькой отправилась Оля. В то время она уже была ведущей актрисой Московского ТЮЗа. На счастье, приемную комиссию на конкурсе возглавляла Пашенная. Услышав фамилию Соломин, она окинула абитуриента заинтересованным взглядом:
— И откуда вы?
— Из Читы.
— Вы родственник Юрию Соломину?
— Брат.
— Ну давайте мы вас послушаем.
Виталик начал читать стихотворение, но на середине был остановлен Пашенной:
— Достаточно. Принять!
Желающих перечить Вере Николаевне не нашлось. Так Виталий стал студентом Училища имени Щепкина.
Незадолго до появления на свет дочки нам с Олей дали отдельную комнату в огромной коммуналке на Арбате. Единственный туалет находился в конце длинного коридора, крошечная кухня — без окон и вентиляции. Но мы и этому радовались: теперь было куда поставить детскую кроватку. В день выписки девчонок из роддома я забежал в кулинарию ресторана «Прага» за тортом для врачей и медсестер. Выскреб все деньги из кошелька — не хватает. Стал лазить по карманам в поисках мелочи. Наблюдавшая за мной кассирша участливо поинтересовалась:
— Что, не хватает?
— Да, двадцать копеек.
— Ничего, потом занесете.

На следующий день стрельнул у кого-то из коллег немного денег до зарплаты и первым делом отдал долг доброй кассирше.
Вскоре выяснилось: жить с маленьким ребенком на Арбате невозможно. В крошечном закутке, гордо именовавшемся «кухней», приходилось постоянно греть воду, кипятить пеленки, и удушливый пар просачивался в комнату. Спасибо одному из наших приятелей и его семье — на зиму приютили Олю с Дашей у себя на даче в писательском поселке в Красной Пахре. Два раза в неделю я ездил к ним с сумками, набитыми бутылочками из детской кухни. А весной нам выделили двухкомнатную квартиру в Бескудниково. Третий этаж пятиэтажного дома! Двадцать восемь метров! Хоромы! Правда, чтобы добраться до дома, нужно было отстоять в очереди на автобус, а потом два часа трястись в переполненном салоне. Но ничего — я даже умудрялся спать стоя. Отдых в дороге закончился, когда после выхода «Адъютанта его превосходительства» народ стал меня узнавать. Не помогали ни надвинутая до бровей кепка, ни поднятый воротник. Разве уснешь, если десять человек смотрят на тебя в упор?
Были и еще моменты, когда чувствовал себя очень неловко. Вскоре после того как телевидение показало «Адъютанта...», Малый театр отправился на гастроли в Одессу и Киев. Народные артисты ехали в спальных вагонах, а мы, молодежь, — в общем. На одесском вокзале поезд встречала большущая толпа и духовой оркестр. Когда состав остановился, музыканты и публика, не обращая внимания на мэтров, ломанулись к нашему вагону — приветствовать «капитана Кольцова»...
На тех же гастролях по Украине, но уже в Киеве, я попал в серьезную передрягу и чудом остался жив. Расскажу об этом позже, а пока о том, как получил роль, сделавшую меня известной персоной не только в Союзе, но и за рубежом — «Адъютанта...» закупили все страны соцлагеря.
Изначально режиссер Евгений Ташков отвел мне другого персонажа — белогвардейского офицера Осипова. Роль небольшая, но интересная. Я согласился. Спустя какое-то время — звонок от Евгения Ивановича:
— Хочу попробовать тебя на главную роль.
— Да меня и Осипов вполне устраивает.
— Пожалуйста, приезжай на пробы.
Съездил. Через неделю — опять звонок: «Слушай, старик, прошлая съемка не получилась — брак пленки. Давай еще раз».
После третьих или четвертых проб Ташков признался:
— Худсовет не хочет тебя на Кольцова утверждать.
— Ну и ладно! Пусть кто другой играет.
Потом я узнал, что так же, как и меня, худсовет не хотел утверждать актера Владимира Козела на роль полковника Щукина и артистку балета Татьяну Иваницкую — на роль его дочери Тани. Но Ташков выдвинул ультиматум:
— Или делаю фильм с теми, кого выбрал, или вообще отказываюсь снимать!
В конце концов худсовет сдался:
— Снимайте, но под вашу ответственность!
Работать было интересно и в то же время — непросто. Для меня самыми сложными были эпизоды с Сашей Милокостым, который играл Юру Львова. С детьми и животными всегда так: на фоне их гармоничности видна любая интонационная неточность. А этот мальчик был очень талантливым и в некоторых эпизодах переигрывал даже Николая Гриценко. Недаром самой популярной в народе цитатой стал прозвучавший из его уст вопрос: «Пал Андреич, вы шпион?» Кстати, я имею полное право считать себя соавтором этой фразы. В сценарии она значилась как «Павел Андреевич, вы разведчик?» Слово «разведчик» резало ухо. Я сказал об этом Ташкову. Евгений Иванович задумался:
— А ты как бы сказал?
— Шпион. Из уст мальчишки это логичнее.

— Ладно, пусть будет шпион.
После «Адъютанта...» Таню Иваницкую стали приглашать другие режиссеры, но она, вернувшись в балет, от предложений отказывалась. А Саша Милокостый, окончив школу, поступил в театральный вуз. Снимался в кино (в ленте «Всадник без головы» сыграл роль Генри Пойндекстера), был ведущим актером Московского областного драматического театра. В конце восьмидесятых ушел в бизнес, какое-то время жил за границей. Мы не виделись тридцать лет, и когда в 1999 году он появился на презентации моей первой книги «От адъютанта до Его превосходительства», я Александра, конечно, не узнал. Времени для обстоятельной беседы не было, но и короткого разговора хватило, чтобы понять: передо мной прежний Саша — интеллигентный, мягкий. Больно было думать, что двумя годами раньше он едва не стал жертвой киллера, нанятого близким человеком.
К сожалению, отец успел увидеть только один фильм с моим участием — «Бессонную ночь». А мама по многу раз смотрела и «Дерсу Узала», и «Блокаду», и «Летучую мышь», где мы играли вместе с Виталием, и, конечно, «Адъютанта...». В одном из писем она рассказала, как телефильм о Кольцове смотрела папина старшая сестра. Тете Кате в ту пору было под девяносто, и жившая в Днепропетровске дочка забрала ее к себе. В семье зятя имелся телевизор, который произвел на Екатерину Викторовну огромное впечатление. А уж когда в нем стали показывать племянника, тетю Катю было не оторвать от экрана. В тот вечер шла последняя серия, где моего героя разоблачают как разведчика красных и берут под стражу. Вернувшись с работы, дочка застала старушку в слезах. Забеспокоилась:
— Мама, что случилось? Чего ты плачешь?
— Беда-то какая! — в голос зарыдала тетя Катя. — Юрку-то Мефошиного в тюрьму посадили!
И смех и грех...
Прежде чем вернуться к украинским гастролям, которые так триумфально для меня начавшись, едва не закончились погостом, расскажу об одном эпизоде, случившемся несколькими месяцами раньше.
На общем собрании коллектива театра слово взяла Руфина Нифонтова — в ту пору еще совсем молодая, но уже известная актриса. Выйдя на трибуну, она принялась распекать руководство: «Как вам не стыдно! У нас работает артист, которого знает весь Советский Союз! А в родном театре Юрий Соломин уже шесть лет не играл ни одной новой роли! Это преступление не только по отношению к нему, но и к зрителю!»
Вскоре мне дали центральную роль в постановке «Пучина» по Островскому. Думаю, пьесу взяли специально под Соломина. Помимо того что получал огромное удовольствие от роли, этот спектакль подарил мне совместную работу и дружбу с Еленой Николаевной Гоголевой, что само по себе было счастьем.
Закончив гастроли в Одессе, театр отправился в Киев. Открываться должны были «Пучиной». И вдруг на дневном прогоне мне становится плохо: мутит, боль в животе адская. Вызвали «скорую», та отвезла в больницу. Врачи и медсестры, узнав в пациенте «капитана Кольцова», тут же организовали промывание желудка, поставили капельницу. Вроде полегчало. Попросил, чтобы довезли до гостиницы: «Посплю немного, отдохну, вечером — сложный спектакль». Лежу в номере и с каждой минутой чувствую себя все хуже и хуже. Вдруг открывается дверь и на пороге появляются Оля с дочкой. Решили сделать сюрприз — приехали без предупреждения. Жена, конечно, сразу всполошилась:
— Давай снова вызовем «скорую»!

