Марина Алексинская

«Завтра», 16 июля 2013 года

ТРАДИЦИИ – ОСНОВА НАЦИИ

Юрий Соломин – «адъютант Его Превосходительства» Государственного академического Малого театра России. Народный артист СССР, он возглавил театр в 1988 году и вот уже четверть века хранит, отстаивает и развивает традиции русского театрального искусства.

Мы встретились с Юрием Соломиным в его рабочем кабинете. В театре – ремонт, в кабинете – атмосфера художника. На полу — кипы старинных журналов, альбомов, книг, на консоли – попугай в клетке, на стенах, тронутых трещинами – портреты Веры Пашенной, Александра Ленского…. «Чему меня учили, тому и я пытаюсь учить других», — говорит Юрий Соломин, перечисляя имена легендарных артистов Малого театра. Мы сидим за столиком, за которым – страшно подумать – сидела сама Ермолова!



«ЗАВТРА». Юрий Мефодьевич, хотелось бы, прежде всего, поговорить с вами о русском театре. МХАТ – театр школы Станиславского, театр имени Вахтангова…

Юрий СОЛОМИН. Тоже Станиславского. Театра Вахтангова, но школа Станиславского.

«ЗАВТРА» Малый театр в таком случае, что за школа?

Ю.С. Малый театр – это тоже Станиславский, потому что он учился у артистов Малого театра. Тогда ведь театров немного было в Москве, так что Станиславский ходил только в Большой и Малый театры и учился у актёров Малого театра. В дальнейшем и Московский художественный театр и Малый театры были дружны между собой актёрскими семьями. Немирович, Ленский были женаты на сестрах. Мужем Веры Николаевны Пашенной был Грибунин – ведущий актёр МХАТа. Работали тогда в одном направлении – утверждения русского театра.

«ЗАВТРА». Как можно точнее определить направление русского театра? Что за история его создания?

Ю.С. В 1756 году указом императрицы Елизаветы Петровны был организован императорский театр: в Петербурге – Александринка, в Москве – Малый театр. Труппа Малого театра базировалась в Московском Университете, оттуда и началась его история. До этого был французский театр, итальянская опера, немецкий театр. Но почему-то не очень русская императрица Елизавета Петровна сказала: «Нужен национальный русский театр».

Была организована императорская дирекция этих театров, репертуар строился на базе русской драматургии, произведений русских писателей: Фонвизин, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Тургенев, Чехов, Толстые… Все эти авторы – исконно русские, проблемные, они и создали фундамент русской актерской школы. Одним из основателей школы был Щепкин Михаил Семёнович, который начинал ещё в крепостном театре, а потом, освобождённым человеком, свободным, работал в театре Университета. Русский театр – это психологический театр. Щепкин, Мочалов, Садовский – величайшие представители русского театра.

«ЗАВТРА». С кем из великих вам посчастливилось работать? Кого бы вы назвали?

Ю.С. В первую очередь, Вера Николаевна Пашенная. Елена Николаевна Гоголева. Я застал ещё и Яблочкину, и Рыжову.

«ЗАВТРА». Яблочкину застали?! Такое ощущение, что это уже даже не ХХ век, а XIX!

Ю.С. Да. Я вывозил Александру Александровну Яблочкину в спектакле «Ярмарка тщеславия», она играла мисс Кроули. Вывозил на сцену в коляске. Тогда я еще студентом был, пришел в театр, помощник режиссера меня вызвал однажды по радио: «На выход». Он познакомил меня с Александрой Александровной, она уже сидела в кресле, была загримирована. Спросила: у кого я учусь, на каком курсе. Я ответил: «У Пашенной Веры Николаевны». «А что вы играете?» Потом минут за пять до выхода на сцену, сказала: «Хорошо, давайте соберёмся». Помощник дал команду, и я вывез Яблочкину на сцену под бурные аплодисменты зрителей.

Я стоял за ее спиной и смотрела на сцену, где она играла с замечатльными артистами: Рыжовым Николай Иванович, Матвеевым Евгений Семёнович, тогда ещё молодым, но известный артист…. Татьяной Александровной Еремеевой, 8 месяцев не дожила она до 100-летия В то время я играл с Шатровой Еленой Митрофановной, Любезновым Иваном Александровичем, Владиславским Владимиром Александровичем, Светловидовым, Межинским, Ковровым… Мне посчастливилось работать и с Бабочкиным, Ильинским, я играл Хлестакова в «Ревизоре» постановки Ильинского. Работал с Белевцевой, Зеркаловой, Дорониным, Хохряковым — все эти имена, к сожалению, малоизвестные сейчас, но в конце 50-х годов они были легендой. Дружен был с Анненковым Николаем Александровичем, кто своё 100-летие отпраздновал выходом на сцену. Анненков был завкафедрой Мастерства актёров в Щепкинском училище, а я уже преподавал. Он был очень разговорчивым, от него многие бегали, а меня как-то Бог меня научил слушать. Я слушал, и рассказы те о былой театральной школе вспоминаю по сей день. Он играл еще с Остужевым, Ермоловой…

«ЗАВТРА». О чем они любили рассказывать?

Ю.С. Обычно перед началом спектакля они собирались в артистическом фойе. И мы, студенты, тоже приходили пораньше, собирались там, слушали, что говорят старики. Они рассказывали анекдоты, не анекдоты... Рассказывали всякие истории, что случались на подмостках. Тогда еще было много стариков, таких крепких артистов и режиссеров, в провинции, и они друг друга знали. Всё это было для нас учёбой.

«ЗАВТРА». Сегодня, мне рассказывали, студенты Щепкинского училища имеют самый малый шанс на трудоустройство. Так ли это?

Ю.С. Я преподаю в Щепкинском училище уже 50 лет и первый раз слышу такое. Почти в каждом театре есть актёры с разных выпусков нашего училища. Такие имена, как Олег Даль, Виктор Павлов, Михаил Кононов, Виталий Соломин – выпускники Щепкинского училища. К сожалению, ни одного уже нет в живых. Из нашего училища: Инна Чурикова, Олег Меньшиков, Олег Домогаров, Олег Фомин, сёстры Арнтгольтц. На базе выпускников Щепкинского училища были созданы целые театры, допустим один из знаменитых театров в России – это Якутский театр. Татарский национальный театр – тоже создан из выпускников нашего училища.

«ЗАВТРА». Юрий Мефодьевич, вы возглавили Малый театр на смене вех. Один именитый артист, кто возглавил театр в те годы, произнес: «Забудьте, что театр – храм искусства. Театр – это фабрика развлечений». С чем вы обратились к труппе?

Ю.С. Нужно сказать, что я — первый художественный руководитель, выбранный коллективом, так что рассказывать ни о себе ни о концепции мне не пришлось. В 1988 году из жизни ушел Михаил Иванович Царев, и возник вопрос: кто театр возглавит? Собрался весь коллектив – это примерно человек семьсот: гримёры, костюмеры, декораторы, рабочие сцены, уборщицы, актёры, режиссёры – все, за малым исключением, проголосовали за мою кандидатуру. Поэтому я был избран в 1988-м году коллективом. Посмотрим, что будет дальше. Сейчас тенденция – освежать, омолаживать.

«ЗАВТРА». Как вы к такой тенденции относитесь?

Ю.С. Мне кажется, что это неразумно, потому что руководить большим коллективом нужно не один пуд соли съесть. Нужно быть воспитанным этим театром. Мало кто помнит сегодня, что Малый театр в начале 90-х получил звание «Национальное достояние». И задача руководства: сохранить то национальное достояние, которое мы получили от величайших артистов, которые создавали ему славу.

«ЗАВТРА». Сохранять, прежде всего, что?

Ю.С. Начнём с того, что сейчас не сохраняется. Это – русская литература, русская драматургия. Театр – это язык. Театр – это мозги. Театр – это воспитание следующего поколения. Культура воспитывает человека любой профессии, даже политиков. Я встречаюсь со многими профессорами технических, медицинских ВУЗов, руководящим эшелоном (кто-то помоложе, меня, кто-то постарше) – и для всех важен театр. Каждый из них, чем он знаменитее в своей профессии, тем он больше любит искусство: театр, музеи, историю… Вот вчера, здесь, в моем кабинете, сидели на полу 35 школьников из Читы, от 5-го до 10-го класса. Это было очень интересно. Мне хотелось им рассказать и поведать, как было раньше. Потому что всё, что было раньше – это совсем-совсем не плохо.

«ЗАВТРА».Юрий Мефодьевич, перефразируя Достоевского, можно ли сказать сегодня: «Традиция спасёт мир»?

Ю.С. Традиция спасёт мир. Мне так кажется. Потому что ведь каждый народ имеет традиции, и каждый народ будет бороться за их сохранение. Новшества приходят и уходят, а традиции – это основа нации.

«ЗАВТРА».Не возникает ли для вас проблемы «отцов и детей»? Значат ли еще для молодых людей имена Ермоловой, Пашенной?

Ю.С. К сожалению, нет. Уже со студентами второго выпуска мы мучаемся. Сегодня они приходят с результатами ЕГ, а нам нужна литература, история, изобразительное искусство. Для артиста такой кругозор — самое важное.. Во «Власти тьмы» Аким, главное действующее лицо, неграмотный старик говорит сыну Никите: «Никита, душа надобна...» Так вот, воспитать душу – это очень важно. Телевидение, компьютеры – это совершенно другое. Это отстранённость полная. Когда читаешь – ты один на один с автором. Ты думаешь, перелистываешь что-то, опять перечитываешь, то есть происходит мыслительный процесс. Сегодня у ребят нет возможности читать, они в интернете, компьютеры, сети. Это полная отстраненность. Я их понимаю, не обвиняю, а просто говорю, что это плохо… Конечно, талантливый человек есть талантливый человек. Он пробьётся и через ЕГ. Но незнание культуры, искусства, незнание своей истории сказывается и еще скажется на профессиях в своей общей массе.

«ЗАВТРА». К какой литературе вы обращаетесь чаще всего?

Ю.С. К классической литературе, музыке, старые военные песни. Я – ребёнок войны, в 1943-м году я пошел в школу... Во время войны у нас в Пятой школе, у нас учились одни мальчики, устраивались линейки. Мы выстраивались шеренгами и ждали последние известия из Москвы. Слушали: «Оставлен, допустим, Смоленск», «Шли бои за Минск...» И мы, ребята рыдали, плакали. У кого-то родители воевали, у кого-то дедушки… И вот сегодня у молодых людей спрашивают: кому поставлен памятник на Манежной площади около Исторического музея? И они не знают. Эти «лбы» не знают Жукова.

«ЗАВТРА».Юрий Мефодьевич, что на ваш взгляд выбило это знание у молодого поколения? Что сломало преемственность знаний, традиций?

Ю.С. Сломали 90-е годы, которые хотели всё быстро переделать. Сломали образование. Театр – это тоже образование. Традиции, вообще-то, менять не надо. Когда мне говорят: «Вы знаете, у вас театр традиционный», то я сразу смотрю на мимику лица: нравится или не нравится. Для меня традиции – это самое важное. Отказаться от традиции, это — отказаться от родителей. Невозможно. В нашем театре идут только классические спектакли. Должен сказать, меня радует, что много молодёжи приходит смотреть то старое, традиционное искусство. Кому-то это не нравится, наверное. Что ж, мне тоже многое не нравится.

«ЗАВТРА». Не ощущали ли себя в 90-е изгоем? Насколько было психологически трудно выдержать шторм?

Ю.С. Наступлений было много, не скрою, и желаний сломать Малый театр тоже было предостаточно. Но мы выстояли. Лет десять, примерно, пришлось отбиваться.

«ЗАВТРА». Вам кто-то помогал?

Ю.С. Сам коллектив помогал. Просто здесь работают те люди, которые считают, что традиции – это хорошо. У нас работают и приглашённые режиссёры, мы не из анекдотов о том, что в Малом театре хороших режиссёров «съедают». Это не в наших традициях. Малый театр имеет свою нишу, и мы хотим её сохранить с теми традициями, которые существовали и существуют.

«ЗАВТРА».К какому эпизоду из кино или театра вы мысленно часто обращаетесь?

Ю.С. Трудно даже сказать, в театре было столько ярких личностей… Была такая знаменитая актриса Мария Казарес. Она снималась в таком популярном фильме тогда «Красное и чёрное». И вот она приехала с французским театром к нам на гастроли, играла на нашей сцене. Я был в числе десяти студентов, которые изображали во время спектакля монахов, нас пригласили для массовки. И вот мы наблюдали, как она играла Марию Тюдор. У меня это осталось в памяти. Когда она шла на эшафот – в глубине сцены, а там шпалерами стояли монахи – она шла мимо нас, и у неё катились по лицу слёзы… Она ни на секунду не вышла из образа. Помню, конечно, гастроли театра Эдуардо де Филиппо, и «Комеди Франсез»… «Гамлета» несколько раз смотрел с Полом Скофилдом…. «Дядя Ваня», «Три сестры» — Питер Штайн привозил свой театр – были потрясением. Спектакли Товстоногова с замечательными артистами Дорониной, Лебедевым, Стрижельчик… Всё это осталось в памяти как большая школа подлинного театра всего мира.

