18.07.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
Он сыграл много замечательных ролей в хороших фильмах («Блокада», «Дерсу Узала», «Мелодии белой ночи», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...»), но зрители любят его, в первую очередь, как обаятельного капитана Кольцова из популярного телесериала «Адъютант его превосходительства».
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов.
— Страна узнала вас по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства», а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста в фильме «И был вечер, и было утро».
— Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм—зло, но, играя разведчика - фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Как говорится, долго копался в характере. Это интересно.
— А правда, что в картину «Адъютант его превосходительства» вас сначала звали на другую роль, а не на капитана Кольцова?
— Да, мне предложили небольшую роль белогвардейского офицера, такого коварного типа с садистскими наклонностями. Я согласился, потому что до этого сыграл гестаповца в фильме «Сильные духом», а режиссер «Адъютанта...» Ташков увидел меня в этой роли. Но потом он почему-то решил попробовать меня на Кольцова. Никогда не говорил почему, а я не расспрашивал — не люблю лезть в душу. На роль Кольцова меня пробовали шесть раз и все не утверждали. Но Ташков все-таки настоял.
— Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
— С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимание — жил, рос... и вдруг семьдесят! — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
— Что может заставить вас пойти на компромисс?
— Нужда.
— Что значит «нужда»?
— Самая простая нужда. Мы с женой не москвичи, и родители у нас не были богатыми людьми. Мои родители были музыкантами, так сказать, деятелями культуры периферийного масштаба. Можете себе представить, что они там зарабатывали! Нам с женой с самого начала пришлось ковыряться самим. Ольга с третьего курса начала играть в московском ТЮЗе, а меня в Малый театр пригласили. Квартиры не было, снимали углы. Задним умом понимали, что Москва, конечно, центр культуры, но был момент, когда собрались уехать в провинцию: звали, квартиру обещали... Помню, подошел я к Михаилу Ивановичу Цареву, руководителю Малого, и сказал, что ухожу. Правда, ухожу не потому, что меня творчески что-то не устраивает, а просто мы с женой физически устали.
— Решение уехать в провинцию и было компромиссом?
— Жить по подвалам, с полусумасшедшими соседями — это, знаете, тяжело. Царев спросил: «Два месяца сможешь потерпеть?» Я ответил, что потерплю, тем более что до конца сезона примерно два месяца и оставалось. И через два месяца нам дали общежитие, на улице Станиславского. А потом появилась дочка Даша, начались проблемы с няньками... Так что иногда я соглашался на все.
— Странно, что ваша дочь выбрала профессию, никак не связанную с театром. Актерская семья, вы с Ольгой Николаевной преподаете в театральном. Казалось бы...
— А Даша выбрала стезю музыкальную. Они пианистка. Муж у нее тоже музыкант. Сейчас они оба преподают в Лондоне. У внучки есть ярко выраженные актерские способности, но, к сожалению, она тоже занимается музыкой...
— Как отдыхаете?
— Люблю просто помолчать.
— Говорят, вы большой любитель животных...
— У нас в семье четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне ее подарили. Маклаю в этом году десять лет. Еще есть тринадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
— Юрий Мефодиевич, как получилось, что вашим именем назвали планету?
— Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальное отдаю театру.
Подготовил Олег Просихин
«Правда Украины», 17.07.2006
Он сыграл много замечательных ролей в хороших фильмах («Блокада», «Дерсу Узала», «Мелодии белой ночи», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...»), но зрители любят его, в первую очередь, как обаятельного капитана Кольцова из популярного телесериала «Адъютант его превосходительства».
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов.
— Страна узнала вас по-настоящему после «Адъютанта его превосходительства», а вы как-то сказали, что больше любите роль фашиста в фильме «И был вечер, и было утро».
— Люблю я все свои роли. Но когда читаешь сценарий, никогда не знаешь, как дело пойдет. Роль или ложится, или нет. Мне всегда было интересно играть отрицательных персонажей с точки зрения их положительного понимания. Артист должен докопаться, с чего все началось. К счастью, серийных убийц играть не доводилось. Фашизм—зло, но, играя разведчика - фашиста Штубе, я пытался понять, как он стал нацистом. Как говорится, долго копался в характере. Это интересно.
— А правда, что в картину «Адъютант его превосходительства» вас сначала звали на другую роль, а не на капитана Кольцова?
— Да, мне предложили небольшую роль белогвардейского офицера, такого коварного типа с садистскими наклонностями. Я согласился, потому что до этого сыграл гестаповца в фильме «Сильные духом», а режиссер «Адъютанта...» Ташков увидел меня в этой роли. Но потом он почему-то решил попробовать меня на Кольцова. Никогда не говорил почему, а я не расспрашивал — не люблю лезть в душу. На роль Кольцова меня пробовали шесть раз и все не утверждали. Но Ташков все-таки настоял.
— Все ваши герои аристократично безразличны к мнению о себе. Вы такой же?
— С возрастом, который подкрался и на который я никогда не обращал внимание — жил, рос... и вдруг семьдесят! — стал прислушиваться не только к себе, но и к тем, кому доверяю. А доверяю я зрителю. Если ходит на спектакли, улыбается на улице, здоровья желает — чего еще надо артисту?
— Что может заставить вас пойти на компромисс?
— Нужда.
— Что значит «нужда»?
— Самая простая нужда. Мы с женой не москвичи, и родители у нас не были богатыми людьми. Мои родители были музыкантами, так сказать, деятелями культуры периферийного масштаба. Можете себе представить, что они там зарабатывали! Нам с женой с самого начала пришлось ковыряться самим. Ольга с третьего курса начала играть в московском ТЮЗе, а меня в Малый театр пригласили. Квартиры не было, снимали углы. Задним умом понимали, что Москва, конечно, центр культуры, но был момент, когда собрались уехать в провинцию: звали, квартиру обещали... Помню, подошел я к Михаилу Ивановичу Цареву, руководителю Малого, и сказал, что ухожу. Правда, ухожу не потому, что меня творчески что-то не устраивает, а просто мы с женой физически устали.
— Решение уехать в провинцию и было компромиссом?
— Жить по подвалам, с полусумасшедшими соседями — это, знаете, тяжело. Царев спросил: «Два месяца сможешь потерпеть?» Я ответил, что потерплю, тем более что до конца сезона примерно два месяца и оставалось. И через два месяца нам дали общежитие, на улице Станиславского. А потом появилась дочка Даша, начались проблемы с няньками... Так что иногда я соглашался на все.
— Странно, что ваша дочь выбрала профессию, никак не связанную с театром. Актерская семья, вы с Ольгой Николаевной преподаете в театральном. Казалось бы...
— А Даша выбрала стезю музыкальную. Они пианистка. Муж у нее тоже музыкант. Сейчас они оба преподают в Лондоне. У внучки есть ярко выраженные актерские способности, но, к сожалению, она тоже занимается музыкой...
— Как отдыхаете?
— Люблю просто помолчать.
— Говорят, вы большой любитель животных...
— У нас в семье четыре собаки и кошка. Маклай — единственный породистый пес. Я всегда мечтал об овчарке, и мне ее подарили. Маклаю в этом году десять лет. Еще есть тринадцатилетняя Ляля, ее дочь Лушка и Яков Михайлович, жена подобрала его с чумкой. Кошка Дуся тоже приемыш, попала к нам в весьма плачевном состоянии.
— Юрий Мефодиевич, как получилось, что вашим именем назвали планету?
— Это для меня было полной неожиданностью. После спектакля по пьесе Островского «Лес» вдруг сотрудники Крымской обсерватории поднимаются на сцену и вручают мне свидетельство N 10054 о присвоении вновь открытой планете диаметром семь километров моего имени. Я сказал, что себе беру шесть соток, остальное отдаю театру.
Подготовил Олег Просихин
«Правда Украины», 17.07.2006
05.07.2006
Подробнее
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы. Художественный руководитель Государственного академического Малого театра, народный артист СССР, профессор театрального училища имени Щепкина, бывший министр культуры РСФСР — все это он, Юрий Соломин, самый аристократичный и интеллигентный герой советских фильмов. В историю театра и кино он вошел своими блестяще сыгранными ролями в лентах «Адъютант его превосходительства», «Хождение по мукам», «ТАСС уполномочен заявить...», «Обыкновенное чудо», «Ревизор», «Дядя Ваня», «Сирано де Бержерак».
Родом из Сибири, он воспитывался в семье профессиональных музыкантов, поэтому рано научился понимать и любить искусство. С детских лет участвовал в спектаклях городского Дворца пионеров.
— Выбор профессии — один из важных шагов, сделанных в жизни каждого человека. Что вас, Юрий Мефодьевич, подвигло стать актером? Ведь вы жили за тысячи километров от главных культурных центров?
— Должно быть, мое первое выступление. В школе, в которой я учился, в военные годы разместился госпиталь. Однажды моя первая учительница и наставница Наталья Павловна Большакова спросила нас, первоклашек: «Кто хочет выступить в госпитале? » Мы как один закричали: «Я! Я! ». Меня выбрали. Давно это было: стою в центре больничной палаты, пою, танцую или читаю стихи — не помню. Только один эпизод до сих пор живет в сердце. После того как исполнил свой номер, раненый солдат дал мне кусочек сахара. Счастье было неописуемое, сжал я гостинец в руке, так весь день с ним и проходил. Пришел домой, ладошку разжал... Только сахар в ней — какой-то мокрый. Но все же в этот день мы пили чай с сахаром, а я еще долго вылизывал свою сладкую ладошку!
Судьба распорядилась так, что понятие «Малый театр» вошло в мою жизнь с младых ногтей и на всю жизнь. Еще в Чите пятнадцатилетним подростком я увидел фильм «Малый театр и его мастера», сделанный к 125-летию театра. Артисты покорили меня своей необычной, волшебной игрой. Именно из этой ленты я узнал о Щепкинском училище в Москве на Неглинной, 6.
В 1953 году восемнадцатилетний Соломин из далекой Читы приехал в Москву и поступил в Щепкинское училище. Он стал студентом мастерской одного из лучших педагогов училища — Веры Пашенной, блестящего знатока традиций Малого театра, а значит, устоев, правил, методов, сложившихся в театре еще в те времена, когда он был частью Императорских театров. Ее опыт, школа Малого театра, идущая от Александра Ленского, Прова Садовского, Александра Островского, воспитали в Юрии Мефодьевиче актера, верного замыслу драматурга. Когда он воспринимал идеи режиссера, открывал в себе черты своего героя, лепил его образ, опираясь на единый творческий ансамбль актеров, то втягивал зрителя в мир спектакля. Совету своего великого учителя Веры Пашенной о том, что «нужно играть так, как будто ты играешь в первый и последний раз», что «на сцене нужно оставлять кусочек своего сердца, чувствовать опустошенность после спектакля», Юрий Мефодьевич следует всю свою жизнь.
— В Малом театре я впервые появился в 1955 году, будучи студентом второго курса. Здесь я проходил первую практику и сыграл роль в замечательном спектакле «Иван Грозный». На сцене были талантливые артисты, в том числе и мой педагог Вера Николаевна. До сих пор храню программку этого спектакля. В ней было написано: «Второй ремесленник — студент Театрального училища имени Щепкина Юрий Соломин». Моя реплика, которую тогда выкрикивал из толпы: «Мы ремесленники от Мясницких ворот» — незначительная, но дорогая для сердца и памяти. Когда я окончил театральное училище, пригласили в труппу Малого театра, который и стал для меня домом.
— Вера Пашенная во многом стала вашей путеводной звездой. Правда, что благодаря ей вам удалось сыграть главную роль в фильме «Бессонная ночь»?
— Да. Именно она дала мне путевку в кинематограф, порекомендовав режиссеру Исидору Анненскому. В этом фильме состоялся мой кинематографический дебют. Потом снялся более чем в пятидесяти лентах: разноплановых, драматических, лирических, острохарактерных, комедийных — и везде старался найти то особенное в каждой роли, чтобы сделать ее настоящим явлением для зрителей. Любимыми моими работами стали роли в фильмах В. Георгиева «Сильные духом» и А. Салтыкова «И был вечер, и было утро».
— Чем Кино стало для вас?
— Съемки подарили мне встречи с выдающимися режиссерами и актерами. Огромной удачей для себя считаю работу и дружбу с Акирой Куросавой, Оттакаром Ваврой, Михаилом Калатозовым, Марком Донским, Комаки Курихарой, Жанной Моро, Мариной Влади. Вообще работа актера — удивительная. Играя, мы проживаем десятки жизней, судеб своих героев. Это увлекательно.
— Есть впечатление, что известность следует за вами по пятам. Вслед за российским признанием после сериала «Адъютант его превосходительства» последовало — международное. Вам предложили остаться за границей. Почему отказались?
— Знаете, для меня лично «Адъютант» был важен не славой. Он помог мне разобраться во многих политических ситуациях. Мало кто знает, что лента долгое время пролежала «на полке», прежде чем была выпущена в прокат. Что касается международного признания, то было очень приятно, когда после роли Арсеньева в фильме «Дерсу Узала» мне предложили работу за рубежом. Но разве я мог это сделать, несмотря на огромное желание поработать с западными кинорежиссерами? Трудно было пойти на долгую разлуку с Малым театром.
— На сцене Малого театра вы прожили многие судьбы великих людей нашего прошлого. Это главные роли в спектаклях «Ревизор», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Пучина», «Дядя Ваня», «Царь Федор Иоаннович», «Живой труп». Но наверняка у вас были и любимые роли?
— Да, любимые и, возможно, лучшие театральные работы — роль Войницкого в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня» и роль Сирано в пьесе «Сирано де Бержерак».
С последней пьесой связан любопытный эпизод с народным артистом СССР Михаилом Царевым. В ту пору, когда великий мастер был художественным руководителем Малого театра.
Михаил Царев знал Юрия Соломина еще со времен театрального училища, был его педагогом. Но только через 25 лет работы Соломина в театре Царев спросил, о какой роли мечтал Юрий Мефодьевич.
... Это была и надежда, и вера в меня, я будто доказал свое право на выбор. Я всегда хотел сыграть Сирано. Через год мечта сбылась, до этого Михаил Иванович на художественном совете предложил поставить пьесу «Сирано де Бержерак». На вопрос, кто будет ставить, ответил: «Рачик Капланян». — «А кто будет играть Сирано?» — «Подумаю». И вскоре назначил на роль меня.
— Не каждому актеру удается сыграть роль, о которой он мечтает всю жизнь. Почему?
— Но не за каждую роль можно браться даже самым талантливым и опытным артистам. Актер — это профессия нелегкая, ее основа в глубине души. Мне кажется, что любая роль для актера — желанная. Все зависит от отношения к ней.
— Каким должен быть нынешний актер?
— Артист не может лгать себе. Он может играть всякие роли, но в то же время оставаться самим собой. Важно, чтобы во всем была пушкинская мера в культуре: ответственность и мастерство. Ответственность за свой талант — как перед собой, так и перед публикой. Человек талантливый будет выполнять свою работу честно и чисто. Ибо в творчестве есть своя честь. Мне не стыдно за все, что я делал.
— На заре вашей карьеры вам посчастливилось играть на сцене вместе с великими актерами...
— Это был подарок свыше! Я работал вместе с Ильинским, Царевым, Жаровым, Гоголевой, Шатровой, Бабочкиным. Помню, в театре существовала интересная традиция. Если появлялся новый актер, то ему легенды нашего театра обязательно дарили символический сувенир: фотографию артиста или драматурга, книгу. Знаете, я ведь играю всегда дядю Ваню в галстуке, который мне подарила Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского. В свое время я долго не мог найти такого галстука, который был описан у Чехова, — василькового цвета. И однажды на репетиции она просто подошла ко мне и сказала: «Вот, посмотрите, если он вам подойдет. Это галстук Игоря Владимировича». Вот в нем-то я и играю уже много лет. И у меня такое ощущение, что если его потеряют в костюмерной, то я уже больше не смогу сыграть. Казалось бы, что тут такого? Но ведь это галстук Ильинского!
— Многого вы достигли за годы своей творческой деятельности! Слава, признание, почет — все это у вас есть...
— Но дороже для меня люди, которые рядом... Знаете, иногда на рынке с меня не берут денег, говорят: «Можно мы вам вместо цветов помидоры подарим? » Актер должен воздействовать и дарить радость тем людям, которые приходят в зрительный зал, потому что они нам доверяют и ищут в нас поддержку.
Последняя работа Юрия Соломина в кино — главная роль в телефильме «Московская сага». И снова его талантам вылеплен удивительный образ русского интеллигента, — такого, каков он сам, Юрий Соломин. И снова ему поступают предложения от режиссеров. Но это все потом, ведь сейчас главное для артиста — достойно отметить 250-летний юбилей любимого и родного Малого театра.
Марина Лосковцова
«Вольная Кубань», 02.06.2006
30.06.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог. Они проникают на страницы прессы, иногда, хотя и с трудом, прорываются на телеэкран, в полную силу звучали с трибуны недавнего Всероссийского театрального форума. Чем же вызваны тревоги? Поговорим об этом с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, отмечающего в нынешнем году свое 250-летие.
Видим, ЧТО ИЗ ЭТОГО получается
- В самом деле, Юрий Мефодьевич, едва только пошли разговоры о театральной реформе, в высказываниях многих видных деятелей нашего искусства, в том числе у вас, послышалась не радость ожидания, а острая озабоченность. Как вы это объясните?
- Давайте произведем расследование. Мне кажется, мы настолько поднаторели в реформах за эти пятнадцать лет, так много было у нас всяких реформ, но ни одна не прошла гладко и не дала желаемого результата. Самое главное - везде результат неудовлетворительный! Ведь мы теперь наглядно видим и прекрасно знаем, что из всего этого получилось.
- Итоги налицо.
- Но почему-то те люди, которые эти реформы создавали и рекламировали, продолжают доказывать, что они хороши. Дескать, вы подождите, и все будет замечательно.
Но, во-первых, сколько ждать? Не уверен, что я дождусь обещанного. А во-вторых, возмущает при этом отношение к старшему поколению. Люди честно отработали по сорок, пятьдесят и более лет, во время войны самоотверженно спасали Родину. Не надо бояться этого слова - у нас есть родина, как у каждого нормального человека! Так вот, они спасали Родину и работали во имя нее, а теперь над ними просто издеваются.
Знаете, я тоже пенсионер. Я, правда, не выходил на улицу с протестом, как многие, но душой, был с ними и двумя руками всегда голосовал за то, что на их стороне правда. С этими людьми никто же не посоветовался, не спросил их! Ну, потом показывали, что спрашивают, и вот, мол, они говорят, что им лучше получать деньги, нежели льготы. Однако это было опять откровенное лукавство, поскольку спрашивали-то в деревнях, где троллейбусов нет. В общем, устраивали видимость благополучия, скрывая обман. Но это же ясно каждому человеку!
- И вас это возмущает?
- И меня, и не только меня... Теперь перехожу к той реформе, о которой вы спрашиваете.
- Прямо признаюсь: мне в ее технологии очень многое непонятно. Потому что ведь невозможно прочитать где-нибудь более или менее внятное изложение намеченного и как все это будет проводиться.
- Вы правы, никто не понимает, и я тоже многого не понимаю. Об этом говорил в прошлом году в Союзе театральных деятелей, сейчас тоже везде говорю. Прежде всего, я не понимаю, кто и зачем это придумал. Я прошу: назовите мне человека или группу лиц, которые являются разработчиками этой реформы. Кто конкретно и почему вдруг взялся за это?
- Говорят о Министерстве экономического развития, о Министерстве финансов...
- Вот именно! Однако они не имеют на это никакого морального права. Почему? Потому что они не профессионалы. Это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Так сегодня и во главе Министерства здравоохранения не профессионал.
- Очень все это огорчительно. И принять такое, соглашаться с таким, по-моему, нельзя. Почему же считают нужным, обходя нас, делать то, что явно вопреки здравому смыслу? Вот этого сегодня никто из нас не понимает.
- Чем заслужили наказание?
- Понятно только, что в основе планируемых преобразований отнюдь не творческий подход, а чисто экономический, финансовый. К сожалению, это так. Но можно ли в искусстве, отстраняя главное, то есть само искусство, руководствоваться лишь одним - доходно или не доходно? Когда я задаю свой вопрос, кому это пришло в голову и почему, то могу лишь предположить, что, очевидно, по чьему-то мнению мы не даем должных доходов государству, которые оно от нас хочет получить. Однако не все выражается в деньгах. Бывает иной доход, рублями или долларами не измеряемый!
Вот 250 лет назад императрица Елизавета Петровна издала указ о создании императорского, то бишь государственного, театра. Тогда частные театры уже были, богатые люди имели возможность их содержать. Но она поняла нечто важное и сказала: стоп, должен быть государственный театр.
- Государственная мысль!
- Она поняла: это нужно для развития России, для развития общества. Позже Александр Николаевич Островский сказал, что национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же как и академии, университеты, музеи. Ведь театр вбирает в себя много искусств - и музыку, и живопись, и хореографию, и литературу. Русский театр создавался и развивался на основе могучей литературы и вместе с ней. Причем театр воспитывает, это, можно сказать, важная часть образования и воспитания нации.
В нашей стране театр и вообще искусство, деятели культуры в самые сложные моменты истории были на переднем рубеже. И во время революции, нравится она кому-то или не нравится, но это было, и во время Великой Отечественной войны, и когда был так называемый железный занавес. Кто связывал в те годы своими средствами разные стороны? Деятели культуры, искусства. Даже ансамбль Александрова, военный, казалось бы, коллектив, но он работал на взаимопонимание людей, нес по всему миру высокое представление о нашей стране.
- Папа Иоанн Павел II незадолго до смерти пригласил ансамбль Александрова с его песнями, которые подростком слышал в Польше сразу после войны. Такое сильное и неизгладимое впечатление произвело советское искусство.
- Этим коллективом восхищался мир, несмотря на то, что это вроде бы армия. Не говоря уж об ансамбле танца Моисеева, о «Березке», о хоре имени Пятницкого, для которых во всех странах были открыты все двери. Позже и для Большого театра, для лучших наших театров драматических.
Я таким образом хочу подчеркнуть, что во все годы наше искусство существовало в первую очередь совсем не для извлечения денег - у него была иная, позволю себе сказать, гораздо более высокая миссия. И создавался наш театр вовсе не для того, чтобы давать какие-то денежные доходы. Почему же теперь кому-то хочется все повернуть вспять, как некогда хотели повернуть сибирские реки? Почему к нам надо относиться так потребительски в то время, когда культуре необходимо помочь? Через 250 лет! Что такого плохого мы сделали, что к нам нужно относиться нынче так бросово?
Я вам скажу следующее. Я знаю многих самого высокого класса деятелей культуры, которые таким отношением не просто обижены, но более того - глубоко оскорблены.
- Чувство в данном случае абсолютно естественное.
- И я от лица этих людей, от лица десятков тысяч деятелей нашей культуры говорю, что мы все очень обижены. Я тоже обижен. В чем мы провинились? За что нас ставят в угол? За что снимают с нас штаны и хотят выпороть? Я говорю: объясните мне, потому что иначе, как наказание, предлагаемые меры так называемой реформы невозможно воспринять.
Искусство - не бизнес
- Ну а какие объяснения?
- Лицемерные. Мы, мол, хотим вам экономически помочь. Что ж, экономически всегда и во всем мире театр поддерживали. Разные виды искусства, например, музыкальную симфоническую культуру, народные коллективы - всегда поддерживали. Почему? Потому что это не бизнес. Я бы сказал, это политика или даже выше, чем политика. Это - духовное воспитание нации!
Но тут начинают, как обыкновенные счетоводы, механически щелкать на счетах. И экономическая помощь театру получается довольно своеобразная, странная. Которая, так или иначе, просто будет его душить. Уничтожая настоящее искусство.
- Что же вам предлагают?
- Если формально, то вроде возможность выбора. Говорят: вот два варианта. Оставаться в системе государственных театров, но без права самим распоряжаться чем бы то ни было. Или самоуправление, но тогда государство не будет вам помогать. Что лучше? Отвечаю: все хуже! Это гроб с музыкой, потому что при любом из таких вариантов видно: театр ставится в невыносимые условия для выживания.
Предположим, выбрали «самостоятельность». Но выживем тогда лишь при условии, если репертуар будет, что называется, «на потребу», если в наших зданиях будут всяческие шоу и тому подобное, то есть не настоящая культура, а «масс-культура», направленная на распад человечества. Даже Запад уже хватился и пытается этому как-то противостоять, а нас толкают именно сюда.
- В «досуговое развлекалово», как некоторые выражаются?
- В то, что, может быть, дает деньги, но уж ни в коем случае не воспитывает, не строит человека, а, наоборот, разлагает и разрушает.
- А другой вариант, предусматриваемый этой самой реформой, тоже не спасет?
- Он тоже тупиковый. Уже сегодня давление со стороны финансовых органов стало невыносимым. Без тысячи соизволений свыше невозможно потратить самими же заработанные рубли. А еще, говорят, будет над театральным коллективом какой-то совет, типа попечительского, куда сами работники театра даже не войдут. Даже директор и главный режиссер или художественный руководитель! Нас, конечно, успокаивают: дескать, вам не будут ничего диктовать. Но все равно возникает вопрос: а зачем он, этот совет, нам нужен?
Так или иначе, театры лишают свободы - экономической, художественной, духовной, какой хотите. Их лишают возможности воспитывать зрителя, чем нужно заниматься даже не с 8-го класса, а с детского сада и чем деятели нашего искусства занимались. Коммерциализация приходит в полное противоречие с задачами и воспитательными, и творческими, художественными.
- На театральном форуме председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин, говоривший о «схватке театра с властью», произнес следующее: «И как ни печально признать, финансовый прессинг оказался куда хуже идеологического!» А далее отметил: «Законы принимаются без участия профессионалов от театра, к тому же минуя экспертов Минкульта». Это вслед за ним подтвердил и министр культуры Александр Соколов: оказывается, на печально знаменитом в театральных кругах 94-м законе «нет визы Минкульта, он прошел мимо нас». Тот самый закон, в котором говорится о тендере? Поясните, пожалуйста, что сей тендер означает?
- Говоря на русском языке, это конкурс. Но что он значит в данном случае, право, не укладывается в голове. На тендер мы должны выставлять все свои проекты, которые стоят более 60 тысяч рублей. Ни одного режиссера не имеем права пригласить, не проведя тендер. А предпочтение кому? Кто дешевле. То есть в основе опять только денежная сторона.
- Стало быть, если вы определяете постановщика очередного спектакля и хотите, чтобы им был Женовач, который прекрасно себя в Малом театре зарекомендовал, но кто-то, пусть бездарный, берется поставить этот спектакль дешевле, вы должны взять именно его?
- Представьте себе, так и получится. То есть нам изначально предлагают брать худшее, продукт второго сорта, с гнильцой. Вот что выходит, когда в дела искусства бесцеремонно вмешиваются непрофессионалы и начинают искусством заправлять. Им же наплевать, что режиссер иногда годами вынашивает замысел своего спектакля или фильма, что это дело «штучное» и такие нелепые изобретения тут недопустимы. Однако - проходят!
Рынок может съесть культуру
- Деятели театра протестуют против всего этого, но их не слушают. Верно я понимаю?
- Совершенно верно. Говорили в правительстве, на совещаниях в администрации президента, на театральном форуме - да где только не говорили! В течение года по поводу предстоящего юбилея доводилось встречаться и с президентом. Он вроде бы понимает: отмечается не просто 250-летие Александринского и Малого театров, а всего русского государственного театра, юбилей нашей театральной культуры. Это было сказано президентом еще год назад.
- Но продолжается все в том же русле? Ничего себе подарок к юбилею театрам России!.. А как вы считаете, что надо делать?
- Это все нужно в корне переработать. Со специалистами. У нас же есть крупнейшие специалисты, авторитетнейшие люди в своем деле, и экономисты театральные есть. Значит, затевая театральную реформу, необходимо обратиться и к ним. Я считаю, что вообще эту реформу должен делать в основном Союз театральных деятелей.
И вот что обязательно надо иметь в виду. Логика и опыт подсказывают: рыночная экономика неприемлема для серьезного искусства. Это же не мыльные сериалы, которые делаются для того, чтобы показывать рекламу. А если дальше идти путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. И наш репертуарный театр, гордость России, перестанет существовать. Погибнут провинциальные театры. Или превратятся совсем не в то, чем они были: откроют в своих помещениях стриптиз-клубы, а все афиши заполнит самый низкопробный репертуар.
- Помню ваше предположение, что так называемая реформа связана и с очередным переделом собственности. Вы не отказались от этой мысли?