— Зачем? Врачи что могли сделали — скоро должно отпустить. Будем потихоньку собираться — через час спектакль.
Кое-как добрались до театра, я начал одеваться к выходу на сцену и упал, потеряв сознание. По вызову приехала та же «скорая», что и утром. Врач скомандовал: «Срочно везем в дежурную! Нужна операция».
Расположенная на другой стороне Крещатика больница была старенькой, плохонькой, но персонал там работал замечательный. Подтвердив диагноз «перитонит», поставленный доктором «скорой», меня тут же отправили на стол. Операцию делал молодой хирург Юра Ганул, которого я с благодарностью вспоминаю вот уже сорок с лишним лет. Этот доктор спас мне жизнь.
Находясь на волосок от смерти, я видел туннель с ярким светом в конце. Двигался по нему, но не быстро — будто что-то мешало, не пускало. Когда очнулся, рядом сидели Оля и Витька Борцов.
— Дайте воды...
— Пока нельзя — потерпи, — ласково пророкотал Витя. — Я вот лимон принес, буду тебе губы смазывать. Палату, видишь, какую выделили? Отдельную! Она вообще-то для ветеранов, но давно пустует. Олька всю ночь стены и окна драила. Условия королевские, но не вздумай тут залеживаться!
В больнице пришлось провести больше месяца. Руководство театра хотело ввести на роль Кисельникова другого актера, но Елена Николаевна Гоголева, игравшая мать моего героя, отрезала: «Нет! Будем ждать, когда Юра выздоровеет!»
Привидевшийся в бессознательном состоянии туннель я часто вспоминал. Потом всякий раз, когда выходил на сцену в новой роли или снимался в интересном фильме, когда знакомился с необыкновенным человеком, думал: «Вот и для этого тоже Господь сохранил мне жизнь...»
В моей фильмографии нет работ, за которые мне было бы стыдно. Если не нравился сценарий или роль, которую предлагали, отказывался, ссылаясь на занятость в театре. А если загорался каким-то проектом, руководство Малого всегда шло навстречу. Так было и в 1975 году, когда Акира Куросава выбрал меня на роль великого путешественника, ученого и писателя Владимира Арсеньева в фильме «Дерсу Узала».
Знаменитый японский режиссер не ездил на международные кинофестивали. Даже «Оскара» за фильм «Расёмон» получал за него кто-то другой. Но когда в 1971 году пришло приглашение из Советского Союза, Куросава изменил своему правилу и сам представлял на Московском международном кинофестивале ленту «Додескаден».
Визит в СССР, радушный прием на ММКФ, вручение приза за вклад в мировое киноискусство стали единственным светлым пятном на фоне нескольких мрачных лет, в течение которых на режиссера обрушилась череда тяжелых испытаний. В конце шестидесятых его пригласили в Голливуд ставить японские эпизоды блокбастера «Тора! Тора! Тора!» — о нападении на Перл-Харбор. Он подписал контракт, а уже на следующий день столкнулся с жесточайшим прессингом со стороны продюсеров, которые требовали отчет по каждому кадру. Акира впал в депрессию, разорвал контракт и уехал в Японию. Неустойка, кот

Ведущий – Андрей Максимов

Смотреть запись на сайте телеканала «Культура»

ЮРИЙ СОЛОМИН ОБ XI ФЕСТИВАЛЕ «ОСТРОВСКИЙ В ДОМЕ ОСТРОВСКОГО»

Дорогие друзья!

Всем известно, что русская провинция подарила миру много удивительных талантов. Тем не менее, артистам, играющим за пределами столиц, всегда жилось непросто. Об этом не раз писал замечательный драматург, который знал и любил людей театра как никто другой – Александр Николаевич Островский. Он проявлял заботу и внимание к дарованиям, появлявшимся на провинциальных сценах, писал о них замечательные пьесы – «Без вины виноватые», «Лес», «Таланты и поклонники». Малый театр, в незапамятные времена названный «Домом Островского», всегда следует заветам своего любимого драматурга и дружит с коллегами из самых разных уголков России – и не только России, ведь государственные границы никогда не разъединяли людей искусства.
Фестиваль «Островский в Доме Островского» приурочен, как обычно, ко дню рождения драматурга. Он дает театрам больших и маленьких городов нашей страны и зарубежья возможность выступить на сцене Малого, представить свое искусство московской театральной публике, обменяться мнениями с коллегами, критиками и столичной общественностью. Такое общение очень важно для полнокровной творческой жизни каждого мастера, дает ему стимул для дальнейшей работы.
Нынешний фестиваль посвящен не только театральной провинции. Мы всегда готовы несколько отступить от нами же заданных правил, чтобы познакомить зрителей с хорошими спектаклями, где бы они ни были поставлены. Кроме театров из Курска, Сыктывкара и Рыбинска, в числе наших гостей коллектив из Северной столицы – Санкт-Петербурга. Мы искренне рады тому, что география смотра расширяется.
Фестиваль «Островский в Доме Островского», в отличие от многих, выдержал испытание временем: за 20 с лишним лет существования он принял театры из Архангельска, Владивостока, Вышнего Волочка, Омска, Вологды, Липецка, Красноярска, Владикавказа, Тольятти, Ярославля, Костромы, Сыктывкара, Ульяновска, Минска, Краснодара, Великого Новгорода, Оренбурга, Воронежа, Самары и других городов. А это означает, что фестиваль действительно нужен людям – и профессионалам, и зрителям. Ведь пьесы «русского Шекспира» по сей день вызывают у людей смех и слезы, а его великолепный образный язык восхищает точностью суждений и меткостью выражений. Верность классической драматургии – не признак отсутствия новых идей, а свидетельство того, что существуют непреходящие ценности.
Желаю всем участникам фестиваля новых успехов в творчестве, а зрителям – радости от встречи с живой и вечно современной классикой!


Художественный руководитель
Малого театра, народный артист СССР Ю.М.Соломин

Полина ЧИБИСОВА, «Трибуна», 12 марта 2015 года

ИСТОРИЮ СТРАНЫ ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ И НЕ НАДО

Эта беседа произошла совершенно спонтанно. Попав в уютный кабинет художественного руководителя Малого театра Юрия СОЛОМИНА, наш корреспондент заговорила с ним о воспитании молодежи и связи поколений, поскольку сама очень молода, и так слово за слово они перешли на другие проблемы, связанные с профессией артиста и его миссией в обществе, ну и, конечно, не обошлось без личных привязанностях народного артиста СССР, его особой привязанности к домашним питомца, то есть нашим братьям меньшим. И вот какой получился диалог, который наверняка будет интересен нашим читателям.

Каким вы видите современное общество?

Если давать научное определение обществу как таковому, то это группа людей, связанных постоянными отношениями, или большая социальная группа с общей географической территорией. Они подчиняются единой политической власти и доминирующей культуре. И дело не в том, кто лучше, а кто хуже. Например, некоторые страны всем хотят доказать, что они лучше. Лучше кого? Ведь все мы пришли в этот мир одинаковыми. Общество - это, прежде всего, мир разумных людей и не важно, какой они национальности. По-моему, сейчас это очень ясно видно на примере трагических событий, происходящих в Украине.
За свою жизнь я немало поездил по миру, побывал во многих странах, но всегда помнил место, где я родился - Забайкалье. Это место очень многонационально, кого там только нет: и эвенки, и уйгуры, и монголы, и буряты, и русские, и татары. Из поколения в поколение они жили вместе, уважая друг друга и национальные традиции свои и соседей. Люди всегда должны помнить, что у каждого народа, у каждой страны есть своя история, которую трогать не надо, даже если она на чей-то взгляд не очень хорошая. Переделывать нельзя, трогать - тоже нельзя, а историю нужно расшифровывать - объяснять следующему поколению.

Какова роль культуры в современном обществе?

О-о, это очень важный вопрос. Я бы сказал так: роль очень большая. Культура - это не белая рубашка и побритая физиономия, хотя сейчас уже небритым быть модно, и не внешний вид человека, его неумение вести себя за столом и правильно пользоваться приборами. (Не надо путать с невоспитанностью.) Культура - это то, что воспитывает людей и служит связи поколений. Культура объединяет нацию, как та же церковь. Когда в 1991 году мне пришлось заниматься возвращением храмов, монастырей, древних икон, мне запомнились слова Патриарха всея Руси Алексия II: «Культура сохранила нам эти камни...» А литература! Я бы сказал так: наша классическая литература, так же как и драматургия, очень сильная, только ее не надо переделывать на сегодняшний лад. Почему? Да потому что там все написано и так!