«ЗАВТРА».Юрий Мефодьевич, но вы снимались и в кино. Есть ли для вас фильм особенный?

Ю.С. Фильм, который дал мне большую возможность, и который популярен по сей день, конечно, это — «Адъютант его превосходительства». Этот фильм посмотрел Курасава и пригласил меня в «Дерсу Узала». Пригласил меня сниматься без всяких проб. А потом японцы пригласили меня сниматься в «Мелодии белой ночи». Каким-то счастливым образом один фильм вытекал из другого.

«ЗАВТРА».Трудно не вспомнить блистательный фильм «Летучая мышь» с вашим участием. Вы, кстати говоря, не видели «Летучую мышь» в Большом театре?

Ю.С. Нет, не видел и не пойду.

«ЗАВТРА».В советское время актёров театра ограждали от кинематографа. Пытались сохранить артиста театра или сохранить театр?

Ю.С. Наверное, всё-таки сохранить театр. Артисты снимались в кино, и Жаров, и Ильинский. Но тогда киностудия писала запрос в театр с просьбой освободить артиста. И Царёв Михаил Иванович наносил резолюцию: «в свободное от театра время». Студия и театр договаривались, никто никого не обвинял. Сегодня я не пишу «в свободное от работы время». Сейчас жизнь другая и без дополнительного заработка человек не проживёт. Я всё прекрасно понимаю, сложностей много. Поэтому я разрешаю всем. Только женщин, девушек всегда прошу — не раздеваться. Это моё первое условие.

«ЗАВТРА».Юрий Мефодьевич, кто или что дает вам вдохновение, силы сегодня?

Ю.С. Вдохновение даёт, наверное, семья. Мы с женой еще учились вместе на одном курсе. Она была любимицей Пашенной, на третьем курсе играла в ТЮЗе сразу в спектакле «Коварство и любовь». ТЮЗ был еще с Быковым, с Гореловым, со многими выдающимися актёрами. И следующее поколение – дочка, внучка у меня творческие люди. Есть у меня и замечательные друзья.

«ЗАВТРА».Говорят еще, вы – собачник, мимо бездомного пса не можете пройти. Так?

Ю.С. Не могу. Ни я, ни жена, ни внучка. У нас в доме пять кошек, три собаки. Но все беспородные. Все они – мои друзья. Они лечат, помогают мне отдыхать. Хотя я с ними и ругаюсь, произношу монологи. Они тоже произносят монологи. Мы понимаем друг друга. Улыбается собака или нет? Улыбается. А вы видели, как собака плачет?

«ЗАВТРА».Не приходилось.

Ю.С. Я видел…. Вот сейчас кому-то в голову пришло – открыли памятник собаке на Поклонной горе. Сколько их во время войны погибло, спасая людей. Люди должны помогать этим бездомным собакам, что остались без хозяина по глупости человеческой. Моя внучка принимает участие в кампании для помощи питомникам, которые содержат бездомных животных.

«ЗАВТРА».Юрий Мефодьевич, сегодня есть лица, кто является символом советского, русского искусства. Но все они вне системы власти. Тогда как в системе – лица, кто разрушают русское, советское искусство. Не потому ли так происходит, что вы сами уходите от разрешения главных, насущных проблем?

Ю.С. Я ведь был первым российским министром культуры. Но сам ушёл через два года.

«ЗАВТРА».Почему так?

Ю.С. Я выступил тогда против объединения Министерства культуры с туризмом и имел крупный разговор с тем влиятельным лицом, который такой проект продвигал. «Вы понимаете, — говорил, — у нас нет туризма. Когда он будет, тогда и поставите такой вопрос. Пока у нас в государстве есть традиции. Почему, например, на всех международных музыкальных фестивалях наши занимают первые места? Потому что есть традиция: с 5-летнего возраста дети могут учиться в музыкальной школе». Тогда и музыкальные школы хотели убрать – я тормознул, имел возможность. Человек не понимал о чем я ему говорю, он слушал, но относился настороженно: есть ли у меня «руки»? мы долго с ним разговаривали, уходя, я сказал: «Вы знаете, есть футбольные команды – дворовые, а есть – профессионалы. Я играю в команде профессионалов». Когда я спускался по лестнице, то встретил друзей, тоже министров, и пересказал им разговор. Они упали от хохота, потому что тот человек был капитаном футбольной команды Белого дома. На следующий день я ехал в машине на работу и услышал: объединение произошло. Я развернул машину туда, где жил – на госдачи. Приехал, позвонил дочке, чтобы она собрала внучку и чемоданы. И всё, больше я не возвращался.

Марина Алексинская
«Завтра», 16 июля 2013 года

Смотреть передачу

Дети из школы №5 Читы 21 июня встретились с художественным руководителем Государственного академического Малого театра России, уроженцем Забайкалья Юрием Соломиным во время поездки в Москву.

ЧИТИНСКИЕ ШКОЛЬНИКИ ВСТРЕТИЛИСЬ С ЮРИЕМ СОЛОМИНЫМ В МАЛОМ ТЕАТРЕ В МОСКВЕ

Дети из школы №5 Читы 21 июня встретились с художественным руководителем Государственного академического Малого театра России, уроженцем Забайкалья Юрием Соломиным во время поездки в Москву.

Об этом сообщается 26 июня на сайте школы.

«Во время каникул руководство школы собрало группу из 30 детей, которая съездила по маршруту: Москва — Санкт-Петербург — Москва. Во время пребывания в столице дети встретились с Юрием Мефодьевичем, который является выпускником нашей школы 1953 года. В своём кабинете он рассказал маленьким читинцам о своём детстве, о своей карьере актёра и художественного руководителя. А после беседы подарил всем по диску со спектаклями театра со своим автографом, сфотографировался и показал знаменитую сцену театра», — сообщается на сайте.

Городской портал «Чита.ру», 25 июня 2013 года

С 12 по 19 июня 2013 года на сцене Сургутской филармонии пройдут гастроли Государственного академического Малого театра.

11 июня в 19.00 в Сургутской филармонии (ул. Энгельса, 18) пройдет пресс-конференция, посвященная гастролям.

Участники:

Народный артист СССР, художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин, народная артистка России Людмила Полякова, заслуженный артист России Глеб Подгородинский, актриса Полина Долинская.

По вопросам аккредитации:

Пресс-секретарь Малого театра

Дарья Антонова

+7(910)450-06-96

press@maly.ru

ЧАЙКА В ОКРУЖЕНИИ ХИЩНИКОВ

Обрывистый берег Волги, вдали – лес и поле, на переднем плане беседка и трактир, слышны тревожные крики чаек, как бы предвещающие несчастье (кстати, имя Лариса в переводе с греческого – «чайка»). Декорации художника А.Глазунова к спектаклю Малого театра «Бесприданница» помогают зрителю настроиться на восприятие пьесы Островского, поставленной художественным руководителем театра Ю.Соломиным к 190-летию великого драматурга. Действительно, с одной стороны – заволжские дали, красота русской природы подчёркивают лиризм и поэтическую душу героини, с другой стороны – трактир, где сплетничают и ведут обыденные разговоры буфетчик и трактирный слуга. Этим выражается несовместимость души Ларисы с чуждым ей обывательским миром. Режиссёр и исполнительница главной роли артистка А.Иванова далеки от трактовки трагедии героини в узко-бытовом плане: лишь как бедной девушки без приданого. «Я сделалась очень чутка и впечатлительна», – говорит Лариса. Она иначе мыслит и чувствует, чем люди её окружения: её мать Харита Игнатьевна, женщина с неприкрытыми материальными страстями (Л.Титова), её жених Карандышев – маленький человек с огромными амбициями (Д.Марин), крупный делец Кнуров, скрывающий за высокомерием низменные вожделения (Я.Барышев), молодой предприниматель Вожеватов, друг детства Ларисы, отвернувшийся от неё в трагический момент (С.Потапов). Не случайно в первой сцене Лариса рассматривает в бинокль волжские просторы: она видит мир в другом масштабе. Мы встречаем Ларису в критический момент её судьбы: надежда на счастье – взаимную любовь с Паратовым – сменилась разочарованием, она готова выйти за нелюбимого Карандышева и уехать в деревню, чтобы забыться, отдохнуть от городской суеты и назойливых поклонников, но возвращение Паратова вселяет в неё новую надежду, крах которой она уже пережить не может. Здесь Лариса на обрывистом берегу (жизнь подошла к обрыву!) провоцирует Карандышева на выстрел, гневно крича ему в лицо: «Чьей ни быть, но не вашей!» Для героини её полное отчаяния признание «Я не нашла любви, так буду искать золота» страшнее смерти.

В пьесе Лариса, умирая, благодарит Карандышева и говорит, что любит всех. В спектакле нет этих слов. Здесь к умирающей героине подходят Паратов, Кнуров, Вожеватов и с ужасом застывают, глядя на неё, кажется, только в этот момент осознавая, что они виновники её гибели. Режиссёра можно понять: этих людей любить нельзя. Нельзя и прощать их. Особенно Паратова. Если в фильме Эльдара Рязанова «Жестокий романс» Никита Михалков сыграл Паратова как слабого человека, падкого до женской красоты, который не мог не поддаться обаянию Ларисы, то здесь артист А.Фаддеев играет хладнокровного соблазнителя, которому всё равно, что случится с Ларисой – лишь бы удовлетворить своё мужское самолюбие и насолить Карандышеву. Его Паратов в разговоре с Робинзоном смотрит не на актёра, а на зрителей, когда говорит: «Время просвещённых покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии». И слышишь, как зрители взволнованно перешёптываются. Что и говорить: звучит, к сожалению, актуально. Ведь взгляд на женщину лишь как на объект сексуальных наслаждений, отношение к артистам как к шутам, призванным веселить толстосумов – не такое уж редкое явление в наше время. Артист А.Кудинович, исполнитель роли Робинзона, прекрасно это раскрывает.

Мне показался спорным лишь один момент. У Островского Лариса поёт романс на стихи Е.Баратынского «Не искушай меня без нужды», и он звучит как мольба, обращённая к Паратову, которой тот не внял. В спектакле же артистка поёт романс «Когда б он знал» на стихи Е.Растопчиной. Эта замена не кажется убедительной: Паратов и так знает, что Лариса любит его.

Ю.Соломин как режиссёр всегда уделяет внимание бытовым деталям: обстановка, фотографии и картины на стене, безделушки вносят дополнительную характеристику в раскрытие героев, их вкусов, культурного уровня. В условных декорациях Островский бы не смотрелся.

Театру удалось главное: раскрыть трагедию поэтически-мечтательной, самолюбивой и гордой женщины в мире, где всё продаётся, где нет сострадания и все чужие друг другу. Этот спектакль не только раскрывает социальный конфликт, но и углубляется в сферу познания души, её страданий и противоречий, поэтому он и не оставляет зрителя равнодушным.

Александр МАКЕЕВ,
кандидат филологических наук
«Литературная Россия», 3 мая 2013 года

МАЛЫЙ ТЕАТР ЗАКРЫВАЕТ ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗДАНИЕ НА РЕМОНТ И ОТБЫВАЕТ В ДЛИТЕЛЬНУЮ ГАСТРОЛЬ

В разгар сезона Малый театр закрывает свое историческое здание на ремонт. Последний спектакль в Доме Островского дали в минувшее воскресенье. И теперь в самое ближайшее время прославленная труппа отправится в длительную гастроль. Об этом ИТАР-ТАСС сообщил художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий Соломин.


Ольга Свистунова, 8 апреля 2013 года, ИТАР-ТАСС

МАЛЫЙ ТЕАТР ЗАКРЫВАЕТ ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗДАНИЕ НА РЕМОНТ И ОТБЫВАЕТ В ДЛИТЕЛЬНУЮ ГАСТРОЛЬ

В разгар сезона Малый театр закрывает свое историческое здание на ремонт. Последний спектакль в Доме Островского дали в минувшее воскресенье. И теперь в самое ближайшее время прославленная труппа отправится в длительную гастроль. Об этом ИТАР-ТАСС сообщил художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий Соломин.

«Наше старинное здание давно нуждается в реконструкции, — подтвердил Юрий Мефодьевич. — Впрочем, ремонтные работы начались еще в прошлом году. Но они ведутся таким образом, что их не замечают не только зрители, но даже сотрудники театра».