- Наоборот, утвердился в ней. Все театры России, в любых городах - больших, средних, маленьких - занимают центральное, самое лучшее место. Так они строились до революции, так же, конечно, и в советское время: театр нередко соседствовал с обкомом партии и облисполкомом. Здания театральные, как правило, незаурядные. Легко представить, сколь велик соблазн для желающих этими зданиями завладеть. Вот такую возможность, я думаю, им и создадут теперь. Но какая огромная потеря будет для нашей культуры, для народа, для зрителей, особенно во глубине России!
- Не радостная перспектива...
- К сожалению, реальная. Вот почему я бью тревогу. Все, кому по-настоящему дорого отечественное искусство, призваны сегодня защитить его.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Правда-КПРФ», 30.06.2006
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог. Они проникают на страницы прессы, иногда, хотя и с трудом, прорываются на телеэкран, в полную силу звучали с трибуны недавнего Всероссийского театрального форума. Чем же вызваны тревоги? Поговорим об этом с художественным руководителем Государственного академического Малого театра, отмечающего в нынешнем году свое 250-летие.
Видим, ЧТО ИЗ ЭТОГО получается
- В самом деле, Юрий Мефодьевич, едва только пошли разговоры о театральной реформе, в высказываниях многих видных деятелей нашего искусства, в том числе у вас, послышалась не радость ожидания, а острая озабоченность. Как вы это объясните?
- Давайте произведем расследование. Мне кажется, мы настолько поднаторели в реформах за эти пятнадцать лет, так много было у нас всяких реформ, но ни одна не прошла гладко и не дала желаемого результата. Самое главное - везде результат неудовлетворительный! Ведь мы теперь наглядно видим и прекрасно знаем, что из всего этого получилось.
- Итоги налицо.
- Но почему-то те люди, которые эти реформы создавали и рекламировали, продолжают доказывать, что они хороши. Дескать, вы подождите, и все будет замечательно.
Но, во-первых, сколько ждать? Не уверен, что я дождусь обещанного. А во-вторых, возмущает при этом отношение к старшему поколению. Люди честно отработали по сорок, пятьдесят и более лет, во время войны самоотверженно спасали Родину. Не надо бояться этого слова - у нас есть родина, как у каждого нормального человека! Так вот, они спасали Родину и работали во имя нее, а теперь над ними просто издеваются.
Знаете, я тоже пенсионер. Я, правда, не выходил на улицу с протестом, как многие, но душой, был с ними и двумя руками всегда голосовал за то, что на их стороне правда. С этими людьми никто же не посоветовался, не спросил их! Ну, потом показывали, что спрашивают, и вот, мол, они говорят, что им лучше получать деньги, нежели льготы. Однако это было опять откровенное лукавство, поскольку спрашивали-то в деревнях, где троллейбусов нет. В общем, устраивали видимость благополучия, скрывая обман. Но это же ясно каждому человеку!
- И вас это возмущает?
- И меня, и не только меня... Теперь перехожу к той реформе, о которой вы спрашиваете.
- Прямо признаюсь: мне в ее технологии очень многое непонятно. Потому что ведь невозможно прочитать где-нибудь более или менее внятное изложение намеченного и как все это будет проводиться.
- Вы правы, никто не понимает, и я тоже многого не понимаю. Об этом говорил в прошлом году в Союзе театральных деятелей, сейчас тоже везде говорю. Прежде всего, я не понимаю, кто и зачем это придумал. Я прошу: назовите мне человека или группу лиц, которые являются разработчиками этой реформы. Кто конкретно и почему вдруг взялся за это?
- Говорят о Министерстве экономического развития, о Министерстве финансов...
- Вот именно! Однако они не имеют на это никакого морального права. Почему? Потому что они не профессионалы. Это все равно, если бы я стал во главе Министерства черной металлургии или Министерства здравоохранения и начал там проводить реформы.
- Так сегодня и во главе Министерства здравоохранения не профессионал.
- Очень все это огорчительно. И принять такое, соглашаться с таким, по-моему, нельзя. Почему же считают нужным, обходя нас, делать то, что явно вопреки здравому смыслу? Вот этого сегодня никто из нас не понимает.
- Чем заслужили наказание?
- Понятно только, что в основе планируемых преобразований отнюдь не творческий подход, а чисто экономический, финансовый. К сожалению, это так. Но можно ли в искусстве, отстраняя главное, то есть само искусство, руководствоваться лишь одним - доходно или не доходно? Когда я задаю свой вопрос, кому это пришло в голову и почему, то могу лишь предположить, что, очевидно, по чьему-то мнению мы не даем должных доходов государству, которые оно от нас хочет получить. Однако не все выражается в деньгах. Бывает иной доход, рублями или долларами не измеряемый!
Вот 250 лет назад императрица Елизавета Петровна издала указ о создании императорского, то бишь государственного, театра. Тогда частные театры уже были, богатые люди имели возможность их содержать. Но она поняла нечто важное и сказала: стоп, должен быть государственный театр.
- Государственная мысль!
- Она поняла: это нужно для развития России, для развития общества. Позже Александр Николаевич Островский сказал, что национальный театр есть признак совершеннолетия нации, так же как и академии, университеты, музеи. Ведь театр вбирает в себя много искусств - и музыку, и живопись, и хореографию, и литературу. Русский театр создавался и развивался на основе могучей литературы и вместе с ней. Причем театр воспитывает, это, можно сказать, важная часть образования и воспитания нации.
В нашей стране театр и вообще искусство, деятели культуры в самые сложные моменты истории были на переднем рубеже. И во время революции, нравится она кому-то или не нравится, но это было, и во время Великой Отечественной войны, и когда был так называемый железный занавес. Кто связывал в те годы своими средствами разные стороны? Деятели культуры, искусства. Даже ансамбль Александрова, военный, казалось бы, коллектив, но он работал на взаимопонимание людей, нес по всему миру высокое представление о нашей стране.
- Папа Иоанн Павел II незадолго до смерти пригласил ансамбль Александрова с его песнями, которые подростком слышал в Польше сразу после войны. Такое сильное и неизгладимое впечатление произвело советское искусство.
- Этим коллективом восхищался мир, несмотря на то, что это вроде бы армия. Не говоря уж об ансамбле танца Моисеева, о «Березке», о хоре имени Пятницкого, для которых во всех странах были открыты все двери. Позже и для Большого театра, для лучших наших театров драматических.
Я таким образом хочу подчеркнуть, что во все годы наше искусство существовало в первую очередь совсем не для извлечения денег - у него была иная, позволю себе сказать, гораздо более высокая миссия. И создавался наш театр вовсе не для того, чтобы давать какие-то денежные доходы. Почему же теперь кому-то хочется все повернуть вспять, как некогда хотели повернуть сибирские реки? Почему к нам надо относиться так потребительски в то время, когда культуре необходимо помочь? Через 250 лет! Что такого плохого мы сделали, что к нам нужно относиться нынче так бросово?
Я вам скажу следующее. Я знаю многих самого высокого класса деятелей культуры, которые таким отношением не просто обижены, но более того - глубоко оскорблены.
- Чувство в данном случае абсолютно естественное.
- И я от лица этих людей, от лица десятков тысяч деятелей нашей культуры говорю, что мы все очень обижены. Я тоже обижен. В чем мы провинились? За что нас ставят в угол? За что снимают с нас штаны и хотят выпороть? Я говорю: объясните мне, потому что иначе, как наказание, предлагаемые меры так называемой реформы невозможно воспринять.
Искусство - не бизнес
- Ну а какие объяснения?
- Лицемерные. Мы, мол, хотим вам экономически помочь. Что ж, экономически всегда и во всем мире театр поддерживали. Разные виды искусства, например, музыкальную симфоническую культуру, народные коллективы - всегда поддерживали. Почему? Потому что это не бизнес. Я бы сказал, это политика или даже выше, чем политика. Это - духовное воспитание нации!
Но тут начинают, как обыкновенные счетоводы, механически щелкать на счетах. И экономическая помощь театру получается довольно своеобразная, странная. Которая, так или иначе, просто будет его душить. Уничтожая настоящее искусство.
- Что же вам предлагают?
- Если формально, то вроде возможность выбора. Говорят: вот два варианта. Оставаться в системе государственных театров, но без права самим распоряжаться чем бы то ни было. Или самоуправление, но тогда государство не будет вам помогать. Что лучше? Отвечаю: все хуже! Это гроб с музыкой, потому что при любом из таких вариантов видно: театр ставится в невыносимые условия для выживания.
Предположим, выбрали «самостоятельность». Но выживем тогда лишь при условии, если репертуар будет, что называется, «на потребу», если в наших зданиях будут всяческие шоу и тому подобное, то есть не настоящая культура, а «масс-культура», направленная на распад человечества. Даже Запад уже хватился и пытается этому как-то противостоять, а нас толкают именно сюда.
- В «досуговое развлекалово», как некоторые выражаются?
- В то, что, может быть, дает деньги, но уж ни в коем случае не воспитывает, не строит человека, а, наоборот, разлагает и разрушает.
- А другой вариант, предусматриваемый этой самой реформой, тоже не спасет?
- Он тоже тупиковый. Уже сегодня давление со стороны финансовых органов стало невыносимым. Без тысячи соизволений свыше невозможно потратить самими же заработанные рубли. А еще, говорят, будет над театральным коллективом какой-то совет, типа попечительского, куда сами работники театра даже не войдут. Даже директор и главный режиссер или художественный руководитель! Нас, конечно, успокаивают: дескать, вам не будут ничего диктовать. Но все равно возникает вопрос: а зачем он, этот совет, нам нужен?
Так или иначе, театры лишают свободы - экономической, художественной, духовной, какой хотите. Их лишают возможности воспитывать зрителя, чем нужно заниматься даже не с 8-го класса, а с детского сада и чем деятели нашего искусства занимались. Коммерциализация приходит в полное противоречие с задачами и воспитательными, и творческими, художественными.
- На театральном форуме председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин, говоривший о «схватке театра с властью», произнес следующее: «И как ни печально признать, финансовый прессинг оказался куда хуже идеологического!» А далее отметил: «Законы принимаются без участия профессионалов от театра, к тому же минуя экспертов Минкульта». Это вслед за ним подтвердил и министр культуры Александр Соколов: оказывается, на печально знаменитом в театральных кругах 94-м законе «нет визы Минкульта, он прошел мимо нас». Тот самый закон, в котором говорится о тендере? Поясните, пожалуйста, что сей тендер означает?
- Говоря на русском языке, это конкурс. Но что он значит в данном случае, право, не укладывается в голове. На тендер мы должны выставлять все свои проекты, которые стоят более 60 тысяч рублей. Ни одного режиссера не имеем права пригласить, не проведя тендер. А предпочтение кому? Кто дешевле. То есть в основе опять только денежная сторона.
- Стало быть, если вы определяете постановщика очередного спектакля и хотите, чтобы им был Женовач, который прекрасно себя в Малом театре зарекомендовал, но кто-то, пусть бездарный, берется поставить этот спектакль дешевле, вы должны взять именно его?
- Представьте себе, так и получится. То есть нам изначально предлагают брать худшее, продукт второго сорта, с гнильцой. Вот что выходит, когда в дела искусства бесцеремонно вмешиваются непрофессионалы и начинают искусством заправлять. Им же наплевать, что режиссер иногда годами вынашивает замысел своего спектакля или фильма, что это дело «штучное» и такие нелепые изобретения тут недопустимы. Однако - проходят!
Рынок может съесть культуру
- Деятели театра протестуют против всего этого, но их не слушают. Верно я понимаю?
- Совершенно верно. Говорили в правительстве, на совещаниях в администрации президента, на театральном форуме - да где только не говорили! В течение года по поводу предстоящего юбилея доводилось встречаться и с президентом. Он вроде бы понимает: отмечается не просто 250-летие Александринского и Малого театров, а всего русского государственного театра, юбилей нашей театральной культуры. Это было сказано президентом еще год назад.
- Но продолжается все в том же русле? Ничего себе подарок к юбилею театрам России!.. А как вы считаете, что надо делать?
- Это все нужно в корне переработать. Со специалистами. У нас же есть крупнейшие специалисты, авторитетнейшие люди в своем деле, и экономисты театральные есть. Значит, затевая театральную реформу, необходимо обратиться и к ним. Я считаю, что вообще эту реформу должен делать в основном Союз театральных деятелей.
И вот что обязательно надо иметь в виду. Логика и опыт подсказывают: рыночная экономика неприемлема для серьезного искусства. Это же не мыльные сериалы, которые делаются для того, чтобы показывать рекламу. А если дальше идти путем внедрения рынка в театральную сферу, он ее проглотит. И наш репертуарный театр, гордость России, перестанет существовать. Погибнут провинциальные театры. Или превратятся совсем не в то, чем они были: откроют в своих помещениях стриптиз-клубы, а все афиши заполнит самый низкопробный репертуар.
- Помню ваше предположение, что так называемая реформа связана и с очередным переделом собственности. Вы не отказались от этой мысли?
- Наоборот, утвердился в ней. Все театры России, в любых городах - больших, средних, маленьких - занимают центральное, самое лучшее место. Так они строились до революции, так же, конечно, и в советское время: театр нередко соседствовал с обкомом партии и облисполкомом. Здания театральные, как правило, незаурядные. Легко представить, сколь велик соблазн для желающих этими зданиями завладеть. Вот такую возможность, я думаю, им и создадут теперь. Но какая огромная потеря будет для нашей культуры, для народа, для зрителей, особенно во глубине России!
- Не радостная перспектива...
- К сожалению, реальная. Вот почему я бью тревогу. Все, кому по-настоящему дорого отечественное искусство, призваны сегодня защитить его.
Беседу вел Виктор КОЖЕМЯКО
«Правда-КПРФ», 30.06.2006
28.06.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе...
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Русский актер и режиссер Юрий Мефодьевич Соломин родился в 1935 г. в Чите в семье профессиональных музыкантов. Учился в Театральном училище им. М.С. Щепкина, а после его окончания был принят в труппу Малого театра, где и работает уже долгие годы, сыграв в нем множество ролей.
Стал широко известен в 1970 г., после выхода на телеэкран многосерийного фильма «Адъютант его превосходительства». Также снялся в фильмах «ТАСС уполномочен заявить...», «Хождение по мукам», «Обыкновенное чудо» и др.
С 1988 г. является художественным руководителем Малого театра. Недолгое время был министром культуры России, но вновь вернулся в родной театр. Наряду с административной работой продолжает играть на сцене Малого театра.
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе.
Вот некоторые фрагменты из нашей беседы.
- Юрий Мефодьевич, полгода тому назад, после выхода в эфир программы Андрея Караулова «Момент истины», театральная общественность вдруг с удивлением узнала про некую театральную реформу, которая готовится в ведомстве Грефа и которая вовсе не учитывает ее мнение. Сейчас все утихло, но реформа готовиться продолжает. Вы о ней много знаете?
- Не больше, чем вы. Но ваши слова о том, что работа в этой области продолжается, меня напугали. Мы не знаем деталей того, что происходит. То есть я знаю... Совсем недавно я получил информацию из Думы о том, что в 2006 году из бюджета отпущен на культуру такой мизер, о котором не стоит даже и говорить. И это катастрофа. Ведь культура нужна, культура - это наша жизнь: точно так же, как воздух или вода. Если человек надел белую рубашку, шляпу, бабочку, то значит, на свет явился культурный человек. Но культура - она не только в этом. Культура - это образование, это мировое общение. Бывали трудные, катастрофические дни у нашего государства, и всегда на первую линию обороны выходила наша культура. Народ объединялся не вокруг политиков, военных или экономистов, а вокруг деятелей культуры.
- Билеты в театр сейчас дороги. Многие не очень обеспеченные люди, старые театралы, отказывают себе во многом, но ходят в театр. Греф и К° хоть что-то думают об этих людях? И откуда эта келейность вокруг разработки театральной реформы?
- Я не могу понять, почему. Я встречался с некоторыми руководителями и постоянно говорил о том, что к разработке театральной реформы также должны быть привлечены и деятели искусства. Ведь кто еще должен заниматься реформой?
На мой взгляд, сегодня возникновение этой реформы есть дело искусственное. Она не нужна. И об этом говорилось. А если нужна, то в каждом виде искусства: в музыке, в драме, в опере, в балете, в живописи, в литературе есть союзы. Они еще остались - и союзы писателей, и союзы художников, и Союз театральных деятелей. И они должны заниматься реформами, а не экономисты и чиновники. Я не верю, что экономисты очень много сэкономят.
- Да ведь экономика наша - о чудо! - сейчас на подъеме. Энергоносители лишь дорожают, денег у страны полно.
- Да, нефть дорожает, мы начинаем богатеть и откладываем деньги от продаж. Но я одного не понимаю: зачем же эти деньги нужно откладывать? На черный день оставить неплохо. Но не огромные же суммы, учитывая наши проблемы с рождаемостью, с пенсионерами. И они никогда не решатся сами, как бы ни ожидали того момента, когда все пенсионеры вымрут в одночасье. Напрасные ожидания: они не вымрут никогда. Каждый год будет прибывать новое их количество. И этот вопрос надо как-то решать.
- К тому же экономика США тоже подвержена кризисам, и доллар тоже полностью не обеспечен. Случись что, все эти деньги обратятся в глиняные черепки, как в известном произведении Гоголя.
- Вы абсолютно правы. Сейчас все, политики и экономисты, говорят о том, что доллар падает. Тогда какой смысл вкладывать деньги в стабилизационный фонд? А мы вкладываемся именно в доллары, насколько я понимаю. Это при всей сегодняшней хорошей экономической ситуации - подорожании нефти, газа и больших прибылях.
Ведь мы же закладывали в бюджет стоимость нефти в 40 долларов за баррель. Но сегодня нефть стоит дороже. Так откладывайте выручку с этих 40 долларов в стабилизационный фонд. А остальное, внеплановое, пустите на развитие производства. Я не понимаю, почему наше производство не надо поддерживать. Говорят, что государство не должно вмешиваться в экономику, она, мол, сама себя отрегулирует. Но зачем тогда такое государство существует? Я ничего не могу понять. Дума и правительство должны решить эту проблему.
- А как было в советские приснопамятные времена?
- Я очень хорошо помню войну, хотя был тогда совсем ребенком. Но я помню, сколько после войны было бездомных ребят, потерявших родителей. Положение было очень тяжелое. Я хорошо помню и 60-70-е годы. Но такого безобразия тогда не было. Я знаю, что в Малом театре во время войны артисты играли спектакль, и в зале сидели вооруженные солдаты, и потом отсюда, с Театральной площади, уходили на защиту Москвы. В самые трудные времена театр был нужен...
- Во время встречи с Путиным вы поднимали тему театральной реформы?
- Да. Мы говорили, что реформа эта театру не нужна. Но кто это придумал и кому все это понадобилось - внятного ответа на этот вопрос мы так и не получили. Хотя я догадываюсь, откуда ноги растут. Происходит какой-то передел...
- Важная часть законопроекта - это право руководства театра вести деятельность, не имеющую собственно к театру никакого касательства. Чтобы можно было, к примеру, сдавать театральные площади под бары или казино...
- В Москве все, что можно, уже занято этими заведениями. Пруд пруди и ресторанов, и баров, и казино. Мне кажется, в Москве этой проблемы нет. Но она легко может возникнуть в провинции. Там все несколько иначе, чем в Москве. И это важно. И я опять возвращаюсь к вопросу: кому это выгодно и кто все это предлагает? Никто на этот вопрос не ответил. Это кому-то нужно, но только не деятелям культуры.
- Но вы знаете позицию Союза театральных деятелей. Они почему-то уверены, что крупные общенациональные театры федерального значения эта проблема не затронет. Но не все же театры таковы...
- Мы собирались в СТД как раз по поводу этой реформы. И кто-то из журналистов, присутствовавших при разговоре, мне сказал: «А вы-то чего? Вас это не коснется...» Сегодня, может быть, нас и не коснется. Но вы понимаете, это касается искусства. И я хорошо помню крыловскую басню. Пусти сначала на порог, а потом коснется всех, и большие театры тоже пострадают. Опасность этой реформы в том, что нам предлагают создать попечительские советы, состоящие вовсе не из театральных деятелей.
- Вроде бы как, по слухам, они от этой идеи отказались.
- Мы пока точно не знаем, что окажется в предложенном нам варианте закона. Должны были быть разные авторитетные люди, занятые мыслями о том, как им помочь театру. В принципе мы уже это проходили. На моем веку в театрах были художественные советы, состоявшие из членов рабочих коллективов. Скажем, более 80 лет Малый театр дружит с заводом «Серп и молот». У нас был представитель завода. На спектакли, которые мы сдавали, приглашались эти люди, на юбилеи театра и артистов они нас поздравляли. Когда были юбилеи у них, мы к ним приходили, налаживали какую-то культурную деятельность. Но на этом все и заканчивалось.
Когда я задал вопрос о попечительском совете, нам сказали, что эти люди, предполагаемые члены попечительского совета, ничего нам диктовать не будут. Но почему они очень настаивали на его (совета) введении? И почему в него даже не предполагалось ввести ни одного члена коллектива? Для меня ясно: это постепенное вхождение, в точном соответствии с крыловской басней, сперва на порог, потом на первую ступень, а потом скажут: а ну-ка, идите отсюда... Если хотят помогать материально, то дверь для этого открыта. Пожалуйста, приходите и помогайте.
Пока что у нашего театра никаких спонсоров нет. Мы - госучреждение, но нас это устраивает. Мы бюджетники, зарплаты у нас платятся регулярно. Еще мы зарабатываем гастролями. Никаких помещений мы не сдаем, хотя и находимся в центре Москвы. И никакого строительства не ведем.
- Возможно, это кого-то и раздражает. Все строятся, а вы вот - нет.
- Возможно. Мы коллективу доплачиваем фактически вторую зарплату: от технических сотрудников до народных артистов. Помощи мы не просим, лишь бы нам не мешали, (при этих словах Ю.С. саркастически улыбается). Воровать нам нечего, кроме ролей. Традиции в театре нашем сохраняются много лет. Как ни странно, в последнее время на слово «традиция» реагируют улыбкой... Говорят - традиционный театр, подразумевая что-то замшелое, старое и гнилое. Но гнилое - это когда ты хочешь, чтобы оно было гнилым. А если ты хочешь, чтобы было все хорошо, то все хорошо и будет.
У нас идут в основном классические постановки. Традиция - это когда сохраняется все то хорошее, что было у семьи, у народа, у государства. Как в семье, в нашем театре сохраняются традиции уважения к тем основам театрального искусства, которыми по сегодняшний день может гордиться Россия. А надо сказать, что в мире по сей день русский театр котируется очень высоко. Сами пройдите по театру, посмотрите, как мы живем.
Только что мы приехали из Санкт-Петербурга, где были на гастролях в ознаменование 250-летия нашей труппы. У всех существует, конечно, материальная заинтересованность. Ведь мы живые люди. Но должен вам сказать, что мы там прошли на ура. И с заполняемостью зала проблем не было. Мы туда возили наши последние премьерные спектакли. Я не знаю, как откликнется критика, критика наша непредсказуема. Но зритель откликнулся аншлагами. И это дает возможность дальнейшего существования нашего коллектива, не бросающегося на первую попавшуюся пьесу, которая может дать аншлаг. Мы на потребу невзыскательным вкусам публики не работаем.
- Недавно ваш театр получил президентский грант...
- Совершенно верно. Несколько коллективов получили президентские гранты. Я охотно могу их назвать: в Петербурге это Александринка, БДТ и Малый драматический театр. В Москве это Малый театр, Вахтанговский театр и Художественный театр имени А.П. Чехова. Всего шесть театров.
Плюс четыре учебных заведения: Театральная академия (бывший ГИТИС), старейшее среди российских театральных учебных заведений Щепкинское училище, Вахтанговское училище и Школа-студия МХАТ.
- Солидный список.
- Да. Мне кажется, что все это вполне законно и разумно. Есть и другие достойные коллективы, но сейчас мы говорим о коллективах федеральных. И ведь никто не запрещает Москве поступить точно так же. Могут быть выделены гранты, и театры с удовольствием их примут. Я думаю, что эта инициатива со стороны руководства страны очень правильная. Это пример для регионов. И высокопоставленные чиновники, которые хотят, чтобы культура развивалась, вполне в состоянии поступить точно так же.
Невозможно всех охватить и всем сразу помочь. Но с чего-то начинать нужно. Начали со старейших театров. Вот Александринка и Малый театр. 30 августа этого года мы будем отмечать 250-летие создания государственного русского театра. Императрица Елизавета Петровна подписала указ о создании Русского императорского театра, который по сию пору не отменен.
Гранты: плохо это или хорошо? Это прекрасно. Государство помогает сохранению той театральной культуры, которая у нас есть и которая без этой помощи не может сегодня существовать. Это во-первых. А во-вторых, в августе следующего года по всей России будет отмечаться театральный праздник. И может быть, к этому времени во многих республиках и регионах губернаторы поступят точно так же. Возможности для этого есть. И когда говорят: «Ах, у нас не хватает денег», - я в это не верю. Потому что знаю: они есть. Ведь требуются не такие значительные суммы, но для театра все равно это большая помощь.
- Скажите, а театральная общественность пыталась добиться того, чтобы ее допустили к работе над проектом театральной реформы? И какая была реакция?
- Опять-таки (смеется. - Е.Д.), я не самый последний театральный деятель. Но я ничего не знаю, и со мной никто по этому поводу не советуется. Вот когда будет очень плохо, советоваться сразу начнут. Но сейчас - нет. Когда надо будет исправлять ошибки, мы понадобимся. Возможно, в СТД что-то знают более конкретно. Но с реформой этой все происходит волнами. То нас информируют, а то - затишье. Меня всегда пугает период затишья. Когда грянет гром, креститься будет поздно. И исправлять будет поздно, это надо делать сейчас. И конечно, заложенный в бюджете страны мизер на культуру должен быть изменен. Иначе не будет ничего хорошего.
И второе: как-то очень спешно сейчас меняют устав театра. Большая его часть осталась прежней. Но появилось несколько пунктов, касающихся руководителей театров. Их теперь назначают и расстаются с ними без учета мнения коллектива.
- А это все происходит в рамках театральной реформы?
- Вот этого я и не могу понять. Потому что если это идет в рамках реформы, то считайте, что она уже началась. Хотя мы о ней и не знаем. Да, пусть руководящие органы предлагают разные пертурбации, но с учетом мнения коллектива.
- А так можно выкинуть любого неугодного и неудобного режиссера и худрука. А самые талантливые люди одновременно, как правило, и самые непокорные и неуживчивые...
- Да. К тому же могут назначить режиссера, который в этом коллективе не приживется. Но поскольку он будет назначен и у него будет власть, он может спокойно с этим коллективом расправиться, как сочтет необходимым. Не уверен, что все это пойдет на пользу делу. Иногда в прессе пишут, что нужна ротация руководства, нужно давать руководящие посты молодежи. Я не против, хотя думаю не о себе. Недавно у меня был 70-летний юбилей. И сейчас пошла волна юбилеев тех людей, которые лет по 15-20 руководят театрами. Во всяком случае, для русской культуры и русских театров абсолютно ничего плохого все эти люди не сделали. Я задаю вопрос: кому это надо и во имя чего? Если причина в чьей-то творческой несостоятельности, я еще могу понять. Но если просто надо выдвигать молодых, то меня терзают сомнения.
- Молодой молодому рознь. Так же, как и старый... И дело ведь не в возрасте, а в опыте и в мозгах.
- Я тоже не против молодых. В Малом театре, кстати, работает очень много молодых актеров. Они играют ведущие роли, имеют звания. Ставят спектакли молодые режиссеры. Конечно, не 25-летние. Никто меня не убедит, что в 25 лет можно сразу стать гением и осуществлять классные постановки. Везде нужен опыт. Сейчас не хватает опытных людей в самолетостроении. Работают люди 50 - 60 лет. Потому что у молодых еще нет опыта. Существуют какие-то профессии, где без опыта никуда не денешься.
- А что чувствует ваша душа в связи с этой самой пресловутой театральной реформой? Ведь интуиция у вас на высоте.
- Что чувствует моя душа - об этом я сказать не смогу. А вот призвать хотя бы слегка задуматься тех людей, которые эту реформу протаскивают, я бы хотел. Дело в том, что реформа реформе рознь. Еще ни одна реформа на моем веку, из тех, которые я помню, не была успешной. Может быть, они и были, но я таковых не помню. А самые последние реформы вообще никакого успеха не имели. Мало того, они просто позорно провалились. И мне бы очень не хотелось, чтобы театральная реформа провалилась точно так же, как и остальные. Если она будет реализовываться и провалится, то это будет конец театру. И большой удар по обществу.