Я горжусь званием народного артиста СССР. Почему? Да потому что это звание получил от зрителей России, Украины, Белоруссии и других республик большого Союза. Меня знают и таджики, и узбеки, и киргизы. СССР была огромная великая страна, и я не могу отказаться от этого звания, потому что в нем заключается дружба народов, оно воспитывает молодежь и объединяет поколения. Культура не может быть общей, но какая-то часть ее принадлежит всему миру. Эта часть является гордостью нашего народа, но понятна и близка всему человечеству. Например, русская классическая музыка воспринимается одинаково во всем мире, потому что она пробуждает чувства! Конечно же, многое зависит от исполнителя. Вот Денис Мацуев - это наш гениальный пианист. Он сам из Иркутска, его заметили на программе «Молодые голоса» и сразу пригласили на учебу в Москву, в ЦМШ. (!) Родители с бабушкой продали квартиру в Иркутске и привезли его в Москву, купили какую-то однокомнатную квартирку на 1-м этаже в «хрущевке» на окраине Москвы. В таких условиях он готовился к конкурсу Чайковского и получил 1-ю премию, стал лауреатом. Но если бы ты слышала, как он играет - «лабает» джаз! Это фантастика! Я был на его концерте классической музыки в зале Чайковского. И вот он бисировал, бисировал, бисировал, наконец говорит: «Все, я больше не могу!» А потом какие- то сделал вступления и... стал вкрапливать в классику мелодию «в лесу родилась елочка». Что творилось с залом - я до сих пор забыть не могу! Я был потрясен! Вот это талант, который подарило России уже не наше, а следующее, молодое поколение!

Юрий Мефодьевич, известно, что искусство театра - это неотъемлемая часть культурной жизни. Вся ваша творческая жизнь отдана Малому театру. Что для вас он значит, его корифеи?

Для начала, если не возражаешь, расскажу о себе. Во время войны мы жили как бы в глубоком тылу - Чита, Забайкалье, но это был не совсем тыл, до границы 400 километров, и граница эта была неспокойной. Жили мы впроголодь, поэтому, особенно у 1-4-х классов, был урок, когда нас подкармливали. Учительница топила печку, наливала нам кипяток, - у каждого в парте была своя кружка, и мы получали по одному пирожку с ливером. Учительница разливала чай, а потом шла к своей сумочке доставала такую маленькую бутылочку с разведенным сахарином и всем по ложечке добавляла в кружку. Когда мы «слышали» запах этих пирожков, то сразу замолкали, забывали обо всем на свете. А учительница в это время рассказывала о том, что происходит на фронте, как наши бьют фашистов и мы были счастливы!
То, что я стану артистом и никем другим, я знал всегда. Поэтому не хотел тратить время на химию или физику... И знаешь, наша химичка - а она у нас завуч была, очень строгая - меня вызывала к доске на уроке химии только один раз за четверть. Подойдет к окну и говорит: «Ну, артист, иди к доске!» И весь класс знал, что это я. Мои друзья мне подсказывали, а она все слышала, все понимала, но их не останавливала. Потом посмотрит, что я там «накалякал», и говорит: «Ну, давай! Тройки тебе хватит?» Прошло много лет, мы с ней встретились, и я ее спросил: «Елизавета Ивановна, почему, вызывая к доске, вы называли меня артистом?» Она говорит: «Я знала, что ты будешь артистом». Вот что это такое? Мудрость педагога! Она не мучила меня химией, она меня воспитывала - я бы так сказал.
Помню, как после окончания школы я приехал в Москву поступать в Щепкинское училище. Ехал 7 суток 12 часов на поезде, с дымом, с гарью, весь в саже... На экзаменах надо было пройти 3 тура и конкурс. Уже были пройдены 2 тура, оставался последний тур и конкурс - и тут я оказался в безвыходном положении: были похищены деньги, документы, остался только обратный билет, а денег уже не было на существование. Не знаю, как я осмелился, но пришел к Вере Николаевне Пашенной, поведал о своем положении и сказал: «Если вы меня берете, то берите. Если нет - уеду обратно в Читу». Она посмотрела на меня - мне показалось, что за это время прошло столетие - и говорит: «Ну, оставайся». Поэтому я каждый день ее вспоминаю и говорю - это моя учительница!
Да, я попал в Малый театр, который раньше был Императорским, и сейчас отдельным несогласным с этим названием говорю: «Да, Императорский театр! Что вам в этом не нравится?» В 1756 году после Указа императрицы Елизаветы Петровны был утвержден российский театр в Санкт-Петербурге - Александрийский, а вскоре при Московском университете был открыт театр, который позже стал называться Императорским Московским театром, и сейчас называется Государственным академическим Малым театром. Кто-то называет нас «музеем». Но разве музей - это плохо? Музей - это хорошо! Доступ туда для детей в праздничные дни - бесплатный. Я бы на месте государственной власти в выходные и праздничные дни сделал билеты бесплатными! Неглупые родители водят детей сюда, чтобы посмотреть Островского, Пушкина, Лермонтова в оригинале, а не в «придумке» какого-то человека под названием «режиссер». Ведь этими «придумками» идет развращение публики. Я и наше поколение артистов воспитаны поколениями «великих стариков». По возможности, я пытаюсь делать так же, как помогали мне в свое время. Мы все в неоплатном долгу перед ними - это долг памяти, нравственный долг. Поэтому, возвращаясь к твоему вопросу - что для меня Малый театр? - отвечу коротко: для меня Малый театр - все!!!

В начале 90-х годов вы служили министром культуры РФ. Трудно было на этом посту? Какими качествами должен обладать министр культуры?

Ты мне ставишь очень каверзный вопрос, потому что человеку трудно говорить о своих качествах - пусть об этом говорят другие. Я не знаю, какими качествами я обладал, но когда, будучи министром, понял, что меня не слышат, то ушел. Я не соглашался с некоторыми решениями вышестоящих организаций, протестовал, но последней каплей стало соединение Министерства культуры с туризмом - и я подал заявление об отставке. Еще тогда предупредил, что будут большие финансовые потери, что от этого соединения пострадают как культура, так и туризм, и что это «животное - помесь ежа с ужом» просуществует недолго. И оказался прав - это продлилось немногим более полугода. А сейчас, кажется, туризм вновь присоединили к Министерству культуры, большей глупости придумать нельзя.
Этой отставкой тогда я выразил свой протест, хотя в свое время с удовольствием принял предложение возглавить Министерство культуры. При этом я поставил условие, что из театра никуда не уйду. У меня спросили, смогу ли я совмещать две эти большие должности, и я ответил: «Ну, это мое дело! Смогу!» Одна газета тогда написала, что «он министр до шести часов, а после шести - артист». И за то, что я успел сделать за эти годы, пока был министром, мне не стыдно перед всеми моими коллегами от Владивостока до Калининграда. А вообще, как с культурой, так и с наукой, образованием, медициной большому начальнику нужно обращаться очень осторожно, потому что представители этих отраслей очень нежные «существа».
Вот возьми песни военных лет - даже не музыку, а слова... «Мне кажется порою, что солдаты,/С кровавых не пришедшие полей,/ Не в землю нашу полегли когда-то/А превратились в белых журавлей... » У меня сразу комок в горле встает. Почему? Да потому что я видел все это! Я пережил все это! И поэтому я не могу принять некоторые сегодняшние реалии. Мои чувства оскорбляет вид попрошаек, которые, прикрываясь камуфляжной формой, просят милостыню - вроде они «афганцы». Но я смотрю на них и вижу, что это не «афганцы», что у него совершенно другие глаза... Настоящий «афганец», прошедший войну, с ампутированными ногами, этого делать не станет. Это тот бизнес, который ни к солдатскому подвигу, ни к развитию нации не имеет никакого отношения. И мне обидно!

Однажды я поздно шел по Бронной улице и за мной увязались два здоровых парня, на голову выше меня, оба пьяные. Один мне говорит: «Ну, дай денег, не хватает на хлеб». Я залез в карман и не глядя достал из кармана деньги и говорю: «На!» А он, когда увидел, сколько я ему дал, долго на меня смотрел, а я ему: «Бери, бери! Но только если ты это потратишь не на хлеб... Я не умру с голода, но ты умрешь нехорошей смертью! Привет!» - и ушел, а в отражении витрины видел, как они молча смотрели мне вслед, долго смотрели. Я не знаю, как дальше сложилась их жизнь, что с ними. Хочется думать, что этот случай заставил их задуматься. Хотя...