По словам Соломина, позиция руководства заключается в том, чтобы не закрывать основную сцену надолго. Просто сейчас наступил такой этап, когда надо освободить помещение. И труппа собирается в дорогу.

Начинается большой гастрольный тур в Твери, где артисты Малого выступят с 16 по 19 апреля с двумя спектаклями «Правда — хорошо, а счастье лучше» по Островскому и «Дети Ванюшина» по пьесе Найденова. На 21 апреля запланирован однодневный выезд в Кинешму, опять же с Островским — с его комедией «День на день не приходится».

В мае Малый театр увидят зрители Баку, Саратова и Курска. А в июне артистов Дома Островского будут принимать в Сургуте и Петрозаводске.

К слову, москвичи тоже не останутся в накладе. До окончания сезона спектакли Малого театра будут в его филиале на Ордынке. Ближайший спектакль здесь, согласно афише, состоится 14 апреля. Это будет новая работа театра — «Село Степанчиково и его обитатели» по Достоевскому.

Ольга Свистунова, 8 апреля 2013 года, ИТАР-ТАСС

В День театра можно поговорить о многом, но захотелось обратиться к истокам — к старейшему театру страны. А потому мы встретились с художественным руководителем Малого театра Юрием Соломиным.

Ася Иванова, «Вечерняя Москва» , 27 марта 2013 года

ЮРИЙ СОЛОМИН: БЕЗ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВА НЕТ НАЦИИ

В День театра можно поговорить о многом, но захотелось обратиться к истокам — к старейшему театру страны. А потому мы встретились с художественным руководителем Малого театра Юрием Соломиным.

- Юрий Мефодьевич, четверть века назад вас коллектив театра избрал своим художественным руководителем – какие эмоции вы испытали, когда узнали результаты голосования?

- Дело в том, что в Малом театре на тот момент я проработал 30 лет, а как раз тогда не стало Михаила Ивановича Царева, и образовалось вакантное место. Театр хотел, чтобы во главе оказался свой человек. Были выборы. Выбрали меня. Причем проголосовал весь коллектив – не только творческий, но и технический. Я сидел и ждал. Уже тогда я знал, кто голосовал против меня, но никогда никому не мстил. Позднее они становились заслуженными артистами, народными, - каждого нужно оценивать по достоинству.

- Страшно было соглашаться на такой ответственный пост, ведь согласие автоматически означало, что времени на профессию актера останется намного меньше?

- На это надо было пойти. Конечно, я предполагал, что будет меньше работы, меньше съемок и больше ответственности, больше врагов. Но, к счастью, все равно режиссеры предложениями меня не обделяли, и я выработал для себя правило: одна роль в два-три года.
Правда, за последние 10-12 лет было всего три роли, а сейчас я и вовсе играю только в одном спектакле. Конечно, это мало. Какие-то роли уходят. Ведь каждая роль требует своего возраста.

- Но ведь есть роли, которые с каждым новым годом только выигрывают, «наливаются»?

- Бывает и такое. Например, я смеюсь, но говорю, что роль Фамусова можно играть всю жизнь, пока стоишь на ногах и понимаешь, что ты можешь работать. Это роль без возраста.

- Тем не менее, как раз недавно вы восстановили «Вишневый сад» в постановке Игоря Ильинского.

- Это постановка очень большого мастера. Сам Ильинский играл в нем Фирса – последняя его роль была. Так что этот спектакль нужный – все эти годы мы стараемся сохранять его в репертуаре, хотя постоянно приходится делать вводы. Ведь не может человек по 10-15 лет играть семнадцатилетнюю девочку или юношу. Приходится иногда намекать, иногда говорить прямым текстом, что «пора вводить нового исполнителя». Но «Вишневый сад» мы сохраняем.

- Сейчас это единственная пьеса Чехова, которая идет на сцене Малого?

- Нет, еще «Три сестры». У нас был весь чеховский репертуар, начиная от «Иванова» Бабочкина: и «Вишневый сад» Ильинского, и «Леший» Бориса Морозова, и «Дядя Ваня» Сергея Соловьева, и «Иванов» Виталия Соломина, «Чайка»…
Кстати, «Три сестры» у нас появились почти случайно. В то время мы много гастролировали, трижды были в Японии, куда привозили весь свой чеховский репертуар – только «Трех сестер» не было. И вот наш японский продюсер буквально «уломал» меня, чтобы я поставил этот спектакль.

- Получается, что даже от Дома Островского за границей ждут Чехова?

- Чехова заграницей ждут всегда. Хотя и «Царя Федора» мы возили по их же просьбе. Обычно выбирают именно организаторы гастролей, а мы сами не слишком настаиваем на репертуаре – просто предлагаем названия на выбор. Но, конечно, мощные театральные страны, да и менее развитые в театральном плане, всегда обращают внимание именно на Чехова. Сравнить это можно с нашими ожиданиями от Комеди Франсез – конечно, мы ждем Мольера! А они мечтают увидеть, как Чехова играют русские.

- На недостаток зрителей во время гастролей жаловаться не приходится?

- Залы всегда битком. Многие русские, которые давно уехали за границу, приходят сами и приводят своих детей. Когда мы впервые отправились на гастроли в Израиль с «Вишневым садом» и «Царем Федором», то были поражены, что никто не брал наушники – все знали русский язык. И после «Царя Федора» люди кричали не «Браво!», а «Спасибо!». В первом ряду сидели пожилые люди, так они даже встать не могли – просто сидели и плакали…
А после «Вишневого сада» к нам за кулисы пришла молодая пара, а с ними зареванный десятилетний мальчик. Пришли с просьбой: «Вы нас извините, но ему так жалко дедушку, которого заколотили в доме…» Пришлось просить Валерия Носика, который играл Фирса, чтобы он быстро надел на себя костюм и вышел к ребенку – показать, что у «дедушки» все хорошо, что он жив. Вы бы видели, какое счастье было на лице у ребенка!..

- Трудно Малому театру находить «своего» режиссера? А то ведь бытует мнение, что режиссер Малому совсем не нужен.

- Мне кажется, это мнение несколько надумано. У нас всегда были разные режиссеры, причем среди них очень часто те, кого изгоняли из других театров. У нас работали и Эфрос, и Варпаховский, и Хейфец, когда его убрали из Театра советской армии, и Львов-Анохин, и Женовач после Малой Бронной, и Фоменко… Неправда, что Малом театре «съедают» режиссеров. Плохих «есть» - только желудок травить. А «есть» хороших – зачем? В этом логики нет. Кроме того есть и режиссеры, воспитанные непосредственно в Малом театре. Возможно, их спектакли не отмечены премиями, но отмечены зрительским успехом, что намного важнее.

- Однако сегодня все чаще слышишь (не применительно к Малому, а вообще, в театральной Москве): «съели» очередного режиссера.

- Чаще всего такое слышишь, когда из театра убирают среднего актера или режиссера. Да не съели, а убрали, а это уже другой вопрос.

- Сейчас, в юбилейный год Станиславского – только и разговоров, что о его «системе». А Малому театру она близка?

- Если разобраться, Станиславский просто аккумулировал все то, что узнал за свою жизнь. Он очень любил театр и брал уроки у артистов Малого театра, правда об этом почти никто не пишет. Он ведь учился у Федотовой, многое брал у Ленского. И никакого антагонизма тогда не было. Правда (смеется), они с Немировичем похитили Чехова из Малого театра…

- То есть в обучении актеров Малый театр и Щепкинское училище смотрят, скорее, в сторону Ленского?

- Александр Павлович Ленский был очень хорошим педагогом. Он был учителем Веры Николаевны Пашенной, а она – моей учительницей. И вот сейчас я веду курс и пытаюсь ввести в обучение именно систему Ленского. В двух словах она заключается в следующем. Набрав курс, Ленский давал ученикам задание приготовить за две недели любую роль по собственному выбору, а дальше смотрел результат. Остужев тогда приготовил Отелло. Ленский посмотрел, покачал головой и спросил: «Еще раз сыграть можешь?». Остужев ответил: «Могу». Сыграл, потом сыграл третий раз, четвертый… После шестого Остужев, наконец, сказал, что устал, что больше не может. На что Ленский: «Вот так должно быть с первого раза!»
Вера Николаевна нас учила: «На сцене нужно оставлять кусочек своего сердца». Вот в этом вся русская актерская школа – в сердечности и душевности. И никто в мире ее пока не переплюнул.

- Вы ежегодно видите сотни вчерашних школьников, которые горят желанием стать артистами. Как можно не ошибиться, выбирая достойнейших?

- Это очень легко. Даже если вам показать 10-15 абитуриентов, каждый из которых прочтет один отрывок, то вы сами сможете определить, кто чего стоит. Ни блата, ни откатов здесь быть не может, потому что каждый ученик – это гордость его педагога. Часто приходится отчислять студентов даже со второго курса. Такое случается, когда мы видим, что человек, совершив тот или иной поступок, просто не имеет права работать в театре, поскольку это нанесет искусству вред. Но для принятия такого рода решений, конечно, уже необходим опыт.
Был у нас один охламон – его все время ругали. Он стал известным артистом кино и режиссером. Так вот его ругали, но, тем не менее, «держали» в институте – значит, видели в нем что-то. Как же ему от нас досталось! Но возможно, именно поэтому он и стал таким, каков он сейчас.

- Воспитывать учеников – радость для вас?

- Работать со студентами – это как работать с тиграми. Ты берешь тигренка, умиляешься ему, но потом он может и лапой тебя ударить, и укусить. Но проходит время, и из тигренка вырастает огромный и красивый зверь, который делает все, что ты ему скажешь.
Я однажды снимался с тигром Вальтера Запашного и очень волновался, когда шел на съемочную площадку. В павильоне я увидел, как Вальтер ходит с тигром, держа его за ошейник. Вальтер, видя мое замешательство, говорит: «Не волнуйся, я ему уже все рассказал и всю систему Станиславского объяснил», - и хохочет. Дубль мы сняли. Потом пришлось делать еще дубль – сердце у меня было в пятках. Потом я узнал, что и Запашный тоже переживал, что на другой стороне павильона стояли специальные люди с брандспойтами и пугачами…
Вот что такое эта профессия. Иногда к артисту нужно подходить с лаской, но иногда и с кнутом. Опытные артисты сами все знают и сами кого угодно научат. А молодежи часто кажется, что все очень просто, и они уверены, будто все знают и умеют, потом выясняется, что не все… В таком случае, если кто-то вдруг решает уйти, то я никогда не обижаюсь. Даже, наоборот, могу посоветовать, куда можно пойти.

- За те годы, что вы преподаете в Щепкинском училище, что-то изменилось в самих студентах?

- Сейчас в театральных ВУЗах мы испытываем большой недостаток образованных ребят. Закончив 10 классов школы, они совсем не знают литературу, и нам год приходится тратить только на то, чтобы просто дать им необходимые гуманитарные знания. На то, чтобы рассказать им о Чехове, о Толстом… Они же читают по диагонали, да и то лишь положенное им по программе. А как артистка сможет «по диагонали» сыграть Катюшу Маслову? Нужно ведь не только литературу знать, но и эпоху, и общество того времени.
Поверхностное знание ничего не дает. Ни у нас, ни в других областях культуры, ни в медицине. В конечном счете, только здоровый человек (медицина), грамотный (школа), интеллектуально развитый (культура) может создать высококультурное общество, страну и народ. Конечно, всегда есть талантливые люди, которых в профессию привело сердце. Но ведь есть и те, кто поступили за деньги… Не помню, чья эта мысль, но, действительно, нужно вернуться к практике «распределения». Хотя бы на два года после окончания ВУЗа распределять выпускников в театры, оркестры, медицинские учреждения. Те, кто талантливы, смогут пробиться везде, а остальные хотя бы отработают за годы учебы! Большого вреда ведь от этого не будет. Работал же доктором Антон Чехов…

- Уже через месяц ваша большая сцена закрывается на ремонт. Учитывая, что проблемы с фундаментом вашего театра начались еще после ремонта Большого, наверное, смотрите на все грядущее с опаской?

- На самом деле, проблемы начались еще в 1990 году. Тогда государство выделило нам деньги, чтобы укрепить фундамент, но хватило лишь на центральную часть. Причем гарантия была 20 лет, а прошло уже почти 25… Теперь подошла наша очередь на ремонт, но, что страшно, на опыте Большого театра уже стало видно, какие могут возникнуть проблемы. Деньги выделены – все, как положено, но уже много сложностей создается. А в будущем, думаю, появятся и обвинения…
Мы творческие работники, нам нужен этот ремонт, но делаем-то его не мы. Мы предоставляем театр для ремонта, но всегда нам могут что-то не подписать, потому что в какой-нибудь бумаге будет недоставать запятой. Это вопрос социальный. А откатов мы не даем. Пока мы продолжаем делать все то, что намечено, исправлять ошибки, о которых нам говорят. Причем ошибки есть мелкие, а есть и серьезные, которые заметны даже мне – человеку, совершенно неискушенному в строительстве.