Александр Николаевич Островский в одном своем письме к другу написал, что каждый народ должен иметь театр, иначе он не состоится. Цитата неточна, но смысл ее именно такой. Почему так? Да потому, что драматический театр вбирает в себя драматургию - это писатели, драматурги, поэты. И музыку - это композиторы. Живопись - это художники. Режиссеры, актеры и т.д. Вы сами видите, что очень многие искусства близки драматическому театру. И самое главное, что драматический театр имеет возможность воздействовать на людей. Воздействовать своим сердцем, своими мозгами, эмоционально. Вот в этом и заключается русский традиционный театр. Так меня учили. А учился я у замечательных русских артистов - у Веры Николаевны Пашенной, у Игоря Владимировича Ильинского, у Михаила Ивановича Жарова, у Михаила Ивановича Царева, у Елены Николаевны Гоголевой. И этот список я могу продолжить.
- Россия без театра непредставима, слишком сильно он вошел в наше бытие и национальное самосознание.
- Вообще вопрос не столь простой. Вот клоуны ходят по сцене и что-то там представляют. Но для воспитания подрастающего поколения, для воспитания патриотизма театр играет огромную роль. Сейчас слово «патриотизм» заболтано, или, наоборот, часто все как-то стесняются его упоминать. А мне нравится, когда американцы, положа ладонь на сердце, поют свой гимн. И некоторые при этом даже плачут. Это - патриотизм. Почему мы должны уходить от этого, я не понимаю!
Школьников сейчас в театр не водят. А раньше водили целыми классами. И кто из нынешних мальчишек и девчонок ходил в театр на «Горе от ума»? Да никто почти. Полное отсутствие присутствия. А театр - это и связь времен, и развитие мышления, и эффект присутствия и соучастия. Театр дает возможность думать вместе с актерами о тех проблемах, которые выносятся на сцену. Как и кинематограф, только сильнее.
Хотя это не всегда хорошо, эти коллективные просмотры. Просто дети в зрительном зале порой начинают себя вести так же раскованно, как в школе. А когда они приходят с папой, с мамой, то они слушают. И начинают понимать, что Гоголь когда-то говорил о том, что с ними происходит сегодня. «Хороших лекарств мы не употребляем, - говорит Земляника, - простой человек если выживет, то и так выживет». Можно ли сказать лучше о сегодняшней эпохе? О сегодняшней медицине или о господине Зурабове...
- Кардиохирург Шумаков тоже хорошо высказался на одном ток-шоу, посвященном медицине. Мол, ничего страшного, медицина всю эту реформу переживет, пациенты с врачами уж как-нибудь договорятся. Одним словом, Николай Васильевич отдыхает.
- Это справятся Шумаков, Акчурин, Чазов. А пациенты могут и не справиться. И если опять вернуться к театральной реформе, то что делать театрам где-нибудь в моей родной Чите - городе, где я родился и вырос? Ведь моими первыми педагогами были актеры именно Читинского театра Агафонов и Яковлев. Хорошо, если губернатор поддержит. А если нет, то люди просто окажутся в унизительном состоянии. И все-таки я надеюсь на здравый смысл...
Беседовал Евгений ДАНИЛОВ
«Политический журнал», 26.06.2006
Русский актер и режиссер Юрий Мефодьевич Соломин родился в 1935 г. в Чите в семье профессиональных музыкантов. Учился в Театральном училище им. М.С. Щепкина, а после его окончания был принят в труппу Малого театра, где и работает уже долгие годы, сыграв в нем множество ролей.
Стал широко известен в 1970 г., после выхода на телеэкран многосерийного фильма «Адъютант его превосходительства». Также снялся в фильмах «ТАСС уполномочен заявить...», «Хождение по мукам», «Обыкновенное чудо» и др.
С 1988 г. является художественным руководителем Малого театра. Недолгое время был министром культуры России, но вновь вернулся в родной театр. Наряду с административной работой продолжает играть на сцене Малого театра.
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе.
Вот некоторые фрагменты из нашей беседы.
- Юрий Мефодьевич, полгода тому назад, после выхода в эфир программы Андрея Караулова «Момент истины», театральная общественность вдруг с удивлением узнала про некую театральную реформу, которая готовится в ведомстве Грефа и которая вовсе не учитывает ее мнение. Сейчас все утихло, но реформа готовиться продолжает. Вы о ней много знаете?
- Не больше, чем вы. Но ваши слова о том, что работа в этой области продолжается, меня напугали. Мы не знаем деталей того, что происходит. То есть я знаю... Совсем недавно я получил информацию из Думы о том, что в 2006 году из бюджета отпущен на культуру такой мизер, о котором не стоит даже и говорить. И это катастрофа. Ведь культура нужна, культура - это наша жизнь: точно так же, как воздух или вода. Если человек надел белую рубашку, шляпу, бабочку, то значит, на свет явился культурный человек. Но культура - она не только в этом. Культура - это образование, это мировое общение. Бывали трудные, катастрофические дни у нашего государства, и всегда на первую линию обороны выходила наша культура. Народ объединялся не вокруг политиков, военных или экономистов, а вокруг деятелей культуры.
- Билеты в театр сейчас дороги. Многие не очень обеспеченные люди, старые театралы, отказывают себе во многом, но ходят в театр. Греф и К° хоть что-то думают об этих людях? И откуда эта келейность вокруг разработки театральной реформы?
- Я не могу понять, почему. Я встречался с некоторыми руководителями и постоянно говорил о том, что к разработке театральной реформы также должны быть привлечены и деятели искусства. Ведь кто еще должен заниматься реформой?
На мой взгляд, сегодня возникновение этой реформы есть дело искусственное. Она не нужна. И об этом говорилось. А если нужна, то в каждом виде искусства: в музыке, в драме, в опере, в балете, в живописи, в литературе есть союзы. Они еще остались - и союзы писателей, и союзы художников, и Союз театральных деятелей. И они должны заниматься реформами, а не экономисты и чиновники. Я не верю, что экономисты очень много сэкономят.
- Да ведь экономика наша - о чудо! - сейчас на подъеме. Энергоносители лишь дорожают, денег у страны полно.
- Да, нефть дорожает, мы начинаем богатеть и откладываем деньги от продаж. Но я одного не понимаю: зачем же эти деньги нужно откладывать? На черный день оставить неплохо. Но не огромные же суммы, учитывая наши проблемы с рождаемостью, с пенсионерами. И они никогда не решатся сами, как бы ни ожидали того момента, когда все пенсионеры вымрут в одночасье. Напрасные ожидания: они не вымрут никогда. Каждый год будет прибывать новое их количество. И этот вопрос надо как-то решать.
- К тому же экономика США тоже подвержена кризисам, и доллар тоже полностью не обеспечен. Случись что, все эти деньги обратятся в глиняные черепки, как в известном произведении Гоголя.
- Вы абсолютно правы. Сейчас все, политики и экономисты, говорят о том, что доллар падает. Тогда какой смысл вкладывать деньги в стабилизационный фонд? А мы вкладываемся именно в доллары, насколько я понимаю. Это при всей сегодняшней хорошей экономической ситуации - подорожании нефти, газа и больших прибылях.
Ведь мы же закладывали в бюджет стоимость нефти в 40 долларов за баррель. Но сегодня нефть стоит дороже. Так откладывайте выручку с этих 40 долларов в стабилизационный фонд. А остальное, внеплановое, пустите на развитие производства. Я не понимаю, почему наше производство не надо поддерживать. Говорят, что государство не должно вмешиваться в экономику, она, мол, сама себя отрегулирует. Но зачем тогда такое государство существует? Я ничего не могу понять. Дума и правительство должны решить эту проблему.
- А как было в советские приснопамятные времена?
- Я очень хорошо помню войну, хотя был тогда совсем ребенком. Но я помню, сколько после войны было бездомных ребят, потерявших родителей. Положение было очень тяжелое. Я хорошо помню и 60-70-е годы. Но такого безобразия тогда не было. Я знаю, что в Малом театре во время войны артисты играли спектакль, и в зале сидели вооруженные солдаты, и потом отсюда, с Театральной площади, уходили на защиту Москвы. В самые трудные времена театр был нужен...
- Во время встречи с Путиным вы поднимали тему театральной реформы?
- Да. Мы говорили, что реформа эта театру не нужна. Но кто это придумал и кому все это понадобилось - внятного ответа на этот вопрос мы так и не получили. Хотя я догадываюсь, откуда ноги растут. Происходит какой-то передел...
- Важная часть законопроекта - это право руководства театра вести деятельность, не имеющую собственно к театру никакого касательства. Чтобы можно было, к примеру, сдавать театральные площади под бары или казино...
- В Москве все, что можно, уже занято этими заведениями. Пруд пруди и ресторанов, и баров, и казино. Мне кажется, в Москве этой проблемы нет. Но она легко может возникнуть в провинции. Там все несколько иначе, чем в Москве. И это важно. И я опять возвращаюсь к вопросу: кому это выгодно и кто все это предлагает? Никто на этот вопрос не ответил. Это кому-то нужно, но только не деятелям культуры.
- Но вы знаете позицию Союза театральных деятелей. Они почему-то уверены, что крупные общенациональные театры федерального значения эта проблема не затронет. Но не все же театры таковы...
- Мы собирались в СТД как раз по поводу этой реформы. И кто-то из журналистов, присутствовавших при разговоре, мне сказал: «А вы-то чего? Вас это не коснется...» Сегодня, может быть, нас и не коснется. Но вы понимаете, это касается искусства. И я хорошо помню крыловскую басню. Пусти сначала на порог, а потом коснется всех, и большие театры тоже пострадают. Опасность этой реформы в том, что нам предлагают создать попечительские советы, состоящие вовсе не из театральных деятелей.
- Вроде бы как, по слухам, они от этой идеи отказались.
- Мы пока точно не знаем, что окажется в предложенном нам варианте закона. Должны были быть разные авторитетные люди, занятые мыслями о том, как им помочь театру. В принципе мы уже это проходили. На моем веку в театрах были художественные советы, состоявшие из членов рабочих коллективов. Скажем, более 80 лет Малый театр дружит с заводом «Серп и молот». У нас был представитель завода. На спектакли, которые мы сдавали, приглашались эти люди, на юбилеи театра и артистов они нас поздравляли. Когда были юбилеи у них, мы к ним приходили, налаживали какую-то культурную деятельность. Но на этом все и заканчивалось.
Когда я задал вопрос о попечительском совете, нам сказали, что эти люди, предполагаемые члены попечительского совета, ничего нам диктовать не будут. Но почему они очень настаивали на его (совета) введении? И почему в него даже не предполагалось ввести ни одного члена коллектива? Для меня ясно: это постепенное вхождение, в точном соответствии с крыловской басней, сперва на порог, потом на первую ступень, а потом скажут: а ну-ка, идите отсюда... Если хотят помогать материально, то дверь для этого открыта. Пожалуйста, приходите и помогайте.
Пока что у нашего театра никаких спонсоров нет. Мы - госучреждение, но нас это устраивает. Мы бюджетники, зарплаты у нас платятся регулярно. Еще мы зарабатываем гастролями. Никаких помещений мы не сдаем, хотя и находимся в центре Москвы. И никакого строительства не ведем.
- Возможно, это кого-то и раздражает. Все строятся, а вы вот - нет.
- Возможно. Мы коллективу доплачиваем фактически вторую зарплату: от технических сотрудников до народных артистов. Помощи мы не просим, лишь бы нам не мешали, (при этих словах Ю.С. саркастически улыбается). Воровать нам нечего, кроме ролей. Традиции в театре нашем сохраняются много лет. Как ни странно, в последнее время на слово «традиция» реагируют улыбкой... Говорят - традиционный театр, подразумевая что-то замшелое, старое и гнилое. Но гнилое - это когда ты хочешь, чтобы оно было гнилым. А если ты хочешь, чтобы было все хорошо, то все хорошо и будет.
У нас идут в основном классические постановки. Традиция - это когда сохраняется все то хорошее, что было у семьи, у народа, у государства. Как в семье, в нашем театре сохраняются традиции уважения к тем основам театрального искусства, которыми по сегодняшний день может гордиться Россия. А надо сказать, что в мире по сей день русский театр котируется очень высоко. Сами пройдите по театру, посмотрите, как мы живем.
Только что мы приехали из Санкт-Петербурга, где были на гастролях в ознаменование 250-летия нашей труппы. У всех существует, конечно, материальная заинтересованность. Ведь мы живые люди. Но должен вам сказать, что мы там прошли на ура. И с заполняемостью зала проблем не было. Мы туда возили наши последние премьерные спектакли. Я не знаю, как откликнется критика, критика наша непредсказуема. Но зритель откликнулся аншлагами. И это дает возможность дальнейшего существования нашего коллектива, не бросающегося на первую попавшуюся пьесу, которая может дать аншлаг. Мы на потребу невзыскательным вкусам публики не работаем.
- Недавно ваш театр получил президентский грант...
- Совершенно верно. Несколько коллективов получили президентские гранты. Я охотно могу их назвать: в Петербурге это Александринка, БДТ и Малый драматический театр. В Москве это Малый театр, Вахтанговский театр и Художественный театр имени А.П. Чехова. Всего шесть театров.
Плюс четыре учебных заведения: Театральная академия (бывший ГИТИС), старейшее среди российских театральных учебных заведений Щепкинское училище, Вахтанговское училище и Школа-студия МХАТ.
- Солидный список.
- Да. Мне кажется, что все это вполне законно и разумно. Есть и другие достойные коллективы, но сейчас мы говорим о коллективах федеральных. И ведь никто не запрещает Москве поступить точно так же. Могут быть выделены гранты, и театры с удовольствием их примут. Я думаю, что эта инициатива со стороны руководства страны очень правильная. Это пример для регионов. И высокопоставленные чиновники, которые хотят, чтобы культура развивалась, вполне в состоянии поступить точно так же.
Невозможно всех охватить и всем сразу помочь. Но с чего-то начинать нужно. Начали со старейших театров. Вот Александринка и Малый театр. 30 августа этого года мы будем отмечать 250-летие создания государственного русского театра. Императрица Елизавета Петровна подписала указ о создании Русского императорского театра, который по сию пору не отменен.
Гранты: плохо это или хорошо? Это прекрасно. Государство помогает сохранению той театральной культуры, которая у нас есть и которая без этой помощи не может сегодня существовать. Это во-первых. А во-вторых, в августе следующего года по всей России будет отмечаться театральный праздник. И может быть, к этому времени во многих республиках и регионах губернаторы поступят точно так же. Возможности для этого есть. И когда говорят: «Ах, у нас не хватает денег», - я в это не верю. Потому что знаю: они есть. Ведь требуются не такие значительные суммы, но для театра все равно это большая помощь.
- Скажите, а театральная общественность пыталась добиться того, чтобы ее допустили к работе над проектом театральной реформы? И какая была реакция?
- Опять-таки (смеется. - Е.Д.), я не самый последний театральный деятель. Но я ничего не знаю, и со мной никто по этому поводу не советуется. Вот когда будет очень плохо, советоваться сразу начнут. Но сейчас - нет. Когда надо будет исправлять ошибки, мы понадобимся. Возможно, в СТД что-то знают более конкретно. Но с реформой этой все происходит волнами. То нас информируют, а то - затишье. Меня всегда пугает период затишья. Когда грянет гром, креститься будет поздно. И исправлять будет поздно, это надо делать сейчас. И конечно, заложенный в бюджете страны мизер на культуру должен быть изменен. Иначе не будет ничего хорошего.
И второе: как-то очень спешно сейчас меняют устав театра. Большая его часть осталась прежней. Но появилось несколько пунктов, касающихся руководителей театров. Их теперь назначают и расстаются с ними без учета мнения коллектива.
- А это все происходит в рамках театральной реформы?
- Вот этого я и не могу понять. Потому что если это идет в рамках реформы, то считайте, что она уже началась. Хотя мы о ней и не знаем. Да, пусть руководящие органы предлагают разные пертурбации, но с учетом мнения коллектива.
- А так можно выкинуть любого неугодного и неудобного режиссера и худрука. А самые талантливые люди одновременно, как правило, и самые непокорные и неуживчивые...
- Да. К тому же могут назначить режиссера, который в этом коллективе не приживется. Но поскольку он будет назначен и у него будет власть, он может спокойно с этим коллективом расправиться, как сочтет необходимым. Не уверен, что все это пойдет на пользу делу. Иногда в прессе пишут, что нужна ротация руководства, нужно давать руководящие посты молодежи. Я не против, хотя думаю не о себе. Недавно у меня был 70-летний юбилей. И сейчас пошла волна юбилеев тех людей, которые лет по 15-20 руководят театрами. Во всяком случае, для русской культуры и русских театров абсолютно ничего плохого все эти люди не сделали. Я задаю вопрос: кому это надо и во имя чего? Если причина в чьей-то творческой несостоятельности, я еще могу понять. Но если просто надо выдвигать молодых, то меня терзают сомнения.
- Молодой молодому рознь. Так же, как и старый... И дело ведь не в возрасте, а в опыте и в мозгах.
- Я тоже не против молодых. В Малом театре, кстати, работает очень много молодых актеров. Они играют ведущие роли, имеют звания. Ставят спектакли молодые режиссеры. Конечно, не 25-летние. Никто меня не убедит, что в 25 лет можно сразу стать гением и осуществлять классные постановки. Везде нужен опыт. Сейчас не хватает опытных людей в самолетостроении. Работают люди 50 - 60 лет. Потому что у молодых еще нет опыта. Существуют какие-то профессии, где без опыта никуда не денешься.
- А что чувствует ваша душа в связи с этой самой пресловутой театральной реформой? Ведь интуиция у вас на высоте.
- Что чувствует моя душа - об этом я сказать не смогу. А вот призвать хотя бы слегка задуматься тех людей, которые эту реформу протаскивают, я бы хотел. Дело в том, что реформа реформе рознь. Еще ни одна реформа на моем веку, из тех, которые я помню, не была успешной. Может быть, они и были, но я таковых не помню. А самые последние реформы вообще никакого успеха не имели. Мало того, они просто позорно провалились. И мне бы очень не хотелось, чтобы театральная реформа провалилась точно так же, как и остальные. Если она будет реализовываться и провалится, то это будет конец театру. И большой удар по обществу.
Александр Николаевич Островский в одном своем письме к другу написал, что каждый народ должен иметь театр, иначе он не состоится. Цитата неточна, но смысл ее именно такой. Почему так? Да потому, что драматический театр вбирает в себя драматургию - это писатели, драматурги, поэты. И музыку - это композиторы. Живопись - это художники. Режиссеры, актеры и т.д. Вы сами видите, что очень многие искусства близки драматическому театру. И самое главное, что драматический театр имеет возможность воздействовать на людей. Воздействовать своим сердцем, своими мозгами, эмоционально. Вот в этом и заключается русский традиционный театр. Так меня учили. А учился я у замечательных русских артистов - у Веры Николаевны Пашенной, у Игоря Владимировича Ильинского, у Михаила Ивановича Жарова, у Михаила Ивановича Царева, у Елены Николаевны Гоголевой. И этот список я могу продолжить.
- Россия без театра непредставима, слишком сильно он вошел в наше бытие и национальное самосознание.
- Вообще вопрос не столь простой. Вот клоуны ходят по сцене и что-то там представляют. Но для воспитания подрастающего поколения, для воспитания патриотизма театр играет огромную роль. Сейчас слово «патриотизм» заболтано, или, наоборот, часто все как-то стесняются его упоминать. А мне нравится, когда американцы, положа ладонь на сердце, поют свой гимн. И некоторые при этом даже плачут. Это - патриотизм. Почему мы должны уходить от этого, я не понимаю!
Школьников сейчас в театр не водят. А раньше водили целыми классами. И кто из нынешних мальчишек и девчонок ходил в театр на «Горе от ума»? Да никто почти. Полное отсутствие присутствия. А театр - это и связь времен, и развитие мышления, и эффект присутствия и соучастия. Театр дает возможность думать вместе с актерами о тех проблемах, которые выносятся на сцену. Как и кинематограф, только сильнее.
Хотя это не всегда хорошо, эти коллективные просмотры. Просто дети в зрительном зале порой начинают себя вести так же раскованно, как в школе. А когда они приходят с папой, с мамой, то они слушают. И начинают понимать, что Гоголь когда-то говорил о том, что с ними происходит сегодня. «Хороших лекарств мы не употребляем, - говорит Земляника, - простой человек если выживет, то и так выживет». Можно ли сказать лучше о сегодняшней эпохе? О сегодняшней медицине или о господине Зурабове...
- Кардиохирург Шумаков тоже хорошо высказался на одном ток-шоу, посвященном медицине. Мол, ничего страшного, медицина всю эту реформу переживет, пациенты с врачами уж как-нибудь договорятся. Одним словом, Николай Васильевич отдыхает.
- Это справятся Шумаков, Акчурин, Чазов. А пациенты могут и не справиться. И если опять вернуться к театральной реформе, то что делать театрам где-нибудь в моей родной Чите - городе, где я родился и вырос? Ведь моими первыми педагогами были актеры именно Читинского театра Агафонов и Яковлев. Хорошо, если губернатор поддержит. А если нет, то люди просто окажутся в унизительном состоянии. И все-таки я надеюсь на здравый смысл...
Беседовал Евгений ДАНИЛОВ
«Политический журнал», 26.06.2006
19.06.2006
Подробнее
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину...
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину.
С днем рождения его поздравляет народная артистка СССР актриса Элина Быстрицкая:
– Много говорить не буду, иначе это сочтут подхалимажем, чего бы мне не хотелось. Скажу кратко. Я поздравляю Юрия Соломина с днем его рождения и желаю ему крепкого здоровья, удачи и счастья – всего, что в его лице послужит на благо нашего славного Малого театра.
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину.
С днем рождения его поздравляет народная артистка СССР актриса Элина Быстрицкая:
– Много говорить не буду, иначе это сочтут подхалимажем, чего бы мне не хотелось. Скажу кратко. Я поздравляю Юрия Соломина с днем его рождения и желаю ему крепкого здоровья, удачи и счастья – всего, что в его лице послужит на благо нашего славного Малого театра.
18.06.2006
Подробнее
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
18 июня – день рождения художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. Поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, терпения в его нелегком деле и, конечно, новых ролей на сцене родного театра!
18 июня – день рождения художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. Поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, терпения в его нелегком деле и, конечно, новых ролей на сцене родного театра!
02.06.2006
Подробнее
«ИСКУССТВОМ ТОЖЕ МОЖНО ТРАВИТЬ ЛЮДЕЙ»
В свой 250-летний юбилей один из самых крупных драматических коллективов страны впервые оказался втянутым в неприятную историю. Об этом инциденте, а также о жизни труппы в канун готовящихся реформ мы поговорили с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ...
«ИСКУССТВОМ ТОЖЕ МОЖНО ТРАВИТЬ ЛЮДЕЙ»
Малый театр живет несколько в стороне от других московских сцен. Играет классику, оберегает традиции, избегает скандалов. Но в свой 250-летний юбилей один из самых крупных драматических коллективов страны впервые оказался втянутым в неприятную историю, вокруг которой в скором времени начнется судебное разбирательство. Случилось это в Ростове-на-Дону во время гастролей, посвященных круглой дате. Об этом инциденте, а также о жизни труппы в канун готовящихся реформ мы поговорили с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ.
– Юрий Мефодьевич, последняя новость, пришедшая из Малого театра, связана с гастролями в Ростове. Расскажите, пожалуйста, что же там произошло.
– Это очень неприятная история. Мы государственный театр, государство дает нам дотацию, и мы стараемся отдавать ее зрителю: у нас цены на билеты ниже, чем где бы то ни было. А когда мы едем на гастроли, то в определенных регионах часто делаем скидку на билеты. В Ростове-на-Дону на пресс-конференции, открывавшей наши гастроли, я сказал: «Хотя Ростов – большой город, стоимость билетов будет такая же, как в Москве. Мы ничего не повышаем, мы не антрепризный театр». И каково же было мое изумление, когда я случайно в день отлета – а я был там всего три дня – узнал, что билеты продаются в полтора раза дороже! Оказалось, что замдиректора местного драматического театра имени Горького (Геннадий Полуян. – «НИ») взял наши билеты по определенной цене, положил их в сейф и стал продавать свои билеты. Закрутилось дело, вмешалась прокуратура, потому что этот человек отказывался отдавать нашему продюсеру часть денег за билеты. По-моему, он заплатил только 30% положенной суммы. Теперь дело передано в определенные органы. Нам очень неприятно, что Малый театр в год своего 250-летия и гастролей, посвященных этой дате, в качестве свидетеля будет фигурировать в этом деле.
– А сам театр не понес материального ущерба?
– Нет, материально мы никак не пострадали. Пострадал этот продюсер, к сожалению. Мы в прошлом году с ним работали на гастролях в Сибири, Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде. И он произвел на нас хорошее впечатление. Тихий, спокойный, не нервный. Он теряет деньги. А вот я видел его буквально позавчера, спросил: «Ну что?» А он: «Да все нормально!» Не бегает, не кричит, не бьет себя кулаком в грудь, не обвиняет никого, хотя сумма приличная.
– Исходя из этого инцидента вы делаете для себя какие-то выводы? Как в дальнейшем планируете избегать подобных ситуаций?
– Вы знаете, мы привыкли работать на старых экономических условиях. Подписывая какую-то бумагу или получая сдачу, я никогда не проверяю. Меня учили доверять людям. К сожалению, теперь нужно будет проверять. Это хороший урок. Я пятьдесят лет в театре, и такого никогда еще не случалось.
– Как получилось, что в смутные 90-е годы, когда многие театры на гастролях сталкивались с мошенниками, Малый театр не попадал в такие истории, а сейчас, в относительно спокойное время, оказался втянут в аферу?
– Мы всегда ездили на гастроли, каждый год. И обычно взаимоотношения с организаторами складывались дружеские. Нам и в голову не приходило, что такую большую организацию, государственную структуру, один из самых крупных драматических коллективов могут обмануть! Оказывается, это возможно.
– После Ростова Малый отправился на гастроли в Краснодар. Как они прошли, без эксцессов?
– Да, в Краснодаре все было совсем по-другому. Хотя после Ростова мы были насторожены, но в Краснодаре встретили других людей, другое отношение, сложились другие впечатления. Я уехал, отыграв свои спектакли, но гастроли еще продолжались. Вот мне позвонили недавно, сказали, что на спектакле был губернатор. Играли тот же репертуар, что в Ростове, – чеховскую «Чайку», три пьесы Островского: «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты» и «Правда – хорошо, а счастье – лучше». И «Тайны мадридского двора».
– Летом еще будут гастроли?
– Нет, после Краснодара мы никуда больше не поедем. У нас две недели до отпуска, мы готовимся к юбилейным торжествам.
– Если можно, пару слов о праздновании юбилея.
– Юбилейные дни начнутся 30 августа в Петербурге и затем переедут в Москву: в начале сентября будет юбилейное представление, потом международный симпозиум по жизни национальных театров в мире. Мне кажется, именно сегодня нужно говорить о сохранении традиций, потому что на традиции идет наступление. Массированное наступление. «Это не надо, это национальное!» И возникает вопрос: вы же были на форуме СТД (Союза театральных деятелей. – «НИ»), так что же теперь рассуждаете, нужны театры или нет? Да у кого вообще поворачивается язык говорить об этом?! Театр – это рупор нашей жизни, театр – это сохранение национальной культуры. Мы стали говорить на другом языке. И язык идет не на пользу нашему государству. Я уже лет пятнадцать говорю о том, что экономику можно создать, только если человек образован, если он здоров и культурен. Культура не в смысле одежды или интеллигентности, а в смысле даже родного языка. Слава богу, услышали нас: образование и медицину включили в список привилегированных сфер. Ну, естественно, пока о культуре забыли, и мы опять оказались нигде. Но я абсолютно уверен, что это ошибка и она будет исправлена.
– Что вас больше всего возмущает в грядущей театральной реформе?