Юрий Мефодьевич, я знаю, что вы очень любите животных. Что вас в них больше всего поражает? Какие они - ваши домашние питомцы?

Да, я очень люблю животных, и они меня всегда интересовали. Почему кошки реагируют так, а не иначе? У них очень хороший слух: даже когда спят, у них уши все время слушают. Почему собаки иногда бывают умнее людей? Почему именно собака полетела первый раз в космос? Почему все большие медицинские открытия сделаны благодаря собакам и другим животным? Наверное, потому что человек близок к ним - конечно, не собачьей жизнью... Почему они нас понимают? Вот у меня три собаки - и у каждой разный характер. Например, недавно я уезжал с дачи, и они по-разному реагировали. Один из них, Валет, так смотрел на меня, такими глазами... что я понял - у него есть душа и он не хотел, чтобы я уезжал. А второй - более молодой и крупный вырос с Валетом и ходит за ним, как ниточка за иголочкой, - то на Валета посмотрит, то на меня. Наверное, не может решить, что делать, и говорит: вот как Валет скажет, так и я сделаю. А Жулька - самая молодая... Я когда уходил - закрыл дверь, большие собаки так на террасе и остались. Обычно они меня до калитки провожают, а тут за дверью остались. А Жулька побежала за мной до калитки и стала оборачиваться к оставшимся: а чего это вы не идете? То есть они практически без слов все говорят и понимают друг друга.

Кошки - более закрытые. Мой кот за мной все время ходит. Всегда встречает у дверей - большой такой, пуховый. Я ему говорю: «Ну, что ты хочешь?» Потом без слов рукой махну - он за мной идет, сядит и смотрит. Я ему: «Что, есть хочешь? Что будешь - это или это?» Он посмотрит на «это» и на «то», и я понимаю, что он «это» хочет! Значит, есть какой- то сверхъестественный разум у всех живых существ!

Говорят, что лошади самые умные животные, а я все-таки думаю, что собаки. Именно собаки спасают людей, они многих спасли во время войны. Собаки были санитарами, они, обвешанные гранатами, бросались под танки, и это не выдумки, не сказки - это правда! Очень люблю смотреть телевизионные передачи: «Планета собак», «Планета кошек». В этих программах можно увидеть и узнать много интересного и познавательного. Эти знания помогают мне в работе со студентами. На занятиях иногда я вижу, что кто-то учебный материал понимает, а кто-то не понимает. И тогда я начинаю рассказывать про собак и про кошек - и это становится более понятным. Вот так!

Недавно я побывала на постановке комедии Гоголя «Ревизор». Мне известно, что в свое время вы играли роль Хлестакова, а сейчас являетесь режиссером. Какая работа вам больше нравится?

Актером больше нравится. И еще я бы так сказал - мне нравится педагогическая работа. Я преподаю в Щепкинском училище уже полвека. Я получаю удовольствие от этой работы. Что касается режиссерской работы - то не часто ставлю. Но когда у молодых режиссеров бывают какие-то «дырки», или возникают недоразумения - исправляю что- то, но обязательно при режиссере. А ставлю спектакль только тогда, когда есть какая-то необходимость, тогда я подключаюсь. А так мне больше нравится быть артистом - это с детства!

Юрий Мефодьевич, все знают вас как артиста театра и кино. А что вам больше по душе: играть на съемочной площадке или на сцене?

Сейчас я буду говорить в пользу театра, потому что на сцене все-таки ты хозяин роли, каким бы ни был хорошим режиссер. Вот жил-был очень хороший артист Владиcлавский Владимир Александрович. Как-то я стал спорить с режиссером - молодой тогда был, говорю: «Да вот здесь, по-моему, надо бы сыграть вот так!» А Владиславский после репетиции меня отозвал в сторонку и тихо говорит: «Никогда не спорь с режиссером! Ты ему всегда говори: хорошо, я попробую, сейчас попробую - и сделай. А когда выйдешь на сцену - делай, как ты думаешь, как ты чувствуешь». Мне кажется, я всю свою актерскую жизнь поступал так, как сказал мне Владиславский, как подсказывало мне сердце, конечно, в определенных режиссером рамках.

Все мы хотим вырасти и стать хорошими людьми. Быть хорошим человеком что это значит?

Быть хорошим человеком научить нельзя, его можно только воспитать! Я могу сказать - у нас в театре очень много хороших людей. Они не занимают больших постов они спокойно, тихо делают свою работу. Будь то осветитель, уборщица, да будь любой человек: монтировщики декораций, гримеры, реквизиторы, работники пошивочных цехов - это все наш золотой фонд! У нас есть, наконец, медицинская часть! Люди работают по 20 лет и больше, они прирастают душой к театру. Это все и называется коллектив - как одна семья, а театр - наш общий дом. Семья у нас большая - 700 человек. И все в меру своих возможностей относимся к этому дому с большой заботой и любовью.

И в заключение - какие советы и пожелания вы можете дать молодому поколению?

Вообще я советы не даю... Совет у меня один - побольше читать классики, не только русской, но и Шекспира, Киплинга, Мольера. Из наших - Распутина, Шукшина, Астафьева, я уж не говорю о Толстом и Чехове. Музыка, особенно классическая - она заставляет людей думать. И поэзия! Потому что поэзия и музыка пробуждают чувства! Вот это все и формирует личность человека, а уж он сам сделает правильные выводы, без всяких советов.

Беседу вела Полина ЧИБИСОВА
«Трибуна», 12 марта 2015 года

Любовь Лебедина, «Трибуна», 12 февраля 2015

ЮРИЙ СОЛОМИН - РЕЖИССЕР ДВОРЦОВЫХ ИНТРИГ

Любовь Лебедина, «Трибуна», 12 февраля 2015

«Король умер, да здравствует король» - эта фраза стала эпохальной, и она очень пригодилась Александру Дюма-старшему в комедии «Молодость Людовика ХIV».

По сути, нравоучительной комедии, ибо стать королем не так-то просто, его величие создается окружением, иногда показное, потому что те, кто стоит у государственной кормушки, сами хотят руководить, прикрываясь законами, якобы исходящими от монарха.

В общем, тема вечная, долгоиграющая, способная трансформироваться в каждом времени по-своему, в том числе и нашем, пока существует монархия и власть, данная от Бога, а чаще от политической элиты. Но Дюма не захотел погружаться в столь скользкую тему, то есть серьезно, как Вильям Шекспир, а решил пробежаться по ней играючи с множеством приключений, недоразумений и парадоксальных выводов. Так оно веселее и для публики приятнее, а серьезные умозаключения пусть она делает сама, если, конечно, захочет. Ведь тот же Жан Батист Мольер писал и ставил комедии, что не мешало церкви обвинять его в богохульстве. Вот и в пьесе «Молодость Людовика…» великий драматург не просто присутствует, он учит молодого короля бесстрашию и милосердию, с чего фактически и надо начинать правление.

Одним словом, «орешек непростой» и раскусить его пришлось весьма опытному в дворцовой дипломатии Юрию Соломину, который не стал проводить исторических параллелей, давить на гражданское сознание зрителей, а пошел за автором и сочинил своего рода «вендетту» между юным Людовиком, его матерью Анной Австрийской и кардиналом Мазарини. Несмотря на то, что спектакль многонаселенный, и каждое действующее лицо вносит свою лепту в лихо закрученный сюжет, главную роль все-таки играет упомянутая троица. Артисты хорошо это понимают. Но одно дело понимать и совсем другое воплощать задуманное ими и режиссером, натыкаясь на «подводные камни»…

Что касается дворцового этикета, умения носить исторические костюмы, держать прямую спину в кринолинах, кланяться в глубоком поклоне и драться на шпагах – тут равных императорскому театру нет. Как нет ему равных и в слаженном актерском ансамбле, умении подать себя крупным планом, посылая в зрительный зал четкую речь и победную энергетику. Без этой щепкинской школы вряд ли Юрий Мефодьевич замахнулся бы на такую романтическую пастораль, где влюбчивый король мечется между избранницами, предназначенными судьбой и матерью-королевой, а в это время кардинал сколачивает несметные богатства, отказывая Людовику в пустяшных расходах на маскарады. Молодость в данном случае не оправдывает его наивность, Людовик догадывается, что мастера интриги «держат за пазухой камень», а вот как вывести их на чистую воду, не знает.