- То есть уже сейчас ремонт приносит одну только головную боль? На творческом процессе он сильно отражается?

- Просто мы плотно репетируем. С 10 утра один спектакль, с 15 – уже другой. С начала сезона мы выпустили четыре спектакля – такого, вообще, никогда не было. Но нас же загнали – нужно как-то оправдываться, нужно зарабатывать деньги. Вот, что нам говорят постоянно: «Нужно зарабатывать деньги».

- Значит ли это, что деньги окончательно встали во главу всего, даже в театре?

- Думаю, все-таки нет. Островский говорил: «Без театра нет нации». Я говорю чуть иначе: «Без культуры и искусства нет нации». В театре масса профессий: художники, актеры, режиссеры, слесари, костюмеры, гримеры, плотники, осветители, работники сцены, модельеры. И все они есть в нашем театре. Все, что делается для наших спектаклей, делается именно нашими мастерскими. Здесь творчество – везде. Все здесь люди творческие и высокопрофессиональные. И если что-то случиться, не дай Бог, и придется театр закрыть на какое-то время, то мы потеряем огромное количество замечательных профессионалов. Что и произошло во многих театрах Москвы и Санкт-Петербурга. Потерян класс, который воспитать за пару лет невозможно. Для этого нужны десятки лет. И если мы это утратим, то будет катастрофа.

- Статус «Театра Европы» вам помогает или это скорее почетное звание?

- Финансово ничем не помогает. Но помогает в общении с другими театрами и театральными людьми. Так, у нас за последние несколько лет ставили и ставят французские и итальянские режиссеры, проводятся гастроли за рубежом. Причем мы настаиваем на том, чтобы режиссеры ставили у нас так, как делали бы это у себя на родине. Или в прошлом мае мы провели международный фестиваль и форум, приняв более двадцати руководителей театров Европы. А в середине 1990-х первыми в Москве мы устроили фестиваль национальных театров Европы, на который приезжали и греки, и итальянцы, и англичане, и немцы. Позднее, правда, на подобное не хватало финансовых возможностей.

- А найти постоянных спонсоров не получалось?

- Вы знаете, бизнес не поддерживает театр. Да и вообще, театр и бизнес, на мой взгляд, вещи несовместимые. Я не хочу сказать ничего плохого. Я знаю, что многие бизнесмены помогают театрам, но все равно. Было бы очень эффективно и удобно осуществить ту схему, которая уже давно есть на Западе, где бизнес, поддерживающий культуру, имеет большие льготы. Тут ничего не надо придумывать. Но как быть с образованием? Ведь это та же проблема. Сложно совместить бизнес и образование или бизнес и медицину. А ведь именно все это и называется культурой нации.

Ася Иванова

«Вечерняя Москва» , 27 марта 2013 года

БОЛЬШОЕ В МАЛОМ

Меня обидели чиновники. Не смогли сделать простой человеческий жест - принять, выслушать, заглянуть в документы. Пока я ходила по кабинетам, пока искала защиты у самых разных влиятельных лиц - прошло много времени, и свои права отстоять в итоге я не смогла. К счастью, есть театр, подумала я, и решила сходить на классику - посмеяться над власть имущими. Но куда идти? Что смотреть? Человек я небогатый, а зрение не позволяет мне сидеть дальше 10-го ряда. Стало быть, нужны билеты не самые дешевые. Звоню в билетные кассы:

- Помогите найти хороший спектакль. Ответ поставил меня в тупик:

- Вы хотите что-то современное или из классики?

И здесь я поняла глупость своего вопроса. Где критерий «хорошего»? В театре я сто лет не была, но в студенческие годы театралкой была заядлой - смотрела многие постановки Товстоногова, Эфроса, Любимова, Ефремова, Захарова... В те годы считалось, что ответы на наболевшие вопросы нужно искать в авангарде - в том, что модно и современно. Поэтому выбрала я «Ревизор» Театра Моссовета (постановка Нины Чусовой с Гошей Куценко в роли Хлестакова. - «Т»). Спектакль любопытный, артисты замечательные, но, что называется, на любителя - я же хотела увидеть немного другое... Разговорилась с дамой в антракте. Та посоветовала мне сходить на «Волков и овец» в «Табакерку».

- Бегите туда, - уверяла она меня. - Там все про нас. Про наши дни. Побежала. Действительно интересно. Но немного не то, что я ожидала и хотела увидеть. Хочу подчеркнуть - надеюсь, никто на меня не обидится: спектакль пользуется успехом, но я говорю о том, как сложно на карте Москвы отыскать что-то свое. Стала покупать газеты и журналы - читать отзывы критиков, но вскоре поняла, что пишут они на своем языке - скорее для специалистов, нежели для рядового зрителя (впрочем, на этом фоне приятно выделяется ваш «Театрал»). В итоге махнула на авангард рукой - пошла в старый добрый Малый театр. На «Ревизора». И поняла - вот именно то, что я искала! А потом посмотрела «Власть тьмы», который (я специально узнавала) несправедливо обойден вниманием критики. Так что в столичном хаосе я нашла наконец то, что искала. И открыла для себя ваш журнал «Театрал». Спасибо, что помогаете зрителям ориентироваться в столь сложных «процессах». Жаль только, вы ничего не пишете о начавшейся реконструкции Малого театра. Как долго она продлится и будут ли изменения в репертуаре?

С уважением, Антонина Владимировна Суховерченко, Москва

Отвечает Юрий Соломин, худрук Малого театра:

- Реконструкция началась, и есть объективные сроки, но беда в том, что нам эти сроки то и дело пытаются сорвать. Малый театр находится в самом центре столицы, идет огромный ремонт, но ставятся барьеры: машины, груженные цементом, не могут проехать, а без цемента здесь делать нечего, потому что его будут закачивать в фундамент. И получается, что для женщин на иномарках, которые приезжают в ГУМ, есть подземная парковка, а для нас, простых людей, которые занимаются ремонтом, нет элементарных условий: из ограждений понастроены бетонные закутки - ни одна машина развернуться не может. Кто это делает?! Пишем письма, звоним - не можем концов найти. На каждый метр в центре Москвы множество надзирателей. А впереди у нас запланировано много мероприятий. Как же автобус, например, с детьми-инвалидами подъедет к театру? Мы боремся. И будем бороться, пока нас не услышат.


«Театрал» № 3 (103) Март 2013

Худрук Малого театра народный артист СССР Юрий Соломин в среду был награжден «Романовской» премией, учрежденной главой Российского Императорского Дома великой княгиней Марией Владимировной Романовой в 2013 году.

ЮРИЙ СОЛОМИН ПОЛУЧИЛ «РОМАНОВСКУЮ» ПРЕМИЮ

Худрук Малого театра народный артист СССР Юрий Соломин в среду был награжден «Романовской» премией, учрежденной главой Российского Императорского Дома великой княгиней Марией Владимировной Романовой в 2013 году.

«Романовская» премия учреждена в честь 400-летия преодоления Смуты. Она присуждается за заслуги в укреплении российской государственности, социальное, просветительское, миротворческое служение и усилия по укреплению межрелигиозного и межнационального диалога, мира и согласия.

Первая церемония награждения прошла в Москве в РГБ.

«Я благодарю за эту честь, я 25 лет руковожу художественным театром. Я думал, что будет легко, но оказалось, что легче создавать что-то новое, чем сохранять традиции», — сказал Соломин, получая награду.

По материала РИА Новости

В 1975 году премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм» получила картина Акиры Куросавы «Дерсу Узала», главную роль в которой сыграл ЮРИИ СОЛОМИН. Юрий Мефодьевич актер легендарный. Фильмы с его участием — это наша классика, а благородные романтичные герои Соломина и сегодня вызывают чувство восхищения…

Вадим Верник, «ОК!», №9 2013 года

«Я ПЫТАЛСЯ СПРЯТАТЬСЯ – МНЕ БЫЛО СТЫДНО»

В 1975 году премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм» получила картина Акиры Куросавы «Дерсу Узала», главную роль в которой сыграл ЮРИИ СОЛОМИН. Юрий Мефодьевич актер легендарный. Фильмы с его участием — это наша классика, а благородные романтичные герои Соломина и сегодня вызывают чувство восхищения…

Совсем недавно Юрий Мефодьевич отметил 55-летие своего служения Малому театру. Дата не только красивая, но и символичная: у Соломина всё и всегда было на отлично, и жить по-другому он просто не умеет. Юрий Соломин получил все возможные награды и регалии и даже успел побывать в должности министра культуры России. Уже двадцать пять лет он является художественным руководителем Малого театра. Его служебный кабинет идеально отражает не только статус, но и характер хозяина. На стенах — живописные портреты корифеев Малого, с которыми Юрий Мефодьевич выходил на сцену. Под аккомпанемент мирного чириканья птички в клетке я рассматриваю фотографии Соломина, на которых он запечатлен с королевой Елизаветой во время ее визита в Малый театр. А вот рисунок выдающегося японского режиссера Акиры Куросавы, подаренный Соломину во время съемок фильма «Дерсу Узала».

Юрий Мефодьевич, у вас так хорошо в кабинете. Птицы поют как в райском саду...

Это Федя, мой второй попугай. Первый прожил десять лет. Мне его подарили, и я назвал его Федором. Я тогда играл царя Федора Иоанновича. Тот Федя был очень хороший, общительный, любил сидеть на двери, и все, кто входил, пугались от неожиданности. Будь он сейчас жив, я бы его выпустил, и он сел бы на чашечку и стал пить.

Вы всё ему позволяли?

Всё позволял. Потом он у нас заболел, мы ему даже неотложку вызывали, доктор приезжал. Мы его спасли, и Федя прожил еще где-то полгода. А потом раз — и упал. И всё... У них тоже сердце есть. У нас на Бронной был прекрасный зоомагазин, где работали замечательные продавщицы, две Наташи, которые сами, казалось, умели лечить животных, знали, какие им нужны лекарства. Когда они узнали, что у меня умер попугай, они мне подарили вот этого, точно такого же окраса. И стал он у меня тоже Федей. Вторым. Он что-то там пищит себе, хитрый очень.

Я смотрю, у вас очень много статуэток собак, прямо выставка. С чем это связано?

Я очень люблю собак. У меня в подмосковном доме их целых четыре. Зачем вам столько?
У меня еще пять кошек. Одна здесь живет, она уже старая, а четыре — там. Они все дружные, ни стычек, ни интриг, как это между людьми бывает, хотя у каждой свой характер. А за город я каждую неделю езжу, обязательно с ночевкой. Ваши собаки, наверное, породистые? Нет, они у меня самые настоящие дворняги. Мы с женой всегда дворняг подбирали, даже когда у нас не было квартиры и мы снимали угол на Сретенке. Однажды, помню, притащила Ольга пса, мы его подлечили. Гариком назвали. А потом и другие стали появляться таким же образом. Собаки были всё время, жили подолгу — лет по четырнадцать. А когда мы уже обзавелись квартирой, мне на шестидесятилетие подарили породистую собаку, немецкую овчарку. Я с детства мечтал об овчарке. Еще когда я жил в Чите, я посмотрел фильм «Джульбарс». И мне так захотелось быть пограничником в Средней Азии — чтобы собака такая была со мной, чтобы она ловила басмачей и спасла старика, как в фильме...

Это все романтика юности. А как началась ваша актерская история?

В Чите я ходил в Дом пионеров. Там у нас было много кружков: хоровой, танцевальный, художественный, кройки и шитья. Я остановился на драматическом. Это был год сорок четвертый-сорок пятый, в то трудное время о детях очень заботились.

В вашем детстве был какой-нибудь спектакль, который вас потряс?

«Снежная королева». А тогда ведь еще война шла. Мы были ошеломлены, я раза два или три ходил его смотреть. Вот представьте себе: вбегают разбойники, пробегают через весь зал с песнями, криками, с собаками. Собаки лают... Потрясающий был спектакль. И вот около двадцати лет назад я нашему режиссеру, Виталию Иванову, говорю: «Виталий, поставь, пожалуйста, «Снежную королеву» так, чтобы дети запомнили ее навсегда, как я в свое время...». Он сделал немного по-другому: без собак, зато есть Сказочник, хорошая музыка. Спектакль этот и сегодня собирает аншлаги. И «Снежная королева» из детства вдохновила вас на актерские подвиги. Насчет актерства я тогда еще не решил, но всё это мне очень нравилось. В Доме пионеров я еще ходил в кукольный кружок, и первой моей ролью был Барсук. А потом в драматический кружок стали набирать младшую группу, меня и еще нескольких ребят пригласили. Режиссер ставил «Бежин луг» Тургенева. Очевидно, получилось неплохо, раз нас выставили на смотр художественной самодеятельности, мы тогда получили какую-то премию. У меня даже книга сохранилась — почему-то «Иван Грозный», — там подписано: «Участнику смотра за роль такую-то в «Бежином луге». Это было для меня мощным толчком.