– Меня возмущает то, что с профессионалами не советуются. Какой-то человек, который занимает какую-то должность, который не очень хорошо работает, потому что ему все время об этом говорят: у тебя здесь ошибка и здесь, так вот, он все время говорит: «Да пошли вы! Я доделаю то, что считаю нужным». А профессионалы говорят: «Да нам не надо этого! Родненький, ты же этого не понимаешь!» А он пытается доказать, что понимает. Но доказывать он будет на человеческих судьбах. И не на одном-двух десятках, их может быть два-три миллиона. Дело не в том, будет ли театр или нет. Театр будет, он выживет! Но каким путем и сколько мы потеряем людей на выживании? Ради чего? Одного-двух человек, которые хотят что-то доказать?.. Вот я сейчас говорю, но мне кажется, кроме врагов, я ничего не наживаю, а у меня они, враги, и так есть. (Смеется.) Вот говорят: он в Малом театре, а Большой и Малый могут не беспокоиться…
– Да, некоторые считают, что вам не о чем волноваться. У вас привилегированное положение: финансирования вас не лишат, форму существования выбирать не надо…
– Но! Зная басни Крылова и то, как в жизни все происходит, нельзя говорить: у меня все нормально, а там пусть будет все, что угодно. Через некоторое время с тобой произойдет то же самое! И логика подсказывает: не может быть так, что одних уничтожают, а другая половина смотрит и молчит. Да это не в характере русском вообще! Если мы как-то живем – тьфу-тьфу-тьфу! – нормально, то провинциальные театры тянут лямку очень тяжелую. И почему бы не вызвать одного губернатора, другого, сказать: «В чем дело? Вам деньги отпускаются на это? Будьте любезны!» Ведь легче всего зажать деньги у образования, медицины и культуры. Все дело в том, что ни один чиновник высокого ранга не наказан за то, что он должен был сделать, и не сделал.
– Сейчас установилась тенденция: театры стремятся эпатировать, поразить публику. Вы принципиально не пользуетесь такими методами?
– Это не тенденция! Это заработок! Давайте называть все своими именами. Неталантливый человек сразу разденет актера, актрису. Для чего? Чтобы заработать. И берет именно Чехова, Гоголя, Островского, Шекспира, Мольера. Вроде там раздевай как хочешь и ты не ответишь за это. Но мы-то воспитанные, у нас есть гордость национальная! Я задаю вопрос: а почему он это делает? Ведь интереснее разгадать автора, нежели сесть на него верхом и, поплевывая ему в затылок, делать с ним все, что хочешь. На каком основании? Это та же экология! Почему надо реки вспять поворачивать? Почему сейчас вопрос встал о сохранении животных? Почему же мы не говорим об экологии в культуре? Театр – это воспитательный момент для поколения. Ну, как можно ставить пьесу, чтобы там ругались матом? На телевидении хоть пикалку вставляют, а здесь что же? Это разве творчество, искусство?
– А что вы предлагаете делать с такими спектаклями?
– Снимать.
– Кто же это будет делать? Государство?
– Поскольку теперь нет цензуры, везде нужен контроль. На рынке нужно проверять, сколько гадости в мясе, а как же! Иначе ведь травят людей этими продуктами. А почему вы думаете, что только продуктами можно травить людей? И искусством можно травить.
– Отвлечемся от грустной темы. Малый в числе шести театров получил грант на три года. На что он будет расходоваться?
– Грант дан только на поддержание зарплаты. Наконец-то мы смогли дать возможность людям чуть-чуть успокоиться. Тем, кто пашет в театре, играет много и качественно, мы попытались сделать нормальный прожиточный минимум, чтобы они могли хотя бы эти три года спокойно поработать. Но в гранте есть условия: если ты работаешь в театре, ты его получаешь. Если в это время занимаешься побочной работой, снимаешься в кино, с тебя снимается часть суммы. Теперь уже многие могут подумать, стоит ли тратить нервы, чтобы уезжать на съемку, выгодно ли это, или лучше получать чуть поменьше – грант полностью, но без нервотрепки. А что мне не очень нравится, – то, что грант снимается, когда ты болен. Артисты часто больные приезжают играть, они не могут жить без сцены, не могут не играть. Такая профессия. А снимать часть зарплаты в тот момент, когда ты болен, мне кажется, несправедливо.
– Мы все время говорим о делах театра. А что происходит в творчестве у вас лично? Какие роли хотите сыграть? Что планируете?
– Я мечтаю о хорошей роли. Но у меня есть закон, я сам его выработал: играю одну роль в два-три сезона. Поскольку я в театре начальник, то не имею права грести под себя. Сейчас у меня в репертуаре две роли. С половиной. А новую… Может, в следующем сезоне разрешу себе взять.
– Почему две с половиной?
– Половинка роли – это в водевиле «Таинственный ящик». С музыкой, танцами, с живым оркестром, с чудесными декорациями. Там речь идет об артисте-неудачнике и о театре. Я очень хотел сыграть эту роль и даже сыграл два раза, но случилось так, что немного надо подождать, не могу сейчас ее играть. А целые роли – это Фамусов и Тригорин. Но уже чувствую, что вырос из Тригорина. Да мы все уже из него выросли, но говорим друг другу: «Ты еще ничего!» и играем. (Смеется.) Ну, посмотрим, как дальше. Ведь каждая роль требует определенного возраста. Вот «Горе от ума» можно играть, пока тебя ноги носят, там моя роль без возраста.
– Как вы отважились пригласить Женовача? Не боялись, что он не разделит вашего бережного отношения к классике?
– Женовач из числа режиссеров, бережно относящихся к классике. Скорее, это его надо спросить, как он рискнул пойти в Малый театр, и его здесь не съели? А за что его есть? Он работает правильно, работает по школе, с уважением относится к автору. Поэтому все три спектакля, которые он сделал у нас в театре, они признаны. Теперь говорят: «Если б не Женовач, наверное, Малый театр не выжил бы». Но еще неизвестно, что было бы с Женовачом, если бы он не поставил эти три работы. Поэтому я бы посоветовал критикам не натравливать нас друг на друга. Слава богу, Сергей умный человек. Сейчас ему трудно, потому что он со своим курсом организовал новый театр. Это очень тяжелый кусок жизни, он даже похудел. Мы понимаем и не дергаем его сейчас. Хотя работа в Малом ему предложена.
– В юбилейный год не планируете удивить своего зрителя, поставив что-то неожиданное для Малого? Какую-нибудь современную пьесу?
– А вы можете предложить что-нибудь? Все об этом говорят, но никто ничего предложить не может.
– То есть проблема с репертуаром?
– Нет. Проблемы с репертуаром нет, потому что сейчас все ставят классику: и левые, и правые, и центристы. Только одни ее извращают, а других обвиняют в традиционности и в музейности. Но музеи – Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский – не так уж плохо иметь в каждом государстве. Но давайте будем их ломать, вынесем все, что там стоит, и повесим другое! Но зачем это делать? Островский был гений, талантливый, непростой человек, который создал русский национальный театр. Кто еще написал столько удивительных, замечательных пьес? Ведь он создал около пятидесяти названий, которые идут по сегодняшний день. И пока нет другого такого драматурга.
Актер и режиссер Юрий СОЛОМИН родился 18 июня 1935 года в Чите. В 1957 году окончил Театральное училище им. Щепкина и стал актером академического Малого театра. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина. В кино снимается с 1960 года. Особую популярность ему принесли роли в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Дерсу Узала», «Хождение по мукам», «Блокада», «Обыкновенное чудо», «Летучая мышь», «Сны о России», «ТАСС уполномочен заявить...». С 1980 года режиссер, а с 1988-го – художественный руководитель Малого театра. В 1990–1992 годах Юрий Соломин был министром культуры России. Президент Ассоциации русских драматических театров. Народный артист СССР (1988) и Киргизии. Лауреат Государственной премии России (2001), лауреат премии «Золотой овен» за выдающийся вклад в развитие отечественного кино.
ЕВГЕНИЯ ШМЕЛЕВА
«Новые Известия», 02.06.2006
Малый театр живет несколько в стороне от других московских сцен. Играет классику, оберегает традиции, избегает скандалов. Но в свой 250-летний юбилей один из самых крупных драматических коллективов страны впервые оказался втянутым в неприятную историю, вокруг которой в скором времени начнется судебное разбирательство. Случилось это в Ростове-на-Дону во время гастролей, посвященных круглой дате. Об этом инциденте, а также о жизни труппы в канун готовящихся реформ мы поговорили с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ.
– Юрий Мефодьевич, последняя новость, пришедшая из Малого театра, связана с гастролями в Ростове. Расскажите, пожалуйста, что же там произошло.
– Это очень неприятная история. Мы государственный театр, государство дает нам дотацию, и мы стараемся отдавать ее зрителю: у нас цены на билеты ниже, чем где бы то ни было. А когда мы едем на гастроли, то в определенных регионах часто делаем скидку на билеты. В Ростове-на-Дону на пресс-конференции, открывавшей наши гастроли, я сказал: «Хотя Ростов – большой город, стоимость билетов будет такая же, как в Москве. Мы ничего не повышаем, мы не антрепризный театр». И каково же было мое изумление, когда я случайно в день отлета – а я был там всего три дня – узнал, что билеты продаются в полтора раза дороже! Оказалось, что замдиректора местного драматического театра имени Горького (Геннадий Полуян. – «НИ») взял наши билеты по определенной цене, положил их в сейф и стал продавать свои билеты. Закрутилось дело, вмешалась прокуратура, потому что этот человек отказывался отдавать нашему продюсеру часть денег за билеты. По-моему, он заплатил только 30% положенной суммы. Теперь дело передано в определенные органы. Нам очень неприятно, что Малый театр в год своего 250-летия и гастролей, посвященных этой дате, в качестве свидетеля будет фигурировать в этом деле.
– А сам театр не понес материального ущерба?
– Нет, материально мы никак не пострадали. Пострадал этот продюсер, к сожалению. Мы в прошлом году с ним работали на гастролях в Сибири, Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде. И он произвел на нас хорошее впечатление. Тихий, спокойный, не нервный. Он теряет деньги. А вот я видел его буквально позавчера, спросил: «Ну что?» А он: «Да все нормально!» Не бегает, не кричит, не бьет себя кулаком в грудь, не обвиняет никого, хотя сумма приличная.
– Исходя из этого инцидента вы делаете для себя какие-то выводы? Как в дальнейшем планируете избегать подобных ситуаций?
– Вы знаете, мы привыкли работать на старых экономических условиях. Подписывая какую-то бумагу или получая сдачу, я никогда не проверяю. Меня учили доверять людям. К сожалению, теперь нужно будет проверять. Это хороший урок. Я пятьдесят лет в театре, и такого никогда еще не случалось.
– Как получилось, что в смутные 90-е годы, когда многие театры на гастролях сталкивались с мошенниками, Малый театр не попадал в такие истории, а сейчас, в относительно спокойное время, оказался втянут в аферу?
– Мы всегда ездили на гастроли, каждый год. И обычно взаимоотношения с организаторами складывались дружеские. Нам и в голову не приходило, что такую большую организацию, государственную структуру, один из самых крупных драматических коллективов могут обмануть! Оказывается, это возможно.
– После Ростова Малый отправился на гастроли в Краснодар. Как они прошли, без эксцессов?
– Да, в Краснодаре все было совсем по-другому. Хотя после Ростова мы были насторожены, но в Краснодаре встретили других людей, другое отношение, сложились другие впечатления. Я уехал, отыграв свои спектакли, но гастроли еще продолжались. Вот мне позвонили недавно, сказали, что на спектакле был губернатор. Играли тот же репертуар, что в Ростове, – чеховскую «Чайку», три пьесы Островского: «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты» и «Правда – хорошо, а счастье – лучше». И «Тайны мадридского двора».
– Летом еще будут гастроли?
– Нет, после Краснодара мы никуда больше не поедем. У нас две недели до отпуска, мы готовимся к юбилейным торжествам.
– Если можно, пару слов о праздновании юбилея.
– Юбилейные дни начнутся 30 августа в Петербурге и затем переедут в Москву: в начале сентября будет юбилейное представление, потом международный симпозиум по жизни национальных театров в мире. Мне кажется, именно сегодня нужно говорить о сохранении традиций, потому что на традиции идет наступление. Массированное наступление. «Это не надо, это национальное!» И возникает вопрос: вы же были на форуме СТД (Союза театральных деятелей. – «НИ»), так что же теперь рассуждаете, нужны театры или нет? Да у кого вообще поворачивается язык говорить об этом?! Театр – это рупор нашей жизни, театр – это сохранение национальной культуры. Мы стали говорить на другом языке. И язык идет не на пользу нашему государству. Я уже лет пятнадцать говорю о том, что экономику можно создать, только если человек образован, если он здоров и культурен. Культура не в смысле одежды или интеллигентности, а в смысле даже родного языка. Слава богу, услышали нас: образование и медицину включили в список привилегированных сфер. Ну, естественно, пока о культуре забыли, и мы опять оказались нигде. Но я абсолютно уверен, что это ошибка и она будет исправлена.
– Что вас больше всего возмущает в грядущей театральной реформе?
– Меня возмущает то, что с профессионалами не советуются. Какой-то человек, который занимает какую-то должность, который не очень хорошо работает, потому что ему все время об этом говорят: у тебя здесь ошибка и здесь, так вот, он все время говорит: «Да пошли вы! Я доделаю то, что считаю нужным». А профессионалы говорят: «Да нам не надо этого! Родненький, ты же этого не понимаешь!» А он пытается доказать, что понимает. Но доказывать он будет на человеческих судьбах. И не на одном-двух десятках, их может быть два-три миллиона. Дело не в том, будет ли театр или нет. Театр будет, он выживет! Но каким путем и сколько мы потеряем людей на выживании? Ради чего? Одного-двух человек, которые хотят что-то доказать?.. Вот я сейчас говорю, но мне кажется, кроме врагов, я ничего не наживаю, а у меня они, враги, и так есть. (Смеется.) Вот говорят: он в Малом театре, а Большой и Малый могут не беспокоиться…
– Да, некоторые считают, что вам не о чем волноваться. У вас привилегированное положение: финансирования вас не лишат, форму существования выбирать не надо…
– Но! Зная басни Крылова и то, как в жизни все происходит, нельзя говорить: у меня все нормально, а там пусть будет все, что угодно. Через некоторое время с тобой произойдет то же самое! И логика подсказывает: не может быть так, что одних уничтожают, а другая половина смотрит и молчит. Да это не в характере русском вообще! Если мы как-то живем – тьфу-тьфу-тьфу! – нормально, то провинциальные театры тянут лямку очень тяжелую. И почему бы не вызвать одного губернатора, другого, сказать: «В чем дело? Вам деньги отпускаются на это? Будьте любезны!» Ведь легче всего зажать деньги у образования, медицины и культуры. Все дело в том, что ни один чиновник высокого ранга не наказан за то, что он должен был сделать, и не сделал.
– Сейчас установилась тенденция: театры стремятся эпатировать, поразить публику. Вы принципиально не пользуетесь такими методами?
– Это не тенденция! Это заработок! Давайте называть все своими именами. Неталантливый человек сразу разденет актера, актрису. Для чего? Чтобы заработать. И берет именно Чехова, Гоголя, Островского, Шекспира, Мольера. Вроде там раздевай как хочешь и ты не ответишь за это. Но мы-то воспитанные, у нас есть гордость национальная! Я задаю вопрос: а почему он это делает? Ведь интереснее разгадать автора, нежели сесть на него верхом и, поплевывая ему в затылок, делать с ним все, что хочешь. На каком основании? Это та же экология! Почему надо реки вспять поворачивать? Почему сейчас вопрос встал о сохранении животных? Почему же мы не говорим об экологии в культуре? Театр – это воспитательный момент для поколения. Ну, как можно ставить пьесу, чтобы там ругались матом? На телевидении хоть пикалку вставляют, а здесь что же? Это разве творчество, искусство?
– А что вы предлагаете делать с такими спектаклями?
– Снимать.
– Кто же это будет делать? Государство?
– Поскольку теперь нет цензуры, везде нужен контроль. На рынке нужно проверять, сколько гадости в мясе, а как же! Иначе ведь травят людей этими продуктами. А почему вы думаете, что только продуктами можно травить людей? И искусством можно травить.
– Отвлечемся от грустной темы. Малый в числе шести театров получил грант на три года. На что он будет расходоваться?
– Грант дан только на поддержание зарплаты. Наконец-то мы смогли дать возможность людям чуть-чуть успокоиться. Тем, кто пашет в театре, играет много и качественно, мы попытались сделать нормальный прожиточный минимум, чтобы они могли хотя бы эти три года спокойно поработать. Но в гранте есть условия: если ты работаешь в театре, ты его получаешь. Если в это время занимаешься побочной работой, снимаешься в кино, с тебя снимается часть суммы. Теперь уже многие могут подумать, стоит ли тратить нервы, чтобы уезжать на съемку, выгодно ли это, или лучше получать чуть поменьше – грант полностью, но без нервотрепки. А что мне не очень нравится, – то, что грант снимается, когда ты болен. Артисты часто больные приезжают играть, они не могут жить без сцены, не могут не играть. Такая профессия. А снимать часть зарплаты в тот момент, когда ты болен, мне кажется, несправедливо.
– Мы все время говорим о делах театра. А что происходит в творчестве у вас лично? Какие роли хотите сыграть? Что планируете?
– Я мечтаю о хорошей роли. Но у меня есть закон, я сам его выработал: играю одну роль в два-три сезона. Поскольку я в театре начальник, то не имею права грести под себя. Сейчас у меня в репертуаре две роли. С половиной. А новую… Может, в следующем сезоне разрешу себе взять.
– Почему две с половиной?
– Половинка роли – это в водевиле «Таинственный ящик». С музыкой, танцами, с живым оркестром, с чудесными декорациями. Там речь идет об артисте-неудачнике и о театре. Я очень хотел сыграть эту роль и даже сыграл два раза, но случилось так, что немного надо подождать, не могу сейчас ее играть. А целые роли – это Фамусов и Тригорин. Но уже чувствую, что вырос из Тригорина. Да мы все уже из него выросли, но говорим друг другу: «Ты еще ничего!» и играем. (Смеется.) Ну, посмотрим, как дальше. Ведь каждая роль требует определенного возраста. Вот «Горе от ума» можно играть, пока тебя ноги носят, там моя роль без возраста.
– Как вы отважились пригласить Женовача? Не боялись, что он не разделит вашего бережного отношения к классике?
– Женовач из числа режиссеров, бережно относящихся к классике. Скорее, это его надо спросить, как он рискнул пойти в Малый театр, и его здесь не съели? А за что его есть? Он работает правильно, работает по школе, с уважением относится к автору. Поэтому все три спектакля, которые он сделал у нас в театре, они признаны. Теперь говорят: «Если б не Женовач, наверное, Малый театр не выжил бы». Но еще неизвестно, что было бы с Женовачом, если бы он не поставил эти три работы. Поэтому я бы посоветовал критикам не натравливать нас друг на друга. Слава богу, Сергей умный человек. Сейчас ему трудно, потому что он со своим курсом организовал новый театр. Это очень тяжелый кусок жизни, он даже похудел. Мы понимаем и не дергаем его сейчас. Хотя работа в Малом ему предложена.
– В юбилейный год не планируете удивить своего зрителя, поставив что-то неожиданное для Малого? Какую-нибудь современную пьесу?
– А вы можете предложить что-нибудь? Все об этом говорят, но никто ничего предложить не может.
– То есть проблема с репертуаром?
– Нет. Проблемы с репертуаром нет, потому что сейчас все ставят классику: и левые, и правые, и центристы. Только одни ее извращают, а других обвиняют в традиционности и в музейности. Но музеи – Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский – не так уж плохо иметь в каждом государстве. Но давайте будем их ломать, вынесем все, что там стоит, и повесим другое! Но зачем это делать? Островский был гений, талантливый, непростой человек, который создал русский национальный театр. Кто еще написал столько удивительных, замечательных пьес? Ведь он создал около пятидесяти названий, которые идут по сегодняшний день. И пока нет другого такого драматурга.
Актер и режиссер Юрий СОЛОМИН родился 18 июня 1935 года в Чите. В 1957 году окончил Театральное училище им. Щепкина и стал актером академического Малого театра. С 1961 года преподает в Театральном училище им. Щепкина. В кино снимается с 1960 года. Особую популярность ему принесли роли в фильмах «Адъютант его превосходительства», «Дерсу Узала», «Хождение по мукам», «Блокада», «Обыкновенное чудо», «Летучая мышь», «Сны о России», «ТАСС уполномочен заявить...». С 1980 года режиссер, а с 1988-го – художественный руководитель Малого театра. В 1990–1992 годах Юрий Соломин был министром культуры России. Президент Ассоциации русских драматических театров. Народный артист СССР (1988) и Киргизии. Лауреат Государственной премии России (2001), лауреат премии «Золотой овен» за выдающийся вклад в развитие отечественного кино.
ЕВГЕНИЯ ШМЕЛЕВА
«Новые Известия», 02.06.2006
01.06.2006
Подробнее
«Листая старые подшивки» ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
«Листая старые подшивки»
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице...
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице...
«Листая старые подшивки»
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице:
- Вера Николаевна оставила своим ученикам завещание очень простое и высокое - любить сцену. Она говорила: надо быть очень собранным, работать в полную силу, так, чтобы всего себя отдавать сцене. (Пашенная не любила слова «играть», говорила - «работать».) Только тогда в зале не останется равнодушных и большая часть зрителей поймет твою боль, твою мысль.
Всю жизнь, каждый день мы стремимся выполнять это ее завещание.
...Чтобы отметить память Веры Пашенной, мы выбрали «Чайку». Почему? Это был один из ее последних спектаклей в Щепкинском училище. Я играл в этом спектакле Треплева. Думаю, что та первая роль в «Чайке» и сделала мою актерскую судьбу.
И, конечно, работая над новой «Чайкой», мы вспоминали «Чайку» нашей юности. Мы - ученики Пашенной - сегодня вместе и будем играть в ее честь этот спектакль. В нем схлестнулись и юбилей, и наши воспоминания, и наша сегодняшняя премьера.
На репетициях Вера Николаевна никогда не показывала, как нужно играть, а была убедительна своими словами. Но уж если показывала - это надолго всем запоминалось. Помню, как, репетируя «Чайку», она объясняла нашей Нине Заречной: «Понимаешь, у нее глаза должны излучать. Вот посмотри». И вдруг Пашенная, уже старая, полная женщина, поднялась, и мы все увидели, что ее глаза - излучают. В них было многое: мысль, смысл... Словно лучилась ее душа. Этот момент я запомнил на всю жизнь.
Само собой разумеется, что ее все уважали и побаивались. Строгость ее знали. Вернее, знали ее мощь - она была сильная женщина. И в то же время я никогда не слышал, чтобы она причинила кому-то зло или даже просто на ком-то сорвала злость. Вера Николаевна была справедливым человеком и очень помогала студентам. Одному из нас она первые два года выплачивала стипендию. (Парня немножко перепутали: он был двадцать шестым на курсе, а вообще набиралось двадцать пять.) Словом, остался человек без стипендии, а без стипендии жить не мог, потому что у него не было родителей - жил у тетки. И Пашенная, договорившись с бухгалтером, оставляла свои деньги. Студент приходил, как все, в кассу, ему давали ведомость, он расписывался и ни о чем не подозревал. Она не хотела, чтобы человек чувствовал себя чем-то ей обязанным. И мы, и он узнали об этом только после смерти Веры Николаевны. Рассказала Ирина Витольдовна Полонская, ее дочь.
Пашенная в конце жизни очень болела: у нее был рак. Тогда она ставила «Грозу» в Малом театре. Внезапно объявлялся перерыв. Она уходила минут на сорок в гримерную, куда допускалась только ее дочь. Потом выходила и продолжала репетировать. И только спустя много времени мы узнали, что она была на уколах. Вера Николаевна никому не позволяла себя жалеть.
Когда она играла Вассу Железнову, мы все ходили ее смотреть. Понимали ли мы, что перед нами великая актриса? Как говорится, «в лоб не влетало». Это понимаешь лишь после того, как пройдет какое-то время.
Очень трудно рассказать, как играла Пашенная. В «Вассе» у нее была сцена смерти. После того как Васса отравляет своего мужа, ей становится плохо с сердцем. Актриса падала на диванчик, и шел занавес. И всегда мы старались пройти за кулисы, чтобы посмотреть поближе ее игру. Вокруг стояли и смотрели все присутствующие в этот день работники театра. Была пауза, аплодисменты... Но, словно завороженные, все стояли и смотрели. Она долго лежала, потом поднимала глаза и говорила: «Ну что же вы мне не скажете?» Вера Пашенная умела держать внимание не только зрителей, но и коллег. И так было не однажды, а в каждом спектакле.
Она очень серьезно относилась к своей профессии. Здесь я должен добавить: как и все наши актеры-старики. Я не хочу сказать, что молодые относятся несерьезно. Но у тех было какое-то благоговейное отношение к сцене. Мне посчастливилось: я застал многих знаменитых стариков Малого. Они приезжали задолго до спектакля и расставляли сувениры, собранные ими за всю жизнь. Тогда мы посмеивались, а теперь я понимаю: в эти час-полтора они собирались с мыслями, отрешались от всего, что не имело отношения к спектаклю.
Впервые я снялся в кино у режиссера Исидора Анненского: сыграл главную роль в фильме «Бессонная ночь». До этого меня в кино не приглашали. Прошло много лет. Шел семьдесят пятый - семьдесят шестой год. За фильм «Дерсу Узала», где я сыграл Арсеньева, мы получили премию на Международном кинофестивале в Москве. Меня попросили дать интервью для хроники. Оказалось, что режиссер хроникального фильма о фестивале - старый, старый Исидор Анненский. После съемок я спросил у него: «Исидор Маркович, почему вы пригласили меня тогда на главную роль?» (с тех пор прошло больше пятнадцати лет). «А я встретил в ВТО Веру Николаевну, - ответил он, - и спросил, нет ли у нее на примете молодого человека на такую-то роль. Она подумала и предложила вас».
Позже, на кинофестивале в Белграде, Сергей Бондарчук у меня спросил: «Ты не интересуешься, почему я тебя не утвердил в «Войне и мире»?» (я пробовался на роль Болконского). «Что же тут интересоваться? Понимаю, что был молод... У меня другой вопрос: почему вы меня пригласили?» Он ответил: «Мне Вера Николаевна тебя порекомендовала».
Так ко многим из ее учеников через десятки лет приходят от нее весточки. Многие из нас обязаны ей всем.
Материал подготовила Татьяна СЕМАШКО
«Российские вести» 28 ноября 1997 года
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице:
- Вера Николаевна оставила своим ученикам завещание очень простое и высокое - любить сцену. Она говорила: надо быть очень собранным, работать в полную силу, так, чтобы всего себя отдавать сцене. (Пашенная не любила слова «играть», говорила - «работать».) Только тогда в зале не останется равнодушных и большая часть зрителей поймет твою боль, твою мысль.
Всю жизнь, каждый день мы стремимся выполнять это ее завещание.
...Чтобы отметить память Веры Пашенной, мы выбрали «Чайку». Почему? Это был один из ее последних спектаклей в Щепкинском училище. Я играл в этом спектакле Треплева. Думаю, что та первая роль в «Чайке» и сделала мою актерскую судьбу.
И, конечно, работая над новой «Чайкой», мы вспоминали «Чайку» нашей юности. Мы - ученики Пашенной - сегодня вместе и будем играть в ее честь этот спектакль. В нем схлестнулись и юбилей, и наши воспоминания, и наша сегодняшняя премьера.
На репетициях Вера Николаевна никогда не показывала, как нужно играть, а была убедительна своими словами. Но уж если показывала - это надолго всем запоминалось. Помню, как, репетируя «Чайку», она объясняла нашей Нине Заречной: «Понимаешь, у нее глаза должны излучать. Вот посмотри». И вдруг Пашенная, уже старая, полная женщина, поднялась, и мы все увидели, что ее глаза - излучают. В них было многое: мысль, смысл... Словно лучилась ее душа. Этот момент я запомнил на всю жизнь.
Само собой разумеется, что ее все уважали и побаивались. Строгость ее знали. Вернее, знали ее мощь - она была сильная женщина. И в то же время я никогда не слышал, чтобы она причинила кому-то зло или даже просто на ком-то сорвала злость. Вера Николаевна была справедливым человеком и очень помогала студентам. Одному из нас она первые два года выплачивала стипендию. (Парня немножко перепутали: он был двадцать шестым на курсе, а вообще набиралось двадцать пять.) Словом, остался человек без стипендии, а без стипендии жить не мог, потому что у него не было родителей - жил у тетки. И Пашенная, договорившись с бухгалтером, оставляла свои деньги. Студент приходил, как все, в кассу, ему давали ведомость, он расписывался и ни о чем не подозревал. Она не хотела, чтобы человек чувствовал себя чем-то ей обязанным. И мы, и он узнали об этом только после смерти Веры Николаевны. Рассказала Ирина Витольдовна Полонская, ее дочь.