И распутать этот клубок ему помогает, кто бы вы думали, Мольер, которого никто не воспринимает всерьез, тем более в роли таинственного конфидента. По своей психофизике Михаилу Мартьянову близок жизнерадостный король, лишенный какой бы то ни было фанаберии, ведь не случайно он сближается с «сорокой на хвосте» служанкой Жоржеттой в исполнении Дарьи Мингазетдиновой, готовой за него и в огонь, и в воду. Его величество случай, как это часто бывает в комедии положений, и авантюризм молодости, в конце концов, помогают Людовику превратиться из марионетки в блестящего «шахматиста», делающего мат и кардиналу, и королеве. Возможно, успех достиг бы еще большего накала, если бы бесспорно талантливый Александр Ермаков ритмически «не посадил» начало первого акта. Его диалог с придворным обойщиком Покленом (Сергей Еремеев), отцом Мольера, длится долго и однообразно, как будто это не экспликация, а главная сцена. И дальше с выходом Анны Австрийской, сообщающей кардиналу о своих планах в отношении возмужавшего сына, в воздухе не витает ощущение возможного заговора, так как в исполнительском арсенале замечательной актрисы Светланы Амановой одно величие и холодность, но этого мало даже для комедии, тем более в разрезе политического детектива.

Не случайно во втором акте на первый план выходит лицедей Мольер в брутальном исполнении Дмитрия Марина, что ничуть не нарушает режиссерского рисунка. Наоборот, действие приобретает еще большую упругость и многозначность, ибо Жан Батист – тот персонаж, без которого замысел постановщика был бы не полным. Более того, в нем Юрий Соломин видит современного художника, продолжающего преподносить публике уроки истинных ценностей.

После закрытия занавеса публика не желала покидать театральный зал на Ордынке. Ей хотелось еще раз увидеть шикарные декорации Александра Глазунова, изумительные костюмы Вячеслава Зайцева и весь исполнительский состав спектакля во главе с художественным руководителем Юрием Соломиным, чтобы бесконечно восклицать «Браво!»

Спектакль по пьесе Дюма-отца «Молодость Людовика XIV» в Малом театре поставил Юрий Соломин.

Наталья Витвицкая, Ваш досуг, 12 февраля 2015 г.

НОВОЕ ПЛАТЬЕ КОРОЛЯ

Спектакль по пьесе Дюма-отца «Молодость Людовика XIV» в Малом театре поставил Юрий Соломин. Никаких скандальных концепций, политических аллюзий и переноса места действия в космос. Вместо этого — роскошные декорации, исторические костюмы и актерское рвение. Претензий к такому «служению традициям» нет, — в жанре «сказка для взрослых» Малый театр вне конкуренции.

«Молодость Людовика» — пьеса Дюма-отца, любимого автора худрука Малого театра. Речь в ней идет о малоизвестных фактах взросления Короля-Солнце, — избалованному отпрыску королевской династии пришлось узнать цену интригам и отказаться от любимой женщины ради политических интересов. А кроме этого, навсегда полюбить театр (благодаря Мольеру, служившему при дворе).

Несмотря на тот факт, что в постановке заняты лучшие актеры труппы (Светлана Аманова, Александр Ермаков, Сергей Еремеев), все внимание зрителя отдано исполнителю роли Людовика — Михаилу Мартьянову. И, надо сказать, не напрасно. Малый можно поздравить с открытием нового актерского имени. С непростой задачей превратиться в «солнечного» Людовика молодой артист (это первая главная роль Мартьянова) справился. На сцене не король, а само очарование. Непринужденный, любвеобильный, наивный, страстный.

Еще одна безоговорочная удача спектакля — сценография и костюмы. Вся сцена — ожившая иллюстрация книг про трех мушкетеров: Париж, Лувр, Версаль. Роскошные костюмы для постановки придумал Слава Зайцев. Здесь несколько старомодная любовь маэстро к пышному декору и крупным драгоценностям пришлась кстати. Публика с одинаковым наслаждением следит за развитием придворных интриг и бесконечной сменой нарядов и париков.

Пьеса Дюма отнюдь не так проста, как кажется, — при желании режиссер может развернуться и затеять со зрителем серьезный разговор о природе власти и общественных пороках. Но если Малый и ставил перед собой подобные цели, премьера случилась совсем о другом. О красивой жизни, легкой любви и всегда мудрой власти. Словом, о том, чего не было и чему никогда не бывать. Зато в полку образцово-показательных спектаклей-праздников прибыло.

Наталья Витвицкая, Ваш досуг, 12 февраля 2015 г.

Сегодня в 19:15 в передаче «Главная роль» на телеканале «Культура» Юрий Соломин расскажет о премьере спектакля «Молодость Людовика XIV».

Мила Волкова, «Вечерняя Москва», 31 января 2015

ФРАНЦУЗСКИЙ ДВОР С ТОЧНОСТЬЮ ДО МЕЛОЧЕЙ

Мила Волкова, «Вечерняя Москва», 31 января 2015

30 января в филиале на Ордынке Малый театр представил первую премьеру года – «Молодость Людовика XIV» по пьесе Александра Дюма. Режиссер-постановщик – художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин.

Для постановки пьесу сократили, убрав повторы. В результате действие движется легко. Также, по словам режиссера, шла и работа над спектаклем. Любовная линии взрослеющего короля переплетается со зреющим желанием стать «настоящим правителем». Закручивается и разрешается, увы, не в пользу нежных чувств. Но во благо Франции. Каждый персонаж многомерен и благодатен для актерской работы. И короля, которого часто играет свита, здесь играет сам Людовик – Михаил Мартьянов. Это первая большая роль актера. Король-солнце выходит непринужденным, вальяжным. И вместе тем 20-летний Людовик не прочь пошалить, как, впрочем, и режиссер-постановщик. Юрий Соломин, у которого Дюма в числе любимых авторов, не раз заставляет зрителя смеяться не только над репризами, но и над мизансценами.

В проработке исторического пространства Малый остается верным своим традициям – точность во всем, вплоть до деталей. Король-солнце (Михаил Мартьянов), как всякий уважающий себя модник того времени, трижды меняет парик. Утром появляясь в черном, днем – в каштановом и вечером – в светлом. Костюмы, к разработке которых приложил руку Вячеслав Зайцев, также в духе времени. За исключение только младший брата короля, чей красный с черным графичным рисунком камзол дает скорее отсыл к комедии дель арте. Что не случайно, ведь герцог Анжуйский предстает на сцене не только как пухлощекий купидон и весельчак. Именно с его легкой руки при дворе появляется комедиант Мольер. В декорациях – столь любимая Людовиком, да и прежними французскими императорами, античная тема с богами. При этом они легко трансформируются то в зал, то в приемную короля, то в оранжерею. И даже искрометная пародия Жоржетты (Дарья Мингазетдинова) на постановки того времени – точное попадание в царивший тогда театр представления.

При всей этой исторической точности спектакль современен, так как затрагивает вечные темы – любви, власти, отношение к народу. Здесь вслед за Мольером можно повторить, что люди все такие же, что во времена Аристотеля, что сейчас. В предисловии к «Жизни Людовика XIV» Александр Дюма писал: «… на первом плане будут Лувр, Сен-Жермен и Версаль, на втором – Франция, на горизонте – мир». Поэтому все реалии французского двора, описанные Дюма и перенесенные на сцену Юрием Соломиным, легко ложатся на российскую почву. Как многим произведениям Островского, этой не столь известной пьесе Дюма уготовано быть разобранной на цитаты. Острый на язык француз начинает с того, что сравнивает политику с комедией масок, и заканчивает, говоря: «Политика – это печальное занятие. Оставьте его королям и министрам… Ведь вы поэт, вот и пишите свои стихи…»

Юрий Соломин, художественный руководитель Малого театра, режиссер-постановщик спектакля «Молодость Людовика XIV»:

- «Молодость Людовика XIV» - хорошая пьеса, и автор хороший. Там много вещей, которые звучат. Это не мы придумали, это 150 лет назад написал Дюма. Во всем мире и во всех государствах одни и те же проблемы. Веками! Пьеса написана по делу. Она об отношении к власти, власти к народу, к любви, которой кто-то жертвует ради других вещей. Поэтому мы и взяли ее. К тому же она красивая, эффектная. И, если мы говорим об истории не только нашей страны, но и мира, то надо следующее поколение воспитывать. Они должны знать не только «Три мушкетера». Хотя я тоже влюблен в этот спектакль, и фильм у нас хороший. Но Дюма не все знают. Может, сегодня еще 200 лишних человек узнали этого писателя. Он написал много хороших вещей, включая пьесы. Это ведь не инсценировка.