Юрий Мефодьевич, а как вы, парень из провинции, решили ехать в Москву?

Вот смотрите, Вадим. Мы с друзьями, само собой, убегали с уроков, бегали на первые сеансы в кино. Помню, в кинотеатре «Комсомолец» народу никого не было, и мы сидели не на стульях, а на их спинках. Смотрели разные военные фильмы, «Кубанские казаки»... Я случайно попал на фильм, который назывался «Малый театр и его мастера». Это был документальный фильм к юбилею Малого театра. И тогда я увидел Жарова, Ильинского, Пашенную, Царёва, Владиславского... И меня совершенно потрясло такое количество великих артистов в одном театре...

Понятно. И тогда у вас появилась цель — Малый театр, всё точно и конкретно.

Именно, всё точно и конкретно. И я запомнил: «Малый театр и его мастера», театральный вуз при Малом театре, Неглинная, дом 6. В 53-м году я окончил школу и, когда уже получил все документы, проходя мимо почты, отправил их по этому адресу. А потом поехал в Москву.

Один или с родителями?

С отцом, у него был бесплатный железнодорожный билет. Мы ехали семь суток, и все эти дни я много думал, учил какие-то басни и... очень боялся. В Москве нам жить было негде, мы остановились у знакомых в Монино. А потом произошло нечто невероятное. Совершенно очевидно, что есть какая- то сверхъестественная сила — с каждым годом я в нее всё больше верю, — она-то и привела меня сюда. Поскольку все мои документы были здесь, в училище при Малом театре, я пришел поступать. Отец сидел в скверике у Большого театра, ждал меня. И вдруг его обокрали — забрали всё: документы, обратный билет... Можете себе представить? Хорошо, что отца в нашем городе многие знали.

Он на вокзале встретил читинцев, те позвонили домой, и отца послали в Министерство железнодорожного транспорта около Ярославского вокзала, мол, там дадут билет. К этому времени я уже прошел два тура на курс к Вере Николаевне Пашенной, остался третий тур и конкурс. И вот я прибегаю к отцу, он мне всё это рассказывает и говорит: «Поехали домой, мы не можем больше ждать — денег нет»... И тут вы проявили настойчивость? Не совсем. Отец посоветовал мне пойти прямо к Пашенной и рассказать ей, какая произошла неприятность. И я пошел! Она посмотрела на меня и говорит: «Ну оставайся». Я и остался. (Указывает на портрет.) Вот она, Вера Николаевна. А это ее учитель — Ленский Александр Павлович. Вообще Вере Николаевне наша семья очень обязана. Моя жена Ольга тоже актриса. Мы учились на одном курсе. У нее была толстенная коса, почти до пола...

Коса вас, наверное, и покорила?

Я сейчас уже и не помню.

Вы не помните, чем вас покорила жена?

Наверное, не только косой, еще чем-то. Больше пятидесяти лет уже прошло. И вот Вера Николаевна спрашивает Ольгу, зачем она прилепила косу. А Оля отвечает, что она не прилепляла, что это ее коса. А коса-то на одной шпильке держалась. Пашенная попросила ее косу распустить. Оля шпильку вытащила, и коса у нее так фьють — и упала. Вера Николаевна говорит: «Ну хорошо» — и приняла в институт. В первый день занятий Оля опоздала, свободное место оказалось рядом со мной. Вот так до сих пор и сидим рядом...

А вы Ольгу ревновали, когда ее кто-то обнимал на студенческой сцене?

На сложные вопросы я не отвечаю. Почему, Юрий Мефодьевич? Я ревнивый очень. (Улыбается.)

А поженились вы уже после института?

На четвертом курсе.

Но жена актрисой не стала, сразу стала педагогом, так?

Нет, она была ведущей актрисой в Московском ТЮЗе. Там она начала работать, еще когда училась на третьем курсе. Это был расцвет ТЮЗа. Вот ее с третьего курса взяли сразу на Луизу в «Коварстве и любви». Она проработала там, наверное, лет пятнадцать. А потом родилась дочка, у нас не было никакой помощи, мы не могли даже няню пригласить.

Вы имеете в виду, что материально это было невозможно?

И материально, да и жилья не было. Мы сначала жили в общежитии, а потом нам от Малого театра дали комнату в одиннадцать метров на Арбате. Вот там и родилась дочка. Не было никаких удобств, одна комната наша, а в соседней жила другая молодая пара.

Юрий Мефодьевич, жена, наверное, переживала, что ей пришлось оставить сцену?

Вы знаете, она ко всему как-то спокойно отнеслась. Стала писать, у нее книжка вышла. Потом работала в газете «Известия». Когда я сидел с дочкой, Ольга могла куда-то выезжать в качестве корреспондента. А когда дочь подросла, жена стала преподавать.

Я так понимаю, вы однолюб: одна супруга на всю жизнь, один театр. Это свойство характера или консервативность?

Время было другое. Тогда было стыдно разводиться. Это сейчас модно говорить «я в третий раз выхожу замуж», «я в третий раз женюсь».

Но вы ведь вместе не потому, что «стыдно разводиться», а потому, что хотели и хотите так жить. Я имею в виду, у вас это в характере — ничего не искать на стороне?
Наверное, да. Как бы я ни был болен, я всё равно иду в театр. И у жены точно так же: она без училища жить не может. У нас все выросли: дочка, внучка... Вот Ольга и растит своих учеников, есть среди них уже заслуженные и народные артисты. Дочка стала пианисткой.

Не хотели, чтобы она была актрисой?

Нет-нет, это было ее решение. Она закончила консерваторию, и внучка тоже. Мы никогда не навязывали дочери свое мнение. Просто когда она училась, музыка была для нее не на последнем месте.

Юрий Мефодьевич, вы много лет руководите Малым театром, а несколько лет были даже министром культуры. Когда у вас появилась руководящая жилка?

Никогда она не появлялась. У меня ее нет.

Как это нет?

Я никогда не думал об этой профессии, а это именно профессия. Я с детства знал, что есть артисты, но я понятия не имел, что существуют режиссеры, тем более художественные руководители театра. Я думал так: работает в театре — значит, артист.

Как же так случилось, что артист Соломин стал руководителем театра?

Всё это произошло вдруг. Меня всегда выбирали в художественный совет от молодежи — может, чувствовали, что я человек ответственный. Был 1988 год, Владимир Андреев, в то время главный режиссер, ушел из театра, и многие проголосовали за меня. Так что я первый выбранный, а не назначенный руководитель Малого театра.

Поначалу вам психологически сложно было руководить людьми, которые еще вчера были просто коллегами?

Вы знаете, было очень смешно. Я человек заводной, эмоциональный, могу и накричать. Мне сейчас даже врачи говорят, что кричать нельзя. Я понимаю, но знаете как собака: ей говоришь «нельзя», а она всё равно делает по-своему.

То есть вы можете в любой момент взорваться, загореться как спичка? Люди должны вас бояться...

(Улыбается.) Нет, сейчас они, к сожалению, меня не боятся, знают, что я быстро отхожу. Я недоброе быстро забываю, здороваюсь с человеком, даже если он мне что-то плохое сделал.

А как в театре относились к тому, что вы много снимались в кино?

Примерно с шестьдесят пятого года и до семьдесят первого я в театре, кроме Хлестакова, которого мне просто подарил Игорь Ильинский, ничего другого не играл. И мог сниматься в кино. Причем я ни разу не просил меня освободить, снимался в свободное от театра время.

После «Адъютанта его превосходительства» на вас, наверное, обрушилась сумасшедшая слава?

Понимаете, «Адъютанта» могло бы и не быть, если бы я не снялся в фильме «Сильные духом», где мне предложили сыграть одного гестаповского офицера, немецкого разведчика, как я для себя решил. Пожалуй, это одна из моих лучших ролей. Я играл не фашиста, я играл разведчика. И режиссер Евгений Ташков, что называется, меня засек и предложил что-то похожее в «Адъютанте». А потом он предложил попробовать меня на главную роль. А я так удивился, спросил его, почему же я не подхожу на ту роль, которую он мне сначала предлагал. Мне, знаете, больше и не надо было. Он потом шесть раз пробовал меня на Кольцова, а «Мосфильм» не утверждал.

Почему?

Не знаю. Это можно узнать, наверное, если поднять материалы художественного совета, потому что в них я до сих пор значусь как артист, не утвержденный на эту роль. Но Ташков сказал, что в противном случае картину снимать не будет.

У вас после премьеры фильма была эйфория от успеха? Вот вы уже знаменитый актер, у вас просят автографы, вас обожают зрители, в Малый театр наверняка начали ходить на Соломина...

Я вам расскажу хохму. В семьдесят первом году у нас были гастроли в Киеве и в Одессе, тогда как раз гремела эта картина. И вот, представьте себе, подходит состав к перрону, все знают, что в этом вагоне едут народные артисты. А мы, молодежь, ехали через три вагона, в купе. Прибывающий поезд встречал оркестр, и через все эти вагоны люди бежали именно к нашему. Мне, если честно, было очень неудобно. Эйфории не было никакой. Я тогда жил в Бескудниково, ездил от «Новослободской» на автобусе. После спектакля мне надо было отстоять в очереди на автобус, потом ехать часа полтора. Дороги как таковой там не было, грязи по колено.

Неужели вас не узнавали?

Узнавали. Я всё время пытался спрятаться — мне было стыдно.

Почему стыдно?

За родину стыдно... А потом, ощущения такие странные: стоишь в автобусе, а человек десять тебя узнают и смотрят на тебя. Ты уже не отдыхаешь, а продолжаешь работать — ну что делать: подмигивать, улыбаться, ругать советскую власть? Если бы я тогда ее начал ругать, мы бы с вами сейчас не беседовали.

Юрий Мефодьевич, довольно редко так случается, что два брата становятся известными актерами. А Виталий пытался вам, как старшему брату, подражать?

В Москву он поехал, возможно, и из-за меня, но он никогда никому не подражал. Он по характеру был не таким. Я тоже никому не подражал. Наверное, дело в воспитании.

Вы как-то помогали Виталию готовиться к поступлению?

А как вы думаете? Естественно.

Между вами была творческая конкуренция? Это ведь всегда неплохой стимул.

Конкуренции не было. Я ведь старше его почти на семь лет. Ему в декабре исполнилось бы семьдесят два, а мне семьдесят восемь будет. Знаете как. Если я уже ухаживал за девочками, бегал на танцульки, то он еще, извините, в штаны писал. Так оно и продолжалось. Жена моя, Ольга Николаевна, водила его в училище на туры, переживала там вместе с ним. Но Пашенная... Смотрите, я ее опять вспоминаю.

Пашенная в вашей судьбе прямо как ангел- хранитель.

И вот Виталий вошел на конкурс, сел. Вера Николаевна была тогда председателем комиссии, а курс набирал Николай Анненков. У Виталия спрашивают: «Фамилия?» Он говорит: «Соломин». Пашенная улыбнулась: «Это какой еще Соломин? Из Читы? Принять».

Потрясающе!

Ну не только так, он, конечно, что-то читал. У Анненкова тот курс был очень сильным, вот несколько фамилий: Олег Даль, Виктор Павлов, Кононов Мишка, Виталий Соломин, Слава Барышев...

Вы, кажется, не так часто играли в театре вместе с Виталием? Помню спектакль «Дядя Ваня» и дуэт братьев Соломиных.

«Дядя Ваня», да. Еще мы играли вместе в «Украли консула!» Я — главную роль, а его ввели туда вместо Вити Борцова, он играл студента. Потом мы играли вместе в «Любови Яровой». И «Дядя Ваня»... Хороший был спектакль.

Виталий был для вас сильным партнером?

Он был хорошим партнером. А я — плохим, потому что не мог с ним играть, как не могу играть со своими бывшими студентами.

Почему, Юрий Мефодьевич?

Потому что я всё время смотрю на них и наблюдаю — мне всё время хочется что-то сказать, направить.

Понятно. Вы каждый день ездите в театр?

А как же! И всё думаю, как же мне график сменить. Ничего не получается. Для меня это нормально — такая жизнь нервная.

И все-таки жизнь сложилась так, как вам хотелось, или были какие-то упущенные возможности?