Пашенная в конце жизни очень болела: у нее был рак. Тогда она ставила «Грозу» в Малом театре. Внезапно объявлялся перерыв. Она уходила минут на сорок в гримерную, куда допускалась только ее дочь. Потом выходила и продолжала репетировать. И только спустя много времени мы узнали, что она была на уколах. Вера Николаевна никому не позволяла себя жалеть.
Когда она играла Вассу Железнову, мы все ходили ее смотреть. Понимали ли мы, что перед нами великая актриса? Как говорится, «в лоб не влетало». Это понимаешь лишь после того, как пройдет какое-то время.
Очень трудно рассказать, как играла Пашенная. В «Вассе» у нее была сцена смерти. После того как Васса отравляет своего мужа, ей становится плохо с сердцем. Актриса падала на диванчик, и шел занавес. И всегда мы старались пройти за кулисы, чтобы посмотреть поближе ее игру. Вокруг стояли и смотрели все присутствующие в этот день работники театра. Была пауза, аплодисменты... Но, словно завороженные, все стояли и смотрели. Она долго лежала, потом поднимала глаза и говорила: «Ну что же вы мне не скажете?» Вера Пашенная умела держать внимание не только зрителей, но и коллег. И так было не однажды, а в каждом спектакле.
Она очень серьезно относилась к своей профессии. Здесь я должен добавить: как и все наши актеры-старики. Я не хочу сказать, что молодые относятся несерьезно. Но у тех было какое-то благоговейное отношение к сцене. Мне посчастливилось: я застал многих знаменитых стариков Малого. Они приезжали задолго до спектакля и расставляли сувениры, собранные ими за всю жизнь. Тогда мы посмеивались, а теперь я понимаю: в эти час-полтора они собирались с мыслями, отрешались от всего, что не имело отношения к спектаклю.
Впервые я снялся в кино у режиссера Исидора Анненского: сыграл главную роль в фильме «Бессонная ночь». До этого меня в кино не приглашали. Прошло много лет. Шел семьдесят пятый - семьдесят шестой год. За фильм «Дерсу Узала», где я сыграл Арсеньева, мы получили премию на Международном кинофестивале в Москве. Меня попросили дать интервью для хроники. Оказалось, что режиссер хроникального фильма о фестивале - старый, старый Исидор Анненский. После съемок я спросил у него: «Исидор Маркович, почему вы пригласили меня тогда на главную роль?» (с тех пор прошло больше пятнадцати лет). «А я встретил в ВТО Веру Николаевну, - ответил он, - и спросил, нет ли у нее на примете молодого человека на такую-то роль. Она подумала и предложила вас».
Позже, на кинофестивале в Белграде, Сергей Бондарчук у меня спросил: «Ты не интересуешься, почему я тебя не утвердил в «Войне и мире»?» (я пробовался на роль Болконского). «Что же тут интересоваться? Понимаю, что был молод... У меня другой вопрос: почему вы меня пригласили?» Он ответил: «Мне Вера Николаевна тебя порекомендовала».
Так ко многим из ее учеников через десятки лет приходят от нее весточки. Многие из нас обязаны ей всем.
Материал подготовила Татьяна СЕМАШКО
«Российские вести» 28 ноября 1997 года
25.05.2006
Подробнее
ЮРИЙ СОЛОМИН: «ИХ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ДОСТОЙНЫ НАГРАДЫ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «ИХ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ДОСТОЙНЫ НАГРАДЫ»
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах...
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах...
ЮРИЙ СОЛОМИН: «ИХ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ДОСТОЙНЫ НАГРАДЫ»
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах. В начале 2006 года ТПП приняла решение поддержать Международную премию «Филантроп» за выдающиеся достижения инвалидов в области культуры и искусства. 26 мая состоится четвертое вручение премии. Мы беседуем с председателем Совета попечителей, художественным руководителем Государственного академического Малого театра России Юрием СОЛОМИНЫМ.
- В настоящее время существует множество самых разных благотворительных проектов, в том числе - рассчитанных на помощь инвалидам. В чем особенность премии «Филантроп»?
- Уникальность этой премии не только в том, что она - единственная в мире, присуждаемая людям с ограничениями в здоровье. Этот проект как никакой другой связывает тесными партнерскими отношениями власть, бизнес и общество. Он направляет их общие усилия на то, чтобы сделать жизнь инвалидов, которые составляют значительную часть населения, полноценной, насыщенной и полезной для людей. Думаю, именно поэтому Торгово-промышленная палата поддержала премию «Филантроп». Без партнерских отношений между представителями делового мира и всем обществом невозможна гармоничная жизнь. Я, как председатель Совета попечителей, благодарен всем, кто смог внести свой вклад в это доброе и гуманное дело.
- Принято считать, что инвалиды - слабые люди, не могущие создать ничего значительного. Как видно, премия «Филантроп» опровергает это...
- Существует, например, даже такая, несколько парадоксальная, точка зрения: эта премия присуждается только инвалидам, тем самым ущемляются интересы остальных людей. Нет, мы протягиваем руку тем, кому нужна поддержка. Всегда русский народ протягивал руку слабому, помогал немощному. Так было испокон веков. Это одна из заповедей, которые существуют во всех вероисповеданиях, будь то Библия или Коран. По ним и надо жить! Но в премии «Филантроп» нет слабых. Мы, члены жюри, просто обязаны со всей ответственностью определить, является ли та или иная работа выдающимся достижением.
- Что вы чувствуете, соприкасаясь с творчеством этих людей?
- Они - внутренне очень сильные люди. Я это ясно ощутил и понял. Это талантливые люди. Возможно, будь они здоровы, они бы и не подозревали сами о своих талантах, занимались, как все, обычной работой. Но когда ты один в четырех стенах, рождается желание прорваться наружу, азарт борьбы, преодоления, концентрируется сила воли, стремление проявить себя. В этом они обретают свое счастье.
- И все-таки, Юрий Мефодьевич, далеко не каждый здоровый, в обычном понимании слова, человек согласился бы работать с инвалидами...
- Когда я был совсем юным и еще жил в Чите, в соседней школе учился один парнишка. Все его звали «хромым», потому что у него сильно была изуродована нога. Но он так катался на коньках и играл в хоккей, что обыграть его никто не мог. Очевидно, это был сильный человек, хотя ни он, ни мы тогда об этом не задумывались. Мои родители были музыкантами-педагогами, занимались художественной самодеятельностью, в том числе и в обществе слепых. Там был замечательный хор слепых, который выступал на разных смотрах. И я запомнил это на всю жизнь. Ребенком мне доводилось выступать в госпиталях. Позже, когда я уже был в Малом театре, наши артисты никогда не отказывались от подобных шефских концертов. Наверное, поэтому, когда мне предложили стать председателем жюри премии «Филантроп», оценивающим творчество инвалидов (это позже я возглавил Совет попечителей), я без всяких раздумий согласился.
- Премия «Филантроп» может гордиться составом жюри. Это не «свадебные генералы»?
- Действительно, такому жюри может позавидовать любой международный конкурс, любая премия любого уровня. Достаточно было увидеть на заседаниях Илью Глазунова. Или Игоря Моисеева. Все они - известнейшие музыканты, художники, писатели - самым активнейшим образом участвовали в оценке конкурсантов. Не могу не поблагодарить всех членов жюри за то внимание, за ту работу, тяжелую работу, которую они делают.
- Вас самого смогли удивить достижения номинантов премии?
- Честно признаюсь, я с самого начала был поражен высоким художественным уровнем представленного на премию искусства. А ведь это - люди с ограниченными возможностями. Помню, в 2002 году, когда проходило второе вручение премии, все, кто присутствовал в Бетховенском зале Большого театра, стоя аплодировали юному музыканту Олегу Аккуратову. Это невидящий мальчик, который сам пишет и исполняет потрясающую музыку. Позже он встречался с Папой Римским. Можно считать, что эту звездочку, имеющую все основания стать звездой мировой величины, открыла премия «Филантроп».
- Значит, Международная премии «Филантроп» достойна поддержки бизнеса?
- Достойны прежде всего люди, для которых она предназначена. Кроме того, эта премия дороже многих лекарств. Ведь продлить жизнь можно только тогда, когда человек начинает во что-то верить - верить в себя, в красоту мира, в добро. И наша задача, в том числе бизнеса, сохранить и развить эту веру и тем самым обогатить самих себя. Ведь не случайно в России были столь сильны традиции меценатства и благотворительности. Надеюсь, члены Торгово-промышленной палаты согласятся со мной...
Исполнительная дирекция - некоммерческая организация фонд «Филантроп» - приглашает к сотрудничеству партнеров Международной премии «Филантроп». Информация на www.filantrop.ru
«Торгово-промышленные ведомости», 23.05.2006
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах. В начале 2006 года ТПП приняла решение поддержать Международную премию «Филантроп» за выдающиеся достижения инвалидов в области культуры и искусства. 26 мая состоится четвертое вручение премии. Мы беседуем с председателем Совета попечителей, художественным руководителем Государственного академического Малого театра России Юрием СОЛОМИНЫМ.
- В настоящее время существует множество самых разных благотворительных проектов, в том числе - рассчитанных на помощь инвалидам. В чем особенность премии «Филантроп»?
- Уникальность этой премии не только в том, что она - единственная в мире, присуждаемая людям с ограничениями в здоровье. Этот проект как никакой другой связывает тесными партнерскими отношениями власть, бизнес и общество. Он направляет их общие усилия на то, чтобы сделать жизнь инвалидов, которые составляют значительную часть населения, полноценной, насыщенной и полезной для людей. Думаю, именно поэтому Торгово-промышленная палата поддержала премию «Филантроп». Без партнерских отношений между представителями делового мира и всем обществом невозможна гармоничная жизнь. Я, как председатель Совета попечителей, благодарен всем, кто смог внести свой вклад в это доброе и гуманное дело.
- Принято считать, что инвалиды - слабые люди, не могущие создать ничего значительного. Как видно, премия «Филантроп» опровергает это...
- Существует, например, даже такая, несколько парадоксальная, точка зрения: эта премия присуждается только инвалидам, тем самым ущемляются интересы остальных людей. Нет, мы протягиваем руку тем, кому нужна поддержка. Всегда русский народ протягивал руку слабому, помогал немощному. Так было испокон веков. Это одна из заповедей, которые существуют во всех вероисповеданиях, будь то Библия или Коран. По ним и надо жить! Но в премии «Филантроп» нет слабых. Мы, члены жюри, просто обязаны со всей ответственностью определить, является ли та или иная работа выдающимся достижением.
- Что вы чувствуете, соприкасаясь с творчеством этих людей?
- Они - внутренне очень сильные люди. Я это ясно ощутил и понял. Это талантливые люди. Возможно, будь они здоровы, они бы и не подозревали сами о своих талантах, занимались, как все, обычной работой. Но когда ты один в четырех стенах, рождается желание прорваться наружу, азарт борьбы, преодоления, концентрируется сила воли, стремление проявить себя. В этом они обретают свое счастье.
- И все-таки, Юрий Мефодьевич, далеко не каждый здоровый, в обычном понимании слова, человек согласился бы работать с инвалидами...
- Когда я был совсем юным и еще жил в Чите, в соседней школе учился один парнишка. Все его звали «хромым», потому что у него сильно была изуродована нога. Но он так катался на коньках и играл в хоккей, что обыграть его никто не мог. Очевидно, это был сильный человек, хотя ни он, ни мы тогда об этом не задумывались. Мои родители были музыкантами-педагогами, занимались художественной самодеятельностью, в том числе и в обществе слепых. Там был замечательный хор слепых, который выступал на разных смотрах. И я запомнил это на всю жизнь. Ребенком мне доводилось выступать в госпиталях. Позже, когда я уже был в Малом театре, наши артисты никогда не отказывались от подобных шефских концертов. Наверное, поэтому, когда мне предложили стать председателем жюри премии «Филантроп», оценивающим творчество инвалидов (это позже я возглавил Совет попечителей), я без всяких раздумий согласился.
- Премия «Филантроп» может гордиться составом жюри. Это не «свадебные генералы»?
- Действительно, такому жюри может позавидовать любой международный конкурс, любая премия любого уровня. Достаточно было увидеть на заседаниях Илью Глазунова. Или Игоря Моисеева. Все они - известнейшие музыканты, художники, писатели - самым активнейшим образом участвовали в оценке конкурсантов. Не могу не поблагодарить всех членов жюри за то внимание, за ту работу, тяжелую работу, которую они делают.
- Вас самого смогли удивить достижения номинантов премии?
- Честно признаюсь, я с самого начала был поражен высоким художественным уровнем представленного на премию искусства. А ведь это - люди с ограниченными возможностями. Помню, в 2002 году, когда проходило второе вручение премии, все, кто присутствовал в Бетховенском зале Большого театра, стоя аплодировали юному музыканту Олегу Аккуратову. Это невидящий мальчик, который сам пишет и исполняет потрясающую музыку. Позже он встречался с Папой Римским. Можно считать, что эту звездочку, имеющую все основания стать звездой мировой величины, открыла премия «Филантроп».
- Значит, Международная премии «Филантроп» достойна поддержки бизнеса?
- Достойны прежде всего люди, для которых она предназначена. Кроме того, эта премия дороже многих лекарств. Ведь продлить жизнь можно только тогда, когда человек начинает во что-то верить - верить в себя, в красоту мира, в добро. И наша задача, в том числе бизнеса, сохранить и развить эту веру и тем самым обогатить самих себя. Ведь не случайно в России были столь сильны традиции меценатства и благотворительности. Надеюсь, члены Торгово-промышленной палаты согласятся со мной...
Исполнительная дирекция - некоммерческая организация фонд «Филантроп» - приглашает к сотрудничеству партнеров Международной премии «Филантроп». Информация на www.filantrop.ru
«Торгово-промышленные ведомости», 23.05.2006
19.05.2006
Подробнее
«МЫ С БРАТОМ – АКТЕРЫ ОДНОЙ ВЕРЫ»
О своих учителях, родителях и брате Виталии рассказывает любимец нескольких поколений, народный артист СССР, руководитель старейшего в стране Малого театра и просто «адъютант его превосходительства» Юрий Соломин...
«МЫ С БРАТОМ – АКТЕРЫ ОДНОЙ ВЕРЫ»
О своих учителях, родителях и брате Виталии рассказывает любимец нескольких поколений, народный артист СССР, руководитель старейшего в стране Малого театра и просто «адъютант его превосходительства» Юрий Соломин.
- Не секрет, Юрий Мефодьевич, что зрители чаще всего называют вас «адъютантом его превосходительства». Как вы к этому относитесь? Не обидно - ведь много других ролей? И потом вы все-таки руководите театром, которому со дня на день исполнится 250 лет!
- Да нормально все. Когда моя внучка была маленькая и я выходил с ней погулять во двор, то ребятишки сразу начинали бегать, суетиться, шептаться между собой. Я подзывал их: «Что, смотрели «Аъютанта»?» В последнее время все-таки встречаются люди, которые называют меня по-другому. Например, Айзенштайном из «Летучей мыши». А после «Московской саги» я порой слышу вслед себе - «профессор».
- Говорят, что когда-то вы хотели сыграть Иосифа Сталина. Если это правда, то что вас привлекло в его личности?
- Есть мало кому известная документальная история о том, как ливанский священник во время войны России с Германией удалился в катакомбы молиться о победе наших войск. Сталин вроде очень надеялся на его «помощь». Но священник вдруг написал письмо Сталину с несколькими «советами». Среди прочего ливанец требовал, чтобы Иосиф Виссарионович облетел с иконой вокруг Москвы. И Сталин будто бы с руганью и скандалом, но это сделал. Обо всем этом была написана пьеса, и эпизод с «полетом» получился сильным. Я согласился на эту роль, но, увы, не сложилось.
- Когда вы, окончив школу в Чите, поехали поступать в Москву, в Щепкинское училище, это была судьба?
- Конечно. Ехали вместе с отцом восемь суток и двенадцать часов. У него был бесплатный железнодорожный билет, и он решил его использовать. Все эти дни я лежал на верхней полке, почти ни с кем не общаясь. Очень волновался, всю дорогу готовился, что-то доучивал.
- И как приемная комиссия оценила ваши знания?
- Я был худой и не слишком умытый. За время пути прокоптился паровозным дымом, а жили мы с отцом у его друзей на неблагоустроенной даче в Монино. Кроме того, на левой щеке у меня был шрам, потому что незадолго до того мне вырезали жировик. И когда я первый раз вышел с этим шрамом, Вера Николаевна Пашенная спросила, разглядывая мое лицо: «Откуда вы?» - «Из Читы». А когда начал читать стихи Маяковского о советском паспорте, Пашенная упала от хохота... Как я добрался до третьего тура - не помню. У отца моего к тому времени украли все документы и деньги, и он послал меня к Пашенной узнать, хочет ли она меня брать. Я ей рассказал все как на духу, а потом заявил: «Если вы меня не берете, я вернусь с отцом обратно в Читу». После паузы она сказала: «Ну, оставайся». Так моя судьба была решена.
- Вы артист в первом поколении? Кем были ваши родители?
- У них сибирские корни. Отец - Мефодий Викторович родом из Забайкалья. Мама - Зинаида Ананьевна из Томска. Оба прекрасные музыканты, отец свободно играл на всех струнных инструментах, у матери был хороший голос - меццо-сопрано. Родители преподавали музыку в городском Доме пионеров и в Доме народного творчества. Кстати, с Читой того времени связаны имена Олега Лундстрема, Николая Задорнова, Константина Седых. Культурный был город, сцена Дома пионеров стала первой в моей жизни, а в Доме офицеров я однажды выступал перед Рокоссовским.
- Как это было?
- Когда закончилась война с Германией и началась с Японией, все наши войска проходили через Читу. И мы, пионеры, приветствовали воинов. Я помню, что Рокоссовский после нашего выступления поднялся на сцену: кого по щеке похлопал, кого по голове погладил. Но только потом нам сказали, что это был Рокоссовский. А в Дом пионеров, где я занимался в драматическом кружке, однажды приехал Борис Андреев. Узнав, что я собираюсь поступать в театральный институт в Москве, Андреев произнес какие-то напутственные слова в мой адрес. Когда я уже стал артистом, получил звание заслуженного, Андреев пришел к нам в Малый. И я ему напомнил нашу встречу. Он, конечно, благородно сделал вид, что узнал меня.
- Скоро у Малого большой юбилей. Как вы к нему готовитесь?
- Здание будет обновляться, поэтому сезон свой мы уже закончили. В конце апреля в рамках юбилея театр побывал в Таллине и Риге. Поездка была коммерческой, и согласились мы на нее с одним условием. Один спектакль для русскоязычного населения в Риге нам разрешили сыграть бесплатно. Приглашения на него получили школьники и учителя русского языка и литературы, ветераны Великой Отечественной войны, бывшие узники концлагерей. Перед началом спектакля - это была пьеса «На всякого мудреца довольно простоты» - на сцену вышла Элина Быстрицкая. Накануне она сильно подвернула ногу, но не отменила выступление. Играла и утром, и вечером. В зале плакали: «Теперь мы знаем, что Россия нас не забыла». К сожалению, пресса никак не отреагировала на нашу акцию, но мы и шум не поднимали.
- А какая премьера ждет зрителей к торжественной дате?
- Главная - это «Ревизор». Только что мы показали спектакль под занавес. С него скорее всего осенью и откроемся. Ведь «Ревизор» в Малом - это целая театральная история. После неудачной постановки пьесы в Александринке реабилитировали «Ревизора» именно здесь, и сам Щепкин блистательно сыграл роль Городничего. Потом премьерой «Ревизора» открылся филиал Малого театра. В 1938 году в роли Хлестакова дебютировал Ильинский. Дальше уже сам Ильинский поставил эту пьесу, а я играл в ней Хлестакова. И, наконец, в 1982 году уже в моей с Весником постановке Хлестакова сыграл мой брат Виталий.
- Наверное, надо отрешиться от всей этой истории, чтобы получился новый спектакль.
- Когда мы с актерами начали репетировать, они меня спросили, как это сейчас модно: «Какая будет концепция?» А потом сели, стали читать и буквально через несколько минут свалились от хохота. Это настолько «сегодня», что ничего добавлять не надо. Ну вот, например: «Лекарств дорогих мы не употребляем. Простой человек, если выживет - то он и так выживет, а если умрет - то и так умрет...»
- Бурные режиссерские эксперименты Малый театр обходят стороной. Есть критики, которые говорят чуть ли не пренебрежительно: «Ну, это традиционный театр...»
- Это проблемы критиков. У каждого народа, который себя уважает, должны быть традиции. Например, во Франции о «Комеди Франсез» так не говорят. Я знаю, конечно, что там давно уже ставят все, кто угодно, включая Боба Вилсона. И все равно. Это «Комеди Франсез». Если бы мы не нравились зрителям, нас давно бы уже скушали, разобрали по кирпичикам. На худой конец, открыли бы здесь какое-то варьете. А мы живем.
- Как вы относитесь к весьма успешным МХТ, «Табакерке», «Ленкому»?
- Да пусть цветут сто цветов! Марка Анатольевича просто обожаю, работал с ним и в его команде. Он прекрасный режиссер, и я смотрю многие его спектакли. Они не такие, как у нас. Но это - Захаров. И Марк Анатольевич приходит на наши премьеры.
- Сейчас в театральной среде только и разговоров, что о реформе. Как вы к ней относитесь?
- В ней нет никакой необходимости! Кому вообще это в голову пришло? Назовите мне имя этого человека! Наша театральная культура - на хорошем уровне. Иначе не возникало бы так много новых театров. В том числе в провинции. Посмотрите, оттуда сейчас привозят спектакли на фестивали и даже премии получают. Только что у нас в Малом прошел фестиваль «Островский в Доме Островского». Были театры из 30 городов, начиная от Владивостока. Кто говорит, что нужна реформа? Для меня она заключается в пересмотре собственности. Не надо закрывать глаза и обманывать! И среди творческих работников тоже есть неглупые люди, которые кое-что понимают в экономике. Почему? Да, чтобы выжить, надо быть гением экономики... Мы говорим: не надо лучше, нам хорошо, вы только не трогайте. Нет, нас загоняют в угол. За это отчитайся и за то. Ах, тебе дали спонсоры? Значит, ты украсть хочешь! Положить в карман. Это лично меня оскорбляет. Думаю, что и многих моих коллег. Мы ничего в карман себе не кладем. Да в театре и украсть нечего, кроме лигнина и вазелина, понимаете? Ну что я роль буду красть? Ведь самое дорогостоящее - это роль.
- Вы были первым российским министром культуры и добились двух процентов отчислений на нее. А сегодня есть ли у вас возможность повлиять на ситуацию?
- Есть режиссеры, певцы, художники, артисты, полностью посвятившие себя искусству. Их всего осталось в стране не более 70 человек. И выделение им пожизненной финансовой поддержки было бы крайне важно.
Артист не должен проводить последние годы в нищете. Ведь если он надорвался, то уже никому не нужен. Например, Маргарита Назарова, известная дрессировщица тигров, сыгравшая в фильме «Полосатый рейс» растерзанная зверями, доживала свой век в Нижнем Новгороде, запершись в однокомнатной квартирке...
Когда мы встречались с Владимиром Владимировичем Путиным по поводу празднования 250-летия театра, я поднял и этот вопрос. И Владимир Владимирович обещал поддержать.
- Почему вы тогда ушли из министерства и что думаете о его работе сегодня?
- В этом самом кабинете я написал заявление об уходе на имя президента Ельцина. До сих пор не знаю, было ли оно подписано. Просто, отдав его, я больше в министерстве не появился. Думаю, что все было сделано, чтобы я ушел. Но снять-то меня никто не мог. Не за что было. А вот утверждали меня на должность единогласно. Хотя недоброжелатели потом удивлялись, что Соломин согласился. И не стыдно ему? А почему, собственно, и за что? Я в искусстве 50 лет, артист, режиссер, педагог, на тот момент с 30-летним стажем. Если бы меня назначили министром здравоохранения, то понятно. А тут... Это были личные отношения.
А нынешнее разделение министерства я не совсем понимаю. Просто спрашиваю: какое министерство? Соколовское или швыдковское? Для меня это два ведомства. Считаю, что так быть не должно.
- На протяжении многих лет в искусстве у вас были не только завистники, но и близкие люди, друзья. Вы хорошо знали японского гения Куросаву. Расскажите, каким он был?
- Он был гордый человек. Настоящий самурай из северной части Японии: высокого роста, худощавый, поджарый. Его всегда называли «императором японского кино». И это справедливо. Но «императору» частенько перекрывали кислород. Может, поэтому он и запил. Он всю жизнь любил пить «Столичную» водку. И во всех ресторанах, где мы бывали, ее заказывал. Правда, водочку Куросаве разбавляли, даже если приносили бутылку. А ему немного и надо было - вестибулярный аппарат не годился никуда... Тридцать с лишним лет мы переписывались. К Новому году он обычно присылал мне открытки, которые сам рисовал. Он был прекрасным профессинальным художником. Я безмерно его уважаю. «Сэнсэй» - по-японски учитель. Я называл его так даже при жизни. Он действительно много мне дал. А самое главное, за руку вывел на международный экран. Это дорогого стоит... Я никогда не мечтал стать больше, чем артистом. Первый раз поставил «Лес» Островского с легкой руки Куросавы. Он где-то в зарубежном интервью сказал, что Соломин-сан обладает режиссерскими данными. И меня сразу же пригласили в болгарский театр.
- Вы снимались в его фильме «Дерсу Узала». Правда, что тогда Куросава пытался покончить с собой?
- Это было раньше. У него намечался в то время первый зарубежный проект. Он собирался снять в Голливуде фильм про американо-японскую войну «Тора! Тора! Тора!». Но американцы стали диктовать свои условия. А Куросава делал либо так, как хотел, либо вообще не мог работать. Поэтому он порвал контракт, выплатил огромную неустойку и был почти разорен. Психологическая травма наложилась на болезнь - у него ноги отказывали. Куросава перерезал себе вены, но от гибели его спасла жена.
- Когда вы видели Куросаву в последний раз?
- За год до его смерти. В нашу последнюю встречу Куросава пригласил меня на ужин. Я предложил ему поставить спектакль в Малом. У него глаза загорелись. Все, кто тогда на ужине присутствовал, - его дочь, его помощница, второй режиссер - начали уговаривать. И он завелся: «Знаешь, у меня не получился фильм «Идиот». Так хотелось бы его переделать!» На этом и сошлись. Но он совсем плохо себя чувствовал... Так ничего и не вышло. А ведь он хотел после «Дерсу Узала» и вторую картину делать в России. Написал сценарий по рассказу Эдгара По «Красная маска Смерти», его перевели на русский. Меня пригласил на главную роль. Но на «Мосфильме» начались интриги, и Куросава обиделся.
Больше мы не встречались. Спустя время, я по его приглашению приехал в киношный клуб, который он организовал, но Куросаву уже не застал...
- В японском фильме «Сны о России» вы снимались с Мариной Влади. К ней ведь в России до сих пор неоднозначное отношение. Какие у вас остались воспоминания о знакомстве с Влади?
- Она играла Екатерину, я - вельможу... Это был 1991-й или 1992 год. Съемки шли в Царскосельском музее, во дворце. Марина очень разговорчивый человек. Простая в общении - не звезда. Мне показалось, что чисто по-человечески я понимаю, почему Высоцкий когда-то выбрал именно ее. Конечно, о Влади рассказывают всякое. Но это уже дела семейные... С этой стороны я Марину не знал, а вот работала она классно.
- Вам часто задают вопросы о вашем брате Виталии и непростых отношениях с ним. Он был так не похож на вас... А вы по-прежнему не хотите говорить на эту тему?
- Что бы я ни рассказал, все ударит рикошетом. Разговоры начнутся досужие. К чему? Это мой брат. У него осталась семья. Искусство - дело непростое, очень много интриг... Наши с Виталием разногласия с годами обрастают всякими несуразицами и небылицами. То, что у брата было свое видение театра, однозначно. Но мы с ним были воспитаны в одной театральной вере.
- Как вы считаете, почему Виталий так рано ушел из жизни?
- Переработал. Это многих актеров настигает. Надорвался. Человек надрывается. Другой ушел бы со сцены и остался бы жив. Виталий доиграл до конца, до антракта. Он был принципиальным. И это стало трагедией.
- Чем на протяжении жизни для вас была собственная семья? Кто у вас главный в доме?
- Не знаю, мы власть не делили никогда, у нас равноправие. Хотя я иногда шучу: кто денег больше принес, тот и главнее. А так - обычная актерская семья. Жена - Ольга Николаевна, как и я, преподает в театральном. Дочь Даша - музыкант. Она пианистка. Внучка Саша пошла по ее стопам, уже выступает и у нас, и за рубежом. Даже успела стать лауреатом двух международных конкурсов. Я ею горжусь и очень люблю.