Подробнее: http://vm.ru/news/2015/01/31/premera-v-malom-teatre-vechnie-temi-i-neizvestnij-dyuma-277401.html

Видеорепортаж телеканала «Культура»

Сцену филиала Малого театра на Ордынке осветил «Король-Солнце». Сегодня здесь представляют премьеру спектакля «Молодость Людовика XIV», поставленного по пьесе Александра Дюма-отца. Дуэли, заговоры, интриги и другие забавы французского двора, блестяще преподнесённые автором, сделали это произведение объектом внимания многих режиссёров театра и кино. Теперь среди них и Юрий Соломин.

СЦЕНУ ФИЛИАЛА МАЛОГО ТЕАТРА НА ОРДЫНКЕ ОСВЕТИЛ «КОРОЛЬ-СОЛНЦЕ»

Видеорепортаж телеканала «Культура»

Сцену филиала Малого театра на Ордынке осветил «Король-Солнце». Сегодня здесь представляют премьеру спектакля «Молодость Людовика XIV», поставленного по пьесе Александра Дюма-отца. Дуэли, заговоры, интриги и другие забавы французского двора, блестяще преподнесённые автором, сделали это произведение объектом внимания многих режиссёров театра и кино. Теперь среди них и Юрий Соломин.

Роскошная жизнь французского двора, изящные костюмы и декорации, музыка эпохи барокко — так красочно и пышно представили на сцене филиала Малого театра на Ордынке «Молодость Людовика XIV». Дюма-отец – один из любимых авторов художественного руководителя театра Юрия Соломина. Над постановкой пьесы режиссер работал на одном дыхании – выпустил спектакль всего за два месяца.

«Когда я прочитал пьесу, оказалось, что я ее давно знал, но забыл. И когда в прошлом году я ее прочитал летом, мне показалось, что она очень нам что-то напоминает. Все было, хотя не у нас, а во Франции, очень похоже. Взаимоотношения человеческие, и хороший очень материал для актеров, особенно для молодых», - говорит худрук Государственного академического Малого театра России, народный артист СССР Юрий Соломин.

Александр Дюма-отец, снискавший славу крупнейшего романиста своего времени, безупречно владел и законами драматургии. Его пьеса «Молодость ЛюдовикаXIV» – истинно французская: легкий юмор и лихо закрученный сюжет. Это рассказ о малоизвестном периоде жизни будущего «короля-солнца» и его первой серьезной любви, несовместимой с его высоким титулом.

«Прежде всего, это молодой влюбленный мужчина, это юный парень, который сначала делает, потом думает, не слушает своих родителей, - объясняет актер Михаил Мартьянов. - Хочет жить, любить, веселиться, но судьба подсказывает, что не все в жизни так просто. Бывает, приходится жертвовать самыми дорогими вещами, любовью к молодой женщине».

Главная мужская роль у 28-летнего Михаила Мартьянова. В театре это первая крупная роль актера. Однако играть венценосных особ в Малом ему не привыкать, Мартьянов уже выходил в роли короля Фердинанда в шекспировских «Усилиях любви...». Людовик в его исполнении получился весьма вальяжным и царственным, хотя и не лишенным озорства.

По этой постановке вполне можно изучать историю, - уверяют актеры. Исторических фигур в спектакле - целая галерея: Мольер, Граф де Гиш, Анна Австрийская, кардинал Мазарини. В роли последнего выступил народный артист России Александр Ермаков.

«Я когда готовился к этой роли, много читал, и не только биографии. Я был в нашем храме, на Грузинской улице, и разговаривал со многими разговаривал священниками о том, что буду играть кардинала Мазарини. Они очень интересовались», - отмечает Александр Ермаков.

Создатели спектакля отмечают: перенося на сцену пьесу Дюма, крайне важно сделать пространство детальным и атмосферным. Малый театр остается верен своему кредо: историческая достоверность и вечные сюжеты, которые не оставят равнодушными современников.

«Культура», 30 января 2015 года

Поздравляем художественного руководителя Малого театра Юрия Мефодьевича Соломина с присуждением Международной премии «Человек года».

22-я Церемония награждения лауреатов Международной премии «Человек года» прошла 10 декабря 2014 года в Сергиевском зале Храма Христа Спасителя в Москве.

ЮРИЙ СОЛОМИН – ЧЕЛОВЕК ГОДА-2014

Поздравляем художественного руководителя Малого театра Юрия Мефодьевича Соломина с присуждением Международной премии «Человек года».

22-я Церемония награждения лауреатов Международной премии «Человек года» прошла 10 декабря 2014 года в Сергиевском зале Храма Христа Спасителя в Москве. Учредители премии - Русский биографический институт совместно с Институтом экономических стратегий. Список лауреатов премии «Человек года – 2014» традиционно был сформирован по представлению членов Экспертного совета и лауреатов премии прошлых лет с учётом опроса общественности. Лауреатами премии стали российские и зарубежные граждане, чья деятельность и гражданская позиция направлена на благо России, способствует её развитию и укреплению. Историческим эпиграфом церемонии были названы 200-летие со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова и 100-летняя годовщина начала Первой мировой войны.

Источник

19 ноября в малом зале на Большой Ордынке прошло торжественное награждение народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина императорским орденом Святой Анны II степени. Указ о награждении подписан Главой Российского Императорского Дома Великой Княгиней Марией Владимировной. Поздравляем Юрия Мефодьевича с этим знаменательным событием!

В начале ноября народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин был награжден почетным знаком «Самарский крест». Награда была вручена лично Чрезвычайным и Полномочным послом Болгарии в России Бойко Васильевым Коцевым. Поздравляем Юрия Мефодьевича с этим знаменательным событием!

ПОЗДРАВЛЯЕМ С НАГРАДОЙ

В начале ноября народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин был награжден почетным знаком «Самарский крест». Награда была вручена лично Чрезвычайным и Полномочным послом Болгарии в России Бойко Васильевым Коцевым. Поздравляем Юрия Мефодьевича с этим знаменательным событием!

Почетный знак «Самарский крест» был учрежден болгарскими и русскими неправительственными организациями в честь 135-ой годовщины Освобождения Болгарии от османского иго и восстановления болгарской государственности. У каждого знака уникальный номер и представляет копию креста с образом Иверской Богородицы, вышитой на Самарском знамени - одном из святынь болгарского Освобождения.
Крест является центральным элементом болгарского Самарского знамени - одного из символов вооруженных сил Болгарии. Самарское знамя, вышитое монахинями Иверского женского монастыря, было подарено жителями Самары болгарским ополченцам во время Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Сейчас знаменитое знамя хранится в Национальном музее военной истории Болгарии в отдельном помещении с особыми условиями и под специальной охраной.

ЮРИЙ СОЛОМИН: «ПОТАПОВ УМЕР НА БОЕВОМ ПОСТУ»

8 ноября не стало замечательного артиста театра и кино Александра Потапова.

- Ушел замечательный человек, не говоря уже о том, что не стало выдающегося актера, — вспоминает о коллеге художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин. — Малый театр постигла большая утрата и настоящее бедствие. Дело в том, что у таких мастеров как Александр Сергеевич – замены нет. Он был педагогом – очень добрым и отзывчивым. Артистом, с которым комфортно, приятно и легко работать.

Александр Сергеевич умер на боевом посту – в 7 утра, а в 12 часов он должен был играть в спектакле «Недоросль». Я, будучи художественным руководителем Малого театра, не знаю, что делать со спектаклями в связи с уходом Александра Потапова? 11 ноября у нас спектакль – последняя премьера театра «Филумена Мартурано», где он играет, и я играю, и я даже не могу представить – кого вводить? Спасти спектакль – хороший спектакль, разумеется, необходимо, но кем заменить такое чудо, как Александр Потапов?! Вот так, взял Александр Сергеевич и оставил нас…

«Вечерняя Москва», 8 ноября 2014 года

Народного артиста СССР, художественного руководителя Малого театра Юрия СОЛОМИНА я застала в филиале на Ордынке, где он репетировал «Молодость Людовика ХIV» Александра Дюма-отца.

Любовь Лебедина, «Трибуна», 16 октября 2014 года

БЕЗ ТЕАТРА НЕТ НАЦИИ

Народного артиста СССР, художественного руководителя Малого театра Юрия СОЛОМИНА я застала в филиале на Ордынке, где он репетировал «Молодость Людовика ХIV» Александра Дюма-отца.