Что значит «упущенные»? Не знаю, подлостей я не совершал, никого не обижал, разве только мимоходом, но не из зависти, не из злобы. Может, те, кто меня плохо знает, по злобе могут сказать: мол, дурак, мог бы и больше сделать. А у меня всё и так есть, мы всё сделали своими руками.

И напоследок: скажите, когда вы начали носить такие элегантные усы?

Вы знаете, как-то так получилось, что на съемках «Адъютанта его превосходительства», «Хождения по мукам», «Дерсу Узала» я всё время клеил усы. И в театре тоже клеил. Тогда я стал грозиться отпустить усы. И отпустил, и как-то легче стало. Лет двадцать назад это было.

Вадим Верник
«ОК!», №9 2013 года

«ПИКОВАЯ ДАМА» ДЛЯ МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

20 февраля для сотрудников Московского университета в Государственном академическом Малом театре был дан спектакль «Пиковая дама». После спектакля ректор МГУ В.А. Садовничий поблагодарил актеров за прекрасную игру и огласил решение Ученого совета университета о вручении художественному руководителю Малого театра Ю.М. Соломину звания Почетного профессора Московского университета за «выдающийся вклад в развитие культуры и плодотворное сотрудничество с МГУ».

Фоторепортаж Николая Антипова

Смотреть запись на сайте Первого образовательного телеканала

А в Малом театре суфлер до сих пор работает в суфлерской будке, представляете?! Не представляете? Тогда эта передача для вас, для тех, кто интересуется театральным закулисьем. На видео замечены: Юрий Соломин, Андрей Житинкин, Борис Клюев, Александр Дривень и др., а так же суфлеры, гримеры, костюмеры Малого театра.

Смотреть передачу на канале «Доверие»

Однажды мне пришлось выбираться из переполненного зала, игнорируя недовольные взгляды зрителей: Юрий Соломин в окружении журналистов покидал церемонию открытия 6-го кинофестиваля «Русское зарубежье» под громкие аплодисменты. Время поджимало, плотное кольцо репортёров наконец-таки выпустило знаменитость, и мне удалось вручить худруку Малого театра свои публикации о недавних обменных гастролях с Курским драматическим. Внимательный взгляд его потеплел, последовала удивительно радушная улыбка, и мы договорились об интервью, которое перешло в чаепитие и беседу.

Ирина КУМОВА,«Литературная газета», 30 января 2013 года

ЮРИЙ СОЛОМИН: «В МАЛОМ ТЕАТРЕ КЛАССИКУ НЕ ПЕРЕДЕЛЫВАЮТ»

Однажды мне пришлось выбираться из переполненного зала, игнорируя недовольные взгляды зрителей: Юрий Соломин в окружении журналистов покидал церемонию открытия 6-го кинофестиваля «Русское зарубежье» под громкие аплодисменты. Время поджимало, плотное кольцо репортёров наконец-таки выпустило знаменитость, и мне удалось вручить худруку Малого театра свои публикации о недавних обменных гастролях с Курским драматическим. Внимательный взгляд его потеплел, последовала удивительно радушная улыбка, и мы договорились об интервью, которое перешло в чаепитие и беседу.

Театр, музыка
и «русский дух»

– С апреля Малый театр начинает работать в гастрольном ритме, и зрители других городов увидят «Последнюю жертву» Островского и «Тайны Мадридского двора» – спектакль, который в Москве пользуется большим успехом. Ведь мы играем на гастролях не в обрезанном – «выездном» варианте, а в такой же точности, как и на своей сцене. Я сам родом из провинции, из Читы. Помню город 50-х годов сплошь из домов-срубов, и то, как все мы ждали гастролей. Это было событием. Каждое лето приезжала к нам Иркутская оперетта, лучшая оперетта страны того времени! Я тогда был совсем мальчишкой, а вот до сих пор помню трёх знаменитых комиков – Загурского, Маринского и Каширского… Или опера из Улан-Удэ – какое это было потрясение для нас, зрителей!

– Подобным потрясением стал спектакль Малого театра «Горе от ума», где каждый персонаж оказался близок современному зрителю. И Юрия Соломина в роли Фамусова тоже кто-то наверняка запомнил на всю жизнь. Удивительно, что пьесе Грибоедова почти 200 лет, но чувствуется живая русская классика – редкое взаимодействие великой драматургии, первоклассных актёров и зрителя.

– Действительно, за это время изменились общество, отношения, да и само «Горе от ума». Современные зрители как-то по-особому приняли роль Фамусова. Наверное, потому, что речь зашла о семье, о воспитании ребёнка – дочери. В наше время это тоже очень сложно, и не только одинокому мужчине. Я не играю Фамусова обычным подхалимом, хотя можно было бы и так. Но для чего? И если ответить, ради чего Фамусов подхалимничает, то всё становится на свои места. Он может быть любым – высокомерным, вздорным, пятым, десятым, но каков основной стержень его образа? Отвечу: Фамусов озабочен судьбой дочери, и это вылезло сегодня на первый план в решении характера персонажа. Кого выбрать в мужья для Софьи и что она будет делать, если отец умрёт? Кто и как позаботится о ней? Кругом одни прохиндеи! «Подалее» надо «от этих хватов, в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов...» Вот вам и тема. И если играть Грибоедова по-честному, без «фиги в кармане», то остаётся особое послевкусие от прочтения пьесы. Мне, например, никогда не нравился Чацкий. Я всегда думал: да что он ко всем цепляется, вяжется: «Старух зловещих, стариков дряхлеющих… Вон из Москвы! сюда я больше не ездок!..» А если сказать всё это с улыбкой, иронией, то подковырки Чацкого приобретают совсем другой оттенок. Ведь Грибоедов, будучи аристократом, дипломатом, мог очень точно подцепить, поддеть, но как автор был не злой, а честный. Мы не переделываем классику, это невозможно. Стараемся понять, что написал автор, и найти новое решение. В этом – вся суть, а не в том, чтобы сотворить оригинальный капустник.

– Вы допускаете интересные трактовки классических произведений, например, в музыке?

– Вот я люблю джаз. Люблю и классическую музыку. Но представьте, если играть на джазовом инструменте – саксофоне, например, «Танец маленьких лебедей» Чайковского? Не будет ни Чайковского, ни джаза. И музыки не будет! Будет просто хохма… Музыку Чайковского, Римского-Корсакова, Глинки переделать невозможно, и я так же против того, чтобы перелицовывать великую драматургию. Почему весь мир чтит науку Станиславского? Потому что русская театральная школа с глубиной. А с глубиной, потому что мы играем таких авторов, я имею в виду мировую классику. Например, наши постановки идут по 20 лет. И некоторые нас за это критикуют. Есть, конечно, старые спектакли, как, например, «Свои люди – сочтёмся!» в филиале Малого театра: уже декорации износились и костюмы сшили по второму разу, но посещаемость 90–80–75 процентов от наполняемости зрительного зала. Как можно убирать такой спектакль из репертуара? Жалко. Это же настоящее произведение искусства. Вот однажды собрался я посмотреть нашумевший спектакль, который «Золотую маску» получил и многие другие театральные награды, да всё как-то было некогда. А когда выкроил время, оказалось, что «такой сильный» спектакль уже снят с афиши – не идёт. Я так хохотал! После этого уже не хожу на все эти нашумевшие постановки. А вот у нас уже 25 лет идёт «Недоросль» Фонвизина с огромными монологами, без всяких трактовок и адаптаций! Приходят дети и слушают текст, и впитывают… Недаром Островский говорил: «Без театра нет нации», и он абсолютно прав.

– В мемуарах и воспоминаниях начала ХХ века Малый театр упоминается современниками как «редкий островок с исконным московским отпечатком» в отношениях и манере общения, интерьерах и речи... Таковым театр остаётся и по сей день, имея нынче официальный статус национального достояния России. Здесь действительно витает особая атмосфера, некий «русский дух». Это заслуга корифеев Малого театра или многих и многих поколений зрителей?

– Прежде всего это заслуга тех авторов, которые идут у нас. Грибоедов и Пушкин, Островский и Чехов, Толстой и Мольер. Я с 1988 года художественный руководитель театра, и мы ставим только классику, кроме одной постановки, хотя Солженицын сегодня тоже классика. Когда писатель в начале 90-х годов вернулся в Россию, мы уже готовили к постановке в честь 50-летия Великой Победы его пьесу «Пир победителей». Помню, что при прочтении нас очень тронуло, как один герой Солженицына – солдат – мечтал побывать в Москве и сходить в Малый театр. И мы поставили эту пьесу, которая имела успех. Автор присутствовал на премьере и, кажется, тоже был, в свою очередь, растроган.


КОРОЛЕВСКОЕ ЧАЕПИТИЕ

Из пурпурно-бархатного зрительного зала через картинную галерею директорского фойе мы перешли в кабинет Юрия Соломина. «Старомосковская тишина»: щебет певчей птички из дальнего угла большой комнаты и мерный ход старинных часов. Мы расположились у большого круглого стола за чаем, и мой взгляд остановился на улыбке королевы Англии Елизаветы II. На стене висела её большая фотография с автографом.

– Столы, стулья, диваны, на которых мы с вами сидим, это всё – XIX век.

– А мы так просто здесь чай пьём?!

– Ну, не так просто – с пирожками… Двадцать пять лет назад специалист, который реставрировал эту старинную мебель, сказал, что мебель живёт тогда, когда используется по назначению. Хотя, казалось бы, после реставрации надо было, как в музеях делают для большей сохранности, повесить верёвочки на диванах, но у нас всё настоящее и должно остаться таковым после ремонта.

– Не по этой ли причине королева Англии посетила Малый театр?

– Да, она действительно в 1994 году была в России несколько дней с единственным визитом. И для встречи с дипломатическим корпусом выбрала именно Малый театр. Когда мы провожали делегацию, то я вручил Её Величеству палехскую шкатулку ручной работы с изображением Малого театра. Она посмотрела, улыбнулась, сказала: thank you. Вот и всё. За ней шла целая кавалькада королевской свиты, и один старикашечка из третьего ряда свиты, видимо из русских эмигрантов, остановил меня за руку и спросил: «Откуда вы узнали, что Её Величество коллекционирует шкатулки?!» Я ответил: «Да мы просто хотели что-то подарить на память о России и Малом театре». Он говорит мне: «Вы попали в точку!» Через две недели Елизавета II прислала для меня вот эту фотографию с автографом. А ведь она могла забыть о такой малости. Они ведь, королевы, оказывается, всего один раз выезжают с визитом в какую-нибудь страну.

– Если вернуться к самому началу творческого пути, кто для вас был особым примером?

– Вера Николаевна Пашенная, мой педагог в Щепкинском училище при Малом театре. Она мне очень помогла не только в профессиональном становлении, но и в жизни. Пашенная помогла мне, как в своё время и ей помог Александр Павлович Ленский, – выдающийся актёр, режиссёр и педагог. Вот в кабинете у меня висят два их портрета. Ленский воспитал знаменитую плеяду учеников, как затем и Пашенная. Эти имена идут вместе со мной по жизни. Ведь мы с женой учились у Веры Николаевны и сейчас сами преподаём в Щепкинском училище: ведём свой курс и каждый день вспоминаем своего педагога. А когда отмечалось 100 лет со дня её рождения, то мы решили назвать именем великой актрисы свой курс. Вот уже состоялось три выпуска курса имени Веры Пашенной, и все цветы наши выпускники несут к её портрету в Щепкинском училище.


О ПРОШЛОМ И БУДУЩЕМ

– Знаменитый актёр Императорского Малого театра – реформатор русской сцены, бывший курский крестьянин Михаил Семёнович Щепкин – как бы прокомментировал нынешние реформы в театральной жизни?

– Он пришёл бы в ужас и попросился бы обратно. М-да… Потому что любая реформа должна готовиться людьми, которые понимают дело и знают в перспективе, куда эта реформа может привести. А все последние реформы – и в образовании, и военные, и прочие не имели успеха. Ведь преобразования должны готовиться основательно и очень сознательно теми профессионалами, кто имеет на это право, положив годы и годы работы внутри отрасли, а не извне… И если говорить о нашей жизни, то реформировать, я думаю, вообще ничего нельзя. Точно так же, как перестраивать ничего нельзя. Дом перестраивать нельзя – его можно поддерживать в том состоянии, в котором он был создан, или обновлять. Страна – это наш общий дом.

– В котором «…от ума» иногда бывает и «Горе…»?