- В молодости ведь у вас были материальные проблемы?
- Помню, как мы с женой ходили по Арбату и заглядывали в светящиеся окна. И мечтали: вот нам бы хорошо такой абажур. Только, правда, повесить негде.
- Говорят, что в конце 70-х вы принимали снимающих о вас фильм немецких журналистов не у себя дома, а в театре. И немецкий зритель решил, что шикарные интерьеры XIX века - и есть дом актера Соломина. Прошло 30 лет, сегодня вам есть, где встретить гостей?
- Теперь я не только немецкую делегацию, а и киргизскую, если она приедет, должен буду принять либо в театре, либо в ресторане... Как-то так все нескладно у меня получается. Нет возможности, потому что крыша в доме течет. Хочется, конечно, что-то сделать... Но то в одну глупость юридическую все упирается, то в другую... Бумажки какие-то все. Нельзя по ним жить. Я этим делом заниматься не умею, честно говоря. Вроде есть люди, которые готовы помочь. Но я их тоже понимаю: если всем помогать, когда же работать. Поэтому никого особо не терроризирую... У меня, к счастью, спокойная семья. Творческая. Поэтому терпим, лишь бы на голову не упало...
- Сегодня вы человек не бедный. А первый свой большой гонорар помните? За что вы его получили и как потратили?
- Я снялся у Павла Петровича Кадочникова в фильме «Музыканты одного полка». Денежек было не так уж и много, но мы с Олей купили мебель, которая у нас до сих пор стоит на даче.Мы ее возили всю жизнь по всей Москве - по комнатам, квартирам, углам... Она была очень добротная, составлялась из тумб и шкафов. Теперь просто рука не поднимается ее выбросить.
- Имидж публичного человека, артиста требует сегодня немалых затрат. Есть у вас в одежде свой стиль?
- Я знаю, какие часы нужно носить, какую обувь. Сколько вилок кладут в ресторанах. Знаю, как нужно есть. В Щепкинском училище нас учили этикету. Бывал и на приемах, и на банкетах, и на раутах. Много ездил по миру. Конечно, все это требует денег. Пока я не бедствую, но кто знает, что впереди?
- Вам доводилось бывать в заграничном казино?
- Честно говоря, только два раза. Один раз в Баден-Бадене, где Достоевский играл... Вот такая компания. А второй раз в Венеции. Там недалеко есть остров, где находится самое шикарное в мире казино. Я сделал ставку и сразу же все проиграл, сумма была небольшая. Но не это меня волновало. Хотелось походить и все посмотреть, а для этого нужно было и проиграть...
- В еде у вас есть какие-то предпочтения? Вы много раз бывали в Японии? Японская кухня нравится?
- Боюсь разочаровать своим ответом, но я больше люблю русскую. Коронное блюдо - жареная картошка. Пью с удовольствием чай. Увы, люблю сладкое! Хорошо, что я уже взрослый.
- На отдых время у вас остается? Как обычно вы проводите свой отпуск?
- Практически никак всю жизнь. Три года назад болезнь заставила отдохнуть как следует. С тех пор провожу отпуск под Москвой. Но для меня две недели уже достаточно. Дача старенькая, довоенной постройки, никаких вилл. Там у меня собаки. Четыре. Есть немецкая овчарка Маклай, есть терьер Ляля, дворняжка Лушка и дворняг Яшка. Они для меня - души. У них разные характеры и разное ко мне отношение. О каждой можно книгу написать. Я считаю, что животные обязательно должны быть в доме. Мы всегда подбирали и выхаживали больных. И никто от них в семье не заразился: ни дети, ни внуки. А в Москве у нас две кошки. После того как последняя умерла - она была очень старая, мы уже даже не хотели их больше заводить, но вот подобрали. А недавно внучка еще одного котеночка принесла. Когда мне трудно и тяжело, я с животными общаюсь.
- И о чем вы с ними разговариваете?
- Даже о политике. И они реагируют. Я ведь с утра до вечера кручусь среди людей. Нет, я не жалуюсь, дай Бог, чтобы до конца жизни так было, но порой от этого устаешь и хочется помолчать. Жена меня понимает. Я иногда целый вечер могу молчать.
- Дача, животные - это замечательно. А за границей отдыхаете?
- Да какой там отдых? Поработать - другое дело.
Вот в Италии был в прошлом году на съемках документального фильма о христианстве.
- У Малого театра ведь особые отношения с Московской Патриархией?
- У нас был большой друг, настоятель владыка Питирим. Он освящал новый театр на Ордынкке, когда построили, и наш после ремонта. Мы помогаем Патриархии, чем можем, а она нас благословляет на какие-то вещи. Должен сказать, что и Алексий II, наш патриарх, иногда приходит на премьеры. Обычно он бывает здесь и на новогодних патриарших елках - с детьми общается. К театру относится с уважением. Так мы во всяком случае смеем надеяться. Вот эту красивую икону видите? Пришли представители и спрашивают: «А почему у тебя стена голая? Мы пришлем икону». Это образ Георгия Победоносца. Я ведь тоже Георгий по святцам...
- Вы человек православный, и, наверное, родители ваши были верующими?
- Мать - нет, по ее линии многие занимались революцией... А отец был верующим, и ему приходилось это скрывать. Он ведь в партии состоял. Дома мы иногда над ним посмеивались, потому что мальчишкой Мефодий Викторович был служкой в церкви. Он пел в хоре. А его отец, мой дед, был церковным старостой. Он работал морзистом на телеграфе - солидная по тем временам должность. Однажды зимой дед из храма не возвратился. Сказали, что замерз, но теперь я думаю - его просто убрали.
- Ровно через неделю состоится 4-я церемония вручения международной премии «Филантроп» за выдающиеся достижения инвалидов в области культуры и искусства. Вы ведь возглавляете Совет попечителей премии?
- Я потому так много занимаюсь общественными делами, что мне самому люди всю жизнь помогали. Ну если животные протягивают лапы друг другу, спасают своих котят, щенят, волчат... Если волки воспитывают человека - есть не один раз проверенные факты, - то и нам ничего другого не остается. В этом году премия «Филантроп» стала государственной. И это хорошие новости.
Беседовала Евгения УЛЬЧЕНКО
«Трибуна», 19.05.2006
О своих учителях, родителях и брате Виталии рассказывает любимец нескольких поколений, народный артист СССР, руководитель старейшего в стране Малого театра и просто «адъютант его превосходительства» Юрий Соломин.
- Не секрет, Юрий Мефодьевич, что зрители чаще всего называют вас «адъютантом его превосходительства». Как вы к этому относитесь? Не обидно - ведь много других ролей? И потом вы все-таки руководите театром, которому со дня на день исполнится 250 лет!
- Да нормально все. Когда моя внучка была маленькая и я выходил с ней погулять во двор, то ребятишки сразу начинали бегать, суетиться, шептаться между собой. Я подзывал их: «Что, смотрели «Аъютанта»?» В последнее время все-таки встречаются люди, которые называют меня по-другому. Например, Айзенштайном из «Летучей мыши». А после «Московской саги» я порой слышу вслед себе - «профессор».
- Говорят, что когда-то вы хотели сыграть Иосифа Сталина. Если это правда, то что вас привлекло в его личности?
- Есть мало кому известная документальная история о том, как ливанский священник во время войны России с Германией удалился в катакомбы молиться о победе наших войск. Сталин вроде очень надеялся на его «помощь». Но священник вдруг написал письмо Сталину с несколькими «советами». Среди прочего ливанец требовал, чтобы Иосиф Виссарионович облетел с иконой вокруг Москвы. И Сталин будто бы с руганью и скандалом, но это сделал. Обо всем этом была написана пьеса, и эпизод с «полетом» получился сильным. Я согласился на эту роль, но, увы, не сложилось.
- Когда вы, окончив школу в Чите, поехали поступать в Москву, в Щепкинское училище, это была судьба?
- Конечно. Ехали вместе с отцом восемь суток и двенадцать часов. У него был бесплатный железнодорожный билет, и он решил его использовать. Все эти дни я лежал на верхней полке, почти ни с кем не общаясь. Очень волновался, всю дорогу готовился, что-то доучивал.
- И как приемная комиссия оценила ваши знания?
- Я был худой и не слишком умытый. За время пути прокоптился паровозным дымом, а жили мы с отцом у его друзей на неблагоустроенной даче в Монино. Кроме того, на левой щеке у меня был шрам, потому что незадолго до того мне вырезали жировик. И когда я первый раз вышел с этим шрамом, Вера Николаевна Пашенная спросила, разглядывая мое лицо: «Откуда вы?» - «Из Читы». А когда начал читать стихи Маяковского о советском паспорте, Пашенная упала от хохота... Как я добрался до третьего тура - не помню. У отца моего к тому времени украли все документы и деньги, и он послал меня к Пашенной узнать, хочет ли она меня брать. Я ей рассказал все как на духу, а потом заявил: «Если вы меня не берете, я вернусь с отцом обратно в Читу». После паузы она сказала: «Ну, оставайся». Так моя судьба была решена.
- Вы артист в первом поколении? Кем были ваши родители?
- У них сибирские корни. Отец - Мефодий Викторович родом из Забайкалья. Мама - Зинаида Ананьевна из Томска. Оба прекрасные музыканты, отец свободно играл на всех струнных инструментах, у матери был хороший голос - меццо-сопрано. Родители преподавали музыку в городском Доме пионеров и в Доме народного творчества. Кстати, с Читой того времени связаны имена Олега Лундстрема, Николая Задорнова, Константина Седых. Культурный был город, сцена Дома пионеров стала первой в моей жизни, а в Доме офицеров я однажды выступал перед Рокоссовским.
- Как это было?
- Когда закончилась война с Германией и началась с Японией, все наши войска проходили через Читу. И мы, пионеры, приветствовали воинов. Я помню, что Рокоссовский после нашего выступления поднялся на сцену: кого по щеке похлопал, кого по голове погладил. Но только потом нам сказали, что это был Рокоссовский. А в Дом пионеров, где я занимался в драматическом кружке, однажды приехал Борис Андреев. Узнав, что я собираюсь поступать в театральный институт в Москве, Андреев произнес какие-то напутственные слова в мой адрес. Когда я уже стал артистом, получил звание заслуженного, Андреев пришел к нам в Малый. И я ему напомнил нашу встречу. Он, конечно, благородно сделал вид, что узнал меня.
- Скоро у Малого большой юбилей. Как вы к нему готовитесь?
- Здание будет обновляться, поэтому сезон свой мы уже закончили. В конце апреля в рамках юбилея театр побывал в Таллине и Риге. Поездка была коммерческой, и согласились мы на нее с одним условием. Один спектакль для русскоязычного населения в Риге нам разрешили сыграть бесплатно. Приглашения на него получили школьники и учителя русского языка и литературы, ветераны Великой Отечественной войны, бывшие узники концлагерей. Перед началом спектакля - это была пьеса «На всякого мудреца довольно простоты» - на сцену вышла Элина Быстрицкая. Накануне она сильно подвернула ногу, но не отменила выступление. Играла и утром, и вечером. В зале плакали: «Теперь мы знаем, что Россия нас не забыла». К сожалению, пресса никак не отреагировала на нашу акцию, но мы и шум не поднимали.
- А какая премьера ждет зрителей к торжественной дате?
- Главная - это «Ревизор». Только что мы показали спектакль под занавес. С него скорее всего осенью и откроемся. Ведь «Ревизор» в Малом - это целая театральная история. После неудачной постановки пьесы в Александринке реабилитировали «Ревизора» именно здесь, и сам Щепкин блистательно сыграл роль Городничего. Потом премьерой «Ревизора» открылся филиал Малого театра. В 1938 году в роли Хлестакова дебютировал Ильинский. Дальше уже сам Ильинский поставил эту пьесу, а я играл в ней Хлестакова. И, наконец, в 1982 году уже в моей с Весником постановке Хлестакова сыграл мой брат Виталий.
- Наверное, надо отрешиться от всей этой истории, чтобы получился новый спектакль.
- Когда мы с актерами начали репетировать, они меня спросили, как это сейчас модно: «Какая будет концепция?» А потом сели, стали читать и буквально через несколько минут свалились от хохота. Это настолько «сегодня», что ничего добавлять не надо. Ну вот, например: «Лекарств дорогих мы не употребляем. Простой человек, если выживет - то он и так выживет, а если умрет - то и так умрет...»
- Бурные режиссерские эксперименты Малый театр обходят стороной. Есть критики, которые говорят чуть ли не пренебрежительно: «Ну, это традиционный театр...»
- Это проблемы критиков. У каждого народа, который себя уважает, должны быть традиции. Например, во Франции о «Комеди Франсез» так не говорят. Я знаю, конечно, что там давно уже ставят все, кто угодно, включая Боба Вилсона. И все равно. Это «Комеди Франсез». Если бы мы не нравились зрителям, нас давно бы уже скушали, разобрали по кирпичикам. На худой конец, открыли бы здесь какое-то варьете. А мы живем.
- Как вы относитесь к весьма успешным МХТ, «Табакерке», «Ленкому»?
- Да пусть цветут сто цветов! Марка Анатольевича просто обожаю, работал с ним и в его команде. Он прекрасный режиссер, и я смотрю многие его спектакли. Они не такие, как у нас. Но это - Захаров. И Марк Анатольевич приходит на наши премьеры.
- Сейчас в театральной среде только и разговоров, что о реформе. Как вы к ней относитесь?
- В ней нет никакой необходимости! Кому вообще это в голову пришло? Назовите мне имя этого человека! Наша театральная культура - на хорошем уровне. Иначе не возникало бы так много новых театров. В том числе в провинции. Посмотрите, оттуда сейчас привозят спектакли на фестивали и даже премии получают. Только что у нас в Малом прошел фестиваль «Островский в Доме Островского». Были театры из 30 городов, начиная от Владивостока. Кто говорит, что нужна реформа? Для меня она заключается в пересмотре собственности. Не надо закрывать глаза и обманывать! И среди творческих работников тоже есть неглупые люди, которые кое-что понимают в экономике. Почему? Да, чтобы выжить, надо быть гением экономики... Мы говорим: не надо лучше, нам хорошо, вы только не трогайте. Нет, нас загоняют в угол. За это отчитайся и за то. Ах, тебе дали спонсоры? Значит, ты украсть хочешь! Положить в карман. Это лично меня оскорбляет. Думаю, что и многих моих коллег. Мы ничего в карман себе не кладем. Да в театре и украсть нечего, кроме лигнина и вазелина, понимаете? Ну что я роль буду красть? Ведь самое дорогостоящее - это роль.
- Вы были первым российским министром культуры и добились двух процентов отчислений на нее. А сегодня есть ли у вас возможность повлиять на ситуацию?
- Есть режиссеры, певцы, художники, артисты, полностью посвятившие себя искусству. Их всего осталось в стране не более 70 человек. И выделение им пожизненной финансовой поддержки было бы крайне важно.
Артист не должен проводить последние годы в нищете. Ведь если он надорвался, то уже никому не нужен. Например, Маргарита Назарова, известная дрессировщица тигров, сыгравшая в фильме «Полосатый рейс» растерзанная зверями, доживала свой век в Нижнем Новгороде, запершись в однокомнатной квартирке...
Когда мы встречались с Владимиром Владимировичем Путиным по поводу празднования 250-летия театра, я поднял и этот вопрос. И Владимир Владимирович обещал поддержать.
- Почему вы тогда ушли из министерства и что думаете о его работе сегодня?
- В этом самом кабинете я написал заявление об уходе на имя президента Ельцина. До сих пор не знаю, было ли оно подписано. Просто, отдав его, я больше в министерстве не появился. Думаю, что все было сделано, чтобы я ушел. Но снять-то меня никто не мог. Не за что было. А вот утверждали меня на должность единогласно. Хотя недоброжелатели потом удивлялись, что Соломин согласился. И не стыдно ему? А почему, собственно, и за что? Я в искусстве 50 лет, артист, режиссер, педагог, на тот момент с 30-летним стажем. Если бы меня назначили министром здравоохранения, то понятно. А тут... Это были личные отношения.
А нынешнее разделение министерства я не совсем понимаю. Просто спрашиваю: какое министерство? Соколовское или швыдковское? Для меня это два ведомства. Считаю, что так быть не должно.
- На протяжении многих лет в искусстве у вас были не только завистники, но и близкие люди, друзья. Вы хорошо знали японского гения Куросаву. Расскажите, каким он был?
- Он был гордый человек. Настоящий самурай из северной части Японии: высокого роста, худощавый, поджарый. Его всегда называли «императором японского кино». И это справедливо. Но «императору» частенько перекрывали кислород. Может, поэтому он и запил. Он всю жизнь любил пить «Столичную» водку. И во всех ресторанах, где мы бывали, ее заказывал. Правда, водочку Куросаве разбавляли, даже если приносили бутылку. А ему немного и надо было - вестибулярный аппарат не годился никуда... Тридцать с лишним лет мы переписывались. К Новому году он обычно присылал мне открытки, которые сам рисовал. Он был прекрасным профессинальным художником. Я безмерно его уважаю. «Сэнсэй» - по-японски учитель. Я называл его так даже при жизни. Он действительно много мне дал. А самое главное, за руку вывел на международный экран. Это дорогого стоит... Я никогда не мечтал стать больше, чем артистом. Первый раз поставил «Лес» Островского с легкой руки Куросавы. Он где-то в зарубежном интервью сказал, что Соломин-сан обладает режиссерскими данными. И меня сразу же пригласили в болгарский театр.
- Вы снимались в его фильме «Дерсу Узала». Правда, что тогда Куросава пытался покончить с собой?
- Это было раньше. У него намечался в то время первый зарубежный проект. Он собирался снять в Голливуде фильм про американо-японскую войну «Тора! Тора! Тора!». Но американцы стали диктовать свои условия. А Куросава делал либо так, как хотел, либо вообще не мог работать. Поэтому он порвал контракт, выплатил огромную неустойку и был почти разорен. Психологическая травма наложилась на болезнь - у него ноги отказывали. Куросава перерезал себе вены, но от гибели его спасла жена.
- Когда вы видели Куросаву в последний раз?
- За год до его смерти. В нашу последнюю встречу Куросава пригласил меня на ужин. Я предложил ему поставить спектакль в Малом. У него глаза загорелись. Все, кто тогда на ужине присутствовал, - его дочь, его помощница, второй режиссер - начали уговаривать. И он завелся: «Знаешь, у меня не получился фильм «Идиот». Так хотелось бы его переделать!» На этом и сошлись. Но он совсем плохо себя чувствовал... Так ничего и не вышло. А ведь он хотел после «Дерсу Узала» и вторую картину делать в России. Написал сценарий по рассказу Эдгара По «Красная маска Смерти», его перевели на русский. Меня пригласил на главную роль. Но на «Мосфильме» начались интриги, и Куросава обиделся.
Больше мы не встречались. Спустя время, я по его приглашению приехал в киношный клуб, который он организовал, но Куросаву уже не застал...
- В японском фильме «Сны о России» вы снимались с Мариной Влади. К ней ведь в России до сих пор неоднозначное отношение. Какие у вас остались воспоминания о знакомстве с Влади?
- Она играла Екатерину, я - вельможу... Это был 1991-й или 1992 год. Съемки шли в Царскосельском музее, во дворце. Марина очень разговорчивый человек. Простая в общении - не звезда. Мне показалось, что чисто по-человечески я понимаю, почему Высоцкий когда-то выбрал именно ее. Конечно, о Влади рассказывают всякое. Но это уже дела семейные... С этой стороны я Марину не знал, а вот работала она классно.
- Вам часто задают вопросы о вашем брате Виталии и непростых отношениях с ним. Он был так не похож на вас... А вы по-прежнему не хотите говорить на эту тему?
- Что бы я ни рассказал, все ударит рикошетом. Разговоры начнутся досужие. К чему? Это мой брат. У него осталась семья. Искусство - дело непростое, очень много интриг... Наши с Виталием разногласия с годами обрастают всякими несуразицами и небылицами. То, что у брата было свое видение театра, однозначно. Но мы с ним были воспитаны в одной театральной вере.
- Как вы считаете, почему Виталий так рано ушел из жизни?
- Переработал. Это многих актеров настигает. Надорвался. Человек надрывается. Другой ушел бы со сцены и остался бы жив. Виталий доиграл до конца, до антракта. Он был принципиальным. И это стало трагедией.
- Чем на протяжении жизни для вас была собственная семья? Кто у вас главный в доме?
- Не знаю, мы власть не делили никогда, у нас равноправие. Хотя я иногда шучу: кто денег больше принес, тот и главнее. А так - обычная актерская семья. Жена - Ольга Николаевна, как и я, преподает в театральном. Дочь Даша - музыкант. Она пианистка. Внучка Саша пошла по ее стопам, уже выступает и у нас, и за рубежом. Даже успела стать лауреатом двух международных конкурсов. Я ею горжусь и очень люблю.
- В молодости ведь у вас были материальные проблемы?
- Помню, как мы с женой ходили по Арбату и заглядывали в светящиеся окна. И мечтали: вот нам бы хорошо такой абажур. Только, правда, повесить негде.
- Говорят, что в конце 70-х вы принимали снимающих о вас фильм немецких журналистов не у себя дома, а в театре. И немецкий зритель решил, что шикарные интерьеры XIX века - и есть дом актера Соломина. Прошло 30 лет, сегодня вам есть, где встретить гостей?
- Теперь я не только немецкую делегацию, а и киргизскую, если она приедет, должен буду принять либо в театре, либо в ресторане... Как-то так все нескладно у меня получается. Нет возможности, потому что крыша в доме течет. Хочется, конечно, что-то сделать... Но то в одну глупость юридическую все упирается, то в другую... Бумажки какие-то все. Нельзя по ним жить. Я этим делом заниматься не умею, честно говоря. Вроде есть люди, которые готовы помочь. Но я их тоже понимаю: если всем помогать, когда же работать. Поэтому никого особо не терроризирую... У меня, к счастью, спокойная семья. Творческая. Поэтому терпим, лишь бы на голову не упало...
- Сегодня вы человек не бедный. А первый свой большой гонорар помните? За что вы его получили и как потратили?
- Я снялся у Павла Петровича Кадочникова в фильме «Музыканты одного полка». Денежек было не так уж и много, но мы с Олей купили мебель, которая у нас до сих пор стоит на даче.Мы ее возили всю жизнь по всей Москве - по комнатам, квартирам, углам... Она была очень добротная, составлялась из тумб и шкафов. Теперь просто рука не поднимается ее выбросить.
- Имидж публичного человека, артиста требует сегодня немалых затрат. Есть у вас в одежде свой стиль?
- Я знаю, какие часы нужно носить, какую обувь. Сколько вилок кладут в ресторанах. Знаю, как нужно есть. В Щепкинском училище нас учили этикету. Бывал и на приемах, и на банкетах, и на раутах. Много ездил по миру. Конечно, все это требует денег. Пока я не бедствую, но кто знает, что впереди?
- Вам доводилось бывать в заграничном казино?
- Честно говоря, только два раза. Один раз в Баден-Бадене, где Достоевский играл... Вот такая компания. А второй раз в Венеции. Там недалеко есть остров, где находится самое шикарное в мире казино. Я сделал ставку и сразу же все проиграл, сумма была небольшая. Но не это меня волновало. Хотелось походить и все посмотреть, а для этого нужно было и проиграть...
- В еде у вас есть какие-то предпочтения? Вы много раз бывали в Японии? Японская кухня нравится?
- Боюсь разочаровать своим ответом, но я больше люблю русскую. Коронное блюдо - жареная картошка. Пью с удовольствием чай. Увы, люблю сладкое! Хорошо, что я уже взрослый.
- На отдых время у вас остается? Как обычно вы проводите свой отпуск?
- Практически никак всю жизнь. Три года назад болезнь заставила отдохнуть как следует. С тех пор провожу отпуск под Москвой. Но для меня две недели уже достаточно. Дача старенькая, довоенной постройки, никаких вилл. Там у меня собаки. Четыре. Есть немецкая овчарка Маклай, есть терьер Ляля, дворняжка Лушка и дворняг Яшка. Они для меня - души. У них разные характеры и разное ко мне отношение. О каждой можно книгу написать. Я считаю, что животные обязательно должны быть в доме. Мы всегда подбирали и выхаживали больных. И никто от них в семье не заразился: ни дети, ни внуки. А в Москве у нас две кошки. После того как последняя умерла - она была очень старая, мы уже даже не хотели их больше заводить, но вот подобрали. А недавно внучка еще одного котеночка принесла. Когда мне трудно и тяжело, я с животными общаюсь.
- И о чем вы с ними разговариваете?
- Даже о политике. И они реагируют. Я ведь с утра до вечера кручусь среди людей. Нет, я не жалуюсь, дай Бог, чтобы до конца жизни так было, но порой от этого устаешь и хочется помолчать. Жена меня понимает. Я иногда целый вечер могу молчать.
- Дача, животные - это замечательно. А за границей отдыхаете?
- Да какой там отдых? Поработать - другое дело.
Вот в Италии был в прошлом году на съемках документального фильма о христианстве.
- У Малого театра ведь особые отношения с Московской Патриархией?
- У нас был большой друг, настоятель владыка Питирим. Он освящал новый театр на Ордынкке, когда построили, и наш после ремонта. Мы помогаем Патриархии, чем можем, а она нас благословляет на какие-то вещи. Должен сказать, что и Алексий II, наш патриарх, иногда приходит на премьеры. Обычно он бывает здесь и на новогодних патриарших елках - с детьми общается. К театру относится с уважением. Так мы во всяком случае смеем надеяться. Вот эту красивую икону видите? Пришли представители и спрашивают: «А почему у тебя стена голая? Мы пришлем икону». Это образ Георгия Победоносца. Я ведь тоже Георгий по святцам...
- Вы человек православный, и, наверное, родители ваши были верующими?
- Мать - нет, по ее линии многие занимались революцией... А отец был верующим, и ему приходилось это скрывать. Он ведь в партии состоял. Дома мы иногда над ним посмеивались, потому что мальчишкой Мефодий Викторович был служкой в церкви. Он пел в хоре. А его отец, мой дед, был церковным старостой. Он работал морзистом на телеграфе - солидная по тем временам должность. Однажды зимой дед из храма не возвратился. Сказали, что замерз, но теперь я думаю - его просто убрали.
- Ровно через неделю состоится 4-я церемония вручения международной премии «Филантроп» за выдающиеся достижения инвалидов в области культуры и искусства. Вы ведь возглавляете Совет попечителей премии?
- Я потому так много занимаюсь общественными делами, что мне самому люди всю жизнь помогали. Ну если животные протягивают лапы друг другу, спасают своих котят, щенят, волчат... Если волки воспитывают человека - есть не один раз проверенные факты, - то и нам ничего другого не остается. В этом году премия «Филантроп» стала государственной. И это хорошие новости.
Беседовала Евгения УЛЬЧЕНКО
«Трибуна», 19.05.2006
18.05.2006
Подробнее
ПРЕМЬЕРА МИНИСТРОВ
ПРЕМЬЕРА МИНИСТРОВ
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра...
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра...
ПРЕМЬЕРА МИНИСТРОВ
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра
Обстановка вокруг театральной реформы в России, о которой неоднократно писали «Новые Известия», снова накалилась до предела. На этой неделе Союз театральных деятелей России (СТД) собрал театральную общественность на Второй всероссийский форум. Около пятисот руководителей театров со всей страны в течение двух дней кряду обсуждали предложения государства по реформированию этой сферы и пытались вступить с государством в диалог.
Государство ответило театральным деятелям, как террористам, – не вступая в дискуссии и даже не замечая столь представительного съезда. В понедельник глава Роскультуры Михаил Швыдкой сообщил, что Минэкономразвития отказалось рассматривать вопрос о внесении изменений в «закон о тендерах», и театры по-прежнему вынуждены объявлять конкурс даже на собственные юбилеи (подробнее см. «НИ» от 22 марта 2006 г.). А комиссия законопроектной деятельности при правительстве России, несмотря на протесты руководителей театров, передала закон «Об автономных учреждениях» для первого чтения в Госдуму.