Как-то непривычно было идти по узким коридорчикам старинного здания, видеть в грим-уборных по несколько столиков с лампами. Это не то, что в закрытом на ремонт основном здании с памятником Островскому, где почти у каждого артиста была своя гримерка, не говоря о кабинете Юрия Мефодьевича, куда попав впервые, посетитель немел от восторга и глаза разбегались от обилия антикварной мебели и художественных полотен. Здесь же все было крошечное, но обставленное со вкусом и большим букетом белых роз на журнальном столике. Сам хозяин, извиняясь за тесноту, угощал крепким ароматным чаем, печеньем и конфетами, мелкими глотками отпивая из своей изящной фарфоровой чашки, увлекаясь рассказом и изображая в лицах тех, о ком говорил.
Начали мы с того, насколько трудно артисту входить в роль и как потом с ней существовать…
– Я полностью согласен с юбиляром Олегом Басилашвили, что роль живет вместе с его исполнителем и год, и два, и десять, и пятнадцать. Вот царь Федор жил со мной, страшно выговорить, 25 лет. По реакции зрительного зала я определял, как меняется время. Например, когда у нас стало другое государство, то на реплику: «Ты с Борисом помирись». – Шуйский отвечает: «Мне в Думе делать нечего, когда вершит не Дума, а шурин твой», – и зал взрывается одобрительными аплодисментами. Вот я и думаю – меняется жизнь, меняются и реакции зрителей. В 70-е годы, когда выходил спектакль, мы не знали, что такое Дума, в 90-х годах ее образовали, а в нулевые уже поняли, чего можно от нее ожидать и кто ею управляет.
Сегодня мы репетировали «Людовика ХIV» Дюма и расшифровывали сцены с точки зрения современности. Думали: о чем будем ставить? Как говорили наши старики: «Чем будем удивлять?»
– И все-таки вы ставите спектакль о капризах власти?
– Не совсем. Кардинал Мазарини много сделал для Людовика ХIV, в том числе спас его ребенком во время государственного переворота. Мать стала регентшей и дожидалась совершеннолетия сына, а Мазарини был первым министром Франции. Дюма намекает на его особые отношения с вдовствующей королевой, которые при желании можно развить в любовные отношения, а можно просто проговорить. Здесь возможна масса вариантов, в том числе как во французском фильме «Кардинал и Королева», где много интимных сцен.
Так вот, когда Людовик в свои 18 лет начинает что-то понимать, то случайно на обратной стороне записки Поклеена – отца Мольера, умоляющего короля арестовать сына, чтобы тот, не дай бог, не стал артистом и поэтом, поскольку это большой позор для семьи, обнаруживает перечень доходов Мазирини, достигающих миллионы франков. Тогда он решается попросить у него денег на праздники. На что кардинал отвечает: «Казна пуста». Поясняя, для того чтобы они появились, надо вначале отправить послание в парламент, затем после обсуждения в течение двух месяцев курьером отослать бумагу на утверждение в кабинет министров. В общем, волокита такая, что никаких денег не захочешь. Таким образом, происходит примерно тоже, что сейчас в нашей стране. Я это хорошо знаю по ремонту нашего основного здания на Театральной площади, когда делаешь запрос, и ответ приходит в последний день указанного срока. На мой взгляд, это и есть та самая современность, о которой можно только мечтать, не раздевая артистов на сцене.
Поэтому мы будем ставить спектакль не о капризах власти, где даже король ничего не может сделать, а о структуре образования чиновничьей среды и парламента в том числе. Я не собираюсь показывать кукиши в кармане, и когда говорят: «У нас все делается долго», – я не против «долго». Но имея колоссальную технику и мгновенные средства связи, за минуту опоясывающие весь мир, можно было прибавить к этому и совесть, и порядочность.
– По-вашему, что это за особый сорт людей? Чиновников выращивают в особых колбах или они становятся такими с нашей помощью?
– Когда они только-только приходят, то готовы бороться с прежним злом, которое было до них. Но потом оказывается, если все исправить, учитывая желание большинства, значит, им – меньшинству – станет хуже, и они замирают, погружаясь в бесконечные заседания и создавая иллюзию бурной деятельности.
Недавно кто-то из начальства сказал: «У нас идет большое строительство». Да, идет. Когда я каждый день езжу к себе в Королево, то вижу стройки века. Но ведь они не государственные, а частные, каких-то строительных фирм. Значит, эти квартиры можно только покупать. У нас есть довольно много артистов, которые не в состоянии даже в течение 10 лет на свою немаленькую зарплату построить квартиру. А у них уже дети, у некоторых даже тройня. Конечно, какая-то социальная помощь дается, например, можно определить ребенка в санаторий, где оказывается не так хорошо, как пишут в проспектах. И тогда спрашивается, кому нужны такие льготы?..
– А вот сейчас говорят, что в целях экономии госбюджета собираются ликвидировать материнский капитал, который был введен в связи с низкой рождаемостью в России.
– Да, 400 тысяч рублей на дороге не валяются. На эти деньги молодая семья может купить какую-то развалюху в пригороде, подержанную машину и ездить оттуда в Москву. К примеру, у нас есть довольно талантливая актриса, у которой родилась двойня, и с ее мужем, бывшим военным случилась беда – он тяжело заболел. Как, спрашивается, ей одной тянуть все семейство, при том что муж еще не получает пенсию. Конечно, театр помогает ей, за свой счет снимает квартиру. Вчера ко мне пришли две ведущих актрисы и спрашивают: «Юрий Мефодьевич, а нам премии будут? Мы прочитали, что правительство Москвы в Год культуры вручает премии народным артистам». – «Тогда, девочки, – отвечаю я им, – вам надо переходить в театры столичного Департамента культуры, поскольку Малый театр – федерального подчинения». Вообще-то в Год культуры могли бы что-то сделать для молодых актерских семей. Ведь есть же квартиры, которые простаивают. Я это точно знаю. Раньше, когда строили, – пять или десять процентов отдавали государству, которое распределяло площадь между очередниками, а теперь – ничего. Тогда спрашивается: а что мы выиграли? Для Малого академического театра или назовите его Императорским эта проблема продолжает оставаться актуальной. О чем говорю с болью, потому что когда я был молодым, то мое руководство, увидев во мне какие-то неплохие актерские задатки, при рождении дочери дало отдельную квартиру. Да, много было плохого, но я никогда не откажусь от того хорошего, что было раньше.
Вот я уже более 50 лет преподаю в Щепкинском училище, и с каждым годом, особенно последние 10–15 лет, мы наших абитуриентов заново обучаем литературе. А конкурс самый большой, от 5 до 6 тысяч человек поступает, а должны набрать только 25 студентов. Здесь исключены какие-то поблажки с нашей стороны, потому что потом спросят: «А кто тебя учил?» Ну некоторые еще знают, кто такой Толстой, а сколько их было – уже не ответят. Из Пушкина назовут только «Евгения Онегина», а в композиторах вообще не разбираются, в крайнем случае вспомнят Чайковского. Молодежь стала по-другому двигаться, и это тоже не доставляет большой радости. Когда несколько лет назад мы набирали курс, пришел демобилизованный из армии крепкий парень, читал неплохо и внешние данные хорошие. Он мне понравился, и я говорю своим коллегам: «Давайте еще попробуем, посмотрим, какая у него пластика». Потому что с гуманитарными дисциплинами у него был полный провал, он путал Тургенева с Гоголем, и если бы на наших экзаменах присутствовал Задорнов, то ему бы хватило баек на несколько концертов. И вот я предлагаю этому смелому парнишке три мелодии: русский танец, восточный и цыганочку. Аккомпаниатор начинает играть «Калинку», и все, кто смотрит на него, начинают подпрыгивать на стульях, а он стоит как соляной столб. Тогда еще раз предлагаю: «Давай, с выходом!» Он выходит с кислой физиономией и под заводную русскую мелодию начинает дергаться, как кукла на ниточках. Тогда кричу ему: «Нет. Не так. Вприсядку!» А он смотрит на меня и не понимает, чего от него требуют. Тогда я с порванным мениском показываю ему, что такое присядка, после чего месяц хожу с перевязанной ногой. Спрашивается, как таких простых вещей, которые раньше впитывались с молоком матери, сегодня можно не знать и не чувствовать?..