– Горе от необразованности. Поэтому мы в театре приняли решение не продавать билеты по коллективным заявкам, когда школьников водят классами на спектакли, хотя нам ставят это в упрёк. Дескать, в Малом идут пьесы из обязательной школьной программы, а детишки все гурьбой не могут это посмотреть… Я понимаю, что читать им не хочется, – посмотреть лучше, выключив мозги. Книгу надо читать, да ещё выучить: «Вон из Москвы...» Сейчас ведь никто ничего не учит наизусть. Я-то знал все эти монологи со школьной скамьи. Нас заставляли учить и правильно делали. Молодых надо заставлять что-то делать, как в семье. Родители говорят – мы должны прислушиваться. И они должны понимать, куда пришли и зачем. Пожалуйста, пусть покупают билеты и приходят, как все зрители, без обязательной программы. И даже при таком нашем правиле посещения Малого театра случился казус. Идёт ответственный спектакль – партер наполнен солидной публикой, в зале стоит идеальная тишина, всё нормально. Но когда мы вышли на поклон в конце спектакля, вдруг с балкона, где сидел наш юный зритель, раздался дружный ор, свист и крики: «Вау!» Я остановил жестом всё это действо и сказал, обращаясь к ним: «Дорогие ребятки! Вы не виноваты в том, что не знаете, куда попали, – это не стадион. Это национальный русский театр. В зале, где вы сейчас визжали и кричали, – вон на том месте сидел Гоголь, а там – в амфитеатре Чайковский сиживал. И первая постановка «Евгения Онегина» со студентами Московской консерватории игралась на этой сцене, в нашем Малом театре. Вот вы сидите наверху, пройдут годы, кто-то из вас станет банкиром, учителем, строителем или дипломатом, но запомните это на всю жизнь – где вы находитесь!» И наступила тишина… Партер – взрослые люди зааплодировали, а молодёжь наверху молчала. Один из зрителей мне потом сказал, что мой монолог на поклоне, обращённый к буйным молодым зрителям, понравился ему больше, чем сам спектакль, и для меня это был комплимент.

– Действительно, последние годы вектор развития молодого поколения был направлен на свободу, принявшую обличье вседозволенности.

– Вот поэтому растёт и ширится необразованность! А нам всем надо говорить и воспитывать будущие поколения, но системно. А что мы видим: школьная программа меняется так, что… у меня слов нет! Я считаю, нельзя переделывать то, что годами приносило славу русскому народу. Это были наши достижения – образование, наука, культура. До сих пор половина американских нобелевских лауреатов – выходцы из России. А нынешние министры? Ведь они же тоже заканчивали в своё время школу с чёткой, продуманной «старой» программой.

– Чем вы объясните такое настойчивое желание реформировать школьную программу?

– Правильное слово вы сказали – желание… Почитайте, какие там суммы, – вот это и есть желание… Я – за ответственность и против халтуры. Всё, что человек делает, он должен делать глубоко, разумно, с желанием выполнить задачу. А у нас только презентуют: «Я вот это могу»! Не может человек сразу быть министром. Одного сняли, другого поменяли, третьего переставили. Министр должен быть высоким профессионалом в своей сфере – классным специалистом, хоть в медицине, в образовании или в другом. Посмотрите, как, например, Шойгу развил своё ведомство. Вот если бы меня спросили, кого сейчас назначить министром здравоохранения, я бы с ходу сказал: Рошаля. Я ему верю: как он честно высказывал своё мнение при Путине! Потому что человек болеет за страну и всё правильно сказал, даже если это кому-то и не понравилось.

– А в культуре кого назначим?

– Ну, вы сразу меня ловите… И в культуре есть кого назначить, поверьте. Но именно тех, для кого эта деятельность составляет профессию. Сколько лет борьбы было с нашим министром образования? Но он всё равно след оставил после себя плохой… И следующий человек не должен продолжать дискредитировать русское образование на весь мир. У нас в стране было хорошее образование. И как же можно вычёркивать хорошее, убирать из школьной программы основные дисциплины – географию, историю, другие предметы? Наши дети не знают своей страны! Где Ангара и куда впадает Волга? Я уже не комментирую позорное решение оставить два часа в неделю на изучение русского языка и литературы! Я этого не по-ни-ма-ю! Но пожинаю плоды, потому что вот уже много лет приходят в Щепкинское училище выпускники школ с разных концов страны с одинаковым результатом – все необразованные, как под одну гребёнку! Эта тема – моё больное место, ведь мы в училище потом целый год переучиваем молодёжь, заставляя читать! Как студенты могут играть современность или классику, не зная литературу, историю? Ведь современность – это не только «бабло», не только – форма, но главное – мысли.

– Вы занимали пост министра культуры в 90-е годы – очень сложное перестроечное время в истории России. Сегодня многие политики ищут призывы в качестве национальной идеи. Но всё как-то мимо сердца простого человека. Какой лозунг могли бы предложить вы?

– Вот от лозунгов вы меня, пожалуйста, увольте (Смеётся. – И.К.)!

– Хорошо, спрошу прямо: какую бы вы могли предложить национальную идею?

– Образование, медицина, искусство – это создаёт нацию. Здоровье человека, его образование, общее и душевное – без этого не могут существовать ни одно государство, ни одна нация. Даже если в ней осталось две тысячи человек, всё равно это их история: их привычки, традиции, одежда, взаимообщение и многое-многое другое. Восточные страны это больше сохраняют. Например, Япония. Я там часто бывал и могу сравнить отношение людей к своей истории, природе. Да, там есть европейские рестораны и всё остальное, но почему-то, когда мы туда приезжаем или в какую другую страну, нам хочется попробовать то, что только у них можно отведать. Так и в остальном. Интересны своеобычная история, искусство, быт, традиции. Нельзя и нам терять своего лица.

– В Москве пробуете японскую кухню?

– Нет. Я предпочитаю её только в Японии. Люблю суши, но здесь смотреть на них не могу. У нас суши совсем не такие, как в Японии, где их на выбор – миллион! В японской кухне особый вкус – не острый, а пикантный, даже просто рис. А сколько там травы всякой подают! И японцы иной раз даже сами не знают, что едят и как каждая травка называется. Я спрашиваю: «Как же вы едите то, что даже не знаете?» Отвечают: «Что нам дарит океан – всё полезно». Так сочетаются в их жизни древность и современность: в мудром, бережном отношении к своему национальному.


ЧЕХОВ, ТИГР И КУРОСАВА

– В истории мирового кинематографа Юрий Соломин – это прежде всего Владимир Арсеньев из оскароносного фильма Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Вы работали с одним из гениев мирового кино. Как он пригласил вас на главную роль, ведь советские артисты не имели мировой известности?

– Куросава на «Мосфильме» попросил показать ему по одному фильму с лучшими советскими актёрами, которые могли бы подойти на роль Арсеньева. Так ему был предложен «Адъютант его превосходительства», а там целых пять серий. Он посмотрел две первые и попросил показать последующие. А я в это время, будучи на гастролях в Киеве, услышал по радио в новостях, что в Советский Союз приезжает знаменитый режиссёр Акира Куросава для совместных съёмок фильма по книге Арсеньева «Дерсу Узала». Подумал ещё: вот кому-то из коллег повезёт работать с таким мастером!

– Неужели характер мировой знаменитости был таким тяжёлым, что в процессе работы над фильмом вы в один момент отказались сниматься?

– Куросава был удивительно интеллигентный, добрый человек, мягкий и чуткий, очень внимательный к артистам.

– А к тигру? Участники экспедиции рассказывали, как один из таёжных артистов пострадал во время съёмок.

– Режиссёр хотел снять зверя в естественной среде, для этого в тайге выкопали ров 150 квадратных метров и сделали специальный загон, куда мы с Максимом Мунзуком – исполнителем роли Дерсу Узала – полгода ходили подкармливать животных. Там жили медведь, барсуки и прочие обитатели тайги – уголок такой был, чтобы все мы привыкали друг к другу. Но дикий тигр без дрессировщика всё равно остаётся диким, и когда его начали снимать, вышла неудача. Мы с Максимом должны были столкнуться с тигром на тропинке, но эта встреча снималась с нижней точки, а выкопанного рва совсем не было видно из-за высокой травы. У нас ещё лошадь почувствовала зверя и забрыкалась, но это полбеды, мы-то вышли вовремя, а вот тигр – не вышел. Не идёт, и всё! Вокруг нас, в лесу за деревьями, стояли охотники, они стали его гнать со всех сторон на нас, пугали чем-то, толкали пиками. И когда тигр наконец вышел, мы увидели, что у него нос в крови. Вот тут мы вдвоём запротестовали и сказали, что при таком обращении с животным сниматься не будем. Куросава задал мне только один вопрос: «Почему?», а я с ходу сочинил, что состою в Обществе защиты животных, и он тут же принял решение остановить съёмку и оставить зверя в покое.

– Значит, третьего главного героя картины всё-таки заменили?

– Верно. Даже общего плана не получилось. Переснимали сцены с тигром уже потом, когда вернулись из Приморья в Москву. В картине снимался знаменитый дрессированный тигр Вальтера Запашного. Он отлично сработал «без всяких вопросов» – сделал всё, что нужно по сценарию.

– Вы можете назвать Акиру Куросаву своим «сенсеем» в режиссуре?

– Могу смело. И режиссурой я начал заниматься именно благодаря тому, что он увидел во мне эту способность. Куросава – великий режиссёр современности, и работа с ним стала для меня большой школой. В отличие от наших режиссёров, прежде чем приступить к съёмкам, он работал за столом месяц, как в театре. Он вдумчиво обговаривал с артистами каждую деталь, весь рабочий процесс, обозначал расстояния, вникал во всё, рассказывал – какой оптикой будем снимать, как поедет камера, да и многое-многое другое. Интересно, что озвучивали мы фильм без него, Куросава сказал, что мы сами справимся, так как лучше знаем русский язык. Но иногда возвращал нашу работу, сделав очень точные замечания.

– А как вы преодолевали языковой барьер?

– Я знал примерно 20 слов по-японски, он столько же по-русски, но мы прекрасно понимали друг друга на каком-то другом уровне общения. И работать с ним было чрезвычайно приятно.

– Неужели за два года работы в СССР Куросава-сан всегда был по-самурайски выдержан и спокоен? Не случалось никаких внештатных ситуаций?

– Однажды, во время съёмок в тайге, я должен был бежать вниз по склону крутой горы к раненому Дерсу Узала. Этот эпизод впоследствии не вошёл в фильм. И вот я бежал, а параллельно двигалась тележка с оператором. Оказывается, что проделывать всё это вниз, под гору, гораздо тяжелее, чем в гору: надо точно соблюдать расстояние и всё прочее. Вот и случилось, что нас уже почти сняли, как вдруг тележка выскользнула у рабочих из рук и покатилась вниз… Вот тогда я единственный раз видел, как Акира Куросава ругал оператора, с которым снимал все свои картины. Знаменитый оператор Накаи Асакадзу даже не оправдывался. А тележку-то держал не он лично! Но гнев принимал на себя. Люди, что везли тележку, стояли в стороне, а режиссёр подошёл к нам, извинился за оператора – дескать, я понимаю, что вам трудно будет ещё раз сыграть – сцена очень эмоциональная, но прошу вас, пожалуйста, сделать второй дубль. Мы с Максимом Мунзуком внутренне улыбнулись: мы-то привыкли делать по пять, по шесть дублей благодаря шосткинской киноплёнке, которая регулярно давала брак. Иной раз и по десять дублей приходилось делать, а тут был всего второй дубль. Для нас это: «Подумаешь, мелочи!» Но мы степенно ответили: «Хорошо, сделаем!» Вот это был единственный раз, когда интеллигентный и очень выдержанный человек вышел из себя из-за того, что пришлось снимать второй дубль. И гнев его сыпался не на голову тех, у кого случайно выскользнула эта тяжеленная операторская тележка. Понимаете? Даже в крайней степени раздражения человек не терял благородства... Он так же прекрасно осознавал, чего стоит актёру собраться и сыграть с полной отдачей насыщенный эпизод. Каждую сцену снимал максимум с трёх камер, минимум – с двух. Это был удивительный человек – Акира-сан… Хотите верьте, хотите нет, но мы с ним дружили 30 лет после фильма. Помнили друг о друге, – и каждый Новый год обменивались поздравлениями.

– В ноябре 2012 года к вашим многочисленным наградам и званиям добавилась медаль имени Михаила Чехова за выдающийся вклад в мировую культуру.

– Это действительно трогательный знак внимания к моей персоне от кинофестиваля «Русское зарубежье». Михаил Чехов – великий артист, служивший во МХАТЕ, он составил славу мирового искусства. Всем нам Михаил Чехов, конечно, более известен по своим ученикам: среди актёров, которых он воспитал, – почти все звёзды Голливуда, типа Грегори Пека и многих-многих других.

– И вам, Юрий Мефодьевич, желаю успешных и знаменитых в будущем учеников!