Развитие событий на форуме, озаглавленном «Театр – время перемен», напоминало настоящий детектив: с острой завязкой, драматическими перипетиями и неожиданной развязкой. Открывая собрание, глава СТД Александр Калягин начал с высокой ноты: «Мы вынуждены признать, что отечественный театр находится в трагическом состоянии. Последние пять лет были для нас особенно тяжелыми, и государство все больше усиливает экономическое давление на творчество. Казначейская система, исполнение бюджета, тендеры, угроза бюджетозамещения, то есть когда у нас будут отнимать заработанные деньги, – все это связывает творчество. Художественные откровения не возникают в плановом порядке. Творческая жизнь театров угодила под колеса жестких финансовых правил, а это оказывается губительнее идеологической цензуры. Набрала силу порочная практика, когда законы, мешающие творчеству, проходят с лету, а те, что призваны нам помочь, годами пылятся на полках».
Форум пытался не только обсудить ключевые проблемы сегодняшнего театра, но и сформулировать предложения законодателям. Одной из главных бед, по мнению выступающих, являются вступивший в силу с 1 января сего года закон № 94 ( «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ и оказание услуг для государственных и муниципальных нужд»). По мнению выступающих, он «полупарализовал» деятельность театров. Для иллюстрации абсурда, к которому приводят положения этого закона, руководитель театра-фестиваля «Балтийский дом» Сергей Шуб привел пример из собственной практики. Недавно ему было предложено заказать костюмы в... ателье по пошиву военной одежды «Звездочка» (представители власти, контролирующие исполнение закона, заявили: «У них же так дешево!»), а не звать дорогого и профессионального художника по костюмам Аллу Коженкову. Все это смешно в качестве рассказанного анекдота, но жить в анекдоте – это почти трагедия.
Как положено в настоящем детективе, после выступления ряда участников к собравшимся вышел Михаил Швыдкой (глава Федерального агентства по культуре и кинематографии России). Он сообщил, что накануне открытия форума Министерство экономического развития и торговли отказалось внести поправку о тендерах, касающихся культуры, и тем самым признать театр, кино и другие виды искусства штучным товаром, в создании которого конкурс невозможен. Без тендера, уверены в МЭРТе, деньги будут разворовываться.
Таким образом, чиновники довольно наглядно продемонстрировали свое отношение и к деятелям культуры, и к их решениям, и к рекомендациям. Что стало наглядной иллюстрацией тезиса худрука Малого театра Юрий Соломина: «Люди, принимающие законы, никогда не заглядывают за кулисы». «Я все время прошу, – кипятился на форуме Соломин, – а кто это придумал эту реформу-то? Покажите этого человека! Он все время скрывается! Давайте спросим их: «Родненькие, вы в театр-то ходите? Нет! Так какого рожна вы нам все советуете?!». И закончил слегка видоизмененным призывом: «Не надо ничего изобретать. Никаких реформ, я считаю, пока в театре не нужно!». Призыв, без сомнения, напоминает знаменитого героя Александра Островского генерала Крутицкого с его трактатом «О вреде реформ вообще». Но, положа руку на сердце, какой из граждан нашей страны не убедился на собственном опыте в том, что «все, что не делается, все делается к худшему»? И понятен страх театральных деятелей перед близящимся реформированием бюджетной сферы и готовящимся законом об автономных организациях, страх, сравнимый с ужасом перед грозящей чумой или холерой.
Заместитель председателя комитета по культуре Госдумы, актриса Елена Драпеко нарисовала страшную картину будущего, когда Российская государственная библиотека будет брать с каждого посетителя по 6 тыс. рублей за вход, а иначе она просто не выживет как автономное учреждение. Кроме того, непроработанные положения закона грозят всевозможными злоупотреблениями чиновников: могут давать или не давать заказы, а стало быть, выделять или нет финансирование, а могут счесть, что театру достаточно иметь сцену, и отберут мастерские и репетиционные помещения и так далее.
Но главная проблема, по мнению Союза театральных деятелей и Министерства культуры (на форуме выступал министр Соколов), в том, что экономические законы, касающиеся правовой и финансовой сферы культуры, должны были приниматься единым пакетом с поправками в законодательстве о культуре. А иначе они грозят разрушить само существование культурных учреждений.
И тут, как положено в хороших детективах, сюжет делает крутой поворот. Вышедшая на трибуну форума советник министра культуры Тамара Гудима проинформировала, что параллельно форуму заседала Комиссия законопроектной деятельности при правительстве России, которая рекомендовала этот проект к первому чтению в Государственную думу. При этом к закону были приложены различные замечания различных ведомств, которых этот законопроект касается, в том числе и замечания Министерства культуры и массовых коммуникаций. Но возражения учтены не были, а министру культуры Александру Соколову просто не дали слова.
Естественно, что у собравшихся немедленно возникли вопросы: во-первых, зачем они, собственно, собирались обсуждать нечто, уже принятое? А во-вторых, следует ли считать этот демарш чиновников демонстрацией нового витка взаимоотношений искусства и власти?
В результате вместо подготовленной резолюции рабочая группа во главе с Александром Калягиным удалилась писать гневное письмо президенту Российской федерации. Форум, собравшийся для выработки «замечаний и рекомендаций», выразил свое глубокое возмущение действиями министерств и ведомств, чьи решения «могут привести к гибели русского театра».
На заключительной части встречи Александр Калягин вспоминал, как отцы обороняли страну от захватчиков, и выразил надежду, что и русский театр от чиновников удастся отстоять.
Р. S. Как положено в хорошем детективе, развязка интриги с законом об автономных учреждениях оказалась абсолютно неожиданной. Как стало известно «НИ» из информированных источников, администрация президента отозвала проект закона из Государственной думы даже раньше, чем послание форума дошло до главы государства. Дальнейшее развитие интриги будет отслеживаться «Новыми Известиями».
ОЛЬГА ЕГОШИНА
«Новые известия», 17 мая 2006 года
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра
Обстановка вокруг театральной реформы в России, о которой неоднократно писали «Новые Известия», снова накалилась до предела. На этой неделе Союз театральных деятелей России (СТД) собрал театральную общественность на Второй всероссийский форум. Около пятисот руководителей театров со всей страны в течение двух дней кряду обсуждали предложения государства по реформированию этой сферы и пытались вступить с государством в диалог.
Государство ответило театральным деятелям, как террористам, – не вступая в дискуссии и даже не замечая столь представительного съезда. В понедельник глава Роскультуры Михаил Швыдкой сообщил, что Минэкономразвития отказалось рассматривать вопрос о внесении изменений в «закон о тендерах», и театры по-прежнему вынуждены объявлять конкурс даже на собственные юбилеи (подробнее см. «НИ» от 22 марта 2006 г.). А комиссия законопроектной деятельности при правительстве России, несмотря на протесты руководителей театров, передала закон «Об автономных учреждениях» для первого чтения в Госдуму.
Развитие событий на форуме, озаглавленном «Театр – время перемен», напоминало настоящий детектив: с острой завязкой, драматическими перипетиями и неожиданной развязкой. Открывая собрание, глава СТД Александр Калягин начал с высокой ноты: «Мы вынуждены признать, что отечественный театр находится в трагическом состоянии. Последние пять лет были для нас особенно тяжелыми, и государство все больше усиливает экономическое давление на творчество. Казначейская система, исполнение бюджета, тендеры, угроза бюджетозамещения, то есть когда у нас будут отнимать заработанные деньги, – все это связывает творчество. Художественные откровения не возникают в плановом порядке. Творческая жизнь театров угодила под колеса жестких финансовых правил, а это оказывается губительнее идеологической цензуры. Набрала силу порочная практика, когда законы, мешающие творчеству, проходят с лету, а те, что призваны нам помочь, годами пылятся на полках».
Форум пытался не только обсудить ключевые проблемы сегодняшнего театра, но и сформулировать предложения законодателям. Одной из главных бед, по мнению выступающих, являются вступивший в силу с 1 января сего года закон № 94 ( «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ и оказание услуг для государственных и муниципальных нужд»). По мнению выступающих, он «полупарализовал» деятельность театров. Для иллюстрации абсурда, к которому приводят положения этого закона, руководитель театра-фестиваля «Балтийский дом» Сергей Шуб привел пример из собственной практики. Недавно ему было предложено заказать костюмы в... ателье по пошиву военной одежды «Звездочка» (представители власти, контролирующие исполнение закона, заявили: «У них же так дешево!»), а не звать дорогого и профессионального художника по костюмам Аллу Коженкову. Все это смешно в качестве рассказанного анекдота, но жить в анекдоте – это почти трагедия.
Как положено в настоящем детективе, после выступления ряда участников к собравшимся вышел Михаил Швыдкой (глава Федерального агентства по культуре и кинематографии России). Он сообщил, что накануне открытия форума Министерство экономического развития и торговли отказалось внести поправку о тендерах, касающихся культуры, и тем самым признать театр, кино и другие виды искусства штучным товаром, в создании которого конкурс невозможен. Без тендера, уверены в МЭРТе, деньги будут разворовываться.
Таким образом, чиновники довольно наглядно продемонстрировали свое отношение и к деятелям культуры, и к их решениям, и к рекомендациям. Что стало наглядной иллюстрацией тезиса худрука Малого театра Юрий Соломина: «Люди, принимающие законы, никогда не заглядывают за кулисы». «Я все время прошу, – кипятился на форуме Соломин, – а кто это придумал эту реформу-то? Покажите этого человека! Он все время скрывается! Давайте спросим их: «Родненькие, вы в театр-то ходите? Нет! Так какого рожна вы нам все советуете?!». И закончил слегка видоизмененным призывом: «Не надо ничего изобретать. Никаких реформ, я считаю, пока в театре не нужно!». Призыв, без сомнения, напоминает знаменитого героя Александра Островского генерала Крутицкого с его трактатом «О вреде реформ вообще». Но, положа руку на сердце, какой из граждан нашей страны не убедился на собственном опыте в том, что «все, что не делается, все делается к худшему»? И понятен страх театральных деятелей перед близящимся реформированием бюджетной сферы и готовящимся законом об автономных организациях, страх, сравнимый с ужасом перед грозящей чумой или холерой.
Заместитель председателя комитета по культуре Госдумы, актриса Елена Драпеко нарисовала страшную картину будущего, когда Российская государственная библиотека будет брать с каждого посетителя по 6 тыс. рублей за вход, а иначе она просто не выживет как автономное учреждение. Кроме того, непроработанные положения закона грозят всевозможными злоупотреблениями чиновников: могут давать или не давать заказы, а стало быть, выделять или нет финансирование, а могут счесть, что театру достаточно иметь сцену, и отберут мастерские и репетиционные помещения и так далее.
Но главная проблема, по мнению Союза театральных деятелей и Министерства культуры (на форуме выступал министр Соколов), в том, что экономические законы, касающиеся правовой и финансовой сферы культуры, должны были приниматься единым пакетом с поправками в законодательстве о культуре. А иначе они грозят разрушить само существование культурных учреждений.
И тут, как положено в хороших детективах, сюжет делает крутой поворот. Вышедшая на трибуну форума советник министра культуры Тамара Гудима проинформировала, что параллельно форуму заседала Комиссия законопроектной деятельности при правительстве России, которая рекомендовала этот проект к первому чтению в Государственную думу. При этом к закону были приложены различные замечания различных ведомств, которых этот законопроект касается, в том числе и замечания Министерства культуры и массовых коммуникаций. Но возражения учтены не были, а министру культуры Александру Соколову просто не дали слова.
Естественно, что у собравшихся немедленно возникли вопросы: во-первых, зачем они, собственно, собирались обсуждать нечто, уже принятое? А во-вторых, следует ли считать этот демарш чиновников демонстрацией нового витка взаимоотношений искусства и власти?
В результате вместо подготовленной резолюции рабочая группа во главе с Александром Калягиным удалилась писать гневное письмо президенту Российской федерации. Форум, собравшийся для выработки «замечаний и рекомендаций», выразил свое глубокое возмущение действиями министерств и ведомств, чьи решения «могут привести к гибели русского театра».
На заключительной части встречи Александр Калягин вспоминал, как отцы обороняли страну от захватчиков, и выразил надежду, что и русский театр от чиновников удастся отстоять.
Р. S. Как положено в хорошем детективе, развязка интриги с законом об автономных учреждениях оказалась абсолютно неожиданной. Как стало известно «НИ» из информированных источников, администрация президента отозвала проект закона из Государственной думы даже раньше, чем послание форума дошло до главы государства. Дальнейшее развитие интриги будет отслеживаться «Новыми Известиями».
ОЛЬГА ЕГОШИНА
«Новые известия», 17 мая 2006 года
16.05.2006
Подробнее
КЛАССИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
В Государственном академическом Малом театре ставят только классические пьесы. И только в классической форме — с занавесом, декорациями, костюмами и гримом актеров. Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин считает, что театральные традиции — это наше национальное достояние.
КЛАССИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
В Государственном академическом Малом театре ставят только классические пьесы. И только в классической форме — с занавесом, декорациями, костюмами и гримом актеров. Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин считает, что театральные традиции — это наше национальное достояние.
— Юрий Мефодьевич, кем были ваши родители?
— Родители мои — Мефодий Викторович и Зинаида Ананьевна — были очень хорошими людьми. Прошло уже много лет, как их не стало, но я до сих пор в разных городах и даже иногда в других странах встречаю людей, которые говорят о них добрые слова. Они жили в Чите, всю жизнь работали с детьми в Доме пионеров. Отец был хормейстером, а мама преподавателем фортепиано, всю жизнь трудились вместе. Их ученики вырастали, сами становились родителями, потом бабушками и дедушками. Но когда я встречаю людей, которые до сих пор называют по имени-отчеству моих отца и мать, я понимаю, что их до сих пор помнят. Значит, они в своей жизни делали небольшое, но очень хорошее дело. Это, по-моему, самая главная награда для человека, которого давно нет.
—Чита — далекий город. И вроде бы не претендует на звание культурного центра...
— Если говорить о культурных корнях, то Чита в 20-30-х годах прошлого века, и даже раньше, была культурным центром. Там был очень хороший театр. Константин Александрович Зубов, прекрасный артист и режиссер Малого театра, в молодости работал в труппе, которая полгода давала спектакли в Чите, полгода в Маньчжурии. Знаменитый Олег Лундстрем, руководитель джазового оркестра, тоже воспитывался и учился в Чите. Он с родителями уехал в Маньчжурию, но потом вернулся. Родители мне рассказывали, что в Чите была даже консерватория, и там вместе с ними учились очень многие известные музыканты. Например, композитор Николай Будашкин. Отец писателя Михаила Задорнова — Николай Задорнов, тоже писатель, из Читы, из их компании.
— А вы чем занимались в детстве?
— Всем занимался. Поскольку родители были музыкантами, они меня и брата Виталия тоже пытались учить музыке, но ничего из этого не вышло. Я занимался во всех кружках: танцевальном, вокальном, кукольном, драматическом, живописном.
— А когда актерство захватило?
Не в Доме пионеров, а раньше, точно не могу вспомнить. Когда учился в школе, был спокойным ребенком, не сорвиголова—у меня просто не было времени (как и теперь), потому что после уроков я сразу шел в Дом пионеров. Когда окончил школу, и мыслей других не было, как поступить в Училище имени Щепкина. В 1949 году я увидел фильм, посвященный 125-летнему юбилею Малого театра, там показывали Театральное училище имени Щепкина, мастеров, и был назван адрес—Неглинная, 6. Через четыре года, получив аттестат зрелости и даже не зайдя домой, с почты отправил его по этому адресу. А потом мне прислали вызов, и я поехал в Москву.
— Вот так просто?
- Не просто. Я поступал на курс к Вере Николаевне Пашенной. Была такая знаменитая актриса, которая очень хорошо знала традиции Малого театра. Художественное слово нам преподавал Михаил Иванович Царев. Я поступил сразу, с первого захода. Вообще Щепкинское училище всегда было местом, куда очень много приезжало ребят из провинции: Луспекаев, Весник, Роман Филиппов, Марцевич, Любшин, Олег Даль, Виталий Кононов, мой брат Виталий Соломин, Инна Чурикова, Александр Домогаров, Олег Меньшиков, Дима Харатьян...
И сейчас там очень много ребят из провинции. Когда я набираю курс, то со своими педагогами очень тщательно «прощупываю» всех, кто приезжает. Хотя сейчас меньше едут к нам из Владивостока, Хабаровска, Читы, Иркутска: билеты дорогие. Но тех, кто добирается, мы смотрим очень внимательно, чтобы не ошибиться.
— Вы хотите сказать, что в провинции талантов больше рождается?
- Таланты есть везде, но их нужно воспитать. Алмаз сам по себе еще не бриллиант, ему требуется огранка, которая также имеет цену. Поэтому важно, у кого ты учишься. Талантов у нас много, но мы к ним невнимательно относимся. Это касается и спорта, и искусства, и техники. Вот все смотрели Олимпиаду, и болели, и радовались. Наши выигрывают в таких видах спорта, которые в России почти не развиты. Это каким же упорным человеком надо быть, чтобы, ничего не имея, без всякой помощи проявиться, завоевать медаль!
— Что в актерской профессии вас привлекло?
— Не знаю... Не материальная сторона — это точно. Мне нравилась сама профессия. Я никогда не думал: вот, заработаю кучу денег. Этого не должно быть в нашем деле. Это калечит душу. Нет, я не против денег и материальных благ. Но когда я начинал работать в театре, сниматься в кино, мы никогда не спрашивали о деньгах, а интересовались: кто снимает картину, кто партнеры, когда будут снимать? Теперь начинается с других вопросов: сколько заплатят? Это потребительское отношение к искусству. И люди не понимают, чем это чревато.
Я уже много лет везде говорю, может быть, в сотый раз вам сейчас это же скажу. Экономику нельзя поднять, говоря только об экономике, только считая цифры. Экономика — это идеология. Экономика — это культура. Экономика — это здоровье. Экономика — это образование. Значит, на первый план должны выйти образование, медицина и культура. Тогда будет здоровая, сильная, мощная экономика.
Раньше на всех международных музыкальных конкурсах советские музыканты получали первые или вторые премии. И никто не слышал ни о китайцах, ни о японцах, ни о корейцах. Кто сейчас получает первые премии? Китай, Япония, Корея. Почему? Потому что там работает русская профессура. Потому что здесь у этих людей нет условий. Точно так же можно сказать и о науке, о спорте.
Мы нерадиво используем богатства, которыми обладаем.
— Вы называли своих учителей — Пашенная, Царев. А кроме актерской техники, они вас чему-то учили?
— Конечно, учили. Эти люди всегда помогали другим, мне в том числе. Я мог бы назвать десяток людей, с которыми рядом учился, потом работал, — наши педагоги нам помогали. Когда не стало Михаила Ивановича Царева, оказалось, что у него в доме ничего нет — у него было только имя. Вот и все. То же самое — у Веры Николаевны Пашенной.
Я думаю, они в свое время не нуждались, поскольку работали — снимались в кино, играли в театре и имели хорошую, по тем временам, зарплату, у них были квартиры, они были прикреплены к каким-то поликлиникам. А вот Георгий Жженов, Евгений Самойлов—это наша история, наша жизнь! — точно нуждались. Не могу сказать, чтобы жировал Зельдин — это замечательный, удивительный, добрейший человек. Ему уже 91 год, один из немногих оставшихся. Есть режиссер Покровский, есть художники. Я посчитал — не так много людей. Но на них надо обратить внимание, потому что они — наше национальное достояние.
Пусть актера знает только один город — Воронеж, или Саратов, или Самара. Но он проработал 40-50 лет в этом городе, и для горожан — это имя, это их молодость. Нельзя допускать, чтобы такой человек в старости оказался отодвинутым и забытым. Ты стал ученым, врачом, бизнесменом, но в молодости ходил в театр и был поклонником артиста. И каким ты его видишь сейчас, когда ему за 80 или за 90? Все соглашаются со мной — а нельзя же не соглашаться, потому что я говорю правду! — но пока делостоит и мы теряем, теряем этих людей.
— Малый театр ставит только классику и не допускает в ней никаких новаций. Все идет так, как писали авторы. Почему?
- Объясняю. Весь мир уже сто лет с лишним знает, что такое система Станиславского. Станиславский был учеником выдающейся актрисы Малого театра Гликерьи Николаевны Федотовой. МХАТ возник в 1898 году. Малый театр — в 1756 году. Нам уже 250 лет. Почему мы не должны гордиться своими национальными корнями? Почему мы должны быть как все? Почему мы должны забывать нашу традицию?
Сейчас модно везде раздеваться. Но Островский и Гоголь такого не писали. Ни Чехов, ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Толстые — один, другой, третий — не писали. Почему нужно их «коцептуировать»? Я называю великих писателей, перед которыми весь мир снимает шляпу. Почему их нужно переделывать? Потому что кто-то говорит: «Нет-нет, я сделаю по-другому, такова моя концепция этого произведения».
Сейчас весь мир играет музыку Моцарта — ему исполнилось 250 лет. Пока я еще не слышал «балалаечного» исполнения Моцарта. Подгонять всех и стричь под одну гребенку не надо.
Мы много говорим о демократии, но самому ее принципу противоречим. Ну не трогайте нас, может же быть в Москве один такой театр, как Малый. Почему никогда такой мысли ни у кого не возникает по поводу Шекспировского королевского театра? Или Ко-меди Франсез? Да, там ставят и современ ные пьесы. Но никто же не говорит о том, что театр Кабуки устарел. Ему 400 лет, это гордость нации, и в Японии созданы условия, чтобы этот театр сохранить. В Эрмитаже, Третьяковке и Пушкинском музее есть и старые вещи, и современные. Но современные — произведения мастеров. А если покупать все подряд, надо идти на Кузнецкий мост или на ярмарку: там есть все — бери на свой вкус. Никто не уродует музыку Чайковского, Рахманинова. Не надо мордовать Чехова и великих русских классиков. Другое дело, что театр не стоит на месте, развивается, появляются новые течения. Но зачем ставить пьесу, где сплошной мат? Зачем тратить деньги? Если я захочу это послушать, выйду во двор и получу это бесплатно, а если поставлю бутылку, то услышу еще больше. Но это же — не искусство.
Поэтому мы несколько отодвинуты, как считают некоторые критики, от «современного» искусства и говорим: мы вас не трогаем и вы нас не трогайте. Мы сохраняем традиции. Наш зал был построен 200 лет назад, одновременно с Большим театром.
Ну, поставили в Большом несколько произведений, которые называют «современными». Хорошо еще, сделали это на малой сцене. Можете ли вы себе представить такие постановки на основной сцене? Сам зал, сама сцена принадлежат истории...
Ну давайте уничтожим вообще старые вещи например мебель. Вот кабинет, где мы с вами разговариваем, — здесь все XIX век. И чем это хуже новомодной мебели? Мы сидим за этим столом, пьем чай. Наш реставратор собрал этот гарнитур из разных предметов, разбросанных по театру. Я ему говорю: «Ну что, нам теперь ленточку повесить: сидеть нельзя?» А он отвечает: «Нет, мебель живет тогда, когда ею пользуются». С тех пор прошло 18 лет. Она живет.
— Но вы же делаете классику актуальной? Вот ставите сейчас «Ревизора».
- Актуальной? Классика не делается актуальной. Она понимается театром и должна пониматься зрителем. Я гарантирую, что будет реакция зрителей, когда Земляника скажет: «Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек, если выживет, то и так выживет». Это правильно поймут все. Потому что об этом сегодня только ленивый не говорит. И не надо тут кукиша в кармане держать и подмигивать: понимаете, на что мы намекаем? Да ни на что не намекаем.
Или вот Городничий говорит: «Тихо, тихо. Ну давайте все сделаем семейственно». Одно слово — и достаточно. Вы уже улыбнулись. Гоголь не знал, что будет в нашей сегодняшней жизни, он писал в XIX веке. Мы не будем передергивать: это было тогда и есть сегодня. Я так читаю классику и по-другому не умею, не могу. Потому что как человек, принадлежащий культуре и искусству, не имею права вмешиваться в текст.
Зритель приходит на спектакль, видит обстановку того времени. Конечно, мы не можем воссоздать ее досконально, пытаемся приблизиться к ней образно. Приходя щей к нам молодежи пытаемся помочь понять то, о чем говорит автор. И тогда происходит слияние авторского замысла и нашего современного театрального искусства. Если автор говорит одно, а на сцене стоит палка и два стула, то впечатление будет совершенно другим. А если костюм, парик... Ну, как без них играть Мольера?
Говорят: вот они строят декорации... А почему мы должны обходиться без них? В кино показывают мордобой очень натурально и говорят: это жизнь. А здесь что — не жизнь? Мы никогда не придем к общему знаменателю, потому что один думает так, другой воспитан по-другому.
— Ну хорошо. А в новом спектакле вашем будет какая-то концепция?
— Что значит «концепция»? Концепцию дал Гоголь. Он уже все написал и что-то переделывать, перетягивать не нужно. Мы берем текст Гоголя и добавляем то, что было из первых вариантов вычеркнуто цензурой. Когда начинали репетировать, артисты спрашивали: про что будем рассказывать? Я говорю: давайте почитаем пьесу. Начали читать — и через пять минут все стали смеяться.
Так же брали реплики из первого варианта чеховской «Чайки». Помните, Медведенко говорит Тригорину: «Вы напишите про нас, учителей, ведь нам очень тяжело, получаешь двадцать три рубля, и то не вовремя, и тебе уже все равно, круглая земля или квадратная». Вот эта реплика вызывает у зрителя реакцию. Но она была вымарана. Наверное, учителя в то время были в большем почете. И у Гоголя есть реплики, которые были вымараны, я не знаю, по каким обстоятельствам, то ли по литературным, то ли по редакторским. Но кое-что, нам показалось, можно оставить.
— У вас есть артистическая родословная? Вы учились у Пашенной, а она у кого?
Конечно, есть. Вера Николаевна Пашенная была ученицей первого русского педагога и режиссера Александра Павловича Ленского. Вот на стене висит его портрет. Ленский умер в 1906 году. У него не было прямого учителя. Воспитывался в провинции. Мать — итальянка, отец — вельможа. Александр Павлович был незаконный сын. Средств к существованию не имел, но учился в университете, потом стал актером. У нас есть и другие династии. Садовские, например. Сейчас, к сожалению, из них осталась только одна Татьяна Рыжова. Недавно ушел из жизни Пров Садовский. Этим династиям по 200 лет. А начинали они от Щепкина, от Островского.
— Когда у вас будет юбилей?
— 30 августа отметим 250 лет создания труппы. Она тогда называлась Императорской. Указом императрицы Елизаветы Петровны в 1756 году были созданы четыре императорских театра, которые получили государственные субсидии. Это Александрийский и Мариинский театры в Петербурге, Большой и Малый в Москве.
— У вас в театре здороваются с не знакомыми людьми. Почему?
— Да. Как в деревне. Это не случайно. У нас всякий, если видит незнакомого чело века, здоровается. Он же к нам в гости пришел. А может, кого-то ищет. А может, емунадо помочь. Это нормально.
Александр ТРУШИН
«Прямые инвестиции» №05 (49) 2006 г.
В Государственном академическом Малом театре ставят только классические пьесы. И только в классической форме — с занавесом, декорациями, костюмами и гримом актеров. Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин считает, что театральные традиции — это наше национальное достояние.
— Юрий Мефодьевич, кем были ваши родители?
— Родители мои — Мефодий Викторович и Зинаида Ананьевна — были очень хорошими людьми. Прошло уже много лет, как их не стало, но я до сих пор в разных городах и даже иногда в других странах встречаю людей, которые говорят о них добрые слова. Они жили в Чите, всю жизнь работали с детьми в Доме пионеров. Отец был хормейстером, а мама преподавателем фортепиано, всю жизнь трудились вместе. Их ученики вырастали, сами становились родителями, потом бабушками и дедушками. Но когда я встречаю людей, которые до сих пор называют по имени-отчеству моих отца и мать, я понимаю, что их до сих пор помнят. Значит, они в своей жизни делали небольшое, но очень хорошее дело. Это, по-моему, самая главная награда для человека, которого давно нет.
—Чита — далекий город. И вроде бы не претендует на звание культурного центра...
— Если говорить о культурных корнях, то Чита в 20-30-х годах прошлого века, и даже раньше, была культурным центром. Там был очень хороший театр. Константин Александрович Зубов, прекрасный артист и режиссер Малого театра, в молодости работал в труппе, которая полгода давала спектакли в Чите, полгода в Маньчжурии. Знаменитый Олег Лундстрем, руководитель джазового оркестра, тоже воспитывался и учился в Чите. Он с родителями уехал в Маньчжурию, но потом вернулся. Родители мне рассказывали, что в Чите была даже консерватория, и там вместе с ними учились очень многие известные музыканты. Например, композитор Николай Будашкин. Отец писателя Михаила Задорнова — Николай Задорнов, тоже писатель, из Читы, из их компании.
— А вы чем занимались в детстве?