Раньше в школе мы с седьмого класса сдавали экзамены, и чертыхались, ныли, но готовились. Однажды я попался на истории в восьмом классе, поэтому пришлось пересдавать летом. В то время я увлекался голубями, и мама считала, что все беды от них, решив положить этому конец. Взяла палку, веник и выгнала голубей из сарая. А они полетали, полетали и сели обратно на то же самое место. В августе месяце прихожу к учительнице по истории и она задает мне вопрос о Карле IV. От волнения у меня происходит провал памяти: я же помню, говорю ей, что читал на 42-й странице и там портрет короля наверху, а сам текст вылетел из головы. Тогда она открывает 42-ю страницу и точно – там Карл IV. Закрывает книгу и говорит «хорошо», можешь идти. Я бы мог назвать и других педагогов – нашего физика Романа Васильевича и Наталью Павловну, которые были учителями от бога. Поэтому никак не могу понять, зачем надо было переделывать то, что было хорошо, и вводить ЕГЭ? А теперь опять говорят: давайте добавим немножко литературы, сочинения… Бред какой-то! Как же можно забывать, что язык дан человеку, чтобы он выражал свои мысли, а не для тупой считки информации. Хотя бы один раз признались в своей ошибке и честно об этом сказали. Я никогда не был отличником, но меня учили люди, влюбленные в свою профессию. Я пошел в школу в 1943 году, и тогда после фронта к нам пришел учитель физики Роман Мочалов. Его комиссовали из-за контузии. Жить ему было негде и он поселился в школьной каморке. У него был трофейный аккордеон, на котором учился играть и заодно пел. Спрашивал так, что мы все тряслись, и ни один ученик не мог уйти от ответа. И вот однажды, по-видимому, освоив игру на аккордеоне, он предложил нам создать хор в нашей мужской школе, чтобы исполнять «Как у Волги, у реки». А на заднем плане показывались бы проекции электростанций, потоки бурлящей воды и мигали разноцветные лампочки. Поэтому, когда открывался занавес на смотре художественной самодеятельности в Чите и стояло 100 человек ребят, изучавших физику, так как другого выхода не было, а Мочалов играл на аккордеоне, и мы пели «Как у Волги, у реки…», взрослые вставали и аплодировали, кричали «браво!». Вот что такое настоящий учитель! Мне кажется, чуть-чуть что-то изменить в нынешнем образовании уже нельзя. Либо продолжать, как есть, либо все кардинально менять. Особенно из-за ЕГЭ страдают творческие вузы, потому что артисты – это речь, мысль. Я не умнее кого-либо, но как можно Толстого или Пушкина, Достоевского, Чехова в театре называть другими именами, сокращать, компилировать и не понимать, что это ведет к разрушению фундамента русской культуры. Ведь личность формируется с семи лет, даже характер собак складывается под воздействием той среды и людей, которые их окружают.
– Этот вывод вы сделали, будучи воспитателем своих собак? Сколько их сейчас у вас?
– Три. Собаки все схватывают на лету.
– Но это смотря, какая порода…
– Да самая простая – «дворняцкая». Ну был у меня умница Маклай, который снимался в сериале «Московская сага» и все команды выполнял неукоснительно. Это был мой друг, и забыть его до сих пор не могу. А потом от него пошло потомство, смешанное с дворняжками. Я смотрю на этих «ребят» и вижу, какие у них разные характеры и выражение глаз тоже разное. Вот эта самая младшая Джулька – хулиганка, а Валет – хозяин, всех организует. Я ему говорю: «Ну чего ты грустишь, ты же знаешь, что я приеду». Каждый раз они провожают меня на работу, как когда-то провожали в Москву мама, бабушка и Виталька маленький. Так они и стоят у меня перед глазами: бабушка вертит кусочек шали, а мама плохо слышит и горько плачет. У нас во дворе жили разные люди, разные семьи, но ни один ребенок не стал убийцей и вором. Никогда никто не говорил: с этим можно играть, а с этим нельзя, мы были как одна дворовая семья.
– Юрий Мефодьевич, вот вы руководитель большого коллектива, фактически отец театра – дома. Нагрузка колоссальная и ответственность тоже. Сохранился ли в вашем доме коллектив единомышленников или это уже исчезает?
– Он есть, может быть, не так мощно и сильно, как прежде, но есть. Взаимовыручка и помощь пока для нас не пустой звук, иначе какой это Дом Островского, как часто называют Малый театр.
– В последнее время ваши артисты стали много сниматься в сериалах, тот же Клюев, Коршунов, Бочкарев, Полякова, Ермаков, Езепов, Подгородинский. Вы их отпускаете скрепя сердце?
– Мы их отпускаем с тем условием, что для них главным остается театр, и они должны подстраиваться под репетиции и спектакли, а не наоборот.
– Скажите, а известность артистов, благодаря сериалам, способствует притоку зрителей?
– Это, смотря какие сериалы и какие зрители, но, несомненно, телесериалы влияют.
– Недавно я пересмотрела «Адьютант его превосходительства», и мне показалось, что не было никаких 50 лет после выхода этого фильма, по сути военного детектива…
– Сейчас так подробно и тщательно уже не снимают. Не говоря об актерском ансамбле. Работать с такими артистами, как Стржельчик, Гриценко, Витя Павлов – это же одно удовольствие. За роль Аркашки в «Лесе» он получил премию Станиславского, несмотря на то, что в последнее время его стала подводить память, но реплики всегда подавал точные. Память для актера – это великая вещь и пусть не думают, что все решает суфлер. А еще состояние души, состояние нервной системы. Поэтому я благодарен молодым актерам Евгению Миронову и Чулпан Хаматовой, которые присылают сертификаты пожилым артистам, в том числе и мне. Хочу этот сертификат взять в рамку и повесить в своем кабинете на стенку. Дай бог этим ребятам здоровья!
– Юрий Мефодьевич, а почему так падает актерское мастерство? Неужели театральная школа мельчает?
– Начну с 1756 года, когда императрица Елизавета Петровна вдруг сказала: «А почему у нас нет русского театра?» А дальше все закрутилось. Ее указом вначале был создан Московский университет и в течение года два императорских театра – Александринка в Петербурге и Малый в Москве, который вначале базировался в университете. Вспомните, каких писателей рождала русская земля: Фонвизин, Пушкин, Гоголь, Тургенев, Островский, Сухово-Кобылин. И пошло, и пошло. Не говоря о композиторах. Весь мир знает Чайковского, Даргомыжского и так далее. И вот на этой базе формировалась актерская русская школа. А Николай Островский сказал: «Без театра нет нации», и я к нему полностью присоединяюсь. В первую очередь это язык, это мелодия, это широта речи. Что теперь оказывается очень сложно, потому что теряется смысл, а вместе с ним и характеры. Возьмите многоточие у автора, которое не может означать простое молчание, в это время с исполнителем должно что-то происходить, поскольку внутренний монолог не прерывается. Это все равно, что из музыки убрать какие-то ноты – диез, бекар и так далее. К счастью, в самой музыке такого не происходит. Иначе наступит хаос.
Я помню, когда снимался в «Красной палатке», наш продюсер повез съемочную группу отдохнуть на Капри. Был снят пароходик для нас, и мы советские артисты: Визбор, Хмельницкий, Банионис, Марцевич (которых уже нет), и каждый был с бутылкой водки и баночкой икры, так, для форсу, показывая щедрость русской души и угощая всех на пароходе. И вот мы с одним матросом разговорились, который не знал русского языка, я – итальянского, но проболтали два часа. А точнее, пропели, он вспоминал русские песни, а я ему доказывал, что итальянский язык самый звучный и напевный.
– Как вы относитесь к тому, что Крым снова стал русским?
– Конечно, положительно. Я не понимаю другого: почему этот вопрос вызывает негативную реакцию у некоторых наших деятелей. Потому что в 1954 году Хрущев отдал Крым Украине? Тут недавно показали по ТВ фильм «Море в огне», где я снимался. Это было в начале 60-х годов. Съемки проходили на Сапун-горе, в окопах, и я играл капитана Петрова. Помню, как рукой копнул ямку, а там вся земля красная. Спрашиваю: «Почему?» А мне отвечают: «Так здесь же бои шли, и вся земля на 80 процентов состоит из металла». Я нашел там патрон и привез его домой, он очень долго стоял у меня на полке. Ведь в тех местах все памятники русские, генералам, адмиралам. Поэтому никак не могу понять – «причем тут старые калоши». Выходит, было наше, а теперь не наше… Это все равно, что я кому-то сдам свою квартиру, а потом через энное время предложу выехать, а мне ответят: «Теперь это наше и мы не переедем». Примерно тоже получилось с Крымом, причем юридически, кажется, это не оформлено. Ну а те, кто считает, что мы незаконно присоединили Крым, пусть и дальше тешат себя этим вздором, а я считаю по-другому. Я за Родину!

Любовь Лебедина
«Трибуна», 16 октября 2014 года