– Спасибо. Надеюсь, что так может случиться! Вот убегаю сейчас к ним на зачёт.

Беседовала Ирина КУМОВА
«Литературная газета», 30 января 2013 года

В Москве на сцене Малого театра только что при переаншлагах прошли гастроли Татарского государственного театра им. Г.Камала. Вот уже несколько лет оба театра обмениваются сценическими площадками: казанцев с нетерпением ждут в столице, москвичей радушно встречают в Казани.

ЮРИЙ СОЛОМИН: «В ТАТАРСКИХ ПОСТАНОВКАХ СЕРДЕЧНОСТЬ ПРОЯВЛЯЕТСЯ ВО ВСЕМ!»

В Москве на сцене Малого театра только что при переаншлагах прошли гастроли Татарского государственного театра им. Г.Камала. Вот уже несколько лет оба театра обмениваются сценическими площадками: казанцев с нетерпением ждут в столице, москвичей радушно встречают в Казани. Вашему вниманию - интервью художественного руководителя Малого академического театра Юрия Соломина.

Именно классические произведения могут дать ответы на острейшие вопросы современности - не устает повторять Юрий Соломин. И потому уже много лет не включает в афишу «современные прочтения» и эксперименты в стиле модерн. А вдохновение труппа Малого, по словам Соломина, черпает в национальных постановках и произведениях, проверенных веками.

- Юрий Мефодьевич, в последнее время много говорят о «рентабельности» культурной отрасли. Звучат предложения закрыть и перепрофилировать так называемые нерентабельные театры, а вузы, готовящие специалистов культуры, признают «неэффективными». Как вы относитесь к этой тенденции?

- Я честно вам отвечу, я считаю, что это стратегия оболванивания людей. Островский говорил: «Без театра – нет нации». Я с ним согласен. Стоит закрыть хоть один театр в Москве и это уже соблазн, повод сделать то же самое с десятками других. А закрой репертуарный коллектив - люди просто останутся без театра, потому что на заезжих гастролеров с огромными ценами на билеты рядовой зритель в провинции ходить в принципе не может.

- Меняется ли, на ваш взгляд, театр в современном мире? И должен ли он вообще подстраиваться под реалии сегодняшнего дня?

- Я работаю с нынешними студентами - с ними очень тяжело разговаривать. Все эти новомодные устройства, айфоны-телефоны уничтожают душевность и сердечность, мне так кажется. В итоге люди знают, куда нажать в телефоне, а вот в сердце зрителя на что нажать - понятия не имеют. А ведь это в театре главное. Я студентам всегда говорю - пропускайте пьесу через себя. Иначе не пойдет ничего! В этой связи, кстати, я часто своим студентам и коллегам артистов татарского национального театра в пример привожу. В татарских постановках сердечность проявляется во всем!

- Обменные гастроли Малого театра и театра им. Г.Камала проходят с 2006 года. Как вы оцениваете творчество казанских коллег?

- Театр Камала для меня - это олицетворение вашей веры, вашего сердца и вашего стремления укреплять традиции. Это очень близко мне, как руководителю Малого театра. Мы стараемся делать то же самое. Я вот не знаю, к сожалению, татарского языка, но постановки театра Камала всегда смотрю с интересом и, как мне кажется, все понимаю. Потому что они сделаны от сердца. А как только появляется сердечность - смысл становится понятен всем людям на земном шаре. Постановки Фарида Бикчантаева всегда отражает доброта и душевность. Режиссура очень интересная у него. Я вообще считаю, что режиссура в регионах сейчас сильнее, чем в Москве.

- Можно ли снова ждать вас на гастролях в Казани?

- Коллектив нашего театра горит желанием поехать в Татарстан. Люди прямо ждут гастролей. В Казани очень радушно встречают. Но это не главное. Главное, что у вас люди очень добрые, душевные и тонко чувствующие. А вообще, поездки в Казань меня всегда заставляют задуматься. Я смотрю на ваши мечети и храмы, стоящие рядом друг с другом, смотрю на Кремль и о многом размышляю. Это красиво и очень важно. Это основа нашей, российской, культуры и жизни.

- В репертуаре Малого только классические произведения. Почему вы обходите стороной современную драматургию?

- Это самая больная тема. Мы очень бережем правильность и чистоту русского языка, а современные пьесы предполагают сленг и нецензурные выражения, которые мы не хотим произносить со сцены. На этом нельзя воспитывать подрастающее поколение, я считаю. Но есть и достойные вещи, правда их не много. Дипломные работы выпускников Щукинского училища, пьеса Распутина «Последний срок».

- Как вы относитесь к современному прочтению классики?

- Когда мне задают этот вопрос, я отвечаю: принесите пьесу, которую вы считаете достойной, и дайте мне в руки. Все, что я видел из так называемой современной драматургии, было банальной переделкой классики с переодеванием персонажей в современные костюмы и переносом действия в сегодняшний день. Сейчас любая пьеса Островского — современней некуда. «Свои люди, сочтемся», «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты», «Последняя жертва» — что ни фраза, то крылатая. Ну и зачем нам, скажите на милость, надевать на героинь короткие юбки? Чтобы таким образом доказать зрителю актуальность постановки? Так классики за нас это уже сделали. Имеющий глаза, да увидит. У нас всегда много молодежи в зале, и она прекрасно без таких трюков обходится.

Ольга Пушко

tatar-inform.ru, 24 января 2013года

Началась реконструкция Малого театра, но творческая жизнь его по-прежнему насыщена спектаклями, событиями и новыми проектами...

Ирина Кумова, «Гудок», 11 января 2013 года

ОСТРОВ С РУССКИМ ОТПЕЧАТКОМ

Началась реконструкция Малого театра, но творческая жизнь его по-прежнему насыщена спектаклями, событиями и новыми проектами

Мы прошлись по театру с его художественным руководителем народным артистом СССР Юрием Соломиным, поговорив об искусстве, ремонте и кино Акиры Куросавы.

– Юрий Мефодьевич, реконструкция Большого театра для вас – пример или нет?

– В отличие от нашего соседа мы здесь ничего не будем переделывать. У нас уже идут технические восстановительные работы, во внимании нуждается и фундамент, и стены, и многое другое, но я дал распоряжение исторический и архитектурный облик всего здания, комнат, интерьеров воссоздать в точности такими же, какими они были.

– И до какого времени театр сможет сочетать, казалось бы, несочетаемое?

– Без остановки будет сочетать. Это сложно, но возможно. На основной сцене до 1 апреля 2013 года идут спектакли. Затем мы перенесём основной репертуар в свой филиал на Ордынке, некоторые спектакли будем играть на других площадках Москвы, а с апреля по май будем работать в гастрольном ритме. Зрители увидят два спектакля – «Волки и овцы» Островского и «Тайны Мадридского двора» – спектакль, который в Москве пользуется большим успехом. Мы играем на гастролях спектакли не в выездном варианте, а в точности, как и на своей сцене.

– Вы допускаете современные трактовки классических произведений?

– Вот однажды собрался я посмотреть нашумевший спектакль, который «Золотую маску» получил и многие другие театральные награды, да всё как-то было некогда. А когда выкроил время, оказалось, что такой сильный спектакль уже снят с афиши – не идёт. А у нас в репертуаре спектакли идут многие годы, 20 лет идёт «Недоросль» Фонвизина с огромными монологами, без всяких трактовок и адаптаций! Приходят дети и слушают это, и впитывают… Недаром Островский говорил: «Без театра нет нации», и он абсолютно прав.

– В мемуарах и воспоминаниях начала ХХ века Малый театр упоминается современниками как «редкий островок с исконным московским отпечатком»: в отношениях и манере общения, интерьерах и речи... Это заслуга корифеев театра или зрителей?

– Прежде всего это заслуга тех авторов, которые идут у нас. Грибоедов и Пушкин, Островский и Чехов, Толстой и Мольер. Я с 1988 года художественный руководитель театра, и мы ставим только классику, кроме одной постановки, хотя Солженицын сегодня тоже классика.

– Если вернуться к самому началу творческого пути, кто для вас был особым примером?

– Вера Николаевна Пашенная – мой педагог в Щепкинском театральном училище при Малом театре. Она мне очень помогла не только в профессиональном становлении, но и в жизни. А ей в своё время помог Александр Павлович Ленский – выдающийся актёр, режиссёр и педагог. Вот в кабинете у меня висят два их портрета. Ведь мы с женой учились у Веры Николаевны и сейчас сами преподаём в этом училище.

– У вас изменился взгляд на коллективные посещения театра школьниками, почему?

– Мы решили не продавать билеты по школьным заявкам. Я понимаю, что читать детям не хочется – посмотреть лучше, выключив мозги. Сейчас ведь никто ничего не учит наизусть. Я-то знал все эти монологи со школьной скамьи. Нас заставляли учить, и правильно делали. Дети должны читать, знать литературу.
Мы считаем: пожалуйста, пусть школьники покупают билеты и приходят, как все зрители, без обязательной программы. И даже при таком нашем правиле посещения театра случился казус. Идёт ответственный спектакль – в партере солидная публика, в зале идеальная тишина, всё нормально. Но когда мы вышли на поклон, вдруг с балкона, где сидел наш юный зритель, раздался дружный ор, свист и крики: «Вау!» Я остановил жестом всё это действо и сказал: «Дорогие ребятки! Вы не виноваты в том, что не знаете, куда попали. Это не стадион. Это национальный русский театр. В зале, где вы сейчас визжали и кричали, вон на том месте сидел Гоголь, а там, в амфитеатре, Чайковский сиживал. И первая постановка «Евгения Онегина» игралась на этой сцене. Пройдут годы, кто-то из вас станет банкиром, учителем, строителем или дипломатом, но запомните это на всю жизнь – где вы находитесь!» И наступила тишина… Партер – взрослые люди – зааплодировал, а молодёжь наверху молчала. Один из зрителей мне потом сказал, что мой монолог на поклоне, обращённый к буйным молодым зрителям, понравился ему больше, чем сам спектакль, и для меня это был комплимент.

– В истории мирового кинематографа Юрий Соломин – это прежде всего Владимир Арсеньев из оскароносного фильма Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Вы работали с одним из гениев мирового кино. Как это случилось?

– Куросава на «Мосфильме» попросил показать ему по одному фильму с лучшими советскими актёрами, которые могли бы подойти на роль Арсеньева. Так для него был предложен фильм «Адъютант его превосходительства», а там целых пять серий. Он посмотрел две первые серии и попросил показать последующие.

– Вы можете назвать Акиру Куросаву своим учителем в режиссуре?

– Могу смело. Куросава – великий режиссёр современности, и для меня было большой школой с ним работать. До съёмок он за столом работал с актёрами как театральный режиссёр. Обговаривал каждую деталь, весь рабочий процесс, вникал во всё. Интересно, что озвучивали мы фильм без него, Куросава сказал, что мы сами справимся, так как лучше знаем русский язык. Но иногда возвращал нашу работу, сделав очень точные замечания. Он также прекрасно сознавал, чего стоит актёру собраться и сыграть с полной отдачей насыщенный эпизод, старался снимать с первого дубля, с трёх камер, минимум – с двух. Это был удивительный человек – Акира-сан… Хотите верьте, хотите нет, но мы с ним дружили 30 лет после фильма. Помнили друг о друге и каждый Новый год обменивались поздравлениями.

– В ноябре 2012 года к вашим многочисленным наградам и званиям добавилась медаль имени Михаила Чехова за выдающийся вклад в мировую культуру. Поздравляю вас от имени зрителей.

– Спасибо. Это действительно трогательный знак внимания к моей персоне от кинофестиваля «Русское зарубежье». Михаил Чехов – великий артист, служивший во МХАТе, и хотя ему пришлось эмигрировать, он составил славу мирового искусства. Для всех нас Михаил Чехов, конечно, более известен по своим ученикам: среди актёров, которых он воспитал, почти все звёзды Голливуда.

– И вам, Юрий Мефодьевич, желаю успешных и знаменитых в будущем учеников!

– Спасибо. Надеюсь, что так может случиться! Вот убегаю сейчас к ним на зачёт.

Беседовала Ирина Кумова
«Гудок», 11 января 2013 года

17 декабря в пресс-центре информационного агентства ИТАР-ТАСС состоится пресс-конференция Государственного академического Малого театра, приуроченная к премьере спектакля «Сирано де Бержерак», с участием художественного руководителя Малого театра Ю.М. Соломина, режиссера спектакля Жоржа Лаводана, генерального директора Малого театра Т.А. Михайловой и ведущих актеров театра.

Начало: 14-00

Сбор прессы: 13-30

Адрес: Тверской бульвар, дом 10-12

Аккредитация прессы: (495)623-49-63