— Всем занимался. Поскольку родители были музыкантами, они меня и брата Виталия тоже пытались учить музыке, но ничего из этого не вышло. Я занимался во всех кружках: танцевальном, вокальном, кукольном, драматическом, живописном.
— А когда актерство захватило?
Не в Доме пионеров, а раньше, точно не могу вспомнить. Когда учился в школе, был спокойным ребенком, не сорвиголова—у меня просто не было времени (как и теперь), потому что после уроков я сразу шел в Дом пионеров. Когда окончил школу, и мыслей других не было, как поступить в Училище имени Щепкина. В 1949 году я увидел фильм, посвященный 125-летнему юбилею Малого театра, там показывали Театральное училище имени Щепкина, мастеров, и был назван адрес—Неглинная, 6. Через четыре года, получив аттестат зрелости и даже не зайдя домой, с почты отправил его по этому адресу. А потом мне прислали вызов, и я поехал в Москву.
— Вот так просто?
- Не просто. Я поступал на курс к Вере Николаевне Пашенной. Была такая знаменитая актриса, которая очень хорошо знала традиции Малого театра. Художественное слово нам преподавал Михаил Иванович Царев. Я поступил сразу, с первого захода. Вообще Щепкинское училище всегда было местом, куда очень много приезжало ребят из провинции: Луспекаев, Весник, Роман Филиппов, Марцевич, Любшин, Олег Даль, Виталий Кононов, мой брат Виталий Соломин, Инна Чурикова, Александр Домогаров, Олег Меньшиков, Дима Харатьян...
И сейчас там очень много ребят из провинции. Когда я набираю курс, то со своими педагогами очень тщательно «прощупываю» всех, кто приезжает. Хотя сейчас меньше едут к нам из Владивостока, Хабаровска, Читы, Иркутска: билеты дорогие. Но тех, кто добирается, мы смотрим очень внимательно, чтобы не ошибиться.
— Вы хотите сказать, что в провинции талантов больше рождается?
- Таланты есть везде, но их нужно воспитать. Алмаз сам по себе еще не бриллиант, ему требуется огранка, которая также имеет цену. Поэтому важно, у кого ты учишься. Талантов у нас много, но мы к ним невнимательно относимся. Это касается и спорта, и искусства, и техники. Вот все смотрели Олимпиаду, и болели, и радовались. Наши выигрывают в таких видах спорта, которые в России почти не развиты. Это каким же упорным человеком надо быть, чтобы, ничего не имея, без всякой помощи проявиться, завоевать медаль!
— Что в актерской профессии вас привлекло?
— Не знаю... Не материальная сторона — это точно. Мне нравилась сама профессия. Я никогда не думал: вот, заработаю кучу денег. Этого не должно быть в нашем деле. Это калечит душу. Нет, я не против денег и материальных благ. Но когда я начинал работать в театре, сниматься в кино, мы никогда не спрашивали о деньгах, а интересовались: кто снимает картину, кто партнеры, когда будут снимать? Теперь начинается с других вопросов: сколько заплатят? Это потребительское отношение к искусству. И люди не понимают, чем это чревато.
Я уже много лет везде говорю, может быть, в сотый раз вам сейчас это же скажу. Экономику нельзя поднять, говоря только об экономике, только считая цифры. Экономика — это идеология. Экономика — это культура. Экономика — это здоровье. Экономика — это образование. Значит, на первый план должны выйти образование, медицина и культура. Тогда будет здоровая, сильная, мощная экономика.
Раньше на всех международных музыкальных конкурсах советские музыканты получали первые или вторые премии. И никто не слышал ни о китайцах, ни о японцах, ни о корейцах. Кто сейчас получает первые премии? Китай, Япония, Корея. Почему? Потому что там работает русская профессура. Потому что здесь у этих людей нет условий. Точно так же можно сказать и о науке, о спорте.
Мы нерадиво используем богатства, которыми обладаем.
— Вы называли своих учителей — Пашенная, Царев. А кроме актерской техники, они вас чему-то учили?
— Конечно, учили. Эти люди всегда помогали другим, мне в том числе. Я мог бы назвать десяток людей, с которыми рядом учился, потом работал, — наши педагоги нам помогали. Когда не стало Михаила Ивановича Царева, оказалось, что у него в доме ничего нет — у него было только имя. Вот и все. То же самое — у Веры Николаевны Пашенной.
Я думаю, они в свое время не нуждались, поскольку работали — снимались в кино, играли в театре и имели хорошую, по тем временам, зарплату, у них были квартиры, они были прикреплены к каким-то поликлиникам. А вот Георгий Жженов, Евгений Самойлов—это наша история, наша жизнь! — точно нуждались. Не могу сказать, чтобы жировал Зельдин — это замечательный, удивительный, добрейший человек. Ему уже 91 год, один из немногих оставшихся. Есть режиссер Покровский, есть художники. Я посчитал — не так много людей. Но на них надо обратить внимание, потому что они — наше национальное достояние.
Пусть актера знает только один город — Воронеж, или Саратов, или Самара. Но он проработал 40-50 лет в этом городе, и для горожан — это имя, это их молодость. Нельзя допускать, чтобы такой человек в старости оказался отодвинутым и забытым. Ты стал ученым, врачом, бизнесменом, но в молодости ходил в театр и был поклонником артиста. И каким ты его видишь сейчас, когда ему за 80 или за 90? Все соглашаются со мной — а нельзя же не соглашаться, потому что я говорю правду! — но пока делостоит и мы теряем, теряем этих людей.
— Малый театр ставит только классику и не допускает в ней никаких новаций. Все идет так, как писали авторы. Почему?
- Объясняю. Весь мир уже сто лет с лишним знает, что такое система Станиславского. Станиславский был учеником выдающейся актрисы Малого театра Гликерьи Николаевны Федотовой. МХАТ возник в 1898 году. Малый театр — в 1756 году. Нам уже 250 лет. Почему мы не должны гордиться своими национальными корнями? Почему мы должны быть как все? Почему мы должны забывать нашу традицию?
Сейчас модно везде раздеваться. Но Островский и Гоголь такого не писали. Ни Чехов, ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Толстые — один, другой, третий — не писали. Почему нужно их «коцептуировать»? Я называю великих писателей, перед которыми весь мир снимает шляпу. Почему их нужно переделывать? Потому что кто-то говорит: «Нет-нет, я сделаю по-другому, такова моя концепция этого произведения».
Сейчас весь мир играет музыку Моцарта — ему исполнилось 250 лет. Пока я еще не слышал «балалаечного» исполнения Моцарта. Подгонять всех и стричь под одну гребенку не надо.
Мы много говорим о демократии, но самому ее принципу противоречим. Ну не трогайте нас, может же быть в Москве один такой театр, как Малый. Почему никогда такой мысли ни у кого не возникает по поводу Шекспировского королевского театра? Или Ко-меди Франсез? Да, там ставят и современ ные пьесы. Но никто же не говорит о том, что театр Кабуки устарел. Ему 400 лет, это гордость нации, и в Японии созданы условия, чтобы этот театр сохранить. В Эрмитаже, Третьяковке и Пушкинском музее есть и старые вещи, и современные. Но современные — произведения мастеров. А если покупать все подряд, надо идти на Кузнецкий мост или на ярмарку: там есть все — бери на свой вкус. Никто не уродует музыку Чайковского, Рахманинова. Не надо мордовать Чехова и великих русских классиков. Другое дело, что театр не стоит на месте, развивается, появляются новые течения. Но зачем ставить пьесу, где сплошной мат? Зачем тратить деньги? Если я захочу это послушать, выйду во двор и получу это бесплатно, а если поставлю бутылку, то услышу еще больше. Но это же — не искусство.
Поэтому мы несколько отодвинуты, как считают некоторые критики, от «современного» искусства и говорим: мы вас не трогаем и вы нас не трогайте. Мы сохраняем традиции. Наш зал был построен 200 лет назад, одновременно с Большим театром.
Ну, поставили в Большом несколько произведений, которые называют «современными». Хорошо еще, сделали это на малой сцене. Можете ли вы себе представить такие постановки на основной сцене? Сам зал, сама сцена принадлежат истории...
Ну давайте уничтожим вообще старые вещи например мебель. Вот кабинет, где мы с вами разговариваем, — здесь все XIX век. И чем это хуже новомодной мебели? Мы сидим за этим столом, пьем чай. Наш реставратор собрал этот гарнитур из разных предметов, разбросанных по театру. Я ему говорю: «Ну что, нам теперь ленточку повесить: сидеть нельзя?» А он отвечает: «Нет, мебель живет тогда, когда ею пользуются». С тех пор прошло 18 лет. Она живет.
— Но вы же делаете классику актуальной? Вот ставите сейчас «Ревизора».
- Актуальной? Классика не делается актуальной. Она понимается театром и должна пониматься зрителем. Я гарантирую, что будет реакция зрителей, когда Земляника скажет: «Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек, если выживет, то и так выживет». Это правильно поймут все. Потому что об этом сегодня только ленивый не говорит. И не надо тут кукиша в кармане держать и подмигивать: понимаете, на что мы намекаем? Да ни на что не намекаем.
Или вот Городничий говорит: «Тихо, тихо. Ну давайте все сделаем семейственно». Одно слово — и достаточно. Вы уже улыбнулись. Гоголь не знал, что будет в нашей сегодняшней жизни, он писал в XIX веке. Мы не будем передергивать: это было тогда и есть сегодня. Я так читаю классику и по-другому не умею, не могу. Потому что как человек, принадлежащий культуре и искусству, не имею права вмешиваться в текст.
Зритель приходит на спектакль, видит обстановку того времени. Конечно, мы не можем воссоздать ее досконально, пытаемся приблизиться к ней образно. Приходя щей к нам молодежи пытаемся помочь понять то, о чем говорит автор. И тогда происходит слияние авторского замысла и нашего современного театрального искусства. Если автор говорит одно, а на сцене стоит палка и два стула, то впечатление будет совершенно другим. А если костюм, парик... Ну, как без них играть Мольера?
Говорят: вот они строят декорации... А почему мы должны обходиться без них? В кино показывают мордобой очень натурально и говорят: это жизнь. А здесь что — не жизнь? Мы никогда не придем к общему знаменателю, потому что один думает так, другой воспитан по-другому.
— Ну хорошо. А в новом спектакле вашем будет какая-то концепция?
— Что значит «концепция»? Концепцию дал Гоголь. Он уже все написал и что-то переделывать, перетягивать не нужно. Мы берем текст Гоголя и добавляем то, что было из первых вариантов вычеркнуто цензурой. Когда начинали репетировать, артисты спрашивали: про что будем рассказывать? Я говорю: давайте почитаем пьесу. Начали читать — и через пять минут все стали смеяться.
Так же брали реплики из первого варианта чеховской «Чайки». Помните, Медведенко говорит Тригорину: «Вы напишите про нас, учителей, ведь нам очень тяжело, получаешь двадцать три рубля, и то не вовремя, и тебе уже все равно, круглая земля или квадратная». Вот эта реплика вызывает у зрителя реакцию. Но она была вымарана. Наверное, учителя в то время были в большем почете. И у Гоголя есть реплики, которые были вымараны, я не знаю, по каким обстоятельствам, то ли по литературным, то ли по редакторским. Но кое-что, нам показалось, можно оставить.
— У вас есть артистическая родословная? Вы учились у Пашенной, а она у кого?
Конечно, есть. Вера Николаевна Пашенная была ученицей первого русского педагога и режиссера Александра Павловича Ленского. Вот на стене висит его портрет. Ленский умер в 1906 году. У него не было прямого учителя. Воспитывался в провинции. Мать — итальянка, отец — вельможа. Александр Павлович был незаконный сын. Средств к существованию не имел, но учился в университете, потом стал актером. У нас есть и другие династии. Садовские, например. Сейчас, к сожалению, из них осталась только одна Татьяна Рыжова. Недавно ушел из жизни Пров Садовский. Этим династиям по 200 лет. А начинали они от Щепкина, от Островского.
— Когда у вас будет юбилей?
— 30 августа отметим 250 лет создания труппы. Она тогда называлась Императорской. Указом императрицы Елизаветы Петровны в 1756 году были созданы четыре императорских театра, которые получили государственные субсидии. Это Александрийский и Мариинский театры в Петербурге, Большой и Малый в Москве.
— У вас в театре здороваются с не знакомыми людьми. Почему?
— Да. Как в деревне. Это не случайно. У нас всякий, если видит незнакомого чело века, здоровается. Он же к нам в гости пришел. А может, кого-то ищет. А может, емунадо помочь. Это нормально.
Александр ТРУШИН
«Прямые инвестиции» №05 (49) 2006 г.
Подробнее
«ДУХ ВРЕМЕНИ ТРЕБУЕТ ВАЖНЫХ ПЕРЕМЕН И НА СЦЕНЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ»
«ДУХ ВРЕМЕНИ ТРЕБУЕТ ВАЖНЫХ ПЕРЕМЕН И НА СЦЕНЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ»
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России...
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России...
«ДУХ ВРЕМЕНИ ТРЕБУЕТ ВАЖНЫХ ПЕРЕМЕН И НА СЦЕНЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ»
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России. Рассматриваются далекие от творчества, но очень важные для выживания нынешних театров, для укрепления правовой базы театрального дела предложения по изменению гражданского, бюджетного и налогового законодательства. Обсуждение получается очень бурным.
На повестке дня: изменения в законопроекте об автономных учреждениях, в законе о благотворительности и Налоговом кодексе (чтобы уменьшить налоговое давление на меценатов), а также проблемы социальной защиты работников. Российскому театру в 2006 году исполняется 250 лет, а правовую базу все еще надо укреплять. Над сценой Новой оперы, где проходит форум, висит цитата из Пушкина: «Дух времени требует важных перемен и на сцене драматической».
Ну, на сцене уже случились такие перемены, что хоть святых выноси, и председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин понимает, что не только государство ответственно за театр, но и у театра есть обязательства перед обществом: «В год празднования 250-летия создания государственного театра в России мы вынуждены признать, что отечественный театр находится в трагическом состоянии. Что ждет театр завтра? Последние пять лет были для нас особенно тяжелыми и государство все больше усиливает экономическое давление на творчество, казначейская система, исполнение бюджета, тендеры, угроза бюджетозамещения, то есть когда у нас будут отнимать заработанные деньги. Душа все это нас в жестких объятиях. Все это связывает творчество, художественные откровения, как вы сами понимаете, не возникают в плановом порядке. Творческая жизнь театров угодила под колеса жестких финансовых правил, а это оказывается губительнее идеологической цензуры. Набрала силу порочная практика, когда законы, мешающие творчеству, проходят слету, а те, что призваны нам помочь, годами пылятся на полках. Мы постоянно напоминаем государству об ответственности перед театром, перед культурой, но нельзя забывать, что ответственность бывает взаимна. Какую духовную пищу мы предлагаем зрителю в ситуации абсолютной репертуарной свободы? Достаточно взглянуть на сводку репертуара драматических театров, чтобы сильно обеспокоиться состоянием театрального искусства. В течение нескольких лет репертуар страны определяют пьесы «Слишком женатый таксист» и «Номер 13». Понимаю, что люди хотят развлечений, понимаю, что так легче заполнить зал, но, как точно сказал Товстоногов, театр, в котором только весело, — балаган.
Что же в таком случае являет собой система государственных театров и чем она отличается от чисто коммерческой? Сегодня наш театр перестает быть нравственным учреждением. Опасность сегодняшнего дня в том, что, подгоняемые инстинктом выживания, некоторые театры практикуют политику, смысл которой можно определить так: заработать любым способом. Чувство стыда потеряно, да и власть, словно сама, подталкивает театр к тому, чтобы он стал местом исключительных увеселений и зрелищ. Если мы сами не призовем себя остановиться и оглянуться, театр можно оказаться в одном ряду с дискотеками, ночными клубами, варьете и мы действительно рискуем потерять право на государственную поддержку».
Помилуй Бог от таких художественных перемен, что уж говорить про экономические реформы. Напомню, что в 2004 году Союз предпринял титанические усилия, чтобы в законопроект о реструктуризации бюджетной сферы были внесены изменения, учитывающие специфику театров и вообще учреждений культуры. Собирались вместе, обсуждали, привлекали прессу, дошли до министров Грефа и Кудрина, казалось, что победили, что театрам будет самим предоставлена возможность решать, быть им автономной организацией или оставаться при государственных финансовых гарантиях, что наблюдательные советы не смогут диктовать художественным руководителям театров, как им жить дальше. Нынче выяснилось, что воз уехал недалеко и что государственных гарантий как не было, так и нет.
От имени комитета по культуре Государственной Думы выступала Елена Драпеко: «Вот мы чего добиваться должны. Не того, чтобы государство ушло, а того, чтобы оно обязано было патронировать нас, то есть сохранять нашу национальную культуру».
Мало законопроекта по реструктуризации, в недрах экономических министерств вызрел Закон №94 — «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд». Культура приравнена к сфере услуг, а произведения искусства - к товарам. Если театр просит больше 60 тысяч рублей на постановку, он должен объявить на нее конкурс, будто бы кто-то еще горит желанием поставить эту пьесу именно в вашем театре. Народный артист, руководитель Малого театра Юрий Соломин вопрошает: «Скажите, а кто это придумал эту реформу-то? Покажите этого человека. Он скрывается все время, этот человек. Кому она нужна? Недавно были представители от Грефа, от Кудрина. Понимаете, приходиться повторять эти фамилии. Ну, давайте, сократим Министерство культуры, давайте сократим Министерство здравоохранения, все равно толку мало. Давайте уже требовать с них, пусть они одни отвечают. В лицо мы уже выучили, они снятся даже нам часто очень, но давайте спросим их: «Родненькие, вы в театр-то ходите?» Нет. Так какого рожна вы нам все советуете? И не надо ничего изобретать, никаких реформ, я считаю, пока в театре не нужно. Одна реформа — не мешайте нам работать».
Сам Юрий Соломин только что поставил в Малом театре пьесу «Ревизор» и сыграл в ней роль Городничего. Там, если кто не помнит, Городничему тоже снится сон, как пришли две крысы, понюхали и опять ушли.
Марина Тимашева
Радио «Свобода», 16.05.06
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России. Рассматриваются далекие от творчества, но очень важные для выживания нынешних театров, для укрепления правовой базы театрального дела предложения по изменению гражданского, бюджетного и налогового законодательства. Обсуждение получается очень бурным.
На повестке дня: изменения в законопроекте об автономных учреждениях, в законе о благотворительности и Налоговом кодексе (чтобы уменьшить налоговое давление на меценатов), а также проблемы социальной защиты работников. Российскому театру в 2006 году исполняется 250 лет, а правовую базу все еще надо укреплять. Над сценой Новой оперы, где проходит форум, висит цитата из Пушкина: «Дух времени требует важных перемен и на сцене драматической».
Ну, на сцене уже случились такие перемены, что хоть святых выноси, и председатель Союза театральных деятелей Александр Калягин понимает, что не только государство ответственно за театр, но и у театра есть обязательства перед обществом: «В год празднования 250-летия создания государственного театра в России мы вынуждены признать, что отечественный театр находится в трагическом состоянии. Что ждет театр завтра? Последние пять лет были для нас особенно тяжелыми и государство все больше усиливает экономическое давление на творчество, казначейская система, исполнение бюджета, тендеры, угроза бюджетозамещения, то есть когда у нас будут отнимать заработанные деньги. Душа все это нас в жестких объятиях. Все это связывает творчество, художественные откровения, как вы сами понимаете, не возникают в плановом порядке. Творческая жизнь театров угодила под колеса жестких финансовых правил, а это оказывается губительнее идеологической цензуры. Набрала силу порочная практика, когда законы, мешающие творчеству, проходят слету, а те, что призваны нам помочь, годами пылятся на полках. Мы постоянно напоминаем государству об ответственности перед театром, перед культурой, но нельзя забывать, что ответственность бывает взаимна. Какую духовную пищу мы предлагаем зрителю в ситуации абсолютной репертуарной свободы? Достаточно взглянуть на сводку репертуара драматических театров, чтобы сильно обеспокоиться состоянием театрального искусства. В течение нескольких лет репертуар страны определяют пьесы «Слишком женатый таксист» и «Номер 13». Понимаю, что люди хотят развлечений, понимаю, что так легче заполнить зал, но, как точно сказал Товстоногов, театр, в котором только весело, — балаган.
Что же в таком случае являет собой система государственных театров и чем она отличается от чисто коммерческой? Сегодня наш театр перестает быть нравственным учреждением. Опасность сегодняшнего дня в том, что, подгоняемые инстинктом выживания, некоторые театры практикуют политику, смысл которой можно определить так: заработать любым способом. Чувство стыда потеряно, да и власть, словно сама, подталкивает театр к тому, чтобы он стал местом исключительных увеселений и зрелищ. Если мы сами не призовем себя остановиться и оглянуться, театр можно оказаться в одном ряду с дискотеками, ночными клубами, варьете и мы действительно рискуем потерять право на государственную поддержку».
Помилуй Бог от таких художественных перемен, что уж говорить про экономические реформы. Напомню, что в 2004 году Союз предпринял титанические усилия, чтобы в законопроект о реструктуризации бюджетной сферы были внесены изменения, учитывающие специфику театров и вообще учреждений культуры. Собирались вместе, обсуждали, привлекали прессу, дошли до министров Грефа и Кудрина, казалось, что победили, что театрам будет самим предоставлена возможность решать, быть им автономной организацией или оставаться при государственных финансовых гарантиях, что наблюдательные советы не смогут диктовать художественным руководителям театров, как им жить дальше. Нынче выяснилось, что воз уехал недалеко и что государственных гарантий как не было, так и нет.
От имени комитета по культуре Государственной Думы выступала Елена Драпеко: «Вот мы чего добиваться должны. Не того, чтобы государство ушло, а того, чтобы оно обязано было патронировать нас, то есть сохранять нашу национальную культуру».
Мало законопроекта по реструктуризации, в недрах экономических министерств вызрел Закон №94 — «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд». Культура приравнена к сфере услуг, а произведения искусства - к товарам. Если театр просит больше 60 тысяч рублей на постановку, он должен объявить на нее конкурс, будто бы кто-то еще горит желанием поставить эту пьесу именно в вашем театре. Народный артист, руководитель Малого театра Юрий Соломин вопрошает: «Скажите, а кто это придумал эту реформу-то? Покажите этого человека. Он скрывается все время, этот человек. Кому она нужна? Недавно были представители от Грефа, от Кудрина. Понимаете, приходиться повторять эти фамилии. Ну, давайте, сократим Министерство культуры, давайте сократим Министерство здравоохранения, все равно толку мало. Давайте уже требовать с них, пусть они одни отвечают. В лицо мы уже выучили, они снятся даже нам часто очень, но давайте спросим их: «Родненькие, вы в театр-то ходите?» Нет. Так какого рожна вы нам все советуете? И не надо ничего изобретать, никаких реформ, я считаю, пока в театре не нужно. Одна реформа — не мешайте нам работать».
Сам Юрий Соломин только что поставил в Малом театре пьесу «Ревизор» и сыграл в ней роль Городничего. Там, если кто не помнит, Городничему тоже снится сон, как пришли две крысы, понюхали и опять ушли.
Марина Тимашева
Радио «Свобода», 16.05.06
18.07.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ»
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
В прошлом году народному артисту СССР, лауреату многочисленных премий Юрию Мефодиевичу Соломину исполнилось 70! Но он по-прежнему в боевой форме и полон творческих замыслов...
05.07.2006
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
ВСЕ ЭТО ОН – ЮРИЙ СОЛОМИН
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
Некоторые люди будто рождены для удачи, которая руководит и помогает им во всех делах. Юрий Соломин — артист счастливой судьбы...
30.06.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
ЮРИЙ СОЛОМИН, НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР: «ОТ ТАКОЙ РЕФОРМЫ ДОБРА НЕ ЖДАТЬ»
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
Словно черные тучи, несущие штормовое предупреждение, сгущаются в последнее время угрозы предстоящей театральной реформы. И все больше в связи с этим тревог...
28.06.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ, КРЕСТИТЬСЯ БУДЕТ ПОЗДНО»
Тревогой за судьбу русского театра и в то же самое время любовью к нему был пронизан монолог знаменитого актера и режиссера, лишь изредка перемежавшийся моими вопросами, посвященный прежде всего готовящейся театральной реформе...
19.06.2006
ЭЛИНА БЫСТРИЦКАЯ ПОЗДРАВЛЯЕТ ЮРИЯ СОЛОМИНА
18 июня исполняется 71 год художественному руководителю Государственного академического малого театра народному артисту СССР Юрию Соломину...
18.06.2006
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
ПОЗДРАВЛЯЕМ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
18 июня – день рождения художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. Поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, терпения в его нелегком деле и, конечно, новых ролей на сцене родного театра!
18 июня – день рождения художественного руководителя Малого театра, народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. Поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, терпения в его нелегком деле и, конечно, новых ролей на сцене родного театра!
02.06.2006
«ИСКУССТВОМ ТОЖЕ МОЖНО ТРАВИТЬ ЛЮДЕЙ»
В свой 250-летний юбилей один из самых крупных драматических коллективов страны впервые оказался втянутым в неприятную историю. Об этом инциденте, а также о жизни труппы в канун готовящихся реформ мы поговорили с художественным руководителем Малого театра Юрием СОЛОМИНЫМ...
01.06.2006
«Листая старые подшивки» ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
«Листая старые подшивки»
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице...
ЧАЙКА НАШЕЙ ЮНОСТИ
Исполнилось 110 лет со дня рождения великой русской актрисы Веры Николаевны Пашенной. Среди ее учеников – художественный руководитель Малого театра, народный артист СССР Юрий СОЛОМИН. Он делится с читателями «Российских вестей» воспоминаниями о своей учительнице...
25.05.2006
ЮРИЙ СОЛОМИН: «ИХ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ДОСТОЙНЫ НАГРАДЫ»
ЮРИЙ СОЛОМИН: «ИХ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ДОСТОЙНЫ НАГРАДЫ»
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах...
Одной из задач Торгово-промышленной палаты России является привлечение бизнес-сообщества к участию в благотворительных программах...
19.05.2006
«МЫ С БРАТОМ – АКТЕРЫ ОДНОЙ ВЕРЫ»
О своих учителях, родителях и брате Виталии рассказывает любимец нескольких поколений, народный артист СССР, руководитель старейшего в стране Малого театра и просто «адъютант его превосходительства» Юрий Соломин...
18.05.2006
ПРЕМЬЕРА МИНИСТРОВ
ПРЕМЬЕРА МИНИСТРОВ
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра...
Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра...
16.05.2006
КЛАССИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
В Государственном академическом Малом театре ставят только классические пьесы. И только в классической форме — с занавесом, декорациями, костюмами и гримом актеров. Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин считает, что театральные традиции — это наше национальное достояние.
16.05.2006
«ДУХ ВРЕМЕНИ ТРЕБУЕТ ВАЖНЫХ ПЕРЕМЕН И НА СЦЕНЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ»
«ДУХ ВРЕМЕНИ ТРЕБУЕТ ВАЖНЫХ ПЕРЕМЕН И НА СЦЕНЕ ДРАМАТИЧЕСКОЙ»
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России...
15 мая в Москве начал свою работу Форум Союза театральных деятелей. Представители Союза приехали изо всех регионов России...
Художественный руководитель Малого театра — народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин
Главная
Новости
Изменения в афише
Премьеры
Гастроли
Репертуар
Отзывы
Фестиваль "Островский в доме Островского"
Малый ТВ
Газета "Малый театр"
Открытая информация
Виртуальная экскурсия
Партнёры
О театре
Попечительский совет
Руководство театра
Актёры
Режиссеры
Художники
Оркестр
Репертуарный отдел
Режиссёрский отдел
Пресс-служба
Музейно-информационный центр
Художественно-постановочная часть
Мемориальная квартира А.И. Сумбатова-Южина
Щепкинское училище
История
Здание Малого театра
Репертуар с 1824 г.
Театральное училище
Спектакли
Труппа театра с 1824 года
Труппа театра с 1917 года
Актеры
Режиссеры
Художники
Звуковой архив
1941-1945
Щелыково
Библиотека Малого театра
Правила вежливости и этикета
Публикации
Памятник А.Н. Островскому
Партнеры
Информационная поддержка
Как добраться?© 2024 Пресс-служба:
press@maly.ru
Заказ билетов (web-касса) (495) 624-40-46
Оценка качества услуг учреждений культуры
Адрес театра:
Москва, Театральный проезд д. 1
телефон: (495)624-42-01
Мы в соцсетях:
Партнёры:
Информационная поддержа
